Как две капли воды

– А я посчитала, что ты не шутишь, – откровенно призналась девушка. – Да и сестра была того же мнения.

– Я не смог бы сделать такое с тобой.

Не смог? Зато вынудил Викторию выйти замуж. И та не вынесла жизни с нелюбимым. Но у Оливии не хватит духу признаться.

Как и предсказывал Чарлз, Эдвард решил нанять сыщиков и попросил Чарлза заняться этим в понедельник. Они собрали все ее письма и отдали Чарлзу, а Оливия пообещала припомнить имена девочек-одноклассниц и попытаться узнать, кто из них переехал в Калифорнию.

Берти вместе с Джеффри тихо плакали на кухне. Берти уже прочла письмо и была так расстроена, что не подумала внимательно рассмотреть воспитанницу. Наспех поцеловав ее в щеку, Оливия выбежала. Не стоит чаще, чем нужно, попадаться Берти на глаза. Она даже не поднялась в свою комнату, опасаясь чем-нибудь выдать себя.

Эдвард предложил им переночевать, но Чарлз сказал, что нужно выехать сегодня – завтра он должен быть в суде и, кроме того, собирается как можно скорее переговорить с частными детективами. «Виктория» и Джефф, разумеется, могли бы остаться, но Оливия откровенно боялась, что Берти ее разоблачит, как только придет в себя, а этого допускать нельзя. Пока все идет прекрасно, а дальше – кто знает?

Расставаясь с дочерью, отец снова заплакал, и Оливия готова была убить себя. Джефф тоже был так угнетен, что даже не покатался верхом. Берти и Эдвард помахали им на прощание, и машина укатила.

– Неужели она не понимает, какой удар нанесла отцу? – вздохнул Чарлз. Хорошо еще, что Эдвард воспринял новость куда более стойко, чем они ожидали. Что же касается утверждения тестя, что свояченица была влюблена в него… все это попросту старческие бредни!

– Думаю, что она не представляла, к чему приведет ее бегство, иначе не отважилась бы, – заметила Оливия, думая при этом о сестре. Она все больше и больше жалела, что поддалась на уговоры, и идея послать телеграмму казалась все более правильной.

Они добрались домой только в десятом часу, и, поскольку никто даже не обедал, Оливия велела Джеффри надеть пижаму и поесть супа на кухне, а сама проверила, какие припасы есть в кладовой, и десять минут спустя на плите уже разогревался куриный бульон с овощами, а на столе красовались тосты с маслом и свежеприготовленный салат.

– Когда ты успела? – удивился Чарлз. – Вижу, у тебя от меня немало секретов.

– Гораздо больше, чем ты думаешь, – улыбнулась Оливия, но Чарлз недовольно нахмурился.

Тут появился Джефф, который немного оживился только после того, как съел суп и вторую порцию салата.

– Очень вкусно, Виктория, – удивленно протянул он, застенчиво улыбаясь, но Оливия не могла позволить себе лишний раз улыбнуться мальчику, боясь, что он в два счета ее раскусит. Она поскорее отвернулась и достала блюдо с шоколадным печеньем.

– Это ты испекла? – поразился мальчик, и Оливия, смеясь, покачала головой:

– Нет, кухарка.

– У Олли лучше получается, – пролепетал мальчик с полным ртом.

Оливия убрала на кухне, а Чарлз тем временем укладывал сына. Приведя все в порядок, она поднялась наверх. Джефф уже лежал в постели, и она долго стояла в дверях, глядя на ребенка и гадая, почему сестра не ценит выпавшего ей на долю счастья. Вместо того чтобы качаться в скорлупке посреди бушующего океана, могла бы сидеть дома и радоваться на мужа и пасынка.

– Подоткнуть тебе одеяло? – небрежно спросила она, и Джефф пожал плечами. Он все еще расстраивался, хотя уже немного свыкся с утратой. И на обратном пути громко рассуждал о том, как все будет хорошо, когда Олли вернется. Он смело смотрел в будущее и в конце концов поверил, что тетка сдержит слово.

