Мужчина на одну ночь

– Ладно, ничего страшного, – успокоил Зак расстроенного парни… – Ты все сделал правильно – для начала проверим всех местных жителей, а потом займемся и приезжими.

Зак со вздохом откинулся на спинку кресла. «За все приходится платить! – с тоской подумал он. – Конечно, здесь тихо, зато никаких тебе условий для работы». Если в Сан-Франциско у него в подчинении была слаженная группа профессионалов-следователей, то здесь у него в помощниках числился один зеленый юнец. Смешно сказать, в Таосе не было даже химической лаборатории! Если требовалось провести какую-нибудь экспертизу, то он обращался за помощью в полицейское управление Санта-Фе и ждал, пока оттуда пришлют результаты анализов.

Не было в Таосе и сотовых телефонов, поэтому о прямой мобильной связи со своими подчиненными Заку оставалось только мечтать. А в Сан-Франциско каждая полицейская машина была оснащена компьютерной связью, и его сотрудники могли оперативно передавать в управление всю необходимую информацию…

– А теперь отправляйся в заведение Стегнера и поговори там с барменом и официантками, которые работали вчера, – приказал он помощнику. – Составь список посетителей. Может быть, кто-нибудь из них все же знает, с кем был Моррел вчера вечером? Утром мне не удалось выяснить ровным счетом ничего: вчера никто не видел Моррела, а сегодня его находят мертвым в «Приюте беглеца»! Надеюсь, тебе повезет больше и ты что-нибудь узнаешь. С Сетом Рэмси и Анжелой Уитмор я поговорю сам. Кстати, Клер Холт я уже допросил.

– Хорошо, я пошел,

Ти-Боун поднялся с кресла и направился к двери, но Зак его остановил.

– Да, и еще… Я не хочу, чтобы по городу поползли нежелательные слухи о ходе расследования, поэтому держи рот на замке. Смотри не проболтайся о кошельке, что мы обнаружили в соседнем бунгало. Никому ни слова – даже своей жене!

Ти-Боун заверил шефа, что будет нем, как рыба, и вышел из кабинета. Зак проводил его хмурым взглядом. Черт, почему это он так печется о защите репутации Клер? Пусть бы ее милый папочка узнал, что его дочь далеко не святая!

При воспоминании об Алексе Холте у него окончательно испортилось настроение. В свое время этот мерзавец сделал все, что было в его силах, чтобы разрушить Заку жизнь.

Когда ему было шестнадцать лет, его отец погиб в автомобильной катастрофе. Заботы о матери, которая к тому времени уже окончательно спилась, легли на плечи Зака. Никаких сбережений и банковских счетов у них не было, поэтому по вечерам после школы ему приходилось подрабатывать. Однако он никогда не работал подолгу на одном месте. Всякий раз, как только ему удавалось где-нибудь устроиться, отец Клер начинал травить его. Он звонил работодателю, говорил с ним, и Зак сразу же получал расчет…

Зак вспомнил, какие титанические усилия прилагал отец Клер, чтобы он не получил место шерифа в Таосе. Однако старания Алекса Холта не увенчались успехом. Диплом Зака об окончании полицейской академии и отзывы о нем начальства из Сан-Франциско сыграли немаловажную роль, когда комиссия рассматривала его кандидатуру на место шерифа. Однако все решило слово Тохоно.

Пока Зак был в Сан-Франциско, баланс политических сил в Таосе изменился в пользу коренных жителей. Если раньше к голосу индейцев здесь вообще не прислушивались, то сейчас с ними стали считаться – особенно после того, как они построили на своей территории город-казино. Когда, Тохоно, глава союза местных индейских племен, сказал, что хочет видеть Зака шерифом, жители Таоса тихо поворчали, но смирились.

