На тверди небесной

      — Тебе тяжело, Кей… я дурак. Давай отдохнем, конечно.
      Эльгеро сел рядом со мной.
      — Руку свою покажи. Это все? В смысле, они с тобой больше ничего не сделали?
      — Нет. Ну несколько синяков, - я слегка опасливо протянула ему руку, все предплечье раздулось уже, не говоря о пальцах. Возможно, все-таки придется потом ампутировать. Но об этом я подумала даже спокойно. По сравнению с пережитым ампутация руки уже не казалась чем-то страшным.
      — Да, выглядит хреново, - Эльгеро достал свой индивидуальный пакет, разорвал, бросил обертку на песок, - знаешь что, давай хоть промоем это дело.
      Он помог мне снять куртку. Закатать штаны. Мы вошли в воду по колено. Я была теперь по пояс голой, но честно говоря, мне на это было плевать, да и Эльгеро вряд ли особенно это замечал. Не до того. Я осторожно, шипя от боли, прополоскала раненую руку - вода была такой чистой, что казалось, исцеляла одним прикосновением.
      — Слушай, я вымоюсь немного, а?
      — А давай искупаемся вообще, - согласился Эльгеро. Наверное, мы совсем потеряли рассудок. Здесь было так легко, так сладко дышать, так спокойно - казалось, опасности больше не существует. Да ведь дорши и правда, как и в прошлый раз, вряд ли смогли отследить наш переход. Совершенно новые ворота, сюда без меня и не попасть никому, и координаты так легко не взять.
      Мы вернулись на берег. Разделись. Совсем разделись, оба. Какая теперь, по сути, разница? - подумала я. После того, как сработал ключ между нами. Неопровержимое свидетельство того, что мы - ближе, чем брат и сестра. Что мы - родные. Мы вошли в воду, и зажмурившись, я с наслаждением опустилась в чистую прохладу, смывая грязь и пот.
      Голова закружилась, и потемнело в глазах. Я начала падать. Но руки Эльгеро подхватили меня. И мы оказались в воде совсем рядом - кожа коснулась кожи. Эльгеро осторожно держал мою раненую руку на весу. А другой рукой обнимал меня. Он окунулся с головой, и вода стекала с его волос, по лицу, и мокрое лицо наклонилось ко мне - губы к губам.
      — Пойдем, - сказал он, когда кончилась странная и невозможная вечность, - пойдем, Кей, надо рану-то затянуть.
      Мы выбрались на песок. Эльгеро перевязал мне наконец руку. Истратил оба пакета и затянул даже локтевой сустав, отчего боль стала гораздо меньше. Потом он уложил меня на мягкий, почти горячий песочек в тени и набросил сверху обе куртки, накрыв от шеи до ног. Сам он в куртке не нуждался, натянул только тельник - здесь слишком тепло.
      — Полежи, Кей, - сказал он, - ты устала. Полежи.
      И отошел куда-то. А потом вернулся. И принес каких-то крупных ягод, похожих на чернику, только побольше. Как садовая черника.
      — Я попробовал. Там какая-то зверюшка ими питалась, вроде белки. Кей, сколько здесь зверья! Здесь же точно людей никогда не было. Даже в Килне столько зверья нет.
      Он кормил меня с ладони черными кисловатыми ягодами.
      — Вкусные, правда?
      Потом лег рядом со мной. И сказал.
      — Кей, а посмотри, где солнце! Сейчас где-то полдень, а оно далеко не в зените. Это значит, что мы далеко от экватора. Мы в средних широтах где-то. Соображаешь?
      — Значит, в этом мире климат - вроде земного?
      — Да, может, чуть потеплее. Как в Лайсе.
      Он обнял меня, нагнулся надо мной - я и пошевелиться не могла больше. И стал снова целовать.
      — Кей, - прошептал он, оторвавшись от моих губ, - ты знаешь, я же просто дурак. Я же думал все эти годы… зачем я тебе сдался. Ты такая молодая. Красивая, талантливая. Что я тебе, козел старый? А ведь я же… я же еще с тех пор, как наблюдал за тобой на Земле. Когда ты росла. Когда стала в девушку превращаться. Я же тогда еще с ума начал сходить. И потом так долго… так долго боялся.
