Габриель Аллон - Под конвоем лжи

— Пятнадцать минут? Почему же она так долго болталась по улицам? Мне это очень не нравится.

Телефон зазвонил. Вайкери поспешно сорвал рубку и поднес к уху. Действительно, это оказался Бэзил Бутби.

— Мы получили разрешение Двадцатого комитета. Можете брать ее, Альфред. И желаю удачи.

Вайкери с сердцем хлопнул трубку на рычаг.

— Пора, джентльмены. — Он взглянул на Гарри. — Живьем. Она нужна нам только живая.

Гарри мрачно кивнул и вместе с людьми из Специальной службы вышел из комнаты. Вайкери прислушался к их быстро затихавшим на лестнице шагам. Уже через несколько секунд он увидел головы своих людей, вышедших из дома и направлявшихся через улицу к подъезду дома Кэтрин Блэйк.

* * *

Хорст Нойманн припарковал фургон в маленьком тихом переулке за углом дома Кэтрин, выбрался из кабины и бесшумно закрыл дверь. Он быстро шел по тротуару, засунув руки глубоко в карман; правая рука сжимала рукоять «маузера».

На улице было темным-темно. Он миновал груду щебня, оставшуюся от нескольких домов, примыкавших к дому Кэтрин. Не зажигая фонаря, он пробрался через преграду из кирпичного крошева, сломанных досок и скрученных труб. Завал закончился у стены высотой около шести футов. По другую сторону этой стены располагался садик, который Нойманн видел из окна комнаты Кэтрин. Он подергал ворота, но они были заперты. Значит, нужно отпереть их изнутри.

Ухватившись за верх стены, он подпрыгнул, подтянулся на руках, оказался на стене верхом, перекинул ноги на другую сторону и повис на руках. Так он провисел несколько секунд, вглядываясь вниз. Увы, земля была невидима в темноте. Можно было спрыгнуть на что-нибудь — спящую собаку или мусорные баки — и устроить ужасный шум. Он подумал даже о том, чтобы посветить вниз фонариком, но не решился, так как свет наверняка привлек бы чье-нибудь внимание. Положившись на удачу, он разжал руки и провалился в темноту. Там не оказалось ни собак, ни мусорных ведер — только какой-то колючий куст, вцепившийся в его пальто и попытавшийся ободрать и без того израненное лицо.

Нойманн выдрался из куста и отпер ворота.

После этого он поспешно прошел через сад к черному ходу. Дернул за ручку — эта дверь тоже оказалась на замке! Но в двери имелось окно. Он вынул из кармана пальто «маузер» и вышиб рукоятью нижнее левое стекло. Шум оказался на удивление громким. Нойманн просунул руку сквозь выбитое окно, отпер дверь, быстро пересек вестибюль и поднялся по лестнице.

Подойдя к двери Кэтрин, он чуть слышно постучал.

— Кто там? — отозвался ему из-за двери приглушенный женский голос.

— Это я.

Кэтрин открыла дверь. Нойманн шагнул внутрь и закрыл ее за собой. Кэтрин была полностью готова — в брюках, свитере и кожаной куртке. Чемодан с рацией стоял около двери. Нойманн взглянул на ее лицо. Оно было пепельно-серым.

— Возможно, мне мерещится, — сказала она, — но, по-моему, внизу происходит что-то не то. Я заметила, что на улице толчется необычно много народа и автомобилей.

В квартире было темно, лишь настольная лампа горела в гостиной. Нойманн несколькими быстрыми шагами пересек комнату, выключил свет, а потом подошел к окну, отогнул край маскировочной шторы и выглянул наружу. Фары проезжавших по улице автомобилей отбрасывали как раз столько света, чтобы он смог разглядеть четверых мужчин, вышедших из противоположного дома и, совершенно определенно, направлявшихся к их парадному.

Нойманн отскочил от окна и выхватил «маузер» из кармана.

— Они идут за нами. Берите рацию и бегом за мной. Живо!

