Повесть об уголовном розыске

      – У меня два слова. - Колычев внимательно посмотрел на Колю. - Я, Коля, сижу и анализирую ваш рассказ - он очень красочен и подробен, словно я сам там побывал. Я эту… потаскушку хорошо знаю, я вам докладывал, помните. Так вот: у вас не возникло ощущения, что она… ну, скажем, неискренна? Не договаривает чего-то?
      – Возникло, - кивнул Коля. - Именно так, как вы говорите. Я ушел с уверенностью, что она мне не очень поверила.
      – Вы договорились встретиться через три дня? Идите к ней завтра же!
      – Какие у вас основания? - спросил Бушмакин.
      – Если Коля прав - через три дня она будет готова. К чему? Не знаю. Но уверен, что Колю ждет не слишком приятный сюрприз. Нужно ее опередить.
      – Предлог? - спросил Коля.
      – Случайно вам достались бриллиантовые серьги. Их нужно немедленно реализовать.
      – Ничего себе, - вздохнул Бушмакин. - Бриллиантовые… Да мы шелк едва достали!
      – Коля познакомился со мной в тот момент, - сказал Колычев, - когда бандиты хотели отобрать у моей жены бриллиантовые серьги. Помните, Коля?
      Коля кивнул, уже догадываясь, куда клонит Колычев, и не ошибся. Колычев положил на стол черную, обтянутую кожей коробочку.
      – Вот, товарищ начальник, - улыбнулся он. - Это то, что нужно.
      Бушмакин открыл коробку. На черном бархате сверкнули крупные камни.
      – Не-е-е… - Бушмакин закрыл коробку и пододвинул ее к Колычеву. - Мы не можем это принять.
      – Неужели жизнь человека дешевле этой мишуры? - тихо спросил Колычев.
      – А… Елизавета Меркурьевна? Жена ваша? - уже сдаваясь, спросил Бушмакин.
      – Елизавета Меркурьевна произнесла по этому поводу те самые слова, которые я только что вам процитировал, - витиевато сказал Колычев.
      Коля пришел домой и без сил повалился на диван. Маша вытащила у него из-за пояса кольт, положила на подоконник. В дверь заглянул Ганушкин, вслед за ним - Тая.
      – Вот какое дело, - сказал Ганушкин виновато. - Я, конечно, понимаю, но жизнь - она свое берет. Ты, Маша, сказала уже?
      – Нет, - Маша отрицательно покачала головой. - Ему не до меня…
      – Что такое? - безразлично спросил Коля.
      – Да исполком комнату Бирюкова решил вам отдать, - выпалила Тая. - Вот радость-то!
      – А Егор Кузьмич намекнул мне, что у них с Таей ожидается прибавление семейства, - улыбнулась Маша.
      – Ну и берите эту комнату! - почему-то обрадовался Коля. - Нам она все равно ни к чему.
      – А если у вас дети будут? - неуверенно сказал Ганушкин.
      – У нас? - грустно произнесла Маша. - Вы, как говорила одна моя знакомая дама, с меня смеетесь!
      – Ни к чему нам дети, - буркнул Коля. - Пока ни к чему, - поправился он. - Вот построим новое общество - тогда.
      – Бабы - они при любом обществе хотят рожать, - саркастически заметила Тая.
      – Будет, будет тебе, - оборвал ее Ганушкин. - Лучше скажи спасибо Николаю и Маше и айда - им отдохнуть надо.
      – Покой нам только снится, - вздохнула Маша.
      Ганушкины ушли. Маша села рядом с Колей на диван:
      – Когда мы последний раз виделись, горе мое?
      – Позавчера, кажется, - виновато сказал Коля. - Или нет?
      – Господи, - Маша погладила его по голове. - Я все время задаю себе вопрос: зачем мне такой муж, как ты? Есть будешь? - Она открыла деревянный, некрашеный шкафчик, поставила на стол хлеб, картошку и лук. Коля подошел к столу, отломил кусок хлеба.
      – Ты на меня обиделась? Когда я о детях сказал?
      – Нет. - Маша отвела глаза. - Я понимаю…
      – Обиделась, - кивнул Коля. - Ты вот что пойми: меня могут убить в любую секунду. Я знаю, что слабая женщина сказала бы: "Умрешь ты, останется твой сын, твое продолжение". А ты что скажешь?
