Ассистенты

— Проект, конечно, заманчивый. Но ведь мы хотели, чтобы Тревис снимался в серьезных фильмах, — говорю я.

Моя наглость ставит Джонни в тупик, он поднимает брови — густые и неухоженные, несколько длинных волосков торчат в разные стороны. И я вдруг вспоминаю, что «серьезные фильмы» были моей идеей, а не его.

— Мы хотели, чтобы я заработал денег. Много денег. Он может сниматься хоть в «Лепрекон-восемь», мне без разницы. Меня волнуют мои пятнадцать процентов за менеджмент, оплата за консультации и членство в Гильдии киноактеров, если, конечно, в этом фильме окажется подходящая для меня Роль.

— Конечно! — резко меняю я тональность. — Обязательно покажу этот сценарий Тревису и узнаю его мнение.

— Ради всего святого, попробуй подкупить его. Скажи, что студия предложит самые лучшие условия.

К нему смогут прилететь все его друзья. Мы обеспечим его кокаином, проститутками, чем только пожелает! — Джонни смотрит на мои колени. — Кое-кто не хочет это записать?

— Тревис предпочитает марихуану или грибы, — отвечаю я и пишу: «Чертов дурак», — в своем блокноте.

— Мы должны уговорить его. В нашем бизнесе нужно постоянно работать, или все решат, что ты умер. Наверное, именно это ты и захочешь объяснить мелкому идиоту.

Киваю и пишу: «Твою мать».

— Кстати, о деньгах, ты был в банке сегодня утром? — спрашивает Джонни.

— Да, выписка с депозитного счета у меня на столе.

Он качает головой.

— Позвони моему брокеру и попроси его купить еще акций «Ай-би-эм».

Записываю: «Режьте меня на куски».

— Так, а где рейтинги? — интересуется Джонни.

Перебираю бумаги в поисках листа с распечаткой рейтингов Нильсена за прошлый вечер.

— Виктория снова последняя в своем возрастном интервале.

Джонни вздыхает и снова начинает рассматривать пальцы.

— Сколько недель это длится?

— Восемь.

— Очень плохо, что они решили включить ее в рейтинг. Я боялся этого. Она слишком стара. Никого больше не интересует Виктория Раш. Черт, даже мне она абсолютно безразлична.

— Думаю, у нее до сих пор есть преданные поклонники.

— Ну, если бы геи были выделены в отдельную демографическую единицу, это имело бы смысл.

— Но это уже произошло, — усмехаюсь я. — Как думаете, кто подтолкнул сериал «Следователи ВМФ» в первую двадцатку?

Джонни безучастно смотрит на меня.

— Показатели рейтинга только повышают значимость Тревиса. Он должен наконец что-то решить.

— Да, конечно.

— Есть что-то еще? — спрашивает Джонни, вытирая лицо уголком полотенца.

— Барт Абельман сегодня вечером выступает в шоу Лено по телевизору.

— Кто?

— Комик, о котором я вам рассказывал. Вы видели его записи.

— Меня не интересуют комедийные актеры.

— Он выдающийся комик, — продолжаю настаивать я. — Появился на одном из прослушиваний для шоу «Сегодня вечером» и сразу же получил разовый ангажемент. Думаю, нам стоит отправить его на фестиваль комедийных искусств в Аспене. Если с ним поработать, у него будут неплохие шансы. Смешных людей не хватает.

— Послушай, для успеха в нашем бизнесе нужны хорошие задатки. А посредственных комиков масса. Кроме того, никому не удавалось быть смешным со времен Эмо Филипса. А он уже покойник.

— Эмо Филипс жив.

— Правда? — изумляется Джонни.

— Думаю, вам стоит своими глазами взглянуть на выступление Барта. Я ведь оказался прав по поводу Тревиса.

Джонни машет в сторону двери:

— Меня не интересуют комедианты. Все они абсолютно одинаковы: евреи-неудачники, считающие, что их обижали в детстве. Что-нибудь еще?

Смотрю на расписание. На девять вечера карандашом вписано имя женщины.

