Смерть в осколках вазы Мэбен (Книга 1)

      И морщин почти незаметно. А когда он улыбается, видны ровные белые зубы, пример высококачественной работы отличного стоматолога.
      А его безупречная одежда, которую он носит небрежно, даже щеголевато. Насколько точно подобран цвет костюма и рубашки, а этот длинный шарф-платок темно-бордового цвета, так выгодно подчеркивающий безупречность одежды. А золотой браслет с изумрудами, который ловко охватывал запястье знаменитости. Так в большинстве своем одеваются звезды телеэкрана, поп-певцы, молодые люди, которые не утруждают себя работой и черпают средства из толстых папиных кошельков.
      И даже красота картин, что так привлекла меня с самого начала, отошла куда-то на задний план. Уж очень плохо стыковалось это искусство с покровительственно-барственной манерой Карчинского, его вкрадчиво-бархатистым голосом, его глазами.
      Его глаза за одну секунду меняли весь его облик, они то улыбались, то ласкали, то становились приторными, как медовая патока, то откровенно похотливыми, как у вышедшего в тираж плейбоя, то напоминали стальные буравчики, готовые просверлить черепную коробку и добраться до мозга.
      Презрение, нагловатая уверенность, бесцеремонность сменялись в его глазах пошловатым блеском и пресыщенностью. Он все время менялся, оставаясь при этом одним и тем же - холодным и расчетливым типом.
      - Вы меня совсем не слушаете, - вдруг оборвал себя Карчинский. - Вы о чем-то задумались, Леда?
      - Нет-нет. - Я поспешно поставила рюмку. - Я слушала вас и вспоминала картины. Поразительно, как много можно иногда передать несколькими штрихами.
      - Вам что-нибудь понравилось? - самодовольно улыбнулся художник.
      - Конечно, картины замечательные, но одна мне запомнилась больше других. Кошка, которая охотится за воробьями. Удивительно, насколько точно вы передали ее стремительные движения и испуг птиц, которые торопливо разлетаются во все стороны.
      - Браво! Брависсимо! - Карчинский захлопал в ладоши. - У вас отменный вкус, Леда. Я взял этот сюжет у Пен Самбека <Пен Самбек - знаменитый корейский художник XVIII века. Прославился своими свитками. Наиболее известный - "Кошки и птицы".>. Я рад, что вы обратили на эту картину внимание, это то немногое, чем я могу по праву гордиться.
      - Ладно уж, не скромничай, - проворчал упорно молчавший до этого Герт. - А то у тебя мало хороших работ?
      - Хороших немало, - спокойно кивнул Карчинский, - но отличных... А эта одна из них, скажу без ложной скромности. А как вам...
      Договорить он не успел, потому что в дверь настойчиво постучали. Художник надменно бросил:
      - Я занят. - И снова повернулся к нам: - На чем я остановился?
      Но стук раздался снова, дверь приоткрылась, и тихий вышколенный голос торопливо позвал:
      - Владимир Иванович.
      - В чем еще дело? - Карчинский раздраженно двинулся к двери. - Одну минуточку.
      В течение нескольких минут мы слышали его барственный голос, который распекал нерадивого слугу. Тот, видимо, тихо оправдывался, потому что хозяин продолжал метать гром и молнии. Наконец начальственная выволочка подошла к концу, и Карчинский, пылая праведным гневом, появился на пороге комнаты.
      - Прошу меня извинить, - сказал он. - Возникло некоторое недоразумение, и я должен спуститься в зал, чтобы все уладить. Черт возьми! - сорвался он. - На что только я держу этих дармоедов, если все вопросы приходится улаживать самому. Поэтому, - добавил он уже тише, - мне придется ненадолго вас покинуть.
      - Нам тоже уже пора. - Я встала. - Приятно было с вами познакомиться, Владимир Иванович. Надеюсь, что вы не откажетесь дать интервью нашей газете?
      - Конечно, конечно, дорогая Леда. - К художнику вернулось его хорошее настроение. - Оставьте телефон, чтобы мы смогли договориться о встрече. И давайте встретимся в ближайшие дни, потому что на следующей неделе у меня открывается выставка в Москве, и я должен буду уехать.