      — Ты боялся, Эль? - спросила я, - это же невозможно. Ты же ничего не боишься.
      — Я просто дурак был.
      — А я тебя знаешь когда полюбила? Когда была в Атрайде, - сообщила я, Эль вздрогнул, - нет, ничего страшного. Я же рассказывала, со мной там ничего особенно страшного и не делали. Я просто там поняла… А потом, все годы… Ну кто я, а кто ты? Я бы даже подойти не решилась, не то, что сказать. Смешно. Это все равно, думала я, что девочки в актеров влюбляются. Так и я в тебя. Тоже дура, наверное.
      — Почему же мы себя так плохо понимаем? - спросил Эльгеро, - ведь так и прожили бы. Так бы всю жизнь и промучились. А тут… Наши шум подняли. Знаешь, как тебя искали везде. Ведь они же за тобой охотились, понимаешь? Этот твой… партнер - он же тебя сдал, ты поняла?
      — Да.
      — Они тебя искали. На Город твой уже несколько атак было. Весь боевой отдел почти там. Но главное для них - убить тебя. Город ты восстановишь, если что. А вот твой талант - его не восстановить. Ты понимаешь, что сделала? Понимаешь, что на всей Триме дорши твоего Города боятся, как огня? Ты же всю нашу стратегию… - он махнул рукой.
      — Ну не я одна, Эль. И другие делали что-то подобное.
      — Может быть. Во всяком случае, устроили они эту облаву сейчас на тебя. Столько средств вложили. И мы бы тебя прикрыли, но ведь не найти было. Ты же металась, следы путала. Мне сообщили тоже. И я решил попробовать - с ключом. И получилось, понимаешь, что это значит?
      — Да, Эль. Это значит, что мы - одна плоть.
      — Я сразу знал, что получится, - сказал он, - я ведь уже много лет… много лет только о тебе и думаю.
      — Вот совпадение, и я о тебе тоже. Много лет.
      — Кей, слушай… это… - он вдруг замялся, что для него было необычно. Я замерла. Эльгеро выговорил решительно, - я беру тебя в жены.
      Он замолчал, а меня будто морозом прожгло от макушки до пяток, отдавшись болью в раненой руке. Пауза длилась слишком долго, до меня слишком долго доходило, наверное, что происходит, и что я должна сделать, могу представить, что чувствовал в этот момент Эльгеро, наверное. Но он же всегда был смелым. Он никогда ничего не боялся. Наконец я выдохнула и сказала.
      — Эльгеро, я… беру тебя в мужья.
      — Слава Богу, - сказал он и потянулся к моим губам. На том посчитав обряд законченным. Не прекращая целовать, он сбросил с меня куртку. Кожа снова коснулась кожи, и время для нас замерло. Песок был мягким, и тихо плескался озерный прибой, и разве что местные чайки удивленно таращились на нас с небес, когда мы срастались корнями, вливаясь друг в друга, превращаясь в единую плоть, соединяя разорванное и так долго жившее в одиночестве и неполноте.
      Эльгеро осторожно помог мне натянуть штаны. Снова набросил куртку сверху. И сел рядом.
      — Ты поспи немного, Кей. Поспи, а потом уже будем выбираться.
      Он помолчал.
      — Кажется, я знаю, как будет называться этот мир.
      — Как?
      — Ты разве еще не поняла? Здесь же никого нет. А даже если и есть где-то - это все лучше, чем Лайс. Здесь точно нет развитой технологической цивилизации. Кейта, этот мир будет называться - Дейтрос.
 
      Рука была надежно закована в гипсовый корсет и висела на подвязке. Руку мне спасли. Оперировал дейтрийский врач еще на Триме, в нашем тайном госпитале в Кельне. Но дальше находиться на Триме мне пока опасно. На меня все еще охотятся. Эльгеро прав - всколыхнулась куча дерьма. Можно уже гордиться собой. За творение моей фантазии я пока еще не получила знаков отличия, хотя обещают вскоре повысить меня в звании до шехины. Зато по шее за свой Город я уже получила неоднократно и стала объектом охоты дарайского отдела контрстратегии.
      Но Город стоит - его охраняют, и те в России, кому этот Город близок, уже видят его и грезят о нем, и пишут о нем. Я верю, они талантливее, чем я, и у них все получится здорово.
