Как две капли воды

– Отец упоминал, что она погибла на «Титанике», – заметила Виктория, в отличие от сестры далеко не преисполненная сочувствием. Но как ни странно, именно поэтому с ней было легче говорить о трагедии. Оливия так участливо смотрела на Чарлза, что у него иногда выступали слезы на глазах.

– Верно. Сьюзен должна была сесть вместе с Джеффри в спасательную шлюпку, но слишком много детей оставалось на борту и она отдала одному свое место. Наверняка шлюпка могла вместить и ее, но она старалась помочь оставшимся ребятишкам. Даже пожертвовала свой спасательный жилет. Те, кто видел ее последним, утверждали, что у Сьюзен на руках был ребенок. Благодарение Богу, что хоть не Джеффри. – И после долгого молчания Чарлз добавил: – Она была необыкновенной женщиной.

– Мне очень жаль, – пробормотала Виктория, на этот раз вполне искренне.

– Почему-то мне кажется, что на ее месте вы сделали бы то же самое, – великодушно заметил Чарлз, но она покачала головой, поскольку слишком хорошо себя знала.

– Оливия – возможно, но только не я. Слишком я эгоистична. И равнодушна к детям.

– Все придет со временем, – мягко пообещал он. – А как насчет вас? И разорванной помолвки? Эдвард, правда, утверждал, что она была неофициальной?

– Можно сказать, что так.

Она спала с женатым человеком, так что если это вежливая форма объяснения ее поступка…

– Это вам папа сообщил?

– Не совсем, – улыбнулся он, не желая ранить ее чувства. Эдвард был с ним достаточно честен. – Должно быть, вам тяжело пришлось. Но у меня нет никаких иллюзий относительно возможности романтических чувств между нами. Думаю, мы сумеем стать хорошими друзьями. Мне нужна мать для Джеффа, а вам – спокойное убежище после перенесенной бури.

К сожалению, Чарлзу было известно лишь о флирте с женатым мужчиной, обещаниях, которые тот не сдержал, и о разбитом сердце, но о подробностях неприятной истории, включавших выкидыш, едва не убивший Викторию, Эдвард не посмел признаться.

– Собственно говоря, нам повезло больше, чем остальным. Мы вступаем в брак с открытыми глазами. Ни погубленных грез, ни лживых клятв. Единственное, что я хочу, – обрести надежную опору.

Он и представить не мог, что снова влюбится, и не собирался давать волю тем зачаткам чувства к Виктории, которые едва зарождались в его сердце.

– Почему бы вам попросту не нанять домоправительницу или гувернантку для мальчика? – чистосердечно выпалила Виктория. – Кого-то вроде Берти?

Чарлз, расхохотавшись, весело покачал головой.

– Должно быть, вы считаете меня не совсем нормальным лишь потому, что я женюсь из подобных соображений. Но я не ищу любви, потому что боюсь снова потерять любимую женщину. Просто не вынесу еще одной трагедии.

– А что, если мы со временем полюбим друг друга? – полюбопытствовала Виктория, скорее из потребности возразить, чем допуская подобную возможность.

– Вы считаете себя способной на это? – в свою очередь осведомился Чарлз, в полной мере сознавая степень ее равнодушия к нему. – Находите меня настолько неотразимым?

– Ни в малейшей степени, – отпарировала Виктория, с удивлением отмечая, что Чарлз начинает ей нравиться. Весьма приятный человек, хотя не в ее вкусе. – С этой стороны опасность вам не грозит.

– Превосходно. А если я найму экономку, вы останетесь без мужа. Во всяком случае, придется искать другого жениха, а это куда как хлопотно. Гораздо проще выйти за меня. Но с одним условием, – серьезно добавил он.

– Каким именно? – с подозрением спросила она. Глаза Чарлза озорно блеснули.

– Я предпочел бы, чтобы вы не ввязывались в неприятности с полицией. По крайней мере не слишком часто. Для моей карьеры это может оказаться роковым.