— У вас сегодня свидание. Я сделал заказ в «Азия деКуба».

Губы Джонни растягиваются в похотливой ухмылке.

— Напомни, как ее зовут.

— Волария.

— Вола… как? — закатывает глаза Джонни. Осторожно произношу по слогам:

— Во-ла-рия.

— Почему у моделей такие странные имена? — Джонни смотрит в потолок, пытаясь понять, о ком идет речь. — Блондинка с большими сиськами?

— Брюнетка с грудью среднего размера. Вы познакомились с ней на прошлой неделе на благотворительном мероприятии. Ей двадцать два, и она из Мемфиса. — Вижу, что это ни о чем ему не говорит, и добавляю: — Штат Теннесси.

Мой комментарий сильно раздражает босса.

— Я знаю, где находится этот чертов Мемфис.

Беру со стола каталог белья «Тайна Виктории» и пролистываю его в поисках нужного снимка.

— Вот здесь.

— О да! — восклицает Джонни, рассматривая длинноногую брюнетку в сиреневой кружевной комбинации и чулках.

Пытаясь расшевелить его память, продолжаю:

— Она учится в Южнокалифорнийском университете на ветеринара.

Джонни подносит снимок к лицу.

— Что-то не так?

— Я вижу растительность! — Он бросает мне каталог. — Смотри, вот здесь.

— Может, это тень.

— Тень, твою мать, — фыркает Джонни. — Знаешь, если хорошенько посмотреть, иногда и соски видно.

— Никогда этого не замечал. Он презрительно усмехается:

— Как думаешь, горячая девочка?

— Она очень привлекательная женщина.

— Была бы еще лучше, будь у нее член. Вот что ты думаешь.

— Честно говоря, я совсем не думал об этом.

— Конечно, как бы не так! Знаю я вас! Все вы думаете только об одном!

— Откуда вам знать? — огрызаюсь я, прекрасно понимая, что вступаю в опасную зону.

— Что ты сказал? — хмурится Джонни.

Повышение. Прибавка к зарплате. Повышение.

Прибавка к зарплате. Решаю уступить. Нет смысла расстраиваться из-за тупых комментариев.

— Она красивая девушка, — поднимаюсь я. — Не сомневаюсь, вы прекрасно проведете время.

Он смотрит на меня, как бык на красную тряпку.

— Что-нибудь еще?

Откашливаюсь.

— Если отделить зерна от плевел, то на сегодня это все.

— Так-то! О чем я говорил? — спрашивает Джонни. — Пойди и принеси мне орехов! — И, с отвращением взмахнув рукой, он отпускает меня.

РЕЙЧЕЛ

— Рабочее название — «Дни и ночи в Пуэрто-Валларта», — говорит странная девушка, стоящая перед классом. Очень худая, с жирными волосами, в мятой одежде из секонд-хэнда. Терпеть не могу судить о человеке по внешности, но она, видимо, сидит на героине или кокаине. Правда, в жизни я ни разу не встречала наркоманов, поэтому не могу знать наверняка. А может, она хиппи — питается лапшой в «Фиш», пахнет витаминами, не бреется и ест только овощи. Здесь очень много вегетарианцев, наверное, потому что все заботятся о здоровье. Ведь мы в Голливуде, и этим все сказано. Я слышала, что сейчас появились полные вегетарианцы, отказавшиеся от всех продуктов животного происхождения, даже от молока и сыра. Их называют «веганс». Правда, похоже на имя героя из сериала «Звездный путь»?

Я не единственная, кто наблюдает за странной бедной девушкой. Когда она сдает конспект, все замечают, что он написан от руки. А ведь существует правило: все работы должны быть напечатаны. Смотрю на моего друга Малика — единственного темнокожего парня в классе. На нем цветное, коричнево-зелено-красное, африканское ожерелье. Он качает головой и ворчит — обычное поведение, потому что его раздражают практически все белые, а я почему-то являюсь исключением.

