На тверди небесной

      Я не спорю. Спорить с преподом - себе дороже, заработаешь дисчасы. Отмалчиваюсь.
      Что с нами сделать, с квиссанами? А ничего. В младших ступенях дейтрийской школы наказания довольно впечатляющие, могут и побить, если иначе ученик воспитанию не поддается. Но в квенсене ничего такого нельзя. Нас берегут. У нас инструмент для работы тонкий - душа, а ее розгами не переделаешь, и насилие вызывает одну реакцию - гэйн перестает работать в Медиане. Теряет способность к творчеству и гибнет. Поэтому даже дисчасы, отсиживание ареста в подвальном помещении, нам дают очень осторожно и только при серьезных провинностях.
      Да и если честно - чем можно напугать человека, который не раз побывал под огнем? Чем нас еще-то можно напугать - здесь? Ничем. И Шишинда это понимает. Вот и разоряется для порядка, используя все свои невостребованные творческие способности бывшей гэйны.
      — Вы бездельничаете, пользуясь своей безнаказанностью. Вы считаете возможным издеваться над преподавателями, как вам угодно! Вы думаете, что вам все позволено, а учиться не обязательно? Так вы ошибаетесь! Я вас научу уважению к старшим!
      Да, напугать и даже произвести впечатление на гэйна, который регулярно сражается в Медиане - нельзя. Мало ли что она там орет - я отлично знаю, что это же самое она говорит всем, и серьезно относиться к ее словам нельзя. Это для порядка. Просто выбрала себе очередную жертву. Только вот сейчас она на меня впечатление все-таки произвела.
      Эльгеро сидит в углу, за столом, по соседству с фарфоровой красавицей. Я почти не вижу его. Во всяком случае, не смотрю. Может быть, и он на меня не смотрит - но ведь он не может этого не слышать!
      Только не реветь, повторяю я себе в тысячный раз. Прикусываю губу до боли. Заставляю себя дышать глубоко и ровно. Не хватало еще тут разреветься, это будет просто конец всему, это будет такой позор, которого я потом не переживу.
      — На вас жалуются все преподаватели! Объясните мне, почему вы позволяете себе рисовать на занятиях? Я слушаю вас, Кейта. Объясните.
      Какое там - объясните! Если я сейчас открою рот, у меня точно начнется истерика. И это будет конец всего.
      Почему, почему он должен все это слышать? И эта красавица? Теперь он будет считать, что я хуже всех… он-то не знает, что Шишинда то же самое говорит любому, кто ей попадется под руку. Это Эльгеро, такой правильный, такой идеальный, он, наверное, в жизни ни одного занятия не пропустил и ни одного взыскания не получил. Что он теперь подумает обо мне? И в глазах этой идиотки я тоже буду худшей в сене, каким-то монстром.
      — Кейта, я вас слушаю!
      Как на допросе. Привязалась. Я почувствовала соленый вкус - все-таки прокусила губу. Открыла рот наконец.
      — Хет Рима, - сказала я жестко и уверенно, голос совершенно не дрожал, - вы не думали о том, чтобы перейти на работу в Верс? Вам там будет проще, чем с нами. Возможностей больше.
      — Вы обнаглели, - выдохнула Шишинда, - пять часов ареста.
      — Есть пять часов ареста, - согласилась я и, получив разрешение, пошла к двери. По дороге взгляд мой упал на красавицу Шиллу, которая с ясным взором и важным видом сидела за столом, заполняя какую-то ведомость. Она даже не подняла на меня глаз, проигнорировала, будто какое-нибудь насекомое. Плевать, подумала я, но настроение снова окончательно испортилось.
 
      Отец Алесс не нравился мне, как исповедник. Да и никому он не нравился. Я предпочитала попасть к отцу Тиму - но это только в отпуске, отец Тим аж в другой зоне. Как преподаватель, отец Алесс тоже ни у кого энтузиазма не вызывал. Но что сделаешь? Именно он был прикреплен к нашему квенсену, именно он обязан быть нашим отцом… отца не выбирают. Хотя в отношении отца духовного это правило мне совершенно не нравится. Но что сделаешь?