Гарри Далтон рванул на себя дверь и вошел в подъезд. Люди из Специальной службы следовали за ним. Он повернул выключатель как раз вовремя, чтобы увидеть Кэтрин Блэйк, бегущую к черному ходу. В руке она держала чемодан, в котором не могло быть ничего, кроме рации.

* * *

Хорст Нойманн толкнул дверь черного хода и выбежал в сад, слыша за спиной крики. Он огромными шагами мчался сквозь тьму, держа «маузер» в вытянутой руке. Вдруг ворота распахнулись, и перед ним вырисовался силуэт мужчины, державшего в руке пистолет. «Стоять!» — крикнул он. Нойманн дважды выстрелил на бегу. Первая пуля попала мужчине в плечо и развернула его. Вторая перебила позвоночник и убила полицейского на месте.

Тут же в проеме ворот появился второй человек, изготовившийся стрелять. Нойманн, не целясь, нажал на спусковой крючок. «Маузер» дернулся в его руке. Благодаря глушителю, выстрелы были практически беззвучными — слышались только сухие щелчки ударника. Пуля угодила в голову англичанину, и она разлетелась, будто взорвалась.

Нойманн выбежал за ворота, переступив через трупы, и окинул взглядом переулок. За домом больше никого не оказалось. Повернувшись, он увидел в нескольких шагах за собой Кэтрин, тащившую чемодан с рацией. За ней гнались трое мужчин. Нойманн поднял оружие, сделал несколько выстрелов и услышал два вскрика на разные голоса. Кэтрин бежала дальше.

Он отвернулся от своей напарницы и поспешил через кучу щебня к фургону.

* * *

Гарри почувствовал, как пули просвистели мимо его головы. Он услышал крики обоих сотрудников Специальной службы, бежавших вслед за ним. Зато он уже почти догнал немецкую шпионку. Он кинулся в темноту, выставив вперед руки. Ему было прекрасно известно, что он находился в крайне невыгодном положении: он остался один, и у него не было оружия. Он мог остановиться, попытаться подобрать оружие одного из агентов Специальной службы и после этого продолжить погоню за шпионами, но, пока он будет шарить по земле, Рудольф, скорее всего, убьет его. Он мог остановиться, вернуться в дом и подать сигнал наблюдателям, оставшимся в квартире. Но к тому времени Кэтрин Блэйк и Рудольф скроются, и придется начинать эти проклятые поиски с самого начала, а шпионы успеют воспользоваться рацией, сообщат в Берлин о том, что раскрыли игру английской контрразведки, и мы, черт возьми, проиграем эту гребаную войну!

Рация!

«Я не смогу сейчас задержать их, — подумал он, — но могу попытаться отрезать их от Берлина хотя бы на некоторое время».

Гарри, глухо зарычав, прыгнул в темноту и ухватился за чемодан обеими руками. Он попробовал вырвать его у женщины, но она повернулась и с неженской силой потянула чемодан к себе. Подняв голову, Гарри впервые увидел ее лицо: раскрасневшееся, исказившееся от страха, изуродованное гримасой гнева. Он еще раз попытался вырвать у нее чемодан, но не смог: ее пальцы мертвой хваткой вцепились в ручку. Она крикнула своему напарнику, назвав его настоящим именем. Далтону показалось, что оно прозвучало как «куст» или «пусть».

А потом Гарри услышал характерный щелчок. Ему не раз приходилось слышать этот звук до войны на улицах Ист-Сайда — щелчок, с которым встает на место лезвие выкидного ножа. Он увидел, как женщина взмахнула рукой и выбросила кулак с зажатым в нем ножом по дуге, которая должна была закончиться в его горле. Он мог бы отразить удар, вскинув левую руку. Но тогда ей удалось бы вырвать у него чемодан. Поэтому он продолжал держать чемодан обеими руками и лишь отдернул голову в сторону, пытаясь уклониться от удара стилета. Острие ударило ему в щеку. Он чувствовал, как рвалась под ножом его плоть. Боль прибыла на мгновение позже — острая, всепоглощающая, как будто ему на лицо лили расплавленный металл. Гарри закричал, но не выпустил чемодан. Женщина снова подняла руку, на сей раз острие стилета вонзилось ему в предплечье. Гарри опять вскрикнул от боли, но тут же стиснул зубы. Его руки продолжали цепляться за чемодан. Можно было подумать, что они действуют независимо от его воли. Ничто, никакая боль не могла заставить их разжаться.