— Ох, Дженис, наступило новое тысячелетие, мо-ясет, ты напечатаешь следующую работу? — раздается голос профессора Берроуза из конца класса. Вот, значит, как ее зовут. Забавно, внешность совсем не соответствует имени. Я знала девушку по имени Дженис в Шугарленде, она была наполовину индианка. Или по крайней мере так говорила. Но потом кто-то рассказал мне, что у нее было кожное заболевание.

— Я не люблю машины, — сообщает Дженис. — Они мешают чистоте творческого процесса.

Но профессора Берроуза так просто не собьешь с толку.

— Тогда продолжай, с нетерпением жду момента, когда мы сможем обсудить твое великолепное произведение.

Несколько человек засмеялись. Берроуз бывает иногда очень язвительным, что не слишком хорошо для учителя. И все же я ему сочувствую. Внешне он похож на урода из триллера «Фарго» — мой любимый герой! — но не смирился с этим. Ни один из его сценариев так и не появился на экране. Ему, правда, удалось продать парочку, но писательским трудом он так и не смог заработать достаточно денег, чтобы перестать преподавать. Думаю, его огорчает и то, что он читает лекции не в настоящем университете — Южнокалифорнийском или Калифорнийском, — а в колледже Санта-Моники, простом «общинном» [15] колледже, также известном как тринадцатый и четырнадцатый класс. Но я не вижу в этом проблемы. Уверена, работа преподавателя на любом уровне — очень почетное занятие.

— Это сценарий о любовном треугольнике между двумя женщинами и мужчиной, — начинает Дженис. — Фильм будет похож одновременно на «Пурпурный легион» и «Девять с половиной недель», только все герои — меннониты.

— Кто такие меннониты? — вовремя спрашивает кто-то, ведь я тоже не знаю ответа на этот вопрос.

— Они похожи на секту амиши, — объясняет Дженис. — Только им разрешено пользоваться электричеством, водить машину и слушать радио.

И мой сюжет о крайне впечатлительной девушке из маленького городка в Техасе, которая уезжает от матери-алкоголички в Голливуд, чтобы писать сценарии, сразу перестает казаться мне странным.

Дженис читает сценарий:

— Рут не в состоянии контролировать влечение к женщине и уговаривает Эстер заняться сексом в конюшне. Входит Джебедайа. Сначала он приходит в ярость, но потом чувствует нарастающее возбуждение и присоединяется к девушкам. Все трое влюбляются друг в друга. Но они понимают: нужно бежать, чтобы избегнуть огласки в общине. Герои останавливаются в Мексике, где простые ленивые мексиканцы не возражают против их образа жизни. Так они и живут в бунгало на пляже, в идеальной гармонии и согласии и любят друг друга.

— Этот сценарий достоин «Оскара», — говорит Берроуз. — Какие будут комментарии, ребята?

Малик поднимает руку:

— А в этом фильме есть темнокожие?

По тому, как он спрашивает, понимаю, что парень снова готов взорваться.

— Малик, не нужно каждую историю переводить в плоскость гражданских прав, — пытается образумить его профессор. — В этом сценарии так много других недостатков, что расизм стал бы последним в их списке.

Но Малик уже не может остановиться.

— Расовая дискриминация заметна сейчас в каждом фильме. Вспомните последних лауреатов «Оскара», за исключением мюзикла «Чикаго», который в любом случае нельзя назвать настоящим фильмом. «Властелин колец» — ни одного чернокожего во всем Средиземье. «Игры разума» — ни одного чернокожего в студенческом городке, «Красота по-американски» — ни одного в целом районе.

— Подожди секунду, — перебивает парень из задних рядов, — в «Гладиаторе» был один герой-негр.

— И кого он играл! — огрызается Малик. — Раба, черт возьми!

— Понятно, — замечает профессор Берроуз. — Дискриминация по национальному признаку в кинофильмах. Интересная идея.

— У каждого режиссера собственное видение. Если он не представляет чернокожего актера в какой-то роли, то и не должен чувствовать себя обязанным взять его, — замечает коренастый парень, сидящий в первом ряду.

— Именно о таком арийском подходе я и говорю, — ворчит Малик.

— Ты называешь меня бритоголовым? — встает с места коренастый.

