Горе от богатства

ГЛАВА 22

      Александр долго стоял, глядя на дверь. Что произошло? Он вернулся только с одним желанием – поскорее обнять Мауру и заняться с ней любовью. Они не виделись больше месяца, он ужасно соскучился. И вот вместо того, чтобы лежать в объятиях друг друга, они опять повздорили. Но на этот раз не по его вине, нет.
      Первое потрясение постепенно проходило, сменяясь бессильной яростью. Он плеснул себе еще виски, пролив несколько капель на полированную поверхность столика.
      Он прав. Прав. Нельзя допустить, чтобы Сашу растила ирландская крестьянка. Он же все-таки сын Дженевры. Со стороны Мауры – верх глупости пригласить для Саши такую няню. Еще глупее обсуждать, может или не может Александр отменять ее распоряжения.
      Он выпил виски одним глотком, будто принял лекарство. Раньше Александр никогда не считал Мауру глупой или бесчувственной, но сейчас думал именно так. Почему она не хочет понять, куда все это может завести? Зачем она заставила его называть причины, по которым он считает Эйлин неподходящей няней? Зачем говорить вслух о том, что им обоим и так прекрасно известно?
      Виски ударило ему в голову, подстегнув ярость. Как посмела она назвать его глупцом? Только потому, что он не хотел, чтобы Сашу воспитывали девушки, речь которых невозможно понять из-за акцента. Довольно с него того, что они воспитывают Феликса.
      Александр опять наполнил стакан. Решение уволить Эйлин говорило о том, что у него еще остался здравый смысл. Он и без того долго шел на поводу у Мауры, когда дело касалось Феликса. В память о Дженевре он не собирается потакать Мауре в отношении Саши.
      Двумя большими глотками он осушил стакан. Как посмела она сказать, что Дженевра разлюбила бы его, будь сейчас жива? Такие вещи нельзя говорить. Это непростительно. Так же непростительно, как и намек, что она больше его не любит. Когда Маура сказала, что Александр уже не тот человек, которого она полюбила, он испугался, что сейчас умрет. Теперь он испытывал только праведный гнев. Как она посмела сказать ему это после всего, что он для нее сделал?!
      У Александра заиграли желваки на скулах. Она хочет командовать им, превратить его дом в прибежище для половины Ирландии. Он покажет, кто здесь хозяин. Он не потерпит ничего подобного. Он опять поселится в отеле на Пятой авеню вместе с Сашей – это послужит Мауре хорошим уроком.
      Александр нетвердо стоял на ногах. А он еще хранил ей верность, у него никого не было в Англии, он хотел только ее. Он поклялся больше никогда не изменять ей. Но Маура не оставила ему выбора, сама призналась, что больше не любит его, ушла, хлопнув дверью. Если она не способна встретить его ласково, с любовью после такой долгой разлуки, он найдет, с кем утешиться.

* * *

      Маура в слезах прибежала в детскую. Она плакала от обиды и отчаяния. Как может продолжаться их брак, если Александр считает ее национальность чем-то вроде социальной болезни? Как он мог сказать такое? Спокойно отнестись к тому, что его незаконнорожденный сын будет принят обществом, а ребенок его и Мауры – нет?
      Маура подошла к колыбельке, в которой спал Феликс. Как, может Александр думать о собственном сыне как о неполноценном? Она нагнулась, с нежностью взяла дитя на руки и прижала к груди. То, что произошло внизу, ужасно, но в определенном смысле Маура была рада, что это случилось. По крайней мере, теперь она точно знает, как Александр к ней относится. И как он относится к Феликсу.
      Маура поцеловала сына в лобик, он пошевельнулся, потерся о ее лицо. Слезы блеснули у нее на ресницах. Как ей хотелось, чтобы Александр сейчас вошел и сказал, что сожалеет о своих словах, что сказал все это в запале, что на самом деле ничего подобного не думает. Просто сказалась усталость после долгой дороги, не выдержали нервы. Больше всего ей хотелось быть сейчас с ним в постели, любить его.