      - Хорошо, - я кивнула и протянула ему листок блокнотика с торопливо нацарапанными телефонами. - Верхний рабочий, - пояснила я, - а нижний домашний.
      - А звонить вам можно в любое время? - вкрадчиво поинтересовался художник. - Я, бывает, долго не могу уснуть.
      - Даже если я уже буду спать, то непременно проснусь и отвечу вам. - Я постаралась ответить скромно, без вызова и издевки.
      Художник, видимо, оценил мои старания. Он спрятал листочек в карман и распахнул дверь:
      - Прошу.
      Карчинский торопился, но все же не преминул рассказать нам несколько забавных историй, случившихся с его знакомыми в стенах галереи.
      Когда мы вошли в зал, то я очень удивилась. По моим представлениям, выставка уже давно должна быть закрыта, но, видимо, это обстоятельство не слишком смущало собравшихся в зале и говоривших на повышенных тонах людей. Карчинский сразу направился к многочисленной группе. Как оказалось, заправлял всем невысокий плотный мужчина с коротко стриженной головой, сидящей на толстой шее. Дорогая одежда и властные манеры наводили на мысль, что это криминальный авторитет, но одного взгляда на одутловатое лицо с сизыми щеками и набрякшими веками, которые скрывали весьма проницательные глаза, хватило, чтобы узнать самого известного в городе банкира Ивлева, депутата городской Думы и закадычного друга питерского губернатора.
      Наша газетная братия тоже немало чернил вылила, рассказывая о махинациях банкира во время избирательной кампании, но, как водится, не пойман - не вор, и банкир все же занял депутатское кресло. "Умен, зараза, высказался тогда в его адрес Семен Гузько, - всегда сумеет вывернуться". А моя коллега Лилька пыталась подогреть интерес публики историями о его связях то с известной телеведущей (что было правдой), то с очень известной пианисткой (что правдой не было), то намекнула на его увлечение актрисой Воронцовой, которая блестяще сыграла в местном мелодраматическом сериале (было у них что-то или нет, так и осталось для многих загадкой), и наконец выдала новость, что банкир решил покровительствовать дому "North Wind", а за это дом предоставит в его распоряжение одну из моделей. В это, надо признаться, вообще никто не поверил.
      Но что понадобилось этому человеку здесь и сейчас?
      Интересно. Журналистский рефлекс видеть во всем сенсацию подтолкнул меня к плотной группе людей и заставил пробраться вперед. Мужчины расступились, и вскоре я оказалась недалеко от художника. Начало разговора я пропустила и теперь пыталась понять, о чем идет речь.
      - Я готов заплатить любые деньги, - повторил банкир, неторопливо промокая платком шею. - Вы можете назвать любую цену.
      - Я же сказал вам, что ваза не продается, - ответил Карчинский.
      - Но почему? - Ивлев был настойчив. - Я же знаю, что вы продаете свои работы. Или вы не хотите продать ее именно мне?
      - Отчего же, - Карчинский кривовато ухмыльнулся. - Я действительно продаю свои работы. В том числе и вазы, но именно вазы мэбен я продавать не собираюсь. Ни вам, ни кому-то еще. Они не продаются.
      - И даже для меня вы не сделаете исключения? - раздался низковатый, чуть хриплый голос.
      Все разом смолкли и повернулись к диве. Да, было на что посмотреть, когда Диана неторопливо шла к Карчинскому. Высокая, как и любая модель, она обладала потрясающей грацией. Ни одно движение не было лишним, казалось, что она движется под неслышимую музыку, безупречно подчиняясь ее ритму.
      - Даже для меня? - повторила она, и знаменитая полуулыбка чуть тронула ее губы. - Это я попросила купить вазу.
      Художник хищным взглядом впился в лицо модели, затем прошелся по ее безупречной фигуре. Он раздевал ее глазами, как незадолго до этого раздевал меня, и, наверное, так поступал со многими женщинами. Но Диану нисколько не смутил его взгляд, она оставалась такой же безмятежной и так же спокойно улыбалась ему и окружающим. Так опытная шлюха не обращает внимания на возбужденного клиента, неторопливо освобождаясь от одежды.