      Мерный голос отца Алесса усыплял. Тем более, что полночи сегодня я проторчала в патруле. Так что я не из вредности рисовала на него карикатуры - иначе я бы уснула, и уж тогда мне точно не миновать ареста.
      — Как учил великий триманский святой отец Томас из Аквины…
      Длинная тощая фигура… скелет… я вдруг вспомнила, как в школе еще рисовала серию "Жизнь скелетов". Началось все с антиникотинового плаката для школьной стенгазеты - я там изобразила скелет с сигареткой в зубах. А потом мне понравилась идея, и я изобразила целую серию… альбом дома где-то валяется. Скелеты на прогулке. Комната скелета. Танцплощадка… Я быстро набросала знакомый контур. Скелет с воздетыми руками… и нимбом вокруг черепа. И крылышки. Физиономия удивительно похожа оказалась на отца Алесса - с его-то провалами впавших щек… аскет наш. Говорят, впрочем, что у него хронический панкреатит и язва. Он даже не постится толком, нельзя.
      Ногу скелет поставил на кафедру, и стоял в вещательной позе… прикольно по-моему получилось. Я фыркнула и тут же с опаской посмотрела на Алесса - не заметил ли? Нет, вроде.
      — Различается вечернее и утреннее познание ангелов…
      Шендак, как это скучно. Все написано в книге, открой и прочитай. Лекции Леши - так его прозвали с моей подачи между прочим - ничем от написанного в книге не отличались. Но сидеть надо все равно. И делать вид, что слушаешь.
      Майри коснулась моей руки. Записка. Я, честно глядя на вещающего Лешу, накрыла записку ладонью и ловко двумя пальцами развернула ее. Скосила глаза.
      Очередной анекдот, все ясно. Я окинула взглядом ребят, сидящих полукругом. Те, что уже прочли записку, безмолвно хихикали. Черные глаза Каррады подозрительно блестели. Скорее всего, она и запустила…
      "Умерли Тринн, Мартис и Алесс, приходят к воротам Рая. Апостол Петр говорит Тринну - зайди-ка в кабинет. Через полчаса Тринн выходит пристыженный - да, говорит, с дисчасами я перебрал немного. Заходит Мартис. Вышел через час, растроенный, говорит - пожалуй, насчет техники я зря придирался иногда. Заходит Алесс. Тринн с Мартисом ждут, ждут… проходит три часа, четыре. Наконец решили заглянуть в кабинет. А там апостол Петр уже за голову схватился, тычет в Библию и оправдывается: "Да я же сам это написал! Честное слово, я!".
      Я сжала губы, чтобы не улыбаться откровенно. Ткнула соседа - Рэсса - в локоть, он опустил ладонь под стол. Я осторожно вложила записку в его пальцы. Потом скатала собственную карикатуру и передала Майри - тоже по кругу.
      — Кейта!
      Я вскочила. Прохладные водянистые глаза Алесса смотрели в упор.
      — Назовите доказательства бытия Божия по святому Томасу из Аквины…
      Холодок пополз вдоль позвоночника. Странная это штука - страх. Обычно это просто реакция на неожиданность. Как только начинаешь разговаривать с отцом Алессом, так сразу чувствуешь себя в чем-то виноватой. Ну вообще-то да, я толком его не слушала. Наказание я заработала честно. Но… какие доказательства бытия Божия? Он же что-то про ангелов начинал. Про бытие Божие мы на той неделе проходили!
      — Э… - промямлила я. Ту тему я надеялась подзубрить к экзамену… шендак…
      — Надо полагать, вы не знаете, - начал отец Алесс. Его лоб собрался в знакомые складки. Я стиснула зубы. Сейчас начнется.
      И кончится наверняка арестом - а то как же? Отец Алесс мелочами не ограничивается. Я вдруг поймала взгляд Аллина с первой парты - он всегда сидел впереди почему-то. Сочувствующий взгляд, и сразу внутри будто потеплело. Он такой, Аллин.
      — Ну же, я слушаю, квисса.
      И в этот крайне неприятный для меня миг внезапно резанула по ушам сирена.
      Тревога!
