Повесть об уголовном розыске

      – Второй человек - это, конечно, я сам. Прошу не хихикать, это неприлично! Объяснять свои достоинства, я считаю, с моей стороны будет нескромно. Третий - мой корешок Никита. Свой ум он вам доказал, так что перехожу к четвертому… - Вася нашел глазами Колю, встретил его умоляющий взгляд: - Четвертый будет Коля! Известное дело, мой второй корешок Коля Кондратьев. Почему? А потому, что сила солому ломит, и вы все его видели в деле на Ватном острове. Я все сказал!
      – Еще не все! - Маруська протиснулась к столу. - Пятый человек - это я! Можете хохотать, а вот вчера товарищ Сергеев так сказал: женщина-сыщик, говорит, - первая в мировой истории, - это, говорит, главное завоевание Октябрьской революции.
      От хохота задрожали стекла. Впрочем, проголосовали все единодушно.
      Вечером в комиссариате у Сергеева бушмакинцы получили удостоверения-мандаты и оружие. Всем достались тяжелые, несамовзводные солдатские наганы, а Васе, словно назло, - трехлинейка. Вася пощелкал затвором и лихим движением забросил винтовку за плечо.
      – Ничего, - утешил Сергеев. - Начнете работать - таким оружием разживетесь, что я первый позавидую.
      – А что у вас? - не выдержал Вася. - Покажите!
      Сергеев гордо улыбнулся и вытащил из бокового кармана вороненый кольт 14-го калибра.
      – Ф-у-у, - Маруська искривила губы. - Подумаешь, такой же наган.
      Сергеев протянул ей кольт, она взяла его и удивленно воскликнула:
      – Наполовину легче!
      – Это не главное, - сказал Сергеев. - Чтобы перезарядить наган, нужно в каждую патронную камору ткнуть шомполом. Я уж не говорю о том, что нужно сдвинуть патронный стопор. А здесь…
      Он взял у Маруськи кольт, щелкнул задвижкой, и барабан послушно откинулся влево. Нажал головку экстрактора, и все патроны высыпались в подставленную ладонь.
      – Ли-ихо, - протянул Коля. - Мне бы такой.
      – Все будет, - Сергеев спрятал револьвер в боковой карман. - Требую от вас, товарищи, самой жесткой революционной дисциплины. Вы должны быть готовы к любым неожиданностям. К чему я об этом говорю? Вот получили мы сегодня сообщение - чиновники сыскного обещают устроить новой власти "кузькину мать".
      – Очень интересно, - сказал Никита. - Вроде бы культурные люди, интеллигентные.
      – Другое интересно, - заметил Бушмакин. - В какой, так сказать, форме они намерены это сделать?
      …Над притихшим Петроградом опустилась долгая осенняя ночь. Бушмакин затоптал самокрутку и шагнул в темноту. Коля, Вася, Маруська и Никита двинулись следом. Было безлюдно. Обыватели притаились по углам. Электростанция не работала - темень, хоть глаз выколи. Звук шагов гулко отлетал от мостовой, заставляя запоздалых прохожих вжиматься в стены домов: кто их знает, этих пятерых. На Дворцовую площадь вышли со стороны Мойки. Справа, без единого огонька, мрачной глыбой чернел Зимний. Слева на фоне светлого неба плавно изгибалась дуга Главного штаба и министерства финансов. Посредине площади подпирала низкое небо колонна, а на ней - ангел с крестом в руках.
      – Это вот и есть этот… как его? - силился вспомнить Коля.
      – Символ царизма, - подсказал Никита. - Один дурак сказал, а другой повторяет.
      – Да не-е-е, - Коля завертел головой. - Я не к тому. Я о том, что красиво здесь.
      Подошел патруль. Вспыхнул луч фонарика, негромкий голос приказал:
      – Документы?
      Слабый свет выхватил из темноты строгие лица матросов…
      – Уголовный розыск, - вслух прочитал матрос. - Это как же понимать?
      – Это вместо сыскного, - сказал Бушмакин.
      – Интересное дело, - матрос вернул документы. - Не зазорно рабочему человеку таким дерьмом заниматься?
      – Ишь ты, - недобро протянул Бушмакин. - Чистюля выискался. Ты вот кто по профессии? Комендор? Кочегар? Кто?