У Зака был по крайней мере десяток причин, чтобы ненавидеть Алекса Холта, но одна из них постоянной болью отзывалась в его сердце. Зак не простил отцу Клер того, что тот вел себя как последний сукин сын, когда умерла его мать. Сейчас на ее могиле стоял гранитный надгробный камень, у подножия которого всегда лежали свежие цветы, но раньше всего этого не было и в помине. Он попросил у Алекса Холта денег на похороны матери, пообещав их отработать. Зак дал слово, что каждый вечер в течение года будет мыть полы и чистить туалеты в его банке – и получил безжалостный отказ.

Клер стояла рядом и была свидетельницей этой унизительной сцены!

Зак поднял телефонную трубку и набрал номер патологоанатома.

– Доктора Рейлли, пожалуйста, – попросил он, когда на другом конце провода наконец ответили.

Пока телефонистка его соединяла, Зак продолжал вспоминать. У него уже не раз был шанс свести счеты с Алексом Холтом, однако он не спешил этого делать, хотя сам не мог понять – почему. Вот и теперь он получил прекрасную возможность отыграться на его дочери… Неужели он совсем не злопамятен?

– Привет, док, – поздоровался Зак с Рейлли. – Звоню, чтобы узнать, как там насчет точного времени смерти Дункана Моррела?

– К сожалению, точное время установить сложно: прошлой ночью было довольно прохладно, трупное окоченение шло медленно. Так что Моррела могли убить задолго до того времени, о котором я говорил сегодня утром в предварительном заключении.

– А по трупным пятнам нельзя установить? – поинтересовался Зак.

– Увы. Он потерял слишком много крови, трупных пятен практически нет.

– Док, вы меня зарезали без ножа! Если я не буду знать точного времени смерти, то ничего не смогу сделать. Прошу вас, назовите час хоть приблизительно, а?

– Ну… я бы сказал, что убийство произошло между полуночью и шестью часами утра.

– А поточнее нельзя?

– Нет, сэр.

Зак поблагодарил доктора и повесил трубку. Выходило, что у Клер не было алиби… «Так ей и надо!» – раздраженно подумал Зак. Когда он нуждался в ее поддержке, ей не было до него дела. Вместо того, чтобы встать на его защиту, она, опустив голову, молча смотрела на свои туфли, когда он, оскорбленный отказом ее отца, развернулся и в отчаянии зашагал по улице, абсолютно не зная, где взять денег, чтобы похоронить мать.

Зак прекрасно понимал, что все это уже в прошлом, что в то время она была всего лишь девчонкой и беспрекословно выполнила волю своего властного отца, а Алекс Холт умел манипулировать не только собственной дочерью, но и целым городом. Все это Зак понимал, но в глубине души не мог простить Клер, что она era не поддержала в ту минуту. Однако на самом деле его больше оскорбляло то, что она до сих пор относится к нему пренебрежительно…

Распрощавшись с Ванессой Трент, Клер дождалась прихода своей помощницы и отправилась на ленч. Она вышла из магазина вместе с Люси и неторопливо пошла по кирпичной дорожке, пересекающей старинную площадь, окруженную высокими тополями. По периметру площади стояли побеленные известью глинобитные дома, построенные в мексиканском стиле. Здесь располагались в основном магазинчики, торгующие индейскими украшениями, небольшие рестораны и, разумеется, бесчисленные лавочки, в которых продавались различные сувениры и майки с яркими надписями.

В незапамятные времена площадь служила местом, где вожди племен собирались на важный совет. Сейчас коренные жители в основном обслуживали туристов. Мелкие ремесленники сидели на домотканых одеялах или плетеных циновках, разложив перед собой серебряные браслеты, кожаные ремни, различные украшения или керамику, и зазывали прохожих. Если кто-нибудь останавливался, начинался яростный торг, и без покупки его уже не отпускали.

Туристический сезон в Таосе длился недолго – всего лишь с конца июня по сентябрь. Обычно туристы сначала останавливались в Санта-Фе, а затем на несколько дней заезжали в Таос, чтобы посмотреть на местные достопримечательности. Клер снова подумала о том, что будущее ее салона всецело зависит от того, насколько успешным окажется этот сезон. Сейчас же

она была по уши в долгах и уповала только на то, что приезжающие в Таос туристы не пройдут мимо «Восходящего солнца», а непременно побывают у нее и не уйдут без покупки.