– Конечно, – выговорил он наконец, откладывая обезьянку и удерживая Чипа, чтобы тот не спрыгнул с кровати. Но щенок вильнул хвостом и лизнул руку Оливии. Уж он-то ее признал!

– Спокойной ночи, – прошептала она и вернулась к себе, устало потирая спину. День снова выдался нелегким, и усталость давала о себе знать.

Ты будешь завтра в суде? – как бы между делом поинтересовалась она, расчесывая волосы. Чарлз удивленно поднял брови. Она едва ли не впервые заговорила о его работе.

– Да, но ничего особенно важного, – бросил он, углубившись было в бумаги, но тут же поднял голову. – Спасибо за ужин.

Оливия улыбнулась, не зная, что ответить. Для нее это было обычным делом, но Виктория, очевидно, не баловала домашних.

– Твой отец держался молодцом, учитывая все случившееся, – добавил Чарлз.

– Я тоже, – печально обронила Оливия.

– Завтра же пришлю к нему детективов. До сих пор не в силах поверить, что она отважилась на такое. Оливия так хладнокровна и рассудительна. На нее это совершенно не похоже. Должно быть, она чувствовала себя такой несчастной!

– Знаю, – кивнула Оливия.

Впервые за последние несколько недель Чарлз сумел поговорить с женой спокойно, без ссор и скандалов.

Они, как обычно, разделись в своих гардеробных и улеглись спинами друг к другу. Уже засыпая, Оливия подивилась, как можно так жить. Вроде бы они вместе и в то же время совершенно друг другу чужие!

Наутро она сама приготовила завтрак. Обычно это делала горничная, но Оливия решительно взяла на себя ее обязанности, хотя понимала, что Виктория ни за что бы так не поступила. Но это казалось такой малостью!

Тем не менее Чарлз заметил перемены в жене. Она стала заботиться о нем и сыне, и это втайне ему нравилось. Только вот Джефф как-то странно посматривал на мачеху. Оливия тоже заметила взгляд, устремленный на ее руку, но в этот момент она как раз держала полотенце, чтобы прихватить сковороду и не обжечься. Она знала, что высматривает Джефф. Ничего, родинка очень мала, и, если постоянно следить за собой, мальчик ничего не заметит.

– Учись хорошо и слушайся учителя, – машинально велела она, но намеренно не нагнулась, чтобы поцеловать Джеффа. И Чарлзу ничего не сказала на прощание. Нужно быть осторожнее. Виктория наверняка не слишком нежничала по утрам.

Чарлз не знал что и подумать, когда, вернувшись, застал жену дома. Джефф вообще ошалел, увидев, как она чинит отцовские носки.

– Что это ты делаешь? – выпалил он, и Оливия густо покраснела.

– Олли научила меня штопать.

– Но ты никогда этого не делала!

– Ну, если так и дальше будет продолжаться, твоему отцу придется ходить на работу босиком, – улыбнулась она, и Джефф, засмеявшись, принялся набивать рот печеньем с молоком, прежде чем идти делать уроки. До каникул оставался всего месяц, и ему не терпелось вырваться на свободу.

Остаток недели пролетел без особых событий. Оливия почти не разговаривала с ними и следила за каждым своим словом и поступком. Нужно получше узнать Чарлза и Джеффа. Одно дело – приезжать в гости, и совсем другое – постоянно жить в доме. Любой неверный шаг – и ее разоблачат. И в пятницу Оливия с величайшим облегчением узнала, что Джефф собирается переночевать у друга, а Чарлза пригласил на ужин иногородний клиент. Правда, он пригласил адвоката с женой, но Чарлз знал, как она ненавидит подобные сборища.

Она была безмерно рада остаться в одиночестве и порыться в вещах сестры. Понять, какие книги любит читать Виктория, какие статьи вырезает, прочесть письма и приглашения от нью-йоркских знакомых. Кто знает, чего Виктория не успела ей сказать?

За этими мирными занятиями время прошло довольно быстро, но вскоре после девяти ей стало не по себе. Такое ощущение, что она теряет равновесие, словно ноги ее не держат. Неужели она заболела?