Перепалка принимает опасный оборот, и профессор прерывает их:

— Может, вам двоим продолжить выяснять отношения в «Шоу Джерри Спрингера»? — Нахмурившись, он встает перед классом, жестом показывает Дженис, что та может вернуться на место, и выдерживает долгую паузу, глядя в потолок. — Каким бы интересным ни был этот спор, должен сказать, что он совершенно бессмысленный. Когда смотришь серьезную картину, следует забыть о своих мелких проектах— «триумфах человеческого духа». Бессердечным администраторам студий, принимающим решения, наплевать на артистические способности, расовую гармонию или рвение нашего парня. — Он идет по классу и говорит все громче и громче: — Их целевая аудитория — не достигшие половой зрелости фанаты видеоигр с постоянно стоящими членами. Они решают, какие фильмы должны сниматься сегодня. Поэтому им нужны погони на машинах, взрывы, кровь, кишки, бесплатная обнаженка и рок! — Лицо профессора покраснело, кулаки сжались. — Вопросы?

Никто не осмеливается поднять руку. Я боюсь встретиться с ним взглядом. Он выглядит сейчас как Джеффри Дамер — сошедший с ума серийный убийца. Профессор сканирует взглядом класс, всматриваясь в наши лица и тяжело раздумывая, что бы еще такое сказать. Наверное, он надеется, что мы запомним его советы на всю жизнь.

— Ладно, какой в этом смысл! — с горечью произносит он, поворачивается, собирает вещи и выходит из класса.

* * *

— Я не верю его словам о целевой аудитории, — говорю я Малику по дороге домой. — Он преподнес это так, будто в Голливуде нет хороших людей.

— А их и нет.

— Но это невозможно, я не могу с этим смириться. Я здесь, потому что мне нравится писать, и я хочу создать что-то способное затронуть души людей.

— А я здесь ради денег. Это единственный город в мире, где твою жизнь может полностью изменить один сценарий. Этот малыш из экспедиции в «Уильям Моррис» завтра сможет ездить на «порше каррера-четыре».

Не понимаю его мотивов, особенно в том, что касается машины. Мы же все стоим в одних и тех же пробках, разве не так? Малик не сказал мне ничего нового. Я читала бесчисленное количество историй о никому не известных людях, которые достигли успеха в Голливуде благодаря хитрости и изворотливости.

— Хочешь перекусить? — спрашивает Малик.

— Извини, не могу, нужно искать работу, — отвечаю я.

* * *

С трудом въезжаю на своем двухцветном — грунтовка и золото — «додж колт» на заправку «Юнион-76». Дверь со стороны водителя не открывается, поэтому перелезаю через ручник и выхожу с другой стороны. Достаю из переднего кармана шорт два доллара и протягиваю их служащему, потом вынимаю мятую тряпку, которая служит пробкой бензобака, и заливаю бензин. Сегодня у меня юбилей. Я живу в Калифорнии уже ровно три месяца и официально не имею ни гроша. До этого момента были деньги, которые мне Удалось скопить в кафе «Старбакс» — дома, в городе Шугарленд, Техас. Я проработала там два года и, если честно, рассчитывала, что собранной суммы хватит На более длительный срок. Но повторюсь, Лос-Анджелес — абсолютно другой мир. Бак заполнен бензином на два доллара, я ставлю шланг на место и засовываю назад тряпку.

Снова открываю дверь со стороны пассажирского сиденья, перебираюсь через рюкзак и оказываюсь за рулем. Завестись удается не сразу. Замечаю, что дама в «лексусе» смотрит на меня как на ненормальную. Я привыкла к взглядам, которыми меня награждают за то, что я езжу на такой ужасной машине, — ее не приняли бы даже на «автомобильное кладбище». Дядя Дуэйн подарил мне ее на шестнадцатилетие. Он автомеханик и собирает автомобили из разрозненных деталей. Вот почему невозможно открыть водительскую дверь моей машины. Но после пяти лет и ста тысяч пройденных миль эта старушка все еще верно мне служит. В последнее время, правда, она почему-то начала рассыпаться на части. И еще она очень шумная. Кажется, я потеряла часть глушителя на бульваре Пико на прошлой неделе.

