Повесть об уголовном розыске

      На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:
      – В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…
      – Хрикаделек и котлетов из них не делают, - кивнула Маша.
      – Не понял, - насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.
      – Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, - начал Коля, внимательно наблюдая за священником. - Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.
      – А я, собственно, при чем? - повысил голос Серафим.
      – Рассуждаем согласно науке логики, - сказал Коля. - Слово "фрикадельки" явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?
      – От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, - не слишком уверенно заявил Серафим.
      – Верно, - согласилась Маша. - Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?
      По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.
      – Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…
      – Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? - На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. - Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…
      – Спрячь пистолет, дуралей, - грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. - Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться - смотри! - Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.
      – Не гоже хозяина дома эдак честить, - криво улыбнулся Серафим. - Убери.
      – То-то, - Коля спрятал кольт. - А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.
      – Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? - напрягся священник.
      – Чинушей его кликали.
      – Ладно, - кивнул Серафим. - Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите - будет разговор. Не выдержите… - Серафим развел руками.
      – Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, - сказала Маша. - Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?
      – Да пустяки, - улыбнулся священник. - Кресты носите?
      – Какой же блатяк без креста? - удивился и обиделся Коля. - Маша, покажи…
      – Не надо, не надо, - запротестовал священник. - Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?
      – Верно, не до того… - Коля переглянулся с Машей.
      – Вы нас повенчаете? - радостно крикнула Маша. - Вот славно! Я так мечтала.
      – Повенчаю. Вот вам и проверка будет.
      – Не понимаю, - сказал Коля.
      – Все поймешь, - прищурился Серафим. - Потерпи.
      Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений - он уставился на Колю и даже подмигнул ему.
      "Ах ты, мать честная. - Коля даже почесал в затылке. - Чертов поп…"
      Он сошел с крыльца, двинулся к околице. Мужик не отставал. Коля повернул назад. Мужик - следом. Коля вошел в дом. Серафим читал какой-то журнал.
      – Так мы не уславливались, - с сердцем сказал Коля.
      – Как? - из-под очков посмотрел Серафим.
      – Кто этот "фраер", который топает за мной по пятам?
      – Ах, этот, - махнул рукой Серафим. - Охрана твоя, Коленька. Твоя и жены твоей. Епифаном звать. Надежный мужик.
      – Ни нуждаемся!
      – Не скажи. Маша сама пожаловалась на тех, с черными ленточками. Время лихое, мне жаль будет, если тебя обидят. Не обессудь.
      – Не валяйте дурака, батюшка! - рассердился Коля. - Ваше недоверие меня обижает.
      – А вот заслужишь доверие - оно и по-другому обернется, - Серафим снова углубился в журнал, и Коля понял, что спорить бесполезно.
      – Черт с вами. - Коля снова вышел на крыльцо, набросив на плечо пиджак. Епифан стоял на том же самом месте и грыз семечки. Коля достал часы: до семи вечера оставалось совсем немного. "Интересно, - подумал Коля, - каким это образом Басаргин избавит меня от этого дурака? Посмотрим".
      Спустя час он уже осторожно стучал в ставень Тихоновой избы.
      – Входи, - дверь открыл Тихон - огромный, как многие мужики в Грели, с окладистой черной бородой и копной нечесаных волос. - Ждут тебя.
      Коля вошел в горницу. Басаргин прикрутил фитиль керосиновой лампы:
      – Чисто было?
      – Вполне. Как удалось?
      – Секрет, - улыбнулся Басаргин и добавил: - Послал ребят с четвертью самогона. Отвлекли его. Ну, первый стакан, само собой, ему силком влили, а остальные он собственноручно принял. Спит, касатик.
      – Как объясняешь открытую слежку?
      – Черт его знает, - Басаргин задумался. - Может, ои так рассуждает: если, мол, Кондратьев - милиционер, - он от любой слежки все равно уйдет, не тягаться же деревенским с профессионалом? Ну, а что в такой, по-научному сказать, си-ту-яции поймешь? Ничего! А вот при открытой слежке и настроение видать, и действия… Скажем, мог ты от Епифана отвалить? Мог! Тогда Серафим сразу бы усек, кто ты.
