Чёрная книга Арды

      Тогда снова в тайне начал работу Феанаро; но на этот раз начал он ковать мечи. Так же поступили и прочие Нолдор знатнейших родов, хотя до поры никто не носил оружия открыто.
      Феанаро слышал об Эндорэ - от отца, от Изначальных, но чаще всего от своего племянника Финарато. Именно из-за рассказов старшего сына Арафинве и поселилось в сердце Феанаро желание увидеть Эндорэ; о том, чьи речи повторяет Финарато, он не хотел вспоминать. И так подумал он: "Кому и быть королем Темных Земель, как не мне?" Он видел, что Валар не по душе желание Нолдор вернуться в Эндорэ, и впервые задумался - что, если прав был Мелькор, и Элдар - лишь игрушки Великих, служащие лишь для украшения Валинора?.. Мысль эта жестоко ранила его гордость; теперь он открыто призывал к мятежу против Валар и возвращению во внешний мир; великим вождем Нолдор провозгласил он себя, говоря, что освободит от рабства тех, кто последует за ним.
      В ту пору Нолофинве пришел к отцу своему и просил его усмирить гордыню Феанаро; и так говорил он:
      - Государь и отец мой, укроти гордыню брата нашего Куруфинве Феанаро - воистину, по праву носит он огненное имя, ибо яростная душа его подобна всепожирающему пламени. Кто дал право ему говорить за весь народ наш так, словно он - король Нолдор? Не ты ли говорил в давние времена пред Квенди, не ты ли по слову Валар призвал их в Аман? Не ты ли был предводителем Нолдор в многотрудном Великом Походе, не ты ли вывел их из мрака Эндорэ к благословенному свету Элдамара? И, если ныне ты не раскаиваешься в этом, у тебя остаются два сына, чтящих слово твое!
      Но пока говорил он, Феанаро вошел в чертоги; и был он в доспехах, и опоясан тяжелым мечом. Гневные слова говорил он Нолофинве, обвиняя брата в том, что тот хочет посеять вражду между Феанаро и отцом его. Нолофинве промолчал и хотел уйти, но Феанаро догнал его и, приставив острие меча к его груди, сказал:
      - Видишь, брат мой по отцу - это острее твоего языка! Попробуй хоть раз еще оспорить мое первенство и встать между мной и отцом моим - и, быть может, это избавит Нолдор от того, кто хочет стать королем рабов!
      По-прежнему не говоря ни слова, тая свой гнев, ушел Нолофинве; но Валар узнали о деяниях и словах Феанаро и был он призван в Маханаксар, дабы держать ответ перед Великими. Таков был приговор Валар: не дозволено более было Феанаро жить в Тирион, что на Туне. И ушел он, и семь сыновей его, и часть народа Нолдор, на север земли Аман, и возвели там город-крепость Форменос. И Финве, король Нолдор, последовал в изгнание за Феанаро из любви к сыну Мириэль...
      - Но среди всех бесценных сокровищ Валмара не найти равных Сильмариллам.
      - Я уже слышал это слово. Что это, Румил?
      - Никто не знает, кроме мастера Феанаро и Великих. Феанаро создал три камня, в которых заключен свет Дерев. Золотое и серебряное сияние смешивается в них, и свет этот похож на блеск алмаза - и на мерцание жемчуга, и... Мелькор, ты слушаешь меня?
      - ...Я хотел сделать камни, которые светили бы светом звезд. Гортхауэр сделал так, чтобы пламя не угасало в каплях огненной крови Арты. А я хочу, чтобы свет звезд, сохраненный в камне, был виден и днем. Я почти знаю, как сделать это, только...
      Глаза Гэлеона потемнели; он смотрел куда-то вдаль - словно видел сквозь время.
      - Только, боюсь, уже не успею. Я запишу это; может, кто-нибудь когда-нибудь сумеет...
      Он был похож на странника в своих черных одеждах и запыленном плаще: только посоха и не хватает. Или лютни за спиной. Правда пыль - сверкающая, яркая. Алмазная.
      Он остановился, невольно залюбовавшись домом: причудливая вязь узоров по каменным колоннам, драгоценные витражи в ажурных переплетах из серебра... Там - тоже любили такое. Но дерево легко сгорает, и тогда начинают плавиться серебряные кружева оконных переплетов...
