Сборник 'Наше отечество' - Опыт политической истории (Часть 2)

      Революция произошла в многонациональной империи, нерусские народы в которой составляли почти 51 % населения. Испытывая различные формы национального угнетения, они оказывали правящему режиму все нарастающее сопротивление.
      Национально-освободительное движение являлось важнейшей составной частью общероссийского демократического процесса. Требование предоставления жителям многонациональной страны равных гражданских прав, независимо от национальности и вероисповедания, в той и иной форме входило в программы всех оппозиционных царскому режиму политических партий и организаций.
      Все оппозиционные партии понимали важность решения национального вопроса в России. Лидер кадетов П. Н. Милюков замечал: "Национальный вопрос -- одна из наиболее трудных и сложных проблем современности". А его коллега по партии публицист А. С. Изгоев с тревогой констатировал, что борьба национальностей становится мало-помалу одним из главнейших факторов внутренней политики. Либералы осмеливались указывать царизму на его просчеты в национальном вопросе, требовали более гибкой и маневренной (хотя той же вели
      кодержавной) политики в национальной сфере. Но речь шла о "свободе" народов в рамках сохранения унитарного Российского государства. Ограниченный демократизм программных основ либералов в национальном вопросе проявлялся в отрицании права народов на политическое самоуправление. В этом В. И. Ленин усматривал "... один из корней национализма и шовинизма кадетов -- не только Струве, Изгоева и других откровенных кадетов, но и дипломатов кадетской партии вроде Милюкова...".
      В отличие от либералов широко понимаемые права наций отстаивались революционными партиями. Программа эсеров ратовала за "возможно большее применение федеративных отношений между отдельными национальностями" и предусматривала в областях со смешанным населением право каждой национальности на пропорциональную своей численности долю в бюджете, предназначенном на культурно-просветительные цели.
      Вслед за "Декларацией прав народов России" (2 ноября 1917 года) и особым обращением правительства "Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока" (декабрь 1917 года) новая власть пошла в сентябре 1920 года на созыв в Баку I съезда народов Востока. В вышеназванном обращении от лица революционной власти верования, обычаи, национальные и культурные учреждения народов Поволжья и Крыма, Сибири и Туркестана, Кавказа и Закавказья объявлялись свободными и неприкосновенными. Права трудящихся мусульман, как и всех народов многонациональной страны, говорилось в обращении, "охраняются всей мощью революции и ее органов, Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов".
      Актом доброй воли, направленным на ликвидацию последствий национального гнета, явилось и принятое в 1917 году постановление Советского правительства о возвращении реквизированных в свое время царизмом национальных реликвий. Советская власть провозгласила политику уважения к народным традициям. Ныне нет больше угнетенных народов в свободной России, говорилось в специальном обращении от 24 ноября 1917 года по случаю решения передать украинскому народу знамена, бунчуки, грамоты, изъятые еще Екатериной II. Народ великорусский и революционный Петроград с приветом посылают вольному Киеву (столица Украины) священный дар в знак братства народов. Да славится и крепнет братский союз свободных народов России и всего мира, да исчезнет
      вражда и даже тень угнетения одной нации другою -- подытоживалось в обращении.
      Подобные же шаги были предприняты в отношении других национальных культурных ценностей. Так, 6 декабря 1917 года Ленин -- глава Советского правительства -- отдает распоряжение о немедленной выдаче "священного Корана Османа" Краевому мусульманскому съезду Петроградского национального округа.
      Советское правительство учредило специальный орган, регулирующий национальные отношения, -- Народный комиссариат по делам национальностей (сокращенно Нарком-нац).
      В двадцатые -- начале 30-х гг. был создан и весьма успешно функционировал динамичный механизм управления национальными процессами. Национальные секции, отделы, комиссии, сектора и целый институт изучения национальных проблем. Специализированные издательства, библиотеки и клубы национальных меньшинств. Журналы -- "Жизнь национальностей", "Революция и национальности". Национальные районы и советы. Не хватало кадров, средств, но страна чувствовала, что на нее смотрят угнетенные народы мира, и видела свои обязанности в том, чтобы показать пример внимания и уважения к национальному фактору. Однако на деле национальное в большевистском менталитете всегда имело второстепенное значение по отношению к классовому приоритету. Не случайно "Декларация прав народов России", как и другие демократические лозунги, под которыми большевики брали власть, стала трактоваться как право и обязанность народов служить делу мировой коммунистической революции.