      В зоне Шиван пахло весной. И особенно весной пахло в этой маленькой обители дейтрийской конгрегации Блаженного Созерцания или Ордена святого Ильвета. Ордена, основанного почти тысячу лет назад, очень старого - именно сюда так стремился попасть мой товарищ по квенсену Аллин.
      Я его видела всего один раз с тех пор, ведь и в Лайсе бываю редко, и если бываю - то в основном у отца. А здесь не была ни разу. Внутри этот монастырь выглядел жутковато. Больше всего похоже на тюрьму. Мне даже стало не по себе, когда я увидела двойной ряд черных частых решеток, железную дверь, холодный казенный коридор. Как-то это все с Аллином не вязалось. Он такой всегда был солнечный, легкий. Мама моя… куда же это он попал? Я напряглась - казалось, вот-вот выскочат из дверей за решетками дорши в серой или камуфляжной форме, даже пальцы потянулись к шлингу. Я обычно не ношу форму, когда в увольнении. Это квиссаны любят щеголять. У меня же форма давно никакого энтузиазма не вызывает, даже учитывая, что на ней уже нацеплено два Знака Отличия и нашивки шехины. Когда я свободна, предпочитаю носить что-нибудь легкое, и даже не штаны, а платье или юбку какую-нибудь. Но сейчас, в монастырь я надела свою парадку - честно говоря, опасалась, что Аллина не отпустят со мной общаться. Они же ильветинцы строгого устава, я толком не знаю, что это означает. Но пусть видят, что я не какая-нибудь там легкомысленная девица, а гэйн-офицер.
      Решетка вдруг лязгнула. Дверь отворилась, и из нее вывалился невысокий хрупкий золотоволосый монашек.
      — Аллин! - завопила я, с трудом удержав порыв кинуться ему на шею. Он тоже, видно, сдержался и протянул мне руку. Лицо его так и лучилось, сияло, как солнышко. Он был еще светлее, еще радостнее, чем запомнился мне в квенсене. Как будто свет изнутри бьет. Огромные серые глаза так и впились в меня, словно вбирая целиком.
      — Кей! Господи, как же я по тебе соскучился! Ну пойдем! Пошли в сад, во внешнем, там можно погулять.
      И вот мы оказались в саду. Теперь он шел рядом со мной смешной, слегка подпрыгивающей походкой - на протезе, скрытом под одеждой - длинный белый ильветинский хабит, черный скапулир, как это принято у монахов-ильветинцев строгого устава, волосы подстрижены в кружок, а вот тонзуру в Дейтросе не выбривают. Волосы цвета спелого меда, и тонкие руки смешно торчат из рукавов хабита.
      — А что у тебя с рукой?
      "Ерунда, бандитская пуля", - хотела я ляпнуть, но не нашла, к счастью подходящего дейтрийского соответствия.
      — Да что, как обычно. Хорошо у вас тут, - сказала я. Это невозможно было не сказать - у них и правда очень хорошо. Как в раю. Может, конечно, по контрасту, после всего недавно пережитого, так кажется. Но вообще-то думаю, если есть райский сад, то он примерно так и должен выглядеть. Только хорошо бы, конечно, листья еще были зеленые. Здесь они, как везде в Лайсе, желтые. Светло-желтые, распускающиеся, и желтеет под ногами молодая травка, и запахи, запахи - смолистых почек, и волнами - цветущих лайских яблонь и запах свежего хлеба из пекарни. И звуки. Птичий хор, такой слаженный и звонкий, словно специально репетировали с ним, и тонкое жужжание проснувшихся пчел. Легкий шелест уже распустившейся листвы. Клейкие, нежные листочки, тонкие до смешного. Неужели здесь можно жить всегда? Ходить в церковь восемь раз в день, читать старинные, в кожаных плотных обложках, молитвенники. Сидеть над книгами в библиотеке. Работать в саду. Кажется, мной опять овладевает грех зависти. Так нельзя. Это моя проблема - чужая жизнь всегда кажется привлекательнее своей.
      — Тут Лекки недавно приезжала. Четвертого крестить, - пояснил Аллин. Я ахнула.
      — Как? Она уже родила? Я даже не знала!
