Горе от богатства

      Сообщения о боевых действиях поступали очень подробные. Сражение состоялось в двенадцати милях к югу от Чаттануги у ручья под названием Чикамога. Когда стали поступать сообщения о сражении, Генри сказал Мауре:
      – Даже название ручья должно было остановить генералов, ведь на языке индейцев-чероки оно означает «Река крови».
      Генри уже давно понял, что Маура прекрасно разбирается в причинах и следствиях войны. Он проводил с Маурой куда больше времени, чем с Александром или своими ровесниками; он находил ее несравненно более интересной собеседницей.
      – «Геральд» пишет, что сражение состоялось в густом лесу, к тому же заросшем кустарником, – сказала Маура, раскладывая карту Теннесси на низком столике перед собой. – Между солдатами и офицерами практически не было связи. Как можно в густом лесу проводить передислокацию большого числа войск и координировать их действия?
      Генри наклонился вперед, указывая скрюченным пальцем на Чаттанугу.
      – Конечно, это невозможно, – согласился он, разговор доставлял ему явное наслаждение. – Хотя совершенно ясно, почему северяне оказались именно там. – Генри обвел пальцем большую площадь на карте. – Если бы им удалось расколоть силы южан между Виргинией и Миссисипи, тогда стало бы возможно повторное наступление.
      Маура получала от этих встреч не меньшее удовольствие, чем Генри. Они напоминали ей давнишние беседы в Баллачармише, когда они с Изабел и лордом Клэнмаром сидели среди роз, обсуждая все на свете, начиная с эволюционной теории Дарвина и кончая причинами поражения русских в сражении под Бородином.
      19 ноября президент Линкольн торжественно открыл военное кладбище в Геттисберге. Когда Маура прочитала отчет о его выступлении на церемонии открытия, ей стало очень грустно, что рядом нет лорда Клэнмара – он бы по достоинству оценил эту речь. Призывая северян отдать все силы на завершение борьбы, которая уже унесла столько жизней. Линкольн просил собравшихся сделать все возможное, чтобы правительство народа и для народа не исчезло с лица земли.
      – Это же самое настоящее определение демократии, – с восхищением сказала Маура, обращаясь к Генри.
      Но к Рождеству, вместо того чтобы закончиться, война вступила в новую фазу. Северяне занялись превращением укрепленного пункта у Чаттануги в крупную армейскую базу, откуда можно было бы начать наступление на Атланту. Южане, и свою очередь, вновь заняли оборону.
      – Мы проведем Рождество в Тарне, – сообщил Александр Мауре за обедом в столовой, напоминающей мрачную пещеру.
      Только присутствие лакея за высокой спинкой мягкого стола помешало Мауре вскочить и броситься через всю комнату к противоположному концу длинного обеденного стола, где сидел Александр, и обнять его.
      В Тарне тоже были огромные и роскошно отделанные комнаты, но там Маура чувствовала себя намного уютнее. Слуги относились к ней почтительно, без холодной враждебности, не так, как в городском особняке Каролисов на Пятой авеню. В Тарне она сможет вволю гулять, любоваться лошадьми. В Тарне они с Александром были счастливы.
      У Александра сжалось сердце, когда он увидел, какая радость охватила Мауру. Ему так хотелось, чтобы она всегда была счастлива. Ну зачем ей эти бедняки, почему она так волнуется за них?
      – Может быть, пригласить Чарли и Генри провести с нами Рождество? – спросил Александр, положив салфетку рядом с тарелкой и поднимаясь из-за стола.
      Лакей, стоявший позади Александра, проворно отодвинул стул, два других уже были готовы распахнуть двойные двери, ведущие в смежную гостиную.
      – Это будет замечательно! Можно поставить рождественскую елку, украсить комнаты бумажными гирляндами, остролистом и плющом…
      – Знаешь, дорогая, я могу представить что угодно, только не Чарли и Генри за изготовлением бумажных гирлянд – рассмеялся Александр.