И в следующую секунду шпионка сдалась.

— Вот это смельчак! — бросила она, выпустив ручку. — Готов умереть за какую-то поганую рацию.

С этими словами она исчезла в темноте.

Гарри остался лежать на мокрой земле. Когда она пропала из виду, он поднял здоровую руку к лицу и его затошнило от прикосновения к теплой кости собственной челюсти. Он терял сознание; боль слабела. Как сквозь вату, он слышал стоны раненных агентов Специальной службы. Чувствовал, как дождь бил в лицо. Он закрыл глаза и вскоре ощутил, что к его лицу что-то приложили. Открыв глаза, он увидел склонившегося над ним Альфреда Вайкери.

— Гарри, я же говорил вам, чтобы вы были осторожнее.

— Она взяла рацию?

— Нет. Вы ей не позволили.

— Они ушли?

— Да. Но мы гонимся за ними.

Внезапно боль резко усилилась. Гарри потряс приступ сильнейшего озноба, он почувствовал спазмы, и ему показалось, что его сейчас вырвет. Затем лицо Вайкери заколебалось, как отражение в воде, и Гарри потерял сознание.

Глава 50

Лондон

Спустя час после бедствия в Эрлс-корте Альфред Вайкери уже привел в действие крупнейшую в истории Великобритании поисковую операцию. Во все полицейские отделения страны, от Пензанса до Дувра, от Портсмута до Инвернесса, передали описание беглых шпионов. По приказу Вайкери мотоциклисты развозили фотографии во все большие и малые города и деревни в окрестностях Лондона. Большинству полицейских, привлеченных к поискам, сообщили, что беглецы разыскиваются по подозрению в четырех убийствах, совершенных еще в 1938 году. Горстке очень высокопоставленных чинов с предельной осторожностью намекнули, что дело идет о чрезвычайно важном деле, относящемся к безопасности государства, настолько важном, что премьер-министр лично следил за ходом охоты.

Лондонская столичная полиция отреагировала с исключительной оперативностью, и уже через пятнадцать минут после первых обращений Вайкери на всех главных транспортных артериях, ведущих из города, появились контрольно-пропускные пункты. Вайкери пытался перекрыть все возможные маршруты бегства. МИ-5 и железнодорожная полиция патрулировали главные станции. Описание подозреваемых переслали даже пассажирской администрации ирландских паромов.

После этого он связался с Би-би-си и попросил к телефону старшего смены. В девятичасовом выпуске вечерних новостей Би-би-си сообщила о перестрелке в Эрлс-корте, во время которой двое полицейских погибли, а еще трое были ранены. Диктор зачитал описание Кэтрин Блэйк и Рудольфа, а в конце назвал номера телефонов, по которым могли позвонить граждане, желающие сообщить информацию. И через пять минут телефоны начали безостановочно звонить. Машинистки печатали тексты всех сообщений, которые казались им осмысленными, и передавали их Вайкери. Большую часть он сразу же бросал в мусорную корзину, а некоторые направлял для проверки. Но, увы, никаких полезных сведений они так и не получили.

Закончив первоочередные процедуры, он переключился на блокировку возможных путей бегства за пределы страны.

Он обратился к командованию Королевских ВВС и попросил взять под особый контроль полеты легких самолетов. Он связался с Адмиралтейством и попросил особо проследить за подводными лодками, приближающимися к побережью. Он также позвонил в береговую охрану и попросил строго контролировать выход в море всяких маломерных судов. Он переговорил со Службой Y и попросил обращать внимание на все подозрительные радиопередачи.