– Сделаю все, что в моих силах, – усмехнулась девушка, уже гадая, как поведет себя, если встретит в Нью-Йорке Тоби. В эту минуту она ненавидела его с такой силой, что была готова выцарапать ему глаза или перерезать горло. Но с Чарлзом она должна быть откровенной.

– Я по-прежнему стану ходить на собрания. Я феминистка и суфражистка. Но если вас это смущает… что ж, мне очень жаль.

– Ничуть не смущает. Я нахожу ваши устремления весьма интересными и не вижу причин заставлять вас отказываться от политических воззрений. Вы имеете право на собственное мнение.

– Не понимаю почему, – вздохнула она, не подозревая о том, как его тянет к ней. Правда, он всячески сопротивлялся, упрекая себя в глупости. Ведь он знает, как она избалованна, своевольна, порывиста, и все же в глубине души жаждет укротить ее. Для Чарлза принять брошенный вызов стало делом чести, пусть она и не любит его. Да, их союз обещает стать весьма необычным.

– Я сам не понимаю, – откровенно признался он, – но объяснять слишком долго и сложно. Вероятно, всему виной моя глупость. – И, провожая ее к дому, задал последний вопрос – словно затем, чтобы скрепить сделку: – Когда вы хотите, чтобы это произошло?

«Как можно позже», – едва не ответила она, но вместо этого пролепетала:

– Когда угодно. Никакой спешки.

Пусть никто не посмеет вообразить, что она беременна!

– Как насчет июня?

– Вполне разумно. У Джеффа к тому времени закончатся занятия, так что будет время получше с вами познакомиться. А как насчет свадебного путешествия? – деловито осведомился он. Беседа приобретала все более странный, почти неправдоподобный характер. – Куда хотите поехать? Может, в Калифорнию?

– Лучше в Европу, – возразила Виктория.

– Не хочу плыть на корабле, – отказался он по вполне очевидным причинам, но Виктория заупрямилась:

– Не желаю ни в какую Калифорнию.

– Значит, придется обсудить это позже.

– Прекрасно, – бросила она.

Они молча окинули друг друга взглядами, лишенными каких-либо эмоций. Ни романтики, ни сантиментов, ни любви, разве что неосознанное чувственное влечение с его стороны. Странная пара, решившая построить жизнь на песке. Но ему нужна мать для сына, а ей – честное имя. Значит, так тому и быть. Они молча направились к дому.

Несмотря на скрытые противоречия, День благодарения прошел на редкость гладко. Виктория вела себя дружелюбно и спокойно, чем немало удивила Эдварда. Она почти не разговаривала с женихом и не обращала никакого внимания на Джеффа, но тот уже успел влюбиться в Оливию, а Чарлз много времени проводил с будущим тестем за деловыми беседами. И хотя Оливии было нестерпимо больно видеть Чарлза рядом с Викторией, она была без ума от Джеффри. Она взяла его кататься верхом и дала свою любимую лошадь Санни. А в воскресенье утром они сидели в поле на большом камне, смеясь над игравшей рядом собакой управляющего, и Оливия показала ему крошечное родимое пятнышко на правой ладони, почти между пальцами, и взяла обещание никому не говорить, даже его отцу. Она заставила мальчика поднять руку и произнести старую индейскую клятву, которую выучила еще в детстве.

– Когда мы с Викторией были совсем маленькими, то часто разыгрывали людей, меняясь местами. Я притворялась Викторией, а она – мной. И все этому верили, кроме Берти. Вот мы веселились!

– И теперь собираетесь подшутить над папой? – обрадовался Джеффри, но Оливия рассмеялась:

– Разумеется, нет! Так нечестно!

– А с тех пор вы никогда так не поступали? – удивился мальчик. Для своих лет он был очень развит и к тому же с первого взгляда полюбил новообретенную тетку. Ему уже сообщили, что отец решил жениться на Виктории, и это, казалось, ничуть его не беспокоило.

– Бывало, но очень редко, – призналась Оливия. – Чтобы разыграть людей, которые нам не нравились, или если нас заставляли делать что-то совсем уж неприятное.