      В принятой на Втором съезде РСДРП в 1903 году программе были сформулированы важнейшие пункты в области национального вопроса: широкое местное самоуправление; областное самоуправление для местностей, отличающихся особыми бытовыми условиями и составом населения; полное равноправие всех граждан, независимо от национальности; право получать образование на родном языке; право на самоопределение за всеми национальностями, входящими в состав государства. Идея о добровольном равноправном союзе народов лейтмотивом проходит через все ленинские работы по национальному вопросу, написанные им в 1917 г.
      Пришедшее к власти в результате победы Февральской революции Временное правительство предприняло опреде
      ленные шаги в расширении прав народов: были отменены национальные, расовые и религиозные ограничения, существовавшие в самодержавной России. Правда, вопрос о национальной государственности народов не был решен. Здесь сказалась великодержавная ориентация российского либерализма, явившаяся его "ахиллесовой пятой". Это привело к тому, что по мере дальнейшего развития событий национальный вопрос начинает приобретать все более самостоятельное звучание. Просчеты неопытной и нерешительной демократии, затягивание с ходом осуществления насущных социально-экономических и политических реформ давали дополнительный импульс усиливающимся сепаратистским тенденциям. Октябрь сделал то, что не смог осуществить Февраль -- уже через неделю после большевистского переворота появляется первый законодательный акт, специально касающийся национального вопроса -- "Декларация прав народов России".
      Уже в марте 1922 года, давая как бы ретроспективную оценку событиям первых послеоктябрьских месяцев, Ленин напишет: "1918 -- Советская конституция versus (против -- Авт.) Учредилка". За этой строчкой стоит многое. Становится ясно, что разгон большевиками Учредительного собрания не был просто ответной реакцией на "строптивость" этого представительного органа. Финал был предрешен заранее и "историческая" фраза матроса Железнякова замкнула логическую цепочку действий, вытекающих из политического сценария и концепции ре-жиссеров революции. Произошло столкновение двух принципиально различных типов общественного устройства --парламентской модели, предполагающей конкурирование политических партий в рамках правового государства, и советского типа, основанного на классовой селекции граждан, совмещающего законодательную, исполнительную и судебную власти и отдающего власть фактическую только одной партии.
      Если в центре этот процесс прошел чрезвычайно быстро, то события в национальных районах разворачивались по-иному. Там фактически состоялся национальный Февраль. Возникают национальные парламенты, сформированные представителями партий, традиционно называвшихся "националистическими". К ним относятся такие политические образования, как, например, Центральная Рада на Украине, Кокандская автономия в Туркестане, Оренбургская автономия, созданная на базе казахской партии Алаш, образовавшей правительство Алаш
      Орды. В Азербайджане приходит к власти Мусульманская демократическая партия (Мусават), в Армении -- Дашнакцутюн, в Грузии -- грузинские социал-демократы. Не предвзятая, объективная история этих национальных правительств и партий -- остается до сих пор "черной дырой" в советской историографии.
      Революция произошла в державе, отличавшейся разнообразием национальных регионов, прошедших неодинаковые стадии исторического развития. Если к социалистической революции не была готова центральная Россия, в которой был фактически оборван ход демократических реформ, то для ряда регионов правомерно говорить только об этапе преобразований национальных. Окраины бывшей империи представляли собой разнотипные цивилизации (культуры). Наряду с отдельными промышленно развитыми районами, на огромных просторах существовали общества с родоплеменной структурой, в которых социальные противоречия как бы перекрывались нормами религии и традиционного права. Национальный характер нередко принимало разделение между полиэтничным городом и традиционно моноэтничным селом. На политической карте империи проступали этносы разного уровня (например, среднеазиатский мусульманский суперэтнос) и разной "силы" -- пассионарности. Все это необходимо учитывать при оценках национальных правительств. Они представляли собой различные политические комбинации: национальные фронты с соответствующими флангами, от социалистической до теократической ориентации, многопартийные, однопартийные и иные образования. Типичны были допущенные ими ошибки: недостаточная разработанность программ и концепций политического устройства, нерешительность лидеров, осложнявшие ситуацию личные конфликты между ними, подчас элементы ксенофобии к "чужим" нациям. Во многом роковую роль в их судьбе сыграла гражданская война, в которой они оказывались между "белыми" и "красными", зачастую выбирая ориентацию, снижающую их "имидж" среди населения. Но следует учитывать и то, что все это был, по существу, первый опыт устройства национальной жизни народов, базирующийся на действительном учете конкретно-исторической ситуации в том или ином регионе.