Вскоре у нее ужасно разболелась голова, и виски невыносимо ломило. Странно, ни жара, ни озноба, и утром она прекрасно себя чувствовала. К тому времени как вернулся Чарлз, она была в постели, и он сразу же заподозрил неладное: уж очень бледной была жена. И выглядела отвратительно.

– Может, ты съела что-то? – участливо предположил он. Чарлз тоже устал, но был доволен: переговоры прошли удачно, и он заполучил нового клиента.

– Не знаю, – выдавила Оливия, с трудом превозмогая головокружение. Комната медленно вертелась перед глазами.

По крайней мере мы твердо знаем, что ты не беременна, – саркастически бросил он, но Оливия не потрудилась ответить – слишком плохо ей было. Ночью она долго не могла уснуть, а когда наконец забылась, увидела во сне, что тонет. Девушка проснулась, чувствуя, что задыхается. Она безуспешно втягивала воздух и, поняв, что сейчас умрет, вскочила. Чарлз сонно пошевелился и сел в постели.

– Что с тобой? – промямлил он, и Оливии удалось качнуть головой. Он быстро вскочил и принес ей стакан воды. Оливия сделала глоток, закашлялась, и Чарлз торопливо помог ей сесть.

– Не знаю, что случилось… я видела сон…

Она не успела рассказать, в чем дело, как внезапная волна паники нахлынула на нее и подхватила. И тут Оливия поняла. Что-то случилось с сестрой. Она подняла голову, и Чарлз по глазам понял, о чем думает жена.

– Ты просто переутомилась, – уверил он, в который раз пораженный телепатической связью между близнецами. Похоже, им вообще не следует разлучаться – слишком тяжелое это испытание для обеих.

– Уверен, она сейчас в безопасности, где бы ни была, – спокойно заметил он.

Но Оливия с силой вцепилась в руку Чарлза.

– Нет, я знаю, что это не так!

– Ничего подобного, – утешал Чарлз и попытался уложить ее в постель, но она принялась сопротивляться.

– Я не могу дышать, – испуганно охнула она. Невозможно представить, чтобы такой большой корабль… но… что, если Виктория больна? Или… или… Что-то, несомненно, произошло, и Чарлз видит, как ей тяжело сейчас.

Оливия безудержно разрыдалась. Чарлз испуганно уставился на жену.

– Может, позвать доктора, Виктория? – спросил он, и Оливия едва не подскочила при упоминании имени сестры.

– Не знаю, – пролепетала она, снова начиная плакать. – О, Чарлз… я так боюсь…

Он подошел к жене, опустился на колени. Чарлз никогда не видел ее в таком состоянии и не представлял, что делать. Наконец он сел рядом, взял ее руку и все-таки сумел отнести ее в постель и сам лег рядом. Но не успела она закрыть глаза, как снова закричала, что тонет.

– Прости, – всхлипнула она, – но что бы ты ни говорил, а Оливия в опасности.

– Тебе кажется, – твердил он, пытаясь утешить ее. Какой прелестной и беспомощной она казалась!

Оливия так и не заснула, но к утру немного успокоилась. Она лежала абсолютно неподвижно, словно в трансе, но чуть встрепенулась, когда Чарлз заговорил с ней.

– Хочешь чаю, Виктория? – спросил он.

Ему казалось, что жена по-прежнему выглядит больной. Наверное, все-таки придется послать за доктором. За одиннадцать месяцев совместной жизни она впервые была нездорова, и это отчего-то удивило Чарлза. Обычно к Виктории не приставала никакая хворь. Возможно, это последствия шока, пережитого после побега сестры.

Он спустился вниз, заварил чай, но, прежде чем успел принести жене, та спустилась вниз босиком, уселась и развернула газету, надеясь, что чтение отвлечет ее от мыслей о сестре. Но, бросив взгляд на заголовки, ахнула и схватилась за сердце. Буквы раскаленным клеймом отпечатались в душе. «Лузитания» была торпедирована в тринадцати милях от побережья Ирландии и всего через восемнадцать минут затонула. Пока о трагедии было известно лишь со слов очевидцев, наблюдавших крушение с берега, но репортеры опасались огромных людских потерь, поскольку до сих пор не было спасено ни одного человека, зато волны выбрасывали на берег множество трупов.