      Горечь воспоминания комом подступила к горлу. Нельзя же вечно бередить рану - и так не заживет, как ожоги на запястьях.
      Он медленно поднялся по ступеням и постучал. Дверь распахнулась почти сразу - словно его ждали, и на пороге выросла высокая фигура в черно-алых одеждах. Черных?!.. ах, да - ведь Феанаро ныне в немилости у Короля Мира.
      - С чем ты пришел?
      - Хочу спросить тебя, Феанаро. Сладок ли тебе покой Валинора? По сердцу ли тебе милости Великих?
      В глазах Нолдо заплясали недобрые огоньки:
      - Говори.
      - Ты все же мастер, Феанаро, - с непонятной горечью сказал Вала. Хочешь ли ты остаться здесь и украшать драгоценными игрушками кукольные сады - или все-таки решишься изведать горечь свободы?
      - Говори.
      - Я повторю тебе, Феанаро - сила и знания мои будут в помощь вам; во второй раз Валар не начнут такой войны - да и вы сами сможете постоять за себя.
      С усмешкой мрачной гордости Нолдо погладил драгоценную рукоять меча.
      - И чего же ты хочешь в награду?
      - Лишь одного: чтобы Нолдор стали старшими братьями и учителями для тех, кто идет следом за вами.
      - Я подумаю над твоими словами.
      - И еще, Феанаро: позволь мне взглянуть на Сильмариллы.
      "И пусть их не-Тьма станет светом Луны и Солнца... Только - будет ли им тогда место в этой земле?.."
      Нолдо бросил короткий острый взгляд на задумчивое лицо Валы; в его глазах вспыхнул гнев.
      - Я понял, к чему все твои сладкие речи, ты, беглый раб Валар!
      Вала вздрогнул - словно очнулся.
      - Ты возжелал света моих творений для себя одного! Вижу, хоть прочны эти стены и доблестны стражи, в земле Валар не довольно этого, чтобы сохранить Сильмариллы! Убирайся прочь, преступник, убирайся в темницу Мандоса - там твое место! Прочь от моих дверей!..
      - ...И Варда благословила эти камни, сказав, что не коснется их отныне ни тот, чьи руки нечисты, ни тот, чье сердце таит злобу, ни тот, кто идет путем Смертных, но будут они жечь смертную плоть, что коснется их. И отныне, сказала она, эти камни станут знаком избранного рода... Ты слушаешь меня, Мелькор?
      - Слышу. Это цена крови.
      - Что ты такое говоришь?!..
      ...Он ворвался в зал красно-золотым вихрем. Черный Вала, объяснявший что-то Эльфам, замолчал, пристально глядя на сына Финве. - Что вы слушаете его! - прорычал Феанаро. - Что может он сказать вам такого, что неведомо прочим Валар? Он только и умеет, что красиво говорить; но яд его речей незаметно проникает в ваши мысли - души ваши отравлены Врагом!
      Он повернулся к Мелькору. Лицо Черного Валы было спокойным, скорбным и усталым, и это окончательно вывело из себя сына Финве:
      - Как ты смеешь смотреть мне в лицо, раб! На колени перед королем Нолдор!
      Во внезапно наступившей тишине раздался ровный холодный голос Мелькора:
      - Недолго тебе быть королем Нолдор, сын Финве, и кровью оплачен венец на челе твоем. Да, железо сковывает мои руки, но я свободнее, чем ты: страх перед Валар, боязнь преступить их запрет и покинуть пределы их земель делает рабом тебя. Я никогда не был врагом Нолдор; если вы осмелитесь избрать свободу, я помогу вам уйти из Валинора; и я, Вала, дам вам защиту и помощь...
      - Не слушайте его! Он лжет!
      - А тебе, Нолдо из рода Финве, я говорю: берегись! - молвил Мелькор, и затаенная угроза была в его голосе.
      Они стояли теперь друг напротив друга: Феанаро в ярких золото-алых одеждах, с тяжелым золотым драгоценным ожерельем на груди - и Мелькор в простом черном одеянии, спокойный и опасный, как узкий черный клинок. Нолдор расступились и смотрели на них растерянно, как испуганные дети. Пристальный пронизывающий взгляд Мелькора впился в глаза сына Финве, и тот невольно дернулся, словно хотел схватиться за несуществующий меч. Мелькор не шевельнулся, и через минуту Феанаро вынужден был опустить глаза. Во взгляде Мелькора скользнула тень насмешки:
      - Берегись, Нолдо, - медленно и тяжело повторил он.
