Смерть в осколках вазы Мэбен (Книга 1)

      - Скажите, Юра, - обратилась я к нашему хозяину, когда он ненадолго умолк, - что это за картины?
      - О, - кореец закатил глаза, - сразу видно культурного и образованного человека. Интеллигенты, которые здесь бывают, всегда смотрят на них. Вы знаете, ведь это копии очень известных картин. В Корее, конечно, - добавил он. - Я когда смотрю на эти картины, всегда чувствую волнение, тоску какую-то, что ли.
      - А кто все это нарисовал? - Я смотрела на корейца. - Неужели и это вы сделали сами?
      - Нет, - он засмеялся, затряс головой, - какой-то художник предложил их отцу, но просил не называть его имени. Не один человек, кстати, пытался это узнать, но отец у меня, как старый вяз, никогда не станет зря болтать, не то что я...
      - А это случаем был не художник Ка... - Я поперхнулась, потому что перехватила выразительный взгляд Герта. - Нет, - добавила я поспешно, просто показалось.
      - А что... - начал было Ли, но из-за ширмы строгий голос проговорил:
      - Не инде <Иди сюда (корейск.).>
      - Простите, - кореец поспешно поднялся, - меня зовут.
      - Кам она ра <Быстрее (корейск.).>, - поторопил голос.
      Ли опять рассыпался в извинениях и исчез. Мы просидели еще около часа, слушая музыку и рассматривая картины. Мне стало нравиться в этом ресторанчике, свет маленьких фонариков был таким уютным. Разговаривали мы мало. Я замечталась, глядя на расписные ширмы.
      - Может, пойдем, Леда, - раздался голос Герта, - а то ты прямо здесь уснешь.
      Я согласно кивнула. Мы выбрались в ночную темень, и я с удовольствием глотнула сырого воздуха.
      - Давай-ка лучше прогуляемся, - сказал Герт, обнимая меня за талию, а то ты на ногах еле стоишь.
      - А сам-то. - Я засмеялась. - Только учти, я ведь домой на своих двоих только к утру доберусь.
      - А зачем тебе домой? - Герт заслонил меня от резкого порыва ветра. Тут всего три квартала пройти, и будет моя квартира. Посмотришь заодно на мое холостяцкое логово.
      - Не знаю. - Я развеселилась, и мне было все равно, куда идти. - Если ты так хочешь, то можем пойти и к тебе. В твое холостяцкое логово, в котором на полу валяются окурки, пачки презервативов, медиаторы, обрывки струн и порножурналы в туалете. Ладно, что я, в первый раз это все увижу, что ли? Пойдем.
      - Надеюсь, что ты не пожалеешь. - Он покрепче обнял меня за плечи и увлек в темноту.
      Глава 13
      - Сейчас откроем дверь и будем дома, - дурашливо пропел Герт, шаря по карманам в поисках ключей. - Черт, куда они подевались?
      - Может, ты их потерял? - предположила я, разглядывая рожи фантастических монстров, которыми были расписаны все стены.
      Жуткие оскаленные хари перемежались с названиями различных питерских команд, а также нетрезвыми надписями. Фанаты изливались в не совсем цензурной любви к "Серебряному веку" вообще и Герту в частности. Впрочем, всенародная любовь всегда проявляла себя в сопричастности с жизнью кумиров. Исписанные лестничные площадки и даже фасады целых домов - лучшее тому подтверждение. Хорошо еще, что фанатки не караулят подзадержавшегося рок-музыканта.
      - Ты, наверное, свои ключи где-нибудь посеял. - Я прислонилась к лилово-красной физиономии монстра с устрашающе выпученными глазами.
      - Скажешь тоже, - с удвоенной энергией Герт принялся рыться в карманах, попутно перекладывая из одного в другой разные мелкие вещицы. Это не то, это тоже, а это откуда взялось? - помогал он сам себе комментариями. - Куда же я их засунул?
      - А если не найдешь, что будем делать? - мне до жути надоело торчать под дверью, разглядывая народное творчество, ужасно хотелось сесть, а еще больше лечь.
      - Сейчас, сейчас, - бормотал Герт, - да вот же они.