      Она услышала, как подали к крыльцу карету, как хлопнула входная дверь. Потом все стихло.
      Следующие несколько дней оказались еще тяжелее, чем ожидала Маура. Александр вернулся в гостиницу, а Сашу с няней разместил в соседнем номере. И в довершение всего вновь сошелся с Ариадной.
      Генри заявил, что умывает руки.
      – Это безумие, – сказал он, когда Маура нехотя призналась ему, что Александр опять живет в гостинице. – Никто не бросает беременную жену из-за какой-то няни. Этому не может быть никаких оправданий, чистое безумие.
      – Дело даже не в няне. Все значительно сложнее, – сказала Маура, ей не хотелось, чтобы Генри считал их с Александром законченными идиотами. – Это связано с моей национальностью. Александр опасается, что когда-нибудь у Феликса будут осложнения из-за того, что он наполовину ирландец. А еще Александр уверен, что незаконнорожденность не помешает Саше войти в общество, его примут, а вот для Феликса это будет непросто.
      – Если Александр так думает, ему срочно надо обратиться к врачу, – с чувством сказал Генри. – Никогда не слыщал подобной ерунды. Полнейшая чушь.
      Чарли тоже пришел к выводу, что Александр законченный глупец.
      – Ты хочешь сказать, что он вернулся к Ариадне, поскольку ты заявила ему, что, если в один прекрасный день Саша займет свое место в обществе, а перед Феликсом вход туда будет закрыт, это случится с его благословения?
      – Да, мы поссорились и из-за этого тоже.
      – Ничего не понимаю. – Чарли безуспешно пытался понять, почему все-таки Александр ушел. – Я хочу сказать, этого ведь может и не случиться.
      – Случится или нет, не имеет значения, – сказала Маура с раздражением. – Главное, Александр говорит, что будет держаться так, будто это уже произошло. Разве ты не понимаешь?
      – Нет, – чистосердечно признался Чарли. – Не понимаю. Я знаю одно: ты несчастна из-за Александра, а пока это так, я не собираюсь считать себя его другом. Хочешь, сыграем в покер? Может, это тебя отвлечет.
      Чарли предложил сыграть в покер из лучших побуждений, но Маура отказалась. Для того чтобы почувствовать себя лучше, ей нужно было нечто совсем иное, чем покер. Ей был нужен Александр.
      К концу первой недели без Александра Маура резко переменилась. Что толку мучиться в одиночестве? Жизнь продолжается, и поскольку Александр не считается с ее чувствами, почему она должна жить с оглядкой на него, думать о его настроении? Начиная с этого дня она заживет так, как ей подсказывает совесть. Она сделает то, что так и не захотел сделать Александр. Она сама вступит в Ассоциацию горожан.
      Председатель ассоциации смотрел на нее в полнейшем изумлении.
      – Я знаю, что могу предложить немного. У меня нет своих денег, мое общественное положение тоже не принесет вам большой пользы…
      – Дорогая миссис Каролис… – Фредерик Лансдоун не находил слов. – Ваша поддержка для ассоциации очень важна. Уверен, нет нужды говорить вам, что вашему мужу принадлежит больше земли и недвижимости в Нью-Йорке, чем кому бы то ни было, включая Астора. То, что вы открыто выступаете в нашу поддержку… Это неоценимо!
      Мауре очень хотелось надеяться, что так оно и есть, но все же ей показалось, что Фредерик Лансдоун чуть излишне оптимистичен. – Если осмелится одна женщина, за ней обязательно пойдут другие, – объяснил он свой оптимизм. – Вы, конечно, знаете, какие цели ставит наша ассоциация. Мы хотим законодательным путем навсегда покончить с трущобами. Мы собираемся провести жилищный закон, по которому дома не должны строиться вплотную друг к другу, во всех комнатах должны быть окна, а подвалы будет запрещено сдавать под жилье. Вы просто не представляете, миссис Каролис, в каких ужасных условиях живут тысячи людей.
