Глава субъекта Российской Федерации: политическая и юридическая история института (1990-2013)

В ней подтверждалась «необходимость существенного расширения прав автономных республик, автономных областей, автономных округов, равно как краев и областей РСФСР». И при этом жестко фиксировалось: «конкретные вопросы» реализации этих прав «должны определяться законодательством РСФСР» (п. 9). То есть не союзными актами. Нельзя, конечно, утверждать, что если бы не приняли те законы, не приняли бы и Декларацию, однако очевидно, что не будь законов, Декларация не имела бы, скажем прямо, никакого исторического оправдания. А так получилось, что союзная власть взялась подрывать целостность РСФСР и, опосредованно, самого Союза. И российская власть якобы ей лишь ответила[92].

Во-вторых, апрельские законы вкупе с июньской Декларацией спровоцировали «парад суверенитетов» в автономных республиках. К тому же союзный Центр прямо рекомендовал им провозглашать суверенитет[93]. Первой «выступила» Северная Осетия – 20 июля 1990 г., 9 августа за ней последовала Карелия и т. д. Чтобы перехватить и удержать политическую инициативу, руководство России поначалу взялось поощрять этот процесс. «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», – эти слова Ельцин произнес б августа во время визита в Казань[94]. Но уже на III Съезде народных депутатов РСФСР (28 марта – 5 апреля 1991 г.) он признал, что российское руководство напрасно «втянулось в соревнование с союзным Центром в раздаче суверенитетов»[95].

Декларации России и ее республик не имели никакой юридической силы, поскольку они оставались в составе Советского государства. Но их политический и, если угодно, моральный эффект был огромным.

В-третьих, руководители АССР, убедившись, что и Горбачев, и Ельцин крайне нуждаются в них, принялись, лавируя, добиваться повышения статуса своих регионов на конституционном уровне. И преуспели. Так, Законом от 24 мая 1991 г. в Конституцию РСФСР внесли поправки, помимо прочего исключившие указания на «автономию» республик[96] (это было прямое нарушение Конституции СССР, вторжение в компетенцию союзного Съезда). И т. д.

Ко всему прочему, 3 июля того же года соответствующими законами РСФСР были удовлетворены требования четырех из пяти существовавших тогда автономных областей – Адыгейской, Горно-Алтайской, Карачаево-Черкесской и Хакасской – о преобразовании их в республики (еще одно нарушение Основного Закона СССР)[97]. Количество российских республик таким образом увеличилось до 20. Осталась всего одна автономная область – Еврейская (ЕАО).

9. С 1991 г. российские республики стали вводить посты президентов. Они, с одной стороны, продолжали повышать свой статус, а с другой, следовали новому общему курсу; заданному на вышестоящих властных уровнях.

Имеется в виду постепенный переход от централистской (советской) системы правления к основанной на принципе разделения властей (разделения законодательной и исполнительной власти, в частности) системе президентско-парламентской (смешанно-республиканской) или даже президентской (президентско-республиканской) и, следовательно, в утверждении в качестве высших должностных лиц глав исполнительной власти.

В 1991-ом же в Москве и Ленинграде были учреждены должности мэров. Города республиканского подчинения тогда еще были не субъектами Федерации, а лишь административными территориальными единицами РСФСР. Таким образом новый курс одновременно начал реализовываться и в унитарной части России.

КПСС, согласно первоначальному плану Горбачева, должна была «передать» («вернуть») власть Съездам и Советам, чтобы на деле сохранить и усилить ее. Но после реформ и выборов 1988–1990 гг. (а также ротаций в партийном и государственном руководстве), крайне ослабивших партию, власть просто «потерялась»[98].

Без партийного «стержня» Съезды и многие Советы сделались предельно политизированными и предельно же некомпетентными собраниями, неспособными реально осуществлять власть. Председатели, включая Горбачева и Ельцина, порой оказывались бессильны перед депутатской «стихией».