– Привет, Лусия! – Клер помахала рукой молодой индианке, которая поздоровалась с ней по-испански и сразу же вновь принялась расхваливать свой товар.

Клер срезала угол площади и, подойдя к величественному канадскому тополю, села на скамейку в его тени. В чистом горном воздухе звонко разнесся мелодичный звук церковного колокола. От запаха тортильи, испеченной на сосновых углях, и аромата острых специй у Клер потекли слюнки. Обычно она обедала в «Тортилья Флэтс», но сейчас у нее просто не было сил, чтобы пройти два квартала, отделяющие ее от кафе.

Почему-то снова вспомнился таинственный незнакомец, с которым она прошлой ночью оказалась в бунгало. Кто он? При мысли о нем Клер испытывала смешанное чувство: приятное волнение и тревогу.

– Люси, ты не знаешь, почему я все время думаю о нем, а? – прошептала она.

С площади были хорошо видны вершины Скалистых гор, которые кольцом окружали Таос. Здесь, в горах, ярко-голубое небо казалось близким. Оно манило к себе и завораживало. Чарующая красота природы неожиданно наполнила Клер ликованием. Ей захотелось петь, на какое-то время она даже забыла о случившемся прошлой ночью и неприятностях, свалившихся на нее столь внезапно.

Из всех времен года Клер любила начало лета больше всего. В эту пору на деревьях уже шумела молодая листва – на стройных осинах первые листья были светло-зелеными, а на раскидистых ветвях канадских тополей они отливали густой изумрудной зеленью. Вдоль улиц тянулись пышные заросли сиреневых кустов; нежный запах зацветшей сирени у Клер всегда ассоциировался с детством. Она помнила, как, держась за руку матери, шла с ней на площадь и, проходя мимо выбеленных стен домов, перед фасадом которых непременно росла сирень, тянулась к благоухающим кистям. С наступлением лета мать часто брала ее с собой на прогулку, а на обратном пути они приходили на площадь, усаживались за столик и всегда находили какую-нибудь интересную тему для разговора.

Клер наклонилась и погладила больную лапу Люси.

– Знаешь, в это время года я особенно часто вспоминаю о маме, – тихо произнесла она. – Мне ее так не хватает…

Люси, преданно глядя в глаза своей хозяйки, лизнула ей руку, а Клер подумала, что здесь, на площади, она не только вспоминает о матери, но чувствует ее постоянное присутствие, словно встречается с ее незримым, нетленным духом.

После смерти Эми Холт ее тело кремировали, и Клер помнила до мельчайших подробностей тот день, когда она вместе с отцом поднялась в горы, чтобы развеять ее прах.

Отец открыл маленькую коробку и протянул ее дочери. «Это должна сделать ты», – сказал он.

У нее на глазах навернулись слезы, и предметы вокруг вдруг стали расплывчатыми, когда она представила, что больше никогда не увидит мать. Клер всегда чувствовала себя счастливой, если мама была рядом. Невозможно было поверить, что теперь она никогда не услышит ее шуток, ее веселого смеха, что мать никогда больше не попросит у нее совета насчет того, какую картину стоит приобрести для художественного салона… Все, что осталось от тех счастливых, безмятежных дней, теперь покоилось в маленькой металлической коробочке. «Я люблю тебя, мама, – сказала Клер, набрав, пригоршню невесомого праха. – Мне без тебя будет одиноко».

Глотая горячие, горькие слезы, Клер подняла руку с прахом над головой и медленно разжала пальцы. Ветер мгновенно подхватил легкий пепел и унес его с собой в небо. «Прощай, мама. Я всегда буду помнить тебя, клянусь», – прошептала она.

