Габриель Аллон - Под конвоем лжи

Кэтрин остановилась, развернулась и пошла обратно той же дорогой по набережной. Нойманна она увидела сразу же. Он шел ей навстречу, засунув руки в карманы своего короткого, похожего на матросский бушлат пальто, ссутулившись, подняв воротник от дождя и надвинув шляпу на самые глаза. Его внешность очень хорошо подходила для полевого агента: низкорослый, неприметный, но все же в нем угадывалась какая-то безотчетная угроза. Одеть его в хороший костюм, и он смело сможет посещать приемы самого высшего света. А в таком виде, как сейчас, он может ходить по самым мрачным закоулкам лондонских портовых районов, и никто не обратит на него внимания. Она спросила себя: интересно, обучали ли его основам актерского искусства, как ее?

— Судя по вашему виду, вам не повредила бы чашка кофе, — сказал он вместо приветствия. — Я знаю хорошее теплое кафе не слишком далеко отсюда.

Нойманн предложил ей руку, она взяла его под локоть, и они, все так же не спеша, пошли по набережной. День был по-прежнему холодным. Кэтрин дала ему кассету, и он небрежно опустил ее в карман с таким видом, будто всыпал горстку мелочи. Да, Фогель хорошо подготовил его.

— Как я понимаю, вы знаете, куда это нужно доставить, — сказала Кэтрин.

— Кавендиш-сквер. Сотрудник португальского посольства, его зовут Эрнандес, заберет посылку сегодня в три часа дня и вложит в дипломатическую почту. Сегодня же вечером она попадет в Лиссабон и завтра утром окажется в Берлине.

— Очень хорошо.

— Кстати, что там?

— Его записная книжка, несколько фотографий кабинета. Не так уж много, но это только начало.

— Очень внушительно, — восхитился Нойманн. — Как вам удалось это сделать?

— Я позволила ему пригласить меня на обед, а потом согласилась отправиться к нему домой и улечься в кровать. Среди ночи я встала и спустилась в кабинет. Комбинация цифр замка сейфа оказалась верной. Так что туда я тоже смогла заглянуть.

Нойманн покачал головой.

— Это опаснее, чем спуститься в ад. Если бы он тоже сошел вниз, вам грозили бы серьезные неприятности.

— Я понимаю. Поэтому мне очень нужно вот это. — Она открыла сумочку и вручила ему кусок пластилина с отпечатками ключей. — Найдите кого-нибудь, кто сможет сделать дубликаты по этим оттискам, и принесите их ко мне домой сегодня как можно раньше. Я собираюсь завтра, когда он уйдет на работу, вернуться в его дом и переснять все, что окажется в его кабинете.

Нойманн все с той же внешней небрежностью убрал пластилин.

— Понятно. Что-нибудь еще?

— Да. С этого момента больше никаких разговоров. Мы с вами, как будто случайно, столкнемся друг с другом, я быстро передам вам кассету, вы сразу же уйдете и переправите ее португальцам. Если у вас будет сообщение для меня, то заранее запишите его и передайте мне таким же образом. Понятно?

— Понятно.

Они остановились.

— Что ж, мистер Портер, вам предстоит трудный день. — Она поцеловала его в щеку и шепнула на ухо: — Я рисковала жизнью ради этих вещей. Смотрите теперь, не испортите дело.

С этими словами она повернулась и быстро удалилась по набережной.

* * *

Первой проблемой, с которой столкнулся Хорст Нойманн в то утро, было найти кого-то, кто согласился бы сделать ему дубликаты ключей Питера Джордана. Ни в одной уважающей себя мастерской Вест-Энда не стали бы делать ключи по отпечаткам. Вероятнее всего, мастера или хозяева сразу же вызвали бы полицию, которая арестовала бы его. Поэтому он должен был отправиться в другой район Лондона, где можно было бы отыскать слесарей, готовых за приличные деньги сделать все, что угодно. Он пересек Темзу по мосту Баттерси и углубился в Южный Лондон.