      И пришли в Собрание Великих также те из Элдар, кто устрашился бездны премудрости, открытой им Мелькором; и говорили они против него, и обвиняли его перед лицом Манве.
      И, разгневавшись, Король Мира повелел Тулкасу схватить мятежника и снова привести его на суд Великих.
      "Только бы успеть..." - лихорадочно думал Намо.
      - Мелькор!..
      Эхо метнулось, ударяясь о стены темного зала.
      Он появился мгновенно, черный крылатый Вала. Намо с трудом выговорил:
      - Мелькор, я торопился... предупредить тебя... они...
      - Я знаю, - тихо ответил тот. - Я ухожу. Благодарю тебя, брат мой.
      Что-то дрогнуло в душе Владыки Судеб, когда он услышал этот голос, печальный и искренний; комок подкатил к горлу.
      ...Как он умел смеяться - свободно, открыто; казалось, весь мир радуется вместе с ним... Какая улыбка была у него - светлая, как-то по-детски доверчивая, теплая, гасящая боль - удивительная улыбка; и звездные глаза его лучились мягким светом...
      Намо отдал бы все, чтобы снова увидеть Мелькора таким; но со времени казни Эльфов Тьмы Вала не улыбался никогда: только кривая усмешка изредка искажала лицо, а в глазах всегда была темная тоска. И Намо мучительно захотелось сказать Черному Вале что-нибудь, чтобы хоть на миг боль оставила его. Он искал слова - и не находил их. Он только повторил:
      - Мелькор... - и опустил глаза. Только теперь Намо увидел в руках мятежного Валы меч. Странный меч: клинок его сиял, как черная звезда, и тонкая цепочка иссиня-белых искр бежала по ребру клинка. Перекладину рукояти завершало подобие черных крыльев, и Око Тьмы - камень-звезда, очертаниями похожий на глаз - сиял в ней. Венчал рукоять серп черной луны.
      - Что это, Мелькор? Зачем? - растерянно спросил Намо.
      - Хранитель Арты не может остаться безоружным, Намо. Это Меч-Отмщение; ты был прав - я не могу простить. Я не смогу забыть, брат мой.
      Мелькор помолчал немного и прибавил:
      - Когда-нибудь и ты сделаешь меч.
      - Мои руки не для того чтобы создавать такое, - сказал Владыка Судеб - и в ту же минуту испугался, что его слова задели Черного Валу.
      - И мои не для того, чтобы разрушать и убивать, - тяжело промолвил Мелькор.
      Оба замолчали. Потом Намо спросил несмело, словно извиняясь за невольную резкость:
      - Скажи, этот знак... что он означает?
      - Всевиденье Тьмы, - коротко ответил Мелькор.
      Он коснулся руки Намо ледяными пальцами и повторил:
      - Я ухожу. До встречи, брат мой.
      И внезапно Намо понял, что так мучило его. Странные слова всплыли из небытия - о терне и о железном раскаленном венце - и он вскрикнул:
      - Нет, не нужно! Пусть лучше не будет этой встречи!
      - Ты и сам знаешь, брат мой - так будет.
      И Намо сжал узкие руки Мелькора в своих сильных ладонях и порывисто, горячо прошептал:
      - Мелькор... Брат мой...
      - Прощай.
      О ГИБЕЛИ ДЕРЕВ ВАЛИНОРА. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОДЫ 867-869
      "Так, невидимый, наконец, пришел он в сумрачную землю Аватар. Эта узкая полоса земли лежит к югу от Залива Элдамар у подножия восточных склонов Пелори; бесконечные, безрадостные побережья тянутся на юг неизведанные, лишенные света. Там, под отвесной горной стеной, у глубокого холодного моря, лежит густой мрак - темнее, чем где-либо в мире; и там, в Аватар, в тайне, скрыто от всех обитала Унголиант. Не знали Элдар, откуда пришла она; но некоторые говорят, что в далекие века явилась она из тьмы, что окружает Арду - когда впервые с завистью взглянул Мелькор на Королевство Манве; и что изначально была она из тех, кого обманом заставил он служить ему. Но она не оправдала ожиданий своего Хозяина, возжелав быть госпожой своих вожделений, овладевая всем, чем могла, чтобы насытить свою пустоту. И она бежала на Юг, спасаясь от Валар и охотников Ороме, ибо гнев их обращен был против Севера, о южных же землях забыли они. Туда и пробралась она - к свету Благословенной Земли; ибо она жаждала света и ненавидела его..."