      Карчинский снова перевел взгляд на ее равнодушно-красивое лицо, как-то разом обмяк, но глаза стали наливаться злобой.
      - Даже если бы меня попросил легион таких же прекрасных дев, как вы, я все равно не согласился бы продать вазу, - произнес он своим хорошо поставленным чувственным голосом. - Вы зря тратите время.
      - Но если вам не нужны деньги, то вы можете назвать другую цену. Диана сделала шаг и положила тоненькую руку на плечо художника. - Я согласна.
      Кроме меня и Дианы, в зале больше не было женщин, и я чувствовала, как все мужчины напряглись от этого бесстыдного предложения, сделанного при всех. В воображении они уже сдергивали с дивы тонкое платье, прекрасно обрисовывающее ее фигуру, и набрасывались на ее прелести. Но Карчинский, который вовсе не был поборником целомудрия, все же сдержался. Он спокойно снял руку Дианы со своего плеча, пожал ее и опустил вниз.
      - Нет, моя дорогая, - звучный бархатистый баритон был слышен по всему залу, - эта ваза гораздо дороже ваших прелестей.
      С этими словами он повернулся к Диане спиной. Дива была ошеломлена, но старалась не подать виду. Надменно кивнув банкиру, она заторопилась к выходу. Карчинский увидел меня и подошел поближе.
      - Иногда бывает и так, - проговорил он, чуть ехидно посмеиваясь. Некоторые дамочки считают, что их прелести стоят столько же, сколько произведение искусства. Ничего, - добавил он, - пусть ей это будет уроком. А знаете, - он оживился, - я хотел бы сделать вам небольшой подарок. Костя! - позвал он.
      Вышколенный помощник через пару секунд оказался возле своего патрона.
      - Костя, принеси для Леды картину "Кошка, охотящаяся за воробьями на террасе".
      - Ну что вы, - запротестовала я. - Я не могу принять такой подарок.
      Но Карчинский уже сделал своему помощнику повелительный знак рукой, и молодой человек быстро удалился. Я силилась понять, куда опять запропастился Герт, и пыталась отказаться от щедрого дара.
      - Почему же? - удивился Карчинский. - Мне очень хочется, чтобы у вас осталась на память моя картина, поэтому даже не спорьте. Пойдемте вон туда, подпишете бумагу.
      - Бумагу? - Я в полной растерянности уставилась на Карчинского.
      - Конечно. - Он уже взял меня за руку и повел к выходу из зала, где помещалась небольшая конторка. - Если картину покупают, то обязательно выдается соответственный документ. Все картины, включенные в каталог выставки, должны быть учтены, иначе могут возникнуть недоразумения.
      - Но... - пытаясь я остановить его.
      - Вы получите документ, что картина вам подарена, вот и все. Быстро и просто управимся за пару минут.
      Действительно, я быстро поставила четыре подписи и получила новенький хрустящий сертификат, в котором было указано название картины, а также то, что она подарена мне художником.
      - Мы еще увидимся, Леда, - сказал на прощание Карчинский. - Я обязательно позвоню.
      - Хорошо. - Я кивнула и в сопровождении молчаливого Кости, несшего упакованную картину, спустилась по лестнице к выходу из галереи.
      Герт, оказывается, уже топтался у машины, поджидая меня и мусоля сигаретку. Костя пристроил картину на заднем сиденье, пожелал нам счастливого пути и проворно удалился.
      Глава 8
      - Ну и гад же ты, Герт, - высказалась я, как только машина тронулась с места. - Привез меня сюда, а сам болтался неизвестно где весь вечер или молчал, когда не надо, и мне пришлось одной отдуваться, валандаясь со всеми этими... художниками.
      - Художники-то чем тебе насолили, солнце мое? - миролюбиво прогундосил Герт. - Люди как люди. Может быть, только немного задвинутые на своей живописи, а так - нормально.