      – "Женщина для мужчины - цель. Мужчина для женщины - средство", - процитировала Маша. - Так утверждал, один философ.
      – Какое средство? - не понял Коля.
      – Простое. - Маша улыбнулась. - Мы не можем пока еще рожать детей сами по себе… Я цель для тебя или… средство?
      – Цель, Маша, и ты это знаешь. Я люблю детей, но я бы не хотел, чтобы наш ребенок остался сиротой. Мы молоды, подождем, ладно?
      – Не уговаривай. - Она взъерошила ему волосы. - Я люблю тебя, Коля, тебя, а не отца своего будущего ребенка. Если бы меня сейчас слышали другие женщины, они бы сказали, что я - выродок!
      Коля сжал ей руки:
      – Я знаю, почему ты так говоришь. Ты обманываешь себя, и меня пытаешься обмануть - мы ведь оба больше всего на свете хотим, чтобы у нас был сын! Но ты поняла меня, и этого я никогда не забуду!
      – Ешь, - Маша уткнулась в тарелку. - Поймал своего бандюгу?
      – Пока еще нет. Да, у нас объявление висит - поход в кунсткамеру. Руководитель - товарищ Кондратьева М. И. Это не ты ли?
      – Надо держать марку, - скромно улыбнулась Маша.
      – Наши и так называют тебя "сокол наш, Марь Иванна". А ты разве сокол?
      – Соколиха, - сказала Маша. - Последние несколько дней от тебя, мил друг, пахнет духами "Жасмин"… Его употребляют уличные женщины, дорогой…
      – А ты откуда знаешь? - густо покраснел Коля.
      – Внеси предложение установить в уголовном розыске душ. И перед уходом домой всем в обязательном порядке мыться. Особенно всяким безобразникам, вроде тебя.
      – Ладно, - примирительно сказал Коля. - А насчет комнаты этой - напиши заявление в исполком: пусть Ганушкиным ее отдадут, им нужнее.
      На следующее утро Коля снова переоделся и направился к Раисе.
      В эти же минуты Пантелеев встретился на одной из своих конспиративных квартир с Сеней Милым.
      – Есть у меня предчувствия, - сказал Пантелеев, - что этот хмырь болотный явится к Рае вот-вот… А уж через два дня - железно. Твоя задача: сесть во вторую комнату, все прослушать и запомнить. А как он от нее уйдет - проводить до укромного места и перо в бок. Только тихо.
      – Об што рэчь… - лениво протянул Сеня. - Вы меня знаете, гражданин начальник. Бывший… - ухмыльнулся он.
      – Ну! - Пантелеев поднял руку и хотел ударить Сеню, но натолкнулся на изучающий взгляд и раздумал. "Исполнитель нужен, - подумал Пантелеев. - Ударю, - он уйдет. Не самому же в пекло лезть. А за шуточку - придет время, я с ним сполна рассчитаюсь".
      Сеня ушел от Леньки почти в тот самый момент, когда Коля покинул спецквартиру УГРО. Именно поэтому случилось так, что они чуть ли не одновременно подошли к дому Раисы, только Коля шел от Надеждинской, а Сеня - от Преображенской.
      Коля первым увидел Сеню. Тот шагал вразвалку, не спеша. Коля сразу же узнал и схватился за кольт. И тут же, отпустив рукоятку револьвера, подумал: "Я переодет, он меня не узнает. Пройду за ним, а там видно будет".
      Сеня приближался. Вот он поравнялся с Колей и скользнул по нему равнодушным взглядом - мало ли разносчиков шатается по Петрограду? Коля тоже миновал его и уже было вздохнул с облегчением, как вдруг его чуткие, натренированные уши уловили слабое щелканье спускаемого предохранителя. Коля даже успел определить по звуку, что это был браунинг. Он метнулся к стене, и в ту же секунду хлестко ударил выстрел, пропела пуля и донесся Сенин крик:
      – Пришью, гад! Срисовал я тебя, падла!
      Два выстрела подряд… Пули выбили штукатурку у самой головы. Коля выдернул кольт из-за ремня и, не целясь, от живота, выстрелил три раза… После московских стычек с Кутьковым Коля каждую свободную минуту забегал в служебный тир и стрелял до тех пор, пока в голове не начинало звенеть, а рука переставала чувствовать рубчатые щечки кольта… Он знал свое дело. Сеня схватился за живот и с воем по стене сполз на тротуар. Рядом упал вороненый браунинг. "Убил… - вяло подумал Коля. - Встретились через столько лет, и сразу я его убил. Нельзя было не убить. Улица… Вон сколько прохожих. Он стрелял. Мог ни в чем не повинных людей положить…" Коля подбежал к Сене:
      – Где Ленька, говори!