Я все еще не могу поверить, что живу в Лос-Анджелесе. Работа в Голливуде всегда была моей мечтой. И все из-за небольшого фильма под названием «Шугарленд-экспресс», снятого еще до моего рождения. Это был первый художественный фильм Стивена Спилберга, и после него мой маленький и тихий родной город приобрел известность. Представьте себе, в какой восторг пришли жители, когда в наше «болото» на съемки настоящего фильма приехала целая съемочная группа. Многим довелось побывать статистами, и они по сей день обсуждают это событие. Наблюдение за Голди Хоун тоже было важным занятием, особенно когда она отправилась в местную парикмахерскую укоротить свои знаменитые локоны.

Первоначально я направлялась в Лос-Анджелес, чтобы поступить в Школу кино и телевидения при Калифорнийском университете. Боже мой, по-моему, само название звучит устрашающе! Школа кино и телевидения при Калифорнийском университете! Там такая высокая конкуренция! Из восьмисот претендентов они набирают всего человек пятьдесят. Однажды я уже подавала документы, но меня не приняли. Поэтому мой план был таков: приехать сюда, походить на занятия в местный колледж и пробиваться, пока не получится. В ближайшие дни я должна получить ответ. Но даже если меня примут, занятия начнутся только осенью, поэтому догадайтесь, кому нужна работа? Есть лишь одна сложность: я не готова к любой работе. Понимаю, что разборчивость неуместна, когда от голода тебя отделяют всего два цента, но ничего не могу с собой поделать. Знаю точно, я не хочу работать официанткой, няней или снова возвращаться в «Старбакс». И дело не в том, что мне не нравится это кафе. Я с удовольствием там работала, ведь вас считают не просто служащим, а партнером. А поскольку я дважды получала звание «сотрудник месяца» — в два раза больше, чем остальные, — мне практически гарантировано место в любом кафе этой сети в мире. По крайней мере так говорил мой бывший менеджер. Но нет: я не хочу вот так просто возвращаться к кофе. Мне кажется, это будет огромный шаг назад, а я намерена двигаться вперед. Итак, каждую среду, когда выходят новые объявления, я изучаю специализированные издания. Мне нравится их так называть, потому что я сразу же ощущаю свою причастность. Здесь, в «городе мишурного блеска», очень важно владеть профессиональным жаргоном.

И я вспоминаю: сегодня среда. Останавливаюсь у ближайшего киоска и пролистываю «Вэрайети». Ничего интересного. Тогда беру «Голливуд репортер». Маленький индус — хозяин киоска — пристально на меня смотрит, потому что я никогда не покупаю у него журналы, но надеюсь, он не станет грубить. Иностранцам в этой стране и так приходится тяжело после одиннадцатого сентября.

Быстро переворачиваю «Репортер» и читаю объявления. В глаза сразу бросаются слова «личный помощник». Они напечатаны жирным шрифтом над объявлением следующего содержания: «Известной деловой голливудской паре требуется ассистент. Обязанности: прием телефонных звонков, работа с факсом, выполнение поручений и другие. Обязательно наличие водительского удостоверения и личного автомобиля. Предпочтение отдается студентам колледжа».

Я едва могу дышать. Сердцем чувствую — это то, что я искала.

МИКАЭЛА

Я трачу слишком много времени на размышления, с кем бы переспать, чтобы добиться успеха. Ничего не могу с собой поделать. Я одержима желанием стать популярной актрисой. Правда, никогда не планировала прокладывать себе путь наверх через постель. Впервые оказавшись в Лос-Анджелесе, я все делала честно. Директора по кастингу и продюсеры постоянно приставали ко мне, но я отклоняла их ухаживания — не хотела жертвовать самоуважением ради роли. Потребовался год, чтобы понять местные правила игры. Как только я начала оказывать сексуальные услуги, мне тут же стали предлагать роли. Итак, теперь мой подход: возбуди его! Если это необходимо, я готова на все!