      - Ничего себе нормально, - я все не могла успокоиться. - Да они один подозрительнее другого. Этот, как его, авангардист, то ходил, как приклеенный, за мной весь вечер, то пропал неизвестно куда. А Карчинский... Он почему-то не захотел вазу продавать, а мне картину вон какую подарил. Интересно, сколько она на самом деле стоит?
      - Это надо по каталогу посмотреть, - резонно заметил Герт. Карчинский - личность известная, так что цену его шедевров нужно смотреть в справочниках. Штук на двадцать та мазня, что он тебе всучил, наверное, потянет. "Зеленых", конечно.
      - С ума сошел, - я поперхнулась. - Думай, что говоришь.
      - А чего тут думать, - хохотнул Герт. - Искусство нынче дорого. А у какого-нибудь коллекционера даже больше можешь выбить, если захочешь ее вдруг кому сплавить.
      - Скажешь тоже - сплавить. Мне она и самой нравится. Но как все-таки я буду у себя дома хранить такую картину? У меня, милый, сейфа нет.
      - А зачем тебе сейф? Никто ведь не знает, что у тебя такая картинка обретается. Повесь ее на стеночку и говори всем, что это, мол, копия, купленная за полтинник по случаю у одного алкаша на толкучке. Всего-то и проблем.
      - Тебе хорошо говорить... - начала было я, но замолчала.
      И в самом деле, из чего я делаю проблему? Кто ко мне в гости ходит? Да практически никто. Мать наведывается, подруги-однокурсницы иногда заглядывают, но это бывает раз в год. Еще реже меня навещают коллеги.
      И уж совсем редко в последнее время бывают мужчины. Так что мне действительно особо волноваться нечего. Никуда моя картина не денется, а будет мирненько висеть рядом с картиной Хокусая, или псевдо-Хокусая, если верить моим проницательным коллегам. И та картина, и эта в восточном стиле, вернее, даже дальневосточном, так что никто особо присматриваться и не станет. Ну, глянут разок для приличия и забудут тут же. От этих мыслей я немного повеселела.
      - Что призадумалась, подруга? - спросил Герт, выруливая на проспект. Соображаешь, что бы такое на ужин приготовить? Давай быстрее думай, а то я здорово проголодался.
      - Не знаю даже... - Я немного растерялась от такой наглости. - Слушай, Герт, ты что, серьезно решил у меня обосноваться?
      - А как же. - Герт не отрывал глаз от дороги. - Или ты очень против? Тогда только скажи... и я каждый вечер буду торчать под твоими окнами с гитарой, терзая небеса и уши твоих благовоспитанных соседей своими воплями о разбитом сердце и несбыточном счастье, - произнес он с чувством, даже как-то слегка подвывая.
      - Ты совершенно не меняешься, - сказала я, - как был олухом царя небесного, так им и остался.
      - А с возрастом я не только малость поседел, но и изрядно поглупе-ел, - протянул он. - Учти, хорошая моя.
      - В этом-то я как раз нисколько не сомневалась, - отрезала я. Слушай, Герт, а почему все-таки Карчинский наотрез отказался продавать вазу?
      - Опять двадцать пять, - Герт в сердцах плюнул. - Далась тебе эта ваза! Ты что, не понимаешь, что за люди художники? Захотел - тебе картину подарил, захотел - отказался глиняный черепок продать. Да просто выпендриться решил, мазила чертов, перед тобой повоображать, остальных на место поставить - вот и все! Может, блажь на него накатила! - распалялся он все больше и вставлял почти через каждое слово непечатные выражения. - А скорее всего, потому что в данный момент... таким был его... каприз... дурь нашла. А раз не захотел, то никто его... художника не заставит. Будь ты хоть... банкир с толстым-претолстым кошельком, хоть... высокооплачиваемая... сучка этого самого... банкира. Но тебе-то, собственно, какая разница?Или покоя не дает... журналистская гормональная железа? Все время тянет найти где-нибудь... сенсацию?
      - Герт, - я с удивлением уставилась на своего собеседника, - чего ты так завелся? Я же просто спросила.