      ...Серое безликое Ничто, не имеющее образа; порождение Пустоты и само - пустота, окруженная не-Светом...
      Мелькор содрогнулся от отвращения, но стиснул зубы.
      Он стоял перед порождением Пустоты: Черный Вала в одеяниях Тьмы. Перед Лишенным Обличья в истинном обличье своем стоял он, и в беспощадно-ярких глазах его была холодная решимость. Он сказал:
      - Следуй за мной.
      И пошел вперед, не оборачиваясь, зная, что, покорная его воле, скованная страхом перед ним, как побитый пес за хозяином, следует Тварь. Он чувствовал ее присутствие за спиной - мертвящее дыхание Пустоты.
      На вершине Хьярментир, что на крайнем юге Валинора, в земле Аватар в земле Теней - стоял он, глядя вниз на Благословенные земли Бессмертных; он посмотрел на север, и вдали увидел он сияющие долины и величественные блистающие серебром дворцы Валимара. И увидел - Деревья.
      ...Когда Светильники рухнули, ужас охватил Могущества Арды. И была ночь, но они не увидели звезд; и был день, но они не увидели Солнца, ибо волей Единого глаза их были удержаны, и до времени дано им было лишь смотреть, не видя. И была тьма; и страхом наполнила она сердца их, ибо не знали они ни сути, ни смысла ее. И прокляли они Властелина Тьмы, и в страхе и смятении бежали в землю Аман, что стала Обителью Могуществ Арды. И на холме Короллаирэ, что зовется также Эзеллохар, собрались они. И взошла на холм Йаванна, и воззвала она к Единому. В тот час отдали ей Валар силы свои, и призыв ее был услышан Единым. И силой Единого и Валар созданы были два Дерева Валинора. Телперион звалось Серебряное дерево, Золотое же - Лаурэлин. И Тьма отступила перед не-Тьмой Деревьев, которая не была Светом; ибо, где нет места Тьме, не существует и Свет. Не Арда, но Пустота дала жизнь Деревьям. И могли отныне Валар черпать силы из Пустоты, созданной Единым, дабы вершить в мире его волю; но Пустота, которую впустили они в мир, была способна уничтожить и самое Арту. И возликовали Валар, но Феантури молчали, и плакала Ниенна. И более ничего не могла творить Валиэ Йаванна, ибо тот, кто коснулся Пустоты и принял ее, не может быть творцом.
      Было время великого празднества в Валиноре, и по повелению Короля Мира Манве в чертогах его на вершине Таникветил собрались Валар, Майяр и Эльфы. И пришел также Феанаро, старший сын Финве; но Сильмариллы, творение рук своих, оставил он в Форменос. И отец его, Финве, и Нолдор, жившие в Форменос, не явились на празднество.
      В этот час спустился Мелькор с вершины Хьярментир и взошел на Короллаирэ. И Тварь, следовавшая за ним, не-Светом окутала Деревья. Она выпила жизнь их и иссушила их; и стали они темными ломкими скелетами. Так погибли Деревья Валинора, великое творение Йаванны Кементари, и не возродиться им более никогда; и силу Деревьев вобрала в себя Тварь.
      И Мелькор покинул Короллаирэ; но Тварь, окутанная не-Светом, следовала за ним.
      ...И наступила ночь. И Валар собрались в Маханаксар, и долго сидели они в молчании. Валиэ Йаванна взошла на холм, и коснулась Деревьев; но они были черны и мертвы, и под ее руками ветви их ломались и падали на землю.
      "Тогда многие возвысили голоса свои и возрыдали; и казалось плачущим, что до дна осушили они чашу горестей, уготованную для них Мелькором; но это было не так..."