      – Минер я, - удивленно ответил матрос.
      – А чего же ты не на корабле, а по улицам шляешься? - ехидно спросил Бушмакин. - Ну и молчи, коли ума нет!
      Пошли дальше. Напротив главных ворот дворца Бушмакин остановился:
      – Слышь, Коль. Здесь жил царь. Романов Николай Александрович. Второй. Кровавый.
      – Один жил? - с недоверием спросил Коля.
      – Один.
      – Плохо это. У нас в деревне у иного крыша над головой валится, а под крышей - пятнадцать душ. Зачем одному человеку столько? Обожраться, что ли, право слово…
      – Это ты верно сказал, - кивнул Бушмакин. - Что было в прежней жизни? Обжорство! А с другого конца - голод. А мы сделаем так, чтобы все были сыты, одеты, обуты и крыша над головой была… И никогда не допустим, чтобы у одних было много, а у других - ничего.
      Коля задумался на мгновение:
      – Мужики сказывали - царь добра хотел. А все это от управителей. Они от царя правду скрывали и народ мучали.
      – А ты, дурак, и поверил, - вмешался Вася. - Ты раскинь мозгами: ну какая разница между царем и министрами? Один хапал больше, другие меньше, вот и все. А девятое января да Ходынку вместе готовили.
      – Кто в России главный, тот во все времена главный вор, жулик и подлец, - поддержал Никита. - Всегда так было.
      – А теперь не будет, - уверенно сказал Бушмакин. - Теперь народ - хозяин. С любого отчет спросим. Пошли, ребята, заболтались.
      …Светало. Угловое здание на Гороховой чернело провалами окон. Парадная дверь была не заперта. Вторая дверь, в вестибюле, предательски заскрипела, и все замерли, словно мальчишки, застигнутые на месте преступления.
      – Тьфу! - замотал головой Бушмакин. - Да что же это мы? Воровать пришли?
      – Вы же сами велели тихо, - обиженно заметил Вася.
      – Велел не велел, ты меня не одергивай, молод еще! - рассердился Бушмакин. - У кого есть спички?
      Никита послушно чиркнул спичкой. Красноватое пламя отразилось в огромном зеркале. Маруська подошла к нему и удивленно провела рукой по гладкой холодной поверхности.
      – Мне бы такое, - задумчиво сказала Маруська. - Женщина с таким зеркалом - непобедима.
      – Нашла время, - буркнул Коля.
      – Глупенький ты. Этого вы, мужики, никогда не поймете.
      Вася нашел свечу. Слабый, неверный свет выхватил из темноты часть вестибюля и лестничный марш с ковром, который прижимали к ступеням блестящие бронзовые штыри.
      На втором этаже - длинный, уходящий во тьму коридор с десятками дверей по обе стороны.
      – "Третье делопроизводство", - прочитал Никита табличку на одной из дверей.
      – Зайдем, - решил Бушмакин.
      Пламя свечи высветило несколько обшарпанных канцелярских столов и уходящий под потолок шкаф с картотекой.
      – Вот это да! - Вася от удивления даже прищелкнул языком.
      – Что там? - спросил Бушмакин. - Ну-ка, посмотри.
      Вася выдвинул самый нижний ящик:
      – Карточки какие-то… "Фа-рма-зоны…" - прочитал он по складам.
      – Ну и кто, кто эти… они кто? - нетерпеливо допытывался Бушмакин. - Чем занимаются, где живут?
      Вася наугад вытащил одну карточку.
      – Волин Дмитрий Иванович, уроженец села Летихино… Орловской губернии… Проживает: Пустая улица, дом пять.
      – Это на Малой Охте, - вставил Никита.
      – Ну и что он, этот Волин? - не унимался Бушмакин. - Чего ты, как пыльным мешком прибитый?
      – Фармазон он, - убито сказал Вася.
      – Вероятно, следует читать "франк-масон", - объяснил Никита. - Член тайного общества декабристов…
      – Каких еще декабристов… - застонал Бушмакин. - Ну при чем здесь они? - Он начал выдвигать один ящик за другим. - "Медвежатники", "форточники", "скокари", "гопстопники"… Черт знает что! Я таких поганых слов в жизни не слыхал!