      Сеня посмотрел мутнеющими глазами и протянул Коле правую руку. Пальцы были сложены в кукиш. Сеня дернулся и бессильно уронил голову на асфальт…
      Послышались трели милицейских свистков, подбежали три милиционера с наганами в руках. Старший бросился к Коле, но, увидев удостоверение и значок УГРО, спросил:
      – В чем дело, товарищ начальник? Нужна помощь?
      – Оставьте одного человека для охраны, второй пусть вызовет наших, - сказал Коля, - а мы с вами - в этот дом. Возможно, тут Пантелеев.
      Старший провернул барабан нагана, проверяя патроны.
      – Сделаем, - коротко ответил он. Потом отдал необходимые распоряжения своим товарищам и побежал следом за Колей. На ходу они осмотрели черный ход - никого. Бегом поднялись на пятый этаж, Коля покрутил флажок звонка.
      – Кто там? - заспанным голосом спросила Раиса.
      – Свои, радость моя, - отозвался Коля.
      – Почему не вовремя? - подозрительно осведомилась она из-за дверей.
      – Дело есть… - Коля подмигнул милиционеру. - Камушки нашел речные, прозрачные, по случаю, срочно надо назад в речку кинуть, да кого попросить - не знаю, - зачастил Коля. И тут же подумал, что из-за несвоевременного Сениного визита серьги Колычевых больше не нужны и, слава богу, потому что такие серьги охотно купит любой нэпман и заплатит большие деньги, а Колычевым, которые вдвоем живут на не слишком обильный паек Нила Алексеевича, деньги эти совсем не помешают.
      – Камушки, - задумчиво, но уже с заметным любопытством протянула Раиса. - Ну зайди, раз так. - Она приоткрыла дверь, милиционер надавил плечом, ворвался в коридор.
      – Гады! - завопила Раиса, сверля Колю ненавидящим взглядом. - Прав он был, трижды прав!
      Коля схватил Раису за руку, повел в комнату:
      – Где Пантелеев? Покажи сама, суд это учтет…
      Она посмотрела на него пустыми глазами, сказала внезапно осевшим голосом:
      – Дурак ты, легавый, истинный дурак. Леню не знаешь… Да если бы он был здесь - у вас уже по три дырки было, понял?
      "Права она, - с горечью подумал Коля. - Снова я напортачил, излишне погорячился…" И вслух спросил: - Кто из посторонних есть в квартире? Покажи сама, все равно найдем!
      – Там… - Раиса мотнула головой в сторону гардероба. Милиционер рванул дверцу и отскочил:
      – Выходи!
      Зашевелилась одежда, из-под нее выбралась испуганная до смерти девчонка лет 18. Мутные глаза, преждевременно угасшее лицо. Она в ужасе смотрела на Колю, ярко накрашенные губы дрожали.
      – Ты кто? - Коля сунул кольт за ремень.
      – Муська, - сказала она и заплакала, размазывая слезы по лицу вместе с краской и губной помадой.
      – Не реви! - прикрикнул Коля. - Где Пантелеев?
      – Не… не знаю-ю… - еще сильнее заревела Муська. - Ничего я не знаю…
      – Не знаешь, - повторил Коля и подошел к тумбочке. - А это кто? - он показал фотографию Пантелеева.
      – Лё-е-ня… - выдавила Муська. - Не знаю я его фамилии, вон Рая знает.
      Коля повернулся к Раисе:
      – Советую говорить… дамочка.
      – А ты мне не советуй, - медленно начала она, постепенно приближаясь к Коле и повышая голос, продолжала: - Ты кто такой, чтобы мне советы давать? Лягаш, падла, мусор, век свободы тебе не видать, чтоб у тебя рог на лбу вырос! - И, задыхаясь, закончила: - Не-на-ви-жууу!!!
      – Уберите, - приказал Коля милиционеру.
