Осада Азова

– Как так – молчи? Ты же спрашиваешь, боярин, откуда я, кто я такой? Я должен тебе ответить. Родом я с Валуек, Томила Бобырев. Федор Федорович Лихачев знает меня. И государь знает меня. Платье на мне видишь? Так вот, сие платье дарил мне сам великий государь Михаил Федорович! А ты кто такой тут будешь? Ты что-то меньше других кричишь. Видно, дело до тебя здесь вовсе малое. Вон, гляди, как другие бояре кричат, уши трещат да лопаются. Они-то при царском дворе, знать, посильнее тебя будут… Мстиславские, Милославские, Про­зоровские… Какие там у вас еще есть?.. Крикуны.

Томила Бобырев озадачил боярина Луку Стрешнева. Он не знал, что ему ответить, но потом тихо взял Томилу за руку и отвел в сторону. Там ему и сказал, кто он такой.

– Тесть царя?! – удивился Томила. – Так ты возьми да и уйми их. Эдак они скоро и трон перевернут, только дай им волю. Мы же за делом царским приехали. А они? Матюжатся, палками стучат, царя ни во что не ставят. А мы за царя и помереть все готовы. Головы свои поло­жим за него. Против его ворогов мы насмерть стоять будем. Мы ж сила государская на Дону. Мы стража царя. А они?!!

– Потише… – сказал Лука Стрешнев. – Кажись, го­сударь очнулся.

Царь пришел в себя и, несмотря на слабость, опять отказался идти в опочивальню.

– Уймитесь, – сказал он тихим голосом. – Набаламутили, накричали, пора бы и перестать. Дело у нас важное. Тянуть с тем делом никак нельзя.

Все притихли.

Царь говорил, что все надо обдумать трезво, прийти к единому мнению, прямо смотреть правде в глаза. И вдруг посреди его речи широкая дверь Столовой палаты раскрылась с грохотом и с шумом. На пороге показался знатный боярин Никита Иванович Одоевский. Был он в распахнутой золотной шубе на соболях, которую по­жаловал ему царь за астраханскую службу, поименовав его «Астраханским».

Румян, темно-рус, с окладистой бородой, ввалился он в палату, словно с соколиной охоты. Пошатываясь всем своим огромным телом, он остановился, расставив широко ноги, присмотрелся ко всем, наотмашь откинул в сторону посох с золотым набалдашником и со злостью сказал густым басом:

– Как же это вы, бояре, дворяне и прочая, и прочая… не известили Никиту, что на Москве гостят донские каза­ки? Ловко ли? Будто и не так далече живу, в Китай-городе, в переулке с Никольской на Ильинку, а позабыли. Да ведь я-то, бояре, буде вам впредь ведомо, живу рядом с домом тестя моего Федора Ивановича Шереметева… Забыли? Астраханского наместника забыли. Негоже это, бояре, негоже! Такую обиду сносить впредь не стану! Я всегда снаряжал вина при государе, бывал рындою на больших встречах, а ныне насмешку надо мною сотворили? Глядите: Федор Иванович Шереметев в Столовой палате, а меня, боярина не из последних бояр, тут нету? Как так??

Все знали, что Никита – человек прегордый, страха божьего в сердце не имеет. Знали и в Москве, и в Астрахани, что Никита Одоевский жаден, мужиков кнутами до смерти бьет, за всякое малое дело порет, людей не сочтешь сколько сморил голодом! Никита – матершинник, ко всем беспощаден, властолюбив, жесток. С его вотчин крестьяне бегут куда только глаза глядят.

– Мать моя, Агафья Игнатьевна, из рода Татище­вых, – стал напоминать свое место и родословную боярин. – Евдокия Федоровна, жена моя, дочь Федора Ивановича Шереметева. Мать Евдокии Федоровны – Ирина Борисовна Шереметева, урожденная княжна Черкасская, была племянницей патриарха Филарета Никитича Романова, а отец Евдокии Федоровны – Борис Кембулатович Черкасской – женат на сестре Филарета Никитича Романова – Марфе Никитичне Романовой-Юрьевой! Жена моя, Евдокия Федоровна, внучатая сестра царевича Алексея Михайловича, а царь, Михаил Федорович, мой дядя! И как же это вы, бояре, Никиту с небес на землю кинули?! Кто посмел поставить меня ниже всех?! Не думный ли дьяк, Федор Федорович Лихачев?