      Он подошел к Мауре, подал ей руку и помог подняться со стула. Их пальцы переплелись, глаза встретились, и Александр прочел радостное ожидание в глазах жены.
      Александр был нежен и осторожен с Маурой, боясь навредить ребенку. Они лежали на огромной кровати, приходя в себя. Они опять слились в одно целое, ничто не разделяло их сейчас. Александр с любовью провел рукой по уже заметно округлившемуся животу Мауры.
      – Я говорил тебе, что попросил Генри бьггь крестным отцом? – спросил он. У него было удивительно спокойно на душе.
      Маура положила свою руку на руку Александра, плотнее прижала ее к животу и довольно улыбнулась, чувствуя через его руку, как шевелится ребенок.
      – А Чарли ты тоже пригласил? – спросила она, поворачиваясь к нему.
      На шее у Александра блестели мелкие капельки пота, и Маура поцеловала его, слизывая их языком.
      Он опять почувствовал желание и подвинулся, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на Мауру сверху.
      – Да, – ответил он с улыбкой, – хотя не могу представить Чарли в роли крестного отца. Крестные ведь должны следить за воспитанием своих крестников, наставлять их на праведный путь. Боюсь, что крестники Чарли начнут посещать бега раньше, чем научатся ходить, в этом я совершенно уверен.
      Маура нежно провела рукой по груди и животу Александра.
      – Думаю, к крестникам Генри это тоже относится, – тихо отозвалась она, читая желание в глазах мужа.
      Он склонился над Маурой, целуя ее виски и уголки глаз.
      – Тогда нам надо осторожно обрадовать его этой ответственностью, – мягко проговорил Александр, целуя ее в губы прежде, чем Маура успела ответить.
      Александр ошибался, сказав, что Чарли и Генри вряд ли увлекутся изготовлением бумажных гирлянд. В первый же вечер они занялись этим с таким рвением, что даже он сам снизошел и помог им.
      – Бирюзовые и серебряные цепочки мы развесим в передней и в столовой, а лимонные и зеленые – в гостиной, – сказала Маура. Она разрезала цветную бумагу на полоски и раздавала их добровольным помощникам.
      – Мне нравится запах клея, – с обезоруживающей улыбкой заявил Чарли, – он пахнет гвоздикой.
      – Значит, мы все будем пахнуть так же, если ты не перестанешь махать кисточкой для клея, – с напускной досадой сказал Генри. Он поднял полоску бирюзовой бумаги и приложил ее к лимонно-желтой полоске, внимательно посмотрел на них – так пристально он обычно рассматривал только скаковых лошадей. – Маура, а почему бы не сделать и такое сочетание? По-моему, очень красиво. Может, мне стоит переменить цвета моих скаковых лошадей на бирюзовый и лимонный?
      Они сидели в гостиной вокруг большого низкого стола перед камином, в котором весело горел огонь. Александр дотянулся до бутылки виски и наполнил свой стакан.
      – Может быть, сделать цепочки поменьше и украсить ими елку? – предложил он, не понимая, как такое детское занятие может интересовать взрослых людей.
      – И мою спальню, – добавил Чарли, бумажные гирлянды были обмотаны у него вокруг шеи и спускались до самого пола. – Знаете, у Вилли Райнландера изголовье кровати украшает сделанный в полный рост павлин из бирюзы и изумрудов.
      – Говорят, его сестра старается использовать траур, чтобы отомстить, – подхватил Генри. Он сосредоточенно сдвинул брови, соединяя желтое колечко с зеленым. – По-моему, балы для вдов – дурной тон, а бал, который дает Ариадна Райнландер, похоже, будет самым громким событием со времен празднеств, устраиваемых Марией-Антуанеттой в Версале.
      – Бревурт, – поправил Чарли, увлеченно склеивая колечки. – Ариадна уже не Райнландер, она вышла замуж за Бревурта.
      Генри с гордостью посмотрел на свое произведение – желто-зеленую цепочку. Впервые в жизни он сделал что-то своими руками, и это занятие доставило ему удивительное удовлетворение.