– Например, идти к зубному врачу?

– Нет, не совсем. Вот если кто-то из нас не желал ехать на очень скучный ужин или принимать какого-то противного гостя.

– А вы будете очень скучать по Виктории, когда она уедет?

– Ужасно, – печально вздохнула Оливия. – Зато вы будете чаще сюда приезжать, особенно ты. Я очень рада, что познакомилась с тобой.

– Я тоже, – кивнул мальчик, доверчиво вкладывая в ее ладонь свою. – И никому не скажу о родинке.

– Смотри, я на тебя надеюсь, – серьезно предупредила она и обняла мальчика. Как приятно хоть на минуту представить себя его матерью. Счастливица Виктория!

Вечером того же дня Чарлз увез сына, но пообещал вернуться на Рождество. Джеффри уже начал строить планы, а Оливия пообещала устроить грандиозный ужин в честь будущей помолвки и пригласить всю округу.

Отец остался очень доволен, но Виктория выглядела усталой. Правда, все было не так плохо, как она ожидала. Этим вечером она рано легла спать, а Оливия еще долго сидела у камина, предаваясь невеселым мыслям. Опять все перевернулось за один день. Виктория, Чарлз и Джефф стали семьей, а она… она неожиданно превратилась в старую деву.

Глава 9

Объявление о помолвке Виктории Элизабет Хендерсон и Чарлза Уэстербрука Доусона было напечатано в «Нью-Йорк тайме» в первую среду после Дня благодарения.

Там же упоминалось о том, что свадьба назначена на июнь, хотя точная дата еще не определена. Эдвард Хендерсон, радостно улыбаясь, сложил газету и бросил на стол. Все устроено!

Известие вызвало обычное, не слишком бурное волнение. Приходили открытки с поздравлениями, кое-кто даже звонил. По городу вновь поползли слухи, но уже не такие грязные. Передавали, правда, что невеста слишком откровенно флиртовала с Тоби Уиткомом и их даже видели наедине. Но никто ничего не знал наверняка, кроме Тоби, а распускать язык было не в его интересах. Зато теперь Виктория, с точки зрения отца, была в безопасности.

Но сама девушка с тупым изумлением уставилась на объявление. Как они могли сделать это? И почему? Всего лишь из-за ее несчастного романа с Тоби? Потому что она доверилась негодяю? И теперь пожинает плоды своего безрассудства… продана в рабство человеку, которому совершенно безразлична, и вынуждена будет делать с ним в постели то же, что и с Тоби! Какая мерзость! Сумеет ли она выдержать, пройти через все это? Правда, Чарлз дал понять, что хочет от нее лишь дружбы и материнской заботы о Джеффри.

Но даже мысль о ребенке ей отвратительна. Она не желает быть ничьей матерью! При виде Джеффри она сразу же вспоминала о малыше, которого потеряла, и корчилась от душевной боли. Но так или иначе, а в ней теплилась надежда, что муж не потребует, чтобы она делила с ним постель. Хоть бы так и было! Его прикосновения ей противны!

– Почему ты такая хмурая? О чем задумалась? – спросила Оливия, входя в комнату со стопкой свежих полотенец. И, заметив в руках Виктории газету с объявлением, понимающе кивнула. – Ты будешь счастлива с ним, Виктория. Он хороший человек и позволит тебе делать все, что пожелаешь.

Виктория тяжело вздохнула, настолько погруженная в собственное отчаяние, что даже не чувствовала, как несчастна сестра.

С этого времени она подолгу гуляла днем, и Оливия делала вид, что не замечает исчезновений сестры. Виктория по-прежнему убегала на собрания суфражисток и становилась все более раздражительной. Ее гнев на мужчин временами граничил с ненавистью, и, хотя она старалась сдерживаться, при каждой удобной возможности не стеснялась высказывать свое нелестное мнение. Оливия была убеждена, что ее отношение к противоположному полу и сочувствие к женщинам, как жертвам правительств разных стран в целом и мужчин в частности, вызвано поведением Тоби Уиткома и, как ни странно, Чарлза Доусона. Виктория считала последнего чем-то вроде работорговца, заключившего союз с ее отцом, чтобы наказать ее за любовь к Уиткому.