      Связка ключей наконец-то появилась из бездонного, судя по всему, кармана. На то, чтобы открыть дверь, ушло всего каких-то пять секунд, после чего он с триуфмом распахнул ее.
      - Прошу, сеньорина, мадемуазель, фрейлейн, мисс... Почтите своим визитом мое скромное бунгало.
      - И ты всех своих баб зовешь сюда? - Я зашла в коридор. - А мне показалось, что хватит и меня одной.
      - Хватит, моя дорогая, теперь ты у меня одна и на всю жизнь.
      Еще минут десять Герт мял, тискал и чмокал меня в темном коридоре, но наконец-то отпустил и повел в комнату.
      - Может, все-таки включишь свет? - Я шла осторожно, стараясь в темноте не наткнуться на что-нибудь.
      - Зачем? - Герт хохотнул. - Я же у себя дома, могу пройти хоть с закрытыми глазами.
      Но в ту же секунду на что-то налетел, выпустил мою руку, заматерился. Я старалась не попасть под его размахивающие во все стороны конечности.
      - Ладно, Герт, - я примирительно вздохнула, - в другой раз проведешь меня с закрытыми глазами, а сейчас давай-ка врубим освещение.
      Герт скрипнул зубами, но все же щелкнул выключателем.
      Я огляделась. Никогда раньше мне не приходилось бывать у него дома. Когда он был женат, мы встречались где-нибудь на стороне, а когда наконец-то сбросил с себя узы Гименея, наши пути как-то не пересекались.
      Трехкомнатная квартира в старом доме досталась Герту от деда. Мне приходилось бывать в таких. Невероятно высокие потолки, широкие подоконники под узкими, как бойницы, окнами с немыслимо маленькими форточками. Смежный санузел, занимающий не самое маленькое пространство.
      Комната, в которой я оказалась, представляла собой зал. Вполне современный, с самой обычной светлого дерева стенкой, заставленной пыльными вазами, с мягкой мебелью, образующей в углу привычный уголок, журнальным столиком под торшером и старым пианино. Надо добавить к этому пузатый комод с одной треснувшей дверцей, огромный палас в абстрактных узорах, застилающий весь пол комнаты, и пучеглазые, с вывернутыми губами африканские маски на стенах. Пыльный кактус на подоконнике не подавал признаков жизни, а каким-то чудом попавший сюда бальзамин изрядно пожелтел и поник, но все же тянулся к свету.
      Несомненно, так все было и при Ленке, чувствовалась во всем убранстве заботливая женская рука и неумолимая женская логика, которая все вещи подчиняет своему порядку.
      Герт, оставив меня любоваться комнатой, скрылся где-то в недрах квартиры. Пожав плечами, я отправилась дальше. Открыв дверь, осторожно заглянула. Здесь, вероятнее всего, была комната Ксюхи. Стены оклеены веселенькими обоями в желтые цветочки, а сваленные в беспорядке инструменты, стеллажи с разными музыкальными примочками, грудой лежащие в углу картонные коробки говорили о том, что хозяин решил переделать освобожденную детскую в свою music-студию.
      Герт вовсю гремел на кухне тарелками и чашками, и я не торопилась составить ему компанию. Так, если в двух комнатах я уже побывала, то это, без всякого сомнения, спальня, в которой Герт провел немало времени со своей законной супругой, когда не отпивался по чужим постелям. Куда-куда, а уж сюда-то мне непременно захотелось заглянуть.
      Понятно. Ленка, покидая Герта, видимо, решила не брать с собой ни единого предмета, за исключением своих и Ксюхиных вещей. Массивная двуспальная кровать по-прежнему занимала добрую часть комнаты. Одежный шкаф надежно прикрывал собою угол. На подоконнике пристроился маленький телевизор "Sony", а на письменном столе грудой лежало всякое барахло.
      Зато стены!.. Стены смело могли считаться шедевром кипучей деятельности неуемного рокера. Одна с пола до потолка была оклеена плакатами "Серебряного века" в разные годы творчества, другая представляла собой калейдоскоп фотографий отдельных личностей, вырезок и плакатов других групп. Вот в этом-то как раз можно было и не сомневаться. Герт весьма спокойно относился к творчеству своих собратьев по микрофону и гитаре, а некоторых даже уважал.