      Через несколько секунд я была уже у окна, накидывая куртку и шлем. Схема выхода давно отработана. Лишь часть квиссанов покидает класс через дверь. Лоренс передо мной рванул оконную раму, вот его ботинки на подоконнике, вот я взлетаю вслед за ним и прыгаю вниз. И бегу, бегу, встраиваясь в ряд квиссанов в рыже-буром камуфляже. На тот случай камуфляж, конечно, если воевать придется прямо на Тверди и в Лайсе.
      Интересно, что там отец Алесс делает. Наверное, махнул рукой и сел за стол, наблюдая, как ученики покидают класс. Ему что, он - хойта, его тревога не касается. Грызет, наверное, локти с досады, что не засадил меня. К следующему уроку придется зверски готовиться. И не только сегодняшнее, но и всего Томаса повторить. Конечно, с отца Алесса станется спросить за весь курс вообще.
      Сирена уже отвыла свое, а на площади перед школой тяжело осели несколько Россов - транспортных вертолетов. Ого, дело серьезно! Вслед за Лоренсом, бегущим впереди, я взлетаю по веревочной лесенке. В утробе вертолета темно и сыровато, как в склепе, как в пузе гигантской рыбы. Аллин оказывается рядом со мной.
      — Я за тебя помолился, - шепчет он обескураженно, - но я же не думал, что Господь именно так сделает!
      Я хмыкнула. Да, молитвы Аллина обычно доходят. Вот только иногда весьма неожиданным образом. Нам уже раздают оружие. Для работы на Тверди, опять же. Привычно ложится в руку приклад Клосса, автомат совсем маленький, короткоствольный, если с земными сравнивать, ближе всего к "Кедру", наверное. Бьет точно метров на 50, магазин на 30 патронов, легкий - меньше двух кило. Ну а шлинг всегда у пояса. Лекки тоже оказалась рядом со мной, точнее, напротив, она деловито, нахмурившись, что-то подкручивает в своем шлинге. Мотор уже грохочет, и говорить почти невозможно. Тринн, наш хессин, выбирается в проход и пытается объяснить задачу. До меня долетают лишь отдельные слова. Проникновение… в районе Викса… сяти человек… вывести в Медиану… Ладно, разберемся на месте, там все будет видно. Я натягиваю лямки парашюта. Еще и десантироваться придется, не просто так. Эсвин, сидящий рядом, говорит мне на ухо своим густым баритоном - достаточно громко, чтобы перекричать грохот.
      — Как-то святой Риши побывал в монастыре дассенов, а если ты помнишь, дассены, как триманские бенедиктинцы, всегда были учеными и временами своей ученостью очень гордились…
      Лекки сосредоточенно крутит рукоятку шлинга, крутит, и Аллин наклоняется к ней и что-то говорит. И я знаю, что - давай, я сделаю. А Лекки, конечно же, отнекивается и отвечает, что она сама прекрасно справится. Хотя учитывая, что Аллин был раньше мастером оружия и творил шлинги, могла бы ему и доверить…
      — И Реймос сказал настоятелю - да, брат мой, конечно, у меня есть для тебя рукопись Смида. Настоятель, конечно, обрадовался, но виду не подал, и сказал Риши: как смеешь ты, необразованный аслен, обращаться ко мне, будто к равному. Риши очень покраснел и потупил взор…
      Шлинг Лекки все-таки перекочевал в руки Аллина, неожиданно большие и крепкие для его хрупкого вообще-то мальчишеского телосложения. И Аллин что-то там очень ловко и быстро подкручивает и так же быстро говорит - его губы шевелятся, и я жалею, что не могу одновременно слышать Эсвина и того, о чем они говорят с другой стороны.
      — И Риши ответил: нет, святой отец, рукописи у меня нет. Тогда настоятель велел ему открыть суму, что Риши тут же исполнил - и никакой рукописи там не оказалось. Тогда настоятель не поверил Риши и приказал обыскать его самого и келью, где он останавливался. Ничего, кроме списка Священного Писания, не нашли.
      До нас доносится взрыв хохота с другого конца скамьи. О чем они там? Я остро жалею, что не могу слышать еще и их, хотя история святого Риши меня уже захватила. Это правда, или Эсвин, как всегда, сочиняет на ходу?