К сожалению, задуманный Оливией обед не интересовал Викторию, и она почти не слушала сестру, читавшую список гостей, а потом заявила, что ей совершенно все равно, кто приедет. И равнодушно пожала плечами при упоминании Рокфеллеров и Кларков. Ей, во всяком случае, нечего праздновать! Всего-навсего очередная сделка!

– Не говори так, Виктория, – расстроилась Оливия, когда сестра накануне приезда Доусонов на Рождество в очередной раз распространялась о несправедливости отца. – Он желает тебе добра. Вы оба заинтересованы в этом браке. Чарлз спас тебя от всеобщего остракизма, а ты… подумай о маленьком Джеффри и о том, как он будет счастлив получить мать!

– Не желаю быть ничьей матерью! – разозлилась Виктория. – Не хочу и не умею! И я ему даже не нравлюсь.

– Вздор! Не будь глупышкой!

– Он любит тебя, – твердо объявила Виктория. – И при этом прав. Мальчик прекрасно знает разницу между мной и тобой и чувствует, что я терпеть не могу детей.

Оливия не желала признаться даже себе, что Джеффри Доусон обладал необычайной способностью различать их, даже не видя знаменитой родинки.

– Он любит нас обеих. И я уверена, что ты очень скоро изменишь к нему отношение.

Но Виктория ничего не желала знать. Она считала, что ее принуждают, и ненавидела навязанные ей обязанности. Ей хотелось только вежливо-отстраненных отношений с мужем и возможности видеться с приятелями в Нью-Йорке, а также посещать политические собрания и митинги. Она даже мечтала стать когда-нибудь политическим деятелем, будучи искренне уверенной, что это ее призвание. Виктория воображала себя чем-то вроде Жанны Д'Арк, героини, отдавшей жизнь во имя идеалов.

Слушая ее, Оливия обычно бывала потрясена крайностями, присущими сестре.

– Тебе следует немного больше и чаще думать о самых повседневных вещах, Виктория. О муже, будущем доме и приготовлениях к свадьбе. Упоминание о Чарлзе как о муже сестры всегда острой болью отзывалось в сердце Оливии. Какой грех она совершает! Только порочная женщина способна мечтать о муже родной сестры и всего лишь потому, что он так добр и ей нравится с ним беседовать! У нее нет никаких прав на это! Правда, когда они жили в Нью-Йорке, она так бездумно предавалась девическим грезам о Чарлзе. Но теперь пора покончить с этим. Скоро сестрам исполнится двадцать один, и обе, хотя и по-разному, стали женщинами. У каждой свое предназначение. Виктория познала плотскую любовь, пусть и вне брака, и выходит замуж. А Оливия отныне принадлежит этому дому и отцу и проведет следующее десятилетие, а может, и куда больше, ухаживая за стариком. Существование Виктории основано на компромиссе и взаимных уступках, смысл жизни Оливии – в самоотречении и самопожертвовании. Сестры примирились со своей судьбой… или по крайней мере так считали.

Оливия снова поговорила с Викторией о предстоящем приеме и на этот раз заставила ее слушать. Она заказала для себя и сестры новые платья из тяжелого черного бархата с короткими тренами, по последней моде, скопировав фасон с модели француженок сестер Калло.

– Когда я поеду в Париж, – нежно улыбнулась сестре Виктория, – я куплю тебе что-нибудь «настоящее», шедевр одного из модельеров, которых ты так почитаешь. Что заказываешь? Вира? Вортс? Пуаре? Придется сделать список, и я объеду все магазины.