      Главной опорой Советской власти в национальных районах становятся коммунисты, часто не представляющие коренного населения. А решающим аргументом в случае неприятия нового строя выступала сила оружия. Такое
      неприятие действительно имело место, поскольку Советская власть национальными правительствами отождествлялась с большевистской диктатурой. Наглядно это проявлялось уже в ноябре 1917 года в переговорах между СНК и Центральной Радой. Представители последней следующим образом оценивали сложившееся политическое положение: "Претензии СНК на руководство Украинской демократией тем менее могут иметь какое-либо оправдание, что навязываемые Украине формы политического правления дали на территории самих народных комиссаров результаты, отнюдь не вызывающие зависть. Пока в Великороссии развивается анархия, экономический, политический и хозяйственный развал, пока там царит грубый произвол и попрание всех свобод, завоеванных у царизма революцией, Генеральный секретариат не находит нужным повторять этот печальный опыт на территории Украины".
      Против навязывания "опыта пролетарской диктатуры" выступали представители различных народов. В нашей литературе много написано о "националистическо-клерикаль-ной" Кокандской автономии. Однако имеются материалы, позволяющие взглянуть на это политическое образование с иной стороны. Например, в фонде Центрального партийного архива ИМЛ при ЦК КПСС имеется письмо на имя ЦК РКП (б) одного из партийных работников Туркестана. Он пишет о "захвате власти русскими рабочими в Ташкенте", противопоставляя этому мусульманский съезд в Коканде, начавший работу по подготовке созыва Учредительного собрания и избравший Временное правительство, поддержанное также местными рабочими, крестьянами и воинами-мусульманами. Описывая достаточно непростые перипетии политического процесса в Коканде, автор письма повествует как незначительный инцидент вызвал фактически вооруженную интервенцию и разгром Временного правительства большевиками Ташкента. "И этим похоронено в могилу национальное движение в Туркестане", -- печально заключает он. И это -- не единичное свидетельство о судьбе Кокандской автономии.
      Целый ряд партийных советских руководителей, сталкивавшихся в своей деятельности с национальными проблемами, обнаруживали вопиющую некомпетентность. Показателен конспект лекций по национальному вопросу, составленный заместителем Сталина по Наркомнацу С. Пестковский "Нация как боевая организация буржуазии. Нация как средство эксплуатации буржуазией пролетариата и мелкой буржуазии", -- записал он. С позиций такой мен
      тальности можно вполне объяснить и "боевые действия" против представителей тех или иных национальностей, "мешающих" делу коммунистической революции. С негодованием писал в докладе Ленину, Троцкому и Дзержинскому в июле 1920 г. М. И. Лацис об "упрямом хохле", предпочитающим "палить свои нивы", чем быть обобранным продотрядами, и предлагал решить этот вопрос силами ВЧК.
      Между тем, предупреждения о пагубности такой политики раздавались из среды небольшевистских социалистических партий. Опять-таки в июле 1920 г. на имя Ленина поступает письмо заграничной делегации Украинской партии социалистов-революционеров, подписанное бывшим председателем Центральной Рады и видным историком М. С. Грушевским. Весьма лояльно высказываясь в пользу Советской власти, он упоминал о недружелюбном отношении украинских крестьян к коммунизму в его российской форме. "Причины таких настроений лежат в централистических стремлениях большевиков, -- писал Грушевский, -- и в желании удержать Украину исключительно под влиянием своей партии, править ею из Московского центра... Украинские социалистические партии относятся с величайшим сочувствием к идее федерации социалистических республик, но они считают ложными и вредными стремления рассматривать Украину как область, которая должна быть связана с Россией более тесными узами, чем какие-либо другие социалистические республики".