Сижу в офисе Виктории в ожидании инструкций. Офис расположен в цокольном этаже стандартного особняка, в той его части, где раньше располагался винный погреб. Каким бы роскошным ни был дом, на помещениях для сотрудников они явно сэкономили. Офис — комната десять на десять, сырая и темная. Сложное оборудование для наблюдений занимает в ней почти все пространство. На стене — десять тринадцатидюймовых телевизионных экранов, отражающих все происходящее в каждой точке поместья. Компьютер, лазерный принтер, факс, многофункциональный телефонный аппарат и система двусторонней связи громоздятся на столе размером с приставной столик. Гора проводов, напоминающая вывернутые из дуршлага спагетти, свисает из удлинителя, закрепленного на потолке. За книжной полкой находится сейф, где мы храним лекарства Виктории. Там столько таблеток, что их хватило бы для работы мобильного военно-полевого госпиталя. У нее небольшая проблема со здоровьем, и два курса лечения в клинике «Бетти Форд» ничего не изменят. Иногда в дни сильного стресса я беру для себя пару таблеток ксанакса.

Пытаюсь согреть дыханием руки, потом растираю их. Я уже упоминала о температуре? Лорн требует, чтобы в доме было пятнадцать с половиной градусов, а поскольку в винном погребе на десять градусов холоднее, чем в остальных помещениях, я вынуждена постоянно носить теплую куртку с капюшоном. Снова тру руки и борюсь с желанием натянуть капюшон. Достаю косметичку, чтобы нанести немного бальзама для губ. Я все еще пугаюсь себя в этом образе. Мои коричневые вставные зубы ужасны, а очки делают немного похожей на Тутси. Маскировка позволяет мне здесь работать. Если бы я выглядела шикарно — как обычно, Лорн не давал бы мне прохода. Я бы переспала с ним, будь уверена, что это мне поможет. А поскольку это не так, не хочу отвлекаться. Мне нужна работа, и пусть я получаю всего десять долларов в час, зато могу оплачивать дешевую квартиру. Трудно представить, что я уехала с Парк-авеню, чтобы жить в студии над гаражом своего арендодателя в районе Маре-Виста. Крашу губы и внимательно смотрю, не прибавилось ли у меня морщин. Звонит телефон. Беру со стола наушники.

— Слушаю.

— Микаэла? — Это Мэри Джейн Гэй, последний пресс-агент Виктории. И она в панике. — Канал Эй-энд-и не будет делать программу «Биография» о Виктории.

Плохие новости. В последнее время продюсеры относятся к Виктории с пренебрежением. «Ради Бога, они рассказывали о Мередит Бакстер!» — любит говорить она. И должна признать, я ее понимаю.

— У них уже распланированы программы до конца года. Они даже не станут рассматривать ее кандидатуру.

— Рассматривать? — Тру переносицу.

— Зато «Лайфтайм» заинтересовался. Они хотят сделать о ней программу из цикла «Портрет в деталях». Это ведь хорошо, правда?

Кажется, что телефонная линия трещит от ее страха. Дни Мэри Джейн сочтены. Сколько я работаю у Виктории, столько же она пытается добиться, чтобы телеканал Эй-энд-и снял историю ее жизни. Моя хозяйка уже выгнала пять пресс-агентов. Она считает, что «Лайфтайм», или «Вагина-вижн», как она его называет, — это последняя надежда. И конечно же, будет недовольна.

— Скажи ей, что я очень сожалею, — безнадежно просит Мэри Джейн, — и передай, что не оставлю попыток…

— Обязательно скажу, — обещаю я и беру из сейфа первый на сегодня ксанакс.

Когда я заканчиваю разговор, в офис входит Кортни — ассистентка Лорна. Ей едва исполнился двадцать один год, а грудь у нее, как у сорокалетней женщины — матери пятерых детей.

— Я так устала, устала, устала от глупостей Виктории! — в ярости рычит она и падает в кресло.

— Мы найдем кого-нибудь до конца недели.