      — В тот же час Риши попрощался с дассенами и отбыл в Кнарр. Доподлинно известно, что рукопись Смида была доставлена им в Кнарр именно в этот день. Эта история долго распространялась последователями Риши как чудесная и считалась одним из чудес, которые Господь совершил по просьбе святого. На самом же деле именно так был изобретен и опробован метод транслокации предметов в Медиану…
      Я улыбаюсь. А вот уже и сигнал. Широкая спина Эсвина заслоняет проход. Ледяной холодный ветер бьет спереди. Вот Эсвин проваливается, и я занимаю его место. Опять страшно - это всегда страшно, но что поделаешь? Я прижимаю руки к груди крест-накрест, и зажмурившись, падаю вниз.
      В небо. Непреодолимая сила разворачивает меня, швыряет и несет куда-то. Наконец удар - парашют. Слава Богу. Теперь только бы не попали с Тверди, если будут стрелять. А стрельба уже слышна, и очень хорошая. Я хватаюсь за стропы, правлю в сторону леска, откуда доносится перестрелка. Наконец земля бьет по ногам. Я выпутываюсь из парашюта, хватаю "Клосс".
      Треск и грохот - это из леса. Наша задача - не выбить доршей из рощи, а зажать их там и выдавить в Медиану. Главное - не выпустить их из леса сейчас. Я пробираюсь вдоль кустов, пригнувшись. За мной идет кто-то, оборачиваюсь - это Эйнор. Вот и конец кустарника, а впереди - метров пятьдесят открытой местности. Неутешительно. Единственное укрытие - слева, за небольшим бугорком. "За мной", - говорю я, и мы ныряем за этот холм, прижавшись к земле.
      — Они там, - шепчет Эйнор.
      Его слова тонут в грохоте, одновременно я вжимаюсь в землю изо всех сил, как будто это еще может помочь, пахнет огнем и гарью, пожаром пахнет, и через несколько секунд я понимаю, что нас не задело осколками. Шендак!
      — Огонь! - командую я и, чуть приподняв голову, жалю короткими очередями по ответным вспышкам огня между смутно-желтоватыми стволами деревьев.
      Эйнор тоже стреляет рядом. Так мы несколько минут "переговариваемся" с дарайцами в лесу, а потом падает новая граната, уже совсем близко от нас, и мы снова вжимаемся в землю. Опять пронесло. Нет, так нельзя. Но и отойти сейчас нельзя - прорвутся.
      — Кей!
      Эйнор, вскочив на одно колено, палит куда-то в левую сторону. Батюшки, да ведь это дорши, ползут прямо по открытке, видно их плохо в камуфляже, и они далеко. Я тщательно ловлю движущуюся точку в прицел, стреляю. Есть.
      — Ложись!
      Шендак! Целый ряд взрывов впереди. Господи, пронеси! Пронеси, Господи! Какого черта нас выпустили с этими "клоссами", как бы сейчас пригодился подствольник! Надеялись на то, что сразу выйдем в Медиану? Но надо ждать, пока подтянутся все, пока установят триангуляр. Нас же перебьют здесь, как цыплят!
      Рев, перекрывающий грохот пальбы. Неузнаваемый голос иль Тринна.
      — Эшеро Медиана!
      Предупредительная команда. Я закрываю глаза, сразу успокаиваясь. Дорши же сейчас в панике. Переход в Медиану. Триангель - три прибора по углам рощи - установлен, и сейчас сработает, перенося все живое, бывшее на этом участке Тверди - в Медиану. Эшеро! Перенос. Он бьет по глазам, поэтому мы жмуримся - и наконец открываем глаза, одновременно вскакивая.
      Здесь нет никакого леса, разумеется. Впереди - толпа доршей, на глазок - около сотни. Цепочка моих друзей, я различаю вдали мощную фигуру Эсвина и маленькую - кажется, Лекки. В следующую секунду бой начинается - земля передо мной поднимается вверх и горит, и ничего не видно за этим огнем, дарайцы создали завесу.
