Сезон охоты на блондинок

– Уберите руки, – сквозь зубы процедила Алекс, испепеляя ослушника взглядом. Слишком разгневан­ная, чтобы соблюдать осторожность, она попыталась ос­вободиться, но тщетно: Уэлч был намного сильнее. Од­нако чуть позже он сам отпустил ее руки и сделал шаг назад, все еще не сводя с Алекс гневного взгляда.

– Не пытайтесь повлиять на меня душещипательными исто­риями, мистер Уэлч. Это не поможет.

– Я вовсе не пытаюсь влиять на вас. – Его тон был спокойным, но решительным, в глазах горела злоба. Уэлч сунул руки в карманы джинсов, словно боялся снова дать им волю. – Я пытаюсь заставить вас понять, что вы просите меня сделать невозможную, идиотскую и негу­манную вещь. Я не могу продать этих лошадей. Ни за тридцать дней. Ни за год. Они не являются товаром. Не могу и не буду.

– Мистер Уэлч, если вы не можете продать моих ло­шадей, то мне придется сделать это самой. Вам лучше меня известно, что существуют разные пути. Мои поверенные уже выяснили, что можно продать большое количество лошадей на аукционе.

– На аукционе! Вы – холодная, бесчувственная… – Уэлч осекся, но окончание фразы читалось в его горя­щих глазах.

Все, с нее хватит! Алекс выпрямилась во весь рост и выдержала его яростный взгляд.

– Вы уволены, мистер Уэлч. С этой минуты. Ника­ких тридцати дней.

На короткое благословенное мгновение она снова стала сама собой.

Ее догнал язвительный голос Уэлча:

– Здесь, в Уистлдауне и Черчилле, двадцать две ло­шади. Всех нужно накормить в пять часов. Сеном и овсом. Плюс Тореадор, которому колют антибиотики. У Филсогуда[7] треснуло копыто, которое нужно смазать. У Мамас Боя[8] снова началось кровотечение, и его необ­ходимо показать ветеринару. Плюс многое другое. Мисс Хейвуд, вы сами займетесь этим? Или думаете, что здесь найдется другой человек, который знает, как это делать? Ну, что?

Алекс остановилась и поджала губы. Более неснос­ного человека она не встречала. Уэлч ей не нравился, она не хотела иметь с ним дела и испытывала удовольствие от мысли, что больше никогда его не увидит. Но он был прав; досада не мешала ей понимать это.

Алекс заскрежетала зубами и повернулась к нему.

– Ладно, мистер Уэлч. Беру свои слова назад. У вас есть тридцать дней. Но и только. За эти тридцать дней вы должны избавиться от лошадей, живущих на ферме Уистлдаун. Вам ясно?

Она не сводила с Уэлча долгого и, как ей хотелось надеяться, властного взгляда.

Его губы сжались; казалось, Уэлч собирался продол­жить спор. Но он только коротко кивнул. «Победа», – по­думала Алекс, не обращая внимания на его сжатые кула­ки и напряженную позу. Она надменно повернулась и вышла из кабинета, чувствуя, что Уэлч идет за ней.

Глава 6

– Сука! – гневно пробормотал себе под нос Джо, остановившись у дверей сарая и глядя вслед удалявшей­ся Александре Хейвуд. Его руки были сжаты в кулаки, кровь стучала в висках. Тридцать дней на то, чтобы изба­виться от двадцати двух лошадей! Но выбора у него не было. Как бы ненавистна ни была Джо эта мысль, эта мымра была здесь хозяйкой и имела право отдать любой приказ.

В конце концов, это ее лошади.

– Сука! – повторил он, на сей раз громче.

– Старик, она красивая женщина. – Томми подо­шел сзади и хлопнул его по плечу. Он восхищенно смот­рел вслед покачивавшимся, обтянутым гладкой кожей бедрам Александры Хейвуд, шедшей к машине. Ее ухо­женные светлые волосы сверкали на фоне хмурого не­ба. – Я бы не возражал, если бы она была моим боссом. Если тебе повезет, она будет гоняться за тобой вокруг письменного стола. Конечно, если ты не захочешь усту­пить ее мне.