      – Будто вор не может уйти от слежки! - сказал Коля.
      – Мелко ценишь Серафима, - ответил Басаргин. - Если он то, что ты думаешь, - он действия сыщика-профессионала от действий вора-профессионала всегда отличит. Так что он правильно сделал, а ты - рисковал. Слава богу, что все обошлось! С чем пожаловал?
      – Серафим будет нас с Машей венчать в церкви. Это венчание послужит проверкой. Честно говоря, не понимаю я, в чем тут гвоздь? И поэтому волнуюсь.
      Басаргин покачал головой:
      – Н-да… Пилюля, можно сказать…
      – Маша считает, что он хочет наши, вроде бы, коммунистические идеалы проверить, - продолжал Коля. - Мол, если коммунисты - венчаться не станут, не пойдут против партийной совести. Кстати, дай нам два тельных креста, едва не сгорели, - строим из себя блатных, а крестов на нас нет! Черт его знает, из-за каких пустяков другой раз жизни лишиться можно.
      Тихон принес два крестика, улыбнулся:
      – Мой и жены-покойницы. Носите и дай бог вам удачи.
      Коля надел крестик:
      – Спасибо, Тихон. Выручил.
      Басаргин прошелся по горнице:
      – Нет, Коля. Суть этого дела не в ваших с Машей истинных убеждениях. Тут другое. Круче тут.
      – Что же? - с сомнением спросил Коля.
      – Не знаю. Об одном предупреждаю и прошу: как бы себя Серафим во время вашего венчания не повел, что бы ни случилось, - твое дело глазами хлопать и "аллилуйю" петь, понял? Не смей ни во что вмешиваться!
      – А если он, к примеру, тебя убивать станет? - улыбнулся Коля.
      – Кондратьев, - жестко начал Басаргин. - Мы с тобой такое дело затеяли, что жизнь всей нашей волости, а то и всей губернии иначе повернуться может. Что в сравнении с этим твоя или моя жизнь, парень? Мы ведь служим ради таких ясных далей, что дух захватывает от одних только мыслей. Прошу и требую от тебя: что бы ни произошло - ты должен остаться в стороне! Я доложу обо всем в партийных органах и извещу уполномоченного ГПУ.
      – Значит, моя задача, - сказал Коля, - в случае успешной проверки - внедриться к бандитам.
      – Все вызнать и остаться живым, - добавил Басаргин. - Иди, Коля.
      Они обнялись.
      …В церкви было необычно светло - по случаю бракосочетания "раба божьего Николая" с "рабой божьей Марией" отец Серафим приказал зажечь большое паникадило. Маша вошла об руку с Колей - в белой фате, правда, из марли, но зато - с самой настоящей золоченой венчальной свечой в руках. Следом потянулись жители, среди них Коля заметил и двух своих знакомцев с черными ленточками. Они как ни в чем не бывало стояли в толпе. Громко переговаривались женщины, обсуждая возраст и внешний вид невесты и жениха, мужики довольно гудели в ожидании скорой выпивки. Отец Серафим взмахнул кадилом и запел "Песнь степеней":
      – Блажени вси бояшмеся господа…
      Послышался шум, это вошел в церковь Басаргин с двумя сельскими исполнителями. На них косились, но пока не задирали.
      Коля посмотрел на Машу. Она стояла рядом с ним, лицо у нее было восторженно-счастливое, и Коля понял, что Маша забылась и воспринимает происходящее всерьез.
      – Ты что? - шепнул он ей. - Смотреть стыдно.
      – Я играю роль, - сказала Маша, но глаза, вдруг вспыхнувшие самой неподдельной радостью, выдали ее и, поняв это, Маша попыталась все обратить в шутку. - Сколько волка ни корми, а он все равно туда, тебе понятно? - Она вздохнула: - Сначала я ждала этого дня. Потом мне стало казаться, что его уже никогда не будет. - Маша вдруг погрустнела: - Я ведь не дурочка блаженная, Коля. Не волнуйся, я понимаю, что все это - просто игра. Потерпи. Дай мне наиграться.
      Подошел священник, и она замолчала.