      …Приехали на Дворцовую. Раису и Муську отправили в ДПЗ - дом предварительного заключения, внутреннюю тюрьму УГРО. Коля доложил Бушмакину о результатах. Все молчали, только Колычев, обычно очень сдержанный, немногословный, изо всех сил ударил кулаком по столу и закричал:
      – Безобразие! Черт знает что! Бездарный молодой человек! Оборвали две ниточки сразу! Сеню Милого вы шлепнули, как нелепый первогодок без опыта! Стрелять, оказывается, не научились? А Раиса! Это же непростительно! Зачем вы ей раскрылись? Из этой, пардон, бабы теперь слова не вытянешь, уж вы мне поверьте!
      – Прав товарищ Колычев, - сдерживая раздражение, сказал Бушмакин.
      – Так получилось, - буркнул Коля. Он мог бы объяснить, что ни в чем не виноват, что действительно так случилось - Сеня Милый узнал его, несмотря на маскарад, и хотел убить, и если бы он, Коля, не услышал щелчка предохранителя, - кто знает, может, уже час назад лежал бы он на мраморном столе в прозекторской. Коля усмехнулся и добавил: - Ну, виноват, накажите, если заслужил…
      – Нет бы пойти за Сеней, - причитал Колычев, - нет бы установить, куда, к кому, зачем он шел? Так на тебе! Он, как пацан сопливый, стрельбу открыл! Нет, милый друг! Уходит эпоха стрельбы! Не за горами то время, когда всем нам мозг понадобится, мозг, а не пули!
      – Коля, ты в самом деле не ребенок, - сказал Бушмакин. - Такие ошибки непростительны. Трое суток, извини, меньше не могу!
      – Есть трое суток ареста! - щелкнул каблуками Коля и добавил: - Надеюсь, с исполнением обязанностей?
      – С отбытием на курорте, - съязвил Бушмакин. - Ты будешь валяться на нарах, а другие исправят твою оплошность? Нет! Иди и работай.
      Тренькнул телефон. Бушмакин снял трубку и несколько секунд слушал, все больше и больше мрачнея. Повесив трубку, сказал:
      – Двух часов не прошло. А результат твоего легкомыслия налицо.
      – Ограбление? - повернулся Колычев.
      – Убит ювелир Аникеев. - Бушмакин швырнул трубку на рычаг. - Вынесено все, подчистую. - Бушмакин в упор посмотрел на Колю: - Ступай и подумай, как жить дальше, парень.
      Коля спустился по лестнице, его обогнали Вася и Гриша. Вася крикнул:
      – Ты с нами?
      – Я домой, - ровным голосом сообщил Коля. - Сбылась мечта моей жены.
      – Потом расскажешь, какая, - на ходу выкрикнул Гриша.
      Когда Коля вышел из подъезда, от тротуара отъехал старенький "Пежо", и Вася помахал Коле рукой.
      Коля хотел было выйти на Невский и сесть в трамвай, но раздумал и пошел пешком. Через несколько минут он миновал Театральный мост и вышел к Михайловскому замку. Листвы на деревьях еще не было, и сквозь коричневатую паутину тоненьких веток отчетливо проступал густой пурпур стен. Коля остановился и вдруг вспомнил рассказ Маши: император Павел любил какую-то женщину и приказал выкрасить стены своего нового замка в цвет ее любимых перчаток… Коля вздохнул и словно в первый раз увидел на другой стороне Марсова поля ритмично чередующиеся фасады казарм лейб-гвардии Павловского полка, стремительно уходящую к Неве Лебяжью канавку и шпиль Петропавловки над Невой… "А ведь все это очень красиво, - грустно подумал он. - И, наверное, есть люди, которые каждый день любуются этой красотой, а когда им говорят, что бандиты кого-то убили, - в ужасе вздрагивают и передергивают плечами. Несправедливо это: для одних мир прекрасен и наполнен добром, для других - жесток, опасен и совершенно беспросветен… Стоп! Коля улыбнулся и сказал вслух: - Черта лысого! Черта лысого любовались бы они своей архитектурой, если бы не мы! А почему, собственно, "они"? Зачем делить на "мы" и "они"? Просто "мы"! Мы, народ, страна… Мы делаем одно общее дело. Мы боремся за него. Мы готовы отдать этому делу все, если надо, - и жизнь тоже. Это - главное.
      Коля закрыл дверь комнаты, молча сел к столу. Маша поставила перед ним тарелку, положила ложку, вилку и нож.
      – Иди, вымой руки.
