Властелины дорог

      Этим он занимался уже несколько месяцев, минувших со смерти Лодри, старшего караульного. До этого Шурина жизнь на заставе была не слишком тяжелой. Конечно, приходилось заниматься ерундой, вместо того, чтобы учиться быть солдатом. Свободные от патрулирования бойцы тогда собирались на тренировочной площадке, Лодри заставил Шуру брать в руки палку и показывать, как он сражается с варварами. Глядя на яростные, неуклюжие движения Заморыша, вояки заливались от смеха.
      – Бей их! Громи! Догоняй! Не упусти! - подбадривали его выкриками под дружное ржание.
      Через месяц после появления Шуры на заставе все поменялось. Во время очередного рейда дубина жителя северных лесов раскроила череп Лодри. И у Шуры не стало заступника. Его лицедейство с палкой приелось и уже не вызывало веселья.
      Много довелось Шуре натерпеться от тех, кто еще недавно хлопал ему в ладоши. Чтобы он не бездельничал, ему стали поручать все больше грязной работы - стирать одежду, чистить котлы, убирать навоз в свинарнике.
      Развлечений в трудной и однообразной солдатской жизни было немного, и бойцы развлекались, как могли. Многие считали своим долгом перевернуть ведро с мусором, который Шура перед этим так долго собирал. Или наступить ботинком на руку, когда он тряпкой выдраивал до блеска просевшие скрипящие доски казарменного пола. А еще любили вызвать его из кухни в столовый зал и вылить на голову горячую похлебку под многоголосое ржание.
      Вечерами, скрипя зубами и размазывая слезы по грязным щекам, Шура остервенело тер до блеска ненавистный большой котел. Потому что знал: если повар не увидит в днище своего отражения, то Шура увидит розгу в его руке.
      Шура как раз посыпал свежим песком кровь, что осталась на тренировочном поле после вчерашних занятий мечников, когда сержант Коглин, отвечающий за новобранцев, пригнал туда новичков.
      На северном приграничье постоянно происходили стычки с варварами. Иногда после рейдов на заставу возвращалось меньше солдат, чем отправлялось на патрулирование. Дубины у баберов были тяжелыми, железные шлемы не спасали от сокрушающих ударов, которые ломали шейные позвонки. Потому и приходилось время от времени пополнять ряды солдат северного приграничья. Конечно, можно было бы брать солдат из других, не приграничных отрядов. Но командир заставы капитан Броман предпочитал набирать неопытных юношей, которых воспитают здесь, чем приглашать бездельников, привыкших к спокойной службе во внутренних отрядах королевской армии.
      А желающих хватало. Только кликни клич по соседним селам - и всегда найдутся желающие сменить работу в поле на хороший солдатский заработок. Сержант Коглин выбирал парней покрепче и начинал с ними работать.
      Закончив посыпать песок, Шура тихонько сел в углу площадки, наблюдая за новичками и Коглином. Для новобранцев это были первые тренировки, оружие им пока не давали. Сначала их учили драться голыми руками, заодно проверяя на пригодность. Не все из них станут королевскими солдатами, бойцами заставы, зато останутся самые достойные.
      Сержант показывал, как правильно бить кулаком, локтем, как пинать ногой по колену.
      – Уроды, что вы машете руками, словно мух отгоняете. Так вы даже букашек сраных не оглушите. А врага нужно бить сильно, - кулак сержанта стремительно врезался в живот, и очередной новобранец отправился задыхаться на песке. - Охламоны, вашу мать.
      Только один из новичков мог свалить с ног своего напарника. Судя по разодранному уху, этому долговязому парню приходилось уже серьезно драться. Остальные же продолжали гладить друг друга пощечинами или бросались, яростно размахивая руками и нанося удары вслепую.
      – Эй, охламоны, вы что, ветряки придорожные? Может, к вам жернова приделать и зерно молоть? Тогда пользы от вас больше будет. Вы должны крошить челюсти, а это должен быть точный удар.