Джо пропустил его слова мимо ушей. Он шагнул вперед, с грохотом захлопнул дверь и запер ее. Жаль, что от приказа этой особы нельзя избавиться так же легко, как от лицезрения ее надменной особы. Уэлч обернулся и хмуро осмотрел свой сарай. Он лишился не только большей части дохода, но и всех надежд, которые питал последние восемь лет. Поверить в это было невозможно.

Его усилия создать знаменитую на весь мир конюш­ню скаковых лошадей пошли прахом. И последний удар должен был нанести он сам, продав всех уистлдаунских лошадей. За тридцать дней! «Счастливого вам Рождест­ва, мисс Хейвуд», – мрачно подумал он.

Легче было бы вскрыть себе вены.

– Дьявольщина, Джо, ты выглядишь так, словно со­бака помочилась тебе на ногу. Что случилось?

Джо сделал глубокий вдох, надеясь успокоиться. Слепой гнев мог довести человека только до сердечного приступа. Они с Томми договорятся – недаром они дру­зья с детского сада мисс Морин, так что переживать не из-за чего. Хранить тайну не имеет смысла: новость о происшедшем скоро облетит весь Симпсонвилл. А весь мир узнает об этом, как только он начнет подыскивать потенциальных покупателей для своих – ее – лошадей. Таков их город. И таков его бизнес. Все знают обо всех все, и бороться с этим бессмысленно.

– Она меня уволила. Сказала, что продает ферму. Ве­лела мне продать лошадей. В течение тридцати дней. – Его голос звучал ровно, но все внутри начинало болеть. Сулейман, Тореадор, Силвер Уандер – господи, как он любил Силвер Уандер! Одна из двух кобыл, жеребых от Сторм Кэта, она стоила около полумиллиона долларов. Он бы никогда не смог позволить себе купить ее.

Томми вытаращил глаза.

– Ты морочишь мне голову, да?

– Нет, Томми, не морочу.

– Сука! – возмущенно выпалил Томми, и Джо по­лучил секундное удовлетворение, услышав в его голосе те же чувства, которые испытывал сам. – Хреново, ста­рик. Правда, хреново.

– Угу. – Джо состроил гримасу. Томми было нелов­ко. Он явно не знал, чем утешить друга.

– Знаешь, Джо, я уважаю мнение твоего отца – когда дело доходит до лошадей, он обычно оказывается прав, – но не думаю, что этот Виктори Данс, которого он угово­рил тебя купить, стоит тридцать тысяч. Где, говоришь, он его откопал? – К ним подошел Бен. Остановился, недо­уменно покачал лысой головой. Быстро редевшую макуш­ку высокого, худого и жилистого Бена Райдера окружали короткие темно-русые волосы. Вечно взволнованный вид дантиста приятели приписывали боязни потерять их остатки.

– На скачках в Пимлико, – рассеянно ответил Джо, уже начиная составлять в уме список возможных покупателей. Если ему суждено заниматься этим отвратитель­ным делом, он сделает все, чтобы его – ее – лошади попали в хорошие руки. Но чтобы сделать это, да еще в та­кое время года, придется попотеть. До Дня благодарения подать рукой, а через три недели начнется Рождество. Лошадники так же подвержены праздничной горячке, как и все остальные.

«Счастливого вам Рождества, мисс Хейвуд».

– Бен, старина, Джо уволили. Она продает Уистлдаун. А ему нужно продать их всех. Его лошадей. – Томми говорил вполголоса, как будто у Джо был неоперабель­ный рак или что-нибудь еще хуже.

– Кончай заливать, Томми. – Бен тоже был их дру­гом с детского сада. Они знали друг друга так давно, что могли считаться родственниками. Это имело свои хоро­шие и плохие стороны.

– Я не заливаю. Богом клянусь, чистая правда.

– Да, Бен, правда, – устало сказал Джо, прежде чем Бен успел потребовать подтверждения. Райдер остано­вился, как пораженный громом. На его лице был написан испуг.

– И что ты будешь делать?

Джо пожал плечами. Он готов был грызть ногти от гнева и отчаяния, но крепился из последних сил.