      Я неторопливо провела пальцем по снимку любимца публики конца восьмидесятых, солиста группы "Кино", щелкнула по носу улыбающегося Доктора Кинчева, усмехнулась, вспомнив длинные волосы БГ, которые в подражание ему носили в конце восьмидесятых многие студенты, балдевшие от "Аквариума". А вот и "Странные игры", еще в полном составе. И "Зоопарк" тоже. Я грустно улыбнулась Майку, еще молодому, с задорной пышной шевелюрой. Вздохнула, глядя на тревожную улыбку синеглазого рокера, такого молодого, такого талантливого и так рано от нас ушедшего. Вспомнилась потрясающе холодная зима двенадцать лет назад, когда мороз ломил за тридцать, а моя подруга Анька, охрипшая от слез, принесла страшное известие. Не верилось. Хотелось уснуть и проснуться в прежнем мире. Но ничего не изменилось ни после той длинной страшной ночи, ни потом. Говорят, что время лечит любые раны. Многие ушли, а мы потихоньку продолжаем жить. Да, Герт продолжал смотреть все эти годы на фотографии своих приятелей, живых и ушедших. Наверное, в этих знакомых лицах что-то есть, если он до сих пор не может с ними расстаться.
      - Вот ты где, - Герт появился в дверях спальни с двумя высокими бокалами в руках. - Любуешься?
      - Ага, - я кивнула. - Не надоело каждый день на них смотреть?
      - Нет. - Он протянул мне бокал. - Иногда, конечно, так противно бывает, на свою рожу в зеркале глядеть неохота, а посмотришь на них и... принимаешь правильное решение.
      - Да ну? - не поверила я. - Нет, пить не хочу. Я и так сегодня достаточно приняла, это будет уже слишком.
      - Сначала попробуй, - настаивал Герт, - коктейль моего собственного приготовления.
      - После коктейля мне точно станет плохо.
      - Не станет. Да ты только попробуй.
      - Ладно, - мне надоело спорить, - моя смерть будет на твоей совести. Я немного отхлебнула. - Не знаю, чего ты туда добавил, но вкус какой-то странный.
      - Все так говорят, - Герт засмеялся, - но потом просят соорудить еще. Можешь даже не спрашивать, что там такое есть, все равно не скажу - секрет фирмы.
      - Не больно-то и знать хотелось, - я пожала плечами и отхлебнула еще немного. - А говорят, что на лица погибших смотреть вредно. У этих фотографий плохая энергетика. Лучше всего вешать на стену какую-нибудь картину со спокойным содержанием.
      - Да, подруга, - Герт приблизился вплотную, - похоже, что тебе действительно не следует больше пить. Все, хватит. Официант, этому столику больше не наливать! И потом, какой дурак сказал тебе про плохую энергетику? На хороших людей никогда смотреть не вредно. Неважно, живые они или уже умерли. А у меня тут плохих нет, сама знаешь. - Он слегка тронул колокольчики, висевшие на длинной тесьме. - Вот, до сих пор висят и будут висеть, пока я жив. Хороших людей забывать не стоит, а то и тебя забудут.
      - Герт, не кипятись, - я поставила бокал на столик и обняла друга, просто ляпнула, не подумав.
      - Ладно, - он махнул рукой, - всем давно известно, что журналисты люди совершенно бесцеремонные. А насчет картин... Пойдем покажу тебе кое-что, - он пристроил свой бокал рядом с моим и тоже обнял меня за талию. - Вперед, красивая.
      Мы снова оказались в комнате Ксюхи, но если я ограничилась беглым осмотром, не желая ломать ноги, перелезая через груды разного хлама, сваленного на полу, то Герта это не остановило.
      - Беспорядочек, - он покрутил головой, - но ничего, прорвемся. Ногами он отшвыривал разный мусор, расчищая для меня дорогу.
      - Слушай, Герт, - все внимание я сосредоточила на том, чтобы куда-нибудь не наступить, - ты здесь хоть изредка убираешься?