Передав отцу пустую коробку, Клер поднесла к губам кончики пальцев, на которых остались частицы серого пепла, и поцеловала их, навсегда прощаясь с матерью. Неожиданно ей показалось, что прошелестевший в листве ветер принес с собой слова: «Я всегда буду рядом с тобой, Клер. Эти горы, деревья, цветы – все, что мы с тобой любили, – будут напоминать тебе обо мне, моя дорогая». Отец протянул к ней руки, и она спрятала лицо, мокрое от слез, у него на груди…

С тех пор, где бы Клер ни была, величественные горы всегда напоминали ей о прощании с прахом матери и у нее всякий раз щемило в груди. Клер казалось, что в горах продолжает жить частичка души Эми Холт. Горы напоминали Клер о родном доме и о счастливых годах безмятежного детства. Работая в Фениксе, она всегда испытывала ностальгию по Таосу.

– Я вновь чувствую себя дома, Люси, – прошептала она. – И это прекрасное чувство.

В свое время Клер решила покинуть Таос, обосноваться где-нибудь подальше от этих краев и начать новую жизнь. Больше десяти лет она переезжала из города в город, но повсюду ее преследовало чувство одиночества и какой-то неустроенности, а однажды она сказала себе, что от прошлого не убежишь. Ее мать умерла, и ее уже ничто не вернет – с этим надо просто смириться. Клер проплакала всю ночь, и когда последняя слезинка высохла на ее щеке, она приняла решение.

Она вернулась в Таос и открыла художественный салон, чтобы продолжить дело своей матери. Небольшое красивое здание, в котором раньше располагался салон Эми Холт, пустовало, и Клер поспешила его арендовать. Она даже сохранила прежнее название салона – «Восходящее солнце».

Во время странствий вдали от дома она поняла, что ее родной городок с его глинобитными постройками и тихими узкими улочками, мощенными булыжником, является уникальным местом, своего рода памятником прошлой эпохи и что второго такого места, сколько ни ищи, не найдешь. Только здесь неповторимая красота первозданной природы и богатые культурные традиции сохранились до наших дней.

Однако Клер знала: чтобы осуществить свое намерение, ей придется выдержать нелегкую схватку с отцом, преодолеть его сопротивление.

До сих пор в их городке не умолкали разговоры о том, как Эми Холт бросила своего богатого мужа и сбежала из Таоса с Джеком Коултером. Отец хотел, чтобы ничто не напоминало ему о прошлом, но Клер пошла наперекор его воле, и их отношения осложнились.

Если бы в свое время Зак Коултер рассказал ей, какие отношения связывают их родителей, то она, возможно, отнеслась бы к их роману иначе, и теперь ей бы самой было легче примириться с прошлым. Но он ничего не сказал ей, и Клер старалась избегать даже случайных встреч с Заком. Стоило ей увидеть его, как в ее памяти вновь воскресали тревожные воспоминания. Ведь он был сыном Джека Коултера – человека, который разрушил ее счастливую семью, который был виноват в случившейся трагедии. А Зак характером пошел в отца и даже внешне был на него похож. Неудивительно, что Клер было тяжело его видеть: она невольно переносила на него свое отношение к Джеку Коултеру. Естественно, она сочувствовала Заку всей душой, когда умерла его мать. В тот год на его голову обрушились все несчастья разом: бедный парень потерял обоих родителей. И тем не менее она не могла ему простить, что он Коултер.

Но если Клер испытывала к шерифу просто неприязнь, то ее отец его ненавидел. Одно присутствие Зака в городе отравляло ему жизнь. После смерти жены Алекс Холт очень изменился – стал замкнутым, раздражительным и вообще перестал улыбаться. Время не залечило его сердечную рану: шли годы, а его депрессия, казалось, становилась все глубже. Клер очень хотела ему помочь, но не знала, как это сделать. Она с отчаянием спрашивала себя, неужели ее отец никогда не сможет забыть о прошлом и вновь стать тем жизнерадостным и добрым человеком, каким она его знала в детстве?