– Это ее лошади. Если она велит их продать, я обя­зан подчиниться.

Бен покачал головой:

– Какого черта ее сюда принесло? Думает, ей все по­зволено? У тебя есть контракт или что-нибудь в этом роде?

Джо захлопал глазами. Как видно, бомба, взорванная Александрой Хейвуд у него под носом, начисто отшибла ему мозги. Каждый год он подписывал какой-то клочок бумаги, присылаемый поверенным Чарльза Хейвуда. Чи­тал он его один раз, только тогда, когда получил впервые. В последний раз этот документ лег на его стол в сентяб­ре, и Джо подмахнул его, не глядя. Но это действительно был контракт, согласно которому он являлся управляющим фермой Уистлдаун и личным тренером уистлдаунских лошадей. Законный, заверенный контракт. Если ему не изменяла память, действовавший до декабря сле­дующего года.

– Ты знаешь, есть.

Какое-то время все трое молча смотрели друг на друга.

– Ты не думаешь, что об этом нужно сообщить на­шему Аттиле Великому? – наконец улыбнулся Томми.

Ответная улыбка Джо была мрачной.

– Пожалуй, мне стоит немного поболтать с мисс Хейвуд. Прежде чем она объявит аукцион или что-нибудь в этом роде.

Глава 7

Когда Алекс оставила машину на подъездной аллее Уистлдауна, она чувствовала себя хуже некуда. За последнее время она сообщила скверное известие такому количеству людей, что должна была к этому привыкнуть, но так и не привыкла. Даже если перед ней стоял столь несносный человек, как Джо Уэлч.

Пришлось напомнить себе, что этот разговор, как бы он ни был неприятен, остался позади. Она сделала то, что должна была сделать. Выполнила долг перед отцом. Мож­но было гордиться собой: она проявила решительность и с честью вышла из трудной ситуации – столкновения с тяжелым человеком. Если бы отец знал, он гордился бы ею. Но она чувствовала усталость. Смертельную уста­лость. Хотелось только одного – лечь, уснуть и проспать несколько дней подряд.

Вспышка гнева отняла у нее последние силы.

Уэлч не знал одного. Ей до смерти не хотелось рас­ставаться с Уистлдауном. И с лошадьми тоже. Он был прав: ее отец любил и ферму, и животных. Будь ее воля, она сохранила бы ферму в память о нем. Он всякий раз с ка­ким-то детским нетерпением предвкушал свой визит сюда, регулярно совершавшийся раз в два года. Уистлдаун был его убежищем от напряженной жизни. Летом он время от времени проводил здесь выходные, бросая все ради возможности понаблюдать за успехами любимой лошади. Уистлдаун был одним из немногих приобретений, которые он сделал просто ради удовольствия, не думая о материальной выгоде. Но ничего нельзя было поделать. Ферма была роскошью, которую они больше не могли себе позволить. Следовательно, ее нужно было продать. «Если бы я уступила поверенным, предлагавшим взять Джо Уэлча на себя, сегодняшнего неприятного раз­говора не было бы», – думала Алекс. В конце концов, что такое ферма? Мелочь. Она спокойно могла бы остаться в Филадельфии.

Но она была обязана приехать. Необходимость лич­но сообщить Джо Уэлчу об увольнении была лишь пред­логом. Она пренебрегла мнением друзей, которые дока­зывали, что этот визит будет слишком болезненным. Она отвадила эскорт поверенных самым простым способом: сказав «нет». В конце концов, эти люди были ее служа­щими. Ей было необходимо посетить ферму Уистлдаун в одиночку. Необходимо позарез. Уверенность в том, что она способна справиться с собой, была лишь видимос­тью. На самом деле Алекс ни в чем не была уверена. Она ощущала пустоту, оцепенение, страх и чувство, что ее предали. Когда стало ясно, что с Уистлдауном придется проститься, Алекс испытала яростное, жгучее, непреодо­лимое желание посетить место, которое так любил ее отец. То самое место, где он умер. Она хотела увидеть, где это случилось, и, если удастся, понять, как и почему. Иначе она никогда не сможет примириться с его смертью.