      - Ладно, просто. Знаю я тебя, - проворчал Герт, но стал успокаиваться. - Тут можно строить какие угодно предположения, отягощать свои извилины какими угодно гипотезами, но самой правильной, вернее, даже единственно правильной будет одна - он так захотел. Захотел, понимаешь. Все остальное лирика. Извини, - добавил он примирительно, - сорвался.
      - Понимаю, - я знала, что обижаться на Герта напрасный труд, - давай не будем больше об этом.
      - Конечно, не будем, - хохотнул мой дружок, - приехали, считай. Так ты как, созрела насчет ужина? Или мне ехать искать какую-нибудь отстойную забегаловку, где отвратно воняет прокисшими котлетами и убойно смердит вчерашними щами?
      - Перестань, Герт. - Я смеялась, выбираясь из машины. - Кроме забегаловок, есть еще и приличные рестораны, где, наоборот, пахнет очень вкусной едой и обслуживание, кстати сказать, на высшем уровне.
      - Ну и деньжата там тоже немалые рубят за это самое обслуживание. И потом, разве можно сравнить какое-то ресторанное месиво с домашней стряпней. Конечно, нельзя, - добавил он уверенным тоном.
      - Герт, - я обняла его за талию, - ты же большую часть своей сознательной жизни питался именно в ресторанах и забегаловках. А теперь тебя потянуло на домашнее, с чего бы это?
      - Так я же тебе объяснял - возраст. Никакая ресторанная еда не идет в сравнение с той, что приготовлена руками любимой женщины. Из твоих рук, моя дорогая, я готов есть даже гвозди или солому, - с этими словами он облапил меня и стал звучно чмокать.
      Проходившая мимо соседка, которой мы загородили дверь, проворчала: "Вот бесстыжая молодежь" - и с треском и шумом исчезла в подъезде.
      - Ну вот, - сказала я, отстраняясь от неугомонного рокера, - теперь здороваться перестанет, а все из-за тебя.
      - Гордись, - он довольно ощутимо шлепнул меня пониже спины, - тебя в молодежь записали.
      - Нечем гордиться. - Я сдалась: - Ладно, приготовлю сейчас что-нибудь получше гвоздей. И соломы тоже, - добавила я. - С твоим появлением я обрекаю себя на унизительный женский домашний труд. Чего только ради старого друга не сделаешь.
      - Не дави на больную мозоль, - Герт остановился у лифта, - знаешь ведь про кризис среднего возраста. У меня, наверное, сейчас именно такой кризис.
      - При этом кризисе, - не замедлила я поддеть его, - мужья бросают своих жен и ищут понимание у молоденьких соплюх. А ты у кого ищешь понимания? Неправильный какой-то у тебя кризис.
      - Какой уж есть! - огрызнулся мой дружок. - Некоторые мои знакомые семьи бросают, а я вот вознамерился снова семью создать, так что, мать, унизительный женский домашний труд станет теперь для тебя постоянным. Ты готова к этому?
      - Не знаю, - честно призналась я. - Как-то, привыкла уже к одинокой жизни, но попробовать можно. В конце концов, если ничего не выйдет, вернусь к своему прежнему состоянию.
      - Сколько пессимизма! Давай не будем о грустном. Как я понял, ты принимаешь мое предложение. Это надо отметить. Поднимайся в квартиру и начинай готовить праздничный ужин, а я двину в магазин за презренным пойлом. Предпочитаю прозаическую водяру, но ради такого случая выпьем с тобой шампанского. Я побежал.
      - Купи еще торт! - крикнула я ему вдогонку. - Какой же праздник без торта.
      Не слишком-то я надеялась, что Герт воспримет мои слова как руководство к действию, но услышала только "хорошо", и дверь подъезда захлопнулась за моим неуемным дружком.
      Сейчас я быстро что-нибудь соображу, затем ванна на полчаса и здоровый сон. А может, позвонить завтра на работу и сказать, что отыскала интересный материал насчет Дианы, поэтому придется задержаться? Подкинуть Лильке в ее скандальную хронику "Из жизни звезд" связь Дианы с Ивлевым, а самой пройтись по ее увлечениям искусством, приплести сюда же и посещение галереи?