      Он увлекся и не сразу заметил, что Александр и Маура не принимают участия в разговоре. Он отругал себя за бестактность. Генри заметил, что в последнее время Александр очень болезненно воспринимает любое упоминание о светской жизни, в которой для него теперь нет места. Чтобы как-то исправить неловкость, Генри положил свою цепочку на стол поверх груды уже готовых гирлянд и сказал с неподдельным интересом:
      – Я и Чарли очень гордимся тем, что вы просите нас стать крестными отцами вашего ребенка. А кто будет крестной матерью?
      Александр пожал плечами.
      – Скорее всего, никто, нет подходящей кандидатуры…
      – Есть, конечно, есть, – уверенно перебила его Маура.
      Александр удивленно посмотрел на нее:
      – О ком это ты? Во всем Нью-Йорке нет ни одной женщины, которая нанесла бы нам визит!
      – Но ведь крестная не обязательно должна быть из Нью-Йорка, правда? – спросила Маура, деловито разматывая и снимая с Чарли пестрые гирлянды, цвета которых он подбирал сам, хотя и не всегда удачно.
      Александр взъерошил рукой волосы, он испугался, что Маура опять вытащит на свет кого-нибудь из своих деревенских родственников.
      – Нет, конечно, – согласился он без всякого энтузиазма, – но на крещении она должна присутствовать обязательно.
      – Совсем не обязательно, – вмешался Генри. – Кто-нибудь может представлять ее. Такое часто случалось и раньше.
      – Я не думаю… – сурово начал Александр, собираясь сразу же дать отпор Мауре, но Чарли быстро перебил его:
      – Кого вы имеете в виду, Маура? Кого-нибудь в Ирландии?
      – Нет. – Маура покачала головой. – Я говорю о своей подруге, мы вместе выросли. Она сейчас живет в Лондоне. – Маура посмотрела на Александра. – Изабел с радостью согласится стать крестной матерью. Как ты думаешь, это можно будет как-то устроить?
      Александр облегченно вздохнул. Он согласился бы на кого угодно, лишь бы у крестной матери не было ирландского имени.
      – Конечно, – обрадованно сказал он, памятуя, что Изабел – это все-таки леди Изабел.
      В камине негромко потрескивали поленья. Маура, успокоившись, собрала готовые гирлянды. Потом, словно извиняясь сказала:
      – Я устала. Оставлю вас наедине с виски, хочу лечь пораньше. Вы не против?
      Мужчины с большим сожалением отпустили Мауру, понимая ее положение.
      Генри и Чарли с удовольствием проводили время в ее компании. Для Генри она стала дочерью, которой у него никогда не было. Для Чарли – сестрой. Оба искренне полюбили ее. Им было жаль, что она оставляет их.
      Александр проводил ее глазами до дверей. Со спины Маура оставалась такой же стройной и соблазнительной, как в первый день знакомства. Александр вспомнил их встречу на «Скотий». Тогда он и предположить не мог, что Маура станет так нужна ему, что он будет так страстно желать ее.
      Теперь это казалось невероятным. Но тогда он видел перед собой только бедную девушку-ирландку, мало чем отличающуюся от остальных эмигрантов, разве что своим опрятным видом и красивыми блестящими волосами. Тогда Александр думал только о мести отцу, Маура вполне подходила для его плана, но только одна женщина занимала его мысли – Дженевра. И вдруг он почувствовал укор совести: он уже забыл, когда думал о ней в последний раз. Но не успел он вспомнить Дженсвру, как настойчивый голос Генри привлек его внимание. Генри нетерпеливо спрашивал:
      – Александр, в третий раз повторяю: ты будешь играть в покер или нет?
      В спальне с приветливыми портьерами теплых тонов, где она и Александр впервые были близки, Маура предалась воспоминаниям. В это время год назад она находилась в Баллачармише вместе с лордом Клэнмаром и Изабел. Мама была еще жива, а Кирон служил управляющим. В канун Рождества он срубил для них елку и поставил в гостиной. Они с Изабел наряжали ее. Последнее Рождество в Баллачармише ничем не отличалось от предыдущих, которые она отмечала там с восьми лет, когда переехала в усадьбу. Ничто не предвещало печальных перемен, которые подкрались уже совсем близко. Маура не догадывалась ни об ожидавшем ее горе, ни о счастье, которое за ним последует.
