Вроде бы согласованный проект конституции в самом деле был представлен президенту 25 июня, однако 26-го на пленарном заседании Конституционного совещания вновь возникла дискуссия, причем не по второстепенным, а по ключевым вопросам – о государственном устройстве, о форме собственности, в частности на землю…
Ввиду этих разногласий Ельцин даже не стал ставить вопрос об одобрении проекта конституции или хотя бы каких-то его “узловых” положений. Президент заявил, что текст нуждается в серьезной экспертизе.
На пленарном заседании 26 июня по предложению Ельцина участники совещания приняли заявление о проекте новой конституции – некую декларацию о том, как они себе представляют Основной закон. В этом документе Россия характеризовалась как свободное правовое светское федеративное государство, провозглашалась неотъемлемость прав и свобод человека, которые гарантировались согласно Всеобщей декларации прав человека. В заявлении подчеркивались гарантии неприкосновенности собственности, а также равенство частной, государственной и муниципальной ее видов. Граждане и их объединения, говорилось в заявлении, вправе иметь в частной собственности землю, государственная власть основывается на разделении властей, она не может быть присвоена никакой частью общества, никаким объединением или отдельным лицом. Согласно заявлению, законодательную власть в России осуществляет двухпалатное Федеральное Собрание – парламент. Главой государства является всенародно избираемый президент.
И снова возник скандал. В первоначальный проект документа, как говорится “явочным порядком”, были внесены изменения, как выяснилось, не приемлемые для ряда его участников. В частности, исключенным из него оказалось положение о том, что верхняя палата Федерального Собрания формируется из высших должностных лиц представительной и исполнительной власти субъектов Федерации, а нижняя избирается гражданами всеобщим голосованием. Другая, еще более серьезная поправка: был исключен тезис о том, что республика является суверенным государством в составе Российской Федерации, а край, область, город федерального значения, автономная область и автономный округ – государственно-территориальным образованием в составе РФ. По словам Ельцина, эти положения требовали дальнейшего согласования.
Последняя поправка вызвала резкий протест со стороны глав республик. Минтимер Шаймиев даже пригрозил отозвать участников совещания от Татарстана. Дело в том, что республиканские руководители договорились с президентом о формулировке этой части заявления на встрече с ним незадолго до оглашения документа. Каково же было их удивление, когда они не обнаружили его в прочитанном тексте (заранее о купюре их никто не предупредил).
На Конституционном совещании вновь был объявлен перерыв. Согласовать различные позиции во время этого перерыва поручили арбитражной комиссии, составленной из судей трех “главных” судов – Конституционного, Арбитражного и Верховного. Следующее пленарное заседание Конституционного совещания, которое, возможно, наконец-то станет последним, как и ожидалось, было намечено ориентировочно на начало июля.
Последние вялые усилия…
Тем не менее, все эти отсрочки и проволочки не убавили у Ельцина бодрости и оптимизма в отношении перспектив Конституционного совещания. Отвечая перед пленарным заседанием на вопрос одного из журналистов, “как воспринял президент заявление Хасбулатова, что Cъезд не будет принимать эту конституцию?”, Ельцин сказал: “Я примерно такого же мнения. Я столько напереживался со Cъездом, что у меня о нем определенное мнение. На следующем заседании придется принять способ принятия конституции, и там будут высказаны оригинальные предложения”. На вопрос об отношении президента к заявлению парламента, в котором содержался призыв к депутатам покинуть совещание, Борис Ельцин сказал: “Я думаю, что это просто политическая попытка продлить парламентские полномочия вместо того, чтобы осенью идти на выборы. Они стремятся не дать работать нормально Конституционному совещанию, но, думаю, из этого ничего не выйдет”.
…Увы, несмотря на эти бодрые заявления, работа над новой конституцией становится все более вялой. Создается ощущение, что у самого президента уже нет к ней былого интереса, ибо становится ясно: сопротивление Верховного Совета, Съезда, субъектов Федерации вряд ли удастся преодолеть.