      Значит, утром позвонить, а прийти только к обеду. Можно будет хоть как следует отдохнуть. Если, конечно, Герт даст мне отдохнуть. Интересно, он всерьез насчет семьи или это обычный треп? А мне, собственно, зачем сильно переживать по этому поводу. Чем скорее у него пройдет "семейное" увлечение, тем быстрее все вернется для меня в привычную колею.
      Еще не успев открыть дверь, я услышала в квартире голоса. Значит, мать решила сегодня меня навестить. И, как это иной раз водится, даже не одна. Вот только этого мне не хватало. А так хорошо все начиналось! А предполагалось как! Спокойный ужин в домашней обстановке, спокойное занятие любовью, ванна, спокойный сон, чтобы завтра встать бодрой и свежей.
      Все псу под хвост! Вечер теперь безнадежно испорчен. Я еще готова выслушивать советы матери, но ее муженька - увольте, слишком отвратительный тип. И Герт, как назло, явится со своим пойлом. Придется теперь сидеть допоздна, созерцая мать и ее благоверного, который ни за что на свете не откажется от дармовой выпивки. Вот ведь невезуха!
      - Лида, это ты? - раздался голос матери, и она появилась в дверях со своей обычной строгой прической, в строгом, но элегантном платье, в новых модных очках.
      При взгляде на нее почему-то кажется, что она учительница. А еще больше она похожа на классную даму, что следила за порядком в гимназиях до революции. Есть в ней что-то старорежимное. Но ее муж, а соответственно и мой отчим, - полная ей противоположность. Толстый, оплывший, не слишком опрятный, с вислыми сизыми усами и плешивой головой. Маленькие поросячьи глазки хитро смотрят на тебя, буравят насквозь. Он никогда не удержится, чтобы плоско не пошутить насчет моей личной жизни или не сказать откровенную гадость. Но еще больше он любит поучать, давать советы о том, как надо жить. Мишке не раз это надоедало, и он посылал его куда подальше, пока не свалил в Америку, чтобы больше уже ничьих советов не слушать.
      Мать была у Мишки уже несколько раз, восхищалась его домом, устроенным бытом и сервисом самого высокого класса, но отчим оставался дома. Хоть в этом моему брату повезло. Оказывается, этот хомяк до ужаса боится самолетов и никогда никуда не летает. Ну а до Америки, кроме как на самолете, ничем больше не доберешься. Корабли не в счет - слишком долго. Поэтому Мишка исправно шлет на праздники поздравления и подарки, но избавлен от присутствия отчима в своем доме. А мне вот приходится отдуваться за двоих.
      - Привет, мам! - ответила я, стараясь не обращать внимания на оглушительный рев телевизора и несущийся из комнаты комментарий. - Решили заехать?
      - Тебя разве дождешься, - мать поправила очки, - забываешь даже позвонить. А почему так поздно? - строго спросила она, словно я все еще была школьницей и задерживалась на дискотеках.
      - Мы в галерее были. - Я старалась не сорваться, ссориться не хотелось. - Там сейчас проходит потрясающая выставка.
      - В галерее? - У матери удивленно поднялись брови. - Ты это серьезно?
      - Конечно. - Я неторопливо разворачивала подаренную картину. - Ты же знаешь, что в газете я веду рубрику по искусству, поэтому мне приходится посещать подобные заведения. А "Галерея искусств" стоит того, чтобы в ней побывать, тем более, как я уже сказала, там сейчас проходит потрясающая выставка художника Карчинского. А мне надо писать о нем статью.
      - Вот как, - мать, похоже, смягчилась от моего объяснения. - А это у тебя что?
      - Купила по случаю, - не моргнув глазом, ответила я. - Побывала на выставке, вот захотелось приобрести. Правда, красиво?
      Мать стала разглядывать картину, а я прошла на кухню. Так, готовка ужина отпадает, моя мамуля уже это сделала. Интересно, как она отреагирует на то, что придется ставить лишний прибор? Удовлетворенно оглядев накрытый стол, я отправилась в комнату.