      И сказала Йаванна, что сумела бы воскресить Деревья, будь у нее хоть капля благословенного света их. И Манве просил Феанаро отдать Йаванне Сильмариллы; и Тулкас приказал сыну Финве уступить мольбам Йаванны. Но ответил на то Феанаро, что слишком дороги ему Сильмариллы и никогда не сможет он создать подобное им.
      - Ибо, - говорил он, - если разобью я их, то разобью и сердце свое и погибну - первый из Эльфов в земле Аман.
      - Не первый, - глухо молвил Намо; но немногие поняли его слова.
      Тяжело задумался Феанаро; но не желал он уступить воле Валар. И воскликнул он:
      - По своей воле я не сделаю этого. Но если Валар принудят меня силой, тогда я скажу, что воистину Мелькор - родня им!
      - Ты сказал, - ответил Намо.
      И плакала Ниенна.
      В тот час явились посланники из Форменос; и новые злые вести принесли они.
      "И поведали они, как слепая Темнота пришла на Север, и была в ней сила, что не имеет имени, и темнота исходила от нее. Но Мелькор также был там, и пришел он в дом Феанаро, и у дверей его убил он Финве, короля Нолдор, и пролил первую кровь в Благословенной Земле; ибо только Финве не бежал перед ужасом Темноты. И рассказали они, что Мелькор разрушил крепость Форменос, и забрал все драгоценности Нолдор, что хранились там, и Сильмариллы исчезли..."
      Лицо Мелькора казалось высеченным из камня:
      - Вот мы и встретились, Финве, избранник Валар.
      Голос Черного Валы был ровным и спокойным, но холодный огонь ненависти горел в его светлых глазах.
      - Вот мы и встретились, Мелькор, раб Валар!
      ...Говорят, слова открывают раны. И это правда. Не впервые - и не в последний раз - Мелькора назвали рабом. Это всегда было первым, что приходило в голову его врагам, когда видели они железные наручники на его руках. И всегда это причиняло боль.
      - Что, сокровища Нолдор не дают покоя?
      Голос Валы звучал по-прежнему холодно:
      - Может, я и был рабом, но палачом и убийцей своих собратьев никогда. Возьми меч и сражайся: я не убиваю безоружных. И что мне сокровища? Да, я возьму Сильмариллы, цену крови. Но твою жизнь - прежде. Ты умрешь.
      Лицо Короля Нолдор было почти радостным. Он не боялся умереть - и не потому, что не знал смерти; в его глазах был отблеск безумия:
      - Не так-то просто взять мою жизнь, исчадье Тьмы!
      Вала внезапно понял - Финве знает, что будет убит. Воистину, не труса полюбила Тайли.
      - А о цене крови... Ложь, как всегда! Ложь, ложь! Не ты создал их, у тебя нет никакого права на эти камни! Красивыми словами ты прикрываешь алчность. Ты же просто вор, скажи прямо - отдай камни, ибо я возжаждал их, так уж честнее будет!
      Финве захохотал, стиснул зубы - так загоняют в горло крик боли. На его губах застыла вызывающая усмешка, а в глазах стояла боль.
      - Я не собираюсь переубеждать тебя. Довольно того, что вы отняли у меня самое дорогое. Думаешь, я не знаю, кто создал письмена? Не читал того, что было в сожженных книгах? Не знал того, - с каждым словом голос Мелькора становился все резче и громче, - не знал того, кто должен был создать эти камни и наполнить их живым светом? Да, Феанаро сделал это, он это не его замысел!
      - Ложь!
      - Ты отлично знаешь, что нет. И знаешь, что заплатишь. Цена крови за их кровь. Твоя жизнь - за их жизни. Самое дорогое - за самое дорогое.
      - Я рад, что это сделал! Да, рад! Теперь ты не властен над ними!
      Мечи скрестились. Вала бился молча, Финве наносил удары с безумными яростными криками.
      - Да! Я рад! Тысячу раз... я сделал бы... то же самое!
      Их лица были совсем рядом - глаза в глаза - над скрещенными мечами.
      - Даже, - выдохнул Вала. - Мириэль? И ее - тоже?!
      - Не-ет, - засмеялся Нолдо, - это ты убил ее! Ты! Ты извратил их души и сломал ее сердце! По твоей вине она мертва! Не будь тебя - не было бы этих смертей!