      "Националисты" во многих ситуациях разбирались тоньше и куда грамотней, чем руководящие деятели РКП (б). Наглядное свидетельство тому -- январские события 1920 г. в Башкирии, где возник конфликт Башрев-кома во главе с А. 3. Валидовым и присланными из центра партийными работниками -- Ф. А. Сергеевым (Артемом), Ф. П. Самойловым и др. История донесла до нас документы о том, как было на самом деле, в чем суть "националистических выходок" Башревкома и каковы действия "посланцев партии" в этой республике.
      Свет на подлинный характер происшедшего проливает сделанный в начале 1920 г. доклад в ЦК РКП (б) К. Ракоя (Рычкова), командированного в Москву по телеграмме Ленина для выяснения ситуации в Башкирии. Говоря о причинах конфликта, К. Ракой называет "партийную ориентацию на диктатуру в национальном вопросе". Вот его размышления о происшедшем: "Вы отлично зна
      ете, что наша партия до сего времени совершенно не подготовлена к тому, чтобы как следует разобраться в таких вопросах, как право наций на самоопределение, в автономии и вообще в национальных вопросах. Многие из наших товарищей совершенно убежденно трактуют о том, что мы должны твердо стоять на пути строгой пролетарской диктатуры, ... многие товарищи полагают, что пресловутые "самоопределение", "автономии" и т. п. не стоят выеденного яйца, понимая это как дипломатическую игру, которую в некоторых случаях Рабоче-крестьянское правительство должно играть всерьез, как это делается, например, по отношению к Башкирии, Киргизии и проч... Основываясь на нашем опыте, мы больше всего должны остерегаться той торопливости, неумелой теоретичности и того декретирования из Москвы, какое мы проявляем по отношению к Башкирии. Многие из наших товарищей, находясь в настоящее время в Башкирии, стремясь только выслужиться, не брезгуют никакими средствами и с негодными средствами пускают в ход полное принуждение... если подобным образом действовать по отношению к инородцам, как действовали по отношению к Башкирии тов. Артем и компания, и если к тому же еще, чего я лично не допускаю, действия т. Артема и др. санкционировались высшим партийным органом ЦК РКП -- ВЦИК, то это было таким идиотизмом, таким тупоумием и такою гибелью дела, что сознательно так работать могут провокаторы". О том, что все это были действительные факты, а не только эмоции, свидетельствует мнение члена Кирвоенревкома Т. И. Се-дельникова, констатировавшего, что "Башкирию в начале года поставил на дыбы "ласковый теленок" т. Артем своей мелкотравчатой и плоскодонной политикой вместе с почти полной деловой невменяемостью".
      На фоне такой "интернационалистской невменяемости" особо явственно видна "вменяемость", а точнее государственная мудрость и деловой подход "националиста" А. 3. Валидова. Приведем посланное им в январе 1920 г. письмо в ЦК РКП (копия--Ленину и Троцкому). Валидов пишет следующее: "...в руководящем органе РКП нет ни одного в совершенстве знакомого со своей страной, сильного и авторитетного на Востоке человека из восточных мусульманских национальностей... Вы сами больше, чем мы, понимаете, какие трудности Вам и восточным революционерам приходится одолевать, когда Вы рукою русского пролетариата начинаете восстанавливать
      похороненное, как казалось навсегда, русским империализмом человеческое самосознание, сознание необходимости борьбы за существование забитых Восточных народов... В эти моменты к Вам являются с Востока какие-то Баракатулла, Киргизские и Туркестанские представители, какие-то Валидовы, Байтурсуновы, Тунги-чины и другие, непривычные Вашему слуху имена и Вы не знаете, кто из них авантюрист, а кто нет... Доброжелатели из руководителей разных Главков и Главных учреждений смотрят на вопросы, возбуждаемые Востоком и на требования, предъявляемые с Востока и думают -- ... не ловушка ли это людей из страны тысячи и одной ночи". Валидов предлагает иметь в центре сильного авторитетного представителя мусульманского Востока, хотя бы и не коммуниста и рекомендует на этот пост видного деятеля Алаш-Орды Алихана Букейханова, все более склонявшегося к признанию Советской власти. Однако центр поддержал не А. 3. Валидова, а противную сторону. В итоге уже в ноябре 1920 года Валидов принимает участие в тайном заседании у назира финансов Хивинской республики, предупреждая, что разгром башкирского правительства Советской властью заставляет правительство Хорезма быть наготове к повторению с ним точно такого же эксперимента.