– Да ты, Никитушка, не местничайся, – заговорил Федор Иванович Шереметев, – оплошка вышла…

– Не озоруй, Никитушка, – говорил Лука Стрешнев, – поостынь малость. Все уладится. Твое место за тобой всегда останется.

– «Останется!» – закричал, кривляясь, Одоевский. – Доживу вот лет до ста – сосчитаюсь местами со многими. Ошельмовали, ошалелые! Обошли!

Долго упрашивали боярина, чтобы он угомонился, поостыл, забыл нечаянную обиду. Но он бушевал оттого еще больше. Потом спросил, по какому делу собрались в Столовой палате. Ему сказали. И он стал вглядываться в лица Томилы Бобырева, Наума Васильева, а увидев Порошина, грозно крикнул:

– Так вот по каковой причине бояре позабыли позвать меня в Столовую палату! Чтоб скрыть от меня беглого Федьку Порошина! Вот где ты объявился! Давно ищу птицу залетную. Где же ты пропадал, тварь несчастная?.. Печати белого воска тебе доверял, канцелярии обучал, к канцелярии приставил, польской истории учил, славянские книги давал тебе, холопу, читать, обучал тебя всяким мудреным грамотам. А ты, дьявол огненный, взял да сбежал на Дон, переняв и постигнув многие науки. Почто ты сбежал, стервь поганая?

– Сбежал от работы вечной, от твоего злодейства лютого, от подневольной жизни, – сказал Порошин.

– От подневольной жизни? – буйной грозой обрушился на есаула боярин. – На кол посажу! На костре сожгу! В Сибири сгною, падаль черная! – и бросился на Порошина. Широко размахнувшись посохом, боярин хотел вонзить острие в широкую грудь холопа. От его яростного крика, казалось, стены палаты вздрогнули. Но по дрогнула рука у Томилы Бобырева, который стоял рядом с обезумевшим боярином. Он схватил своими ручищами боярина за грудь, поднял его вместе с посохом и бросил на пол.

– Убью! – сказал Томила Бобырев. – Убью. Пускай мне Сибирь будет могилой, но я не дам есаула Порошина в обиду. В царской палате прибью тебя, собака!

– Выдай мне холопа, государь! – взмолился боярин, стараясь подняться с пола.

– С Дона выдачи беглых нет, – сказал Томила. – Государь в том не волен!

Царь сказал:

– Боярин, поднимись. Не твори непотребное. С Дона выдачи нет. Выдать холопа тебе не в моей власти. Да ты, боярин, позабыл, видно, что они у нас послы с Дона. Они значатся у нас в Посольском приказе, живут на Посольском дворе. А с послами мы расправляться самочинно не вправе.

Боярин встал, со злостью отряхнулся, и с его астраханской шубы посыпались серебряные и золотые пуговицы.

– Что же это делается у нас на Москве? – разводя руками, тихо спросил боярин. – Великий государь держит руку Дона?

– Порядок держит, – сказал царь. – Как быть нам, бояре? Держать нам Азов за собою или не держать?

Одни сказали:

– Держать в твоей вотчине. Послать туда ратных людей, дать деньги.

Другие сказали:

– Азов брать на себя не следует. Враждовать с султаном не время. Пускай казаки дерутся сами с турками и татарами, живут там сами по себе и кормятся как раньше кормились.

Третьи сказали:

– Денег им не давать. Откуда нам взять такие большие деньги? Ратных войск в Азов не посылать. На ратных людей истратим многие тысячи денег. А где их взять? Сколько хлеба уйдет, запасов всяких надобно много, и не на один год, потому что война бывает у турских людей не один год. Такие великие деньги и многие запасы на те годы где брать?