– О Боже… О Господи… Чарлз… – едва выговорила Оливия.

Он поднял удивленные глаза, вскочил и еле успел поймать жену, лишившуюся чувств. В кухню как раз вошла горничная, и он приказал ей немедленно позвонить доктору и попросить прийти как можно скорее. Миссис Доусон тяжело больна и лежит без сознания.

Чарлз отнес жену наверх, положил на постель и поднес к ее носу флакончик с нюхательной солью, оставшийся еще с тех времен, когда Сьюзен ходила беременной. Оливия медленно выплыла из тумана.

– Я… что случилось… кажется… Чарлз…

«Лузитания» пошла ко дну, а вместе с ней и сестра. Жива она или нет? Мало того, что у Оливии нет никаких возможностей узнать наверняка, она даже не имеет права поделиться своим горем.

Она беспомощно рыдала, и Чарлз, смертельно напуганный, пытался успокоить жену.

– Не разговаривай, Виктория, и закрой глаза.

Но жена была так возбуждена, так металась по кровати, что Чарлз едва дождался появления врача. Хорошо, что Джеффри дома не было, не хватало еще, чтобы мальчик видел мачеху в таком состоянии!

– Что произошло? – профессионально-жизнерадостно осведомился доктор, хотя сразу увидел, что дело неладно.

– Простите, доктор, – извинилась Оливия, но тут же снова зарыдала. Чарлз тяжело вздохнул. Все это казалось ему очень странным. Вообще Виктория превратилась в совершенно другого человека со времени побега Оливии. Должно быть, у нее нервный срыв.

Оливия пыталась объяснить доктору, что чувствует, но все симптомы, о которых она говорила, казались глупыми и ничтожными. Одна она знала, в чем дело. Ей стало плохо именно в тот момент, когда судно затонуло. Она крайне нуждалась в хорошем совете, ободрении и уверенности, что Виктория спаслась, но никто ей не мог этого дать.

Доктор поговорил с Чарлзом с глазу на глаз и согласился с его мнением. Миссис Доусон сильно перенервничала из-за сестры. Так бывает, когда насильно разлучают близнецов. Удивительно, что подобного не произошло во время свадебного путешествия. Доктор припомнил случаи, когда после смерти одного близнеца другой терял рассудок и назывался его именем.

Чарлз сразу понял причину перемен в жене. Она словно бы вообразила себя Оливией. Доктор рекомендовал побольше отдыхать и надеялся на скорое выздоровление. Ну а пока ничто не должно ее расстраивать. Никаких тревожных известий, ничего неприятного. Чарлз объяснил, что жена упала в обморок, узнав о гибели «Лузитании».

– Ужасно, не правда ли? Проклятая немчура!

Но, вспомнив, что жена Чарлза погибла на «Титанике», поспешно переменил тему и предложил не пускать к ней пасынка денек-другой. Кроме того, доктор осторожно осведомился, уж не беременна ли миссис Доусон. Чарлз сначала решительно отрицал такую возможность, но потом осекся. Кто знает?

– Я поговорю с ней. Может оказаться, что вы правы, – бесстрастно пробормотал он.

Доктор пообещал приехать в понедельник и прописал снотворное, но пациентка решительно отказалась его принимать.

– Обойдусь, – простонала она, смущенная до глубины души всей суматохой. Ей хотелось поскорее остаться одной, но прежде узнать новости о «Лузитании». Она едва дождалась ухода врача, однако ей не понравилось выражение лица Чарлза: оскорбленное, мрачное, словно она чем-то его обидела.

– Что-то случилось? – мягко поинтересовалась она, думая, уж не догадался ли он обо всем. А что, если тело сестры нашли и кто-то успел позвонить? Сердце Оливии тревожно забилось.