      Сидя около своего ведра, Шура внимательно смотрел за Коглином, старясь запоминать движения сержанта. Уже несколько месяцев Шура тренировался ночами, когда не спали только караульные. На тренировочной площадке, освещаемой лишь безразличной луной, он молотил руками воздух, стараясь подражать сержанту Коглину. Намахавшись кулаками, Шура принимался раздавать мнимые удары деревянной палкой, которая, по идее, должна была быть мечом. Но раздобыть для тренировок настоящее оружие возможности пока не было.
      "Они боятся ударить друг друга сильно, потому что страшатся удара в ответ. И не так просто завалить такого крепыша, как они", - подумал Шура, собираясь уходить. Нужно было идти на кухню, помочь помощнику повара Тейну разделывать кости.
      Когда он поднялся, его заприметил сержант.
      – Заморыш, а ну иди сюда, - поманил он пальцем.
      Когда Шура подошел, Коглин вызвал одного из новичков.
      – А ну-ка ударь его. Он доходной и запуганный, сдачи не даст, - сказал он новобранцу.
      Крепкий семнадцатилетний парень ткнул кулачищем Шуру в живот, от чего тот согнулся и подался назад.
      – Он не бьет в ответ! - взревел Коглин. - В отличие от врага. Охламон, если ты сейчас его не положишь на песок, там будешь валяться ты. Я буду отправлять тебя на песок за каждый щадящий удар и, поверь мне, тебе будет очень больно, - шипел сержант.
      – Не надо, - прошептал Шура, но сержант его не услышал или не захотел слышать.
      Шура мелко дрожал. Ведь его будут бить по-настоящему. Не баловаться, наступая на руку… Тело уже заранее боялось, а сам он забыл о своих ночных тренировках. Его сейчас будут бить не на шутку…
      С разбитым носом он упал на песок. Он мог бы устоять, но страх подкосил ноги и он рухнул.
      – Вставай, охламон! - безразлично бросил Коглин. - Следующий.
      Били его, кто как умел. Один парень с разорванным ухом только для виду ткнул дрожащего Заморыша.
      – Неважнец, - тихо бросил он Шуре.
      Но сержант не наорал на долговязого, ведь тот и так был гораздо лучше других.
      В тот день Шура так и не смог рубить кости на кухне, у него ломило собственные кости и саднило тело. Глядя на лиловые пятна, расплывающиеся на лице Заморыша, повар сжалился над ним и не стал стегать розгой.
      С тех пор и повелась традиция тренировать новобранцев на Шуре. Перед схватками друг с другом именно на Заморыше учились наносить первые удары. Бить по нему было интереснее, чем по мешку с песком на тренировочной площадке.
      Отхаркавшись кровью, он продолжал драить полы. При виде Шуры солдаты хохотали над его распухшим носом и синими, заплывшими глазами. Ночами тело болело от ушибов и ссадин, потому тренировки при луне давались очень тяжело, каждое движение отдавало в ребрах.
      А его продолжали избивать тренирующиеся новобранцы.
      – А почему мы еще не занимаемся с оружием? Мы же не будем сражаться руками? - спросил у сержанта парень с разорванным ухом.
      – Охламоны, запомните, солдат - это не оружие. Солдат - это бойцовский дух. Бесполезно изучать оружие, если ты не готов им бить. Тут даже сильное тело не поможет. Вот именно дух вы и тренируете. А то некоторые обсираются, лицом к лицу столкнувшись с бородатым бабером и его устрашающей дубиной. Работать! И те из вас, кто станет достойным зачисления в солдаты, те и продолжат дальше тренироваться с оружием. А пока - бейте и держите удар! Работать!
      Уже на второй партии новобранцев синяков у Шуры стало оставаться меньше, хоть в этот набор попали более крепкие парни. Были среди них и такие, что уже довольно ловко размахивали кулаками. Видать, поднаторели в драках за сельских девок.
      Однако к тому времени Шура научился правильно принимать удары, гасить телом их силу. А сам, изнемогая от ушибов, продолжал тренироваться ночью. Сбивал в кровь костяшки рук, молотя мешок, отжимался на песке, махал ногами и мечом-палкой. И тень его вторила движениям тела. Порождение луны, тень становилась все резвее с каждой ночью.