Царь и бояре много думали. Царь, видя и слыша раз­номыслие в головах приближенных, проговорил:

– Решить азовское дело может только Земский собор. Надо послать гонцов во многие города, чтоб они выбрали изо всех чинов, из лучших средних и меньших – добрых и умных людей, с кем об этом деле говорить. Объявить тем людям, что к нам писали из Азова донцы, просили принять город от них; но в то же время пришли к нам вести, что сам великий визирь Аззем Мустафа-паша хочет идти весной под Азов, и если не возьмет он скоро го­рода, то, осадя его крепко, пошлет турецкое и крымское войско на Московское государство. Как быть нам, государю, в сем важнейшем деле? Разрывать ли с турским и крымским царями? Азов у донских казаков принимать ли? Если принимать Азов и разрывать с турским и крымским царями, то ратные люди в Азов надобны будут многие, на азовское дело и ратным людям на жалованье деньги надобны многие будут. Где все это брать? Об этом скажете вы мне, государю, на Земском соборе.

Дьяк Василий Атарский незаметно подмигнул Науму Васильеву и Федьке Порошину: «Дело, мол, у нас на Москве будет жаркое! Держись, братцы!»

Царь повелел Афанасию Желябужскому и подьячему Арефе Башмакову с товарищами через три дня, с первой зарей, елико возможно спешно отправиться в Азов с премилостивым царским жалованным словом.

– А вам, – сказал он атаману и казакам, – гостить у нас на Москве до тех пор, пока не вернется Желябуж­ский.

Все разошлись по домам. Только один разъяренный боярин Никита Одоевский долго еще стоял посреди Столовой палаты. У ног его валялись пуговицы, словно горох рассыпанный, и лежал на полу длинный посох с золотым набалдашником.

«АЗОВ» И «ОСАДА АЗОВА» ГРИГОРИЯ МИРОШНИЧЕНКО

Среди выдающихся достижений советской литературы заметное место принадлежит историческому роману. Патриотизм, народность, богатство фактического материала и достоверность в его освещении – вот что главным образом характеризует произведения таких мастеров советской исторической прозы, как А. Толстой и Ю. Тынянов, О. Форш и В. Шишков, А. Чапыгин и С. Злобин.

В становлении и развитии советского исторического романа большая роль принадлежит национальным традициям русской литературы. Уже в литературе XI–XII веков властно звучала тема Родины, «великого труда» предков, отстаивавших независимость «Руския земли». Наиболее ясное выражение эта тема получила в «Слове о полку Игореве», где призыв к единению князей перед грозной опасностью половецких набегов поставлен в тесную связь с историческими заслугами дедов и прадедов. Историческая тема продолжала оставаться ведущей и в русской литературе XIII–XVII веков. Ее развитие уже в XVIII – начале XIX века дало такие значительные явления, как оды и «Древняя российская история» Ломоносова, «История государства Российского» Карамзина, соединявшие качества литературного и исторического сочинений.

Значительную роль в развитии исторической романистики сыграл Пушкин – автор «Полтавы», «Медного всадника», «Бориса Годунова», «Капитанской дочки», «Истории Пугачева». Важнейшее завоевание реализма – историзм позволил Пушкину художественно достоверно воссоздать события национальной истории. Близость к источникам, следование действительным события были непременным требованием Пушкина к произведениям на историческую тему. Достаточно вспомнить его письмо к В. Лажечникову о «Ледяном доме». «Истина историческая в нем не соблюдена, – писал он, – и это со временем, конечно, повредит вашему созданию»[23].

В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, отмечая успехи русского исторического романа XIX века, указывали новые пути его развития, добивались большего сближения литературных произведений с выводами современной им исторической науки. Лучшие традиции исторической романистики XIX века были унаследованы советской литературой. «Кюхля» Ю. Тынянова, «Одеты камнем» О. Форш, «Петр I» А. Толстого, «Разин Степан» А. Чапыгина положили начало советскому историческому роману во всем многообразии его тематики, методов, форм. Уже в 1931 году Горький произнес знаменательные слова: «…У нас создан подлинный и высокохудожественный исторический роман… какого не было в литературе дореволюционной»[24].

Успехи советского исторического романа связаны с развитием национально-исторического сознания народов Советского Союза, с патриотическим интересом к героическому прошлому нашей Родины.