Единственным выходом объективно виделось усиление исполнительных органов и должностных лиц и, конечно, усиление персонального начала[99]. Выходит, что «передача» всей и всяческой власти от партии Советам, то есть, представительным органам, в конечном счете, обернулась креном в сторону персонализированной власти, персонализированной исполнительной власти.

Учреждение поста Президента СССР начали готовить осенью 1989 г. Когда стало ясно, что Съезд оказался «супердемократическим монстром»[100], а у должности Председателя Верховного Совета недостаточный «президентский потенциал». Сам Горбачев в мемуарах деликатно признается: «Исправно просидев на первой сессии Верховного Совета на председательском кресле, старательно вникая во все детали процедуры регламента, работы комитетов и комиссий, [я] понял, что просто невозможно физически сочетать непосредственное руководство парламентом с другими функциями»[101]. В начале 1990-го он форсировал реализацию президентского проекта. Горбачев рассчитывал избавиться от спикерской рутины и заново легитимировать свою власть[102]. Его подгоняло заявление Ельцина о готовности бороться за введение президентства в РСФСР и желание поскорее отстроиться от КПСС. Партия теряла популярность (что продемонстрировали выборы 1989 и 1990 гг.), одновременно в ней ширилось консервативное движение, считавшее генсека – совершенно справедливо! – разрушителем и даже предателем. Неудивительно, что президентскую реформу он совместил с изъятием из Конституции формулировки об особой роли КПСС[103].

Президента СССР нужно было избирать на прямых выборах. Но от них, однако, решили воздержаться – популярность Горбачева падала, и его победа отнюдь не была гарантирована. 15 марта «в порядке исключения» первого (и, как потом выяснилось, последнего) Президента Союза избрал III Съезд («за» проголосовали всего 1329 депутатов, 50,2 % их списочного состава). Причем избрал на безальтернативной основе. Инаугурация состоялась на Съезде же. Покидать пост генсека Горбачев не стал.

Первоначально Президент СССР был объявлен в Конституции главой государства. Но не главой исполнительной власти. Собственно, мартовскую реформу можно охарактеризовать как сугубо инкорпорацию президентства в централистскую систему правления.

26 декабря 1990 г. IV союзный Съезд (17–26 декабря) внес в Основной Закон новые поправки, усиливающие Президента[104]. В частности, было прописано, что он «возглавляет систему органов государственного управления», то есть исполнительную власть. И с этого времени союзная система правления приобрела явно переходный вид – элементы централистской системы стали сочетаться с элементами системы президентско-парламентской. Тогда же была введена должность Вице-президента СССР, по предложению Горбачева Съезд избрал на нее Геннадия Янаева, Секретаря ЦК и члена Политбюро.

Ельцин с самого начала не собирался засиживаться в спикерах. Но он народных голосований не боялся. И для начала инициировал, как уже сказано, специальный референдум о введении поста Президента РСФСР. Его назначили на 17 марта 1991 г. (совместив с сомнительным горбачевским референдумом о сохранении СССР[105]). Своего Ельцин добился[106]. В мае в Конституцию включили главу о Президенте, высшем должностном лице России и главе ее исполнительной власти (глава 13-1)[107]. В ней предусматривались прямые выборы Президента и Вице-президента.

Никаких исключений делать не стали. Выборы состоялись уже 12 июня. Ельцин в паре с членом Верховного Совета РСФСР Александром Руцким без особого труда обошли тогда горбачевских выдвиженцев, набрали 57,3 % голосов. Если председатели Верховных Советов СССР и РСФСР обладали одинаковой степенью легитимности, то теперь российский Президент обошел союзного. 10 июля Ельцин вступил в должность (а 19 июля своим Указом образовал Администрацию Президента[108] – президентский аппарат, орган, которому во второй половине 1990-х гг. предстояло стать едва ли не главной властной инстанцией[109].)