Нойманну не потребовалось много времени для того, чтобы разыскать то, что ему было нужно. Окна мастерской, выбитые недальним разрывом бомбы, были забиты успевшей почернеть от непогоды фанерой. Нойманн вошел внутрь. В помещении не оказалось ни одного клиента, лишь за прилавком сидел пожилой мужчина в грязной синей рубахе из грубой ткани и засаленном фартуке.

— Вы делаете ключи, дружище? — спросил Нойманн.

Слесарь вместо ответа указал кивком головы на тиски.

Нойманн вынул из кармана кусок пластилина.

— Вы умеете делать ключи по таким вот штукам?

— Угу. Только вам это обойдется недешево.

— Что вы скажете насчет десяти шиллингов?

Мастер улыбнулся; во рту у него не хватало примерно половины зубов.

— Скажу, что звучит, как сладкая музыка. — Он взял пластилин. — Будет готово завтра к полудню.

— Они нужны мне немедленно.

Слесарь снова улыбнулся своей отталкивающей улыбкой.

— Если надо, значит надо. Придется добавить еще десять бобов.

Нойманн положил деньги на прилавок.

— Если не возражаете, я подожду здесь, пока вы будете работать.

— Располагайтесь.

* * *

После полудня дождь прекратился. Нойманн бродил по городу. Когда ему надоедало идти пешком, он садился на автобус, сходил через несколько остановок и спускался в метро. Он сохранил с детских лет лишь смутные воспоминания о Лондоне и испытал немало удовольствия от проведенного в городе дня. Это было приятное разнообразие после скуки пребывания в Хэмптон-сэндс, где ему было совершенно нечего делать, кроме как бегать, читать и помогать Шону возиться с овцами на лугах. Выйдя из слесарной мастерской с дубликатами ключей в кармане, он снова пересек Темзу по мосту Баттерси. Там он вынул из кармана пластилин с изготовленными Кэтрин отпечатками ключей, смял его, чтобы уничтожить оттиски, и бросил вниз. Комок с громким всплеском скрылся в бурлящей воде.

Он побывал в Челси и в Кенсингтоне и в конце концов попал в Эрлс-корт. Ключи он вложил в конверт, запечатал его и опустил в почтовый ящик Кэтрин. После этого он зашел в битком набитое кафе, где ему все же удалось найти место за столиком у окна, и заказал ленч. Женщина, сидевшая через столик от него, попыталась строить ему глазки, но он отгородился газетой и лишь пару раз выглянул из-за своего щита, чтобы улыбнуться ей. Возможная перспектива казалась довольно соблазнительной: женщина была недурна собой и могла обеспечить ему приятный способ убить остаток дня и на некоторое время скрыться с улиц. Однако это было небезопасно. Он заплатил по счету, подмигнул женщине и вышел.

Еще через пятнадцать минут он зашел в телефонную будку, снял трубку и набрал местный номер. Ему ответил мужчина, говоривший по-английски с сильным акцентом. Нойманн вежливо попросил позвать мистера Смита. Абонент с явно излишним жаром ответил ему, что никакого Смита по этому номеру нет и не было, и с грохотом повесил трубку. Нойманн улыбнулся и тоже повесил трубку на крючок. Этот краткий разговор был осуществлен при помощи самого примитивного кода. Мужчина, ответивший на звонок, был Карлосом Эрнандесом, курьером из португальского посольства. В том случае, если Нойманн звонил ему и просил позвать кого-нибудь, чья фамилия начиналась на букву С, курьер должен был отправиться на Кавендиш-сквер и забрать материалы.