Ее отец покончил с собой? Это невозможно: насколько она знала отца, самоубийство не вязалось с его характе­ром. Отсюда возникал вопрос: а знала ли она его вообще? Алекс думала, что знает. Видимо, она ошибалась. Поднимаясь на крыльцо Уистлдауна, она сделала глу­бокий вдох. Воздух был влажен и холоден. Она знала, что скорбь делу не поможет, и заставила себя думать о другом. Алекс остановилась у дверей, обернулась и обвела взглядом окрестности. Тут было красиво даже в пасмур­ный день. Бескрайние поля тянулись от горизонта до го­ризонта. Отсюда были видны лишь два дома: чья-то кры­ша вдалеке, а всего через два поля отсюда – обшитый белой вагонкой деревенский дом, в котором жил Джо Уэлч с семьей. В полях паслись разномастные лошади. Алые попоны (алый и белый были цветами конюшни Уистлдауна) делали их похожими на дикие маки.

Особняк Хейвудов был выстроен из массивных кам­ней за несколько десятилетий до Гражданской войны. Потом кто-то обновил кухню, добавил ванные, провел водопровод и электричество, но в остальном дом не из­менился. Стены были выкрашены в белый цвет и укра­шены широким крыльцом с шестью высокими коринф­скими колоннами. Дом выглядел так, словно сошел со страниц «Унесенных ветром».

Впервые Алекс побывала здесь вскоре после того, как отец купил этот дом. Тогда ей было пятнадцать лет. Она была самолюбива, вспыльчива и отчаянно воевала с новой мачехой (номер три, Алисией), тоненькой как трос­тинка и много о себе думавшей бывшей фотомоделью. Летний визит, казавшийся нескончаемым, занял две не­дели. Алекс приехала вместе с отцом и своей трехлетней единокровной сестрой Нили.

На следующее лето Алисия стала воспоминанием, и мыслей о подобной поездке больше ни у кого не возни­кало.

Алекс вспомнила, с каким восторгом отец показывал ей здешние места, и у нее опять заныло сердце.

Тут же возник комок в горле. «Я хотела бы, чтобы ты сейчас был со мной», – мысленно сказала она отцу, и эта мысль взвилась в небеса, как молитва.

Словно в ответ, что-то холодное и влажное косну­лось ее лица. На мгновение она испугалась. Алекс под­няла глаза к небу и поняла, что начинается дождь. Упала еще одна капля; Алекс очнулась от воспоминаний и во­шла в дом.

«Наконец-то тепло», – с облегчением подумала она, закрыв за собой дверь. Внутри пахло лимонной жидкос­тью для полировки мебели. На твердом дощатом полу лежал красный восточный ковер, придававший жизне­радостность просторному вестибюлю с белыми атласны­ми обоями и пятиметровым потолком. Огромная хрус­тальная уотерфордская люстра заливала помещение яр­ким светом. Дверь направо вела в парадную гостиную, строгое бежево-белое убранство которой оживляла лишь ваза с шелковыми розами; дверь налево – в огромную столовую с тяжелой старинной мебелью. Обе двери были из сверкающего красного дерева. Прямо перед ней взды­малась широкая изогнутая лестница, которая вела на второй этаж. За лестницей находилась вращающаяся дверь в кухню.

– Ну что, нашли вы Джо? – Запыхавшаяся Инес вле­тела в вестибюль откуда-то сзади. Ее лицо озаряла улыб­ка. Бывшей иммигрантке из Мексики, вышедшей замуж за местного жителя, плотной, с круглым гладким лицом без единой морщины, Инес было около пятидесяти лет. Сегодня она была облачена в красные слаксы, розово-красную блузку с цветочным рисунком и черные тапочки. Алекс рассеянно подумала, что это ее спецодежда. Если так, Инес сильно отличалась от уборщиц в черных хала­тах, к которым Алекс привыкла в Филадельфии.

– Да, нашла, – сухо сказала она, расстегивая жакет и передавая его экономке.

– Он такой красивый, правда? – Инес приняла жа­кет и вздохнула:

– Просто позор, что у него нет жены. Бед­ный парень. Бедные дети.