      Она уселась на край постели, дотянулась до бумаги и пера.
      «Дорогая, любимая Изабел, – начала она красивым крупным почерком. – Как ты отнесешься к тому, чтобы стать крестной матерью нашему ребенку? Может ли кто-нибудь представлять тебя на церемонии крещения?..»
      Это было самое спокойное и самое приятное Рождество на памяти Александра, Чарли и Генри. Без утомительных балов и гостей. Днем они катались с горки на санях или на коньках по расчищенному замерзшему пруду. Тепло закутанная Маура с удовольствием наблюдала за ними. Длинными вечерами играли в карты, решали шарады, отгадывали загадки, даже изумленный дворецкий принимал участие в их развлечениях.
      Первоначально Генри собирался пробыть в Тарне только до конца первой недели января. Но заканчивалась уже последняя неделя, а Генри и не думал уезжать, и Чарли тоже.
      – Почему бы нам не остаться здесь навсегда? – с сожалением произнес Чарли, когда Александр намекнул, что им всем пора возвратиться в Нью-Йорк. – Стали бы отшельниками, забыли бы и Нью-Йорк, и общество, и эту надоевшую всем войну.
      Когда Чарли, между прочим, упомянул войну, Александр нахмурился. Он, как и Чарли, заплатил триста долларов – сумму, которую было необходимо внести для освобождения от призыва, но в отличие от Чарли периодически испытывал из-за этого угрызения совести. Было время, когда он страстно мечтал принять участие в боях. Но счастье и удовольствия семейной жизни изменили Александра. Он уже не хотел отказываться от них ради более чем сомнительного упоения битвой. Ему теперь вовсе не хотелось рисковать жизнью ради Линкольна, и одновременно было ужасно стыдно признаться себе в этом.
      – У тебя, может, и нет никаких срочных дел в Нью-Йорке, а у меня есть, – сухо сказал он. – Мы уезжаем завтра.
      Чарли удивленно поднял брови. Бывали моменты, когда он переставал понимать друга. Чарли отлично знал, что у Александра нет срочных дел в Нью-Йорке, которые за него некому было бы сделать. Адвокатов, управляющих и финансовых советников у него хватало с избытком.
      – Знаешь, я говорю серьезно, – произнес он, поправляя диванную подушку за спиной и вытягивая ноги на длинной, мягкой удобной софе. – Не понимаю, почему я всегда считал Генри старым занудой. Он сносно играет в покер и в лошадях разбирается не хуже твоего. Я бы предпочел остаться здесь с тобой, Маурой и Генри, чем таскаться с бала на бал во фраке, а уж к Ариадне Бревурт на день рождения мне совсем идти не хочется.
      Александр нахмурился еще больше, подошел к камину и подложил дров. Генри с Маурой отправились осматривать лошадей, они ежедневно бывали в конюшнях. Для разговора о бале, который дает Ариадна Бревурт, время как раз было подходящее. Александр поправил ногой полено, из камина вырвался сноп искр. С деланным равнодушием он спросил Чарли:
      – Что, приглашения уже разосланы?
      Чарли выпустил колечко дыма. В Тарне его особенно привлекало то, что курить разрешалось где угодно, а не только в курительной комнате, как в городе. Маура никогда не жаловалась на дым от сигар. Она вообще не придавала значения пустякам, и Чарли ценил это.
      – Мне прислали приглашение вместе с рождественскими поздравлениями. Она устраивает бал-маскарад. Маленькая птичка рассказала мне, что Ариадна собирается блистать в костюме Марии-Антуанетты, так что Генри попал в самую точку, когда говорил о версальской роскоши.
      – Вполне возможно, он уже знал об этом, когда говорил, – отозвался Александр. Он по-прежнему стоял у камина, глядя на огонь.