      На миг мелькнула безумная мысль - говорить с ним. Заставить понять. В следующую секунду понял - бесполезно. Не место, не время, и душа нарочито глухая. А потом снова увидел - тех... "Даже ради Тайли. Даже из-за молений ее не будет тебе пощады. Ведь она - вспомнила. Теперь знает - за что. Но Феанаро я не трону. Это - ее кровь..."
      - Ты умрешь, - еле слышно молвил он. Больше до конца поединка он не произнес ни слова.
      Следующая рана, нанесенная Мелькором, пришлась в живот, и Финве, выронив меч, рухнул под ноги Бессмертному. Мелькор склонился над ним.
      - Вспомни их боль. Ведь ты видел, как они умирали.
      Эльф сдавленно застонал. Валы смотрел ему в глаза:
      - Ты прав. Непозволительно так мучиться живому существу, - с горькой усмешкой сказал Мелькор. И быстро нанес Эльфу последний удар - в сердце.
      Еще несколько секунд жизнь цеплялась за холодеющее тело, и губы едва заметно шевельнулись. Вала вздрогнул, поняв, какое имя умирало на стынущих губах.
      "Мириэль..."
      Он отвернулся и пошел прочь.
      ...Он возвращался в Эндорэ, и с собой уносил он Сильмариллы - цену крови. И камни жгли ладонь его, как раскаленные уголья - не-Тьма враждебнее Тьме, чем Свет; но он лишь крепче стискивал руку.
      Тварь по-прежнему следовала за ним. Она ощущала свою силу - силу, данную ей не-Тьмой Дерев. И когда Мелькор остановился, она бросилась на него.
      Он знал, что будет так, он был готов к этому. Но жгучая боль лишала сил. Он чувствовал единственное желание Твари: уйти, вырваться за пределы мира. И знал: этого не должно произойти.
      Сейчас они были равны по силе, и, чтобы стать сильнее, Твари нужно было только одно: Сильмариллы, последняя частица не-Тьмы Валинора.
      - Ты не получишь их, - сказал Мелькор.
      Он произнес Слово Огня; и огненное кольцо сомкнулось вокруг них, и Тварь бессильна была покинуть его.
      Он произнес Слово Тьмы; и Тьма стала щитом ему, и Тварь отступила к границе огненного круга.
      Он терял силы; связанный с Ардой велением Эру, он не мог черпать силы из Эа за гранью мира. Казалось, чей-то услужливый голос подсказывал ему: возьми силу Арды, ведь ты можешь сделать это, ты - истинный Властелин Арды. Но он гнал эту мысль: сделать так значило разрушить, обратить в ничто часть мира. Короля Мира это не остановило бы; но Возлюбивший сказал - "нет". И теперь он мог рассчитывать только на себя.
      Боль обессиливала - но и не давала утратить власть над собой. Он произнес Слово Образа; и, взвыв в отчаяньи и ярости, Тварь обрела образ огромной паучихи, тысячеглазого серого чудовища.
      Он произнес Слово Земли; и Тварь обрела смертную плоть. И, шипя от ненависти, она рванулась к Мелькору: тот лишь успел поднять руку, защищаясь от удара, и загнутый острый коготь, лязгнув, скользнул по железу наручника; Мелькор заметил на острие каплю молочно-белого яда.
      Оставалось произнести только Слово Смерти, но у него уже не было сил. Отступившая Тварь подобралась для прыжка. И тогда Мелькор крикнул, и эхом отразился крик его от стен черных гор, и, казалось, сама земля дрогнула, словно ощутила Арда боль и муку Возлюбившего этот мир.
      И черные горы помнили голос Мелькора, и его боль. Эхом стала эта память; и Ламмот, Великое Эхо, звалась с той поры долина.
      И в подземных чертогах Аст Ахэ, зов Властелина услышали Ахэрэ. Пламенным смерчем, жгучей бурей пронеслись они над землей; и вступили в круг огня; и огненными бичами гнали они прочь Тварь из Пустоты Унголиант. Там, где проползала она, надолго земля осталась мертвой от крови Унголиант - молочно-белого яда. В Горах Ужаса, Эред Горгорот, в самой глубокой пещере укрылась она от огненных бичей, и с той поры никто и никогда не видел ее, потому неизвестно, как сгинула Унголиант, порождение Не-бытия.