Обе боялись думать о той минуте, когда им придется жить вдали друг от друга, и по временам Виктория решительно заявляла, что не выйдет замуж. Она не вынесет такого удара! Они еще никогда не разлучались больше чем на несколько часов! Это все равно что потерять руку или ногу. При мысли о том, что сестры не будет рядом, Оливии становилось трудно дышать. В такие минуты она старалась подбежать к сестре, обнять покрепче, еще раз сказать, как станет тосковать о ней. Ужасно. Невероятно.

– Ты будешь жить с нами, – как ни в чем не бывало заявила Виктория. Она уже все обдумала и решила.

– Уверена, что Чарлз будет в восторге от этой идеи, – невесело рассмеялась Оливия, прекрасно представляя, какой мукой будет жить под одной крышей с тем, кому никогда не суждено ей принадлежать.

– Получит сразу двух по цене одной, – беспечно бросила Виктория. – И ты сможешь позаботиться о Джеффе. И все обойдется лучше некуда.

Широко улыбнувшись, она закурила, а Оливия раздраженно поморщилась и открыла окно.

– Берти убьет нас, если поймает тебя с папиросой, – предупредила она, закрывая дверь на замок. – А как насчет отца? Он тоже переедет к вам? Кстати, он обещает отпускать меня к тебе. Когда я только захочу.

– Это не одно и то же, Олли, и ты это знаешь.

– Верно, – вздохнула она, – но большего сделать не могу. Кстати, а Джефф? Ты возьмешь его с собой в свадебное путешествие?

Хотя бы мысль о том, что Джефф будет под присмотром, окажется для нее неким утешением!

– Надеюсь, что нет, – презрительно скривила губы Виктория, глубоко затягиваясь, и Оливия поспешно замахала рукой, отгоняя дым.

– Какая мерзкая привычка! Когда ты ее бросишь?

– В Европе все женщины курят. Это последний писк моды! – сообщила Виктория смеясь.

– И доят коров! Мне и этого не хотелось бы делать, хотя коровы пахнут далеко не так ужасно! Но так или иначе, как насчет Джеффа? Ты возьмешь его?

– Мы с Чарлзом еще не говорили на эту тему, но вряд ли он захочет. Я собиралась провести медовый месяц в Европе.

Оливия сокрушенно покачала головой. У Виктории теперь свои планы.

– Может, Джефф согласится остаться здесь, со мной? Ему это пойдет на пользу, да и я была бы рада.

– Великолепная мысль! – оживилась Виктория.

В самом деле, лучше не придумаешь! Пусть мальчишка сидит в Кротоне! Не хватало еще гоняться за ним по всему кораблю, а еще хуже – по всей Европе! Правда, Чарлз еще не согласился отправиться в Европу и до сих пор твердит о Калифорнии, но Виктория оставалась неумолимой и была твердо уверена, что сумеет его убедить. Никакая Калифорния ей не нужна! Судя по тому, что она слышала, это дикая, нецивилизованная и жуткая местность!

– Я обязательно поговорю с Чарлзом, когда он приедет. Или ты сама? – спросила Оливия, закрывая окно. На улице ужасный холод, и со Дня благодарения уже дважды шел снег.

– Нет уж, лучше я снова заведу речь о Европе, – улыбнулась Виктория.

Чуть позже сестры спустились вниз рука об руку, чувствуя себя немного лучше. Виктория думала о медовом месяце и женщинах, с которыми хотела встретиться в Лондоне. Она уже написала в тамошнюю Лигу суфражисток и втайне от Оливии послала еще одно письмо в тюрьму, Эммалайн Панкхерст. А сестра, в свою очередь, была счастлива мыслью о Джеффри.

Назавтра приехали Доусоны, и взволнованный Джеффри, мигом выпорхнув из машины, помчался к крыльцу.

– Где Оливия? – крикнул он стоявшей на ступеньках Виктории.

– На кухне, – ответила та, едва успев посторониться. Мальчик едва не сбил ее с ног, торопясь встретиться со своей новой подругой. Чарлз неторопливо приблизился к девушке, смущенно улыбаясь. Жаль, что он не такой глазастый, как сын!

– Джеффри прав? Вы действительно Виктория?