      - А по-моему, оригинально, - говорила мать, показывая картину своему благоверному.
      - Мазня, - вынес он вердикт, едва взглянув. - Такую в каждом переходе можно купить. Видно, деньги девать некуда. - Он снова уставился в телевизор. - Смотри, - показал он матери, - какая смачная бабенка, а как поет...
      Я отобрала у маман картину и примерила ее рядом с Хокусаем. Смотрелось очень даже неплохо, осталось завести себе китайские фонарики, расписные ширмы и деревянные веера. А может, еще и статуэтку Будды поставить у стеночки, а над ним плакат с японскими иероглифами. Получится кусочек Дальнего Востока у меня в квартире.
      - Может, действительно не стоило это покупать. - Мать покосилась на своего мужа. - Неужели ничего получше не нашлось?
      - А мне это очень понравилось. Кошка просто как живая, а какие у нее движения...
      - Я бы за такое и копейки не дал, а ты, поди, полтинник отвалила, подал голос отчим, оторвавшись наконец от созерцания смачной бабенки, которая закончила свое выступление.
      - Точно. - Я положила картину на журнальный столик (знали бы они, сколько это на самом деле стоит). - Искусство нынче дорогое, - повторила я слова Герта.
      - Хватит уж про искусство, - вставила мать, - идемте ужинать.
      Мой дружок не замедлил о себе заявить пронзительным звонком. Ведь ключи есть, так надо обязательно громогласно сообщить о своем приходе.
      - Ты кого-то ждешь? - Мать поджала губы. - Не поздновато ли?
      - Перестань, мама. - Я пошла открывать. - Я уже взрослая девочка, а Герт, то есть Славик, меня подвез, и мы решили с ним вместе поужинать.
      - Чтобы потом вместе завалиться в койку, - подал голос отчим, похотливо подмигивая мне. - А что, дело молодое...
      Меня передернуло, мать тоже. Она повернулась к своему дражайшему супругу, чтобы поставить его на место, но Герт, видимо, не стал дожидаться, пока ему откроют, вспомнил про ключи и ввалился в коридор. С бутылкой шампанского, бутылкой вина и огромной коробкой с тортом.
      - Леда! - раздался его отчаянный клич. - Помоги мне!
      Оставив мать и отчима выяснять отношения, я бросилась ему на помощь. Он появился как нельзя кстати. Но мать, видимо, решила отложить препирательства со своим муженьком и появилась на кухне, чтобы посмотреть на позднего посетителя.
      - Добрый день, - расплылся Герт в улыбке, - то есть добрый вечер. А вы совсем не изменились, Валентина Васильевна.
      - Славик... - Мать повторила имя, которое я произнесла несколько минут назад, пытаясь вспомнить.
      - Гертинцев, - помог ей выйти из затруднительного положения ухмыляющийся рокер. - Мы с вашим сыном Михаилом дружили.
      - Ах, с Михаилом, - мать более благосклонно посмотрела на Герта, понятно. А вы, простите, чем занимаетесь?
      Ответить он не успел, потому что в кухню ввалился отчим.
      - Что празднуем? - вопросил он, бросив взгляд на бутылки и торт. - Или у вас, молодых, каждый день праздник?
      - Значит, вам Леда еще не сказала? - Герт изобразил удивление. Наверное, просто не успела.
      - Что не успела? - Мать сразу напряглась. - В чем дело? Лидия, я хочу знать!
      Еще немного, и меня отправят учить уроки или даже поставят в угол, настолько строгим и учительским был тон матери. Она хочет знать, я, черт возьми, тоже.
      - Мы с Ледой решили пожениться, - мягко сказал Герт. - Не так ли, дорогая? Пришло время подумать о семейной жизни.
      - Давно пора, - вставил отчим, облизываясь, - а то засиделась в девках. Мы уж и надеяться с матерью перестали, что она кому-то нужна, - он подмигнул Герту.