      – Немного представляю, – тихо произнесла Маура. – У ценя есть друзья в Бауэри, я часто навещаю их и знаю, в каких условиях они живут.
      Фредерик Лансдоун изумленно уставился на Мауру. Он вспомнил, что она в Америке недавно, а в Европе дамы из общества постоянно навещают бедных, там это принято.
      – Если у вас хватило смелости войти в этот рассадник заразы, я умолкаю, мне больше нечего сказать, миссис Каролис. – Ему очень захотелось узнать, как все это влияет на отношения между мистером и миссис Каролис. – Некоторое время назад группа врачей по нашей просьбе осмотрела доходные дома. Их отчет ужасает, они единодушно заявляют, что в таких условиях не могут жить даже собаки.
      Он неожиданно покраснел от мысли, что миссис Каролис, возможно, не знает, что ее муж один из худших землевладельцев. Маура заметила перемену в Лансдоуне и правильно угадала причину. Она сказала:
      – Дом, в котором я бываю, принадлежит некоему Белзеллу, а земля – моему мужу.
      Фредерик Лансдоун облегченно вздохнул. Значит, ни к чему притворство, они понимают друг друга.
      – Вы бы согласились стать членом нашего комитета, миссис Каролис? – спросил он, понимая, какой вес придаст их работе се фамилия.
      Маура подумала об Александре. Этого он ей никогда не простит.
      – Если я соглашусь, это и вправду сможет помочь делу?
      – Еще как!
      – Тогда я согласна.
      Маура перешла свой внутренний Рубикон и знала это. Начиная с этого дня их отношения с Александром не просто в тупике. Она объявляет мужу войну.
      Когда Александр прочитал в светской хронике «Пост», что миссис Александр Каролис согласилась принять участие в работе комитета наряду с такими известными людьми, как Уильям Бэкхаус Астор и Франклин Делано, его чуть не хватил удар.
      – Как она посмела?! – кричал он Ариадне, склонившейся над подносом с завтраком. – Где были мозги у тех, кто ее принимал? Она же ирландка! Этот Лансдоун что, полный идиот? Кретин? Какая от нее польза? Она же никто! Ее не примут даже Вандербилты!
      – Но Бесси Шермехон ее принимает, – сухо заметила Ариадна.
      Ей совсем не нравилось происходящее. В начале романа с Александром она была уверена, что формально он свободен. А поняла свою ошибку, уже слишком к нему привязавшись. Она нуждалась в нем. Ей нравилось беспечное выражение его красивого лица, нравилась его искушенность в любви, он умел доставить женщине истинное наслаждение. Единственное, что ей не нужно, – это подпорченная репутация. Пока ее реноме не очень пострадало. Александр считался «близким другом семьи». Робкие слухи немедленно пресекались. Но если эту ирландку вдруг примут в обществе, сплетен уже не оберешься. А то, что ее пригласили принять участие в работе Ассоциации горожан и написали об этом в светской хронике, – большой шаг вперед к тому, чтобы подмочить репутацию Ариадны.
      – Бесси себе на уме. Она приняла ее только ради Гснри. – Ариадна барабанила безупречно ухоженными пальчиками по серебряному подносу с завтраком. Порой Александр совершенно утрачивал представление о реальности.
      – Другие Шермехоны тоже принимают ее: мать Чарли Шермехона, ее невестка. – Александр расчесывал волосы, когда Ариадна прочитала вслух заметку в светской хронике. Он молча выслушал ее, потом опять взял оправленный в серебро гребень и резкими сердитыми движениями закончил причесываться.
      – Бесси Шермехон принимает ее только ради Чарли. – Ариадна поджала чувственные губы. Ей совсем не нравилось, что оба подружившиеся с этой ирландкой мужчины единственные из всего общества оказались у той под каблуком.
      – Ты, конечно, сказал ей, что займешься разводом?
      Александр со стуком положил гребень на инкрустированный слоновой костью туалетный столик.
      – Да, – солгал он, удивляясь, как умудрился попасть в сети двух таких цепких женщин. – Но чтобы не пострадала ни моя, ни твоя репутация, с этим не стоит спешить.