      Им сейчас надо прорваться и уйти, в любую сторону, лишь бы покинуть это место. Топография Медианы здесь такова, что выход возможен только в Лайс. Но уже в двухстах метрах отсюда в это время есть открытый выход в Дарайю, и несколько других - в Килн, в Руанар. Я закрепляю автомат на спине, это несколько секунд, одновременно обдумывая следующий ход. Эйнор уже поливает завесу водопадом, но это не приносит эффекта, этот огонь водой не затушить… вакуум, само приходит решение. Не так-то просто. Работа на молекулярном уровне - не для таких ситуаций. Но я знаю, что делать. Поднимаю руки. Прямо надо мной возникает гигантская воронка. Черная дыра, со свистом втягивающая в себя воздух. Вместе с огнем. Завеса дрогнула, покачнулась и потекла вверх, сжимаясь, прямо в воронку. Эйнор, кажется, понял мою идею, и теперь поддерживает ее. Это основа тактики, которой научила нас не Шишинда - поддерживай ту идею, которая эффективнее, неважно, кому она принадлежит. Еще кто-то подключается справа, и слева, и вот уже завеса растаяла впереди, но тем временем дорши, накрытые полупрозрачным щитом, двинулись на прорыв. Завеса уничтожена почти повсюду, и теперь мы начали работать на поражение.
      На щит дарайцев валятся бомбы, разрывы так и пляшут на щите - но строй не размыкается. Огненные стрелы, грязевые потоки, далеко впереди кто-то создал "белых призраков", которые пытаются проникнуть под щит, напасть на доршей. Все это пока неэффективно. Эффективность оружия не заключается в его оригинальности. Только в энергии, вложенной в него. Можно сделать лук со стрелами - но талантливо, а можно бездарно - атомную бомбу, и лук окажется эффективнее бомбы. Я пустила ветер, отдавливая доршей назад… не очень эффективно, их надо уничтожить, а не отталкивать. Пусть ветер будет ядовитым. Струи приобрели зеленоватый оттенок хлора. Перед глазами сверкнуло, и я вовремя успела отскочить, на несколько метров с перепугу - огненная плеть хлестнула по тому месту, где я стояла только что. Идиотка, я перестала поддерживать собственную защитную капсулу, увлекшись "газовой атакой". Дорши отвечают заученными маками, ничего нового, но и ничего приятного - огненные плети, стрелы, "синий туман", "шквал-бомбы". Что же еще придумать… Под моим взглядом с неба на дарайцев сыплются "козьи какашки", и кажется, пронизывают щит, но я еще не придумала, что они будут делать - вот что, разрываться при падении… Внезапно страшный удар обрушивается сверху, и земля больно бьет с размаху, лежа я осознаю, что "огненная плеть" все же настигла меня, но ничего не случилось, капсула выдержала, только боль от удара - удар механический, а не термический, а упасть мне удалось правильно. Я вскакиваю. Обстановка уже изменилась.
      Очень ясно я вижу вдалеке маленькую фигурку Аллина, он стоит, чуть расставив ноги, вскинув руки вверх, и из его ладоней бьют высоко в небо фонтаны разноцветных сверкающих игл. Иглы радужными струями взлетают и падают на строй дарайцев.
      Это очень красиво. Необыкновенно красиво. Это так чудесно, что хочется повторить. И я вскидываю ладони. И теперь уже все мы, все наши создают фонтаны сверкающих игл, серебристые, алые, голубые, радужные потоки, они скрещиваются, звенят и падают сверху на дарайцев, начисто потерявших самообладание - они убивают.
      Пронизывают всю дарайскую защиту. Пронизывают их броники, шлемы, кожу, и пройдя огненным штрихом сквозь внутренности, тают в земле. На дарайцев лучше не смотреть. Им уже не уйти. Они корчатся под сверкающими струями, так красиво придуманными Аллином. Смертельная красота. Убивающая красота. Господи, наверное, мы уроды, но сейчас об этом лучше не думать.
      Он умеет сочинять, этот маленький бывший мастер оружия.
      Нам даже шлинги не понадобились в этот раз. Дарайцы лежат, и мы подходим ближе. Огонь. Высокотемпературная плазма - чтобы побыстрее, чтобы когда эта бело-голубая завеса пройдет над участком, там остались одни лишь высохшие черные головешки. Чтобы добить и раненых - всех до одного. Я вкладываю последние силы в смертельный, всесжигающий огонь.