В романе «Разин Степан» А. Чапыгин сумел воссоздать социально-освободительное движение XVII века и облик его вождя, воплотившего в себе свободолюбие, ненависть к царю и боярам – свойственные народу черты. Григорий Мирошниченко также обратился к русской истории XVII столетия – его увлек патриотический подвиг донских казаков, отбивших у турок мощную крепость Азов, препятствовавшую выходу русских к Дону и к морю. Так был задуман роман «Азов», первая книга которого, «Москва», вышла в свет в 1948 году. К тому времени Г. Мирошниченко уже был известным писателем.

С шестнадцати лет он участвовал в боях с бандами белых генералов Шкуро и Покровского на Северном Кавказе. Вместе с частями 11-й Красной Армии, которую в то время возглавляли Орджоникидзе и Киров, Мирошниченко прошел боевой путь от Кубани до границ Ирана. Первые очерки и рассказы молодого писателя уже были посвящены той теме, которая станет основополагающей в его творчестве, – теме героических подвигов советских людей, с оружием в руках отстаивавших завоевания Октября. Она воплотилась в повести «Юнармия» (1932); с нею в советскую литературу пришли юные бойцы, сражавшиеся на фронтах гражданской войны. Мирошниченко был участником всех событий, о которых рассказано в «Юнармии», – это делает повесть документальной и художественно достоверной в полном смысле этого определения.

Написанная по инициативе и при поддержке А.М. Горького, «Юнармия» была послана им Ромену Роллану, который отозвался на книгу статьей в газете «Правда». В письме автору (от 19 марта 1936 года) он писал: «Ваша небольшая книжка очень трогательна. Я должен сказать, что это одна из самых волнующих книг, которые я читал о гражданской войне в вашей стране (разумеется, мне известны лишь те книги на эту тему, которые были переведены на французский язык, так что могу судить очень неполно). Эта небольшая книжка еще и еще раз показывает, что в вашей стране формируется новое человечество, сознательное и свободное. По­следние страницы, где вы рассказываете о том, что произошло впоследствии с вашими товарищами и с вами самим, доставили мне самое большое удовольствие…»

Р. Роллан не ошибся в оценке «Юнармии». Проложив пути роману Николая Островского «Как закалялась сталь», повестям и рассказам о гражданской войне Аркадия Гайдара, «Юнармия» сделалась одним из тех произведений советской литературы, на которых воспитывалось поколение советских людей, вынесших на своих плечах Великую Отечественную войну. И поныне эта книга не потеряла своего значения для юных читателей. Она выдержала десятки изданий у нас и за рубежом. К настоящему времени общий ее тираж составил уже более двух миллионов экземпляров. И не случайно участники всесоюзной детской военно-патриотической игры «Зарница», которой руководят виднейшие советские полководцы, с гордостью называют себя «юнармейцами».

Встреча с А.М. Горьким определила судьбу Мирошниченко: он твердо встал на путь писателя-профессионала. В тридцатые годы была создана еще одна повесть о гражданской войне – «Именем революции», затем Мирошниченко обратился к современной теме, написав повесть «Танкист Дудко».

Началась Великая Отечественная война, Мирошниченко ушел на фронт в первые же дни. Полковой комиссар и заместитель начальника, оперативной группы писателей на Балтике, сотрудник газеты «Краснознаменный Балтийский флот», он вел большую пропагандистскую работу среди моряков, писал о героических буднях войны, о моряках и летчиках военно-морской авиации, действовавших на Балтике. Каждую свободную минуту он посвящал работе над новой повестью «Гвардии полковник Преображенский», в которую вошло большое количество различных документальных материалов – указы, военные сводки, письма. Мастерское владение искусством слова, высокий патриотический пафос, которым овеяна эта повесть, принесли ей заслуженную популярность.

В трудные военные годы Г. Мирошниченко создает целый ряд произведений о героях Отечественной войны: «Балтийские рассказы», «Белая птица», «Пропавший без вести», «Сыны отечества», «Повести военных лет», «История первого гвардейского минно-торпедного авиационного полка». Тогда же была задумана эпопея о событиях отечественной истории XVII века.