Нойманну предстояло убить еще целый час. Он направился в сторону Кенсингтона, миновал край Гайд-парка и дошел до Мраморной арки. Облака вновь сгустились, снова пошел дождь — сначала холодные крупные, но редкие капли, очень быстро сменившиеся настоящим ливнем. Нойманн поспешил зайти в книжный магазин на маленькой улочке рядом с Протман-сквер. Некоторое время он разглядывал книги, упорно отвергая предложения помощи со стороны темноволосой девушки, которая, стоя на высокой лестнице, расставляла книги по верхним полкам. Он выбрал томик Т.С. Элиота и новый роман Грэма Грина «Ведомство страха». Пока он расплачивался, девушка успела признаться в своей любви к Элиоту и предложить Нойманну вместе выпить кофе, когда у нее в четыре часа будет перерыв. Он отказался, но сказал, что часто бывает в этом районе и обязательно заглянет еще. Девушка улыбнулась, положила книги в бумажный пакет и сказала, что ей это было бы приятно. Нойманн вышел, провожаемый звоном маленького колокольчика, прикрепленного к верхней части двери.

Вскоре он вышел на Кавендиш-сквер. Ливень стих, сменившись противным обложным дождем. Для того чтобы ждать, сидя на скамейке, было слишком холодно и мокро, поэтому он несколько раз обошел площадь, не сводя глаз с одного из подъездов, расположенных в ее юго-западном углу.

После того как он прождал двадцать минут, к этому подъезду подошел какой-то толстяк.

Он был одет в серое пальто, из-под которого выглядывали брюки от серого же костюма, и шляпу-котелок. Вид у него был такой, будто он собирался по меньшей мере ограбить банк. Вставив ключ в замок, он распахнул дверь с таким видом, словно врывался на вражескую территорию, и вошел внутрь. Как только дверь закрылась, Нойманн пересек площадь, вынул из кармана конверт с фотокассетой и опустил его в щель почтового ящика. Тут же он отчетливо услышал, как толстяк запыхтел, нагибаясь, чтобы поднять конверт с пола. Нойманн удалился, но продолжал прогулку по площади, все так же наблюдая за нужным домом. Португальский дипломат вышел оттуда через пять минут, остановил такси и уехал.

Нойманн посмотрел на наручные часы. До поезда оставалось больше часа. Он подумал о том, чтобы вернуться в книжный магазин к общительной девушке. Мысль о кофе и интеллектуальной беседе казалась ему очень привлекательной. Но даже в невинной беседе могли возникнуть потенциальные минные поля. Говорить на языке страны и понимать ее культуру это совершенно разные вещи. Он мог сделать какое-то глупое замечание и вызвать у собеседницы подозрения. Так что лучше было не рисковать.

Он покинул Кавендиш-сквер, держа книги под мышкой, спустился в метро, проехал на восток до Ливерпуль-стрит и сел на первый вечерний поезд для Ханстантона.

Часть третья

Глава 31

Берлин, февраль 1944

— Проект носит название "Операция «Шелковица», — с места в карьер начал адмирал Канарис, — и на сегодня мы не имеем ни малейшего представления о том, какую цель он преследует.

На губах бригадефюрера Шелленберга мелькнула чуть заметная улыбка, мелькнула и исчезла, мимолетная, как летний дождь. Когда они сегодня утром, как обычно, катались верхом в Тиргартене, Канарис ни словом не обмолвился ему о новостях. Сейчас же Канарис, от которого реакция Шелленберга, естественно, не ускользнула, не испытывал ни малейшего чувства вины перед молодым генералом. У их традиционных прогулок имелось непреложное правило, о котором не говорили вслух, но никогда не забывали: и один, и другой стремились использовать их для того, чтобы добиться хоть малейшего преимущества над соперником. Канарис, решая, стоит ли ему делиться информацией или лучше будет придержать ее, каждый раз исходил из одного простого соображения, а именно, пойдет это ему на пользу или нет. Хотя до прямой лжи дело почти не доходило. Ложь должна была повлечь за собой адекватный ответ, что могло испортить приятную атмосферу утренних прогулок.