      Среди тех, кто не принял предложение Валидова, была Е. Д. Стасова, крупный партийный работник. Не зная, не любя Востока (в чем признавалась в письме к Ленину), она все же находила возможным руководить Советом пропаганды его народов. Вся ее деятельность состояла в "выдерживании партийной линии", подготовке анкет, инструкций и других организационно-пропагандистских "мероприятий".
      О неблагополучном положении дел в восточной политике предупреждал Ленина в 1920 г. ответственный работник Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока (отдела Востока ЦК РКП) А. Таиров-Деев: "Будучи мусульманином и хорошо зная восток, гля-дя на всю ту работу, которая на нем производится и предвидя "восточный сюрприз" для Советской республи-ки, а если эта политика изменена не будет, то этот "сюр-приз" неминуемо и в недалеком будущем будет нам преподнесен, беру на себя смелость сказать, что тот путь, по которому в настоящее время идет наша партия в своей ра-боте на Востоке, грозит привести ее к совершенно обратным результатам...".
      Фактически же Советский восток превратился в коридор для мировой революции, когда стал очевиден крах надежд на ее осуществление на Западе. Шло "подталкивание" событий в сторону их "революционного форсажа". Наглядно это проявилось на примере "народных" революций в Бухаре и Хорезме. Как бесхитростно сообщал в сентябре 1920 г. в телеграмме в ЦК РКП (б) председатель Совета назиров Бухарской республики, "Фрунзе с самого начала проводил военную подготовку переворота". Неудивительны и последствия подобной политики. В Хиве и Бухаре, писал Г. В. Чичерин К. Радеку уже 9 июня 1921 г., мы вынуждены были поддержать своими штыками переворот, последствия однако таковы, что даже туркестанские товарищи высказывают сомнения, не лучше было бы, если бы остался прежний порядок, на Востоке эти события нам навредили.
      Вот что докладывал сотрудник Восточного отдела НКИД Ленину о бухарской революции. Революция превратилась в форменное военное вступление Красной Армии, ничем не прикрытое, нарушавшее все представления о праве народов на самоопределение, и Бухара фактически оказалась оккупированной страной. При занятии Бухары было выпущено несколько миллионов пуль, несколько тысяч снарядов, из которых было немалое количество и химических. Вот что писали сами бухарцы: "красноармейцы оскорбляли религиозные чувства мусульман (сжигали мечети, употребляли листы Корана для естественных потребностей и т. п.)". Были ограблены и вывезены ценности Бухары. Есть воспоминания очевидцев "бухарского похода" как красноармейцы шли, обвешанные с головы до ног драгоценными вещами.
      Эта политика "интернационального сплочения" дала основание известному специалисту по национальному вопросу Г. Бройдо обратиться в январе 1921 г. к Ленину -- "...Теперь с восстановлением старых великорусско-коло-низаторских способов колонизаторской деятельности, образовался неслыханный для Хивы контрреволюционный фронт... Симпатии к Советской власти сменились острой, хотя и скрытой ненавистью к ней среди трудящихся... Наши окраины -- Кавказ и Туркестан, в особенности последний, достаточно подготовлены к принятию и поддержке любых оккупантов, идущих под лозунгами борьбы с Советской властью".
      Царизм управлял "сверху", через губернаторов и наместников, сохраняя в целом достаточный простор для
      действия традиционных для этих обществ регуляторов. Большевизм "по-революционному" вторгся в эти традиционные структуры. Борьба с религией, вековыми социокультурными обычаями и нормами и экономическими укладами приводила к самым негативным последствиям. В восточные районы нередко посылались люди, не знающие специфики края, уповающие на власть идеи и силу оружия. Видный деятель партии П. Лепешинский сообщал в центр о действиях в Туркестане известного чекиста Г. Бокия, политика которого состояла в том, чтобы "делать чик-чик" местному населению. Нередки были случаи "ссылки" проштрафившихся центральных работников. Постепенно стала оформляться каста новой -- уже партийной, знати. Не случайно, в оперативных сводках ГПУ, встречались сведения о том, что "туземцы" считают советских чиновников еще большими эксплуататорами, чем царских колонизаторов.