      — Да, родила четвертого. Парня, - подтвердил Аллин. Я усмехнулась. Лекки как выскочила замуж после окончания квенсена, так и не вылезала из беременностей. Мужа ее я знала плохо, знала только, что он медар - врач какой-то.
      — Она воевать-то собирается вообще?
      — Да пусть рожает, дело хорошее, - сказал Аллин рассеянно, - и потом, а ты разве теперь не собираешься?
      — Конечно, собираюсь. Слушай, Аллин, - сказала я, - а можно сделать так, чтобы прямо ты нас и обвенчал?
      — Конечно, можно! - Аллин даже слегка подпрыгнул, - это же так здорово! Ой, правда, Кей, я так рад!
      — А уж я-то как рада… Когда сделаем?
      — Да когда угодно! К переезду мы, видно, еще не скоро начнем готовиться… Знаешь, а мне жаль, если честно, уезжать отсюда. То есть я очень рад, что новый мир. Что у нас теперь свой мир есть. Я же дейтрин все-таки, мы все об этом с детства мечтаем. Но я тут уже так привык. Тут ведь классно, правда? Давай посидим немножко? Мне тут очень нравится. Я часто тут сижу.
      Я подумала, что должно быть, Аллину тяжело так много ходить с его протезом. Он не говорит ничего, но кто его знает. А на лавочке этой и правда так хорошо - она вся осыпана голубоватыми лепестками местной вишни. И рядом пышный куст готовится взорваться весенней желтизной, уже разворачивая почки.
      — А что, вы уже собираетесь? - спросила я, - быстро же! Я думала, пока еще экспедиции…
      — Да, конечно, пока еще ничего не понятно. Но все равно же все об этом говорят!
      Я улыбнулась с некоторым самодовольством. Нет, я понимаю, что мне просто повезло. Это везение - случайно открыть новый мир. Десятилетиями его ищут экспедиции. И все не подходит. Все не то. А тут - практически идеально. Сейчас в Новом Дейтросе уже работают несколько крупных отрядов, никакой цивилизации, даже в зачатке, там не обнаружено. Абсолютно девственная, нетронутая планета, будто специально приготовленная для нас Господом.
      Там уже строить начали. И скоро действительно начнется переселение. Если повезет, то может, наш ребенок… если у нас будет ребенок. Если получится забеременеть - может, он уже родится в Новом Дейтросе.
      — А круто ты, - Аллин с уважением посмотрел на мою форму. Прикоснулся к новенькой нашивке, - карьера, однако!
      — Да мне эта карьера, знаешь, - я махнула рукой, - пропади она пропадом. Так побегать пришлось, что знаешь, как-то это все уже и не радует… одно хорошо, что мы вот с Эльгеро теперь. Я ж даже и не верила. И представить не могла!
      — У тебя же напарницу убили, да?
      — Да. А второй партнер… он нас сдал.
      — Вот как, - Аллин помрачнел слегка.
      — Да, и вот так оно бывает.
      — А что с Эльгеро - это классно, конечно! Я так за вас рад!
      — У вас тут мрачно, - сказала я, - здесь, в саду, хорошо. А там такие решетки!
      — Так затворный же у нас монастырь вообще-то, - Аллин пожал плечами, - ну сейчас попроще, раньше меня бы вообще не выпустили и в сад. Так бы через решетку и разговаривали. Но это неважно, ты знаешь, тут здорово… Это такое счастье! Я перевожу сейчас. У меня послушание такое. Перевожу с триманских языков - с английского, латыни.
      — Круто, я не знаю латыни.
      — Да ну, что там уж такого крутого? Так вот, сейчас я всяких доминиканцев перевожу. Знаешь на Триме орден святого Доминика? А, что я спрашиваю, конечно, знаешь.
      — Ну слышала, конечно.
      — Знаешь, поразительные есть вещи. Я сейчас перевожу Мейстера Экхарта. Это на Триме 14й век. Это такая мистика интересная! Вот например, сейчас только переводил, попробую вспомнить… "Мейстер Экхарт говорит: кто вожделеет высокого, тот высок. Кто вожделеет видеть Бога, тот должен быть человеком высокого вожделения. Я говорю, что Бог может все, лишь в этом не может Он отказать человеку великого смирения и великого вожделения, и если человек не находит Бога, ему недостает или смирения, или вожделения".