      Александру не было необходимости растолковывать то, что подразумевалось под ею словами. Развод против воли Мауры будет хуже, чем никакой. Ариадне хотелось, чтобы Маура согласилась на развод на условиях, при которых репутация Александра пострадала бы не очень сильно, а ее собственное имя вообще бы не упоминалось. Потом Маура, получив приличное содержание, могла бы куда-нибудь уехать.
      Александр знал, что Маура никогда на это не пойдет, больше того, его самого не очень соблазняло такое развитие событий. Он уже горько сожалел, что выпил лишнего, ушел из дома и опять попал в сети Ариадны. Останься он, кто знает, может быть, они с Маурой помирились бы. Возможно, Маура бы призналась, что пошутила, сказав, что, будь Дженевра жива, она бы разлюбила Александра. Но он ушел. Ушел из дома и опять связался с Ариадной, которая подталкивает его к разводу.
      Oт одной мысли о разводе Александр вздрогнул. Развестись с Маурой означает жениться на Ариадне. Хотя Ариадна и идеальная партнерша в постели, но она слишком властная – Александру вовсе не хотелось жить с ней постоянно.
      Ариадна выскользнула из постели и подошла к нему. Полупрозрачный французский пеньюар развевался вокруг ее ног.
      – Не волнуйся, дорогой, – мягко сказала она, обвивая обнаженными руками его шею. – Скоро все трудности будут позади, обещаю тебе.
      Александр очень обрадовался, что разговор на опасную тему окончен, и не заметил опасных интонаций в голосе Ариадны. Он думал о Саше. Через два месяца ему уже будет полтора года, и он намного интереснее, чем восьмимесячный Феликс. Александр не знал, когда его можно будет посадить на пони. Может быть, стоит увезти Сашу с няней в Тарну? Сколько еще придется выдавать мальчика за племянника-сироту? Александр подумал, что будет очень тяжело слышать, как Саша назовет его «дядей», а не «папой».
      У Ариадны не было ни малейшего сомнения в том, что она увидит в особняке Каролисов, когда распорядилась, чтобы кучер отвез ее туда. Она не сомневалась, что ирландка смазливая. В конце концов, у нее ребенок от Александра, а уж он-то очень разборчив, хоть и безрассуден. Ариадна знала историю ирландки, поэтому была готова к тому, что какой-то внешний лоск в ней есть. К чему она совершенно оказалась неподготовленной – так это увидеть Мауру вновь беременной.
      Когда доложили, что ее хочет видеть Ариадна Бревурт, Маура поднялась с дивана. Сердце у нее до боли сжалось, стало трудно дышать. Она ждала и боялась этой встречи. Она представляла их встречу где-то на людях, возможно, в опере или в ресторане Дельгинико. Со стороны Ариадны просто наглость являться к ней в дом, и Маура даже почувствовала нечто, похожее на восхищение.
      За те несколько мгновений, что пролетели между сообщением о приезде Ариадны и ее непосредственным появлением в гостиной, Маура попыталась понять, что же привело эту даму к ней в дом. Ариадна, без сомнения, попытается придать благопристойный вид своему роману с Александром. Конечно, если она прикинется в обществе не просто близким другом Александра, но и приятельницей его жены, злые языки притихнут.
      Маура не сомневалась, что Ариадна приехала приехала пригласить ее на обед или ужин. Что ж, ее ждет разочароание. Маура не собирается миндальничать с ней. Но все же ей очень хотелось посмотреть на Ариадну вблизи.
      – Миссис Ариадна Бревурт, мадам.
      Маура глубоко вздохнула, успокаиваясь. Интересно, знает ли Александр об этом посещении? А если знает, одобряет или нет?
      Ариадна влетела в комнату, как к себе домой. На ней было калиновое платье с турнюром, на лоб кокетливо спускалась вуаль, отделанная полоской малинового бархата, на плечи была наброшена кашемировая шаль с шелковой бахромой. Маура узнала шаль – такая же была у Изабел.