Лишь через два часа Вайкери впервые за все это время встал из-за стола и вышел из кабинета. Командный пункт на Вест-Хэлкин-стрит уже опустел, и вся его команда без особой спешки вернулась обратно на Сент-Джеймс-стрит. Сейчас они сидели в большой общей комнате рядом с его кабинетом, похожие на оставшихся в живых жертв стихийного бедствия — мокрые, измотанные, подавленные. Клайв Роач сидел в стороне от всех, повесив голову и сложив руки перед собой. Каждую минуту кто-нибудь из наблюдателей подходил к нему, клал руку на плечо, ободряюще шептал что-то на ухо и тихонько отходил. Питер Джордан расхаживал по комнате. Тони Блэр, не отрываясь, сопровождал его убийственным взглядом. Тишину нарушали лишь непрерывное стрекотание телетайпов и голоса девушек, отвечавших на телефонные звонки.

Молчание прервалось на нескольких минут около девяти часов, когда в комнату вошел Гарри Далтон с перевязанными лицом и рукой. Все бросились к нему и обступили со всех сторон. «Отлично, Гарри, старина... Ты заслужил медаль, дружище... Если бы не ты, у нас не осталось бы никакой надежды... Да, Гарри, благодаря тебе мы еще сможем с ними потягаться...»

Вайкери завел его в свой кабинет.

— Вам, наверняка, было бы лучше полежать.

— Да, но я решил, что лучше побуду здесь.

— Как вы себя чувствуете?

— Терпимо. Мне дали какое-то обезболивающее.

— У вас еще остались какие-нибудь сомнения по поводу того, как вы повели бы себя под огнем на поле битвы?

Гарри изогнул губы в чуть заметной улыбке и качнул головой.

— Есть какие-нибудь успехи? — спросил он, поспешно меняя тему.

Вайкери помотал головой.

— Что вы сделали?

Вайкери рассказал ему о предпринятых действиях.

— Но какой же смельчак этот Рудольф! Подумать только: вернуться за ней и увести у нас из-под самого носа! Я вам скажу, у этого парня есть чему поучиться. А как Бутби все это воспринял?

— О, именно так, как и можно было ожидать. Сейчас он заседает наверху с генеральным директором. Вероятно, разрабатывают порядок моей казни. Приказано поддерживать постоянную связь с подземным военным убежищем правительства. Старик требует докладывать ему лично о любых изменениях. Очень жаль, но мне совершенно нечего ему сообщить.

— Вы перекрыли все возможные пути. Теперь остается только сидеть и ждать событий. Рано или поздно они будут вынуждены что-нибудь предпринять. И тогда мы их все же возьмем.

— Хотел бы я разделить ваш оптимизм.

Гарри вдруг сморщился от боли, и вид у него сделался необыкновенно усталый.

— Пожалуй, я и впрямь пойду, прилягу ненадолго. — Он медленно побрел к двери.

— Скажите, а Грейс Кларендон сегодня дежурит? — спросил ему вслед Вайкери.

— Э-э-э... Да, думаю, что дежурит.

Тут же зазвонил телефон.

— Поднимитесь-ка наверх, Альфред. Прямо сейчас, — приказал Бэзил Бутби.

Над дверью Бутби сиял зеленый свет. Вайкери открыл дверь. Сэр Бэзил расхаживал по кабинету без пиджака, в расстегнутом жилете и ослабленном галстуке и, судя по густым облакам табачного дыма, курил без перерывов. Он сердитым жестом указал Вайкери на стул.

— Садитесь, Альфред. Этой ночью никто в Лондоне не спит: ни на Гросвенор-сквер, ни в личном штабе Эйзенхауэра в Хейес-лодж, ни в правительственном бункере. И все они хотят узнать одну вещь. Известно ли Гитлеру, что высадка будет в Нормандии? Можно ли считать вторжение обреченным задолго до его начала?

— Очевидно, в данный момент мы лишены возможности ответить на эти вопросы.

— Мой бог! — Бутби яростно раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил новую сигарету. — Два офицера Специальной службы погибли, еще трое ранены. Слава богу, что Гарри уцелел.