Должность Президента Татарской ССР была учреждена Верховным Советом республики в мае 1991 г.[110] Соответствующий законопроект был подготовлен Конституционной комиссией, образованной депутатами в августе 1990-го. При обсуждении вопроса о статусе Президента были высказаны предложения определить его как высшее должностное лицо и главу исполнительной власти или как «главу государства»[111]. Приняли второй вариант.

Союзное президентство практически открыто вводилось персонально для Горбачева, российское – для Ельцина, а татарское – для Минтимера Шаймиева, Председателя Верховного Совета республики с

1990 г. В 1985–1989 гг. он был Председателем Совета Министров Татарской АССР, в 1989–1990 гг. – Первым секретарем Татарского Обкома. Шаймиев тогда стремился добиться для своей республики статуса союзной, вывести ее из состава России. А потому делал основную ставку на Горбачева, затеявшего подготовку нового Союзного договора. Тот же подталкивал председателей Верховных Советов к «переходу» в президенты, видя в этом способ подорвать позиции Ельцина[112]. Решив стать Президентом, Шаймиев рассчитывал не только увеличить свою власть и поднять легитимность, но и уравняться с Ельциным. И через это уравнять Татарстан с Россией.

Верховный Совет республики демонстративно назначил выборы на 12 июня. Российское руководство пыталось возражать, Союзный Центр, разумеется, поддержал Шаймиева[113]. Тот, кстати, как Горбачев, избрался на безальтернативной основе (получил 70,6 % голосов).

Москва и Ленинград выбрали мэров также 12 июня. 17 марта 1991 г. в Москве прошел опрос жителей о прямых выборах Мэра[114]. Результат был положительным. Руководствуясь им, Президиум Верховного Совета РСФСР в апреле учредил в городе выборные должности Мэра и Вице-мэра. В Ленинграде опрос не проводился. Но в мае Президиум принял по нему аналогичное решение (только не стал вводить там должность Вице-мэра), сославшись на предложение Ленсовета и необходимость распространить на второй город республиканского подчинения «принципы и подходы, принятые для структуры органов управления города Москвы». Оба мэра были определены как правопреемники горисполкомов и главы исполнительной власти в городах. Выборы в столице назначил Президиум Верховного Совета, в Ленинграде – Ленсовет (Президиум согласовал дату)[115].

И здесь победители были известны заранее. Должности мэров учреждались для председателей Моссовета и Ленсовета, соответственно, Гавриила Попова и Анатолия Собчака. Первый до начала политической карьеры был главным редактором журнала «Вопросы экономики», второй – заведовал кафедрой хозяйственного права юридического факультета Ленинградского университета. И того, и другого в 1989 г. выбрали народными депутатами СССР (Собчак затем также вошел в состав союзного Верховного Совета). Оба быстро сделались авторитетными лидерами «демократов», прославились как парламентские «трибуны». Оба в 1990 г. стали «советскими» главами. Оба к 1991 г. поняли, что исполнительную власть нужно отделять от Советов и всячески усиливать[116]. И оба к середине 1991-го оставались популярными настолько, чтобы гарантированно выиграть выборы. 12 июня они составили с Ельциным «демократический триумвират», уверенная победа которого стала очередным унижением Горбачева (Попов набрал 65,3 % голосов, Собчак – 66,1 %).

Вице-мэром Москвы был избран Юрий Лужков. Хозяйственник, много лет проработавший в системе Министерства химической промышленности СССР, он в 1987 г. перешел в Мосгорисполком на должность Первого заместителя Председателя и одновременно возглавил Московский городской агропромышленный комитет. Многие утверждают, что его выдвинул Ельцин. Как бы то ни было, но в 1990-ом именно последний рекомендовал Попову представить Лужкова на пост Председателя Мосгорисполкома. Они сработались и в 1991 г. пошли на выборы тандемом. Собственно, должность Вице-мэра ввели для Лужкова, то есть опять же для конкретного человека[117].