      - Здесь нет, - он качнул головой, - да и зачем? Я эту комнату хотел приспособить под инструменты. Не стану же я с тряпкой каждый день лазить под ними.
      - Знаешь, - я остановилась, - каждый день это было бы слишком, не спорю, но хотя бы раз в месяц или в год...
      - Ну, ты даешь! - Он расхохотался. - Если я начну здесь убираться, то как раз целый год и уйдет. Так что, пусть все лежит, как лежит.
      - Нет уж, - теперь возмутилась я, - если ты сподобился меня сюда привести, то я помогу тебе навести порядок. Не скажу, что жить не могу без половой тряпки и веника, но этот хлев бьет все рекорды. Так что, - добавила я, - хочешь не хочешь, милый, а завтра тебе придется этим заняться.
      - Здорово, Леда, - он посмотрел на меня. - Сначала приведем здесь все в порядок, а потом ты переедешь ко мне жить. Как ты на это смотришь?
      - Как человек, стоящий среди огромных куч мусора, - ответила я первое, что пришло в голову. - А может, не стоит так торопиться. Давай повстречаемся немного, узнаем друг друга...
      - Не иначе с ума сошла, - Герт сочувственно приложил руку к моему лбу. - Да ведь мы с тобой знакомы двадцать лет, ты меня знаешь как облупленного. Все, бросай свои дамские отговорки, уберем здесь все, и переедешь. Мало, видите ли, она меня знает! Ничего, успеешь еще получше узнать.
      - Подожди, Герт, - я прервала его возмущенную тираду, - я не в том смысле, что мы мало знаем друг друга, а в том, что мы взрослые люди и у каждого из нас есть какие-то свои привычки, пристрастия... А тут постоянно жить с другим человеком... Сам же говорил про ошибки и конфликты.
      - Но кто-то меня быстро поставил на место, - напомнил Герт, - так что давай подумай немного, а потом все же решай, а то мы так с тобой до шестидесяти лет не поженимся. А в шестьдесят кому мы такие старые развалины будем нужны?
      Вот и поговори серьезно с этим шутом гороховым. Я замолчала и попыталась продвинуться еще немного вперед. Герт, видимо, тоже вспомнил, зачем мы сюда забрались, решительно отшвырнул коробку из-под "Унитрона", сдвинул в сторону какую-то подставку, собрал в узел тряпье, видимо, вышедший из употребления сценический прикид, и добрался наконец-то до стены.
      Картина. В столь плачевном состоянии мне картины видеть еще не приходилось. Слой пыли на полотне смело мог соперничать по толщине с гамбургером, продаваемым в "Макдоналдсе". Герта такое явное пренебрежение к произведению искусства, видимо, тоже смутило, потому что, бросив мне: "Подожди", он вернулся к куче тряпья и ожесточенно принялся там рыться. Вернулся он через пару минут с какой-то длинной тряпкой, судя по всему, когда-то ярко-оранжевой, но теперь весьма блеклой и невзрачной.
      - Сейчас, сейчас, - бормотал мой дружок, пытаясь освободить картину от пыльного гнета, - сейчас мы все приведем в божеский вид.
      Прессованные пласты пыли отваливались и шлепались вниз, и на восстановительные работы ему потребовалось не меньше десяти минут, пока стал проглядывать какой-никакой рисунок. А Герт уже вошел в раж и оттирал картину с остервенением.
      - Готово. - Он отошел в сторонку, любуясь делом рук своих. - Что скажешь?
      Я молчала. Под невысоким деревянным шатром стояла высокая белая ваза. Она словно была пронизана лучами солнца, такими тонкими и хрупкими казались ее стенки. Ни один посторонний цвет не посягнул на эту безупречную белизну, и все вокруг будто озарялось ею. Две тонкие, чуть изогнутые ветви бамбука слегка шевелил ветер и мягким золотисто-коричневым отблеском наполнялся деревянный шатер. Одна веточка немного выше другой, ее листья длинные и узкие. Но у той, что поменьше, пара светло-зеленых побегов.
      Как просто, но вместе с тем как изящно и тонко. Каждая линия на своем месте, ничего лишнего, ничего, что нарушало бы гармонию.