– А что случилось с его женой? – Судя по тону Инес, речь шла о чем-то большем, чем тривиальный развод.

– Ах, она была последней дрянью. Удрала, просто удрала и бросила его с тремя маленькими детьми. Много лет назад. Удрала и не вернулась. Он растит трех pequecos[9] совсем один, а мужчине это трудно.

– В самом деле? – На мгновение Алекс ощутила уг­рызения совести. Уволить отца-одиночку! Но ничего нельзя было поделать, так какой смысл расстраиваться? Она хотела поговорить с экономкой о другом. Когда дом пустовал, Инес приходила только раз в неделю, но когда приезжал кто-нибудь из членов семьи, она находилась тут постоянно. Вполне возможно, что она была в особ­няке и в ту ночь.

– Инес, – Алекс сделала паузу. Ей было трудно об­лечь вопрос в слова. То, что стояло за словами, было слиш­ком болезненным. Она сделала еще одну попытку: – Вы работали здесь во время последнего визита моего отца, верно? Он был не таким, как обычно? Может быть, груст­ным или подавленным?

Лицо Инес приобрело скорбное выражение.

– Меня уже многие спрашивали об этом. Могу отве­тить то же самое, что и им: нет, мэм. Он был таким, как всегда, очень красивым джентльменом.

«Очень красивым джентльменом». Алекс проглотила комок в горле.

– В тот последний день вы были здесь? – Инес кив­нула. – Неужели не заметили ничего необычного? Абсо­лютно ничего?

– Нет, мэм. – Глаза Инес были несчастными. – Ког­да я видела его в последний раз, он был весел, смеялся, играл с гостями в карты. Когда я пришла на следующее утро и услышала, что Джо нашел его мертвым, я просто не могла в это поверить.

– Джо? Его нашел Джо Уэлч? Нашел тело моего отца?

– Да. А вы не знали? Я думала, что именно поэтому вы хотели поговорить с ним.

– Нет. – Алекс покачала головой. Инес еще ничего не знала об увольнениях, включая ее собственное. Сказать об этом сейчас было выше ее сил. Может быть, она все же поручит это поверенным. – Я не знала. Я…

Ее прервал телефонный звонок, негромкий, но на­стойчивый.

– Хотите, чтобы подошла я? – спросила Инес. Когда Алекс кивнула, экономка заторопилась на кухню. Алекс особенно не прислушивалась. Если тело ее отца нашел Джо Уэлч, придется поговорить с ним еще раз, как бы неприятно это ни было. Она обязана знать все, что мож­но. Знание – ее единственное утешение.

– Это вас, – сказала Инес, появившись в дверном проеме. – Мистер Пол О'Нил.

Лицо Алекс смягчилось. Пол был ее женихом. Она звонила ему вчера вечером, но не застала и оставила со­общение на автоответчике. После похорон он был очень терпелив с ней. Сначала она была убита горем, а затем оцепенела эмоционально и физически. Что уж говорить о ее сексуальной жизни. Алекс была холодной как камень. Она пообещала себе, что займется этим, когда вернется домой. Ее слишком долго не было. Всю прошлую неделю она провела, совершая челночные рейсы между Нью-Йор­ком и Лос-Анджелесом, занимаясь устройством дел после смерти отца. Если говорить точно, она не видела Пола с прошлого четверга. Их свадьба была назначена на девя­тое апреля будущего года, день ее рождения. Алекс долж­но было исполниться двадцать восемь. Конечно, теперь свадьба повисла в воздухе – как и все остальное в ее жизни. Апрель был слишком близок и теперь никак не подходил для такого радостного события. А стремление к супружескому счастью отошло для нее даже не на вто­рой, а на десятый план.

– Я возьму трубку в библиотеке, – сказала Алекс. Инес кивнула и снова исчезла на кухне.

Предстоявший разговор с Полом поднял Алекс на­строение. Она познакомилась с ним, когда осматривала двухсотлетнее, тщательно отреставрированное здание в деловом центре Филадельфии. Там располагался офис компании, в которой работал Пол. Фотограф по профес­сии, она снимала красивые дома и ландшафты для аль­бомов, обычно украшавших кофейные столики. Дело было не слишком прибыльное, но это роли не играло – ей никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь.