      – Я хочу поговорить с вами об Александре… – начала Ариадна. Она заранее решила опустить обычные светские любезности, считая, что Маура недостойна их. В конце концов, это не дружеский визит, а исключительно деловой. Она не опустится до того, чтобы обращаться к ней, как к миссис Каролис, да и создавать видимость дружбы тоже не собирается. Она просто сообщит, зачем приехала, объяснит этой невежественной ирландке материальные преимущества уступчивости, а потом объявит Александру, что можно начинать развод.
      Но Ариадна замолчала на полуслове. Она оторопело смотрела на Мауру. Под светло-серым шелковым платьем заметно проступал большой живот. Ариадна прекрасно знала, по какой причине был зачат Феликс. Чтобы женитьба Александра на Мауре стала тяжелым ударом для Виктора Каролиса, им необходимо было вступить в брачные отношения. Александр обстоятельно объяснил все это Ариадне, когда говорил о законности своего брака. Потом он неожиданно уехал в Тарну, пробыл там некоторое время, затем непонятно зачем отправился в Англию, вернулся, но ни словом не обмолвился, что возобновил супружеские отношения с женой.
      И все же это было именно так. А может быть, он продолжал жить с Маурой даже после их собственного примирения? Неожиданная мысль чуть не лишила ее чувств. А что, если он и сейчас живет с Маурой?
      Маура испытала не меньшее потрясение. Конечно, Ариадна пришла не затем, чтобы предлагать ей свою дружбу. Обмена светскими любезностями не предполагалось. Ариадна даже не собиралась скрывать своей связи с Александром. Уже одно то, что она фамильярно назвала Александра по имени, само по себе было оскорблением. При мысли, что Александр, возможно, поручил Ариадне передать ей то, что она слышит, у Мауры закололо сердце. Да, она до сих пор любит его, но не разрешит впредь обижать себя. Она просто не может позволить себе этого. Больше страданий она не вынесет, умрет. Нет, такого удовольствия Маура не доставит ни Ариадне, ни Александру.
      – Я не собираюсь обсуждать с вами моего мужа, – ледяным тоном произнесла она и потянулась к колокольчику, чтобы вызвать Гейнса.
      – А я не собираюсь уходить, пока мы не обсудим положение прямо и откровенно, – возразила Ариадна, чувствуя, как уверенность возвращается к ней.
      Маура задержала руку. Что все-таки хочет сказать ей Ариадна? Любопытство пересилило, и она не стала вызывать дворецкого.
      – Александр знает, что вы здесь? Это он послал вас сюда?
      Властность, прозвучавшая в голосе Мауры, поразила Ариадну. Эта ирландка говорила с ней как с равной, и по голосу чувствовалось, что она получила хорошее образование. Слышался едва уловимый акцент, но никто бы не смог обвинить Мауру в просторечии.
      – Рушатся четыре жизни, и дело может уладить только развод, – начала Ариадна, пропуская мимо ушей вопрос Мауры. – По-моему, Александр недостаточно ясно объяснил вам, какие выгоды принесет расторжение брака, если вы на него согласитесь.
      Маура удивленно вскинула брови. Наглость Ариадны переходит всякие границы.
      – Четыре жизни? – переспросила она. – Не понимаю…
      – Ваша собственная. Вас же не устроит одинокая жизнь без той роскоши, к которой вы привыкли. Затем – жизнь Александра. Мне, разумеется, известны причины, толкнувшие его на брак с вами. В то время он был вне себя от горя и не отвечал за свои поступки. Удерживать его сейчас – значит намеренно поступать жестоко. Вы ведь знаете, что разрушаете его жизнь.
      – Вы сказали, четыре жизни, – прервала ее Маура, не понимая, что нашел Александр в этой высокомерной, бесчувственной, эгоистичной женщине, пусть даже и внешне привлекательной.
      – Мою жизнь тоже, – объяснила Ариадна, не моргнув глазом. – И Саши.