      Иногда, ночью, вместо размахивания палкой и кулаками очень хотелось поспать. Прилечь прямо здесь, на песок, подложив кровоточащую руку под голову. Тогда из полудремлющего мозга выскакивал красный волк и в погоне за ним Шура заплетающимися ногами снова принимался мерить тренировочную площадку. Он подражал сержанту Коглину и дрожащие кулаки сотрясали ночной воздух.
      Он научился спать на ходу, медленно ползая на коленях с тряпкой по полу, за что получал крепкие затрещины.
      А однажды красный зверь в голове проявился днем. Призрачный волк оскалился и все заполонил собой, когда очередной новобранец размахнулся для удара.
      Шура успел сжать зубы, задрожать и невольно ударить быстрее.
      Его кулак попал прямо в то место между животом и грудиной, от удара в который начинаешь задыхаться и все плывет перед глазами. Сквозь исчезающий облик оскаленной красной пасти Шура глазел на лежащее у его ног тело. Потом испуганно посмотрел на сержанта. Ведь теперь его, несомненно, накажут. Хотя, куда уж больше наказать, чем обычно. Ведь и так постоянно избивают. Не убьют же…
      Коглин задумчиво разглядывал лежащего новобранца, потом отдал приказ оттащить в сторону и отлить водой. С минуту почесал небритую репу, потом сказал Шуре, что теперь он может давать сдачи. Каждому. А остальные теперь должны быть готовыми получить удар в ответ. Заморыш может защищаться.
      "Я могу отвечать?" Красный волк ехидно оскалился и спрятался. Шура был предоставлен сам себе. Ноги его все еще подкашивались, когда следующий молодой солдат стал напротив. А Шура все еще не верил в то, что он бьет человека.
      За полгода избиений его тело узнало все об ударах. Сотнях, обрушившихся на него. Ночные тренировки закрепляли эти знания. Теперь же предстояло познать особенности удара по живому человеку, который может дать сдачи. Это не безропотный воздух и не бесчувственный мешок с песком.
      В тот день он смог отправить на песок еще двоих из пяти новобранцев и сам два раза свалился. Это произвело впечатление на Коглина, и с того времени сержант стал тренировать Шуру наравне с другими. Но от постылого мытья полов и уборки мусора его не избавили.
      Время шло, ему было почти шестнадцать, а семнадцатилетние новобранцы его боялись и старались ударить побольнее. Только теперь удары уже были не такими бесхитростными - ему целили в пах, старались пнуть носком по коленке, ткнуть в глаза и горло, как показывал сержант. Но в ответ молодые солдаты кулями валились на песок, а сержант орал на Шуру:
      – Добивай! Охламон хренов! Учись добивать, если хочешь выжить. Ты дашь врагу шанс, а он поднимется и ударит в спину!
      Когда Коглин перестал находить замечания для Заморыша, сержант стал брать его на тренировки солдат. Тогда Шура на себе ощутил, чем бойцы отряда отличаются от новобранцев. Тело вновь стало покрываться синяками и ссадинами, а еще стали болеть вывихнутые руки и ноги, вывернутые пальцы. Здесь он узнал, как ломают конечности, душат, выдавливают глаза.
      Сержанту Коглин поначалу не хватало "живого истукана", на котором обкатывали новичков. Потом ему в голову пришла дельная мысль, и по его просьбе в очередном рейде захватили живого бабера - северного варвара.
      В отряд притащили связанного полуголого человека, всю одежду которого составляла обернутая вокруг бедер шкура. Здоровый бородач дико сверкал глазищами из-под длинных спутавшихся волос. На чернобородом лице выделялись только горящие непримиримостью глаза. Пахло от него похуже, чем в хлеву.
      На первых тренировках варвара выставили со связанными за спиной руками. Но и в таких условиях новобранцам не сразу удавалось завалить бородача, который яростно лягался сильными ногами.