Писатель – донской казак, родился в станице Ново-Ефремовской в 1904 году – обратился к прошлому своего родного края. В июне 1637 года казаки Великого войска Донского при поддержке запорожских казаков отвоевали захваченный турками в 1471 году исконно русский город Азов. Взятие Азовской крепости открывало выход в Черное море, то есть способствовало торговле и было выгодно как самим донцам, так и Русскому государству в целом. Захватив крепость, донцы стали совершать набеги на турецкие берега, устрашавшие Царьград и вызывавшие безуспешные поначалу попытки турок напасть на Азовскую крепость. В 1641 году Турция послала под стены Азова сильный флот и войско для захвата крепости. После осады, продолжавшейся несколько месяцев, турки были вынуждены отступить. Но казаки не могли своими силами удерживать крепость и, не получив обещанной военной помощи от царя Михаила Романова, в 1643 году оставили Азов, который вновь перешел в руки турок.

Такова одна из страниц героического прошлого донских казаков, ставшая темой исторических романов Г. Мирошниченко. Выбор темы был не случаен: писатель неизменно обращается к героическим событиям отечественной истории, к героям, которые по первому зову Родины становятся в ряды ее защитников.

К работе над романом «Азов» писатель приступил сразу же по окончании Великой Отечественной войны. В 1948 году вышла первая книга романа – «Москва»; она охватывает события, связанные с подготовкой к взятию Азовской крепости. Рисуя события 1637 года, писатель должен был воссоздать исторически точную картину расстановки классовых сил, раскрыть двойственность политики царя Михаила Романова и большинства бояр по отношению к Великому войску Донскому. Известно, что, опасаясь вести войну на два фронта – с Польшей и Турцией – и боясь усиления военного конфликта с ней, царь не оказывал донцам военной помощи. С другой стороны, он был заинтересован в укреплении донского казачества, которое защищало южные рубежи Русского государства от крымского хана, от Персии и Турции. Важно было также показать, что и в правящей верхушке московского боярства не было единства по отношению к донским казакам. Наиболее дальновидные, понимая важность охраны южных границ, поддерживали царя в его намерении помогать донцам, другие же были против, считая донских казаков «ворами» и «разбойниками»: в XV–XVI веках с усилением крепостной зависимости количество беглых холопов непрерывно росло, причем большинство стремилось на Дон. Сложность темы была еще и в том, что писатель должен был раскрыть наличие противоречий не только между донскими казаками и Москвой, но и в среде самого казачества, где в то время уже зарождалось классовое расслоение между «домовитыми» и «голутвенными» казаками, то есть между зажиточной частью казачества и беднотой.

Эти конфликты определили художественное решение основной темы «Азова». Роман построен по хронологическому принципу – композиция диктовалась характером материала. Место действия все время меняется – события происходят то в Москве, то на Дону, то в Оттоманской Порте (Турции), то в Крыму, то в Азовской крепости. Географический размах сочетался с тематическим многообразием: картины донских степей, зарисовки быта казаков сменяются описанием царских палат в Кремле, батальные сцены – сценами суда и расправы в гареме крымского хана и т. д. Писателю важно все, с одинаковым вниманием он выписывает ключевые события, сыгравшие большую историческую роль, и мелкие эпизоды жизни героев, цитирует подлинные документы того времени и запечатлевает реалии быта и нравов первой поло­вины XVII века.

Но широта и многообразие картин, большой диапазон в охвате материала не создают впечатления пестроты. Из огромной массы исторических фактов писатель умело отбирает те, которые отражают наиболее существенные, наиболее типические черты эпохи. При соблюдении исторической достоверности такой отбор позволял ярко и убедительно запечатлевать события, строго следовать на­меченному сюжету.

Не оставляя работы над «Азовом», Г. Мирошниченко приступил к следующему роману своей исторической эпопеи – «Осаде Азова». Этот роман посвящен событиям 1641 года – знаменитому «азовскому сидению», когда в течение почти четырех месяцев турецкий флот осаждал Азовскую крепость, но так и не смог захватить ее. Рисуя героическую оборону казаков, писатель показал новые черты и грани характеров своих любимых героев – Старого и Татаринова, а также других атаманов войска Донского, которых мы видели в первом романе больше на «дипломатической службе», ведущими переговоры с царем, мучимыми несправедливостью, заточенными, пытанными… В «Осаде Азова» они предстают как законодатели Великого войска Донского, умные политики и доблестные воины, презирающие смерть.