Правда, формально конституционный процесс вроде бы продолжается, но он все больше напоминает топтание на месте. 24 июля Ельцин подписывает очередной “конституционный” указ – “О порядке согласования проекта Конституции Российской Федерации”. Имеется в виду его согласование с субъектами Федерации. 13 августа в Петрозаводске проходит заседание Совета глав республик с участием президента Ельцина, на котором принимается решение о создании Совета Федерации как консультативно-совещательного органа при президенте. Настроения участников заседания еще более укрепляют опасения тех, кто считает: согласовать с этими деятелями проект Основного закона будет нелегко, если вообще возможно.
Тем не менее, в начале сентября Ельцин подписывает распоряжение о создании рабочей группы (опять рабочая группа!) по выработке единого согласованного проекта конституции под председательством окончательно перешедшего на сторону президента Николая Рябова. Это была, кажется, последняя перед сентябрьско-октябрьским политическим кризисом официальная акция в ходе не удавшейся в тот момент попытки принять новую конституцию.
Принять ее оказалось возможно лишь 12 декабря, после подавления мятежа. Но задача сбалансированного разделения властей в новой Конституции так и не была решена: на этот раз полностью доминирующей в ней стала фигура президента.
Была ли эта затея бессмысленной?
Странной была эта затея – попытка принять новую конституцию, минуя Съезд и Верховный Совет, через какое-то эфемерное, на ходу придуманное Конституционное совещание.
Хотя его работа сопровождалась мощной информационной поддержкой в СМИ (вот бы самим реформам такую поддержку!), у многих эта работа с самого начала вызывала скептическое отношение: можно ли себе представить, чтобы оппозиция позволила переиграть себя на этой наскоро сооруженной, непрочной и колеблющейся площадке? Вообще достойная удивления картина: две равновеликие силы уперлись друг в друга рогами, каждая пытается “проломить” выгодный для себя текст. Полноте, так ли принимается конституция? В конце концов, Основной, закон – это результат какого-никакого, но все-таки национального согласия. Можно ли его принимать в условиях острого конфликта, расколовшего правящий слой общества почти пополам? Эту задачу вполне можно было решить двумя годами раньше, во второй половине 1991-го. Ельцин упустил существовавшую тогда возможность, попал, как уже говорилось, в конституционную ловушку и вот теперь попытался из нее выбраться…
С тактической точки зрения, затея с конституцией была для Ельцина явно проигрышным, провальным ходом. Он попросту потерял время, растратил преимущества, которые получил в результате победы (все-таки это была победа!) на референдуме. Вместо того чтобы предпринять какие-то решительные действия по вытеснению поверженной оппозиции на периферию политического процесса, он добровольно втянулся в четырехмесячную тягомотину изнурительных споров по поводу текста Основного закона, его отдельных статей, формулировок, слов…
Какие решительные действия мог предпринять президент? Только ли те, которые он предпринял в сентябре – октябре? По словам депутата Анатолия Шабада (мы с ним беседовали в августе 1993-го), после референдума они с депутатом Владимиром Варовым предложили немедленно созвать депутатский Съезд. Перед депутатами можно было поставить вопрос о конституционном закреплении результатов плебисцита. И если бы он, Съезд, отказался это сделать, Ельцин уже вполне официально, с юридическим оформлением этого, мог бы встать на путь его игнорирования. В тот момент, как полагал Шабад, это можно было сделать достаточно легко, не опасаясь импичмента. Можно было бы назначить и перевыборы… Можно было принять временный конституционный акт, на котором настаивали “демороссы” (они продолжали на нем настаивать и в августе, и в сентябре, уже в гораздо менее выгодной политической ситуации). Однако все эти предложения демократов не получили тогда поддержки. К концу лета, а может быть и раньше, эффект от референдума уже затух.
Особенно победным для Хасбулатова стал период, когда закончилась – фактически закончилась – работа Конституционного совещания и президент ушел в отпуск. Вообще, отпуска – это было какое-то бедствие для наших президентов той поры. Горбачев в Форосе… Ельцин на Валдае… Время-то какое было напряженное, судьбоносное! Кажется, неужели нельзя было хотя бы год обойтись без долгого отдыха? Да, понимаю, тяжело. Возраст и все такое прочее. Но ведь однажды все это могло плохо кончиться.