      – Послушайте, чада, поучительное слово, - сказал Серафим, - живите в супружестве богоугодно и честно, ибо близко пришествие антихриста и спасутся только претерпевшие за правду до конца. Знамение было недавно верующим и всем мирянам: пятиконечная звезда сияет над грешной Россией, остры ее лучи и пронзают они любящих бога. Жрецы же нечестивые той звезде служат и яко вурдалаки ненасытные пожирают внутренности истинно верующих.
      – Прекратите агитацию, иначе я прикажу очистить храм! - крикнул Басаргин.
      – Он сказал, - трагическим голосом провозгласил Серафим, - настали времена, когда русскому человеку и в храме нет спасения. Церковь уважали даже нехристи - татаро-монголы! А эти пожрали душу! Слуги антихристовы в храмах, ратуйте, православные, не допустите унижения дома господня!
      – Прекратить! - Басаргин проталкивался к алтарю, исполнители - за ним. - Всем покинуть помещение!
      Верующие возмущались, переговаривались. Кто-то крикнул:
      – Креста на них нет! Вышвырнуть их из храма!
      – Верно! - закричали в толпе. - Вон их!
      – Чего вы слушаете поповских прихвостней! - заорал Скуластый. - Мало это жеребечье отродье попило нашей кровушки! Бей, круши поповский балаган! Да здравствует советская власть!
      Коля переглянулся с Машей - она кивнула: вот она, проверка. Вот она. А Басаргин еще ничего не понимал. Он стоял в растерянности и беспомощно оглядывался. Коля пытался поймать его взгляд, мысленно кричал ему: "Берегись! К такому мы не были готовы! Это опасно! Очень опасно!" Но Басаргин чего-то ждал. Коля повернулся к Серафиму и наткнулся на его насмешливый, холодно-изучающий взгляд.
      Между тем провокаторы вытащили спрятанные в голенищах сапог ломики, молотки, дубинки и начали разбивать иконостас, сбрасывать и топтать иконы.
      – Долой самодержавие! - орали они. - Долой попов! Долой опиум для народа!
      Басаргин и его помощники пытались задержать, остановить озверевших хулиганов, но тех было гораздо больше, они вошли в раж и легко сломили сопротивление представителей власти. Исполнителей сбили с ног и связали. Басаргина ударили ломиком, и Коля увидел, как по его лицу расплылась огромная клякса крови.
      Анисим еще сопротивлялся. Он отбивался кулаками и ногами, но оружие не применял - вокруг были люди. Он хрипел - кричать уже не мог:
      – Граждане. Остановите их. Неужто не видите.
      – Бей! - Громилы внесли бидон с керосином, опрокинули и подожгли.
      – Да чего же мы смотрим, мужики! - крикнул наконец кто-то. - Разве ж советская власть может допускать такое? Это подстрекатели!
      Началась всеобщая свалка. Коля снова посмотрел на Машу. Она стояла с застывшим, безразличным лицом. Но Коля понял, о чем она сейчас думает. "Его убьют, помоги ему", - кричали ее глаза. "Нет… Ты же знаешь - я не должен вмешиваться, что бы ни случилось", - мысленно отвечал ей Коля. И снова натолкнулся на вопрошающий взгляд священника: "Что, отрок, с кем ты?"
      Басаргин упал, толпа сомкнулась над ним. Пожар разгорался.
      – Воды! Воды несите, православные! - вдруг завопил Серафим. - Сгорит божий дом! - Он повернулся к новобрачным, добавил с усмешкой: - Ну, милиционера нашего, небось, свои же и убили. Не знал я, не знал, что среди советских служащих такой разброд - кто куда, кто куда…
      – Уйдем, батюшка, - попросила Маша. - Тошно мне.
      – Уважим невесту, - кивнул священник. - Идем, Коля. - Они вышли из церкви. Навстречу бежали бабы с полными ведрами.
      – Спасайте, спасайте божий храм, касатушки, - ласково сказал им Серафим.
      Коля вытер с лица пот и сажу:
      – Устроили вы нам праздник, спасибо.