— Она та-а-акая противная! Бедный Лорн. Не знаю, почему он не разведется с этой мерзкой старухой! Он мог бы найти себе кого-нибудь получше, — жалуется она. Киваю. Кортни машет руками. — Я не понимаю! Он говорит, что хочет развестись, но ничего для этого не делает.

— Он сказал тебе, что хочет развода? — насторожилась я.

Она понимает, что проговорилась, и ее лицо розовеет.

— Э нет, это всего лишь предположение. Просто почему бы ему не хотеть развода?

— А что тебя наводит на эту мысль?

— Просто думаю, и все, — бросает она на меня гневный взгляд.

— Где Лорн? — интересуюсь я.

— Сейчас он с ней. — Кортни смотрит на часы. — А позже мы должны поехать по магазинам.

— По магазинам?

— Ему нужна новая одежда, я помогу выбрать.

— Понятно.

Она встает.

— Не знаю, почему он задерживается, пойду посмотрю.

Кортни поднимается по лестнице, я закатываю глаза, а потом решаю выйти глотнуть свежего воздуха. Прохожу мимо теннисного корта, бассейна с черным дном и скалой с искусственным водопадом, застекленного павильона, пруда, в котором плавают десять пятнистых золотых рыбок, каждая размером с большого лосося. Сбрасываю куртку и сажусь на красивую кованую скамейку в английском саду, снимаю очки и наушники, распускаю волосы и встряхиваю головой. Потом стягиваю хлопковую рубашку с длинными рукавами и остаюсь в топе на бретельках. Что же сделать, чтобы получить следующую роль? В этот момент мимо проходит Лорн.

— Микаэла?

— Вам помочь? — спрашиваю я, быстро надевая очки.

Он изучает меня секунд тридцать, потом произносит:

— Я и не подозревал, что ты такая привлекательная!

Вот черт! Он собирается за мной приударить. Надеваю рубашку и начинаю ее застегивать.

— Нет, я действительно так думаю, — подходит он ближе. — Сними очки.

Делать нечего, и я смотрю на него, кося глазами, как герой комиксов мистер Магу.

— У тебя красивые глаза, не думала сделать лазерную коррекцию?

Мое лицо искажает гримаса, и я сдерживаюсь, чтобы не заговорить противным голосом:

— Нельзя, у меня слишком чувствительная роговица.

Взглядом он уже раздел и ощупал меня.

— Ты занимаешься спортом? Заставляю себя покраснеть и фыркаю:

— Нет!

— Держу пари, у тебя шикарное тело. Но ты прячешь его за этой одеждой!

Прикрываю рот, как будто смущена.

— Может, мы могли бы как-нибудь пообщаться? Поехали бы по магазинам.

— Хорошо, — соглашаюсь я и одариваю его широкой улыбкой, демонстрируя все свои коричневые зубы. В шоке от отвратительного зрелища, он отталкивается, сминая герань и кошачью мяту. И тут же теряет ко мне всякий интерес.

Подходит Кортни и окликает его.

— Ты готова? — смотрит он на нее.

Они уходят, а я достаю из кармана сигареты и закуриваю. Можно расслабиться, пока Виктории что-нибудь не понадобится. И естественно, в туже секунду из интеркома слышится ее крик, эхом разлетаясь по отдаленным углам поместья. Бросаю сигарету и несусь в дом. Придется сообщить ей неприятные новости о программе «Биография», а мне этого совсем не хочется. Жаль, что не запаслась достаточным количеством ксанакса Вот черт!

ГРИФФИН

На служащего «Шайя брассери», отгонявшего машину Джонни на парковку, черный «мерседес» стоимостью в сто тысяч долларов не произвел особого впечатления. Я привез босса в ресторан на ленч с Рэндаллом Блумом — важным агентом из «Ауткам». Джонни выходит из «колесницы», и его сразу же приветствует метрдотель Дон Харди, человек настолько осведомленный, что является источником постоянной опасности.

— Добрый день, мистер Тредуэй! — лучится он.