      На протяжении всей их дружбы с Чарли Александр всегда верховодил, всегда был первым. Чарли вечно завидовал ему. А сейчас впервые в жизни Александр завидовал Чарли.
      – А меня не пригласили, – с горечью сказал он. – Черт побери, я уже не помню, когда меня последний раз приглашали куда-нибудь!
      Чарли резко сел, в изумлении глядя на Александра.
      – Мне казалось, тебе это безразлично. Я так и сказал в клубе старику Райнландеру, когда он спросил про твои дела. – Чарли хмыкнул. – Старик Райнландер такой дурак. Знаешь, он сказал, что тебе надо только аннулировать свой брак, и все будет как прежде.
      – Нас обвенчал священник, – проговорил Александр, не глядя на Чарли. – Маура – католичка. Она никогда не согласится на развод. – Он помолчал и, не отрывая взгляда от огня, добавил с обезоруживающей искренностью: – А кроме того, я сам не хочу разводиться с ней.
      – Это я знаю, – отозвался Чарли, его раздражало, что Длександр объясняет ему очевидные истины, будто Чарли сам не способен их понять. – Я так и сказал Райнландеру, а он ответил, что разводиться и не нужно. Он сказал, что этого священника никто не знает, может, он вовсе и не священник. И поскольку ты в церкви не венчался, тебе достаточно сказать, что этот брак – просто шутка, что Маура тебе не жена, а любовница, и перед тобой опять распахнутся все двери.
      Чарли надеялся развеселить Александра, но этого не случилось.
      – Я сказал ему, что у него с головой не все в порядке. Мне не хотелось, чтобы он думал, что ты серьезно можешь отнестись к такому предложению.
      Александр оторвал взгляд от горящих поленьев и с благодарностью посмотрел на Чарли.
      – Спасибо. Пойдем, вытащим Мауру и Генри из конюшни, скажем, что завтра уезжаем.
      С разочарованным видом Чарли поднялся. Он никогда раньше не завидовал женатым мужчинам, однако эти несколько недель в Тарне убедили его, что семейная жизнь может быть весьма привлекательной. Но сначала ему придется найти девушку, похожую на Мауру. Чарли очень сомневался в том, что это возможно. Во всяком случае, в Ныо-Иорке.
      Мауре очень не хотелось возвращаться в Ныо-Иорк. Почти два месяца они провели в Тарне. Маура была счастлива все это время, счастлива так же, как в первые месяцы своего замужества. Тарна благотворно действовала на них обоих. В Тарне ничто не мешало их счастью. Маура забывала о бедняках, живущих в трущобах бок о бок с вопиющим богатством. Александр забывал о том, что его отвергло общество.
      Река замерзла, поэтому возвращаться в Нью-Йорк пришлось поездом. У вокзала их уже ожидал закрытый экипаж Каролисов. На морозе Маура плотнее закуталась в соболью шубу. Если бы Александр перестал тревожиться о положении в обществе и занялся улучшением условий жизни в своих доходных домах, ничто не омрачало бы их счастья.
      – Я люблю тебя, – неожиданно вырвалось у нее, когда лакей закрыл за ними дверцу кареты. – Люблю всем сердцем.
      Александр сжал ей руку и счастливо улыбнулся.
      – Я тоже люблю тебя, – ответил он, но Маура заметила в его глазах тревогу.
      У нее вспыхнула надежда, что, возможно, он думает о встречи с Лиэлом Кингстоном. Маура надеялась, что во время этой встречи Александр объявит о своем решении присоединиться к Ассоциации горожан.
      Александр не выпускал руку Мауры из своей на протяжении всего пути до дома на Пятой авеню, но думал он о бале-маскараде, который устраивала по случаю своего дня рождения Ариадна Бревурт; думал он и о совете, который передал ему через Чарли старик Райнландер; думал и о том, как соединить несоединимое – сохранить Мауру и свое положение в обществе.