      – Проверку я вам устроил, как и обещал, - спокойно сказал Серафим. - Цена-то - ох, великая, ну и на проверку пришлось не поскупиться. Скажу сразу: ты и она - не знаю урки ли, но не с большевиками вы, нет. Не родился еще на свет такой большевик, чтобы друга и партийного брата его на глазах убивали, а он не вмешался. Отныне я вам верю, ждите, уже недолго осталось.
      – Правда всегда торжествует, батюшка, - вздохнул Коля. - Восторжествует она и теперь, знаю это.
      Коля и Маша ушли в дом. Из церкви выходили люди, крестились, говорили Серафиму сочувственные слова. Вынесли Басаргина.
      – Хоть бы живой он был. Хоть бы живой… - Маша отошла от окна, посмотрела на мужа, и вдруг губы у нее задрожали: - Коля, - сказала она, - сколько у тебя седых волос.
      – Ничего, - Коля стиснул голову руками. - Ничего. На крупный счет дело пошло, не ожидал я. Был миг - думал, не выдержу, брошусь к Анисиму. Я пойду к нему… - Коля встал. - Не бойся, я в своем уме. Слежку Серафим снял. Нет среди большевиков такого, кто не пришел бы на помощь другу. Даже ценой жизни. Прав Серафим, и поэтому слежку он снял.
      Басаргин остался в живых. Его изрядно помяли, в голове у него гудело, но могучий организм, закаленный в юности подобными стычками, выдержал. К вечеру Басаргин постанывал, но чувствовал себя довольно сносно. Когда Коля вошел в избу, то увидел на табуретке, около топчана, на котором лежал Басаргин, незнакомого человека в городском костюме. Рядом стоял еще один - совсем молодой, лет двадцати, в вылинявшей гимнастерке и ботинках с обмотками.
      Коля молча пожал Басаргину руку, тот сказал:
      – Штатский - это Коломиец, из ГПУ. А в обмотках - Швыдак, секретарь укома партии. А я уже здоров, так что не теряй времени на расспросы. Одно скажу, товарищи: чувствуется у Кондратьева петроградская выучка! Это какие же нервы надо иметь!
      – Ладно! - смутился Коля. - Не обо мне речь.
      – Спасибо, - Швыдак пожал Коле руку, улыбнулся: - Дело, конечно, не в том, что ты приехал, и все началось. Как диалектика учит? Накопилось - изменилось. Однако авторитет Советской власти роняем! Бандиты, кулачье. Актив у нас есть? Мужик, бедный и средний, за нас - в подавляющем большинстве! За чем же дело стало? Давай, Коломиец, доложи обстановку.
      – Активизируется кулак, - Коломиец одернул пиджак, словно это была гимнастерка, и Коля понял, что уполномоченный ГПУ - человек в недавнем прошлом военный и привык носить форму. - Выступления отмечаются повсеместно, по всей губернии, - продолжал Коломиец. - Жгут хлеб, обливают керосином, активистов убивают… Действовать нужно немедленно, но есть закавыка: наши люди не смогли выявить все группировки, руководителей, базы… А это в нашем деле - гласное…
      Вошел Тихон:
      – Слышь, Анисим, там к тебе на службу человек прибыл - говорит: из Питера. Документ имеет - из Ленинградского уголовного розыска. Ну, я рискнул его сюда привести.
      – Давай, - кивнул Анисим.
      Коля сразу понял, о ком докладывает Тихон. И когда вошел Витька, представил его:
      – Это наш товарищ, ездил по специальному заданию в Новгород. Что узнал?
      Витька осмотрелся:
      – Основные ценности к новгородским перекупщикам поступили из ваших мест. Каналы пока не выяснены, но я установил, что руководит всем делом опытный бандит, с дореволюционным, можно сказать, стажем. Кличка - Черный. Предполагается, что имеет отношение к духовенству.
      Коля и Басаргин переглянулись.
      – Я с бандой "законтачил", - сказал Коля. - Они уголовники, а у меня как-никак - опыт. Мы с женой представляемся им блатной парой, битые, мол, много видели, седыми стали…
      – Что ты предлагаешь? - спросил Швыдак.