Они встречались несколько месяцев, а Пол все еще не знал, чья она дочь. Он сделал Алекс предложение в сентябре, и она тут же согласилась. Спустя месяц отец умер, и ее жизнь разлетелась на куски.

Но Пол по-прежнему был с ней. Было приятно знать, что он любит ее и что она может рассчитывать на его под­держку, как бы скверно ни было на душе.

Библиотека была большая, со стрельчатым куполом. Три ее стены от пола до потолка состояли из книжных ясеневых полок, которые ломились от книг, фотографий и сувениров. Вдоль четвертой стены, выкрашенной в светло-зеленый цвет, располагался большой камин с изящ­ной белой полкой. Над камином, между двумя высокими, ярко раскрашенными фарфоровыми попугаями, висел портрет ее последней мачехи, прекрасной Мерсе­дес с длинными иссиня-черными волосами, спускавши­мися на розовое шелковое бальное платье от Версаче.

Как выяснила Алекс, многочисленные портреты пер­вых пяти жен хранились в кладовке филадельфийского дома. Она догадывалась, что после каждого развода и но­вого брака отец заменял портреты своих бывших супруг в каждом доме, которым владел. Довольно забавно, если вдуматься. Когда после смерти отца пройдут годы, к ней, возможно, вернется способность смеяться при воспоми­наниях.

Но сейчас даже намек на юмор был сопряжен с не­имоверной болью. Подавив вздох, Алекс села в большое кожаное кресло за письменный стол из полированного ореха. На столе лежали желтый блокнот – к счастью, без заметок, сделанных почерком отца, – и изящная сереб­ряная шариковая ручка. Она тут же представила себе отца, сидящего в этом кресле за этим столом, говорящего по телефону и делающего заметки в блокноте. Она видела его как на ладони.

Ах, папа… Почему?

Но Алекс уже знала, что воспоминания не приносят облегчения. Она отогнала мысли об отце и решительно сняла трубку.

– Пол?

– Алекс! Это ты?

– А ты ждал, что подойдет кто-то другой? – Ее тон был легким и шутливым. Звук знакомого голоса заставил ее вспомнить Пола: безукоризненная стрижка, табачно-русые волосы, зачесанные назад, худое лицо эстета, светло-ореховые глаза, длинный прямой нос, тонкие, изящно очерченные губы; высокий, стройный, краси­вый, холеный, образованный, светский мужчина, в кото­рого она безумно влюблена. Даже телефонный разговор с ним доставлял Алекс удовольствие. Тело начало расслаб­ляться, и только тут Алекс поняла, как напряжены были ее мышцы. Она развернула кресло так, чтобы можно было видеть два высоких окна с шелковыми фестонча­тыми шторами, и откинулась на его спинку. За окнами моросил дождь. – Ох, Пол, как я рада тебя слышать! Ты дома? Как бы мне хотелось быть рядом с тобой!

– Нет, вообще-то я в городе. Гм-м… Алекс, я должен тебе кое-что сказать.

Алекс нахмурилась. Голос Пола звучал странно. Почти нервно. Пол, самый уверенный в себе человек на свете, никогда не нервничал. Во всяком случае, при ней. Она широко раскрыла глаза и крепко сжала трубку.

– Что-нибудь не так? – Алекс чувствовала, что ее ждет еще один удар.

– Мне очень не хочется говорить об этом по телефо­ну, но… О господи, ты никогда не уезжала надолго, так что сама виновата.

– О чем ты? – ей стоило немалых усилий справить­ся с голосом.

– Понимаешь, вчера вечером я женился, – мрачно произнес Пол. – Ах, Алекс, мне очень жаль, но ты не ху­же меня знаешь, что наши отношения уже не были прежними.

– Ты… женился вчера вечером? – не веря своим ушам, пролепетала Алекс. Она хватала ртом воздух, словно получила удар под ложечку.