      – Не понимаю, как я могу разрушить жизнь Саши или чью-нибудь еще. – Сцена начинала забавлять Мауру. Ариадна Бревурт просто бесподобна. А еще явно загнана в угол. Она отчаянно хочет выйти замуж за Александра и не скрывает этого. – Если кто-то и разрушает чужие жизни, так это вы. – Ариадна почувствовала сочувствие в голосе Мауры, и лицо ее запылало. – У вас роман с моим мужем. Но Александр ни разу не говорил со мной о разводе, а я, как католичка, никогда не соглашусь на него, тем более что мы поженились по канонам католической церкви.
      – Я вам не верю! – Лицо Ариадны стало пунцовым, но губы побелели как мел.
      – Не верите, что Александр не предлагал мне развод или что я не соглашусь на него?
      – Что Александр не предлагал вам развод! Вы лжете! Вы такая, как он говорит! Дешевка! Интриганка!
      Тут Маура позвонила в колокольчик.
      – Корыстная! Невоспитанная!
      Гейне вежливо откашлялся:
      – Пройдите, пожалуйста, мадам.
      – Неотесанная деревенщина! – Оскорбления продолжали сыпаться из Ариадны и когда она шла по коридору.
      Маура с болью в сердце смотрела ей вслед. Она ни на миг не сомневалась, что Александр не говорил о ней ничего подобного, однако одно несомненно – Александр предпочитает заниматься любовью с Ариадной, а не с ней.
      Ариадна знала об Александре то, что положено знать только жене. Она знала вкус его губ, знала приятную тяжесть его тела в постели, знала, как он красив нагой.
      Вся боль, которую Маура старалась подавить столько времени, разом выплеснулась наружу. Разыгравшееся воображение рисовало ей картину за картиной. Ариадна и Александр вместе в постели. Ариадна и Александр обмениваются ласками так, как это делала она сама с Александром. С самого начала, как только Александр связался с Ариадной, Маура старалась подавить в себе ревность, она знала, какое это разрушительное и отвратительное чувство! Но сейчас, после встречи с Ариадной, У нее уже не было сил сопротивляться. Ревность захватила ее целиком, подавила все остальные чувства, но не принесла облегчения. Александр больше не любит ее, а она не представляет, что сможет полюбить кого-нибудь другого.
      В конце месяца состоялись выборы президента. Им вновь стал Линкольн. В Атланте генерал Шерман приказал населению оставить город и отдал его во власть военных. При этом он оправдывал себя такими словами: «Война – дело жестокое, ее не сделаешь приятнее. Чем она ожесточеннее, тем быстрее закончится». Он повел свою армию через Джорджию к морю.
      – Если он добьется успеха, то, несомненно, направится на север к Южной и Северной Каролине, чтобы соединиться с армией на Потомаке у Питерсберга, – со знающим видом объяснял положение Генри. – Это будет грандиозный успех. Сделать это совсем непросто.
      – И тогда Юг окажется на коленях? – спросила Маура, думая о сотнях оставшихся без крова и тысячах погибших в Атланте.
      На Рождество Александр объявил, что на несколько дней вернется домой. Маура не обманывала себя, она прекрасно понимала, чем это вызвано. Жить и дальше в гостинице, когда жена и сын совсем рядом, означает давать повод новым сплетням.
      – А, кроме того, не вижу, почему мы не можем быть, по крайней мере, вежливы друг с другом, – сказал он, надеясь, что его слова звучат достаточно убедительно.
      – По-моему, я всегда была исключительно вежлива, – резко ответила Маура, рассерженная намеком, что вела себя так же плохо по отношению к нему, как он к ней.
      – Знаешь, с твоей стороны было не очень порядочно принять предложение Лансдоуна работать в Ассоциации горожан! – вспылил Александр.
      Маура прижала руку к пояснице. Она только на пятом месяце, а живот уже больше, чем когда она носила Феликса на шестом.
      – Прими ты это предложение раньше, меня бы вообще никто не приглашал!
      – Я отказался, потому что не собирался лицемерить, как Астор и Делано!