      – Я не буду есть. - Коля встал из-за стола.
      – Что случилось? - спросила Маша тревожно.
      – Обидно. - Коля стукнул кулаком по столу. - Понимаешь, только что я понял, зачем живу на свете. Смысл жизни понял, ясно тебе?
      – В самом деле? - Маша попыталась говорить в своей обычной шутливо-насмешливой манере. - Ты, дорогой, догнал и перегнал Канта, Гегеля, Спинозу и даже Марка Аврелия. Они так и не выяснили, зачем живут. - Маша увидела страдающие Колины глаза и резко сменила тон. - Но… тогда почему ты огорчен? Радуйся!
      – Я бы радовался. - Коля покачал головой. - Но так складывается, что… В общем, бросаю я работу! Уезжаем. Все!
      Маша бросилась ему в объятия.
      – Милый! Наконец-то! Ты даже не представляешь, какой ты душка!
      – Только без этого офицерского жаргона, - поморщился Коля. - Где чемодан?
      – Вот. - Она вытащила из-под кровати фанерный чемодан - тот самый, с которым Коля когда-то приехал в Москву. - Но что случилось?
      – Я упустил Пантелеева. Они там уверены, что я кругом виноват.
      – А на самом деле?
      – Не знаю… - Коля замялся. - Раз упустил - значит виноват. Поедем ко мне в Грель, Маша. Корову заведем, кур. Пахать будем. Ты сама говорила, что даже граф Толстой это дело обожал.
      – Обожал, - съязвила Маша. - Пахать, мон шер, - это искусство. У тебя не получится.
      – Это почему же? - обиженно спросил Коля. - Мы испокон веку - крестьяне.
      – Драчуны вы испокон веку, - насмешливо сказала Маша. - Ничему-то вы не хотите научиться до конца. Поверхностные вы какие-то. Прости за банальность, но не ошибается тот, кто ничего не делает.
      – Кто это так здорово сказал? - удивился Коля. - Маркс?
      Маша добродушно рассмеялась:
      – Глупый ты. Большой и глупый Коля. Никуда я с тобой не поеду.
      – Уеду один, - упрямо сказал Коля.
      – Нет! - она вздохнула. - Ты никуда от меня не уедешь. Ни от меня, ни от своего дела.
      В дверь постучали. На пороге появилась Маруська. Обвела взглядом комнату, заметила раскрытый чемодан:
      – Как прикажешь понимать?
      – Да вот, - Коля смущенно пожал плечами, - думаем…
      Маруська в упор посмотрела на него:
      – Не стыдно?
      – Стыдно, - согласился Коля.
      – Внизу машина, поехали, - сказала Маруська. - Обещаю: о том, что видела, - никому ни слова.
      – Спасибо, Маруся, - кивнула Маша. - Это минута слабости, прости его.
      – Гриша тяжело ранен, - произнесла Маруська ровным, каким-то бесцветным голосом. - Говорят, насмерть он ранен. - Она зарыдала.
      В ожидании, пока конвойный приведет Муську, Коля снял трубку и позвонил в Мариинку. Ответила дежурная сестра. Она выслушала Колю и долго молчала.
      – Говорите, девушка, - не выдержал Коля. - Ну чего вы, в самом деле, мы ведь не барышни нервные.
      – Умер ваш товарищ, - ответила сестра. - Пять минут назад. Проникающее пулевое ранение. Поражен левый желудочек сердца. - Она что-то еще говорила, но Коля уже бросил трубку.
      Гибли товарищи. Умирали от бандитских пуль, от ударов ножом из-за угла лучшие друзья, веселые, добрые, всей душой и телом преданные святому делу революции. Гибли один за другим, словно в страшной, безжалостной мясорубке.
      Вошел Бушмакин, увидел Колю и молча поправил сползшую с рычагов трубку:
      – Пантелеев там засаду оставил. Наглеет с каждым днем, подлец. Гриша первым шел.
      – Не надо, батя, - попросил Коля. Он взял себя в руки и добавил: - Сейчас Муську приведут. Надеюсь я на этот разговор, батя. План такой: если Муська нам поверит, если мне удастся настроить ее должным образом, - Раису придется выпустить…
      – Притоносодержательницу? - раздраженно спросил Бушмакин. - А закон? Его по боку?
      – Я все понимаю, - сказал Коля. - Поймите и вы. Раиса - единственный и очень тонкий ход к Леньке. А Муська - около нее. Понятно?