      – Влезу к ним, завоюю авторитет. Подготовлю выступление всех групп разом, соберу вожаков.
      – А мы их раз - и квас, - задумчиво сказал Коломиец. - Банды без главарей - это сброд. Хорошая мысль! Дельная! Остатки банд с помощью наших людей разложим изнутри. Сагитируем - разойдутся…
      Коломиец внимательно посмотрел на Колю:
      – Как считаете, больше проверять вас не станут?
      – Считаю, что станут. Но теперь уже легче будет…
      – Вряд ли легче, - Коломиец покачал головой. - Не знаю, что они еще могут придумать, - главное, не ставить себя в положение, когда вынудят на самом деле убить кого-нибудь из своих. Чтобы этого не произошло, мы должны втянуть их в свою проверку - убедительную и точную. Я подумаю над этим.
      – За жену не боишься? - спросил Швыдак. - Может, ей лучше отойти?
      – Лучше, - кивнул Коля. - Но она не отойдет.
      – Ладно. - Швыдак закурил. - Разошлись, мужики. Светает.
      – Матери кланяйся, - Коля проводил Витьку до подъезда, - Бушмакину скажи: поручение выполняю по мере сил, пусть так и передаст Сергееву. А настроение у крестьян хорошее. В Советской власти у подавляющего большинства сомнений нет.
      Спустя десять минут он вернулся в дом Серафима. Маша не спала.
      – Ну что? - шепотом спросила она. - Как Анисим?
      – Жив. Ничего. - Коля погладил ее по руке. - Ты извини, что я опять тебя втягиваю в свои дела.
      – Муж - иголка, жена - нитка. Так меня учили в институте благородных девиц.
      – Ты все шутишь. А я за тебя боюсь.
      – Ты и должен за меня бояться. А я - за тебя. Давай спать, счастье мое… - Она улыбнулась - ласково и немного насмешливо. Так мать улыбается талантливому сыну - единственному и любимому.
      Коля не уснул. Он думал о том, что десять лет назад в его жизни произошла та единственная и удивительная встреча, которая навсегда, до березки на краю могилы, делает человека счастливым, дает ему полной грудью ощутить радость бытия, дает ему крылья. Маша - настоящий и драгоценный подарок судьбы. Как страшно его потерять.
      Серафим выглядел необычно: в холщовой рубахе, перепоясанный веревкой, в смазных сапогах.
      – Вы, батюшка, никак мирянином решили стать? - пошутила Маша.
      Серафим заткнул за веревку небольшой топор:
      – В лес еду - дрова нужны. Может, составите кумпанию?
      Коля и Маша переглянулись.
      – Давно хотела в лесу побывать, да все случая не было, - улыбнулась Маша. - Съездим? Грибы пошли, земляника.
      – Съездим, - кивнул Коля. - Трогай, святой отец.
      Они выехали за околицу. У опушки леса, на обочине, сидел Скуластый, дымил самокруткой. Встал, поклонился:
      – Бог в помощь, батюшка.
      – Садись с нами. Мы вот решили за ягодкой прокатиться.
      – Ягодка к ягодке, - бандит подмигнул Маше. - Вот и малинник, правильно я говорю? - он попытался ущипнуть Машу, но она взяла его за нос, сказала угрожающе:
      – Грабки убери, локш потянешь.
      – Ишь ты, - нахмурился бандит, но на всякий случай отодвинулся.
      – Правильно, не распускай рук, дурак, - кивнул Серафим.
      Коля одобрительно посмотрел на жену.
      Въехали в чащу - свет померк, колеса зачавкали по жидкой грязи. Сидели молча. Приближался решительный момент, и все хорошо это понимали.
      – Благостно, - потянулся бандит. - Хорошо. В этой глухомани никакая власть не достанет. Верно я говорю, начальник? - Он недобро посмотрел на Колю.
      – Ешь раз назовешь меня начальником - пришью, - ровным голосом пообещал Коля. - Понятно объяснил?
      Из-за деревьев выскочили двое, схватили лошадь под уздцы:
      – С прибытием, батюшка.