      Через неделю, когда рекруты поднаторели, варвару развязали руки. Несколько секунд бабер растирал запястья, а новобранец с выставленными кулаками нерешительно приближался к нему.
      Но варвар не стал ждать, пока его ударят, а стремительно прыгнул и схватил парня за голову. Раздался мерзкий хруст, и безвольное тело с вывернутой шеей упало на землю. Разъяренный бородач бросился к очередной жертве, когда его остановил тяжелый кулак Коглина. Бабер упал на спину, а сержант еще несколькими ударами впечатал лохматую башку в песок…
      Шура же продолжал заниматься с бойцами отряда. А когда ему оставалось полгода до семнадцатилетия, по рекомендации Коглина его зачислили сразу в солдаты. Ему так и не довелось быть новобранцем.
      – Служи, охламон, - благословил сержант Шуру.
      Тогда он впервые взял в руки настоящее оружие. До этого приходилось под начальством сержанта Лейба упражняться с тяжелой деревянной палкой, заменяющей меч. Сержант показал, как рубить мечом и колоть копьем.
      – Быстрота и умение - залог вашего выживания. У бабера страшное оружие - тяжелая дубина с острыми кусками кремня. Шлем поможет мало. Щит тоже, только руку занимает. Дубина снесет вас вместе со щитом. Потому движение и еще раз движение. Определитесь, кому как удобнее - меч в одной руке, копье в другой. И двигаться, двигаться! Ноги, ноги!!!
      Меч оказался полегче тренировочной палки. Рифленость рукояти и острота клинка вселяли уверенность. Шура примеривал оружие в руке и думал, что прав Коглин. Если бы он не прошел те избиения и не научился давать сдачи - меч бы ему помог мало. И сейчас клинок дрожал от непривычки в руке, но Шура чувствовал, что готов принять оружие.
      Три месяца усиленных тренировок с оружием - и в патрулирование на границу.
      Полтора года службы записали на его счет полтора десятка человеческих жизней. А запомнился только год начальный, впервые познакомивший его со смертью. Смертью, которую нес он сам.
      Их отряд тогда выслеживал на приграничье группу варваров. Баберы разграбили уже два села, увели десяток женщин и много коз, овец да кур. Следы северян были устланы крестьянскими трупами с раскроенными черепами. Командир заставы капитан Броман, брызгая слюной, обещался патрульным насадить их головы на частокол ограды, если они не принесут головы с черными бородами.
      – Они сейчас наших баб… - надрывался капитан. - Да я вас самих как баб… за это.
      После этого Чесс, долговязый парень с разорванным ухом, бурчал за обедом:
      – Неважнец полный. Еще лишат нас всех месячного жалования.
      – За что? - удивился Шура, начавший служить гораздо позже Чесса.
      – Не за что, а для чего.
      – И для чего?
      – Б-р-рр, сразу видно, что ты не был новобранцем. На эти деньги наймут найта, чтобы он разыскал и уделал этих варваров. А это неважнец.
      – Тогда мне непонятно, почему вместо многих солдат границу не охраняют найты.
      Чесс задумался, отодвинул в сторону пустую миску.
      – Найт - это, прежде всего, свобода, - притихшим голосом, завистливо произнес он. - Их нельзя привязать к постоянной службе. Их удел - дороги, которые они выбирают сами. И никакой придурок Броман на них не орет. Сам бы побегал за этими зверями, похожими на человека.
      – Я хочу стать найтом.
      – А я вот не хочу. Всю жизнь мотаться по дорогам, таская за собой копье. Без дома, без своей земли. Я хочу вернуться на поле. Хоть мне еще в детстве надоело ковыряться с тяпкой и лопатой. Вот отец и послал меня в солдаты. Думает, я здесь денег поднакоплю, уволюсь, прикуплю пару мотоблоков. Будет чем свое поле пахать, да и в аренду можно сдавать мотоблок. Да не держатся у меня деньги. Если не прогуляю, так честные-кровные снимают за этих проклятых варваров, срази их Шварц Негер!