      Не удивительно, что народы ответили на завоевания сопротивлением. Если, скажем, в центральных губерниях движение русских крестьян и рабочих против продовольственного и политического террора приняло характер освободительной борьбы с большевизмом (восстание ижевских рабочих, антоновщина и др.), то на Востоке вспыхнуло национально-освободительное движение. Им стало басмачество.
      Сегодня о нем говорится и пишется много. Приводят доводы, что нельзя реабилитировать движение, с которым связано насилие, разгул религиозных и националистических страстей. Да, все это было. И когда льется кровь собратьев, то здесь нет выигравших. Есть только проигравшие, только слезы и горе людское. Но у любого события есть свои побудительные причины. Действия революционеров-интернационалистов, вторгшихся в чужой и непонятный им мир, воспринимались фактически как действия оккупантов. Красная армия и репрессивные органы прибегали к самым жестоким методам -- грабежа, насилия над местным населением, расстрелов пленных и т. п. Об этом писал Ленину в 1920 г. известный партийный деятель Туркестана Н. Ходжаев. Ферганский фронт существует, указывал он, благодаря политике "коммунистов-колонизаторов в Туркестане". Красноармейцы "под видом разбойников" уничтожали мирных жителей, насиловали женщин, разрушали деревни, в результате чего "чаша терпения переполнилась до крайности". О том, что Советская власть проводила экономический террор -- под видом "ку
      лака" обрушивая репрессии на простого труженика -- крестьянина, что вело лишь к усилению басмачества, предупреждал руководящие органы и следователь ВЧК в Туркестане П. П. Вильцин. Жестокость расправ была обоюдной. Чекисты поступали с врагами столь же по-варварски, как и те с коммунистами и красноармейцами. Так, например, в сентябре 1920 г. работник Особого отдела Туркфронта пишет письмо, в котором похваляется своей изуверской "доблестью": "Работаю в Особом Отделе. В мое распоряжение дали недавно приехавших 10 шпионов из Крыма, пробиравшихся в Бухару (речь шла скорее всего о представителях национальной партии Крымских татар Милли-Фирка -- Авт.), но от Особого Отдела не уйдешь. Я их поодиночке выводил во двор и мучил, острой палкой отрубал руки и ноги и в бешенстве кричал, что это за умирающих коммунистов. Продержал до 10 часов вечера, пока не уничтожил всех". Думается, что подобный случай -- не единичен.
      Однако классовый подход и борьба за мировую революцию выстраивали свои приоритеты. Интернационализм в его практической реализации стал рассматриваться как право на игнорирование национальной независимости. В нем потенциально было заложено и велико-державие. В борьбе за мировую революцию начала оформляться концепция "красного империализма". "Мировая коммунистическая республика с Лениным во главе" -- этот лозунг был весьма популярен в 20-е годы. Под флагом советизации и "освобождения трудящихся" происходило постепенное восстановление былой державы. Это обстоятельство было проницательно оценено в белогвардейском лагере уже в 1919 г. как переход "белой идеи" в "красную". В понимании сути такого процесса кроются и надежды сменовеховцев и "патриотические" повороты в отношении СССР ряда деятелей эмиграции, в целом, конечно, на дух не переносивших большевизма. В 1923 году, когда, казалось, революция в Германии вот-вот должна была вспыхнуть, РКП (б) активно готовила своих членов и народ в целом к "оказанию помощи" германской революции. На встречу с Гучковым поехал специальный посланец Троцкого Беренс для переговоров о пропуске белогвардейскими частями Красной Армии. Правда, "интернациональную интервенцию" осуществить не удалось. Кстати, многие люди в России дали подобным попыткам, имевшим место еще в 1918 году, достойную оценку. "Надо быть последовательным, -- писал Ленину некий И. Балашев из Петро
      града. -- Мы желаем свободы для себя -- должны соблюдать этот принцип и в отношении к другим, тогда только они станут уважать нашу свободу, без нее же нет для человека ни достоинства, ни счастья на земле. Ваш же деспотизм и насилие является таким же невыносимым гнетом, что в сравнении с ним царский режим казался прямо легким... совесть народов -- в том числе и нашего подскажет, что идеал, требующий для своего осуществления применения грубой силы, несправедливости и потоков крови, есть несомненно идеал ложный и весьма опасный".