— Несколько дней назад воздушная разведка Люфтваффе представила нам данные аэрофотосъемки. — Канарис выложил на невысокий, украшенный изящной инкрустацией кофейный столик, вокруг которого сидели все собравшиеся в кабинете Гитлера, два сильно увеличенных отпечатка. — Это Селси-билл на юге Англии. Мы почти уверены в том, что происходящее здесь как-то связано с тем проектом, о котором я упомянул. — Канарис вынул из кармана серебряную авторучку, чтобы воспользоваться ею, словно указкой. — По всем данным, в этих местах строится что-то очень крупное. Сюда завезены большие запасы цемента, металлической арматуры и всяких конструкций. На фотографиях можно разглядеть склады всего этого.

— Неплохо, неплохо, адмирал Канарис, — отозвался Гитлер. — А что еще вы узнали?

— В этом проекте задействовано несколько очень хорошо известных британских и американских инженеров. Мы обладаем сведениями, что к нему имеет прямое отношение генерал Эйзенхауэр. К несчастью, нам не хватает одного очень важного куска мозаики — предназначения этих гигантских бетонных конструкций. — Канарис сделал небольшую паузу и закончил: — Как только нам удастся отыскать этот недостающий кусок, мы получим реальную возможность разгадать загадку плана вторжения союзников.

Доклад Канариса, несмотря на его краткость, явно произвел впечатление на Гитлера.

— У меня есть лишь еще один вопрос, герр адмирал, — сказал Гитлер. — Каков источник вашей информации?

Канарис ответил не сразу. У Гиммлера дернулась щека.

— Надеюсь, адмирал Канарис, вы не думаете, будто что-нибудь сказанное здесь может выйти за пределы этой комнаты? — сказал он.

— Конечно нет, герр рейхсфюрер. Один из наших агентов в Лондоне получает информацию непосредственно от руководителя одной из служб поддержки операции «Шелковица». Источник утечки не знает об этом. Согласно сведениям из источников бригадефюрера Шелленберга, британской разведке известно о нашей операции, но они не в состоянии помешать ей.

— Это верно, — подтвердил Шелленберг. — Я знаю из достоверного источника, что МИ-5 оказалась в серьезном кризисе.

— Прекрасно, прекрасно. Но лучше всего то, что СД и абвер нашли наконец возможность работать вместе, а не пытаться вцепиться друг другу в горло. Надеюсь, это очередной знак приближающихся перемен к лучшему. — Гитлер повернулся к Канарису. — Может быть, бригадефюрер Шелленберг сумеет помочь вам разрешить загадку этих бетонных коробок.

Шелленберг улыбнулся.

— Я тоже думаю об этом, — сказал он.

Глава 32

Лондон

Кэтрин Блэйк крошила зачерствевший хлеб голубям на площади Трафальгар-сквер. Глупо было назначать для встречи именно это место, считала она. Но Фогелю нравилось думать о том, что его агенты встречаются совсем рядом со средоточием власти Британской империи. Она подошла с южной стороны — пересекла Сент-Джеймс-парк и прошла по Пэлл-Мэлл. Нойманн должен был подойти с севера — со стороны Сент-Мартинз-плейс и Сохо. Как обычно, Кэтрин пришла минуты на две раньше назначенного времени. Она хотела убедиться в том, что за ним нет слежки, прежде чем осуществить контакт. Мокрая после утреннего дождя площадь сверкала на свету. Налетавший с реки холодный ветер свистел в дырах насыпей из мешков с песком. Стрелка с обозначением местонахождения ближайшего бомбоубежища раскачивалась, как будто не знала, куда же ей указывать.

Кэтрин взглянула на север, в сторону Сент-Мартинз-плейс, и сразу увидела Нойманна. Она внимательно следила за его приближением. За его спиной двигалась густая толпа пешеходов. Часть из них шла дальше по Сент-Мартинз-плейс, часть так же, как и Нойманн, направлялась через площадь. Нет, узнать наверняка, есть за ним «хвост» или нет, было совершенно невозможно. Она швырнула птицам остатки хлеба и встала. Испуганные резким движением голуби сорвались с места и, словно эскадрилья «Спитфайров», понеслись к реке.