      Но свое жалование они тогда все же сохранили. Солдаты из группы сержанта Корта, в которой числился Шура, окружили два десятка бородачей в одежде из шкур и бесформенных меховых шапках. Солдаты хорошо знали свое дело, копья да мечи работали слаженно, и восемнадцать завернутых в шкуры трупов они обменяли на три своих.
      Именно тогда Шура ощутил разницу между лязгом мечей на тренировочной площадке и настоящим боем, в котором утыканная острыми обломками кремня тяжелая дубина норовит обрушиться тебе на голову. Прав сержант Лейб, тут никакой шлем не поможет. Ведь это не кулак, синяком не отделаешься.
      Когда, дико воя, окруженные бородачи бросились на солдат, Шуре вдруг захотелось спрятаться за спины сослуживцев. Врожденный страх толкал его назад, подальше от опасных дубин. Не помня себя, он бы так и сделал, если бы одновременно в мозгу не проснулся красный волк.
      Зверь кровавого цвета тут же приказал бежать вперед. И разрываемый на части двумя противоположными чувствами, Шура бился в первом ряду строя.
      Перед ним сразу же оказался великан с развевающейся гривой волос, бешено размахивающий огромной дубиной. Бабер легко, словно тростинку, сломал выставленное вперед копье. Тяжелая дубина задела плечо Шуры. Правая рука тут же онемела, помертвевшая ладонь выпустила рукоять меча. И клинок остался в прикрытом вонючей шкурой брюхе.
      Шура вытащил оружие из мертвого тела уже после боя. Левой рукой. Правая начала слушаться только через месяц.
      Последним убийством на службе стала смерть нового начальника заставы, самодура, прославившегося необузданным и злобным нравом…

3

      Шура проснулся рано. Всю ночь он ворочался в шатре, ему грезились огромные бородатые варвары. Он пытался увернуться от сучковатых дубин, старался скрыться от баберов, но не мог бежать, и только кричал, когда ему на голову обрушивалось утыканное кремнем дерево. А сержант Коглин стоял рядом, грозил Шуре пальцем и все повторял: "Поднимайся, охламон! Ты можешь бить в ответ!"
      Да, долго он еще будет вспоминать свой отряд. Именно на границе и служили самые отчаянные солдаты из всех королевских полков. Для остальных же самым тяжелым занятием была строевая муштра.
      Потягиваясь, Шура снова вспомнил сказителя Эривэна.
      – Ленивы солдаты, но грозен Баделенд. Оплот цивилизации, сосредоточие величественных Храмов, вотчина богатых купцов. Времена великих войн давно прошли. Привольные княжества, непрестанно сражающиеся между собой и с дикими соседями, попали под власть Эджа, вотчины династии Пиеров. И превратились в провинции единого Объединенного Королевства. С кем теперь воевать? С соседним Рогейном выгоднее торговать. С западных горцев-татенов, засевших в горах Осси, взять нечего, кроме камня и проблем с гордым свободолюбивым нравом. А дорогостоящие шкуры горных барсов да драгоценные камни они и так меняют на железо и вино. На севере, правда, есть ценные леса. Можно было бы построить корабли, чтобы плавать в сказочную, богатую Идрию, где поют сладкоголосые птицы и текут реки из отличного вина, а хлеб растет на деревьях уже испеченный. С этой далекой страной можно было бы воевать или торговать. Но леса так и остаются нетронутыми. Доблестные солдаты короля полвека назад стали мишенями для дротиков и дубин лесных жителей. Больше армия в леса не суется.
      В отличие от других сказителей, слепой Эривэн мог не только сказывать небылицы давно минувших дней, а иногда принимался разглагольствовать на злободневные темы.
      – Баделенд похож на огромного ленивого пса. Не рычит, не кусается, но все его обходят стороной. Потому королевские солдаты сноровисты лишь в обхаживании сельских девок и в поглощении вина. Только на северном приграничье отряды боеспособны.
      За такие слова Шура лично бросил тогда целый золотой в сумку сказителя.