      Но предостережения не были услышаны. Характерны тезисы доклада А. Микояна "К положению на Кавказе", посланные Ленину в декабре 1919 года. В них прямо говорилось о возможности для коммунистов готовить "государственный переворот" в республиках Закавказья, "свержение их правительств", а затем перейти к "слиянию" их "в одну государственную единицу с Россией" и таким путем "заложить фундамент рождающейся мировой республики Советов". Сценарий затем реализуется столь стремительно, что полномочный представитель РСФСР в Армении в полном недоумении пишет руководству: "О вступлении красных войск в Армению мы не были предупреждены и даже после того, как это стало фактом, нам продолжали сообщать, что красных войск в Армении нет и имеется лишь отряд армянских повстанцев".
      В марте 1920 г. Ленин получает письмо от М. М. Эссен из Грузии, в котором она предупреждает, что большевистская тактика непризнания суверенного грузинского государства играет на руку их противникам. В начале мая подписывается мирный договор между Советской Россией и Грузией, по которому РСФСР "безоговорочно" признала суверенитет и независимость грузинского государства. В то же самое время Орджоникидзе и Киров посылают Ленину шифрованную телеграмму, в которой говорилось следующее: "Обеспечить за Советской Россией Азербайджан, не владея Грузией, почти невозможно... Владея Грузией, мы вышибем англичан с восточного берега Черного моря, открываем путь в Турцию... Завоевание Азербайджана и оставление Грузии произведет самое гнусное впечатление на мусульман". А несколько позже Ленину пишет один Киров. Он сетует на атмосферу подозрительности, "самые чудовищные слухи" вокруг представительства РСФСР в Грузии. В частности, "на днях итальянский посол в Грузии Меркантелли мне простодушно заявил -- пишет Киров -- мы, -- сказал он, -- внимательно
      смотрим на вашу работу здесь и хотим проверить лишний раз ваше отношение к буржуазным республикам -- то есть способны ли вы жить в мире с соседями. Все уверены, что вы скоро покажете свое отношение к мирному договору как к клочку бумаги". Что и произошло.
      В. И. Ленин хорошо понимал значимость национального вопроса для реализации стратегических задач партии в условиях многонационального государства. Известны его высказывания о необходимости ликвидации имевшей место при царизме "национальной травли и грызни". Вождь большевиков призывал к терпимости и уступкам в области межнациональных отношений. Однако классовый подход и здесь выстраивал свою систему координат. Ленин писал не просто о союзе, а о "союзе социалистическом", направленном на укрепление фронта трудящихся всех наций против буржуазии всех наций. Весьма показательной в этом плане явилась его работа "Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата", написанная в декабре 1919 года. Настаивая на необходимости борьбы с великорусским шовинизмом, Ленин замечает: "Мы обязаны именно в национальном вопросе, как сравнительно маловажном (для интернационалиста вопрос о границах государств вопрос второстепенный, если не десятстепенный), идти на уступки". Такая тактика, по Ленину, поможет непролетарским трудящимся массам изжить "колебания" -- то есть испробовать различные формы государственных отношений. Гарантом изживания подобных колебаний является "нетерпимость и беспощадность, непримиримость и непреклонность" в главном вопросе -- пролетарской (а по существу партийной) диктатуры.
      В этом, воспользуемся ленинским термином, "гвоздь" национальной политики большевиков. Ее можно сравнить со своего рода национальным нэпом, когда конечная цель -- создание мировой коммунистической республики требует на какое-то время, до перехода "к полному единству", учета национального момента. Но всем процессом должна руководить Коммунистическая партия, интересы ее идеологии и политики во всех случаях являются определяющими. Именно сквозь призму этой "генеральной линии" и следует рассматривать ход создания советского многонационального государства.