      - Ну как? - Герт посмотрел на меня. - Смог я тебя удивить?
      - Еще бы! - Я наконец-то оторвалась от картины. - Откуда у тебя такое чудо?
      - Почти стихами заговорила. - Герт усмехнулся. - Подарили. Причем тот же самый человек, что и тебе недавно сделал подарок.
      - Карчинский? Так это он написал эту картину?
      - Конечно, - Герт беспечно махнул рукой. - Называется "Ветви бамбука в нефритовой вазе". Когда-то такую же написал Аю Гун, а он только сделал с нее копию. Кстати, у меня и еще кое-что есть.
      С трудом продравшись сквозь завалы, он принялся освобождать от пыли и другие полотна. Я увидела "Восход солнца над старой пагодой", "Отдых на цветущем лугу во время путешествия", "Беседку лунного старца возле озера, заросшего лотосами". Да, если Герт захотел меня поразить, то ему это вполне удалось.
      - Как они оказались у тебя? - Я все еще не могла успокоиться.
      - Да очень просто. - Герт после проведенных работ стал похож на пыльную ветошь. - Я же говорил, что знаю Карчинского очень давно. А он часто дарит свои работы друзьям и знакомым. Не всем, конечно, - добавил он, - но, знаешь, он не слишком жалеет, когда отдает кому-то картину. У него есть убеждение, что никогда не нужно жалеть о сделанном подарке, поэтому и дарит картины без сожаления.
      - Даже если они стоят немыслимых денег? - не удержалась я.
      - Это теперь они стоят немыслимых денег. Раньше, разумеется, столько бы за них не дали. Но он ведь и продает картины. Так что на жизнь ему всегда хватит.
      Я вспомнила брошюрку и кивнула. Что-то дарит, что-то продает. Возможно, что он действительно придерживается такого убеждения. Художники вообще суеверны. И чтобы не потерять свой талант, Карчинский дарит картины разным людям. Но и продает... Эта мысль не давала мне покоя. А вот вазу отказался продать, и никакие убеждения тут не помогли.
      - Подожди, - дернулся Герт, - я тебе сейчас еще кое-что покажу.
      Он ломанулся сквозь завал, пытаясь пробиться к стене, и по дороге чуть не снес плечом полочку. Полочка сотряслась, что-то на ней дернулось, что-то скрипнуло, что-то посыпалось. Тряпка, на которой тоже был неслабый слой пыли, рухнула вниз, и я чуть не села на пол прямо на груду инструментального хлама.
      Ваза мэбен предстала передо мной во всей своей красе. То же массивное тулово, те же изящные линии узкого горлышка.
      Только немного другая расцветка, но она безоглядно манила к себе, так и хотелось потрогать все эти трещинки, провести пальцем по острым зазубринкам.
      - Герт, - позвала я полузадушенным голосом. - Герт, смотри.
      - Что смотреть? - Он с досадой потирал ушибленное плечо. - Давно собирался это снять, но руки все не доходили. И куда же я это дел? - Он растерянно оглянулся.
      - Герт, - голос возвращался ко мне, - посмотри! Это же ваза мэбен.
      - Ага, - Герт кивнул, едва взглянув на полку. - Да, кажется, она именно так называется.
      - Герт! - Я не могла успокоиться. - Эту вазу тебе тоже подарил Карчинский?
      - Конечно, - он отмахнулся от меня как от досадливой мухи. - А кто еще у нас в городе лепит такие безделушки?
      - Тебе, значит, подарил...
      - Перестань, Леда! - рявкнул Герт. - Не заводись по новой! Я же тебе уже объяснил, что у художников свои причуды. Захотел - подарил, захотел послал. И давай больше не будем говорить об этом. А то все эти разговоры меня уже до печенок достали!
      Я замолчала, обиженная этой внезапной вспышкой гнева. Герт, видимо, тоже понял, что перегнул палку. Он пробрался ко мне, обнял и потерся носом о щеку,
      - Прости меня, дурака, малышка. Понимаешь, сорвался. Но ты же не станешь на меня дуться? Нет, скажи. Все, давай с тобой договоримся не вспоминать больше ни о Карчинском, ни о его дурацких вазах. Договорились? А если такая блажь придет тебе в голову, то позвони ему и сама спроси. Хорошо?