      — Отходим! На Твердь!
      …мы валимся на желтую сочную траву Лайса.
      — Все целы? Ребята, все целы?
      — Корраду вот зацепило.
      — Да ерунда, - говорит Коррада, бледная, с перемазанным гарью лицом и счастливой улыбкой, болезненно морщась и прижимая к себе левую руку.
      — Все живы!
      Только теперь - смертельная усталость, как будто после многодневных боев на Тверди, все мы выложились, сравнительно короткое напряжение - ну да, бой длился не больше часа - вымотало нас до предела.
      — Аллин, ты гений, - бормочет кто-то. Аллин падает рядом со мной.
      — Ну ты даешь, - говорю и я. Если бы не он, мы бы долго провозились. Дарайцев было слишком много. Они бы прорвались. Пришлось бы добивать по частям, использовать шлинги, гнаться за ними. По возможности мы обязаны уничтожать врага до конца. Если бы мы не делали этого - давно бы рухнула вся оборона, дарайская армия не в десятки, в сотни раз больше нашей.
      А так - не только в том дело, что мы их уничтожаем, но еще и в том, что они редко решаются на такие вот вылазки.
      Сравнительно редко, конечно.
      — Гений, - зло сказал Аллин, - конечно! И теперь мне опять скажут, что мой долг торчать в гэйнах.
      Я не знаю, как его утешить, и просто тихонько глажу по руке. Страдания Аллина мне чужды и непонятны. Но ведь ясно, что человек и в самом деле страдает.
 
      Странно у него судьба сложилась, у этого маленького дейтрина, недоростка, щуплого, с нежным лицом, совсем не похожего на высоких и сильных дейтринов-мужчин.
      После тоорсена, в 12 лет, он был определен в касту аслен, а именно - в мастера оружия. Это редкая и очень почетная специальность. Круче даже гэйнов и даже хойта. Не каждый способен быть мастером оружия. Это не инженер-оружейник, производящий какие-нибудь там "Клоссы" или "Деффы". Мастер - человек, способный создавать шлинги. И другие вещи, связанные с войной в Медиане - келлоги, например, еще разные приборы. Но в основном шлинги - единственный физический предмет, способный воздействовать на облачное тело.
      Они производятся только штучно, и это высокое ремесло. Мастер оружия должен быть немного гэйном - обладать высокоразвитым воображением и способностью творить образы. И в отличие от гэйна, которому это не обязательно, мастер еще должен быть и мастером - работать руками.
      Аллин успешно прошел обучение и создавал шлинги. Три года. Но где-то уже в процессе работы его настигло Призвание.
      Он понял, что должен стать хойта. Священником, проповедником. Лучше всего - миссионером. Но самое главное - хойта. Посвятить свою жизнь одному только Христу. Никогда не брать в руки оружия. Проповедовать Истину. Молиться. Служить одной только Истине.
      Однако в Дейтросе у человека сложновато с правом выбора. Аллин подал заявление на пересмотр своего призвания. Рассмотрение дела - с психологическими обследованиями, допросами самого Аллина и его окружения, совещаниями - длилось больше года.
      Наконец был вынесен вердикт: Да, совершена ошибка. Аллин переводится в сословие гэйнов.
      Это при том, что как раз у касты священников границы весьма прозрачны. В 12 лет в хойта направляют очень немногих - и в это сословие принимают позже, и в 20 лет, и в 40. Беда в том, что в Дейтросе хойта - это только монахи и монахини. Никаких там сочетаний "священник и отец семейства", обязательный целибат, жизнь почти всегда в монастыре. Некоторые ощущают свое призвание поздно. Чаще всего их просьбы удовлетворяются.
      Это Аллину не повезло.
      В данном случае, конечно, роль сыграла вечная установка Дейтроса: не общество для человека, а человек для общества. Может быть, это прискорбно, но у нас это так. Общество - или какие-нибудь бюрократы в комиссии - сочло, что Аллин куда полезнее в качестве солдата, гэйна.