      – Никто не смеет угрожать могуществу Объединенного Королевства. Ведь велика его армия, многочисленны его солдаты.
      Сидящие за соседним столами найты снисходительно ухмылялись.
      – Когда более года назад к границам Рогейна подошла армия борнийского короля Бистия, наши солдаты могли вступить на землю соседей. Но умен оказался борнийский владыка. Прислал послов с богатыми дарами к королю Григору, заверил в своем желании вечного мира с Баделендом. А королю-то что? Ему все равно, кто правит в Рогейне. Лишь бы исправно поставляли пшеницу и ткани по низким ценам, лишь бы беспрепятственно торговали на базарах Рогейна аль-барейнским хлопком, зерийскими шелками да шел по дорогам Рогейна диссалийский каучук. А зачем вступаться за соседей? Унижаться перед купцами, растрачивать казну на армию, что вступит в Рогейн. А посланцы короля Бистия клятвенно пообещали купеческой Гильдии Баделенда совсем невысокие цены на хлеб и ткани, заверили, что уменьшат пошлины за торговлю на базарах Рогейна. К тому же открывалась возможность поставлять подсолнечное масло и вино, чем так славен Баделенд, в другие захваченные Бистием страны. Это и решило участь династии Мирроев, что правила Рогейном.
      Шура слышал, как один из найтов прошептал: "Король перестал быть воином. Можно было без труда захватить Рогейн и торговать совсем без пошлин". Меж тем сказитель продолжал:
      – Купцы и порешили, что торговать выгоднее, чем драться. Пусть воюет тот, кто торговать не умеет. А ведь совсем не так думал когда-то Бьорк Пиер Первый, Неукротимый Буйвол, Объединитель Баделенда, пращур нашего короля.
      Можно было выгнать борнийцев из Рогейна. Да кто же схочет терпеть убытки, пока закончится война? Перестанут ходить караваны, король повысит налоги, нарушатся торговые связи. Зачем? Выгодное предложение короля Бистия сделало свое дело.
      Слепой сказитель ничего не видит да хорошо внимает словам. Там услышит новость, там разговор, все сопоставит, погодя выдаст слушателям за звонкую монету.
      – И даже теперь, когда границы нарождающейся Борнийской империи приблизились к Баделенду, почти никого в королевстве это не беспокоит. Правда, горячие головы при дворе шепчутся, что нельзя доверять королю Бистию. Мол, кто познал радость завоеваний и у кого под рукой армия привыкших сражаться солдат, тот не сможет остановиться на полпути. Но отвечают этим желторотым воеводам, что не скоро настанет тот день, когда мощь Борнии сравняется с могуществом Баделенда. Чего большому псу тревожиться, когда рядом пробегает пусть и злобная, но маленькая собачонка?
      Шура в очередной раз зевнул, потянулся. У него хватало своих проблем, чтобы думать о политике. Осторожно, чтобы не потревожить Зага, он на коленках заковылял к выходу из шатра.
      Откинутый полог явил ему не горизонт с восходящим светилом, а плотную белую жижу. Вокруг, в какую сторону ни поверни голову, не видно ни зги. Даже кустарники метрах в десяти от шатра утонули в этой вязкой мгле. Только темные мутные силуэты ближних акаций пробивались сквозь туман. Да еще очертания "Планеты" проступили рядышком. Пока Рыжий ночует возле шатра, за мотоцикл можно не переживать.
      С Рыжим было очень удобно - не приходилось дежурить ночью. С таким чутким стражником можно не беспокоиться о внезапном ночном нападении. Конечно, редко кто решится потревожить сон найтов. Но все же мог отыскаться ретивый молодой разбойник вроде того, каким был в свое время Шура, кто рискнул бы позариться на добро найта. Или хитромудрый атаман, вроде Корда, может решить таким путем раздобыть себе мотоцикл.
      Шура выбрался наружу. Ботинки тут же покрылись влагой.
      Туман напоминал парное козье молоко, которым его в детстве угощала соседка Кавла. Белая влага окружала со всех сторон, мелкие капельки спускались на землю, траву, затухшее кострище, на волосы и куртку Шуры.