      В ссоре, которая надолго разлучила Мауру и Александра, косвенно был виноват Лиэл Кингстон, хотя он сам и не подозревал об этом. Однажды, недели три спустя после возвращения из Тарны, Маура спускалась по парадной лестнице после дневного отдыха. До родов оставалось чуть больше двух недель Боли в пояснице все усиливались.
      Внизу Лиэл Кингстон разговаривал со Стивеном Фасбайндером, молодым секретарем Александра. Самого Александра видно не было. Лакей почтительно помог Кингстону надеть пальто с каракулевым воротником и подал цилиндр.
      – Не забудьте передать мистеру Каролису, что экземпляр медицинского отчета Ассоциации горожан лежит у него на столе, – попросил Лиэл Стивена, когда еще один лакей отворил тяжелую входную дверь.
      – Не забуду, сэр. Сообщу ему, как только он вернется, сэр, – отозвался секретарь.
      Лиэл кивнул и вышел из дома.
      Маура крепко ухватилась за перила, огромная радость нахлынула на нее. Она не знала, смеяться или плакать от счастья. Наконец-то Александр согласился! Он понял свою ответственность и вступил в ассоциацию!
      – Гейнс, мой муж не сказал, когда вернется? – спросила она, моля Бога, чтобы это произошло как можно скорее.
      – Мистер Каролис никуда не уходил, мадам, – процедил сквозь зубы дворецкий.
      Часть прислуги переменила отношение Мауре, забыв о ее происхождении, но только не Гейнс. Для него она по-прежнему оставалась грязной ирландкой, ее мягкий акцент не давал забыть об этом. Он считал унизительным для себя прислуживать человеку второго сорта.
      – Вы уверены? Я только что видела, как ушел мистер Кингстон, он попросил Стивена Фасбайндера передать моему мужу…
      – Мистер Каролис не пожелал встретиться с мистером Кингстоном, поэтому попросил сказать, что его нет дома, и чтобы мистер Фасбайндер принял мистера Кингстона.
      Маура нетерпеливо ждала, когда Гейнс скажет ей, где Александр.
      Но дворецкий выжидательно смотрел на нее.
      – А где сейчас мой муж, Гейнс? – спросила Маура, не дождавшись. Она отлично понимала, чем вызвано упрямство Гейнса, и с трудом сдерживала гнев.
      – В бильярдной, мадам, – ответил дворецкий.
      Маура была готова бегом броситься в бильярдную, но боль в пояснице стала почти невыносимой, и она с трудом передвигала ноги. Она подумала, что, наверное, выглядит неуклюже, но утешилась тем, что до родов осталось совсем немного времени. Еще пара недель, и она будет держать на руках своего ребенка. Радостное волнение охватило Мауру: совсем скоро у них будет ребенок, и Александр наконец-то понял свою ответственность перед людьми, которые живут в его доходных домах. Их с Александром ждет счастливое будущее. Счастье переполняло Мауру, она вошла в бильярдную, мечтая только о том, чтобы Александр обнял ее, крепко прижал к себе. Она хотела сказать ему, как сильно его любит.
      Александр в одиночестве сосредоточенно гонял шары, ворот его белой сорочки был расстегнут, волосы свешивались на лоб.
      Он сделал очередной удар и посмотрел на Мауру. Задыхаясь от счастья, она сказала:
      – Я знаю, что ты сделал. Я слышала разговор Лиэла Кингстона со Стивеном.
      Александр с недоумением смотрел на жену, кий замер у него в руках. В зеленом от абажуров свете Мауре показалось, что его лицо напряглось.
      Она пересекла комнату и подошла к нему, мечтая, чтобы он положил кий и она могла бы обнять его.
      – Александр, я так счастлива, ты не представляешь. Ты сможешь так много сделать для стольких людей…
      – Не понимаю, о чем ты говоришь.
      Александр выглядел как-то странно, будто он боялся, что Маура заговорит совсем о другом, и сейчас еще не был уверен, что она этого не сделает.
      Маура стояла перед ним с сияющими от счастья глазами.