10. Забежим немного вперед. Уже после событий августа 1991 г. президентские посты спешно учредили Адыгея, Башкирия, Бурятия, Кабардино-Балкария, Калмыкия, Марий Эл, Мордовия, Тува, Удмуртия, Чувашия и Якутия. Но не везде выборы проводились немедленно после соответствующих конституционных реформ (Башкирия, Бурятия, Удмуртия) и не везде в 1991–1992 гг. удалось избрать президентов (Калмыкия, Чувашия).

Остановить самодеятельность республик не представлялось возможным, тем более, что, повторюсь, они лишь двигались следом за Союзом и РСФСР. И, согласно известному правилу, российскому Центру пришлось «организовать и возглавить» процесс «президенциализации».

11 октября 1991 г. Верховный Совет России принял Постановление «О главах исполнительной власти республик в составе РСФСР»[118]. В нем фиксировалось, что, во-первых, «глава исполнительной власти (президент) республики» входит в «единую систему исполнительной власти РСФСР, возглавляемую Президентом РСФСР»; во-вторых, компетенция главы исполнительной власти (президента) республики устанавливается республикой самостоятельно, хотя при этом она обязана объявлять его своим высшим должностным лицом и поручать ему возглавлять свое правительство; в-третьих, глава должен избираться на прямых выборах, проводимых с согласия Президиума Верховного Совета[119], регулируемых республиканскими законами «на основе принципов избирательного права, установленных в Конституции РСФСР».

Закон от 1 ноября 1991 г. включил в Конституцию главу 15¹, посвященную республиканским президентам[120]. В ней тоже говорилось о «главе исполнительной власти (Президенте) республики», каковой «является высшим должностным лицом и главой исполнительной власти в республике», возглавляет и формирует Совет Министров (Кабинет Министров) республики – орган исполнительной власти и «входит в единую систему исполнительной власти РСФСР, возглавляемую Президентом РСФСР» (ст. 132¹, 133). Определять полномочия и порядок избрания главы исполнительной власти (Президента) должна была республиканская конституция и законы (132²). Президент РСФСР получил право приостанавливать действие актов глав, «если они противоречат Конституции и законам РСФСР» (ст. 121-8), до этого, согласно майской редакции Основного Закона, у него было лишь право приостанавливать решения органов исполнительной власти на территории РСФСР»[121].

Так, собственно, на федеральном уровне учредили институт глав исполнительной власти субъектов Федерации, выборных глав субъектов Федерации, глав-президентов (других субъектов, кроме республик, напомню, у РСФСР не имелось).

По разным причинам в 1991 г. президентство не ввели на Алтае, в Дагестане, Карачаево-Черкесии, Карелии, Коми, Северной Осетии и Хакасии (о Чечено-Ингушетии разговор особый – см. Главу II). Но Конституция с ноября предписывала «президенциализацию». Следовательно, уклонение от нее не могло толковаться иначе как нарушение Конституции[122].

Закон от 24 апреля 1991 г. «О Президенте РСФСР»[123] уполномочил Ельцина отстранять должностных лиц органов исполнительной власти на территории РСФСР, а значит, в том числе и председателей Советов Министров республик, «в случае нарушения ими законодательства РСФСР» (ст. 8). Применять эту норму к главам исполнительной власти (президентам) республик, как считалось, было невозможно из-за их выборности (когда готовился этот Закон, еще, по-видимому, вообще не предполагалось, что в республиках появятся выборные президенты). В действительности, конечно, выборность не могла быть препятствием, другое дело, что соответствующую компетенцию Президента следовало прописать законодательно (или конституционно) более конкретно.