– Не совсем, – пробормотал он, – во всяком случае, надеюсь, что нет. Врач задал мне вопрос, на который я не смог ответить.

– Какой именно?

Неужели доктор что-то заподозрил? Господи, у нее сейчас начнется истерика! Оливия едва сдерживалась, чтобы не закричать.

– Он спросил меня, не беременна ли ты.

Оливия в ужасе уставилась на него. Виктория заверила, что между ней и мужем уже давно нет никаких физических отношений. Что Чарлз вообще имеет в виду?!

– Разумеется, нет, – едва слышно выдохнула она.

– Я точно знаю, что от меня ты никак не могла забеременеть, разве что это второй случай непорочного зачатия, что весьма сомнительно. Но я хотел бы точно знать, видишься ли ты с Уиткомом. Сначала он послал тебе цветы, потом записку, так что все может быть. Но я все-таки твой муж, хотя ты, возможно, по-прежнему придерживаешься мнения, что подобные вещи меня не касаются.

Виктория действительно пропадала где-то целыми днями и никому не говорила, куда уходит, но Оливия от неожиданности потеряла дар речи.

– Как ты можешь! – взорвалась она наконец. Он не смеет ее оскорблять! Правда, Оливия была крайне шокирована, услышав, что Тоби имел наглость послать сестре цветы и осаждать просьбами о свидании. – Как смеешь обвинять меня в подобных вещах! Я слышать о нем ничего не желаю!

Оливия от всей души надеялась, что говорит правду, поскольку не могла представить, что сестра оказалась настолько глупа, чтобы вновь попасться в ту же ловушку.

– Нет, Чарлз, – возмущенно заверила она, – я не встречаюсь с Тоби и уж тем более не беременна.

Она была уверена, что не обманывает Чарлза. Слишком тяжело ранена сестра, слишком зла на мужчин, слишком жаждет свободы. Оливия чувствовала, что Виктория скорее умрет, чем вернется к Тоби после такого предательства.

– Прости, если оскорбил тебя, но ты должна признать, что такое вполне вероятно. Однажды ты попала в его лапы и по наивности можешь совершить ту же ошибку, – с некоторым облегчением заметил Чарлз, по какой-то причине сразу же поверивший жене.

– Возможно, я и наивна, – холодно ответила Оливия, представив себе, что именно ответила бы сестра, – но не глупа.

– Рад это слышать, – обронил Чарлз и поспешно вышел, надеясь, что не слишком расстроил жену. Правда, она выглядит немного лучше.

Но когда он позже решил ее проведать, она вновь рыдала, вне себя от тревоги. Едва Чарлз уехал в контору, Оливия прокралась вниз и прочла все, что было напечатано о злополучном корабле. Она даже послала горничную за вечерней газетой, но не узнала почти ничего нового, если не считать, что сотни несчастных утонули недалеко от побережья Квинстауна. Тела то и дело вымывало на берег, и Оливия снова едва не потеряла сознание, читая про все ужасы. Оставалось ждать до понедельника, а потом надеяться, что газеты опубликуют список спасшихся, И что среди них окажется ее имя. Ну а пока самое главное – держать Чарлза на расстоянии и молиться, чтобы он не посчитал жену сумасшедшей.

Глава 21

Оливия В отличие от сестры редко читала газеты и не могла знать, что незадолго до отплытия «Лузитании» немецкое посольство опубликовало в Нью-Йорке и Вашингтоне извещение о том, что пассажиры, отправляющиеся в путешествие через Атлантику, должны помнить: Германия находится в состоянии войны с Британией и ее союзниками. Зона военных действий включает воды в районе Британских островов, и всякие суда, плавающие под флагом Великобритании и ее союзников, подвергаются опасности уничтожения, а пассажиры рискуют жизнью. Извещение было датировано двадцать пятым апреля.