      Да и правда - за годы отрочества Аллин развился в совершенно потрясающего поэта. Вплоть до того, что даже его имя стало в Дейтросе известным - а такое случается редко, все мы в основном - творцы, но творцы анонимные. Талант же Аллина был подобен взрыву - и не только стихи, но и великолепные романы, рассказы, песни, баллады, его дар был щедрым, он разбрасывался, он не жалел источника, бьющего изнутри.
      Я сама познакомилась с его стихами еще до того, как мы с Аллином оказались в одном сене. И плакала, помнится, над этими стихами, целую ночь.
      В моих садах поют дрозды,
      Порою трели их чисты,
      Порой - на голос Твой похожи.
      Порой они из темноты
      Бензопилой по голой коже.
      Я знаю - это все не Ты.
      Ты говоришь - и здесь Я тоже.
      Пишу твой зов, а Ты зовешь.
      Не перевод - сплошной подстрочник.
      О том, как бьет в скале источник,
      И как легко, когда идешь
      С Тобой на пир, равно - под нож,
      И равно светлы день ли, ночь ли…
      Я знаю - Ты меня не рвешь.
      Ты мне вправляешь позвоночник.* *Алан Кристиан
      Но в Дейтросе не бывает поэтов. И писателей тоже не бывает.
      Там есть только гэйны.
      Я не очень понимаю, зачем Аллину так уж обязательно быть хойта, и кто мешает молиться и служить Господу, учась в квенсене или сражаясь в Медиане. Я знаю одно, если его убьют - а любого из нас могут убить в любой момент - мир опустеет. Не только для меня, потому что он мой брат, и я люблю его. Мир опустеет для многих. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы он стал хойта - их тоже, случается, убивают, но реже. И пусть он был бы не миссионером, а жил в каком-нибудь тихом, лучше созерцательном монастыре… и чтобы у него оставалось время писать.
      Но это мое мнение.
      Аллину же было довольно-таки плевать на то, что его убьют. Он мечтал стать именно миссионером, и даже проповедовать, может быть, в Дарайе, а уж погибнуть мученической смертью за Христа - это и вовсе было его потаенной мечтой.
      Он просто хотел быть хойта. Даже не то, что хотел - он был уверен, что должен стать священником. И все его страдания, все, что отравляло его жизнь и все, что он тащил на исповедь - было связано только и исключительно с этим (зависть к кому-либо, ставшему хойта, уныние от того, что его никогда не сделают хойта, злость на кого-либо, сказавшего, что зачем тебе, дескать, быть хойта…)
      Поэтому сейчас я остереглась вообще говорить об этом - Аллина легко случайно обидеть. Просто погладила его по руке, а тут уже застрекотали вертолеты, и нам надо было грузиться в них, чтобы лететь назад, в школу.
 
      Земная Твердь.
      В Падерборн я вернулась к ночи. Забавно - живу-то здесь всего полгода, а город уже воспринимается как родной. Вечная перемена мест - увы, это удел агента.
      Мы снимаем квартирку на троих, недалеко от центра. Я привычно запарковала машину у бордюра (могут ли женщины летать в космос? Конечно, могут, ведь там не надо парковаться боком). Прихватила пару купленных в Кельне сувениров. Взбежала на третий этаж.
      По легенде, для квартирных хозяев и соседей, мы - студенты, обучающиеся в местном университете. Впрочем, стараемся общаться с людьми поменьше. В подробности отношений двух девушек и парня, живущих в одной квартире, здесь никто не лезет - и слава Богу. Если бы они узнали правду - все равно бы не поверили. Отношения между нами самые интимные. Я, младшая и самая неопытная гэйна - командир группы, ксата по званию. Остальные двое - рядовые и мои ассистенты. Дверь мне, конечно же, открыла Ашен (по легенде - Лаура). Она коротко обняла меня.
      — Ну как?
      — Все в порядке, - я по русскому обычаю скинула в коридоре свои говнодавы фирмы Рибок. Инза (он же Мартин) выглянул из-за перегородки, отделявшей кухню от гостиной.
      — Кей! Здорово! Живая? Хоть бы позвонила, что ли.
      — Нечего эфир загружать, - сказала я, плюхаясь на диван и развязывая сумку. И сразу укол досады - сверток лекарств, ведь так и забыла отправить его в Кельне с почты. А теперь когда?