      – Я думаю… Это здесь ворье всякое понапихано, - вдруг сказал Коля. - Записаны разбойники всякие…
      Бушмакин с уважением посмотрел на Колю:
      – А что? Прав он, ребята! Как считаете?
      – Я так думаю, - продолжал Коля, - что ежели здесь как следует порыться, можно и Сеню Милого отыскать, верно я говорю?
      – Верно, - кивнул Бушмакин. - Только вот я смотрю - глаза у тебя сразу недобрым огнем загорелись, а ведь ты теперь не просто Коля. Ты сотрудник уголовного розыска. А что это значит? Это значит, что задержать Сеню, найти его - это твоя обязанность. А вот, скажем, морду ему набить, - это стой! Нельзя!
      – А жаль! - улыбнулся Вася и, перехватив рассерженный взгляд Бушмакина, добавил: - Все понял…
      – Ночуем здесь, - решил Бушмакин. - Утром будем разбираться.
      Улеглись кто куда. Бушмакин на стол, остальные - на стулья. Остаток ночи прошел спокойно, а когда совсем рассвело, заскрипела дверь, и в комнату просунулся заспанный мужчина лет пятидесяти, в потертом чиновничьем мундире.
      – Чему обязан? - хмуро, без удивления спросил он.
      – Мы вновь назначенное управление уголовного розыска, - сказал Бушмакин. - Вот мандат.
      Чиновник отвел руку Бушмакина, внимательно оглядел ребят и повторил задумчиво:
      – Управление уголовного розыска… - иначе сказать - сыскная полиция рэ-эс-дэ-рэ-пэ-бэ?
      – Ясно сказано, гражданин, - закипая, произнес Бушмакин. - Управление. И я вам не советую…
      – А что такое малина, вы знаете? - грустно перебил чиновник.
      – Ягода, - вступил в разговор Коля. - Кто же этого не знает!
      Чиновник подошел ближе, всмотрелся в лицо Коли:
      – Здравствуйте, молодой человек. Рад приветствовать спасителя… - Чиновник протянул Коле руку.
      Коля осторожно пожал протянутую руку и сказал смущенно:
      – Да чего там… Мы - завсегда…
      – Что значит - завсегда?.. - подозрительно спросил Бушмакин. - Откуда ты его знаешь?
      – Так, - Коля совсем смутился. - Случай вышел… Пустяки.
      – А вы оказывается, еще и скромны? - удивился чиновник. - Ваш сотрудник, господа, не так давно спас жизнь мне и моей жене!
      – Вот это да! - Вася изо всех сил хлопнул Колю по спине.
      – Поздравляю, - сказал Никита.
      – Коля, ты у меня теперь самый любимый! - пропела Маруська.
      – Мадемуазель, он этого вполне заслуживает, - галантно поклонился Колычев. - Ну что же, господа. Рад знакомству и позвольте мне откланяться. Я картотеку разбирать пришел, не спится, знаете ли, но раз вы теперь хозяева…
      – Минуточку, - остановил его Бушмакин. - Как вы относитесь к монархии?
      – Она себя изжила, - сказал Колычев. - Печальная закономерность.
      – Печальная? - прищурился Бушмакин.
      – Да, - кивнул Колычев. - Я, милостивый государь, столбовой дворянин, мой род уходит корнями в шестнадцатый век. Все мои предки верой и правдой служили царю и отечеству. И я служу. Служил, - поправился он.
      – Сыщиком? - спросил Никита. - Не очень почетная профессия. Слыхал, что дворяне ею брезговали… Бенкендорф, Шувалов, Шешковский… Каты… Из-за них, наверное, брезговали?
      – Вы малообразованны, - сказал Колычев. - Вы говорите о тех, кто возглавлял политический розыск. И вы правы: испокон веку на Руси презирали и ненавидели тех, кто преследует людей за политические убеждения. Но есть и другая полиция. Она очищает мир от подонков. От уголовников. От мрази всякой. Я пошел служить в эту полицию по глубокому убеждению, милостивый государь!
      – Пока эта полиция была в руках царских прихвостней, - сказал Бушмакин, - немногим она отличалась от жандармов и охранки. Но мы поспорим после.
      – Вы думаете, это "после" будет? - улыбнулся Колычев.
      – Хотите остаться? - прямо спросил Бушмакин.