      Капельки покрыли и "Планету". Козья шкура на седле, полог коляски, металл - все оказалось мокрым. Загу, когда он наконец проснулся, пришлось протирать сиденье тряпкой, ночевавшей в шатре.
      Пока рулевой надевал на грудь лямки защитной пластины из мягкого толстого металла, пока натягивал куртку, Шура дурачился с Рыжим. Пес катался по росистой траве, и его задорный лай глухо отзывался в плотном тумане.
      На отсыревшем воздухе мотоцикл долго отказывался заводиться. Лишь после пятиминутных усилий Зага двигатель отозвался рассерженным татаканьем. "Планета" кудахтала, будто снесшая яйцо курица.
      Хотя день давно уже наступил, рулевому пришлось включить фару, и горизонтальный столб света прорезал седую пелену. "Планета" выкатилась на влажную дорогу. Заг повел мотоцикл неторопливо. По обочине медленно проплывали и тут же снова исчезали в тумане редкие силуэты деревьев.
      Не проехали они и получаса, когда сзади донесся звук мотора.
      Без лишнего слова Заг тут же развернул мотоцикл, а Шура быстро отстегнул копье. И когда сквозь туман блеснула фара, они уже медленно катили в обратном направлении? навстречу звуку.
      Степной ястреб на серой коляске вынырнул из мглы вслед за острием копья, направленным в грудь Загу.
      Шура не зевал и вовремя встретил древко Ястреба своим копьем. Он отлично чувствовал движение оружия, и за долю секунды краткой стычки ощутил, что уже сменил направление вражеского острия. Большое Жало тут же ринулось к груди чужого рулевого.
      Но копье почему-то… запуталось?!, противник крутанул свое древко, и оружие Шуры вырвалось из руки. Рев моторов скрыл глухой стук, с которым древко упало на влажную поверхность накатанной дороги.
      Заг успел подобрать левую ногу, "Планета" заскрежетала бардачком по баку Ястреба. Чужой мотоцикл задел ногу опешившего Шуры, сдирая кожу штанов и левого бедра, заставив коротко вскрикнуть.
      Найт "Ястреба" тоже не успел сработать мечом, мотоциклы разминулись.
      Заг быстро оценил ситуацию, и "Планета", набирая ход, устремилась сквозь туман.
      Лишившись копья, Шура почувствовал себя беззащитным. Сколько у них с Загом шансов устоять против опытного найта с копьем? Считать ключи на чужой шее времени не было, но их явно было не меньше, чем у Шуры.
      Тут же напомнил о себе позабытый в последнее время верный спутник и соратник. Сизым туманом он наполнил мысли и окутал тело. И реагировал страх не на быстрое мелькание черных стволов вдоль обочины (при опыте Зага они вряд ли врежутся в дерево, даже в таком тумане), а на потерю оружия. Что делать?
      А сзади их уже преследовал звук мотора. "Планета" летела сквозь туман и за ней, все нарастая, мчался звук "Ястреба".
      – Что за мотоцикл? - прокричал Шура в ухо Загу.
      – "МТ". Догонит.
      – Почему мы так слабо выжимаем?
      – Рукоять газа слизалась. Проскакивает.
      Рокотание двигателей рвало в клочья седую мглу. Заг бешено крутил рукоять газа, мотоцикл шел рывками. Иногда двигатель захлебывался, тогда "Планета" замедляла свой бег, рулевой резко накручивал непослушную ручку и мотор дико ревел, бросая мотоцикл вперед.
      Безумную идею породил страх. Если бы его не гнала необходимость выжить любой ценой, Шура вряд ли на такое решился. Это сумасшествие. Уж лучше попытаться как-то уклониться от копья, надеясь лишь на Жало. Но страх, как и учил Вайс, не заставил беспомощно цепенеть, а подтолкнул Шуру.
      – Лети быстро! Я сойду! - прокричал он рулевому.
      В ответ лишь понимающий кивок.
      Теперь все решали мгновения. Успеет ли Шура опередить настигающий звук?