Первую группу избранных глав субъектов Федерации составили, не считая Шаймиева, Василий Гуслянников (Мордовия, выборы прошли в два тура 14 и 22 декабря 1991 г., в первом туре Гуслянников получил 16,6 % голосов, а во втором – 56,3 %), Владислав Зотин (Марий Эл, выборы прошли в два тура 8 и 14 декабря, в первом туре Зотин получил 48,1 % голосов, во втором – 58,9 %) и Михаил Николаев (Якутия, выборы прошли 20 декабря, Николаев набрал 76,7 % голосов). К ним примыкают избранные уже в 1992 г., то есть после крушения Союза, Аслан Джаримов (Адыгея, выборы прошли в два тура 22 декабря 1991-го и 5 января 1992-го, в первом туре Джаримов получил 39,8 % голосов, во втором – 69,4 %), Валерий Коков (Кабардино-Балкария, выборы прошли в два тура 22 декабря 1991-го и 5 января 1992-го, в первом туре Коков получил 39,3 % голосов, во втором – 88,9 %) и Шериг-оол Ооржак (Тува, выборы прошли 15 марта 1992-го[124], Ооржак получил 83,2 % голосов, выборная должность называлась Президент – Председатель Правительства).

Следует обратить внимание на то, что лишь Гуслянников был активистом «демократического» движения, несистемным деятелем (заводской инженер, с 1990 г. депутат республиканского уровня), прочие президенты в свое время сделали успешные номенклатурные карьеры. Джаримов, Коков, Николаев и Ооржак в конце 1980-х были секретарями обкомов КПСС, Зотин – Секретарем Обкома Комсомола. В 1991 г. Джаримов и Коков совмещали посты первых секретарей и председателей Советов, Зотин и Николаев возглавляли Советы, Ооржак председательствовал в Совете Министров.

Глава II

Нормативное регулирование и политическая практика 1991–1995 гг

1. В декабре 1991 г. СССР прекратил свое существование. Его добили горбачевская авантюра с подготовкой нового Союзного договора[125], попытка государственного переворота, организованная 19–20 августа 1991-го группой государственных и партийных руководителей, образовавшей «Государственный комитет по чрезвычайному положению» (ГКЧП)[126], и «контрпереворот», устроенный Ельциным и его сторонниками-«демократами»[127], переросший в настоящую революцию.

В результате наша страна вновь стала государством[128] (она перестала им быть, войдя в состав Союза в 1922 г.). Восстановление государственного статуса сопровождалось сменой названия на Российскую Федерацию – Россию[129].

Еще осенью была полностью прекращена деятельность КПСС (и Коммунистической партии РСФСР[130]), все ее структуры ликвидировали, а имущество конфисковали[131].

Разгром комитетов КПСС в регионах часто сопровождался изгнанием сторонников ГКЧП, реальных и мнимых, с постов председателей Советов и исполкомов. «Под каток» попали бывшие первые секретари и первые секретари-совместители («секретари-председатели»). Руководство тогда сменилось в 25 региональных Советах.

2.21 августа 1991 г. Верховный Совет России принял Постановление «О дополнительных полномочиях Президента РСФСР по обеспечению законной деятельности Советов народных депутатов в условиях ликвидации последствий попытки государственного переворота в СССР»[132]. В соответствии с ним Ельцин получил право впредь до принятия необходимых законов отстранять председателей краевых, областных Советов, Советов автономной области и автономных округов в случае неисполнения ими законов РСФСР и исполнения решений «антиконституционных органов». Кроме того, была введена («ввести» – так и было записано) «должность главы администрации в крае, области, автономной области, автономном округе как руководителя соответствующего исполнительного органа». Главы администраций объявлялись правопреемниками исполкомов Советов. Назначать их (и освобождать от должности) поручили Президенту. Постановление должно было действовать вплоть до принятия законов «об управлении краем, областью» и «об автономных областях, автономных округах».