      – Вы сможете мне верить? - осторожно осведомился Колычев.
      – Это будет зависеть только от вас. - Бушмакин пристально смотрел на Колычева.
      И Колычев не отвел взгляда:
      – Поскольку кто-нибудь все равно должен вам объяснить, что такое малина и бока скуржавые, - я остаюсь.
      Потом бушмакинцы разбирали картотеку сыскной полиции. Командовал Колычев. Он сидел на приставной лестнице в помятой рубашке, без сюртука и был очень оживлен:
      – Третий ящик оставьте! - кричал он. - Это отработанный пар! Так сказать, сведения для науки. Вам, господа, нужно сейчас интересоваться только активно действующими персонами. Теми, кто в эту самую минуту режет, грабит, раздевает и насилует! А это все в десятом ящике. Там мокрушники - сиречь убийцы, и все известные нам сборища уголовно-преступного элемента, сиречь - малины.
      Ребята притащили ящик. Бушмакин надел поломанные очки в железной оправе и углубился в чтение. Но было еще темно, и Бушмакин попросил Колю найти свечу или лампу.
      Коля вышел в коридор. Маруська увязалась следом.
      – В сто сорок втором на столе лампа с четырьмя свечами! - крикнул Колычев.
      Отыскали нужную дверь. Когда возвращались обратно, Маруська взяла Колю за руку.
      – Нравишься ты мне, - сказала она тихо. - Наверное, я не должна тебе об этом говорить, ну да ты парень простой и человек хороший, вреда мне не сделаешь.
      – Не сделаю, - Коля покраснел и отдернул руку.
      – Стесняешься?
      – Не-е, - Коля вздохнул. - Только не время сейчас… И не место.
      – Скажи уж прямо: пошла ты, девка, туда-то и туда-то. Не прячься за слова, терпеть не могу!
      Она повернулась и ушла. Коля постоял еще некоторое время в коридоре и вернулся в кабинет Колычева. Зажгли свечи, стал виден лепной потолок и электрические лампы под жестяными крашеными абажурами - они висели над каждым столом.
      – Розыск преступного элемента должен быть поставлен научно. А наука свидетельствует, что без планомерного и глубокого проникновения в преступную среду ни одна полиция мира успеха не имела! Вот и мы с вами в своей работе будем опираться исключительно на преступный элемент! - разглагольствовал Колычев.
      – Даже исключительно, - усмехнулся Бушмакин. - А честные люди? Граждане? Они что же, заинтересованы в том, чтобы процветала уголовщина? Они, по-вашему, нам помогать не станут?
      – Разъясняю суть дела на простом примере! - Колычев словно читал лекцию на юридическом факультете университета. - Ограбили лавку. Нутс-с, спросили вы того, сего, а они - молчок! Обыватель - подлец, дело известное.
      – Неправда! - возразил Бушмакин. - Кто-нибудь что-нибудь видел и придет к нам, сообщит.
      – Кто-нибудь, что-нибудь, - парировал Колычев. - Слова-то все дамские, с кухни… Нет-с, мил-сдарь, не придут! Не бывало-с!
      – У вас - не бывало-с, а у нас - будет! - уверенно заявил Никита. - Я, например, верю в человеческий разум!
      – Разум? Эк, куда вас хватило, - с сожалением сказал Колычев. - Ну при чем тут, помилуйте, разум? Разве речь идет о периодической системе элементов? Давайте ближе к жизни, господа. К реальной жизни, наполненной проходимцами, предательством и хамством. Так о чем бишь я? Вот взгляните, - он вытащил из ящика три карточки. - Итак, мы с вами предполагаем, что ограбили лавку либо Васька Клыч, либо Шура Рябчик, либо Алексашка Помпон. Но кто конкретно? - Он торжественно оглядел присутствующих и продолжал: - Не знаете? И я не знаю. Но, в отличие от некоторых здесь присутствующих альтруистов, верящих в "человеческий разум", я не знаю этого только пока. Пока! Итак! Я вызываю городового, велю доставить ко мне всех друзей вышеназванных господ, потом приглашаю еще двух городовых и приказываю бить этих друзей до тех пор, пока большинство из них не запросит пощады. Тогда я отсылаю городовых и предлагаю некоторым, мною избранным, освещать подозреваемых, следить за каждым их шагом. Как вы уже догадались, вопрос ареста - это уже не вопрос. - Колычев вытер со лба пот и замолчал.