Что же касается Зака, Клер злилась на него еще и потому, что он был, как и его отец, страшный бабник. Она допускала, что в распускаемых о нем слухах вранья больше, чем правды. Но даже если только сотая часть этих сплетен соответствовала истине, то выходило, что он переспал с половиной женщин, живущих в их городе…

Люси ткнулась носом ей в руку, требуя ласки. Клер потрепала ее по холке и задумчиво произнесла:

– А в Коултере действительно есть что-то особенное – какое-то неотразимое обаяние.

«Слава богу, что я уже не та девчонка, которая когда-то без памяти влюбилась в самого отчаянного парня в городе», – добавила она про себя. Клер была уверена, что жизненный опыт не позволит ей переступить ту опасную черту, за которой можно потерять контроль над своими чувствами.

К сожалению, ее мать не смогла выдержать искушения и пополнила собой армию женщин, которых соблазнил Джек Коултер. Клер не могла понять, почему ради какой-то случайной любовной связи она пожертвовала самым дорогим, что у нее было, – дружной семьей и любимым делом, которому посвятила свою жизнь?

Клер не винила мать, а просто считала, что та совершила роковую ошибку. И что сама она никогда не сделает подобной глупости.

– Клер?

Только сейчас она заметила, что рядом с ней стоит Тохоно. За годы кочевой жизни в прерии бронзовая кожа на скуластом лице старого вождя огрубела, лоб его избороздили глубокие морщины – свидетельство тревожных раздумий о будущем соплеменников. Длинные седые волосы Тохоно, как всегда, были заплетены в косичку.

Клер жестом предложила ему сесть рядом и спросила:

– Ты, должно быть, уже слышал, что кто-то украл Каддафи?

Тохоно сел на скамью и вытянул скрещенные ноги в ковбойских сапогах. Края рукавов его широкой замшевой куртки были оторочены сверкающим на солнце бисером.

– Об этом сегодня сообщили в утренних новостях по радио. – Он достал из нагрудного кармана маленький транзисторный приемник.

– И что сказали?

Клер знала, что Тохоно слушает только одну радиостанцию – «Голос Народа», вещающую на местном индейском наречии. Коренные жители Америки жили в этих краях обособленной общиной и почти не поддерживали контактов с людьми за пределами резервации. События, происходящие в мире белых, индейцев абсолютно не интересовали.

– Сказали, что святой Иероним взял его под свое покровительство.

Клер слышала, что индейцы свято чтят святого Иеронима, который учил уважать любое живое существо. Охотники перед охотой должны были пройти специальный обряд и только потом идти в лес за оленем. Все знали, что если животное лишить жизни без согласия

Великого Духа, то добытое мясо не принесет пользы никому в племени.

– Все равны на этой земле, – заметил Тохоно. – И мы благодарим и славим все живое, что дает нам силы и поддерживает в нас жизнь. Причинять страдания живому существу – большой грех. Святой Иероним за это накажет виновника.

– Святой Иероним очень мудр, – кивнула Клер.

Хотя Тохоно не сказал, что знает, где сейчас Каддафи и кто его освободил, он дал ей понять, что медведь находится в безопасном месте. И это успокоило Клер. Старый индеец обладал такой же колоссальной властью, как крестный отец какой-нибудь мафии, сомневаться в его осведомленности было бы глупо. Хотя Тохоно еще полгода назад передал все дела своему старшему сыну, который стал главой союза индейских племен, таосы по-прежнему считали его своим вождем. Если бы Тохоно объявил на совете, что святому Иерониму не нравится, как белый человек обращается с медведем, то индейцы восприняли бы его слова как приказ и позаботились бы об освобождении Каддафи.

Тохоно приложил приемник к уху, сделав вид, будто слушает новости. Однако Клер заметила, что в действительности он внимательно следит за тем, какие товары индейцы продают на площади. Если бы он обнаружил, что кто-то предлагает туристам импортную дешевку под видом изделия, изготовленного в индейском поселке, то провинившийся понес бы суровое наказание. Причем официальные власти в округе ничего бы не узнали.