Немало места в «Осаде Азова» уделено казацкому мятежу. Писатель сумел правдиво воссоздать образы вдохновителей этого мятежа – братьев Яковлевых и их приспешников, показать борьбу честолюбий, отсутствие единства в стане мятежников, их корыстный расчет, бесчестность по отношению к казацкой массе.

Оба романа опираются на достоверные источники. Отправляясь методологически от новейших исследований советских историков и литературоведов, Г. Мирошниченко использует литературные произведения XVI–XVII веков, документальные материалы (посольские дела, отписки казаков, наказные грамоты, шерти крымских ханов), устные легенды и народное песенное творчество.

Непосредственным источником «Азова» и «Осады Азова» послужили древнерусские литературные произведения, вышедшие непосредственно из среды донских казаков. Это так называемые «Историческая», «Поэтическая» и «Сказочная» повести о взятии Азова и «осадном сидении». Как показало исследование А. Н. Робинсона, фактической основой «Исторической» и «Поэтической» повестей являются казачьи войсковые отписки на царское имя и другие документы об азовских событиях, органически связанные с казачьей письменной традицией канцелярии войска Донского[25]. «Историческая» повесть об азовском взятии возникла сразу же вслед за изображаемыми в ней событиями. Ее автору, непосредственному участнику взятия Азова, были хорошо известны подробности изображаемых действий. Как источник эта повесть наиболее достоверна. «Поэтическая» повесть написана несколько позднее – в 1642 году, во время горячих споров в Москве в связи с предстоящим Земским собором, который должен был решить, принимать ли Москве у казаков Азов. Как убедительно показывает А.Н. Робинсон, «Поэтическая» повесть носит ярко публицистический характер и имеет целью вызвать у московских читателей сочувствие к героям казакам, убедить их в необходимости присоединения Азова к Русскому государству[26]. Так называемая «Сказочная» повесть об Азове написана в конце XVII века на основе преданий и полулегендарных рассказов. Только в ней, например, сообщено о том, что донские казаки проникли в Азов под видом купеческого обоза.

Воссоздавая события, связанные с подготовкой осады Азова, взятием крепости и «сидением» в ней казаков, Г. Мирошниченко внимательно изучил эти произведения и с большим мастерством использовал их в своих романах. Тонко, без налета стилизации переданы исторические источники – казачьи отписки царю, посольские речи, царские указы донцам. С большим вкусом и пониманием специфики сочинений писателей XVI–XVII веков Г. Мирошниченко вкрапливает в ткань повествования отрывки из ряда произведений Древней Руси: «Слова о полку Игореве», «Задонщины», «Повести о житии Димитрия Ивановича» (Донского), «Стоглава» (решений Стоглавого собора 1551 года), «Послания Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь», повестей Смутного времени и др.

Художественное воспроизведение исторических событий, происходивших в Русском государстве в 30–40-х годах XVII века, вызвало необходимость привлечения большого количества персонажей. Среди героев «Азова» и «Осады Азова» много исторически достоверных лиц, воссозданных на основании детального ознакомления писателя с эпохой. Г. Мирошниченко подчеркивает их наиболее характерные черты: храбрые, мужественные донские казаки, мудрые и проницательные атаманы войска Донского Михаил Татаринов, Алексей Старой, Михаил Черкашенин, Иван Каторжный; есаулы Федор Порошин, Наум Васильев, Иван Зыбин; безвольный, болезненный и слабый царь Михаил Федорович; властная и хитрая инокиня Марфа – мать царя; умный и проницательный князь Димитрий Пожарский; лукавые и жестокие турецкие султаны Амурат и Ибрагим; порывистый и смелый юный Степан Разин.

Г. Мирошниченко первый в литературе превосходно воссоздал образ донского писателя, горячего пропагандиста идеи присоединения Азова к Русскому государству Федора Ивановича Порошина. Как установлено А.Н. Робинсоном, есаул Федор Порошин, войсковой дьяк, был автором «Поэтической» повести об «осадном сидении» казаков в Азове. Произведение Федора Порошина, проникнутое горячим сочувствием к казакам, имело большое публицистическое значение, так как ярко раскрывало идеологию казачества и обличало «бояр и дворян государевых», доказывавших необходимость отдать Азов Турции. За свою деятельность Федор Порошин был сначала щедро награжден царем, а затем сослан в Сибирь.