      – Лихо, - сказал Коля.
      – Отвратительно, - поморщился Никита.
      – Кое-что в этом, конечно, есть, - Вася почесал затылок.
      – Мужчинам только бы драться, - вздохнула Маруська.
      – Значит, бить? - спросил Бушмакин.
      – Ну, тут Колычев прав, - сказал Вася. - Не целовать же их. Они людей режут, а мы их - гладь?
      – Вы же интеллигентный человек, - укоризненно сказал Бушмакин, не реагируя на замечания Васи.
      – Нашу работу в белых перчатках не сделаешь, - ответил Колычев. - Увы…
      – Скажу так, - Бушмакин строго оглядел присутствующих. - Кто хочет здесь работать - о мордобое забыть навсегда! За мордобой - ревтрибунал, уж я позабочусь! А тебе, Василий, вот что понять надо: кругом поднимается заря новой жизни. Ты что же, всерьез думаешь, что преступники этого не видят? Видят! И я рассматриваю нашу задачу так: направить их на путь исправления. Помочь им!
      – Между прочим, девять месяцев назад господин Керенский выпустил всех, рвущихся к новой жизни, - с горькой иронией произнес Колычев. - И что же? На свободе оказалось несколько тысяч опаснейших негодяев! Началось такое… Страшно вспомнить. И сейчас продолжается - вон молодой человек не даст соврать, - Колычев кивнул в сторону Коли и продолжал: - Нет, господа. Преступный мир - это преступный мир. Никогда никто и ни при каких условиях его не изменит и не исправит. Пока есть человечество, будет и преступность. Думать иначе - наивный вздор.
      – Плохо же вы относитесь к человечеству, - усмехнулся Никита. - Я с вами совершенно не согласен!
      Снизу, из парадного, донеслось отчаянное треньканье звонка. Никита не договорил и вопросительно посмотрел на Бушмакина. Тот, в свою очередь, - на Колычева.
      Колычев достал из кармашка жилета огромные золотые часы и щелкнул крышкой:
      – Да уже десятый час, господа! - удивленно сказал он. - Это, вероятно, пришли лояльные новому правительству чиновники нашей канцелярии. Я вам потом расскажу о каждом. Поласковее с ними, господа, они очень и очень нам пригодятся!
      – Коля, впусти, - приказал Бушмакин.
      Коля убежал. Через минуту он снова появился - несколько растерянный и притихший. Следом за ним в кабинет ввалилось человек десять мужчин в форменной одежде департамента государственной полиции. Они столпились на пороге и молча уставились на Бушмакина и ребят.
      – Это новое начальство, господа, - объяснил Колычев. - Мы разбираем действующие картотеки. Я полагаю, вы присоединитесь к нам?
      Худой, высокий чиновник с университетским значком на груди переглянулся с остальными.
      – Мы хотели бы знать, от какой партии новое начальство? - спросил он.
      – Какая разница, господа! - сказал Колычев. - Они хотят бороться с уголовниками, - это главное, я полагаю.
      – Мы от партии большевиков, - жестко сказал Бушмакин. - Устраивает?
      – Как нельзя больше! - улыбнулся худой и повернулся к остальным: - Поможем большевикам, господа? - Он засучил рукава форменного сюртука и, словно дирижер в оркестре, взмахнул руками.
      – Берегись! - крикнул Колычев, но было уже поздно. Вся орава бросилась к ящикам с карточками.
      – Стой, стрелять будем! - закричал Бушмакин, выхватывая наган.
      В ту же секунду худой профессионально ударил его по запястью ребрами ладоней, и наган с глухим стуком упал на пол.
      Остальные бушмакинцы даже не успели обнажить оружие. Васю сбили с ног ударом стула по голове. Никиту кто-то ткнул лицом в шкаф, и он, закатив глаза, опустился на пол. Маруська забилась в угол и истошно визжала, а Коля, раскидав нападавших один раз и второй, на третий не сумел увернуться от приема - рука попала в "замок", и Коля врезался в старинную голландскую печь. Бушмакин попытался было дотянуться до своего нагана, но худой изо всех сил наступил ему на руку, и Бушмакин потерял сознание от боли. А потом началось столпотворение… Зазвенели стекла - озверевшие "служители правопорядка" выбрасывали ящики с карточками прямо на улицу. Кто-то поджег ворох бумаг, кабинет заполнили клубы черного дыма.