      Аллин выпалил цитату и сияющими глазами посмотрел на меня. Я кивнула.
      — А я еще помню, как ты переводил Льюля. Даже сейчас… - сощурившись, я стала вспоминать, - "Встретились Любящий и Возлюбленный его, и сказал Любящий: "Ты можешь молчать, подскажи мне лишь взглядом, и сердцу моему будет ясно, что я должен для тебя делать".
      — Да-да, точно! - блаженно улыбаясь, подхватил Аллин.
      — "Задумался Любящий о смерти и затрепетал, пока не вспомнил о граде своего Возлюбленного, воротами которого и входом в который служат смерть и любовь".
      Я вдруг вспомнила свой Город. Когда-то мне теперь придется его увидеть? Снова строить его - ведь он еще не совсем готов. Там еще много чего можно делать.
      Я заговорила о Городе. Мне захотелось рассказать о проблемах, связанных с ним - что дарайская контрстратегия собирается использовать его для пропаганды идей Нью Эйдж. А ведь это не так. И закладывалось в Город совершенно другое.
      — Это же для России Город, не для Европы? - спросил Аллин.
      — В основном да. Конечно, в принципе, его кто угодно может ловить. Но, видно, в основном для России. Ведь я сама оттуда. Мне это все близко. Я понимаю, для тебя фантом-стратегия - это темный лес.
      — Да уж, примерно так.
      — В общем, - начала я объяснять, увлекшись, - это все связано с информационной войной. Отдел информационной стратегии. Мы создаем в Медиане фантомы, которые воспринимаются на Земле людьми с чувствительным облачком. И они на основе наших фантомов создают свои произведения… неважно, романы там, песни, картины. А это все уже влияет на общий информационный фон. Меняет людей. Меняет их представления о мире. Так вот, мой Город хотят использовать дорши для пропаганды идей Нью Эйдж. Это значит - оккультизм, Новая Эра, понимаешь? Эра оккультизма. Они сейчас на Земле это разворачивают. Это значит - уничтожить все прежние религии и создать новую, вроде синтетической…
      — Ничего себе, - ввернул Аллин.
      — Вот-вот. В России тоже сейчас довольно большой интерес к Нью Эйдж…
      Я рассказала про огромные тиражи оккультной литературы, и о том, что противодействие ей со стороны церкви не всегда удается. И о том, как в целях Нью Эйдж используют вполне хорошие дейтрийские образы - будь то, например, Средиземье, созданное еще в начале двадцатого века, которое так гениально описал великий Толкиен, будь то недавно созданный образ мальчика-волшебника, и даже вот мой Город теперь собираются использовать в тех же целях. Аллин, по-моему, слегка заскучал.
      — Впрочем, прости, - закруглилась я, - это все детали, тебе, наверное, неинтересно.
      — Нет, почему же. Хотя я, честно говоря, правда ничего не понимаю во всем этом. Ничего не соображаю! - улыбнулся Аллин.
      — Ну видишь, это тоже важно… это ведь наша война. Это то, ради чего мы там, на Триме, воюем. И в конце концов, это тоже служит спасению Земли.
      Аллин вздохнул.
      — Кей, я не занимаюсь спасением Земли, человечества или вообще кого-то. Мне бы свою душу спасти, и то бы хорошо.
      — Это правильно, - сказала я, - только ведь кто-то должен и воевать. Понимаешь - кто-то должен и это делать. Разве не так?
      — Да, наверное, - согласился Аллин. Я протянула руку и поймала летящий голубой лепесток - как рано цветет эта вишня.
      — Если хочешь, - сказал ильветинец, - можешь на Вечерне побыть. У нас там отделено для гостей место.
      — Конечно, хочу! Пойдем, наверное, тебе пора уже?
      Весна таяла вокруг нас, звенела, кружилась. Воздух можно было черпать и пить большими кружками, пьянея от запаха. Бездонно-синее небо просвечивало сквозь ветви, готовые вот-вот вспыхнуть костром листьев или белым цветом. И вот так мы шли с Аллином сквозь этот цвет и свет, и тогда, кажется, я поверила, что войны больше не будет. Я знала, что это иллюзия, что так не бывает. Но просто хотелось верить - теперь отныне и навсегда будет этот покой. Будет тишина, и в тишине легкое жужжание пчел и шелест листвы. А впереди зазвенели колокола, возвещая вечерню, и Аллин улыбнулся почему-то, взглянув на меня, и в этот миг я окончательно поняла и поверила, что смерти нет.