      - Хорошо, - я кивнула.
      Герт воспользовался этим и потащил меня из комнаты, пока я не передумала.
      Ужин прошел очень мило. Герт зажег свечи, разлил белое вино и принес гитару. Старые знакомые баллады как нельзя лучше соответствовали моему настроению.
      А ночью, прислушиваясь к его похрапыванию, я никак не могла уснуть и все раздумывала над происшедшим. Может, он и прав, но, может быть, все не так просто. Разговор с Карчинским мне необходим. И завтра, отложив все дела, я навещу его.
      Утвердившись в этой мысли, а также поняв, что все равно уснуть не удастся, я тихонько встала и на цыпочках пошла к двери., Посижу на кухне, покурю немножко. Сигареты куда-то завалились, и мне пришлось вытряхнуть из сумочки чуть ли не все содержимое. Больше всего меня раздражал разный бумажный хлам, который для меня насобирали коллеги. Так. А я ведь хотела просмотреть несколько статеек. Что-то там интересное было про Диану.
      Сигареты мне найти все же удалось. Закурив, я разложила перед собой четыре мятых листочка.
      Первая заметка называлась "Порнодива выходит на тропу войны":
      "Известная калининградская стриптизерша Дина позавчера вечером не поделила что-то со своим менеджером и нанесла ему удар бутылкой по голове. В результате он попал в больницу, а распоясавшуюся стриптизершу успокоили сотрудники правоохранительных органов. Но менеджер приложил все усилия, чтобы замять скандал, и Дину освободили. Всем любителям подобных развлечений следует остерегаться, чтобы не получить травму от не в меру горячей стриптизерши".
      Вот оно что. Диана была когда-то Диной (впрочем, об этом она и сама мне говорила) и работала в Калининграде в каком-то стриптиз-клубе. Затем, видимо, решила поменять профиль и перейти в модельный бизнес. Ну, ничего особенного в этом нет. Нередко стриптизерши бросают свое занятие и выходят на подиум. Тут как раз удивляться не приходится.
      Вторая имела название "Опасные гастроли". Здесь уже фигурировала Диана.
      "Наш город, - рапортовал репортер желтой газетенки, - посетил известный германский промышленник Клаус фон Глошенберг, который обсуждал возможные проекты с мэром города. Культурная программа немца не очень впечатлила, и он познакомился в ресторане с известной моделью Дианой. Знакомство они продолжили в номере Глошенберга, а наутро он заявил, что модель украла у него несколько дорогих вещиц. Вызванные охранники гостиницы провели обыск в номере, а также обыскали модель. Пропавшие вещи не обнаружены. По словам немца, из номера ночью никто не выходил. Сотрудники гостиницы посоветовали Клаусу фон Глошенбергу поаккуратнее обходиться со своими вещами, а также воздерживаться от сомнительных знакомств. Модель комментировать происшедшее отказалась".
      Я пока тоже воздержалась от каких бы то ни было комментариев и приступила к чтению следующей статьи. Коротенькая заметка о дорожно-транспортном происшествии. Диана за рулем машины сбила человека. У нее в крови был обнаружен наркотик. Диана заявила, что пострадавшего она лично отвезет в больницу и оплатит все расходы на лечение. Пострадавший заявил, что претензий к модели не имеет, дело возбуждать не стали.
      Так. Мы имеем целый комплект правонарушений. Впрочем, столь скандальную биографию, а бывает еще и похлеще, имеют сейчас многие, связанные с шоу-бизнесом. Модели тоже паиньками никогда не были.
      Осталась последняя статья, да еще и с названием "Последняя вечеринка".