Кэтрин направилась навстречу Нойманну. Она считала очень важным передать эту пленку. Накануне вечером Джордан принес домой еще одну записную книжку, которую Кэтрин еще ни разу не видела, и запер ее в сейф. Сегодня утром, после того как он уехал на службу в штаб на Гросвенор-сквер, она возвратилась к его дому, дождалась, чтобы нанятая Джорданом горничная ушла, проникла внутрь, воспользовавшись новыми ключами — они сработали просто прекрасно, — и сфотографировала книжку от корки до корки.

Ее отделяли от Нойманна всего несколько шагов. Кэтрин заранее положила кассеты с фотопленками в маленький пакет. Она вынула его из кармана и приготовилась, не замедляя шага, вложить его в руку Нойманна и удалиться. Но связной остановился перед нею, взял пакет и вручил ей листок бумаги.

— Письмо от нашего друга, — сказал он и нырнул в толпу.

* * *

Текст радиограммы от Фогеля она прочла, сидя в кафе на Лейстер-сквер и потягивая слабенький невкусный кофе. Чтобы полностью понять смысл, его пришлось прочесть дважды. Закончив, она сложила листок и убрала его в сумочку. Она сожжет его, когда вернется домой. Расплатившись, она оставила сдачу на столе и вышла.

Фогель начал свое послание с благодарности за уже проделанную Кэтрин работу. А далее он сообщал, что ему требуется более определенная информация. Он также хотел иметь письменное описание каждого шага, предпринятого ею к настоящему времени: каким образом ей удалось установить контакт с источником, как получила она доступ к личным бумагам Джордана, что именно он ей говорил. Кэтрин решила, что понимает смысл всех этих требований. Она поставляла высококачественные разведданные, и Фогель хотел убедиться наверняка в том, что источник не скомпрометирован.

Она шла на север по Черинг-Кросс-род, время от времени приостанавливаясь, чтобы взглянуть в стекло витрины и лишний раз убедиться в том, что за нею нет слежки. Затем она свернула на Оксфорд-стрит и встала в очередь на автобус. Автобус подошел через несколько секунд; она поднялась наверх и заняла место в хвосте.

Она была почти уверена в том, что материалы, которые Джордан приносит домой, не смогут дать полной картины его работы. У нее были основания так думать. Из почасового расписания, изготовленного для нее Поупами, она знала, что Джордан во время работы посещает два здания на Гросвенор-сквер — главное здание штаба ГШСЭС и еще одно небольшое здание. Всякий раз, когда он шел из одного здания в другое, у него в руке находился портфель, прикованный наручниками к запястью.

Кэтрин было необходимо увидеть содержимое этого портфеля.

Но каким образом это сделать?

Она раздумывала, как ей поступить. Может быть, стоило, как будто случайно, встретиться с ним на Гросвенор-сквер? Она могла попытаться соблазнить его на побег среди дня домой, чтобы провести еще немного времени в постели. Но это было весьма рискованно. Во-первых, Джордан мог бы удивиться тому, что у них так часто происходят случайные встречи, и что-нибудь заподозрить. Во-вторых, не было никакой гарантии, что он согласится отправиться с нею домой. И в-третьих, даже если это удастся, будет почти невозможно выбраться из кровати среди дня и сфотографировать содержимое портфеля. Кэтрин хорошо запомнила одну фразу, которую Фогель сказал ей во время обучения: «Пока штабные офицеры делают карьеру, полевые агенты гибнут». Она решила, что нужно запастись терпением и ждать. Если Питер Джордан будет и дальше ей доверять, рано или поздно тайна его работы окажется в портфеле. Она, конечно, отправит Фогелю подробное письменное донесение, но тактику пока что менять не станет.