 
      — Ты будешь с ним говорить один на один, - сказал Эльгеро. Я взглянула на него.
      — А ты?
      — А я здесь при чем? Я вообще-то в отпуске, знаешь ли.
      — Стаффин прав, - кивнул зеннор Мин иль Варрен, следователь Верса, который раскручивал дело Инзы, - это ваше дело, Кейта. Мы сейчас выйдем. Предупреждаю вас, разговор будет писаться.
      — Понимаю.
      Эльгеро сжал мое плечо и вышел вслед за Мином. Я прочитала "Отче наш", меня колотило отчего-то. Через минуту дверь открылась. Вошел Инза иль Кан, бывший гэйн, мой бывший товарищ и подчиненный. Руки скованы (и видимо, облачко удалено) - обычные меры предосторожности. Мне не хотелось говорить с ним, не хотелось даже смотреть на него. Но что поделаешь? Я должна. Не представляю, как он будет смотреть мне в глаза. Ведь стыдно же…
      Инза сел на стул напротив меня. Охранник у стены - здоровенный парень из гэйн-шелони, вспомогательных войск, не участвующих в боях в Медиане, чуть пошевелился. Совсем в одиночестве они все-таки не рискнули нас оставить. Он в наручниках, так ведь и у меня рука в гипсе.
      Я все-таки заставила себя поднять голову и посмотреть Инзе в лицо. Он был бледен, кожа - как папиросная бумага. Изменился. Но как - трудно понять. Глаза кажутся больше, чем обычно. Обметаны темным. Ясно, допросы в Версе - тоже не сахар.
      Лицо предателя. Чужого. Я не могу в это поверить. Мы слишком долго были вместе. Мы сражались рядом. Защищали мой Город. Он помогал этот Город строить. Мы столько вместе пережили. Он никогда не будет для меня чужим - что бы ни сделал.
      Я не совсем дейтра все-таки. Наверное, для настоящей дейтры Инза был бы никем. Не человеком. Предателем.
      Господи, о чем я? Ведь он убил Ашен. Убил! И это из-за него мне столько пришлось пережить. И могло быть все еще хуже, это чудо, что я осталась жива.
      И все равно - это Инза…
      — Ну что? - спросил он, - как жизнь?
      — Ничего жизнь, - сказала я, - а ты как?
      Инза криво усмехнулся.
      — Да тоже ничего так.
      Я взяла со стола карандаш. Так хотелось что-нибудь вертеть в пальцах. Сказать про Ашен я не решалась - это все равно, что сразу пойти на конфликт. А мне хотелось просто поговорить.
      — А что в глаза не смотришь? - спросил Инза вдруг, - стыдно?
      Я вздрогнула. Что за бред?
      — Почему?
      Инза стремительно овладевал ситуацией.
      — Все-таки мы жили рядом, воевали. А теперь вот… - он кивнул на свои скованные руки. Краска бросилась мне в лицо. Он что, считает, что невинно пострадал? Невинная жертва Верса?
      — Инза, зачем ты это сделал? - задала я наконец вопрос, который, собственно, и собиралась задать.
      — Что именно? - спросил он, откидываясь на спинку стула.
      — Сдал нас доршам. Ашен…
      Инза усмехнулся.
      — И ты это ставишь мне в вину? Ты?
      Я пожала плечами.
      — А что? Разве тебя заставили? Ты это сделал не добровольно?
      — Ты не понимаешь, - грустно сказал Инза, - ты просто ничего не понимаешь. Одно могу сказать - я не хотел, чтобы кто-то из вас погиб. Не хотел, понимаешь? Я предполагал такую возможность, но надеялся сделать все, чтобы это предотвратить.
      Удивительно - но в эту минуту я поверила ему. Забыла на миг и то, как он набросил на меня шлинг. И даже его злобные пинки по ребрам забыла. Это позже я вспомнила и сообразила, что он просто спектакль передо мной играл в Версе. А в тот момент все было неважно - и моя боль, и мой ужас, и убитая Ашен. Все забылось, потому что передо мной было честное, бледное лицо с блестящими зелеными глазами, и не могли же эти глаза лгать!