Но международное право запрещало топить мирные суда, не обеспечив сначала безопасность всех гражданских лиц. Поэтому пассажиры «Лузитании» не особенно беспокоились. Виктория могла бы отплыть на американском судне «Нью-Йорк», но оно было пониже классом и гораздо менее быстроходным. Кроме того, «Лузитания», совершавшая одно плавание в месяц из Ливерпуля в Нью-Йорк и обратно, обычно не поднимала вообще никакого флага, чтобы не привлекать внимания немцев. Даже название корабля и порт приписки были старательно закрашены. Люки обычно задраивали, и, едва корабль входил в Ирландское море, все спасательные шлюпки готовились к экстренному спуску, а количество впередсмотрящих удваивалось. Кроме того, судно было поистине гигантским, четырехтрубным, десятипалубным, из которых семь находились выше и три -. ниже ватерлинии. Корабль в двести второй раз пересекал Атлантику. Капитан дал приказ соблюдать полное затемнение, и на всех иллюминаторах висели плотные занавески, а джентльменов и леди просили не курить на палубах.

В первый же вечер Виктория полностью освоилась и с радостным волнением узнала леди Макуорт, урожденную Маргарет Томас, бывшую не только активным членом Общественного и политического союза женщин, но и близким другом семьи Панкхерст. Сама Маргарет подожгла почтовое отделение и была приговорена к тюремному заключению, к величайшему ужасу своего отца, респектабельного члена парламента от партии лейбористов. Но на саму леди тяжелое испытание, очевидно, нисколько не повлияло, и Виктория, увидев ее па палубе, немедленно подошла и представилась.

– Вы очень храбры, если решились плыть в Европу в такое время, – заметила леди Макуорт, когда Виктория объяснила, что после смерти мужа собирается ехать во Францию, чтобы работать в госпитале. В Красном Кресте ей подсказали, к кому обратиться.

Вы нужны и в Англии, – заверила леди Макуорт, восхищенная мужеством молодой вдовы. Они поговорили немного, и потом Маргарет ушла ужинать вместе с отцом, а Виктория предпочла уединиться в каюте. Но Макуорты взяли с нее обещание присоединиться к ним на следующий день. Столовая первого класса была поистине роскошна: высотой в двухэтажный дом, повсюду колонны, позолота, купол, украшенный лепниной. К ней примыкали библиотека, курительные и огромная детская с бесчисленными играми и развлечениями. Виктория, к своему величайшему удивлению, обнаружила, что, несмотря на войну, все пассажиры пребывают в прекрасном настроении и предпочитают вообще не говорить об ужасах и трагедиях раздираемой распрями Европы.

Мужчины, разумеется, обсуждали последние новости, особенно за вином и сигарами, но скорее по обычаю, чем с особым увлечением, и, уж разумеется, совершенно забыли о подводных лодках.

Виктория узнала среди пассажиров Алфреда Вандербильда, но старалась его избегать, поскольку тот хорошо знал ее мужа. Он был приблизительно одних лет с Чарлзом, и время от времени они вместе обедали. Не хватало еще, чтобы он сообщил ее родным, что «Оливия» плывет в Европу. Хотя она плыла под именем сестры, всегда существовала возможность, что ее разоблачат, и скандал будет невероятным, тем более что на судне могут оказаться знакомые сестры, которых она не знает. Поэтому она вела себя крайне осторожно, почти ни с кем не общалась и проводила почти все время в библиотеке или каюте.

На корабле был также Чарлз Фромен, известный театральный меценат, вместе с компанией друзей. Они направлялись в Лондон на премьеру новой пьесы Джеймса Берри «Похищение Розы», которую Фромен хотел поставить на Бродвее. Среди его приятелей был и драматург Чарлз Клейн, но хотя Виктория с удовольствием побеседовала бы с ним, она старалась держаться в одиночестве и даже отклонила приглашение капитана поужинать за его столом.

Но если не считать некоторых ограничений, она наслаждалась полной свободой. Какое счастье – освободиться от ненавистного брака! Она безумно тосковала только по сестре, постоянно думала об Оливии и молилась, чтобы та не выдала ее секрета.