И все же я не стал бы утверждать, что затея с форсированной подготовкой новой конституции, подкрепленная надеждой быстро ее принять, была полностью ошибочным ходом Ельцина. Думаю, стратегически – и исторически! – этот ход имел важное значение. В мае – августе 1993 года президент предпринял последнюю, отчаянную попытку решить центральную политическую проблему того времени – проблему двоевластия – мирным, относительно демократическим путем. Можно ли припомнить в истории нашего отечества, чтобы кто-то из властителей в похожей ситуации испытывал подобные устремления? Да нет, что-то не вспоминается такого. Проблему двоевластия наши владыки всегда решали очень просто, в самый начальный момент ее возникновения, – путем отрубания голов своим противникам или, позднее, выстрелом в затылок где-нибудь в подвале.
Все здравомыслящие люди поняли и оценили этот ельцинский порыв. И поныне помнят и ценят. Ну, а кто не понял либо, что бывало чаще, не пожелал понять, тот по всякому поводу и без повода поныне бессмысленно дудит про “расстрел парламента” как про единственное средство разговора с оппонентами, которое, дескать, было известно кровавому сатрапу Ельцину.
ОТСТАВКА БАРАННИКОВА
Подозрительное знакомство
27 июля Ельцин отправил в отставку министра безопасности Виктора Баранникова. Официально – за “нарушение этических норм” и за “серьезные недостатки в работе, в том числе по руководству пограничными войсками”.
В своих мемуарах Ельцин довольно подробно описывает эту историю. В мае 1993-го Баранников неожиданно зазвал его к себе на дачу и познакомил с неким предпринимателем, главой той самой, ранее уже мной упоминавшейся компании “Сеабеко” Борисом Бирштейном. Это показалось Ельцину подозрительным: уж как-то очень старательно навязывал министр президенту это странное знакомство – по-видимому, имел перед Бирштейном какие-то серьезные обязательства. А через некоторое время Ельцину доложили, что жены Баранникова и первого зама министра внутренних дел Дунаева были приглашены этой самой “Сеабеко” на три дня в Швейцарию, где на деньги этой фирмы “отоварились” по полной программе – накупили парфюмерии, шуб, часов и прочего добра более чем на триста тысяч долларов. С чего бы это такая щедрость? Как пишет Ельцин, из представленного ему вороха документов “становилось абсолютно ясно, что Виктор Баранников, министр безопасности России, генерал армии, один из моих самых близких и доверенных людей, к которому я всегда относился с симпатией, был примитивно и пошло куплен… Баранниковым теперь легко было манипулировать, так же просто его и шантажировать”.
Что касается другой объявленной причины увольнения Баранникова, – недостатков в руководстве погранвойсками, – тут имелся в виду случившийся незадолго перед тем сокрушительный разгром одной из российских застав на таджикско-афганской границе: пограничники оказались просто не готовы к нападению афганцев, помощь вовремя не подоспела, многие погибли…
Надо сказать, мало кто тогда поверил, что именно названные причины в действительности дали повод для отставки. Жены двух генералов совершили шоп-тур за счет какой-то сомнительной зарубежной фирмы? Господи, да за кем же из российской “элиты” не водились подобные грехи! У некоторых родственники, дети вообще не вылезали из-за границы. Приобретали квартиры, дома, учились в престижных университетах… Ясное дело – не на зарплату главы семейства. Если за это увольнять, ряды высокоразрядного российского чиновничества поредели бы очень сильно. Что касается разгрома погранзаставы, этот вопрос рассматривался накануне на Совете безопасности. Баранников получил выговор (начальник пограничного ведомства генерал Шляхтин был отстранен от должности). Какой смысл уже на следующий день отправлять министра в отставку? Где тут логика? Да и вообще, за одну и ту же провинность вроде бы дважды не наказывают.
По-видимому, между выговором и отставкой должно было произойти какое-то событие, которое и стало реальным поводом для увольнения генерала… Согласно одной из версий, все решилось, когда в день своей отставки с утра Баранников посетил Ельцина. В попытке “раскрыть глаза” президенту министр будто бы представил ему собранный Министерством безопасности компромат на доверенных лиц Ельцина – опять-таки на первого вице-премьера Владимира Шумейко, директора Федерального информационного центра Михаила Полторанина и вместе с ними – на председателя Междведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией известного адвоката Андрея Макарова. Это, мол, и вызвало соответствующую негативную реакцию президента.