      — Но зачем? - спросила я, - я хочу понять, правда.
      — Ты не поймешь, - сказал Инза, - ты дейтра.
      — Я ведь не совсем дейтра, ты знаешь. Ты попробуй объяснить, может быть, я…
      Инза грустно усмехнулся.
      — Кей, это разве жизнь? Ты подумай сама. Как и чем вы живете? Чего ради? Вся ваша жизнь - война. Ты была в Дарайе, ты жила в Европе, ты же видела, как живут нормальные люди. Нормальные, понимаешь? Зачем вам все это? Ведь это же вы не даете всем жить по-человечески…
      — Это дорши не дают.
      — Да они никогда не тронули бы ни вас, ни Землю - зачем им это надо? Если бы вы не распространяли эту идиотскую идеологию. Ну заглохла бы она на Земле. Маленькая религиозная секта, кому она была бы интересна?
      — Но она на Земле не заглохла, наоборот…
      — Так вот, надо было, чтобы заглохла. Небольшое вмешательство - этого бы хватило. И никогда не возник бы этот кошмар, который вы называете Дейтросом. Был бы нормальный человеческий мир. Без всяких сверхидей. Вы же рабы, Кейта. Ты понимаешь, что это рабство - то, как вы живете?
      — Не знаю. Ты считаешь, что вырос в рабстве?
      — Конечно. Когда я был свободен? В 12 лет, когда меня швырнули в квенсен и сунули автомат в руки? Заставили создавать оружие? У меня что, было право выбора?
      — Ты же мог попросить… подать на переквалификацию… есть же пути, Инза. Если человек уж совсем не хочет быть гэйном, пути есть.
      Я замолчала, вспомнив Аллина. Да, но Инзу отпустили бы. Аллин просто был слишком уж талантлив. А насильно держать в гэйнах все-таки сложно. Просто Инза и не хотел уходить - быть гэйном - это очень престижно, круто в Дейтросе. Девчонки любят, родственники и соседи уважают.
      — Пути, - с горечью сказал Инза, - вы даже не понимаете, как несвободны. Вы привыкли служить. Нас же воспитывают как рабов.
      — Но меня так не воспитывали. Я не знаю. Я росла на Земле, ты знаешь.
      — Неважно. Нас контролируют каждую минуту. У нас нет собственной воли, мы никто. Ты только винтик, а государство - это все. Тебя не существует, существует только Дейтрос. Кейта, так же нельзя! И вы еще говорите о божественном достоинстве человека! Ты сама-то не понимаешь, что у вас одно противоречит другому! Вы считаете, что Бог сделал вас свободными и делаете все возможное, чтобы стать рабами!
      — А что такое свобода, Инза?
      Меня стала разбирать злость. Что такое свобода - предать доверившихся тебе людей? Это свобода?
      — Ты считаешь, что дорши - свободны?
      — Дарайцы - нормальные люди, по крайней мере, - заявил Инза. Я посмотрела на него в упор.
      — А в чем свобода? В том, чтобы выбрать между свинством и человеческой жизнью? Так человек грешен, Инза, он чаще выберет свинство. В чем свобода дарайца? Какова цель его жизни? День и ночь зарабатывать деньги, еще деньги, больше денег и покупать, покупать все подряд? Жить, чтобы только лишь потреблять? Это ты называешь человеческой жизнью?
      — Ну а как насчет науки, творчества? Или ты скажешь… - Инза умолк.
      — Да, с творчеством у них напряг, правда? А с наукой и у нас неплохо. В том-то и беда, чтобы сделать что-то по-настоящему сложное, человеческое - нужно напряжение. Нужно преодолевать себя, свинью в себе победить, Инза. Дейтрос это напряжение дает. Дейтрос, а не мифическая свобода. Свобода от внешнего принуждения не означает свободы от себя самого, от свиньи в себе. От свихнувшегося потребителя в себе. А вот Дейтрос как раз от этой свиньи и помогает освободиться. Разве не так?
      Инза скривился.
      — Посмотри на дарайцев. Только взгляни! Это чувство собственного достоинства, это сознание своих прав и своей свободы - вам вообще неведомо. Рабы. А ты тем более рабыня, в квадрате, раз пошла на это добровольно.