      – Все в сборе? - Серафима словно подменили. Голос его окреп, приобрел командирские интонаций, он выпрямился, сразу стал выше ростом.
      – Конду сыграли, ельна ждет, - осклабил гнилые зубы бандит.
      Серафим с усмешкой посмотрел на Колю:
      – Ты, наверное, понял? Нас ожидают представители повстанцев.
      "Ишь ты, - подумал Коля. - И название придумали из времен французской революции… Повстанцы. Ах вы, сволочи недорезанные…" А вслух сказал:
      – Лучше бы с политикой нам не вязаться. За политику ГПУ к стенке ставит.
      – Нынче без политики хода нет, - сказал бандит. - Вот батюшка, спасибо ему, нас просвещает.
      Вошли в охотничью избушку. Вокруг - Коля успел заметить это - расположился лагерь: не менее двухсот - трехсот бандитов, перепоясанных патронными лентами, с пулеметами. Священник, поняв, что Коля потрясен увиденным, сказал торжествующе:
      – Хороший сюрприз? От большевичков пыль пойдет. По всей губернии затрещит их антихристова власть!
      – Затрещит, - искренне согласился Коля. - У вас ведь сила. А власть к такому не готова, это уж можете мне поверить. Даже я, битый-перебитый, не ожидал…
      – Знакомься, - сказал Серафим.
      – Да мы, я чай, знакомы, - улыбнулся шедший навстречу Феденька. - Здоров, Коляча…
      – Здоров, Федя. А ты, однако, поумнел.
      – А ты? - прищурился Феденька. - Вот и проверяли мы тебя, и Потылиха через твою бабу - здрасьте вам, - поклонился он Маше, - вроде бы подтвердила, что свой ты кулик в доску, а после нашей встречи и стычки в вагоне сумление у меня. Вот хошь убей, - есть в тебе душок ГПУ! - Он снова улыбнулся.
      Коля тоже улыбнулся:
      – Я за такие слова надысь одному дурачку уже пообещал дыру провертеть. Тебе прощаю по старой дружбе. Здравствуйте, господа.
      Рядом с Феденькой сидели за столом еще двое: первый - Никодим, в мужицкой одежде, худой, заросший седой щетиной; второй - в грязной, изношенной офицерской форме - лысый, похожий на отставного интенданта. Его все так и звали - Лысый.
      Оба промолчали, и Коля продолжал:
      – Говорю сразу: на вашу политику мне плевать. Я - "вор в законе", блатной, чтобы вы знали, и у меня свой интерес. Я вам продаю мыслю - как дорваться до власти, вы мне позволяете награбить столько, сколько мы вдвоем с моей марухой на плечах подымем и унесем… Речь не о барахле, само собой, а об рыжье. Зайдем в банк, в "Торгсин", заберем, что поглянется, и ла-та-ты.
      – Не дорого ли просишь? - спросил Лысый. - Нам тоже деньги нужны - на движение.
      – Я не прошу. Я цену назначаю. Я продаюсь вам - если нужен, конечно.
      – Мне пусть позволят выбрать золотые украшения, - сказала Маша. - Сверх всего. А на себе мы много ли унесем, миленький? Пусть дадут нам транспорт - автомобиль какой-нибудь комиссарский, мы его нагрузим доверху и ладненько.
      – Круто заворачиваешь, - буркнул Никодим. - Я пока не вижу, за что платить.
      – Скажу. - Коля сел, навалился на стол. - Вас - много, но это видимость одна. Чтобы в губернии власть взять - надо вдесятеро больше. Знаю людей с оружием, опытных - человек сто. Скажу им слово - они к вам перекинутся.
      – Где эти люди? - спросил Серафим. - Кто они?
      – В свое время я их вам объявлю. А суть вот в чем: всем, кто против Советов, надо бы собраться и договориться - под единым началом план придумать - кто откуда бьет, да и ударить разом! Конечно, навсегда мы власть не захватим, но дней десять продержимся, пока комиссары будут чухаться. А за это время - активистов в расход, хлеб спрячем - сожжем, повсюду сунем наших людей. Пущай коммунисты возвертаются - у них земля под ногами гореть станет!
      Все долго молчали.