      — Ты кушать-то будешь? - засуетилась Ашен, - сегодня Инза дежурный, сделал свою фирменную штанью. Только из итальянских макарон.
      — Да здравствует штанья! - обрадовалась я. Инза готовил вполне сносно, - а вот гостинцы!
      Я плюхнула на стол красивые четки - стеклянные шарики, но очень уж приятные, небесно-голубые с прожилками. Книжку с фотографиями из сокровищницы Собора. Сверток с пирожными, купленными там же, в Кельне.
      — Налетай!
      — Спасибо, - Ашен быстро прибрала себе четки, - это у меня уже восьмые.
      — Ты как хомяк, - буркнул Инза, выходя из-за перегородки с дымящейся сковородой в руках, - и кстати, хоть бы помогла тарелки таскать. Дежурный вам не раб, между прочим.
      Я вскочила.
      — Да ты сиди, хесса, сиди, с дороги же.
      — Да уж ладно, я в машине и так сидела.
      Мы быстренько накрыли на стол. Инза разложил свою штанью по тарелкам. Со штанами это блюдо ничего общего не имеет, кроме названия. Это очень вкусно, хотя из земных продуктов получается не совсем аутентично. Туда входят макаронные пластинки - как для лазаньи, разные овощи, сыр обычный и моцарелла, грибы и оливки, а суть - в особом соусе, который Инза научился как-то составлять из земных, триманских продуктов. На правах единственного мужчины здесь - как бы заменяющего священника, он прочел молитву. Мы принялись за еду. Операция не была секретной, и я с удовольствием рассказала ребятам о случившемся.
      Приятно рассказать. Все живы-здоровы. Мы даже не убили ни одного человека. Дарайца. Я не люблю убивать и не понравится мне это никогда. Идея новая - интересная и перспективная. Жаль только, нельзя называть имя Эльгеро, а мне бы хотелось поговорить о нем.
      В конце концов, им полезно знать о новой контрстратегической операции. Будут отслеживать теперь рекламу Нью Эйдж.
      Инза разлил вино по бокалам - сухое "Дорнфельдер" из Пфальца, здесь мы становимся гурманами. Методом проб и ошибок выяснили, что именно это вино нравится всем троим.
      — За победу! - привычно сказал Инза. Неважно, за какую именно. Всегда - за победу. Она ведь нам всегда нужна. Одна на всех, мы за ценой не постоим. Мы выпили. Потом за погибших. У нас нет традиции "третьего тоста", за погибших мы пьем во вторую очередь. А дальше уже - как придется.
      — И когда нас только в Питер переведут опять? - с тоской сказала Ашен. Я взглянула на нее.
      — Тебе-то что? Ты ж не русская, в отличие от меня.
      — Питер мне нравится больше, - ответила девушка. Я кивнула.
      — Мне тоже. Но что поделаешь, как начальство скажет…
      В Питере была наша вторая "точка", оттуда тоже легко топографически попасть к построенному мной Городу в Медиане. Там мы и работали первый год. Но сейчас начальство сочло, что удобнее держать и обеспечивать нас в Германии. Может быть, из-за нестабильности русской политической ситуации. Или благодаря дарайской активности. Не знаю уж.
      Лицо Инзы в свете ночной лампы казалось птичьим - острый длинный нос, тонкий профиль. Глаза опять отливали кошачьей зеленью. Ашен рядом с ним казалась даже слегка полноватой, хотя вообще у дейтр фигуры скорее астенического типа. Но Ашен нормостеник, притом маленькая и крепкая. Доброе круглоглазое лицо сердечком. А вот Инза - типичный дейтрин, для гэйна, пожалуй, кажется слишком хрупким, но это обманчивое впечатление. Я в который раз подумала, что они бы хорошо выглядели парой. Но это лишь казалось - за годы совместной работы Инза и Ашен так и остались просто друзьями. Впрочем Ашен с ее добродушием подружится с кем угодно. У Инзы не так давно погибла невеста. А вот у Ашен жених был - тоже гэйн, только работал он в Лайсе. Свадьба была назначена через полгода. На среднем пальце Ашен носила тонкое серебряное колечко.