      Все очень просто. Некоторые деятели шоу-бизнеса собрались отметить какое-то торжество. Присутствовали и несколько моделей, которым уделялось повышенное внимание. Довольно известный продюсер довольно известной молодой и заводной команды попытался чего-то добиться от Дианы, но она ему отказала. Причем сделала это довольно грубо, на глазах у всех. Рассерженный продюсер скрылся в одной из комнат, заявив, что хочет отдохнуть. Комната Дианы находилась рядом, и она, по ее словам, решила с ним помириться. Примирение состоялось, и Диана отправилась в ванную, а довольный продюсер остался в комнате. Через некоторое время раздались крики. Вбежавшие в комнату увидели продюсера, скорчившегося на полу всего в крови. Шесть колотых ран, одна из которых оказалась смертельной. Он скончался в больнице, не приходя в себя. Следователь сразу вцепился в Диану, но она опровергла все подозрения. Комната не запиралась, и в ее отсутствие туда мог войти кто угодно. Для Дианы все закончилось бы весьма плачевно, но нашли орудие преступления, на котором обнаружили отпечатки пальцев настоящего убийцы. Продюсера убил скрывавшийся недалеко от дачи дважды судимый уголовник, который в данное время находился в бегах. Преступник был пойман и отправлен в места лишения свободы. Но многие из присутствующих на вечеринке все же считали, что Диана к убийству причастна.
      Так. Чем дальше, тем интереснее. Считают, что причастна, хотя следствие установило совсем противоположное. Может, именно это убийство имел в виду Герт, когда вспоминал что-то о Диане? Ладно. Решено, что со всем этим мусором я ознакомилась для общего развития. Теперь надо засунуть его куда подальше и не забивать больше Дианой голову. А вот напрямую мне нужно заняться именно Карчинским. С этой благой мыслью я и отправилась спать.
      Глава 14
      На этот раз я решила обойтись без телефона. Мне необходимо было встретиться с художником и поговорить напрямую. Ваза упорно не давала мне покоя, хотя Герт неоднократно советовал не лезть, и сам художник достаточно резко высказывался по этому поводу.
      И если уж на то пошло, то пускай он сам даст мне объяснения. Я ведь собственными глазами видела вазу мэбен в квартире Герта, а банкиру и его модели он отказался продать такую же. Блажь, видите ли, на него накатила! Вот только с чего это?
      По телефону, что дал мне Карчинский, удалось выяснить адрес его мастерской. Н-да... Тащиться придется почти через весь город, но тут уж ничего не поделаешь. И, быстренько собравшись, я решила отправиться туда с утра пораньше. Если начну откладывать, то могу и до вечера не добраться.
      Утренние вояжи весьма бодрят, особенно, если приходится держаться в плотном потоке машин, когда толпы спешащих на работу и учебу пешеходов так и норовят, невзирая на красный подмаргивающий глаз светофора, ринуться под колеса машины. Я руку себе отбила, нажимая на клаксон, вспомнила почти весь матерный лексикон Семена Гузько, сдобренный моими слабыми познаниями, помянула и всех святых, и черта со всеми его родственниками вплоть до десятого колена, но все-таки смогла, хотя и с большим трудом, выбраться на проспект Мира и вздохнуть с облегчением. Теперь до мастерской Карчинского осталось совсем немного.
      Нужно только свернуть у шикарного, недавно отгроханного универмага "Пегас" с крылатой бронзовой лошадью в натуральную величину над центральным входом. На открытие "Пегаса" несколько месяцев назад съехался весь питерский бомонд.
      Но роскошный универмаг меня не интересует, осталось свернуть только в этот проулочек, а там уже и мастерская Карчинского. Припарковавшись, я медленно пошла вдоль двухэтажек, отыскивая нужный номер. Это здесь. Но я в растерянности остановилась. Закопченная стена, треснувшие стекла на втором этаже. Все правильно, мне сюда, но здесь, похоже, ночью был пожар.
      Я остановилась возле двух судачивших женщин. Одна оживленно доказывала что-то другой. Я прислушалась. Женщины покосились на меня, но разговор не прервали.
      - Вот я и говорю, - доказывала невысокая, остроносенькая, в желтом шерстяном платке и телогрейке, - аккурат в четыре часа все заполыхало. Я еще не спала, потому что мой змей только в три заявился, алкаш проклятый. И пока я с ним проваландалась, да пока все убрала, что он нагадил, да пока простирнула кой-чего, час и пробежал. Только я спать собралась, к окну уже подошла занавески закрыть, смотрю, в соседнем доме горит вроде. Я подхватилась и к соседке. Пока разбудила их, пока объяснила, пока машина приехала, а тут уже полыхает. Насилу погасили.