      - Вообще-то, - тот твердо посмотрел на отчима, - мы сами способны устроить свою жизнь и ни в чьих советах не нуждаемся, тем более в грязных намеках. Поэтому, - он все так же в упор разглядывал отчима, который начал медленно багроветь, - оставьте их лучше при себе.
      - А я не нуждаюсь в советах какого-то мальчишки! - выкрикнул тот. Нашелся тоже, жених!
      - Да, нашелся, - Герт не собирался сдаваться. - И мы хотели сегодня устроить праздничный ужин и провести вечер вдвоем. Но мы все же рады, - он посмотрел на мать, - что сейчас и вы с нами сможете отметить это событие, если, конечно, кое-кто не будет позволять себе лишнего.
      Мать вспыхнула, отчим собрался тоже что-то ответить, но махнул рукой и отправился в комнату. Мать бросилась за ним.
      - Ну ты даешь, Герт, - только и смогла выговорить я. - Надо же такое придумать!
      - Хамов надо всегда на место ставить, а то они совсем обнаглеют. Я ничего не имею против твоей матери, но этот тип просто невыносим.
      - Согласна, - ответила я, целуя его. - Ты совершенно прав. Спасибо, милый.
      Матери все же удалось каким-то образом уговорить своего благоверного, и ужинать они остались. Не скажу, что всем было весело, но Герт старался как мог, рассказывая занимательные истории из своей гастрольной жизни, я мило улыбалась, мать после пары рюмок вина порозовела, перестала быть строгой и чопорной, а отчим все больше помалкивал и съязвил всего лишь пару раз, насчет моего затянувшегося одиночества и насчет "верности" артистов. Но в общем все шло довольно прилично.
      - Заезжай как-нибудь к нам, - сказала мать на прощанье. - Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
      - Обязательно, - заверила ее я, - но только на следующей неделе.
      - И, пожалуйста, приезжай одна, - добавила она, улыбаясь Герту. - Мне хотелось бы немножко с тобой посекретничать.
      - Конечно, конечно, - ответил он, - нет проблем. Леда ведь ваша дочь.
      Когда за ними захлопнулась дверь, я с облегчением опустилась на стул и потянулась за сигаретами. Теперь с чистой совестью можно позвонить на следующей неделе матери и сказать, что срочные дела мешают мне навестить ее лично. Если она захочет что-то сказать, то скажет и по телефону.
      - Устала? - Герт присел передо мной на корточки. - Ты совсем сонная, малышка.
      - Да, денек сегодня выдался еще тот, - согласилась я. - Хорошо, что матери редко удается ко мне выбраться. А хомяку ее и того реже.
      - Повезло Мишке, - засмеялся Герт. - Океан отделяет его от любимых родственников. Кстати, не собираешься к нему?
      - Когда? - Я устало махнула рукой. - То одно, то другое...
      - А у нас весной концерты в Америке. Может, махнем вместе? Заодно и братца проведаешь. - Герт слегка помассировал мои лодыжки и начал подниматься выше.
      - А что - неплохая мысль, - согласилась я, - но еще лучше будет прямо сейчас пойти спать, а то я усну прямо на стуле.
      - Хорошо, дорогая, - Герт поднялся, - давай я тебя провожу и спою на ночь колыбельную.
      - Знаю я твою колыбельную, - я попыталась увернуться от его цепких рук. - А еще сексологи разные говорят, что к сорока годам у мужиков потенция ослабевает. Врут, конечно же, чтобы нас, женщин, ввести в заблуждение.
      - Никакого заблуждения. - Герт подхватил меня на руки. - Просто в объятиях любимой женщины я снова чувствую себя молодым и сильным.
      - А кто-то совсем недавно жаловался на кризис среднего возраста. - Я уже не сопротивлялась его ласкам.
      - Ты стала ужасно правильной, - мой любовник внимательно посмотрел на меня, - и какой-то холодной. Но я смогу тебя согреть, чтобы прежняя Леда вернулась. А знаешь, - он на минуту замер, - давай вспомним с тобой нашу молодость и отправимся послезавтра на сейшн. Будет молодой бард из глубинки, жутко талантливый парень. Придет много моих старых знакомых.