      – Все понятно, - кивнул Бушмакин. - Но Раису, после того, как она побывала у нас, а тем более Муську, Пантелеев близко к себе не подпустит.
      – Я рассчитываю на то, что в ближайшие несколько часов он не узнает об их аресте, - нас никто не видел: ни соседи, ни во дворе. А когда арестованные выйдут отсюда, они обе будут молчать о том, что были здесь. Они знают Леню.
      – А как объясним прокурору освобождение Раисы? - Бушмакин продолжал слабо сопротивляться. - Она преступница.
      – Просто объясним, - сказал Коля. - Конкретных улик, бесспорных доказательств у нас против Раисы, как притоносодержательницы, или скупщицы краденого, или соучастницы Леньки, - нет. А по обоснованным предположениям санкции на арест не дают. Нужны доказательства. Прокурор это тоже знает.
      – Убедил, - кивнул Бушмакин. - Если все получится - звякни, я дам команду - Раису выпустят. - Бушмакин ушел.
      Постучался конвоир, ввел Муську. Она осмотрелась и села, нагло закинув ногу на ногу.
      – Что решила? - спросил Коля.
      – А чего решать? - она нервно улыбнулась. - Стойку буду держать, начальник.
      – Ваша настоящая фамилия?
      – Муська, начальник. - Она нахально уставилась ему в глаза.
      – Толмачева Мария Николаевна, проживаете: Сергиевская улица, дом четыре, квартира два, - сказал Коля. - Род занятий?
      – Уличная я, - не слишком уверенно сообщила Муська.
      – Отец у тебя в порту работал? - Коля перешел на "ты".
      – Работал. Пока не спился, - сказала она раздраженно. - Чего пытаешь, легавый? Чего в печенку лезешь? Думаешь, невзначай Леню продам? Отстань лучше.
      – А мать у тебя еще жива, - невозмутимо продолжал Коля. - Семьдесят лет старухе. Ты у нее одна, других родичей у вас нет. Ежели ты в "глухую" сядешь, что с матерью станет?
      Муська заплакала.
      – Думаешь, я с тобой торговлю веду? - тихо спросил Коля. - Ты мне Леню выдашь, я тебя отпущу. Такие байки про нас сочиняют, угадал? Я тебе вот что скажу, - продолжал он. - Если за тобой что-нибудь есть - будешь сидеть. Мы на сделки с совестью и законом не идем.
      – А на что вы идете? - горько спросила Муська.
      – На ком-про-миссы, - серьезно сказал Коля. - Если мы видим, что человек не совсем пропащий, - помогаем ему осознать себя, встать на ноги, порвать с преступной средой. А ты как? Чиста перед законом?
      – Нету за мной ничего, хоть сейчас проверяй - нету! - крикнула Муська.
      – А нету, - подхватил Коля, - так чего же ты ревешь, психуешь и за этого бандита и убийцу переживаешь? Он сейчас или убивает кого-нибудь, или в ресторации награбленное проживает. А ты в УГРО сидишь. А между прочим, спроси сейчас у Лени: кто, мол, такая Муська? Толмачева, мол, кто? С Сергиевской? Так он, твой Леня, и не вспомнит!
      Муська молча слушала, глаза ее опухли от слез.
      – Не скажешь? - вздохнул Коля.
      – Не знаю я… ничего, - она отвела глаза.
      Коля задумался на мгновение и снял трубку:
      – Я это. Давай, батя, как договорились.
      Нажал кнопку звонка, сказал конвоиру:
      – На выход, с вещами.
      Муська смотрела на него, ничего не понимая.
      – Иди домой, - сказал Коля. - И занятие свое бросай. Вот мой телефон, позвони, если что. С работой сейчас туго, сама знаешь, но я тебе помогу. Иди.
      – Райка все знает, Райка! - не выдержала Муська. - Ее спросите!
      – Дрянь твоя Райка. И говорить нам с нею не о чем. Мы ее тоже отпустим - фактов у нас нет. Но если бы были…
      – Да я вам такое расскажу! - с жаром воскликнула Муська.
      – Ты вот что, - прервал ее Коля. - Ты пока помолчи, подумай. Откуда главное зло, подумай. И если решишь что-нибудь - звони, приходи в любое время. Я тебе верю.
      Она недоверчиво усмехнулась.