До чего же глупо и неловко не знать, кто из двоих твоя невеста! Говоря по правде, они по-прежнему ставят его в тупик. Сначала Чарлзу казалось, что он чувствует, кто есть кто, но потом опять запутался. Временами на Викторию нападала застенчивость, скорее присущая Оливии, а та все чаще вела себя с ним как с родственником и бывала такой же дерзкой и открытой, как когда-то сестра. И чем лучше он их узнавал, тем труднее становилось различать. Теперь, когда сестры освоились с Чарлзом, все яснее становилось, что они обладают незаурядным чувством юмора и чаще всего смеются по одному и тому же поводу. Одни и те же улыбки, гримаски, жесты, даже чихают одинаково!

Виктория сжалилась над ним и милостиво подтвердила, что она и есть его будущая жена, а Чарлз, облегченно вздохнув, наградил ее целомудренным поцелуем в щечку и расписал, как счастлив ее видеть.

– Придется купить вам бриллиантовые булавки с вашими инициалами, иначе я выгляжу круглым дураком каждый раз, когда приезжаю сюда, – посетовал Чарлз. Оба расхохотались, и Виктория, взяв жениха под руку, направилась к парадным дверям.

– Неплохо придумано, – похвалила она и нерешительно взглянула на жениха. Ее так и подмывало поиграть с ним. Искушение оказалось слишком велико. Интересно бы окончательно сконфузить Чарлза и посмотреть, как он отреагирует.

– А откуда вы знаете, что я не Олли? – с невинным видом осведомилась она, искренне наслаждаясь его растерянностью.

– А вы Олли? – сокрушенно пробормотал он, сгорая от стыда, что позволил себе подобную фамильярность с будущей свояченицей. Виктория с самым серьезным видом кивнула, но в этот момент в холл ворвался раскрасневшийся, взъерошенный Джеффри, ведя за руку Оливию.

– Привет, Виктория, – небрежно бросил он, и Чарлз почувствовал легкое раздражение. Значит, Виктория опять за свое? Или сын ошибся?

Он недоуменно переводил взгляд с одного лица на другое, и Оливия, догадавшись, в чем дело, укоризненно погрозила сестре пальцем.

– Издеваешься над Чарлзом? – осуждающе покачала она головой. Слишком хорошо Оливия знала сестру: Виктория очень любила меняться с ней местами.

– Представьте себе, – пожаловался Чарлз, густо краснея и окидывая благодарным взглядом будущую свояченицу. – Пыталась уверить, что она – это вы, и почти сбила меня с толку.

Джеффри про себя посчитал, что со стороны отца крайне глупо не видеть разницы.

– Но откуда у тебя такая уверенность? – допрашивал его отец. Поразительно, как такой маленький мальчик способен обладать столь безошибочной интуицией! Или сам Чарлз слишком поддается эмоциям?

– Не знаю, – равнодушно отмахнулся Джеффри. – Просто они совсем не похожи друг на друга.

– Он единственный, кроме Берти, кто узнает нас с первого взгляда, – улыбнулась Оливия, протягивая руку Чарлзу. Пожав узкую ладонь, он вновь обернулся к развеселившейся невесте. Ей явно нравилось выводить жениха из равновесия, и он это чувствовал.

– Больше никогда не доверюсь вам, Виктория Хендерсон, – объявил он, и Оливия торжественно подтвердила:

– На вашем месте и я ни за что не стала бы, Чарлз. Помните, она опасна!

– Что здесь происходит? – весело осведомился Эдвард.

Ужин прошел оживленно. Они беседовали о нью-йоркских знакомых и последних делах. Завод наконец был продан за очень неплохую сумму, и Эдвард был чрезвычайно доволен результатом. Чарлз прекрасно провел сделку. Сразу видно настоящего адвоката!

После ужина Оливия и Эдвард оставили жениха с невестой наедине. Оливия поднялась наверх, чтобы посмотреть, как там Джефф. Эдвард заявил, что устал и хочет лечь пораньше. Они медленно поднялись по ступенькам в полной уверенности, что все идет как нельзя лучше. Отец был на седьмом небе, и Оливии ничего не оставалось, как поддакивать ему, хотя на душе у нее было тяжело.