      Порыться в коляске, схватить уложенную кольцами веревку. На полном ходу соскочить на дорогу (только бы не расшибиться о стволы на обочине!). Фак! Таки заехал болящим плечом во влажную землю. Нужно быстро подниматься, на такие мелочи времени нет.
      Лихорадочно вязать один конец веревки к шершавому стволу.
      Наперегонки с нарастающим звуком бежать через дорогу с другим концом в руках.
      Вот и обочина. Что же делать? Здесь нет подходящего дерева!
      Остается лишь обкрутить веревку через ненадежные ветви скользкого кустарника (только бы веревка выдержала!).
      Темный силуэт Ястреба вылетел из тумана вслед за звуком.
      Шура резко потянул на себя веревку, и перед мчащимся мотоциклом натянулась преграда. Колесо на полном ходу налетело на помеху, огромная сила так рванула мокрую пеньку из рук, словно хотела вырвать их из плеч.
      Он отпустил веревку уже тогда, когда сам полетел следом за ней на дорогу.
      Фак!
      Снова плечо. И опять нет времени разлеживаться.
      Барахтающийся звук захлебнулся, мотор сердито зарычал и затих.
      Черный мотоцикл уперся коляской в ствол на обочине. Его седоки находились неподалеку: один лежит, держась за голову, второй пытается подняться на четыре конечности. Поздно. Теперь здесь хозяин - Акинак. Малое Жало…
      Оба - рулевой и найт, сидели, прижавшись спинами к своему мотоциклу. Лезвие короткого меча только что прошлось по их горлянкам. Но не взрезало хрупкую плоть, отворяя дорогу бьющему красному фонтану, а лишь пощекотало кадыки. Так, для острастки. Чтобы сидели тихо и не дергались.
      – Что же вы Кодекс не уважаете? Что там указано? - клинок надавил на шею найту.
      В ответ найт прохрипел что-то нечленораздельное.
      – Правильно. Великий Фамирос завещал: "Заступая дорогу и желая поединка, предупреди противника". Так?
      Побежденный найт опять захрипел.
      – Ты скажешь, мол, не все придерживаются Кодекса. И будешь прав. Живи, - Шура убрал меч
      Он не добивал тех, кого удавалось обезоружить, и кто к тому времени еще оставался жив. Непременно он убьет только одного.
      Того, встречи с которым ищет почти десять лет.
      Забрав ключ, Шура подошел к лежащему на дороге копью Ястреба. Ах, вон оно что! В древко насквозь вбиты стальные штыри. Будто кремни в дубинах баберов. Не меньше десятка, под разными углами. Это с их помощью поверженный найт заклинил древко Шуры и вырвал его. Интересная штука.
      Но руки Шуры привыкли к своему копью, что верно служило ему уже почти три года. Нужно найти его, хоть это и мудрено в таком тумане. Вся надежда на Зага. Он должен помнить место на дороге, где они встретились с Ястребом.
      Звук из тумана возвестил, что "Планета" уже катит сюда. Теперь можно спрятать акинак в ножны на правой голени. Этот удобный, шустрый меч Шура облюбовал в те времена, когда грабил мелких купцов и обирал крестьян…

Разбойник

      Тяжело доводится разбойникам в Баделенде. Это вам не богатая укрытиями страна северных варваров, где леса позволяли легко спрятаться от солдат короля Григора. И не западные горы Осси, где жили свирепые татены.
      На открытых просторах Объединенного Королевства, где небо соприкасается не с верхушками деревьев, а с землей, и видать на много километров, укрыться можно было только в балках-оврагах, терновниках да колючих островках шиповника. А еще - в лесополосах, что защищают поля от ветров. И то, если стена акаций да ясеней довольно старая и промежутки между стволами уже заполонила молодая поросль.
      И все равно находились те, кто не желал горбатиться на поле, или торговать, или служить солдатом. Они предпочитали брать сами все то, что им было нужно. Их время - ночь, их разговор - лязг клинка. И плохо приходилось торговому каравану, если его не сопровождал найт.