      – Бросишь это поганое дело, и будет у тебя все хорошо, Муська. Муж будет, дети будут, любовь, само собой. Учиться пойдешь. Не смейся, я не шучу. Лет через пять-шесть я тоже пойду учиться. И мы еще с тобой встретимся, только я буду студентом, а ты - преподавателем.
      Она покачала головой:
      – Мастер вы сказки рассказывать, начальник.
      – Разве это плохая мечта, Муська? - тихо спросил Коля. - А уж добиться ее - наша с тобой забота. Иди.
      Она ушла. А Коля подошел к окну и долго смотрел на Дворцовую, смотрел до тех пор, пока на площади не появилась маленькая, щуплая фигурка Муськи. Он уже хотел отойти от окна, как вдруг Муська остановилась и растерянно заметалась, явно пытаясь остаться незамеченной. Наконец, она скрылась за цоколем Александровской колонны, и в то же мгновение Коля увидел Раису. Беспокойно оглядываясь, она свернула с Дворцовой на Миллионную. Муська побежала следом. И тогда Коля понял все. Он догадался, что его разговор с Муськой возымел быстрое и несколько неожиданное действие. Девчонка поверила ему, почувствовала его искренность и доброжелательность и теперь решила заслужить его уважение и доверие - выследить Раису. Коля подумал, что для неопытной Муськи такая слежка чревата самыми тяжелыми последствиями, и снял трубку телефона.
      – Дежурную пролетку и опергруппу - к подъезду! - приказал Коля и побежал вниз.
      Он выскочил на Дворцовую. У кромки тротуара уже стояла обшарпанная пролетка с бородатым кучером на козлах - эти пролетки брали на дежурство, а их владельцев за это освобождали от уплаты налога. Хозяевам-извозчикам такой порядок был выгоден - отработал три дня в месяц - и гуляй… Вася и Маруська уже сидели в пролетке, устало развалившись на мягких кожаных подушках.
      – Подними верх, - приказал Коля кучеру. Тот неохотно, с ворчанием поднял тент и стегнул лошадь.
      – Держи сбоку, не торопись, - сказал Коля.
      Пока проезжали площадь, он коротко объяснил ситуацию Васе и Маруське. Выехали на Миллионную. Впереди быстро вышагивала Раиса, а чуть поодаль, по другой стороне, - Муська.
      – Чем черт не шутит, - задумчиво сказал Вася. - Она, может, к Пантелееву идет.
      Кучер услышал, обернулся и, яростно дернув вожжи, остановил лошадь:
      – Слазьте.
      – Ты с кем разговариваешь? - взбесился Вася.
      – Тише, - успокоил его Коля. - Поехали.
      – А я говорю - слазь! - уперся кучер. - Пантелеев - это ваша печаль, а у меня, промежду прочим, одна голова и одна кобыла! В случае чего - кто мне убытки покроет?
      – Уйдут, - сказала Маруська, тревожно вглядываясь в глубину улицы: Муська и Раиса шли уже где-то у самого Марсова поля.
      Вася обнажил кольт, сказал, ощерившись:
      – Бегом отсюда, гад! Считаю до трех. Раз… Два…
      Кучер слетел с козел и, подоткнув полы кафтана, молча помчался по мостовой.
      Коля влез на козлы.
      – Он пожалуется, нас на губу посадят.
      – Это потом, - сказал Вася. - А сейчас хоть дело сделаем.
      Выехали на Большую Конюшенную. Раиса и Муська по-прежнему шли впереди. На углу Конюшенной и Невского Раиса оглянулась и скрылась в дверях обувного магазина. Следом за ней вошла в магазин и Муська. Коля стеганул лошадь. В одно мгновение коляска оказалась рядом с дверями.
      – Маруся - к черному ходу, ты со мной! - приказал Коля и бросился к дверям. Навстречу вылетела белая, как стена, Муська, сказала, едва выговаривая:
      – Ленька… там…
      Коля рванул из-за пояса кольт, краем глаза успел увидеть, что Вася сделал то же самое, и, оттолкнув Муську, вбежал в магазин. Пантелеев примерял ботинки. Раиса стояла рядом и что-то ему объясняла.
      – Руки вверх! - крикнул Коля.