      ИСХОД НОЛДОР. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОДЫ 870-871
      Розовый нежный жемчуг перекатывается, мерцая, в перламутровой чаше. Тэлери любят жемчуг. Их юноши и девушки часто далеко-далеко заплывают в Море, поднимая со дна дивной красы раковины, и диковинные рыбы со светящимися плавниками играют с пловцами. Почти все Тэлери носят украшения из жемчуга, кораллов и раковин. Да и сам дворец Олве в Алквалондэ похож на огромную хрупкую белую раковину. Здесь вечные ласковые сумерки, и дворец тихо мерцает на берегу. Тихо набегают и отступают волны - это они поют? или это голоса Детей Моря, Тэлери? Даже тот, кто слышал пение Ванъяр, все же не может не поддаться странному тревожному очарованию этих песен. Пение Ванъяр - для пиров, для праздников, для песенных состязаний; песни Тэлери - для размышлений, ласковой печали и манящей мечты...
      Нэрвен задумчиво покачала головой:
      - Какие песни... Почему, государь, так редко твои подданные бывают на пирах в Валмаре?
      - Мы не очень любим громкое и яркое. И не слишком довольны покоем.
      - Нолдор тоже.
      - Нет. Вы ищете другого. Скорее, не столько находить, сколь подчинять и переделывать. Впрочем, не мне судить. Я не Нолдо. Прости, если я не так понимаю твой народ.
      - Я сама уже не понимаю... Но ведь и я не совсем Нолдэ. Могу ли я называть тебя отцом, отец матери моей?
      - Конечно, дитя мое. Но что тревожит тебя? Что случилось в Валмаре? Какая еще беда постигла Тирион? Я слышал уже об изгнании брата твоего отца. Печалюсь о горе Финве, но Феанаро достоин наказания.
      - Отец мой, непокой поселился в душах Нолдор. Может, это воистину слова Мелькора подняли муть со дна наших сердец... Но, отец мой, как это ни ужасно - мне сдается, что во многом он прав! Или иногда истина и ложь идут по одной тропе? Может ли это быть? И как тогда отличить одно от другого? Знаешь ли, теперь мое сердце - как пойманная птица. Мне стало тяжело здесь. Что я могу? Все говорят - ты первая из дев Элдар, ты сильнее всех, умнее всех, прекраснее всех... Зачем мне это, если я ничего не могу? Ничего не могу изменить здесь так, как хотелось бы мне... Это, наверно, греховно, ведь нам говорили, что так начался путь Мелькора. Неужели мы в сердцах наших склоняемся к Тьме? Я боюсь себя, я не понимаю себя... Я хочу творить - творить в мире, покинутом нами. Что-то гонит меня туда.
      - Но может так и должно быть? Не будет дурного, если ты откроешь думы свои Великим. Кому, как не им, знать о нас то, чего мы сами не знаем? Если это болезнь, то разве в Валиноре нет исцеления от любой горести?
      - Нет, отец мой. Мириэль не вернулась.
      Олве тяжело вздохнул.
      - Не печалься. Ступай, откройся Великим. Не грусти, дитя мое.
      Он налил из кувшина, сделанного из раковины, прозрачного зеленовато-золотого вина в чаши, и жемчужины закружились на дне.
      - Это вино благословила Йаванна. Оно развеселит тебя. Не должно печалиться высоким духом! Дочь дочери моей, не печалься! Знай - если желания сердца твоего будут угодны Великим, и если путь твой поведет тебя в Забытые Земли - не заботься о корабле. Он уже ждет тебя. Смотри!
      Олве поднялся и шагнул к витражному окну, толкнул створку - и она бесшумно открылась наружу. Зеленовато-золотые, как вино, волны тихо покачивали серебристо-белые корабли, и их сонные паруса слабо вздувались и вновь опадали, словно спокойно дышали. Серебристо-пепельные волосы Олве тихо шевелил ветер, широкие рукава его белого одеяния напоминали крылья чайки.
      - Вот тот, - указал король. - Это мой корабль. Я дарю его тебе, дочь дочери моей!
      ...А что же было потом? Элдар не умеют забывать, нет им такого милосердного дара. Иногда невольно позавидуешь Смертным - им дано забвение. Или это возмещение за смерть? Одни Великие ведают...