Но при виде Джеффа все было мгновенно забыто. Берти уложила его в постель, но он еще не спал и что-то тихо втолковывал потертой игрушечной обезьянке.

– Что это? – поинтересовалась Оливия.

– Генри. Ему столько же лет, сколько мне. Он со мной повсюду, кроме школы, – объяснил мальчик, обнимая Генри. Джеффри выглядел таким маленьким и несчастным в этой огромной постели, что Оливии захотелось наклониться и поцеловать его. Но как он воспримет ласку? Что, если обидится?

– Генри очень красивый, – серьезно заметила Оливия. – А он кусается? Обезьяны иногда кусаются.

– А моя – нет, – торжествующе усмехнулся Джеффри. – Жаль, что у меня нет брата-близнеца. Мы могли бы всех разыгрывать, как Виктория – папу. Он в самом деле подумал, что она – это вы! И так смутился!

– А как ты нас различаешь? – полюбопытствовала Оливия, гадая, что он видит такого, чего другие не замечают. Возможно, дети куда наблюдательнее взрослых!

– Вы думаете по-разному, – просто ответил он, – и я это вижу.

– Ты способен видеть, как мы думаем? – окончательно растерялась Оливия. Он умен не по годам. Всегда таким был или у него это после гибели матери?

– Иногда, – ответил он и удивил Оливию еще больше, добавив: – Она меня не любит!

– Ты ошибаешься, Джеффри, она тебя любит, – поспешно заверила Оливия. – Просто не привыкла к детям.

– Она привыкла к тому же, к чему и вы. Но терпеть не может детей. И никогда со мной не заговаривает. А папа ей нравится?

Оливия не знала, что ответить. Каким образом ему удается проникнуть в суть вещей?

– Думаю, что ей очень нравится твой папа, Джефф, просто они еще мало знают друг друга, но со временем все будет иначе.

– В таком случае зачем они женятся, если плохо знают друг друга? Ужасно глупо!

Он по-своему был прав, но жизнь куда сложнее, чем ему кажется, хотя Оливия не могла объяснить это ребенку.

– Люди вступают в брак по разным причинам, считая, что так будет для них лучше, и иногда лишь со временем начинают испытывать любовь друг к другу – Такие браки, между друзьями, бывают самыми крепкими.

Для самой Оливии эти доводы казались вполне убедительными, но Джеффри с сомнением покачал головой.

– Мама часто говорила, что любит нас больше всего на свете, и, когда выходила замуж за папу, никого, кроме него, не замечала, даже своих родителей. А потом появился я, и она полюбила меня так же сильно, как его. Собственно говоря, – заговорщическим шепотом признался он, – мама сказала, что любит меня больше, но предупредила, чтобы я не проболтался отцу, иначе это ранит его чувства.

– Верю, – пробормотала Оливия, сердце которой разрывалось от жалости к осиротевшему мальчику. – Такого, как ты, нельзя не любить.

– Да, – грустно вздохнул он и надолго замолчал, думая о матери. Он часто вспоминал ее и видел во сне. Она всегда представала в белом платье и, улыбаясь, шла навстречу сыну, но, прежде чем успевала подойти, Джеффри просыпался. – Я тоже любил ее, – обронил он, сжимая руку Оливии. – Она была такая красивая… веселая… вроде вас…

И тут Оливия, наконец поддавшись порыву, поцеловала его в щеку и прижала к себе. Ребенок, которого у нее никогда не будет, неожиданный дар небес, дитя, посланное ей на. место сестры.

– Я люблю тебя, Джеффи, – тихо сказала она, гладя его по голове, и мальчик ответил счастливой улыбкой.

– Так меня мама называла… но все в порядке, вы тоже меня так зовите. Думаю, она разрешила бы.