Строго говоря, институты местной администрации и главы местной администрации учредили еще в мае 1991 г. Тогда в Конституции прописали (в новой редакции главы 18)[133], что в краях, областях, автономных областях, автономных округах вместо исполкомов Советов, то есть исполнительных и распорядительных органов Советов, подотчетных Советам и Совету Министров РСФСР, будут действовать администрации, то есть обособленные органы государственного управления, подотчетные Советам и Совету Министров РСФСР (ст. 146). Порядок формирования администраций, а, значит, в том числе порядок наделения полномочиями глав администраций, предполагалось установить специальным законом (ст. 147). Полномочиями отменять акты глав администраций наделялись Советы, Совет Министров и суды (ст. 149). Очевидно, что реформа задумывалась как очередной этап демонтажа централистской (советской) системы. Однако до августа ее не реализовали. В этой связи оправданно говорить, что названные институты фактически учредил («доучредил»?) Верховный Совет в чрезвычайной обстановке революции.

На основании и в развитие Постановления «О дополнительных полномочиях Президента РСФСР…» Ельцин уже 22 августа издал Указ «О некоторых вопросах деятельности органов исполнительной власти в РСФСР»[134]. Кроме прочего в нем были относительно подробно прописаны вопросы статуса глав краевых, областных и окружных администраций.

Во-первых, закреплялось, что главы администраций назначаются Президентом по согласованию с Советами (отдельно оговаривалось, что кандидатуры на посты глав администраций ЕАО и автономных округов «подбираются с учетом национальных особенностей и традиций коренных народов»), подотчетны как Президенту, так и Советам и могут быть отстранены Президентом как по его собственной инициативе, так и по представлениям Советов[135]. Во-вторых, устанавливалось, что с момента назначения главы администрации прекращаются полномочия исполкома соответствующего Совета и глава администрации становится правопреемником исполкома. В-третьих, глава наделялся полномочиями самостоятельно формировать администрацию, определять ее структуру, производить назначения на административные должности. В-четвертых, главе предоставлялось право опротестовывать решения Совета.

Указ от 22 августа был важен также тем, что положил начало строительству новой вертикали власти – вертикали исполнительной власти, замкнутой на Президента. В нем говорилось, что Президент, Вице-президент, Совет Министров РСФСР[136], Советы Министров республик и «иные органы исполнительной власти и должностные лица и главы исполнительной власти» образуют «единую систему исполнительной власти в РСФСР». 30 сентября Ельцин уточнил формулировку[137], включив в единую систему исполнительной власти Президента, Вице-президента и Совет Министров РСФСР, глав исполнительной власти и Советы Министров республик, глав и органы исполнительной власти автономных и административно-территориальных образований, иных должностных лиц исполнительнных органов. Таким образом главы администраций были определены как главы исполнительной власти и в этом качестве как элементы единой системы исполнительной власти – наряду с президентами и председателями правительств республик.

Кроме того, Указ от 22 августа ввел институты представительств Президента в республиках и представителей Президента на местах (в краях, областях, автономной области, автономных округах, городах республиканского подчинения. О них мы подробнее поговорим далее (см. Главу IV).

Президенты республик имели статус высших должностных лиц субъектов Федерации, то есть их глав. Необходимые нормы вносились в республиканские конституции, Татария вообще объявила своего Президента «главой государства» и т. д. И, что главное, высшими должностными лицами их определила российская Конституция. (В тех республиках, где президентов не избрали или вообще не учредили президентские посты, главами оставались председатели Верховных Советов.)