Очевидно, Тохоно не обнаружил ничего незаконного, поскольку его взгляд вновь остановился на Клер. Он несколько секунд задумчиво смотрел на нее, а затем таинственно произнес:

– Будь осторожна, Клер. У тебя доброе сердце, ты должна почаще к нему прислушиваться. Тебе не следовало приходить прошлой ночью в «Приют беглеца», но раз это случилось, то теперь будь осторожна. Остерегайся койота, затаившегося в темноте.

4

Клер слышала, как звонит телефон, но не могла оторвать взгляд от мерцающих свечей и, лежа в ванне, продолжала нежиться в успокаивающей теплой воде. Она закрыла салон в девять и сразу отправилась домой, надеясь тут же лечь в кровать и уснуть, но, несмотря на страшную усталость, заснуть ей так и не удалось.

Прошлая ночь… В который раз Клер пыталась вспомнить какие-нибудь подробности, но у нее ничего не получалось. До определенного момента она кое-что помнила, помнила собственные яркие эротические ощущения, но потом в памяти наступал черный провал.

Почему она позволила таинственному незнакомцу целовать ее даже после того, как он отказался назвать свое имя? Это было совершенно на нее не похоже. Правда, с некоторых пор она решила, что держит себя с мужчинами слишком отчужденно, и стала стараться быть более дружелюбной и общительной. Тем не менее существовала невидимая черта, которую она не позволяла переступить мужчине. Ей было трудно даже сказать, где эта линия проходит, но она чувствовала ее. Требовалось время, чтобы установился какой-то уровень доверия, прежде чем она позволяла себе физически сблизиться с мужчиной.

Однако прошлой ночью этот невидимый барьер не защитил ее…

Однажды ее отец сказал, что чем старше она становится, тем чаще поступает как мать. Тогда она не согласилась с ним, но сейчас думала, что он был прав. Наверное, виноваты во всем гены – она и в самом деле очень похожа на Эми Холт. Клер понимала, как, должно быть, больно отцу смотреть на нее и видеть свою жену, которую он любил и трагически потерял.

– Неужели я веду себя как мать? – Клер произнесла эти слова вслух.

Эта мысль ошеломила ее, и она еще глубже, до самого подбородка, опустилась в воду. Отчетливо, как будто это случилось вчера, она увидела свою мать в объятиях Джека Коултера. Клер не забыла, с каким грохотом захлопнула тогда дверь, – этот звук до сих пор болью отзывался в ее сердце.

Клер закрыла глаза, задавая себе в тысячный раз один и тот же вопрос: почему ее мать поддалась искушению, отказавшись от любви такого прекрасного человека, как ее отец, ради флирта с городским донжуаном?

«А чем я сама лучше матери? – спросила себя Клер. – Разве не я вчера осыпала поцелуями совершенно незнакомого человека?»

В спальне перестал звонить телефон, и включился автоответчик. Низкий голос отца пророкотал:

– Девочка моя, позвони мне, когда придешь. Я только что вернулся из Санта-Фе и услышал, что кто-то застрелил Дункана Моррела в «Приюте беглеца». Интересно, что он делал в этом притоне?

Автоответчик отключился. Клер застонала, погружаясь в воду. Отец прав: мотель «Приют беглеца» – действительно самый настоящий притон. Она боялась даже представить, как он отреагирует, если узнает, что она провела там ночь. После перенесенного инсульта здоровье его было подорвано. Если он узнает, что ее подозревают в совершении убийства, то его непременно хватит новый удар!

Клер надеялась, что убийцу скоро поймают и ей не придется ни с кем обсуждать, где и как она провела прошлую ночь. Однако чем дольше убийца будет оставаться на свободе, тем меньше у нее шансов сохранить свою тайну…

В ванной появилась Люси, едва слышно клацая когтями по черному кафельному полу. Золотистый мех ретривера блестел в свете свечей. Эти свечи с ароматом магнолии всегда оказывали на Клер успокаивающее влияние. Она вообще свято верила в эффективность ароматерапии и всякий раз добавляла в ванну сухие лепестки цветов и душистый шампунь.