      – Я говорю про Ассоциацию горожан. Я знаю, что ты вступил. Я слышала, как Лиэл Кингстон просил Стивена показать тебе отчет…
      Ей показалось, что Александр с облегчением вздохнул. Он отошел от Мауры и стал в очередной раз прицеливаться.
      – Да, я просил один экземпляр отчета, – сказал он, загоняя шар в лузу. – Но только чтобы заранее знать, какие меры они собираются предпринять.
      Теперь Маура смотрела на него, ничего не понимая.
      – Ты хочешь сказать, ты не вступил в ассоциацию? И не собираешься ничего менять?
      Александр старался не смотреть на Мауру, он стоял у дальнего конца стола, готовясь к сложному удару.
      – Нет, – с безразличием ответил он. – Я уже сказал тебе о своем отношении ко всему этому. Люди сами виноваты, что живут в таких условиях. Я разговаривал со своими управляющими, все в один голос уверяют, что, как только они пытаются что-либо улучшить, жильцы тут же разбирают и отвинчивают все, что можно продать. Я не собираюсь повторять эту глупость. Больше не будет никаких улучшений. Все, точка.
      Александр резко ударил по шару и потемневшими глазами следил за его движением.
      Маура была раздавлена, убита, у нее закружилась голова. Она прижала руку к виску, стараясь не потерять сознание.
      – Александр, ты шутишь, я не верю. Ты бы не говорил так, если бы хоть раз увидел своими глазами, в каких ужасных условиях живут эти несчастные. Крысы в твоих домах живут лучше, чем дети. Там полно вшей и клопов…
      Александр повернулся к Мауре, его красивое точеное лицо заострилось, он зло посмотрел на нее.
      – Поэтому ты и вышла за меня, да? Чтобы использовать как личный банк и вытягивать деньги для своих сородичей?
      Маура едва не задохнулась от возмущения, глаза у нее округлились. Первый раз Александр бросил ей в лицо такое абсурдное обвинение. Они не раз бурно ссорились, но никогда раньше Александр не отдалялся от нее, как сейчас, Маура безошибочно почувствовала это.
      – Это просто нелепо! – Боль в спине стала нестерпимой. – Когда я выходила за тебя, я даже приблизительно не представляла, как ты богат. Я понятия не имела, в каких условиях живут в Нью-Йорке ирландцы!
      Подступила тошнота, закружилась голова, Маура поискала глазами на что бы сесть, но рядом стула не было.
      – Я в этом теперь не уверен, – хмуро сказал Александр и стукнул кием об пол. – Как только ты узнала, что у меня много денег, ты начала требовать, чтобы я заботился об этих оборванцах, что-то делал для них, улучшал их жизнь!
      – Но это же твоя обязанность, ты должен отвечать за свою собственность. Твое богатство складывается из денег, которые платят тебе за жилье.
      – Мое богатство никого не касается! – Он схватил свой сюртук. – Я не собираюсь спускать его на твоих нищих друзей!
      Он со злостью распахнул дверь и вылетел из комнаты. Дверь еще долго продолжала качаться на петлях, настолько сильно он хлопнул ею.
      Маура с трудом подошла к столу и оперлась на него, чтобы не упасть, ей не хватало воздуха. Поясницу ломило, боль охватила живот, она не отпускала, становилась острее. Маура почувствовала, как по ногам потекла какая-то теплая жидкость. Она поняла, что это отходят воды, хотя до родов оставалось еще две недели. Маура пришла в ужас.
      Она с трудом оторвалась от стола и добралась до двери, кое-как открыла ее и в отчаянии позвала Александра.
      Ответа не последовало. Коридор был пуст. Не было слышно даже удаляющихся шагов.
      Маура прислонилась к стене, тяжело дыша. Начались схватки Господи, сейчас родится их ребенок, а Александр уходит все дальше и дальше. Она сжала кулаки – лучше бы ей не слышать разговора Кингстона с секретарем мужа, лучше бы дед Александра не вкладывал ни доллара в недвижимость, лучше бы отец Александра оставил свои деньги кому-нибудь другому. Боль немного отпустила, схватка прошла. Маура отошла от стены и позвонила. Если она не хочет, чтобы ребенок родился прямо здесь, на ковре, надо срочно вызвать прислугу, успеть до новых схваток. И еще обязательно надо послать за Александром, сообщить, что у нее начались роды.