А по поводу глав администраций, а также мэров Москвы и Ленинграда формальной ясности не было до 1994 г., когда Ельцин закрепил за ними статус высших должностных лиц в указном порядке[138] (см. далее). Тем не менее с осени 1991 г. главами краев, областей, ЕАО и автономных округов по общему правилу признавались именно главы администраций. А в Москве и Ленинграде – мэры. Председатели Советов отошли на второй план (не везде фактически – в ряде регионов до 1993 г. утвердилось двоевластие). Какие для этого были основания? Во-первых, за отдельно взятыми мэрами Москвы и Ленинграда были закреплены полномочия представлять «свои» города. А представительство государства, субъекта Федерации, административной территориальной единицы традиционно входит в компетенцию их глав. Во-вторых, согласно Конституции, Президент России был высшим должностным лицом и главой исполнительной власти. Из этого логически следовало, что главы исполнительной власти в краях, областях, ЕАО, автономных округах, Москве и Ленинграде являются высшими должностными лицами соответствующих регионов. В-третьих, советское и российское законодательство никогда не наделяло председателей Советов статусом глав. Он по сути был вначале вменен им решениями КПСС, а затем стал закрепляться в качестве, если угодно, конституционно-правового обычая. Этот процесс к 1991 г. явно не завершился, а «президенциа-лизация» республик и назначение или избрание глав исполнительной власти в «нереспубликах» прервали его.

3. К февралю 1992 г. Ельцин своими указами назначил глав администраций во все края, области и автономии (кроме Орловской и Ярославской областей – туда удалось назначить лишь исполняющих обязанности глав администраций, Ярославской областью и.о. руководил до сентября 1992 г., а Орловской – до выборов главы в 1993 г.). Всего было произведено 67 назначений (в Ульяновской области главу назначали дважды). В это время в политический лексикон стало возвращаться слово «губернатор».

Критерии отбора Президент сформулировал так: приверженность демократическим реформам, организаторские способности, авторитет среди населения[139]. Хотя анализ назначенческой практики (см. далее) показывает, что эти требования, по крайней мере последние два, мягко выражаясь, соблюдались отнюдь не всегда.

По версии Николая Зеньковича, глав назначали исходя из одного критерия: «как претендент вел себя при защите Белого дома [то есть в ходе противостояния с ГКЧП 19–21 августа – В.И.\ и как он проявил себя в дни «путча» на малой родине. Деловые способности стояли на втором или даже на третьем плане. Главным была приверженность демократическим идеалам, неприятие советской власти»[140]. Вне всякого сомнения, многих назначенцев отобрали, принимая во внимание преимущественно или исключительно их персональную и/или идеологическую близость к президентской команде, заслуги перед ней. Личное участие в «контрперевороте» и революции более чем приветствовалось. Но опять же, как можно будет убедиться далее, Ельцин назначал не только преданных сторонников или «демократов».

В середине 1991 – начале 1992 г. определяющую роль в расстановке «губернаторских» кадров и выстраивании того, что можно было назвать региональной политикой, играли Геннадий Бурбулис и Валерий Махарадзе. Бурбулис в мае-июне 1991 г. руководил избирательной кампанией Ельцина и после инаугурации был назначен Государственным секретарем[141]. Пик его могущества пришелся на период с ноября 1991 по апрель 1992 г., когда он одновременно занимал пост Первого заместителя Председателя Правительства. По собственному признанию Ельцина, Бурбулис сделался тогда «реальным главой кабинета министров»[142]. Махарадзе в августе 1991 г. получил должность Главного Государственного инспектора – Начальника Контрольного управления Администрации Президента. Именно он был формально уполномочен вносить Президенту кандидатуры на должности глав администраций[143]. Заметным также было участие Юрия Петрова, Руководителя Администрации Президента в 1991–1993 гг. и Сергея Шахрая, Государственного советника по правовой политике в 1991–1992 гг., Заместителя Председателя Правительства в 1991–1992 и 1992–1994 гг., возглавлявшего Государственно-правовое управление Администрации Президента в 1991–1992 гг. Кстати, Бурбулис и Петров сильно конфликтовали.

Вновь забегая вперед, отмечу, что все эти деятели уже к началу 1993 г. навсегда выпали из президентской обоймы[144]. Кроме Шахрая, в

1992–1994 гг. последовательно руководившего Государственным комитетом по национальной политике, Государственным комитетом по делам федерации и национальностей, Министерством по делам национальностей и региональной политике. В 1994 г. он в третий раз получил пост вице-премьера (и работал в Правительстве до 1996-го).