“Генерал Дима”
По другой версии, причиной отставки стала одна из самых странных фигур того времени – Дмитрий Якубовский, или “генерал Дима”, как его называли. Утверждалось, что именно он сыграл ключевую роль в сборе информации, касающейся “шопинга” двух генеральш в Швейцарии.
Чтобы познакомиться с этим компроматом, в Швейцарию послали Алексея Ильюшенко, в ту пору начальника Главного правового управления президента. Кроме того, была осуществлена беспрецедентная акция – на один день на самолете внуковского спецавиаотряда, без соответствующих документов, из Швейцарии, где он в ту пору скрывался от своих российских недругов, “генерала Диму” вывезли в Москву. Как утверждал в одном из своих интервью Руцкой, во “Внуково-2” “пограничники попытались задержать” Якубовского, но его встречала группа “Альфа”, не позволившая это сделать. “Дима” был доставлен на один из объектов Главного управления охраны, где с ним побеседовали несколько высокопоставленных должностных лиц из окружения президента и, надо полагать, получили от него вожделенную информацию. Такая вот детективная история. По версии Руцкого, 27 июля Баранников доложил президенту, что получил ордер на задержание Якубовского за нарушение установленного законом порядка пересечения границы, выданный Генеральным прокурором, и должен осуществить это задержание. За этим и последовала отставка.
Наконец, третью версию выдвигает в своих воспоминаниях Сергей Филатов. Он пишет, что за двадцать минут до последнего визита Баранникова к президенту Ельцин позвонил ему, Филатову:
– Ну, что будем делать с Баранниковым?
– Теперь надо снимать, Борис Николаевич, – ответил Филатов. – Баранников начал сбор компромата на членов комиссии (которая расследовала историю с поездкой в Швейцарию жен Баранникова и Дунаева. – О.М.) и уже завел несколько уголовных дел. Он теперь не остановится ни перед чем. Не снимете, он со всеми счеты сведет, а вас предаст, если уже не предал.
Как можно понять, именно этот совет, который он дал президенту, по мнению Филатова, и стал последней каплей, побудившей Ельцина принять нелегкое для него решение об отставке Баранникова.
Нетрудно видеть, что все три версии в общем-то похожи друг на друга. Общий смысл всех трех: больше всего Ельцина возмутила реакция министра безопасности на полученный выговор, – вместо того, чтобы, как говорится, извлечь урок из случившегося, проявить покорность и лояльность, он разворачивает мощное контрнаступление на близких президенту людей, на людей, которым он доверяет; можно ли в самом деле положиться на такого?
Сам Ельцин в “Записках президента” дает собственное объяснение, почему он не поставил вопрос об отставке Баранникова еще на Совете безопасности 26 июля и о чем они говорили с министром утром 27-го. На СБ президент, по его словам, решил не смешивать два разных вопроса. Приняв же Баранникова на следующий день, он задал ему лишь один вопрос: правда ли, что его жена ездила на деньги “Сеабеко” в Швейцарию и что за три дня они вместе с женой Дунаева истратили там сотни тысяч долларов? Министр, “опустив голову”, ответил утвердительно. После этого президент сообщил ему, что в три часа он будет снят с должности министра. Вроде бы достаточно убедительное объяснение, хотя не вполне ясно, почему нельзя было встретиться с Баранниковым не после заседании СБ, а до него, с тем чтобы на Совете безопасности все окончательно и решить.