– Ну да, я…

Алекс резко прервала его:

– Ты женился? Но… как ты мог?! Мы обручены. Ты и я. Наша свадьба назначена на апрель. Я ношу твое коль­цо. – Она как дурочка уставилась на свою левую руку, которую украшал огромный дорогой бриллиант огранки «маркиз».

– Кольцо можешь оставить себе, – с облегчением сказал Пол. – Я уверен, что Тара не захочет его носить. Но даже если захочет, я все равно куплю ей другое. Дело в том, что я…

– Тара? Тара Гоулд? – Тара Гоулд была единствен­ной дочерью одного из самых богатых людей Филадель­фии. Теперь Алекс вспомнила, что Пол всю осень рабо­тал на компанию Гоулда. Тара часто появлялась на тех же коктейлях, обедах и вечеринках, где Алекс бывала с Полом, и постоянно крутилась в офисе Пола. Можно было только догадываться, сколько времени Тара прово­дила с Полом в отсутствие Алекс. Тоненькая, маленькая, русоволосая Тара вполне могла вскружить Полу голо­ву. – Ты женился на Таре Гоулд? Вчера вечером?

Невозможно. Он не мог сделать это. Должно быть, он шутит. Но Алекс уже знала, что это не шутка. Пол го­ворит правду, он действительно сделал это.

– Все случилось очень быстро. – Пол скорее защи­щался, чем просил прощения. – Ты уехала, а она была рядом. Сначала одно, потом другое, ну и…

– У нее куча денег, которых у меня больше нет. Ее отец обладает большим влиянием, в то время как мой не только мертв, но и оказался в центре скандала, – горько сказала Алекс, зная, что попала в самую точку. Подобная женитьба говорила только об одном: Полу нужны только деньги и поддержка человека, который помог бы ему сде­лать политическую карьеру. Грудь сдавило так, что было больно дышать.

– Ну, Алекс, это нечестно. – Его голос был мягким и успокаивающим. Раньше Алекс любила, когда он гово­рил с ней таким тоном. Теперь это только усиливало ощу­щение, что ее предали.

Она теряла – нет, уже потеряла – и Пола тоже. О бо­же, как вынести еще одну потерю?

– Надеюсь, что вы с Тарой будете очень счастливы, – собрав все силы, ответила Алекс. Лишь бы не дрогнул голос! Поначалу шок позволял ей не ощущать боли, но он постепенно проходил. Алекс чувствовала себя так, слов­но ей всадили нож в сердце.

– Ты знаешь, что я всегда буду любить тебя. – Сно­ва его льстивый, вкрадчивый голос.

– Прощай, Пол. – Ответить он не успел. Алекс, рез­ко повернувшись в кресле, положила трубку на рычаг. Мгновение она просто сидела и смотрела на телефон и на свои руки, прижимавшие трубку к аппарату, как будто та могла встать на дыбы и броситься на нее. Она сжимала желтоватую пластмассу так крепко, что побелели кос­тяшки. Обручальное кольцо на пальце, казалось, ожило: огромный бриллиант искрился и подмигивал, словно насмехаясь над ее болью.

Наверно, Тара сейчас рядом с Полом, и они смеются над ней так же бесстыдно, как этот бриллиант.

– Ты сукин сын! – тихо сказала Алекс. Внезапно ее дыхание стало хриплым и прерывистым. Она схватила кольцо и стащила его с пальца. – Обманщик! Грязный, низкий лжец!

Задыхаясь и борясь с обжигающими слезами, она изо всех сил отшвырнула от себя кольцо.

– Вот так раз! – прозвучал мужской голос. Неверо­ятно! Джо Уэлч, не удосужившийся сообщить о своем приходе, внезапно появился на пороге библиотеки, и кольцо полетело ему прямо в лицо. Он ловко уклонился, поймал бриллиант в воздухе, выпрямился и хмуро посмотрел на Алекс.

Глава 8

– Что вы здесь делаете? – спросила Алекс. Она была на грани истерики и каждую минуту могла разразиться рыданиями. Глаза застилали непрошеные слезы, но не узнать высокую фигуру в ярко-голубой куртке было не­возможно. – Сейчас у меня не то настроение.

– Вижу, – иронически сказал Уэлч.