Кэтрин взглянула в окно и поняла, что она не знает точно, где находится. Да, это была все еще Оксфорд-стрит, но какое место Оксфорд-стрит? Надо же, так сосредоточилась на мыслях о Фогеле и Джордане, что даже на мгновение потеряла ориентацию. Автобус пересек Оксфорд-серкус, и она успокоилась. И как раз в этот момент она заметила, что какая-то женщина пристально разглядывает ее. Она сидела по другую сторону от прохода прямо напротив Кэтрин и, не отрываясь, смотрела на нее. Кэтрин отвернулась и сделала вид, что глядит в окно, но женщина все равно не спускала с нее глаз. Что надо этой дуре? Почему она на меня так уставилась? Она тоже всмотрелась в лицо соседки. Оно показалось ей отдаленно знакомым.

Автобус подъехал к следующей остановке. Кэтрин взяла сумку. Ни в коем случае не следовало искушать судьбу. Сейчас она выйдет и уберется подальше отсюда. Автобус сбавил ход и приблизился к тротуару. Кэтрин приготовилась встать. И тогда женщина наклонилась вперед, прикоснулась к ее руке и сказала:

— Анна, милочка моя, неужели это действительно вы?

Сны начали повторяться сразу же после того, как той ночью она убила Беатрис Пимм. Они всегда начинались совершенно одинаково. Она играет на полу в гардеробной ее матери. Мать, сидя перед большим зеркалом туалетного столика, пудрит свое безупречное лицо. В комнату входит папа. На нем белый смокинг с медалями на груди. Он наклоняется, целует мать в шею и говорит ей, что они должны спешить, иначе можно опоздать. Затем появляется Курт Фогель. Он одет в темный костюм, какие носят крупные преуспевающие предприниматели, но вместо лица у него волчья морда. В руках у него ее вещи: красивый серебряный стилет с алмазами и рубинами в форме свастики на рукоятке, «маузер» с глушителем, уже привинченным к стволу, чемодан с рацией.

— Быстрее, — шепчет он ей. — Нам нельзя опаздывать. Фюрер очень хочет познакомиться с тобой.

Она едет по Берлину в карете, запряженной лошадьми. Фогель-волк размашистой рысью бежит следом. Зал, в котором происходит прием, похож на освещенные свечой облака. Она знает, что такого не бывает, но это так. Красивые женщины танцуют с красивыми мужчинами. Гитлер стоит посреди зала и о чем-то разглагольствует. Фогель подталкивает ее: иди, поговори с фюрером. Она легко скользит сквозь сияющую толпу и замечает, что все лица обращены к ней. Она думает, что это из-за того, что она очень красива, но еще через мгновение все разговоры прекращаются, оркестр умолкает, и все начинают пристально разглядывать ее.

— Ты не маленькая девочка! Ты шпионка абвера!

— Нет, нет!

— Да, конечно, да! Вот почему у тебя есть и стилет, и рация!

— Нет! Это неправда!

Потом начинает говорить Гитлер.

— Это ты убила ту бедную женщину из Суффолка — Беатрис Пимм.

— Это неправда! Неправда!

— Арестовать ее! Повесить ее!

Все начинают смеяться над нею. Внезапно она оказывается голой, и смех становится еще громче. Она хочет попросить помощи у Фогеля, но он убежал, бросив ее. Тогда она кричит и садится в постели, вся мокрая от пота, и говорит себе, что это был только сон. Только дурацкий бессмысленный сон.

Кэтрин Блэйк взяла такси и доехала до Мраморной арки. Происшествие в автобусе вызвало у нее страшное потрясение. Она ругала себя за то, что не смогла нормально выйти из положения. После того как женщина произнесла ее настоящее имя, она вылетела из автобуса, словно за ней гнались. А ей следовало всего лишь остаться на месте и спокойно объяснить женщине, что она ошибалась. Это был ужасный просчет. Несколько человек в автобусе видели ее лицо. В общем, это было хуже любого кошмара.