      — Да я видела тех дарайцев, Инза. Много видела. Больше, чем ты. Это чувство собственного достоинства у них до тех пор, пока они - в своей привычной среде. В сытом и обеспеченном мире. Да, они более сыто живут, чем мы, так ведь их мир никто не разрушал.
      — Мы сами разрушили свой мир, - заявил Инза.
      — Мы им пожертвовали. Ради Земли. И чтобы это сделать, Инза, нужна такая степень свободы, на которую ни один дараец бы не решился. Нужно помнить долг и иметь честь. Чтобы пожертвовать своей жизнью, - мне вдруг вспомнился Дэйм, - чтобы отдать ее за друзей, за Дейтрос. За Христа. Нужна степень свободы, которая вам, свободным людям, и не снилась. Ведь вы же за свою жизнь, полную достоинства и жрачки, дрожите, как я не знаю, за что. Вам же пригрози отобрать кусок хлеба - и вы собственное правительство тут же сметете. Вам же кроме собственного желудка вообще ничто не важно…
      Инза улыбался с достоинством.
      — Ну-ну, - сказал он, - потому я не пожинаю лавры, получив очередное рабское звание и связанную с ним жрачку и почести, а сижу на допросах в Версе.
      Я осеклась.
      — При чем тут это… - сказала я, - ты же убийца. Ты Ашен убил.
      — Я не хотел, чтобы она погибла, - повторил он, - и тебе я не хотел зла. Я только хочу, чтобы ты поняла. Чтобы ты задумалась наконец, шендак! Какого черта жить ради этого правительства, которое гонит вас на смерть. Которому люди вообще безразличны, а важны только какие-то высшие людоедские идеи… В Дарайе, по крайней мере, государство существует для людей, а не люди для государства.
      — А мы не ради государства живем, - сказала я, - просто мы - это и есть Дейтрос, понимаешь? Мы и есть это государство. Мы друг ради друга живем. И для Христа. А ты хотел - для себя…
      — Я нормально жить хотел. Свободно. Творить. Не оружие творить, а стихи.
      — Кто ж тебе не давал? Стихи ты писал…
      — Кому моя поэзия интересна в Дейтросе? - с горечью спросил Инза. Я вытаращила глаза.
      — По-моему, она многим интересна. Нам нравилось. Но понимаешь, Инза, в чем штука… творчество - оно тоже не самоценно. Да, мы, гэйны, этим живем. Все. Но мы это делаем не ради самого творчества. И не ради своих творений. И не ради себя. Мы это делаем друг для друга. Для людей. Для Бога. А когда начинаешь делать это для себя, для денег, для тщеславия - вот тут-то и получается как у доршей… вот потому они наших ловят и ломают в Атрайде, чтобы хоть какие-то, хоть ущербные маки получить. У них это все на поток поставлено. А мы, гэйны, творим - как дышим.
      — Примитив, Кейта. Ты же понимаешь, что это не настоящее искусство, то, что вы делаете.
      — Откуда ты знаешь? Через сто лет будет видно, что было настоящим, а что - нет. А сейчас, для нас - это самое настоящее. Медиана - она же все проверяет. Настоящее - то, что действует. Если не действует - значит, не получилось. Как бы оно ни было эстетично. Не действует. Не бьет. Не защищает. Инза, у тебя же получалось! Ты же был гэйном!
      — Я не хотел быть гэйном. Я поэт. Меня заставили быть гэйном.
      Как об стенку горох, подумала я. Что ж, а ведь так оно и есть. Он поэт. Мы… ну я, конечно, никакой не художник. Я даже не училась никогда толком. Мы так себе, примитив. Мы просто оружие делаем. Лепим, как получается. А он - поэт. Нетленку творит. В веках, видимо, останется. Наверное, ради этого можно предать. Наверное, он Личность, а мы всего лишь рабы.
      — Мне нечего тебе сказать, Инза, - ответила я, - я уверена в одном… поэт, который не хочет быть гэйном - он постепенно перестанет и быть поэтом. Отнимется это. Это Божий дар. Бог его как дает, так и отнимет. И будешь ты… научишься, конечно, и будешь писать стихи, и будет даже складно получаться, остроумно.