      Колычев, взобравшись на свою лестницу и накрыв голову папкой, испуганно наблюдал за побоищем.
      Наконец все было кончено. Чиновники потянулись в коридор. Худой остановился возле лестницы.
      – Надеюсь, вы с нами, Колычев? По-моему, вы всегда презирали конформистов!
      Колычев высунулся из-под папки:
      – То, что вы сейчас сделали, - низость!
      – О, господи, - худой шутовски взмахнул руками. - Однако мы в неравном положении. Вы - высоко, и мне трудно вам отвечать… - Он резко вышиб лестницу из-под Колычева. Тот с воплем грохнулся на пол и остался недвижим.
      – Подумай, мразь, - с ненавистью сказал худой и ушел, хлопнув дверью.
      …Первым очнулся Бушмакин. Рука распухла и напоминала пышку с повидлом. Бушмакин поднялся, кряхтя и охая, взял со стола графин и, приводя в чувство своих товарищей, начал поливать всех по очереди: Колю, Васю, Никиту и Колычева. Потом отпил из графина. Увидел Маруську. Она по-прежнему сидела в углу.
      – Что же ты? - укоризненно сказал Бушмакин. - А еще красный милиционер. Где наган?
      – Вот, - тихо сказала она. - Я хотела в них выстрелить, да у меня сил не хватило взвести курок.
      – Ничего, Маруська, не тушуйся, - вздохнул Бушмакин. - Не смогла, так не смогла. Мы тебе потом браунинг организуем за то, что сумела сохранить боевое оружие. А себе и всем остальным назначу по десять суток ареста - за утрату революционной бдительности и револьверов. Плохие мы еще сыщики, Маруська.
      Приподнялся и сел Колычев. Увидел Бушмакина, улыбнулся через силу:
      – Дали нам перцу. А что вы хотите? Они всю жизнь этим занимаются, а вы - первый день… Сколько еще времени пройдет, прежде чем вы освоите хотя бы азы сыскного дела.
      – Меньше, чем вы думаехе, - сказал Бушмакин. - Вы знаете этих людей?
      Колычев кивнул.
      – Я сообщу об этом Военно-революционному комитету, - продолжал Бушмакин. - За саботаж такого рода они будут расстреляны.
      Колычев снова кивнул:
      – Иного они и не заслуживают. Но если вы думаете, что они сидят и ждут ваших конвойных, - вы ошибаетесь… - Колычев усмехнулся. - Я не политик, но даже я понимаю, что мой класс не сдастся вам без боя. Как говорят на ваших собраниях: в повестке дня - гражданская война… И эти люди будут ждать ее начала в укромном месте.
      Маруська растолкала ребят. Все выглядели вполне сносно, только у Коли поперек лба лег багровый шрам.
      – Картотеку жалко, - Колычев обвел взглядом кабинет. - Она собиралась годами. Большое подспорье потеряли, жаль…
      – Сейчас все разойдемся, - сказал Бушмакин. - Отдыхать четыре… нет, шесть часов. Ровно в пять, - он посмотрел на часы, - всем быть здесь. Где телефон?
      Колычев кивнул на свой стол.
      – Я позвоню, вызову охрану, - продолжал Бушмакин. - А то пока мы будем спать, ваши друзья, не дай бог, снова явятся.
      – Это не мои друзья, милостивый государь! - встал Колычев. - Это негодяи!
      – Ну хорошо, хорошо, - отступил Бушмакин и потянулся к трубке. Но взять ее не успел. Заверещал зуммер.
      – Кого это? - спросил Бушмакин.
      – Не знаю, - Колычев пожал плечами. - Сюда уже недели две никто не звонил… - Он снял трубку: - Управление сыскной… то бишь - уголовного розыска, здесь Колычев. С кем имею честь? Понятно! - Он зажал мембрану рукой и повернулся к Бушмакину: - Около сотни неизвестных громят посольство на Большой Морском. Дипломаты просят помощи. Они уже всюду звонили - дозвониться никуда не могут.