Во время поездки на такси она заставила себя успокоиться и подумать, что делать дальше. Она всегда знала, что такая опасность, пусть и не очень большая, существует — опасность столкнуться с кем-нибудь, кто узнает ее. Она прожила в Лондоне два года после смерти матери, когда ее отец служил здесь в немецком посольстве. Она посещала английскую школу для девочек, но близкими подругами так и не обзавелась. После этого она еще раз была в стране — приезжала сюда вместе с Марией Ромеро на короткие каникулы в 1935 году. Тогда их сопровождала большая компания друзей Марии, и они встречались на вечеринках, в ресторанах и в театрах с множеством других молодых и богатых людей. У нее было небольшое приключение с молодым англичанином, имя которого она никак не могла вспомнить. Фогель решил, что это допустимый риск. Шансы на то, что она лицом к лицу встретится с кем-нибудь из знакомых, были довольно малы. Если же так случится, у нее должен быть наготове стандартный ответ: мне очень жаль, но вы, наверно, меня с кем-то спутали. На протяжении шести лет такого не случалось. Она расслабилась. И когда это действительно случилось, она ударилась в панику.

Она наконец вспомнила, кто такая эта женщина. Ее звали Роз Морли, и она была кухаркой в лондонском доме ее отца. Кэтрин очень мало что вспомнила о ней — только то, что поварихой она была довольно плохой и всегда подавала передержанное мясо, каким бы образом его ни готовила. Кэтрин практически не общалась с нею. Так что было просто удивительно, что та узнала ее.

У нее имелось два варианта: проигнорировать случившееся и сделать вид, что ничего не произошло, или же предпринять кое-какие шаги и попытаться определить степень опасности.

Кэтрин выбрала второй вариант.

У Мраморной арки она расплатилась с водителем и вышла. Сумерки все сгущались; в условиях затемнения скоро должна была наступить полная темнота. Сюда, на площадь Мраморной арки, сходилось множество автобусных маршрутов, в том числе и того автобуса, из которого она только что сбежала. Если ей повезет, то Роз Морли выйдет здесь, чтобы пересесть на другой автобус. Тот, на котором она ехала, должен повернуть на Парк-лейн в сторону Гайд-парка. Если же Роз останется в автобусе, Кэтрин придется тоже сесть в него, постаравшись, чтобы женщина ее не заметила.

Нужный автобус подъехал довольно скоро. Роз Морли сидела на том же самом месте. Когда же автобус остановился, она поднялась. Кэтрин угадала. Роз вышла именно здесь.

— Вы ведь Роз Морли, не так ли? — сказала Кэтрин, шагнув вперед.

Женщина широко раскрыла рот от неожиданности.

— Да. А вы Анна. Я была уверена, что это действительно вы. Вы совершенно не изменились с тех пор, как были маленькой девочкой. Но как же вы оказались...

— Когда я сообразила, что это вы, я поехала за вами на такси, — поспешно перебила ее Кэтрин. От звучания настоящего собственного имени, да еще среди людской толпы, ее бросало в дрожь. Она взяла Роз Морли под руку и направилась во мрак Гайд-парка.

— Давайте прогуляемся немного, — сказала она. — Знаете, Роз, прошло так много времени...

* * *

В тот вечер Кэтрин напечатала на машинке донесение для Фогеля. Она сфотографировала его, сожгла листок в раковине ванной, затем сожгла и ленту пишущей машинки, как учил ее Фогель. Подняв голову, она встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. И отвернулась. Раковина была черна от краски для ленты и золы. И ее пальцы тоже были черны, и ладони.

Кэтрин Блэйк — шпионка.

Она взяла мыло и принялась отмывать пальцы.

Принять решение оказалось не так уж трудно. Потому что дело обернулось куда хуже, чем она могла предвидеть.

— Я эмигрировала в Англию незадолго до войны, — объясняла она, пока они шли по тропинке в уже почти совсем непроглядной темноте. — Я даже и помыслить не могла о том, чтобы и дальше жить при Гитлере. Это было действительно ужасно, особенно то, что он делал с евреями.

Кэтрин Блэйк — грязная лгунья.

— Они, должно быть, изрядно помучили вас.