— Он сейчас здесь, внизу. Уверен, что ему было бы приятно услышать это от вас.

— У нас нет времени для болтовни, Альфред. Мы должны остановить их и сделать это как можно быстрее. Надеюсь, мне не требуется объяснять вам, насколько высоки ставки.

— Нет, не требуется, сэр Бэзил.

— Премьер-министр хочет, чтобы ему докладывали каждые тридцать минут. У вас есть что-нибудь новое, что я мог бы сообщить ему?

— К сожалению, нет. Мы перекрыли все возможные пути для бегства. Но, как мне ни хотелось бы с уверенностью сказать, что мы поймаем их, я думаю, что было бы неблагоразумно их недооценивать. Они снова и снова доказывают это.

Бутби с новой энергией зашагал по кабинету.

— Двое убитых, трое раненых, и на свободе два шпиона, располагающие сведениями, которые могут свести на нет всю нашу работу по дезинформации, которую мы так долго и тщательно вели. Должен заметить, что худшего бедствия в истории этого отдела еще не было.

— Специальная служба была уверена, что прислала на задержание слишком большие силы. Очевидно, они просчитались.

Бутби резко остановился и уставился на Вайкери пронзительным взглядом убийцы.

— Не пытайтесь свалить вину за случившееся на Специальную службу, Альфред. Вы были там главным. И вы полностью отвечали за эту часть операции «Литавры».

— Я понимаю это, сэр Бэзил.

— Очень рад. Потому что, когда это кончится, мы проведем внутреннее расследование, и я очень сомневаюсь в том, что ваша роль в этих событиях получит благоприятную оценку.

Вайкери поднялся.

— Это все, что вы хотели мне сказать, сэр Бэзил?

— Да.

Вайкери повернулся к нему спиной и пошел к двери.

* * *

Когда Вайкери спускался по лестнице в подвал, где находился архив, сверху донесся приглушенный вой сирен воздушной тревоги. В помещении было полутемно, светилось лишь несколько лампочек в разных углах. Как всегда, Вайкери обратил внимание на здешний запах: прелая бумага, пыль, сырость, отвратительный табак из трубки Николаса Джаго. Прежде всего он взглянул на застекленную будку Джаго. Свет там не горел, и дверь была плотно закрыта. Потом он услышал резкое постукивание женских каблучков и узнал походку Грейс Кларендон, которая всегда казалась ему не то сердитой, не то похожей на строевой парадный шаг. Между стеллажами мелькнула и тут же исчезла ее белокурая головка. Вайкери последовал за женщиной в одну из боковых комнат и издалека, чтобы не напугать, обратился к ней по имени. Она смерила его враждебным взглядом зеленых глаз, отвернулась и принялась перебирать папки.

— Вы здесь по служебной надобности, профессор Вайкери? — спросила она немного погодя. — Если нет, то я буду вынуждена попросить вас уйти отсюда. У меня и так было из-за вас много проблем. Если увидят, что я снова разговариваю с вами, то мне удастся устроиться разве что регулировщицей движения во время затемнения. И это в самом лучшем случае. Прошу вас, профессор, уходите.

— Грейс, мне необходимо посмотреть дело.

— Вы же знаете порядок, профессор. Заполните требование. Если начальство подтвердит ваш запрос, вы получите дело.

— Запрос на то дело, которое мне нужно, начальство не подтвердит.

— Значит, вы его не получите. — В ее голосе прозвучала холодная категоричность директора школы. — Таков порядок.

Упали первые бомбы; судя по сотрясениям, за рекой. Тут же загремели установленные в парках зенитные батареи. Вайкери услышал сквозь перекрытия здания гул «Хейнкелей». Грейс отвлеклась от папок и вскинула голову. Целая серия бомб упала поблизости, чертовски близко, судя по тому, что все здание зашаталось и с полок упало несколько дел.

Грейс, словно в отупении, уставилась на рассыпавшиеся бумаги.

— Проклятый ад, — вырвалось у нее.