      – Что вы делали в подобных случаях? - спросил Бушмакин.
      – В мое время подобных случаев не было, - не удержался Колычев.
      Бушмакин взял трубку:
      – Слушайте меня! Да тише вы, черт вас возьми! Десять минут продержитесь! Все! - он швырнул трубку на рычаг, крикнул: - Маруська и Колычев остаются, остальные - за мной!
      – У них винтовки и пулемет! - закричал Колычев. - А у вас?
      Бушмакин растерянно уставился на пустую кобуру.
      – Черт, - пробормотал он. - Но все равно, я обещал помощь. Надо идти…
      – Я с вами, - заявила Маруська.
      – Я тоже, - поразмыслив, сказал Колычев. - И, принимая во внимание ваш искренний порыв… Ладно, я помогу вам. Идите за мной…
      Он бросился к дверям, которые вели в подвал. Внизу перед тяжелой, обитой железом дверью он остановился. На огромном засове висел пудовый замок.
      – Здесь кладовая изъятого оружия. Все сваливали сюда. Патроны тоже.
      – Что же ты раньше молчал? - Бушмакин растроганно похлопал Колычева по плечу. - Маруська, давай сюда твой "шпайер"… Всем отойти!
      Бушмакин семь раз подряд выстрелил в замок. Полетели искры, куски исковерканного металла. Замок отвалился.
      Вошли. Это была маленькая комната со стеллажами вдоль стен. На полках лежали револьверы и пистолеты самых разных марок, ножи, кастеты, остро заточенные напильники.
      – Брать оружие только с полной обоймой! - предупредил Бушмакин. - Лучше - по две обоймы сразу.
      Коля засмотрелся на тяжелый маузер в деревянной кобуре. К сожалению, в нем не было ни одного патрона.
      – За мной! - Бушмакин выскочил в коридор.
      Выбежали за Гороховую. Бушмакин с сомнением оглянулся на парадную дверь, сказал:
      – Там оружие, документы. Маруська! Ты остаешься! И без лишних слов, - прикрикнул он. - Позвони Сергееву, пусть пришлет помощь.
      Маруська понуро скрылась в подъезде.
      Трехэтажный особняк посольства отделяла от улицы затейливая чугунная решетка. Вдоль нее выстроились погромщики. Они просунули стволы винтовок сквозь узоры решетки и держали окна посольства на прицеле. Два человека по приставной лестнице лезли на балкон, около десятка колотили невесть откуда раздобытым рельсом в резную дубовую дверь. Она трещала, но пока не поддавалась… Двое залегли в воротах - у станкача. Бушмакин увидел солдат с повязками революционной охраны, сердито спросил:
      – Чего не стреляете?
      – Без толку, - вздохнул солдат. - Их - эвон сколько. А нас - эвон.
      – Огонь! - зло крикнул Бушмакин и выстрелил из своего нагана. - Ребята! Занять позиции и не высовываться! Огонь!
      Солдаты открыли беспорядочную пальбу. Бушмакинцы их поддержали. Один из бандитов - он уже перебросил ногу через решетку балкона, сорвался и полетел вниз.
      – Братва! В нас палят какие-то суки! - растерянно завопил главарь погромщиков. - Стой! - Он замахал маузером. - Чего по своим жарите? Мы, чай, буржуев трясем! Давай к нам, барахло поровну!
      – Огонь! - скомандовал Бушмакин.
      На этот раз ударили дружно, залпом. Бандиты выронили рельс и разбежались.
      – На куски порвем, падлы! - орал предводитель. - Нас больше! Не дрейфь, братва! Их часы сочтены!
      Бандиты начали стрелять.
      Бушмакин высунулся из-за угла дома, крикнул:
      – Предлагаю сдаться! Кто добровольно сложит оружие - уйдет свободно! Остальным - расстрел на месте!
      – Не слушайте его! - срываясь на визг, заверещал главный. - Контрики они, братва! Огонь по контрикам! Патронов не жалеть! У нас их много! Пулемет! Полкоробки разом, огонь!
      Затрещал "максим".
      – Дохлое дело, - сказал солдат. - Они нас ликвиднут как пить дать.
      – Нахожу, что это, увы, резонно, - поддержал солдата Колычев.
      Бушмакин выстрелил. Следом за ним открыли стрельбу Никита и Вася.