      – Заманчиво, - вздохнул наконец Серафим.
      – Заманчиво, - кивнул Лысый. - Только где гарантия, что мы соберемся, а нас ГПУ в оборот не возьмет?
      – И возьмет, - улыбнулся Феденька. - Если своих мер не примем. - Он посмотрел на Машу. Коля перехватил его взгляд, и у него упало сердце. - Заклад нужен, - сказал Феденька, не спуская глаз с Маши.
      – Ах ты, Мехмет… Хитер, как азият. - Серафим с уважением похлопал Феденьку по спине. - Выкладывай, что придумал.
      – Заклады разные бывают, - Феденька с садистским наслаждением взглянул на Колю. - Иной заклад вроде и дорогой, а хозяин на него наплюет в случае чего. Верно я говорю, Коляча? Ладно, не отвечай, сначала дослушай. Есть, братцы, такой заклад, что его даже гадюка не предаст. Скажем так: для матери - ребенок ейный, для мужика - любимая его… Догадался, Коляча?
      – Нет, - Коля побледнел, отодвинулся от стола. Рука невольно поползла к поясу.
      – Не надо. - Лысый приставил к голове Коли дуло нагана. - Сиди тихо, думай. А за штаны не хватайся.
      – Нет, - снова сказал Коля.
      – Да, - Маша встала, подошла к Феденьке. - Хочешь из меня фортыцер «Фортыцер (жарг.) - предмет, с помощью которого прикрывают действия при краже» сделать? А я не боюсь. Чего нам бояться, Коля? Или мы их продать хотим? Остаюсь я.
      – Ладно. - Коля тоже встал. - Будь по-вашему. Хоть волос с ее головы уроните - вечная вам память будет.
      – Ты нас не стращай, - осклабился Феденька. - А чтобы уж совсем мне уверенным быть - такой я недоверчивый уродился, ты, Коляча, возьми на себя Оглоблю - Анисима, товарища Басаргина. С юности он мне ненавистен, ты уж доставь мне наслаждение, пришей его… Где и как и кто свидетелем будет - мы тебе скажем. Принимаешь?
      – Дурак ты, - презрительно сказал Коля. - Да хоть сей секунд!
      …На обратном пути, покачиваясь в телеге рядом с Серафимом, Коля думал о том, что очень сильно недооценил бандитов, а главное - позволил-таки им поставить себя в ситуацию, когда необходимо стрелять в своего, в Басаргина, и другого выхода практически нет.
      Басаргин спокойно выслушал Колин рассказ, почесал в затылке:
      – Придумаем что-нибудь. Вот с Машей твоей - это, сказать по-научному, и в самом деле неувязка. Черт их знает - лишь бы они глупости какой с ней не сделали. Все-таки мужичье озверевшее.
      – Ты мне об этом лучше не говори, - стиснул зубы Коля. - А то я поеду туда.
      – Э-э-э, - протянул Коломиец. - От тебя ли слышу, герой. Их, брат, умом надо побеждать, а не только числом или пулями. Ну, с отрядом этим ты, прямо скажем, придумал хорошо. Прямо сейчас начну подбирать и готовить надежных людей, поместим их в лесу, километрах в тридцати - сорока от лагеря. Но что с Басаргиным делать, вот вопрос. - Коломиец улыбнулся. - Давай, Басаргин. Тебе, как кандидату в покойники, первое слово.
      – Пальни в меня холостыми, - сказал Басаргин. - А уж я постараюсь притвориться мертвым…
      – Он-то пальнет холостыми, - сказал Коломиец. - А они проверят боевыми. Тебе, брат, и притворяться не придется. Тут надо построить острую и точную комбинацию. Вот если бы у Серафима были ценности…
      – Наверняка есть, - сказал Коля. - Забыли про сообщение Виктора? Кличка - Черный, из духовных… Регулярно снабжал перекупщиков золотишком.
      – Я выманю Серафима в уезд, - сказал Коломнец. - Ты проведешь у него негласный обыск. Законные основания для этого у нас налицо. Возражений нет? Принято.