ВС защищает министра
По логике вещей, Хасбулатов и Ко вроде бы не должны были особо возражать против отстранения министра безопасности: в общем-то, они не жаловали Баранникова, будучи уверенными, что он душой и телом предан президенту. Сам министр изо всех сил демонстрировал эту преданность. Так, во время мартовско-апрельского кризиса, когда Ельцину реально угрожал импичмент и поражение на референдуме, он часто появлялся рядом с президентом, следовал за ним, словно тень, как бы наглядно демонстрируя, на чьей стороне МБ. Как-то в порыве раздражения Хасбулатов даже назвал его президентским адъютантом. Однако стоило Ельцину уволить министра, как ВС тут же сделал привычную для него враждебную по отношению к президенту стойку. Уже на следующий день Президиум этого органа принял постановление, в котором признал указ президента об освобождении Баранникова “не имеющим юридической силы”. Утверждалось, что Ельцин нарушил закон “О Совете Министров РФ”, согласно которому министр безопасности, как и прочие силовики, назначается и освобождается с согласия Верховного Совета. (В действительности никакого нарушения не было: Баранников занял свой министерский пост задолго до того, как была введена норма, предписывающая такое согласование.) Хасбулатов пригрозил, что, если постановление “окажется неэффективным, будет созвана сессия Верховного Совета”.
Эту внеочередную сессию созвали 31 июля, бесцеремонно прервав летние депутатские каникулы. Однако, как вскоре выяснилось, из отпуска нардепов вызывали напрасно. Ко всеобщему удивлению, никакого решения по Баранникову на сессии принято не было. Вопреки ожиданиям, Хасбулатов, руководствуясь какими-то своими византийскими соображениями, быстренько свернул заседание, не позволив даже начать обсуждение вопроса об уволенном министре безопасности. Возможно, уже по ходу дела решил, что восстановить его в должности депутатам ни при каких обстоятельствах не удастся, а демонстрировать перед всем миром свое бессилие совершенно ни к чему. К тому же, не исключено, спикер вполне логично заключил: снятый со своего поста, обозленный силовой министр в скором времени может оказаться для него, Хасбулатова, несравненно более полезным, нежели “адъютант его превосходительства” президента, сохраняющий эту свою адъютантскую роль. Так оно в действительности и вышло.
Впрочем, все это не означало, что линия на противоборство с президентом свернута или хотя бы ослаблена. На сессии депутаты во вполне конфронтационном духе приняли в первом чтении закон о внесении дополнений в закон “О Совете Министров РФ”. Этими дополнениями вводился новый порядок назначения министров-силовиков. В случае, если полномочия кого-либо из них – министра обороны, безопасности, внутренних дел или приравненного к силовикам министра иностранных дел – прекращаются досрочно, президент обязан представить парламенту кандидатуру нового претендента на этот пост. Если ВС не согласится с предложенной кандидатурой, президент должен в семидневный срок представить новую. При этом повторно предлагать кандидатуру, уже отвергнутую Верховным Советом, он не имеет права.
Таков был на этот раз “наш ответ Чемберлену”. Вместо того чтобы ограничиться узкой темой отставки министра безопасности, спикер решил предельно расширить разговор – повести речь в принципе обо всех силовых министрах. Ясно, что если бы принятые на сессии дополнения обрели силу закона, порядок назначения этих министров практически полностью перешел бы под контроль ВС. Как писала одна из газет, “изменение закона о Совмине – еще один пример аварийного ремонта существующего законодательства для укрепления позиций парламента в его политической борьбе с президентом”.
Харизма зла
(Заметки на полях)
У меня, да и не только у меня, не однажды возникал вопрос: неужели депутаты не понимают, что выступают в роли полнейших ничтожеств, абсолютных нулей – Хасбулатов манипулирует ими, как хочет? Вот он захотел внезапно вызвать членов ВС с каникул, чтобы обсудить отставку Баранникова, – вызвал. Все съехались как миленькие. А после по ходу заседания решил не обсуждать этот вопрос. Ничего никому не объясняя, все скомкал, сделал перерыв на неделю. И снова никто не пикнул. Интересно, как все-таки они себя чувствуют, будучи куклами-марионетками? Неужели не испытывают ни стыда, ни неловкости? Хотя бы крохотное, хотя бы микроскопическое достоинство должно же у них быть!
– Конечно, они плюются, и бывают моменты, когда депутаты просто возмущаются тем, как ведет себя Хасбулатов, – говорил Анатолий Шабад в той уже упомянутой мной нашей беседе. – Но при этом они всегда склоняются к одному и тому же: нам надо держаться его, иначе будет хуже. Парадоксальным образом при голосовании о доверии Хасбулатову на IX съезде аналогичную позицию заняли и наши, “демороссы”: надо, мол, проголосовать за председателя ВС. При этом выдвигался дичайший аргумент: Хасбулатов настолько одиозен, что лучше в должности спикера иметь его, чем кого-нибудь другого, – с одиозным противником легче бороться. Я по этому поводу говорил, что уход Хасбулатова – вещь самоценная. Но, увы, к этим моим словам не прислушались.