      – Не получается у вас, - сквозь зубы сказал Бушмакин. - Вот как надо…
      На той стороне грохнулся предводитель.
      – Вы случайно не чемпион по стрельбе? - добродушно-насмешливо осведомился Колычев.
      – Я весь четырнадцатый год в окопах просидел, - ответил Бушмакин.
      Пули дырявили штукатурку, били стекла.
      – Коля, - окликнул Бушмакин, - дуй за подмогой. Они, вишь, в атаку пошли.
      Погромщики вытянулись в редкую цепь и медленно двигались в сторону бушмакинцев.
      – Коля, если вы уходите - дайте мне ваш наган, - попросил Колычев.
      – Не дам, - сказал Коля, пряча наган за спину. - Я никуда не пойду.
      – Приказы не обсуждать! - обозлился Бушмакин. - С кем я только связался! Щенки и интеллигенция.
      – Интеллигенция тут ни при чем, - сказал Никита. - От обилия знаний никто еще не страдал. А вот от темноты…
      Пуля сбила с Никиты фуражку, и он растерянно заморгал.
      – Счастлив ваш бог, - заметил Колычев.
      – Случайность… - побледневший Никита попытался улыбнуться.
      – Сколько у нас еще патронов. Давайте все, что есть, - приказал Бушмакин.
      В подставленную шапку посылались обоймы и патроны.
      – Стрелять прицельно, не торопиться, - командовал Бушмашин. Вот так… - Он выстрелил, среди громил началась паника.
      – У них снайпер! - орали бандиты. - Он всех нас перебьет!
      – Братцы! Помилосердствуйте! За что вы нас?
      – Николашку скинули, а русскому человеку все равно труба!
      – Да здравствують свобода, равенство и братство! - завопил кто-то среди громил. - Кто посмееть по етим словам пальнуть, - стреляй!
      Он поднялся в рост, двинулся на бушмакинцев. Бандиты перестали стрелять и с восхищением следили за смельчаком.
      – Я его срежу… - Вася прицелился.
      – Нишкни, - зашипел Бушмакин. - Коля, как он близко подойдет, - хватай его!
      – Сделаем, - Коля приготовился.
      Громила шел вначале ровным и быстрым шагом. Но постепенно молчание бушмакинцев насторожило его, он замедлил шаг, потом и вовсе остановился.
      – Не успею, - сказал Коля. - Далеко.
      Громила постоял мгновение и вдруг, подоткнув полы длинной кавалерийской шинели, бросился назад. Вася выстрелил, и бандит, сделав несколько заплетающихся шагов, рухнул.
      – Ну, была не была, - сказал Бушмакин. - За мной, вперед! - крикнул он и побежал в сторону бандитов.
      Остальные кинулись за ним.
      – Батька кокнули! - закричал кто-то. - Спасайся кто может!
      Громилы бросились врассыпную. На повороте путь им преградил броневик и черная цепь матросов. Впереди бежали Сергеев и Маруська.
      Оставшихся в живых громил окружили и увели. Сергеев обнял Бушмакнна:
      – С почином тебя.
      – Поменьше таких починов, - хмуро отозвался Бушмакнн.
      Заныла ладонь, и он, только теперь вспомнив о ней, обмотал ее платком.
      – Чиновники? - спросил Сергеев.
      – Они, - кивнул Бушмакин. - А ты от кого знаешь?
      – Люди видели, - ответил Сергеев: - Сообщили нам. Всех взяли, ни один не ушел.
      Маруська подошла к Коле, спросила, заглядывая в глаза:
      – Ты переживал за меня?
      – По-моему, переживать надо было тебе, - ответил Коля. - Ты в тепле сидела. А мы здесь - охо-хо!
      – Не любишь ты меня, - вздохнула Маруська.
      – Почему ты так думаешь? - пряча смущение, спросил Коля.
      – Ну, какой же парень станет пререкаться с любимой девушкой? - грустно улыбнулась Маруська. - Чувствую я, Коля, что будет у нас с тобой неразделенная любовь, - пошутила она.
      – Да ладно тебе, - сказал Коля. - Пойдем-ка лучше домой, а то, я так понимаю, начинается у нас у всех не жизнь, а сплошная морока. Отдохнуть надо.