– Не волнуйся, – сказала Клер собаке, – я не утонула.

Люси дважды прошлась кругом, потопталась на месте и улеглась на белом коврике около ванны, не спуская томных карих глаз с хозяйки. Телефон зазвонил снова, и Клер, которая уже собралась вылезать из воды, вновь погрузилась в нее. Секундой позже на автоответчике зазвучал голос Сета Рэмси.

– Клер, где ты? Я бы позвонил тебе раньше, но был на вилле у Макса Бессинджера.

Клер поняла, почему Сет не зашел к ней сегодня. Когда Бессинджер приезжал в Тоас, Сет бросал все свои дела и обслуживал техасского толстосума.

– Куда ты исчезла прошлой ночью? – с тревогой спросил Сет. – Я ждал тебя сначала у дверей клуба, затем заглянул в зал, но тебя нигде не было.

Клер резко села в ванне, и вода перелилась через край. Все было не так. Да, они договорились, что он будет ждать ее у клуба, но, когда она вышла из туалетной комнаты, его там не оказалось. А чуть позже она увидела Сета у бунгало…

– Почему он лжет? – рассуждала Клер вслух. «Не спеши, – предостерегла она себя. – Возможно, он отправился в „Приют беглеца“, чтобы найти меня. В конце концов, это всего лишь в нескольких шагах от клуба».

– Кстати, это ничтожество Зак Коултер явился на виллу Бессинджера, чтобы побеседовать со мной, – продолжал Сет. – Не представляешь, как это было противно. Он хотел знать, где я был прошлой ночью, когда убили Дункана Моррела. Коултер спросил, были ли мы вместе. Я сказал ему, что уехал домой без тебя.

Клер недовольно хмыкнула. Неужели Сет не мог сказать, что проводил ее до дома?! Теперь Зак непременно уличит ее во лжи. «Дыши… дыши глубоко, – сказала она себе. – Вдохни освежающий аромат в самые глубины легких». Обычно ароматерапия срабатывала, смягчая и очищая ее мысли и душу, но сегодня она не подействовала.

Почувствовав тревогу хозяйки, Люси жалобно заскулила и направилась в комнату. Клер встала в ванне, ожидая, пока вода стечет с тела, и вдруг вспомнила, как Бэм Стегнер утром ввалился к ней в салон. Конечно, Зак предупредил Бэма, но она не была уверена, что тот подчинится его приказу. Хорошо все-таки, что владелец дома установил охранную сигнализацию… Клер уже не раз поминала его добрым словом.

Когда внезапно раздался звонок в дверь, Клер быстро вытерлась полотенцем, пытаясь прогнать из души непонятный страх, натянула широкий махровый халат и, пройдя через холл, осторожно подошла к входной двери.

– Кто там? – спросила она, жалея, что в этой толстой, обшитой досками двери времен испанской инквизиции нет «глазка».

– Зак Коултер, – последовал резкий ответ. – Мне надо срочно с тобой поговорить, – произнес он властным голосом, не терпящим возражений.

Вновь встречаться с Заком Коултером у нее не было никакого желания, но выбора он ей не оставил. Люси, стоя рядом с Клер, повиливала хвостом, повернув морду к двери. «По крайней мере одна из нас рада видеть его», – подумала Клер, набирая код на кнопочной панели, чтобы отключить сигнализацию.

Она распахнула тяжелую дверь, и Зак вошел в комнату, пропустив вперед Лобо. В этот раз на Заке не было шляпы, но он все равно подавлял ее своим ростом. Его присутствие заставляло нервничать, и Клер разозлилась на себя. Неужели прошлое ничему ее не научило?

Зак стоял слишком близко, и его глаза были полны безжалостной решимости. Он явно что-то узнал, и теперь ей придется ответить на его щекотливые вопросы. Вздернув подбородок, она смело встретила его взгляд. Клер была без косметики и не причесана, но ее волновало лишь то, что под толстым халатом на ней ничего нет.