Погода держалась на редкость хорошая, но все с нетерпением ждали конца путешествия. В пятницу Виктория собрала вещи и снова встретилась с леди Макуорт на палубе. Новая знакомая дала ей свой адрес и телефон в Ньюпорте и просила звонить. Из Ливерпуля Виктория должна была направиться сначала в Дувр, а оттуда паромом в Кале, где намеревалась связаться с нужными людьми и ехать на фронт.

Она пообедала в одиночестве. День выдался чересчур жарким, и стюарды открыли все иллюминаторы в столовой и каютах первого класса. Вскоре вдали показалась земля. Они находились всего в двенадцати милях от побережья Ирландии, к югу от маяка в Олд-Кинсейл. На корабле царила праздничная, возбужденная атмосфера. Они почти на месте!

После обеда Виктория вышла на палубу и стояла у поручня, глядя на море. На ней было красное платье, давным-давно купленное Оливией. Шляпу она оставила внизу и нежилась под теплым солнышком. Снизу доносились зажигательные звуки «Голубого Дуная». В этот момент по воде протянулась пенная дорожка, и Виктория подумала, что это, должно быть, след большой рыбы. Но тут корабль вздрогнул, и Викторию бросило на поручень. Высокий водяной столб взметнулся до самого мостика, и нос «Лузитании» поднялся высоко вверх. Виктория вцепилась в поручень, боясь, что ее смоет за борт. Нос корабля снова погрузился в воду, и огромное облако пара заволокло все вокруг.

На палубе поднялась суматоха, судно снова накренилось. Каюта Виктории была на средней палубе, и она попыталась пробиться сквозь толпу за спасательным жилетом и деньгами. Но как только она начала спускаться вниз, судно наклонилось еще сильнее. Теперь идти было почти невозможно.

– Торпеда! – закричал кто-то.

Послышался оглушительный вой сирены, перекрывший звуки музыки, и Виктория вдруг вспомнила о Сьюзен.

– Только не я! – вскрикнула она, стиснув зубы, и поспешила вниз, изо всех сил стараясь удержать равновесие и непрерывно ударяясь о переборки.

Вбежав в комнату, Виктория с трудом натянула жилет, схватила бумажник и паспорт и помчалась наверх. Вокруг раздавались дикие крики, люди метались в панике. У подножия лестницы она столкнулась с Алфредом Вандербильдом, державшим шкатулку с драгоценностями.

– С вами все в порядке? – спокойно осведомился он. Она не была уверена, узнал ли он ее. Ведет себя как обычно, улыбается, безупречно вежлив, совершенно хладнокровен. Рядом стоит слуга.

– Кажется, да, – пробормотала Виктория. – Что происходит?

У нее даже не было времени паниковать. Все происходило слишком быстро.

Он не успел ответить. Где-то внизу грохнул второй взрыв.

– Торпеды, – учтиво пояснил Алфред. – Вам лучше поскорее выбраться на палубу.

Он проводил ее наверх и тут же затерялся в толпе. Матросы попытались спустить шлюпки, но поскольку корабль кренился на правый борт, шлюпки с левого борта беспорядочно мотались наверху, совершенно бесполезные. «Лузитания» напоминала детскую игрушку, которую шаловливый ребенок топит в ванне. Виктория взглядом смерила расстояние до берега, прикидывая, сможет ли доплыть. Она уже различала стоявших на пристани людей, а те в ужасе наблюдали, как нос судна уходит под воду, а корма поднимается в воздух. Вода хлынула в открытые иллюминаторы, дым и сажа постепенно окутывали верхнюю палубу. Виктория поспешно скинула туфли на высоких каблуках, оставшись в чулках, и внезапно стала задыхаться, сама не зная, от дыма или страха. Она с большим трудом держалась на ногах. Люди бросались в воду, особенно после того, как радиоантенна упала, едва не убив нескольких человек. Дети плакали, матери лихорадочно пытались затолкать их в шлюпки. И тут она снова увидела Алфреда, помогавшего размещать малышей. Он снял жилет, надел его на маленькую девочку, и Виктория, едва не прослезившись, поспешно сунула бумажник в карман платья, надежно придавленного спасательным жилетом.