— Я знаю, что Бутби заставляет вас много чего делать против воли. Я слышал, как вы бранили его в его кабинете, и видел, как вы садились в его автомобиль на Нортумберленд-авеню вчера вечером. Только не говорите мне, что у вас с ним романтические свидания, потому что я знаю, что вы любите Гарри.

Вайкери заметил, что в ее зеленых глазах блеснули слезы, а папка, которую она держала в руках, мелко задрожала.

— Это вы во всем виноваты! — резко бросила она. — Если бы вы не сказали ему о досье Фогеля, у меня не было бы всех этих неприятностей.

— Что он заставляет вас делать?

Она заколебалась.

— Прошу вас, профессор, пожалуйста, уходите.

— Я не уйду, пока вы не скажете мне, что Бутби хотел от вас.

— Черт вас возьми, профессор Вайкери. Он хотел, чтобы я шпионила за вами! И за Гарри! — Она заметила, что срывается на крик, и заставила себя понизить голос. — Все, что Гарри говорил мне — в постели, на прогулке, где угодно, — все это я должна была передавать ему.

— И что же вы рассказывали ему?

— Все, что Гарри говорил мне о деле и о ходе его расследования. Я рассказала ему и о ваших поисках в архиве. — Она вынула из тележки несколько папок и принялась подшивать в них бумаги. — Я слышала, что Гарри участвовал в том происшествии в Эрлс-корте.

— Да, действительно. Вообще-то он главный герой дня.

— Он ранен?

Вайкери кивнул.

— Он сейчас здесь, наверху. Докторам так и не удалось уложить его в кровать.

— Он, наверно, сотворил какую-нибудь глупость, не иначе. Все пытается что-то доказать себе. Боже, каким глупым, упрямым идиотом он иногда бывает!

— Грейс, я должен увидеть это дело. Бутби вышвырнет меня вон, как только это дело будет закончено, и я должен знать причину.

Сразу помрачнев, Грейс уставилась на него.

— Вы это серьезно, профессор?

— К сожалению, да.

Она еще несколько секунд молча смотрела на него. Здание содрогнулось от новой серии взрывов.

— Какое дело? — спросила она наконец.

— Операция под названием «Литавры».

Грейс растерянно нахмурила брови.

— Разве это не та самая операция, в которой вы участвуете теперь?

— Та самая.

— Минуточку, минуточку... Вы, что же, хотите сказать, что я должна рисковать головой, чтобы показать вам то самое дело, которое вы сами ведете?

— Примерно так, — подтвердил Вайкери. — Кроме того, я хочу, чтобы вы уточнили, не связано ли оно с одним из офицеров.

— С кем же?

Вайкери взглянул в ее зеленые глаза и одними губами произнес две буквы:

— ББ.

* * *

Грейс вернулась через пять минут, держа в руке пустую папку.

— Операция «Литавры», — сказала она. — Закончена.

— А где же ее содержимое?

— Или уничтожено, или находится у руководителя.

— Когда дело было заведено? — спросил Вайкери.

Грейс взглянула на наклейку на крышке папки и тут же перевела удивленный взгляд на Вайкери.

— Знаете, это даже забавно, — сказала она. — Если верить этой надписи, операция «Литавры» началась в октябре 1943 года.

Глава 51

Кембриджшир, Англия

К тому времени, когда Скотланд-Ярд по требованию Альфреда Вайкери выставил кордоны на дорогах, Хорст Нойманн уже выехал из Лондона и мчался на север по шоссе А10. Судя по всему, прежние хозяева хорошо следили за состоянием фургона. Машина делала шестьдесят миль в час, и мотор работал без малейших перебоев. Шины тоже были вполне приличными и надежно держались на мокрой дороге. У машины было еще одно немалое достоинство: черный фургон не выделялся среди других коммерческих автомобилей, попадавшихся на шоссе. Хотя все равно, с тех пор как нормирование бензина сделало частные поездки практически невозможными, полицейские вполне могли в любой момент остановить любой автомобиль, оказавшийся на дороге, особенно в это время суток, и подвергнуть его осмотру.