      Истошно закричали продавщицы. Пантелеев выхватил маузер и, не целясь, от бедра, начал стрелять. Посыпались стекла, женщины с визгом бросились врассыпную, но Коля еще медлил - хотелось взять бандита живым. Внезапно Пантелеев повернул маузер и выстрелил Раисе в живот:
      – Ты… привела, - не услышал, но прочитал по губам Коля.
      Раиса сползла на пол, выговорила, задыхаясь:
      – Нет. Леня, родной, не я… Она…
      Пантелеев оглянулся и увидел: Муська стояла справа от дверей, бледная, прижав маленькие кулачки к груди.
      Дальнейшее произошло в считанные доли секунды: Коля выстрелил в Пантелеева, но не попал. Бандит бросился на пол, покатился, стреляя. Вскрикнул и упал Вася - он загородил Муську и получил сразу три пули. От черного хода метнулась Маруська и повисла на Пантелееве сзади, пытаясь выкрутить ему руки и отобрать маузер. Коля прыгнул к бандиту и ударил его ногой в подбородок. Удар был настолько сильным, что Ленька взлетел к потолку и тяжело рухнул.
      Ему связали руки. Коля поднял его, поставил на ноги и несколько раз сильно и зло ударил по щекам. Пантелеев очнулся, мутными глазами осмотрел зал.
      – Иди, - приказал Коля.
      Подошла Маруська, сказала:
      – Вася убит… - И бросилась на Пантелеева, стараясь разодрать ему лицо. Коля не торопился оттащить Маруську. Подошел хозяин магазина:
      – Они-с его-с запорют-с… Вам же-с отвечать-с…
      И только тогда Коля остановил Маруську. Лицо Пантелеева было изодрано в клочья.
      Бандита вывели на улицу, посадили в пролетку. Вокруг собралась огромная толпа. Все стояли молча.
      И снова Маруська рванулась к бандиту.
      – Я его кончу, кончу я его! - Она рвала из кобуры браунинг, но пистолет зацепился за петлю застежки и не вынимался.
      – Смерть бандиту! - выкрикнул кто-то в толпе, и все подхватили на едином дыхании: - Смерть!
      Люди бросились к пролетке. Коля увидел поднятые кулаки, искаженные ненавистью лица и, поняв, что одному ему этот надвигающийся самосуд не остановить, выстрелил несколько раз в воздух:
      – Стойте! Стойте, вам говорят! Только что на ваших глазах убит наш лучший работник, наш боевой товарищ…
      Толпа замерла, и Коля продолжал:
      – Но мы не расстреливаем бандита на месте! Мы соблюдаем революционную законность, памятуя, что только суд может вынести приговор от имени народа. Я прошу вас пропустить нас и дать нам возможность доставить задержанного. - Он стеганул лошадь и вдруг услышал, как кто-то крикнул:
      – Спасибо вам! Спасибо за все!
      Коля оглянулся. В толпе стояла Муська и махала рукой.
      – Берегите ее, - лениво сказал Пантелеев. - Как твоя фамилия, инспектор?
      – Кондратьев.
      – А я - бывший сотрудник Пантелеев, - ухмыльнулся бандит. - Жаль, что мы не вместе. Петроград треснул бы.
      – Молчи, - сказала Маруська. - А то не выдержу я.
      – Теперь выдержишь, - заметил Пантелеев. - А я все равно убегу, и первая маслина будет ссучившейся Муське, это вы учтите, начальники.
      Васю похоронили на Смоленском кладбище, недалеко от церкви, там, где среди пухлых дворянских ангелов с гусиными крыльями скромно просвечивали сквозь молодую листву краснозвездные обелиски над могилами Никиты и Гриши. Теперь к ним прибавился третий.
      Ударил трехкратный залп, потом оркестр сыграл "Интернационал", и все разошлись. Коля долго стоял у свежего холмика и вспоминал свою первую встречу с озорным, горластым Васей - тогда, на "Старом Арсенале", поздней осенью семнадцатого. Рядом замерла Маруська. У нее были сухие, покрасневшие глаза, а у рта вдруг четко обозначились две глубокие борозды.
      – Идем, Коля. - Они медленно двинулись к воротам кладбища. - Я знаешь о чем думаю? - Она остановилась. - Я думаю, а как же отнесутся ко всему этому люди потом? Внуки наши? Правнуки?
      – Не знаю, - Коля пожал плечами. - Наверное, нас забудут. И обижаться на это нельзя, Маруська. Зачем людям помнить о плохом?