— Кого вы имеете в виду?

— Власти, полиция. — И добавила, понизив голос до шепота: — Военная разведка.

— Нет, нет, у меня не было совершенно никаких трудностей.

— Я теперь работаю у одного человека, его зовут коммандер Хиггинс. Ухаживаю за его детьми. Его жена была убита во время первых налетов, бедненькая. Коммандер Хиггинс работает в Адмиралтействе. Он говорит, что все, кто приехал в страну перед войной, наверняка немецкие шпионы.

— Да неужели?

— Коммандеру Хиггинсу наверняка будет очень интересно узнать, что они не надоедали вам.

— Знаете, Роз, вовсе незачем беспокоить всей этой ерундой коммандера Хиггинса, вы не находите?

Но теперь этого уже никоим образом нельзя было избежать. Британская публика очень хорошо знала о той опасности, какую представляют собой шпионы. Об этом напоминали все время и всюду: в газетах, по радио, в кино. Роз была неглупой женщиной. Она наверняка должна была рассказать об этой встрече коммандеру Хиггинсу, коммандер Хиггинс позвонит в МИ-5, а МИ-5 примется шарить по всем закоулкам центральной части Лондона, разыскивая ее. Вся тщательная подготовка, вся работа, которую она так скрупулезно проводила для того, чтобы обеспечить себе надежное прикрытие, рассыплются в прах из-за одной случайной встречи с бывшей домашней прислугой, начитавшейся романов о шпионах.

Гайд-парк, как и весь Лондон, был полностью затемнен. Его можно было бы принять за Шервудский лес, если бы не отдаленный гул транспорта на Бэйсуотер-род. Женщины зажгли свои фонарики, отбрасывавшие узкие полоски слабого желтого света. В другой руке Роз несла купленные продукты.

— Боже мой, вы только представьте себе, что значит сейчас кормить детей. Четыре унции мяса в месяц! Боюсь, что при таком питании они вырастут слабенькими.

Перед ними поднялась роща — бесформенное черное пятно на фоне еще не до конца потемневшего неба.

— Что ж, Анна, мне пора идти. Было очень приятно повидаться с вами.

Еще некоторое время они идут вместе. Нужно сделать это здесь, среди деревьев. Никто не увидит. Полиция решит, что это дело рук какого-нибудь хулигана или беженца. Все знают, что за время войны уличная преступность в Вест-Энде достигла ужасающего уровня. Забери ее продукты и ее деньги. Сделай так, чтобы это выглядело как ограбление, которое почему-то пошло не так, как надо.

— Я тоже была очень рада увидеть вас после всех этих лет, Роз.

Они расстались под деревьями, Роз пошла на север, а Кэтрин на юг. Затем Кэтрин повернулась и поспешила вслед за Роз. Она заранее раскрыла сумочку и вынула «маузер». Ей следовало убить эту женщину очень быстро.

— Роз, я кое-что забыла.

Та остановилась и повернулась к ней. Кэтрин подняла «маузер» и, прежде чем Роз успела сказать хоть слово, выстрелила ей точно в глаз.

Проклятая краска от ленты никак не смывалась. Она снова и снова мылила руки и терла их щеткой, пока ей не стало казаться, что она содрала кожу до мяса. И еще она несколько раз задавала себе один и тот же вопрос: почему на этот раз ее не рвало? Фогель когда-то сказал, что через некоторое время убивать станет легко. В конце концов чернила поддались щетке. Она снова взглянула в зеркало, но на сей раз ей хватило сил для того, чтобы выдержать свой взгляд.

Кэтрин Блэйк — убийца.

Убийца.

Глава 33

Лондон

Альфред Вайкери решил, что ему пойдет на пользу, если он для разнообразия проведет одну ночь дома. Он хотел пройтись пешком и поэтому покинул офис за час до заката; этого времени ему вполне должно было хватить, чтобы добраться в Челси до начала темноты, когда он превратится в беспомощного слепца.