ГЛАВА 18

      Александр слышал, как Маура зовет его, когда захлопнул за собой парадную дверь и выскочил на крыльцо. Он не стал дожидаться, пока подъедет экипаж, а бросился вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки, стараясь как можно быстрее очутиться на улице. Александр быстро пересек присыпанный снегом двор, он выскочил из дома без пальто, без шляпы.
      Ну почему именно сегодня она опять заговорила об этой ассоциации, другого времени не было, что ли?! Почему она никак не успокоится? Как будто нет ничего важнее!
      Завидя хозяина, два закутанных негритенка поспешили распахнуть огромные узорчатые ворота, отделяющие двор особняка от Пятой авеню.
      Александр бесцельно шел на север. Ему было просто необходимо двигаться, что-то делать, как-то оправдаться перед самим собой.
      Александр знал, что предстоящий день будет нелегким, знал, потому что решил обязательно присутствовать вечером на маскараде у Ариадны Бревурт. Он все утро придумывал, как объяснить Мауре свое решение. Ему казалось, что все складывается очень удачно. Даже если бы с таким трудом завоеванное приглашение относилось и к Мауре, она все равно не смогла бы пойти, поскольку роды могли начаться в любую минуту. Бревуртов и Шермехонов связывало отдаленное родство, а поскольку Александр приходился Шермехонам родственником, его присутствие на балу будет совершенно естественным.
      Александр пересек Восточную 14-ю улицу. Он не сомневался, что Маура приняла бы его объяснение как должное. Почему бы нет? Ведь он не собирался рассказывать ей, каким образом добился приглашения. Но Маура из-за своего непробиваемого упрямства опять завела разговор об этой ассоциации и таким образом лишила его возможности объяснить ей что-либо.
      Александр миновал особняк Бельмонта на углу 18-й улицы. Вот Август Бельмонт уж точно не стал бы мучиться угрызениями совести, если бы ему пришлось выбирать между женой и положением в обществе. Бельмонт умел добиваться своего, и Александр всегда восхищался этим его качеством. Дверь особняка приоткрылась, выпуская кого-то, и Александр успел разглядеть картину обнаженной женщины кисти Богеро на стене в передней.
      Картина несколько развеселила его, он даже немного остыл. Бельмонт обожал шокировать общество. Александр не знал, будет ли Август на балу у Ариадны, но очень надеялся, что увидит его там. Александр уже давно ни с кем не говорил о женщинах. Генри всегда отличался подчеркнутой сдержанностью в вопросах пола, а Чарли способен лишь на пошлые шуточки. Вот с Августом Бельмонтом Александр мог бы наговориться всласть, именно это ему сейчас и нужно.
      Александр миновал особняк Шермехонов. Шел редкий снег. Когда он подошел к отелю на Пятой авеню, на месте которого когда-то находился зоопарк Фраскони, то замедлил шаг. Он не сомневался, что, если сейчас зайдет, обязательно встретит кого-нибудь из знакомых, а ему ни с кем не хотелось говорить. Поэтому он пошел дальше, наклонив голову навстречу пронизывающему ветру и засунув руки поглубже в карманы брюк. Он уже проклинал встречу с братом Ариадны третьего дня.
      Это произошло в юнион-клубе. Вилли Райнландер увлеченно говорил о поражении, которое нанесла генералу Шерману кавалерия конфедератов на юге Миссисипи. Александр угостил его виски, надеясь, что тот хоть ненадолго утихомирится. Не помогло. Вилли просто сменил тему.
      – А как поживает твоя ирландочка? – игриво спроси он. – Все еще процветает?
      – Вилли, я же не спрашиваю тебя о твоих женщинах на публике, – ровно ответил Александр. – Не понимаю, какое тебе дело до моих?