Прищурившись, Зак уставился на глубокий вырез халата и втянул в себя воздух.

– Пахнет духами, как во французском публичном доме.

– Это не духи, а ингредиенты для ароматерапии, – нахмурилась Клер. – Магнолия, ваниль и дикий имбирь.

– Неужели? – Он сделал глубокий вдох, и на его лице появилась насмешливая улыбка. – Что еще за ароматерапия, черт побери?

– Это такой способ расслабиться, снять напряжение. Я зажигаю ароматизированные свечи и добавляю в воду травы и масла.

– Ну и как, подействовало? – вкрадчиво спросил он. Взгляд Зака внезапно стал сосредоточенным, и Клер снова занервничала.

Она прекрасно знала, о чем он ее спросит, но решила прикинуться невинной дурочкой.

– Если у тебя только один вопрос, то задавай его поскорее: мне надо сушить волосы. Если вопросов много, то я пойду переоденусь.

Зак промолчал, медленно оглядывая Клер от мокрых волос до босых ног. Она поняла, что он хочет вывести ее из себя, но решила не поддаваться на провокацию.

– Пойди переоденься, – наконец сказал он.

Клер невнятно пробормотала, что он может подождать в гостиной, а затем бросилась через холл в свою спальню, расположенную в дальнем крыле дома. Натянув джинсы и свободный сиреневый свитер, она встала перед зеркалом. Боже, что делать?

Единственно выход – рассказать шерифу правду о той ночи, которую она провела в «Приюте беглеца». В конце концов, был убит человек, и ее выходка – пустяк по сравнению с убийством. Вообще-то, она заслужила, чтобы все узнали о ее поступке: сама виновата в том, что позволила незнакомцу целовать ее.

«Остерегайся койота», – предупредил ее Тохоно. Подобно большинству коренных американцев, старик презирал туристов, которые покупали майки с изображениями воющих койотов. Если волк был благородным, могучим и уважаемым животным, то койот являлся символом хитрости и коварства, а главное – зла.

Тохоно был прав – темные силы действительно ополчились против нее. У нее не было иного выбора, как положиться на Зака Коултера, который был занят поисками убийцы Моррела. Но Клер понимала, как нелегко ей будет рассказать правду этому человеку…

Спустя несколько минут Клер появилась в гостиной и обнаружила Зака спящим на диване, причем его ноги в сапогах лежали на стеклянном кофейном столике. Его глаза были закрыты, и Клер в который раз удивилась, какие у него длинные густые ресницы. Черная щетина, показавшаяся на подбородке, оттеняла нижнюю часть лица.

У многих мужчин, когда они спят, лицо становится моложе и добрее, но только не у Зака. Его лицо было напряжено, и в то же время на нем лежала печать холодного и гордого достоинства. Казалось, что он даже во сне стоял на страже закона. Клер знала, что этот человек почти ни с кем не общается и никому не позволяет копаться в его душе. Ей вдруг показалось, что Зак похож на одинокого волка…

Клер бросила взгляд на его сапоги, начищенные до блеска, и внезапно на нее нахлынули непрошеные воспоминания – яркие и отчетливые. Даже когда у Зака не было гроша за душой, его гордый характер ощущался в том, как он относился к своей одежде. Его джинсы и рубашка всегда были чистыми, а башмаки до блеска начищенными, даже если у них грозила оторваться подметка.

Естественно, теперь у него водились деньги и он щеголял в черных сапогах ручной работы из акульей кожи. Но приходилось сомневаться, что стоили они баснословно дорого. На черном ремне из змеиной кожи красовалась серебряная пряжка. Ни сапоги, ни ремень не были новыми, но, видимо, их владелец ими дорожил, поскольку они содержались в превосходном состоянии.

Клер решила пойти сварить кофе, а потом уже разбудить Зака. Но не успела она сделать и шага, как он вытянул руку и схватил ее за запястье, Одновременно открыв глаза. От неожиданности Клер потеряла равновесие и секундой позже уже лежала у него на коленях.