      - И многие пострадали? - спросила ее тучная собеседница в сиреневом длинном плаще.
      - Да пострадавший-то всего один, - продолжала шустрая остроносая бабенка, - художник какой-то или скульптор. У него туточки мастерская, так вот там все и погорело.
      - Надо же! И чего теперь будет-то? - Обе женщины посмотрели на пострадавший дом.
      - А не знаю, чего будет. Милиция приезжала, всех спрашивали, не видел ли кто чего подозрительного? Не приходил ли кто незнакомый? - Она повернулась и подозрительно посмотрела на меня: - А вы, женщина, кого ищете?
      - А меня на место происшествия направили, - соврала я. - Я журналистка газеты "Вечерние новости". К нам поступил сигнал, и мы обязаны отреагировать на происшедшее.
      - Писать, что ли, про нас станете? - остроносая подалась ко мне. Знаем мы вас, писак.
      - Наша газета всегда давала только правдивую информацию, - спокойно ответила я. - Это. милиция всегда правду от простого народа скрывает, а мы, наоборот, только факты представляем.
      - Факты. - Женщина поправила платок. - У меня этих фактов целая куча. А записывать будете?
      - А как же. - Привычным движением я извлекла потрепанный блокнотик и авторучку. - Прежде всего представьтесь. Назовите фамилию, имя, отчество, изложила я строгим сухим тоном.
      - Мое фамилие будет...
      Через полчаса, выслушав рассказ дворничихи Семеновны, я наконец-то смогла приблизиться к мастерской Карчинского.
      - Нужно поближе осмотреть место происшествия, - объяснила я бабам, деваться некуда, задание есть задание.
      - Оно, конечно, - согласились сердобольные женщины, - когда посылают, то хочешь не хочешь, а идти надо.
      Ничего не ответив на столь двусмысленное заявление, я прямиком направилась к обгоревшему зданию. Запах гари еще весьма ощущался. Пожалуй, даже без света или с закрытыми глазами я правильно вышла бы к мастерской Карчинского.
      А вот и он сам. Минувшая ночь не прошла для него даром. Под глазами набухшие мешки, резко прорезались носогубные складки. Весь какой-то помятый, небритый, он тем не менее о чем-то властно распоряжался по телефону. И куда только девалась бархатистость его голоса? Сплошной звенящий металл.
      Я решила не вмешиваться и постоять в сторонке, чтобы не мешать хмурым помощникам разбирать и упаковывать картины и керамику. Но, глядя на закопченные стены, по которым хорошо погуляло пламя, на разор, что произошел в мастерской, подумала, что здесь, вероятно, мало что уцелело.
      - Почему в мастерской посторонние? - Карчинский наконец-то оторвался от телефона. - Костя, разберись.
      Ко мне двинулся здоровенный парень, но я ловко уклонилась от него и быстро подбежала к художнику.
      - Здравствуйте, Владимир Иванович, - затараторила я, - ой, Владимир Иванович, у вас пожар произошел! Как же все это случилось? Вы имеете какую-нибудь информацию о случившемся? У вас есть предположения на этот счет?
      Карчинский недовольно посмотрел на меня, но потом все же какая-то мысль пришла ему в голову, и он решительно отстранил подошедшего громилу.
      - Все в порядке, Костя. Пойдемте, Леда, мне нужно с вами серьезно поговорить.
      Я тут же оставила свой скороговорочно-репортерский тон и последовала за ним. Выяснилось, что мастерская художника находится в том же доме, что и его квартира. В свое время он просто выкупил все четыре квартиры на втором этаже. Сломав в двух соседних перегородки, сделал одну большую и разместил там свою мастерскую. С другими двумя квартирами на площадке поступил точно так же и оборудовал новообретенную площадь по стандартам евродизайна. Не скажу, что слишком оригинально по нашим временам, напротив, так поступают очень и очень многие.