Первые две шлюпки, которые удалось спустить, мгновенно перевернулись; одна из гигантских труб упала и накрыла женщину. Перед ней словно разворачивалась сцена из ада. Какая-то белокурая малышка пролетела мимо и упала в море. Виктория попыталась схватить ее, но опоздала, и девочка утонула у нее на глазах.

– О Боже… Боже, – повторяла она, отворачиваясь. Кто-то приказал ей сесть в шлюпку. Как ни странно, голос звучал совсем как у сестры, но Виктория так и не узнала, кто это. В ушах стоял непрерывный рев. Прошло всего пять минут с первого взрыва, но корабль быстро тонул. Осталось только две шлюпки, и вокруг них толпились дети.

– Берите их! – крикнула она молодому офицеру.

– Вы умеете плавать? – окликнул тот и, когда она кивнула, приказал: – Хватайте стул с палубы, мы сейчас пойдем ко дну!

Шлюпка отчалила, а Виктория, последовав его совету, вцепилась в стул и соскользнула в воду. Вокруг плавали матрасы, куски дерева, шезлонги и тела погибших. Глухие взрывы следовали один за другим, и Виктория завизжала, отталкивая от себя трупы. В воздухе звенели пронзительные вопли умирающих, мертвые дети смотрели в небо широко открытыми глазами, какая-то женщина пошла ко дну, прижимая к себе бездыханного ребенка. Виктория несколько раз едва не утонула, но упорно выныривала на поверхность, время от времени выхватывая глазами очередную кошмарную сцену. Мимо медленно проплыл еще один стул, с лежавшим на нем малышом в голубом .бархатном костюмчике. Он казался настоящим маленьким спящим принцем, если не считать того, что был мертв. Ничего хуже и страшнее она в жизни не видела. Виктория прикрыла глаза, молясь, чтобы кошмар закончился, но ее молитвы не были услышаны. Она не поверила глазам, когда увидела капитана Тернера, вцепившегося в стул, и леди Макуорт, не отпускавшую другой. Чуть подальше плыли старший помощник и старуха, восседавшая на рояле.

Но вокруг люди продолжали тонуть. Постепенно у Виктории занемели от холода ноги. Она едва дышала, но держалась за стул до тех пор, пока сознание ее не покинуло.

Глава 22

Она услышала странные скребущие звуки, людские голоса и птичьи крики и поняла, что попала в ад. Кто-то тащил ее за ноги, и голова больно ударялась о что-то твердое. Ей хотелось взмолиться, завопить, но она словно онемела. Должно быть, мертва. Но тогда почему так мучительно поет все тело?

Виктория с трудом подняла веки, чтобы посмотреть, кто ее тянет, и уперлась взглядом в лицо человека, уже собиравшегося положить ее в гроб.

– Господи, Шон, она жива… шевелится!

Виктория безудержно раскашлялась, извергая фонтаны воды. Волосы прилипли к черепу, губы потрескались. Глаза горели, а легкие, кажется, вот-вот разорвутся.

Она медленно повернула голову. Солнце уже зашло, а кругом громоздились гробы. В ноздри била вонь смерти и гниющих водорослей.

Виктория попыталась сесть, но не смогла, и незнакомцу пришлось ей помочь.

– Мы посчитали вас мертвой, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Слава Богу, ошиблись.

– А мне так и кажется, что я мертва, – выдавила Виктория, снова зайдясь в приступе рвоты, гадая, что случилось с остальными. Но стоило ли спрашивать? Повсюду лежали тела, в основном детские, и сердце Виктории перевернулось от жалости. Они выглядели такими милыми, прекрасными даже в смерти, у некоторых даже глаза открыты! Рыдания матерей рвали душу.

– Немцы потопили ваш корабль, – пояснил Шон. – Торпедами. «Лузитания» пошла ко дну за восемнадцать минут. С тех пор прошло пять часов. Мы с братом подобрали вас на берегу, когда пытались спасти тех, кто выплыл. Но таких чертовски мало.

Он говорил со странным ирландским акцентом, и в другое время это немало позабавило бы Викторию.