Действительно, в нашей новейшей истории я что-то не припомню такой фигуры. То есть были, конечно, всякие типажи… В сталинские и иные времена. Но те монстры по крайней мере не выставляли напоказ свою суть, скрывали под маской благообразия. Хасбулатов же ничего не скрывает. Он бравирует букетом своих отталкивающих свойств. Он как бы говорит: “Да, я вот такой. И плевал я на то, что вы обо мне подумаете”. Немыслимо, чтобы, допустим, члены Политбюро Гришин или Романов – при всей одиозности этих фигур – во всеуслышание назвали многолетнего премьера Британии, одного из самых блестящих политиков современности, члена палаты лордов Маргарет Тэтчер “заезжей бабешкой” (после же тупо недоумевали бы: “А что это я буду перед ней извиняться?”). Такого НИКОГДА не было, в самые худшие времена. Хасбулатов же не моргнув глазом позволяет себе такое.
Впрочем, истины ради надо сказать, что это не всех отталкивает. Есть так называемая харизма зла. Откровенное зло, как ни странно, тоже обладает харизматическим, притягательным действием. И для некоторых Хасбулатов, без сомнения, притягателен в своей отвратительности.
Как оценить состояние общества, которое терпит бесконечную ложь, бесконечные примитивные интриги?.. Ну хотя бы эта июльская интрига с обменом денег, когда количество подлежащих обмену “старых” рублей ограничили недопустимо малой величиной – 30 тысячами, а срок обмена – всего лишь двумя неделями. Ясно же было: геращенковский Центробанк, затеявший ее, подконтролен Верховному Совету, и Хасбулатов первым должен нести ответственность за его действия, независимо от того, он ли, спикер, был подлинным инициатором этой авантюры или нет, он ли давал на нее добро или нет… И вот вместо того чтобы честно принять на себя эту ответственность, он, опять-таки не моргнув глазом, взваливает ее на правительство, на ненавистного ему министра финансов Бориса Федорова, который в тот момент находился в США и ни сном ни духом не ведал об идиотских деталях этой операции. Такие примитивные комбинации, наверное, даже начинающим шахматистам стыдятся преподносить, когда учат их игре. А Хасбулатову все сходит с рук. Повозмущались, поохали и… забыли.
Кстати, еще такое соображение. Хорошо известно: в наших институтах, особенно учебных, в советские времена были очень распространены интриги (думаю, и сейчас распространены). С их помощью бездарная часть профессоров и преподавателей всегда стремилась опередить в карьерном росте людей одаренных, которые посвящали свое время науке, а не интриганству. Похоже, Хасбулатов прошел прекрасную школу интриг в Плехановском институте, где работал долгие годы до и после своего пребывания в политике. Так что мы должны в ножки поклониться этому вузу за выпестованного им деятеля.
Позиция демократов
Возвращаясь к отставке Баранникова, стоит добавить, что его увольнения настойчиво требовали демократы. Их не убеждала показная “преданность” главы МБ президенту. Они настаивали на том, что при Баранникове Лубянка “фактически стала смыкаться с консервативным крылом Верховного Совета и Генеральной прокуратурой и во многом стала чинить препятствия проведению реформ”. В качестве примера приводились неоднократные попытки Министерства безопасности возбудить уголовные дела в отношении демократических лидеров депутатов Льва Пономарева и Глеба Якунина, участие представителей МБ в обыске в кабинете Михаила Полторанина. В то же время, подчеркивалось, органы безопасности проявляют полное бессилие в борьбе с преступностью и коррупцией, захлестнувшими Россию, не желают обращать внимание на широко развернувшуюся пропаганду фашистских и националистических идей.
Стремясь довести до Ельцина это свое требование, демократы даже нарушили покой президента, посетив его в отпуске на Валдае. Однако Ельцин не соглашался с ними. По словам Сергея Юшенкова, он считал, что “Баранников тот человек, который сумеет превратить Министерство безопасности в структуру, действительно озабоченную интересами безопасности”.