      – Надеюсь, ты не обвиняешь меня в лицемерии? – возмутилась Маура, глаза у нее пылали.
      Александр не хотел обвинять ее ни в чем. Он просто надеялся провести это Рождество так же хорошо, как предыдущее в Тарне, но это было невозможно, поскольку ни Генри, ни Чарли с ним не разговаривали, а Маура уже не была влюблена в него по уши, как раньше.
      – Ты ведешь себя хуже любой суфражистки, – раздраженно ответил Александр. – Присоединившись к Лансдоуну и его приспешникам, ты открыто критикуешь меня самым худшим из всех возможных способов. Всему миру демонстрируешь, что не считаешься со мной и ни во что не ставишь.
      – Это разве хуже измены? Я хотя бы не нарушала клятву верности, которую дала тебе!
      – Может, и так, но ведь я давно не просил, чтобы ты вспомнила о своем супружеском долге. Возможно, на Рождество так и сделаю.
      Ошибиться в смысле его слов было невозможно, и, несмотря на гнев, обиду и пятый месяц беременности, желание охватило Мауру. Александр прочел это желание в ее глазах, и его глаза загорелись ответным блеском.
      – Я хочу тебя, – хрипло сказал он, притягивая ее к себе. – Боже правый, как я хочу тебя, Маура!
      Позже Маура презирала себя за слабость и решила, что пока Александр не вернется домой насовсем, пока не извинится за все, что сказал о ее национальности, пока не пообещает относиться совершенно одинаково к Феликсу и Саше, пока не порвет с Ариадной, она больше не допустит ничего подобного. Но Александр не вернулся домой навсегда, не извинился, не порвал с Ариадной. И все же в редкие мгновения, как в это Рождество, их физически тянуло друг к другу.
      В январе Маура получила радостное письмо от Изабел.
      «Лорду Клэнмару надоело быть моим опекуном, и он дал мне свободу! Сказал, что я могу путешествовать и сама распоряжаться своим наследством. Это просто замечательно! Я, конечно, поблагодарила его и сейчас собираюсь в Америку. Мне не терпится познакомиться с Александром, увидеть маленького Феликса и встретиться с Кироном. Маура! Мы опять будем вместе, просто не верится! Нежно люблю и целую, Изабел».
      Маура прочигала письмо с радостью и тревогой. С радостью – от предстоящей встречи с человеком, которого она после Александра и Феликса любила больше всего на свете; с тревогой – при мысли о том, как объяснить Изабел то, что происходит между ней и Александром. Изабел ничего не знает о действительных отношениях между ними. Ничего не знает об Ариадне, о Саше. Не знает, что источник состояния Каролисов – доходные дома. Доверить бумаге все, что случилось с ней за год, Маура не могла. Придется все объяснить при встрече.
      – На этот раз Изабел сама будет крестной матерью в церкви, не придется назначать доверенное лицо, – радостно сообщила Маура Генри.
      Эта новость обрадовала его. Затянувшееся отчуждение между Маурой и Александром начинало беспокоить Генри. Раньше Александр всегда приходил в себя и понимал, каким глупцом был. На этот раз все иначе. Своим решением принять участие в работе Ассоциации горожан Маура нанесла чувствительный удар по его самолюбию. Несмотря на проведенное вместе Рождество, Александр опять вернулся в гостиницу, и Маура осталась одна в огромном пустом доме, где мог бы с легкостью разместиться целый полк.
      – Будем надеяться, что к приезду леди Дэлзил в Нью-Йорк война закончится, – сказал Генри, выискивая хоть что-нибудь хорошее.