У Джонни свои правила общения. Он разговаривает только со знаменитостями и директорами студий, а всех остальных игнорирует, и Дон не является исключением. Джонни беспокойно осматривается в поисках Рэндалла Блума, но не видит его. Их встреча была назначена на полдень. Беглый взгляд на часы подтверждает, что сейчас уже четверть первого. Джонни намеренно опаздывает на встречи. Он считает, что приехавший первым заведомо теряет преимущество в любых переговорах.

— Где Блум? — Он пожирает меня глазами.

— Я могу вам помочь? — вмешивается Дон.

Джонни смотрит на Дона с любопытством и отвращением, не в силах поверить в наглость этого слуги! Как он смеет к нему обращаться?!

— На двенадцать у него назначена встреча с Рэндаллом Блумом, — объясняю я. Достаю мобильный и набираю номер.

Холодный душ от Джонни не испугал Дона.

— Вы не хотели бы присесть, мистер Тредуэй? Как только мистер Блум приедет, я проведу его к вашему столику.

Джонни скорее предпочтет операцию на прямой кишке, чем сядет один за столик. Люди, облеченные властью, никогда не бывают одни.

— Мы подождем в баре, — говорю я.

— Если он не появится через пять минут, он уволен, — сообщает мне Джонни. — В Ассоциации агентов Калифорнии есть немало парней, готовых представлять интересы Тревиса.

Единственный человек, способный уволить Рэндалла, — Тревис Траск, но это не мешает Джонни сыпать пустыми угрозами. Он гордо вышагивает к бару, где никто не догадается о его одиночестве.

— Я смотрю, мистер Тредуэй, как обычно, само очарование, — говорит Дон. — А я-то считал засранцем Овица.

Киваю, не отрывая телефон от уха. Джеб отвечает после второго гудка.

— Где он? — спрашиваю я.

— Этот урод еще не на месте ? — удивляется Джеб.

— Нет еще.

— Подожди, я позвоню ему по другой линии.

Джонни стоит рядом с фикусом, изо всех сил стараясь не привлекать внимания, и жестом подзывает меня к себе.

— Я жду, — шепчу я.

Джонни щелкает пальцами и показывает на пол, как будто дает команду собаке. Спокойно подхожу, старательно демонстрируя, что делаю это по собственной воле.

— Пошли мистеру Вайнштейну то, что он пьет, — бурчит Джонни.

С другой стороны бара Харви Вайнштейн беседует со своим спутником. Инструктирую бармена и наблюдаю, как он исполняет просьбу. Харви смотрит на бармена, а потом с пренебрежением на нас. Похоже, книга Питера Бискинда, где автор обрушивается на Харви с жесткой критикой, не заставила его изменить своему неприкрытому неуважению ко всему человечеству. Джонни глупо улыбается и поднимает чашку с кофе.

— Что он говорит?

Один из моих многочисленных талантов — умение читать по губам. Ребенком я всегда хотел знать, о чем шепчутся взрослые, и пристально наблюдал за ними. С тех пор прошло много времени, но маленькое детское развлечение превратилось в условный рефлекс. К сожалению, я сделал ошибку, рассказав об этом Джонни, и тот постоянно просит продемонстрировать мои способности.

— Кто это, черт возьми? — спрашивает спутника Харви.

— Понятия не имею, — улыбается тот, поднимая бокал.

Джонни шепчет:

— Ну?

— Они не знают, кто вы, — говорю я.

— Толстый ублюдок, — морщится Джонни, отворачиваясь и допивая кофе.

Джеб снова на линии.

— Он уже у входа.

— Спасибо. — Я оборачиваюсь и вижу, как Рэндалл входит в ресторан.

Неустрашимый Рэндалл Блум вплывает внутрь со своей фирменной усмешкой, говорящей, что ему известно то, чего не знают другие. Не факт, что это правда, но производит большое впечатление на окружающих. Блум похож на бухгалтера, а не на одного из самых влиятельных агентов в городе. На нем безупречно выглаженный темно-синий костюм от Армани, легкие кожаные туфли от Гуччи и очки в титановой оправе от Дольче и Габбаны. Ему всего тридцать, а он уже член клуба лысеющих мужчин.