Дорога бежала в основном по равнине. Нойманн, пригнувшийся к рулевому колесу, внимательно всматривался в небольшой участок шоссе, освещенный полуприкрытыми фарами. Один раз он подумал было снять с фар маскировочные щитки, но решил, что это будет слишком опасно. Машина проносилась через деревни с забавными названиями — Пакеридж, Бантингфорд, — где не горело ни одного огня, не было видно ни одного человека. Можно было подумать, что время сместилось на две тысячи лет назад. Нойманну пришло в голову, что он нисколько не удивится, если увидит на берегу Кама укрепленный лагерь римского легиона.

Деревни, деревни — Мельбурн, Фокстон, Ньютон, Хокстон... Во время подготовки на сельской базе Фогеля под Берлином Нойманн потратил много времени на изучение старых крупномасштабных карт Великобритании. Он подозревал, что знает дороги и тропы Восточной Англии не хуже большинства англичан и, пожалуй, даже лучше.

Мельбурн, Фокстон, Ньютон, Хокстон...

Они приближались к Кембриджу.

Кембридж грозил неприятностями. МИ-5, несомненно, сразу же известила о случившемся полицию во всех больших и малых городах. Нойманн рассудил, что деревенская полиция не могла представлять для них серьезной опасности. Сельские полицейские совершали свои обходы пешком или на велосипедах, редко имели автомобили, а связь у них была настолько плохой, что, по всей вероятности, они еще ничего не узнали. Он проносился через затемненные деревни с такой скоростью, что полицейские вряд ли могли успеть разглядеть машину. А вот такие города, как Кембридж, — это совсем другое дело. МИ-5, конечно же, поставила на ноги полицию Кембриджа. У них было достаточно народу для того, чтобы расставить посты на таких больших дорогах, как А10. У них также имелись автомобили, так что следовало опасаться и погони. Нойманн имел представление о здешних дорогах и был хорошим водителем, но в соревновании с опытным местным полицейским у него не осталось бы шансов.

И потому, не доезжая Кембриджа, Нойманн свернул на проселочную дорогу, проходившую вдоль подножия гряды холмов Гог-Магог-хиллс. Объезжая город с востока, он даже в темноте смог различить шпили капеллы Королевского колледжа и собора Святого Иоанна. Миновав деревню Хорнингси, он пересек по мосту Кам и оказался в деревне Уотербич, через которую проходило недавно покинутое шоссе А10. Нойманн медленно вел машину по затемненным улицам, пока не доехал до самой широкой. Никакой таблички, извещающей о том, что это именно А10, на перекрестке не оказалось, но он решил, что это могла быть только та дорога, которая ему нужна. Он свернул направо, к северу, и машина помчалась через унылые равнины Фенс.

Фургон без устали глотал милю за милей. Дождь немного утих, но зато ветер на этих просторах, где он мог беспрепятственно налетать с Северного моря, разгулялся вовсю и то и дело встряхивал фургон, как ребенок игрушку. Дорога тянулась вдоль берега Грейт-Уз, а потом устремилась по насыпи через болота Саутери. Беглецы миновали деревни Саутери и Хилгей. Следующим городом был Даунем-маркет — намного меньший, нежели Кембридж, но Нойманн предположил, что там должно иметься свое собственное полицейское управление и, следовательно, существовала опасность. Он повторил тот же маневр, к которому прибегнул в Кембридже: свернул на проселочную дорогу, обогнул город и вновь выехал на А10 к северу от него.

Еще через десять миль они добрались до Кингс-линн, порта на юго-восточном берегу залива Уош и крупнейшего населенного пункта на всем Норфолкском побережье. Нойманн опять свернул с А10 на неприметную дорогу категории В, уходившую на восток от города.