      Шерман действовал, как и предсказывал Генри. Генерал вышел на побережье, захватил Саванну и в качестве рождественского подарка сообщил об этом в Вашингтон телеграммой. Генри восхищался стилем Шермана, но не его методами. Поговаривали, что должна состояться встреча между Линкольном и Александром Стивеном, вице-президентом конфедератов. Эта встреча могла означать только одно – полное поражение Юга. Однако война закончилась только в апреле. В начале февраля Шерман повел армию на север, а 18-го Чарльстон капитулировал, и к середине марта Шерман был уже в Северной Каролине. 9 апреля генерал конфедератов Роберт Ли сдался Генералу Союза Уиллису Гранту. Ньюйоркцы высыпали на улицы, всех охватило ликование. Отовсюду доносились звуки популярной «Янки Дудль Дэнди». Александр стремительно влетел в свой дом на Пятой авеню с новостями.
      Маура бросилась к нему навстречу, насколько ей позволяла беременность. Роды должны были начаться со дня на день, она не могла их дождаться.
      – Что случилось? Южане сдались?
      Александр почти не бывал дома с Рождества, и Маура искренне обрадовалась его приходу, но у нее хватило выдержки не броситься к нему в объятия. Александр, однако, сам обнял ее и закружил по Китайской гостиной.
      – Ли сдался! Его армия сдалась. Повстанцы возвращаются домой!
      На миг обоим показалось, что их собственных трудностей никогда не существовало. Они опять вместе, обнимают друг друга, смеются и кружатся, как дети. Неожиданно Маура вскрикнула и чугь не упала.
      – Что случилось? – Глаза Александра наполнились тревогой, улыбка исчезла с его красивого лица.
      – Это роды, – сказала Маура, с трудом веря в то, как счастливо сложились обстоятельства. – Ребенок вот-вот появится. Не уходи, Александр, пожалуйста, останься.

ГЛАВА 23

      На этот раз все произошло значительно быстрее. К тому времени, когда Александр помог ей добраться до спальни, схватки стали частыми и сильными.
      – Разыщи Мириам, – настойчиво попросила Маура. – По-моему, ребенок родится раньше, чем придет доктор.
      Александр посмотрел на нее в недоумении.
      – Что значит «разыщи»? Где она? Она должна быть здесь.
      – Должна, но ее нет. – Маура задыхалась от боли при очередных схватках.
      Александр позвонил в колокольчик. Мириам не появилась. Вместо нее вошел встревоженный лакей.
      – Сообщи горничной миссис Каролис, чтобы она срочно пришла сюда, – поспешно приказал Александр. – И пошли кого-нибудь за доктором Бриджесом и акушеркой. Скажи им, чтобы они пришли незамедлительно.
      – Слушаюсь, сэр. Будет исполнено, сэр. Только горничной миссис Каролис нет в доме. Она выбежала на улицу вместе с другой прислугой, у которой сегодня выходной. Везде такая суматоха. Играет музыка, фейерверки…
      Господи! Александр совсем забыл о поражении южан. На улицах море народа. Доктору с акушеркой быстро не добраться.
      – Распорядитесь, чтобы за доктором послали экипаж, и пусть верховые расчищают перед ним дорогу. Соберите сюда всех нянек как можно быстрее.
      – Да, сэр. Будет исполнено, сэр.
      Маура с облегчением легла на высокую кровать.
      – Они не успеют, – уверенно сказала она. – Я чувствую – головка уже выходит. – Вдруг ее голос дрогнул: – Он выходит, Александр! Ребенок уже выходит!
      – Это невозможно. Здесь же никого нет! – Он взглянул на Мауру, увидел ее перекошенное болью лицо и выругался. Первый раз в жизни он чувствовал себя таким беспомощным, ни на что не способным. Боже правый! Что же делать?
      Положение было серьезным, но, тем не менее, Маура со смехом ему ответила:
      – Что делать? Принимать ребенка, и делать это придется тебе.
      – О Господи! Маура! Что ты говоришь! Как я…
      В дверь постучали, и обрадованный Александр бросился открывать. На пороге стояла одна Кейтлин.
      – Мне велели немедленно прийти в комнату мадам, сэр, – неуверенно сказала она с жутким акцентом.
      Александр с трудом сдерживал охватившую его панику.
      – Где твоя сестра? – сердито спросил он. – Она нужна здесь. У миссис Каролис начались роды, она уверена, что ребенок сейчас родится.