Но вместо того чтобы проявить такт и уйти, он вва­лился в комнату и подошел к столу. Опершись рукой на столешницу, он протянул Александре кольцо, зажатое между большим и указательным пальцем. Оно казалось со­всем крошечным; бриллиант снова насмешливо вспых­нул.

– Обронили?

Алекс сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Черт побери, скорее замерзнет ад, чем она расплачется перед этим человеком.

– Не обронила. Бросила, – язвительно ответила Алекс, забирая кольцо. Выдвинув ящик стола, она сунула туда бриллиант и с грохотом задвинула ящик. – Я была бы вам очень признательна, если бы вы ушли. Повторяю, сейчас у меня не то настроение.

– Поссорились со своим дружком? – Уэлч выпря­мился, скрестил руки на груди и посмотрел на Алекс так, словно она была насекомым, насаженным на булавку.

– Мой жених позвонил и сказал, что вчера вечером женился на другой. – Ее голос звучал вызывающе. Алекс сама не знала, почему разоткровенничалась с этим чело­веком. Это было не его дело; тем более что он не отно­сился к числу ее поклонников. Да и не было у нее привы­чки делиться бедами с чужими людьми. Но в последние недели на Алекс свалилось столько, что сейчас она про­сто не владела собой. Она потеряла равновесие, как ка­натоходец, и хваталась за воздух.

– Бедная малышка, – В голосе Уэлча прозвучало сочувствие.

Алекс выпрямилась и смерила его взглядом. Что этот тип себе позволяет?

– Послушайте, вы не могли бы уйти?

– Но сидеть и отвечать глазами вы можете, не так ли?

– Я не собираюсь… – Алекс осеклась.

Уэлч смотрел на нее критически. Его прищуренные глаза окружала сеть тонких морщинок, губы сжались в ниточку. На коротко остриженных черных волосах поблескивали капли. Кожа была очень загорелой – видимо, он много времени проводил на открытом воздухе, щеки и подбородок по­крывала отросшая за день щетина. Его громоздкая фигу­ра занимала слишком много места в пространстве, и комната казалась значительно меньше, чем была. Алекс инстинктивно отметила его вызывающую мужествен­ность, но отогнала от себя эту мысль. Как гласит пого­ворка, красота проходит, а бородавки остаются.

– Как вы здесь оказались? Неужели вам не пришло в голову, что нужно постучаться? Или здесь принято втор­гаться в чужие дома без приглашения? – продолжила она, пытаясь пробить стену его хладнокровия.

– Меня впустила Инес. Кроме того, я стучал. Валяй­те, поплачьте, если хочется. Я могу подождать.

Этот мерзкий человек смотрел на нее так, словно ждал, что она и впрямь расплачется у него на глазах. Она вздернула подбородок и вновь сделала глубокий вдох. Пока удавалось держаться.

– Ладно, мистер Уэлч, раз уж вам не хватает такта, чтобы уйти, когда вас просят, давайте как можно скорее покончим с этим делом. Зачем вы пришли?

Взгляд Уэлча был более пристальным, чем ей хоте­лось. Алекс знала, что ее веки покраснели, а глаза все еще полны слез. Лицо ее казалось беззащитным, как и она сама. В сущности, так оно и было. Пусть на недолгое вре­мя, но Александра Хейвуд оказалась совершенно безза­щитной перед непрекращающимися ударами судьбы.

– Поверьте мне, если жених сообщил вам такую но­вость по телефону, этот малый последний трус и не стоит того, чтобы о нем плакать!

– Я не собираюсь обсуждать с вами мою личную жизнь. Ничего этого не было бы, если бы вы не вломи­лись сюда и не застали меня врасплох. – Слезы вновь подступили к глазам, и Алекс боялась, что Уэлч это заме­тил. Она никогда не плакала, и гордилась этим. Еще в детстве, проведенном на попечении равнодушных нянек, а потом в сменявших друг друга строгих закрытых школах, она поняла, что слезами горю не поможешь. Только глаза покраснеют и нос распухнет. Тем более что отец ненавидел женские слезы. Он развелся с двумя женами только потому, что те вечно хныкали, когда им что-то не нравилось.