Дорога оказалась обычным проселком — никакого покрытия и местами такая узкая, что, попадись здесь встречная машина, разъехаться было бы очень трудно. Равнина сменилась поросшими лесом холмами. Нойманн остановил машину и залил в бак бензин из двух канистр. Чем ближе они подбирались к побережью, тем хуже становилась погода. Время от времени Нойманн снижал скорость настолько, что машину, пожалуй, мог бы обогнать и пешеход. Он опасался, что совершил ошибку, покинув хорошую дорогу, что повел себя чрезмерно осторожно. Однако через час с небольшим такой натужной езды машина выбралась на берег моря.

Они проехали через Хэмптон-сэндс, пересекли ручей и, прибавив газу, покатили по последнему отрезку пути. Нойманн почувствовал, что у него гора свалилась с плеч — наконец-то знакомая дорога. Вдали появился дом Догерти. Машина въехала на подъездную дорогу. Нойманн увидел, как открылась дверь, и навстречу им поплыл керосиновый фонарь. Затем он различил Шона Догерти в прорезиненном плаще и зюйдвестке; в левой руке он держал фонарь, а в правой дробовик.

* * *

Шон Догерти нисколько не встревожился, когда Нойманн не прибыл в Ханстантон с дневным поездом. Нойманн предупредил, что может задержаться в Лондоне дольше, чем обычно. Догерти решил подождать вечернего поезда. Он вышел с вокзала и направился в близлежащий паб. Там он заказал картофель и морковный пирог и запил все это двумя кружками пива. Чтобы скоротать время, он отправился гулять вдоль берега. До войны Ханстантон был популярным летним курортом, излюбленным местом морских купаний. Одной из причин популярности было расположение города на восточном берегу залива, благодаря чему здесь можно было наблюдать изумительной красоты закаты над водой. Но в этот вечер, как и во все другие на протяжении уже нескольких лет, старые эдвардианские курортные отели стояли, в основном, пустыми и выглядели жалкими под непрекращающимся дождем. Закат представлял собой всего лишь постепенное угасание серого света, с трудом просачивавшегося сквозь штормовые тучи. Когда подошло время, Догерти ушел с пляжа и вернулся на вокзал, чтобы встретить вечерний поезд. Он стоял на платформе, курил и рассматривал горстку высадившихся из вагонов пассажиров. Когда же Нойманна среди них не оказалось, Догерти почувствовал беспокойство.

Он ехал домой в Хэмптон-сэндс и думал о том, что Нойманн сказал ему несколько дней назад: что, возможно, вся операция вот-вот закончится и нужно будет покинуть Англию и перебираться в Берлин. «Но почему же он не приехал на этом проклятом поезде?» — думал Догерти.

Вернувшись, он сразу же прошел в дом. Мэри, сидящая возле камина, обожгла его злым взглядом и, не говоря ни слова, поднялась наверх. Догерти включил радио. Его внимание привлекла сводка новостей: в стране развернулся общенациональный розыск двух подозреваемых в убийствах, которые в начале вечера устроили целое сражение против полиции в лондонском районе Эрлс-корт, а потом сбежали.

Когда диктор принялся зачитывать описание подозреваемых, Догерти увеличил громкость. Первый из преступников, как ни странно, оказался женщиной. А приметы второго в точности подходили к Хорсту Нойманну.

Дослушав, Догерти выключил радио. Неужели действительно в перестрелке в Эрлс-корте подозревались Нойманн и другой агент? Если так, то сейчас за ними гонятся МИ-5 и половина всей полиции Великобритании. Интересно, они будут пробираться в Хэмптон-сэндс или решат бросить его здесь? И тут же мелькнула вторая мысль: «А британцам известно, что я тоже шпион?»

Он поднялся наверх, положил в небольшую парусиновую сумку смену одежды и вернулся вниз. Вышел в сарай, нашел дробовик и зарядил в стволы пару патронов.

Вернувшись домой, Догерти сел у окна и принялся ждать. Он уже почти распростился с надеждой, когда заметил тусклый свет автомобильных фар, приближавшихся по дороге к его дому. Когда автомобиль свернул во двор, он разглядел за рулем Нойманна. На пассажирском месте сидела незнакомая женщина.

Догерти встал, надел пальто и шляпу, зажег керосиновую лампу, взял дробовик и вышел под дождь.