      ...И медленно угас Свет, и звезды как тысячи кровоточащих ран испещрили небо. Угасал Свет, и вставал ужас в сердцах. Ночь бесконечная пала на Валинор, ночь, полная дымного чада факелов, ярости и боли.
      Наверное, в хрониках все будет записано не так. Да и мудрые будут говорить по-другому - Элдар не забывают ничего, но не все, что было, дозволено запомнить. А было - застывшие, широко открытые глаза Финве, похожие на серое стекло. В первый раз Нэрвен видела смерть, и это было ужасно своей неестественностью. Настолько ужасно, что она даже поразилась своему спокойствию - она просто не могла воспринять этот ужас. Факельный свет придавал всему вокруг кровавый оттенок раскаленной стали. Ей казалось, что Феанаро сейчас так же опалит каждого своим прикосновением... И была - окровавленная рубаха Финве в руках полубезумного от горя и ярости Феанаро, и он швырнул ее в лицо посланнику Валар, обвиняя их в этом убийстве, ибо они - родня Моргота. Тогда впервые прозвучало это имя Моргот, и сын убитого требовал у родичей убийцы виру за отца. На него было страшно смотреть - и невозможно не смотреть. Страшно было слушать его - и невозможно не слушать. Как болью пронзает укус огня, так сам огонь рассеивает тьму - опасен и прекрасен; так речь и вид Феанаро заставляли подчиняться ему - не с неохотой, а с яростным жестоким восторгом. Артанис назвал ее отец, но сейчас она была воистину Нэрвен. И была клятва - та самая роковая клятва в чаду и огне факелов, в хищно-алом блеске обнаженных клинков... И - едва ли не страшнее ярости Феанаро - слезы Нолофинве, алые, как кровь, в отблесках огня. Он не клялся - но меч его, взлетевший к небу, был его клятвой - клятвой мстить за отца. Это было понятно всем и без слов.
      Именно тогда она поняла, что все изменилось. Теперь она должна была уйти, хотя также не давала клятвы. Ее вела месть, но куда больше - жажда изменить этот мир так, чтобы не видеть с мучительной неотступностью застывшие глаза Финве, чтобы, вернувшись, сложить к ногам Валар мир, избавленный от боли, горя и злобы... Кто знал, что самое страшное зло свершится в Валиноре, что злом будут сами Нолдор, что это зло они понесут в Сирые Земли... Кто знал...
      Она первая принесла Тэлери подробные о случившемся. Олве нервно вышагивал по залу:
      - Теперь тебе нельзя плыть.
      - Нет, отец мой! Именно теперь. На мне нет греха. Должен же быть хоть кто-то, кто сможет образумить их? Я их крови. Мне поверят. Ведь, если не это, они прибудут туда в великом гневе и ярости и сгинут все!
      - Но...
      Олве не успел ответить. В зал вошел Эльф в серебристо-белом дворцовом одеянии и сказал, что Феанаро требует встречи...
      Она помнила эту битву, короткую и страшную. Тогда Нэрвен воистину стала равной мужам, и кровь ее родичей до локтя обагрила ее руки. Это было страшно и красиво - убивать, и ужас в ее сердце боролся с восторгом. Помнила, как застыло все на миг, когда вдруг - глаза в глаза - она встретилась с Феанаро. Потом судьба развела их.
      - Не стой на моем пути, женщина, - прорычал он.
      - Я всегда буду на твоем пути! - тем же тоном ответила она. Сзади кто-то крикнул, Феанаро обернулся, и Нэрвен шагнула в сторону - на помощь Олве. А ведь ударь она тогда - все изменилось бы...
      Олве был ранен, и она почти волокла его к кораблям. Нолдор уже облепили палубы, как муравьи, и лишь корабль самого Олве еще защищали. Резня была сзади, бой был впереди, оставался лишь один путь - пробиться на корабль. С десятком-другим Тэлери они проложили себе дорогу. Корабль отошел от берега, и оттуда они с бессильной яростью наблюдали за резней и за гибелью оставшихся кораблей, ненужных Нолдор.
      - Иди за ними! - сквозь зубы прорыдал Олве. - Иди! Теперь я прошу тебя об этом. Покарай их ты, если Валар это допустили! Отомсти за нас, дочь моей дочери, Нэрвен!