      На следующий день возбужденные жители Грели повалили на площадь: прошел слух, что по всему уезду церкви будут ликвидированы, а в первую очередь - в Грели. Прибежал Серафим, взошел на паперть.
      – Братья и сестры во Христе, - начал он негромко и проникновенно. - Пришел и наш черед пострадать за веру православную… Не остыл еще пепел в нашем храме после недавнего нападения хулиганствующих советских активистов, как пришло новое испытание: верьте, как верю я, что без плохого нет и хорошего, а стало быть, все это от господа нашего, примем же со смирением. Я еду к отцу благочинному и вместе с ним буду добиваться справедливости у властей предержащих.
      Толпа запела "Спаси, господи, люди твоя". Серафим сошел с паперти и направился к телеге, благословляя толпу направо и палево, словно епископ. Потом сел в телегу. Толпа опустилась на колени.
      – Уезжает, - сказал Коля. - Можно начинать.
      Коля, Коломиец и Басаргин разошлись по комнатам. Выстукали стены и полы. Осмотрели сундуки и шкафы. Ничего подозрительного не было. Басаргин взмок и улегся на пол, раскинув руки.
      – Не то делаем, - сокрушался Коля. - Меня так учили: "кто спрятал, что спрятал, где спрятал…" Вот и раскиньте мозгами.
      – Ну кто спрятал? - привстал Басаргин. - Священник, если сказать по-научному, - поп.
      – И второе ясно, как божий день, - пожал плечами Коломиец. - Спрятал ценности - золото, бриллианты, еще какую-нибудь чепуху. А вот - где? Ответь, если знаешь?
      Коля подошел к иконам.
      – Смотрел уже, - сказал Басаргин.
      – Плохо смотрел, - отозвался Коля. - Прятал священник, бандит, где? - Коля начал снимать иконы, взвешивая их на руке. Снял последнюю - это была плохонькая, примитивно написанная "Смоленская богоматерь". - Ого! - Коля протянул икону Коломийцу. Тот качнул ее на руке:
      – Ровно свинцом набита.
      – И мне она показалась тяжелой, - заметил Басаргин. - Я решил, что она от сырости тяжелая.
      – От сырости, - укоризненно сказал Коломиец. - Давай, Кондратьев.
      Коля отодрал бархат, которым икона была заделана с обратной стороны, и все увидели, что в доске имеется квадратная деревянная вставка - вроде дверцы. Коля поддел ее ножом, и на скатерть хлынули драгоценные камни и золото в монетах разного достоинства. Здесь были и пятерки, и десятки, и даже пятнадцатирублевки - каких Коля и не видел никогда.
      – А молодец мой Витька, - обрадовался Коля. - Верно вышел на Серафима.
      Коломиец взял один камушек, осмотрел.
      – Бриллиант… Каратов на пять потянет. - Он разворошил всю кучку: - Здесь в твердой валюте - охо-хо!
      – Тыщ на десять, - сказал Басаргин.
      – На сто, если не на двести… - Коломиец положил бриллиант на место. - Аккуратно все заделай и повесь назад, - сказал он Коле. - Есть план… Они предлагают тебе убить Анисима?
      – Ну? - Несмотря на поучения Колычева и Маши, Коля так и не сумел избавиться от этого "ну"…
      – А мы им предложим убить Серафима.
      Коля вытаращил глаза:
      – Ты… ты угорел, Коломиец. Думай, что говоришь! За что им убивать своего главаря?
      – Им будет за что, не волнуйся. Но с точки зрения законности у нас должны быть очень веские основания для такой акции. Тем более, что проведешь ее лично ты.
      – Я? - Коля даже отодвинулся от Коломийца. - Нет!
      – Ты выполняешь задание, ты солдат революции, слова "нет" не может быть, - холодно сказал Коломиец. - Слушай, как все это будет. Вернется поп, дашь мне знать. Я приду к нему, ты и двое свидетелей из банды должны будете сидеть в засаде, но так, чтобы видеть и слышать мой разговор с Серафимом. В результате этого разговора бандитам, - Коломиец усмехнулся, - и тебе, - он подчеркнул это "тебе", - станет ясно, что попа и меня надо убить. Давай твой кольт.