Она стала рассказывать забавную историю о том, как однажды вместе с Викторией пригласила на чай школьных подружек, а потом поменялась местами с сестрой и долго дурачила гостей. Джеффри весело смеялся. Оливия сидела рядом, пока он не заснул, и, поправив одеяло, тихо спустилась вниз, чувствуя необычайную близость с мальчиком и, как ни странно, с его усопшей матерью.

Виктория уже была в спальне и курила папиросу, даже не позаботившись открыть окно.

– Скорее бы ты убиралась! – посетовала Оливия, закатив глаза и прикидываясь, что задыхается. Но Виктория отмахнулась, зная, каким ударом для сестры будет ее отъезд.

– Где ты была?

– С Джеффом. Бедный малыш! Он так тоскует по матери!

Виктория рассеянно кивнула, но промолчала.

– Чарлз согласился отправиться в свадебное путешествие по Европе, – объявила она чуть погодя, донельзя довольная собой.

– Несчастный! Ты настоящее чудовище. Кстати, он знает, что ты куришь?

Виктория покачала головой, и обе засмеялись!

– Может, тебе следует ему сказать, а еще лучше – бросить?

– Или ему начать!

– Как очаровательно! – фыркнула Оливия, медленно раздеваясь и твердя про себя, что Чарлз отныне ей всего лишь брат. Только брат.

– Я сказала ему о твоем предложении оставить Джеффри здесь. Он в восторге. Вряд ли мальчик вынесет еще одно путешествие на корабле.

– Наверное, – пробормотала Оливия. Еще бы! Трагедия до сих пор свежа в его памяти, ведь не прошло еще двух лет! – Кстати, вы уже назначили день свадьбы?

Виктория раздраженно скривила губы.

– Да. Двадцатое июня. «Аквитания» отплывает из Нью-Йорка двадцать первого. Это ее второй рейс.

Очевидно, Виктория была вне себя от радости, что добилась своего, хотя мысль о браке отнюдь ее не прельщала. Оливия встревоженно посмотрела на сестру:

– Ты не думаешь, что это тяжелое испытание для Чарлза? Виктория, поколебавшись, равнодушно пожала плечами.

– Он не был с ней на корабле. Какое тут испытание?

– Но он столько пережил! Тебе следовало быть к нему более внимательной, – предупредила Оливия, но Викторию, очевидно, это ничуть не волновало.

– Возможно, тебе следовало бы ехать вместо меня. Он все равно не заметит разницы.

– Возможно, – тихо согласилась Оливия. Вот только Джеффри обязательно заметит!

Назавтра сам Чарлз нашел способ различать сестер. Перед обедом он пригласил Викторию на прогулку, и они долго сидели на скамейке, любуясь рекой.

– Здесь так чудесно! Не представляю, как можно покинуть эти места, – заметил Чарлз, и Виктория с трудом удержалась, чтобы не напомнить, что отец вынудил ее согласиться на замужество с нелюбимым человеком, но мудро промолчала.

– По правде говоря, я предпочитаю Нью-Йорк. Здесь невыносимо скучно. Это Оливия обожает Кротон. Мне нравится шум большого города.

– Неужели? – притворно удивился он. – Никогда бы не подумал!

На самом деле он знал Викторию куда лучше, чем она полагала, хотя и не всегда мог точно сказать, кто перед ним.

Виктория озорно хихикнула. Он совсем не глуп и наделен чувством юмора, и ей это нравилось. Кроме того, Чарлз не питал иллюзий относительно их союза.

– Знаете, я догадался, как сделать, чтобы не путать вас. Надеюсь, вы одобрите.

Виктория сразу представила себе нечто вроде дурацких лент, которые они носили в детстве, и уже хотела возразить, как он взял ее руку и молча надел на безымянный палец изумительное тонкой работы кольцо с бриллиантом. Камень, хоть и небольшой, играл всеми цветами радуги. Чарлз сказал, что перстень принадлежал его матери, умершей несколько лет назад, и все ее драгоценности перешли к сыну. Некоторые надевала Сьюзен, но это кольцо мать все время носила и была еще жива, когда он женился в первый раз.