То, что в конце концов Ельцин все же принял решение “отставить” Баранникова, – на это, по-видимому, повлияли все перечисленные обстоятельства. Но главная причина его увольнения скорее всего заключалась в том, что президент просто утратил доверие к министру безопасности. Ясно, что в условиях жесткой конфронтации с Верховным Советом и очевидным приближением ее развязки терпеть такого министра было смертельно опасно. Последовавшие вскоре события показали полную оправданность такого шага. Менее через два месяца Баранников, – впрочем, как и Дунаев, – стал одной из ключевых фигур в стане противников президента – “министром безопасности” Белого дома (Дунаев сделался “министром внутренних дел”).
Сменивший Баранникова на Лубянке Николай Голушко тоже, как оказалось, не сахар. Во время сентябрьско-октябрьского кризиса он показал себя человеком безвольным, нерешительным, бездеятельным. Но все же он не стал предателем.
ПОКУПАЮТ СТОРОННИКОВ
Борцы с привилегиями
Одним из центральных пунктов предвыборной программы почти всех кандидатов в народные депутаты СССР и РСФСР в избирательных кампаниях 1989 и 1990 годов была борьба с номенклатурными привилегиями. Тот, кто не поднимал вопрос о привилегиях, не клялся и не божился, что будет насмерть с ними сражаться, практически не имел шансов на успех (разумеется, если он только не шел по списку “красной сотни” – по особому списку кандидатов от КПСС). И наоборот, тому, кто больше всех кричал о незаслуженных привилегиях, избиратели охотнее всего отдавали свои голоса.
После выборов, однако, ситуация резко изменилась. Большинство депутатов в одночасье забыли о своих предвыборных обещаниях и с таким же пылом, как они громили и разоблачали номенклатуру, пользующуюся незаслуженными благами, стали сами хватать все что можно, полагающееся и не полагающееся. Вновь подтвердилась истина: когда дело касается личных благ, все прочие намерения, обещания, заявления, декларации сплошь и рядом отступают на задний план…
С распадом СССР и началом самостоятельного существования Российской Федерации в области привилегий мало что изменилось. Верховный Совет РФ не посчитал нужным даже создать комиссию по привилегиям, аналогичную той, какая действовала в рамках ВС СССР, справедливо полагая, что эта комиссия будет помехой на пути к материальному благополучию народных избранников…
В 1992-1993 годы вопрос о льготах и привилегиях государственно-политической “элиты”, как и прежде, оставался важным политическим вопросом. Однако в несколько ином смысле, нежели в период избрания нардепов СССР и РСФСР. Смертельное противостояние законодательной и исполнительной властей привело к тому, что каждая из них стремилась перетянуть на свою сторону как можно больше депутатов и госчиновников. Тут власти почти в открытую соревновались друг с другом. Руководство ВС всячески обласкивало депутатов всех уровней, а также аппарат Верховного Совета. Заигрывало с высшими чиновниками армии, МВД, МБ. То же самое делала и исполнительная власть.
“Упорядочивают” доходы депутатов
и чиновников
30 декабря 1992 года Президиум Верховного Совета принял постановление “Об упорядочении оплаты труда работников органов представительной и исполнительной власти”. Оно установило размеры окладов и других выплат служащим органов госвласти, в зависимости от занимаемой должности, уровня соответствующего органа и т.д. Особо оговаривалось, что оклад любого должностного лица не может быть выше оклада российского президента. В начале июля 1993 года Минтруда “разъяснило” порядок применения данного постановления. Согласно этому разъяснению, руководители органов власти могли устанавливать своим работникам надбавки за сложность, напряженность труда и прочее в пределах 50 процентов оклада. Однако премии, материальная помощь, а также выплаты по так называемому районному коэффициенту и северные надбавки никакими пределами не ограничивались. Так что, в принципе, работник того или иного органа власти мог получать и больше, чем президент РФ.
Естественно, руководство Верховного Совета регулярно повышало зарплату и депутатам, причем подчас делало это даже задним числом, как бы спохватившись, что недостаточно заботится о материальном благополучии своих подопечных.