Описывая исторические события первой половины XVII столетия, Г. Мирошниченко не только показывает их реальную подоплеку, взаимосвязь и взаимообусловленность, но и умело создает типические ситуации, в которых с наибольшей яркостью раскрываются черты характера исторически достоверных лиц. Одновременно с ними в романах полноправно существуют вымышленные персонажи. Метод «домысливания» в историческом романе имеет свою специфику: писатель должен не только создать художественный образ, но и мыслить его «исторически», соразмеряя поступки и слова персонажа с действительными событиями изображаемой эпохи! Г. Мирошниченко успешно справился с этой сложной задачей: в вымышленных героях запечатлены лучшие черты национального характера, писатель художественно достоверно воспроизвел их мысли, чувства и поведение.

Удачны женские образы. Наиболее запоминающийся и эмоциональный из них – Ульяна Гнатьевна. Возлюбленная донского атамана Алексея Старого, она пешком шла на Белоозеро вслед за сосланным туда атаманом, который, возвратившись из ссылки, обвенчался с ней. Во время «осадного сидения» она непосредственно участвовала в обороне Азова, готовила пищу осажденным, перевязывала раненых, копала подземные укрытия. Ее постигло великое горе: сначала был искалечен, а потом и сожжен ее сын Якунька. Но мужественная женщина продолжала сражаться с врагами. Близок ей образ Варвары Чершенской, жены атамана Михаила Татаринова. Необычайная ее красота покоряет крымского хана, который захватил ее в плен во время набега татар на город Черкасск. Хан предлагает ей стать «любимой женой» в его гареме, но Варвара предпочитает смерть. «Убей лучше», – отвечает она на все его домогательства. Волнует эпизод в «Осаде Азова», когда Варвара встает на защиту своего мужа Михаила Татаринова, брошенного мятежными казаками в тюрьму. Его намереваются казнить. Речь казачки, взошедшей на помост майдана, что само по себе уже было неслыханным нарушением законов казацкого круга, заставила устыдиться тех, кто пошел на поводу у предателей Яковлевых. Михаил Татаринов был освобожден и вновь стал атаманом войска Донского. Этот женский образ словно перешагнул века.

Создавая образы женщин, Г. Мирошниченко опирался на богатый художественный опыт русской и советской литературы. В речевых характеристиках его героинь ощущаются лучшие традиции русской и даже древнерусской литературы. Так, в причитаниях Ульяны Гнатьевны слышатся отголоски причетов Евдокии по Димитрию Донскому из «Повести о житии Димитрия Ивановича», речь Варвары Чершенской в чем-то близка плачу Ярославны по князю Игорю.

Несомненным достижением исторических романов Г. Мирошниченко являются батальные сцены. Здесь писателю приходит на помощь знание военного искусства, почерпнутое на гражданской и Великой Отечественной войнах. С большим патриотическим подъемом, художественно-правдиво умеет он живописать картины военных походов, сражений и обороны городов.

Донские казаки приступили к осаде Азова: «Дым со степей покрыл все. Стало черно, темно кругом, как ночью. Уже не стало видно ни стен азиатских, ни грозных башен, ни бегающих от башни к башне турок. Враги уже не видели друг друга, только слышно было, как лязгали и скрежетали звенящие булатные ножи и железо ятаганов. Крепостные пушки изрыгали в серый дым снопы огня и смерти. Ядра, шипя, летели над головой Татаринова и храброго войска. Они то в воду плюхались, то разбивали и переворачивали струги, то поджигали их. Горящие челны кружили на воде и освещали путь осаждавшим крепость казакам. А злой ветер по-прежнему дул с моря, дав полную свободу всепожирающему и безудержному огню в степях Придонья».

Особенно замечательны те главы «Осады Азова», в которых описано «осадное сидение» казаков в крепости. Героизм и стойкость защитников города сломили натиск турецкой армии, оснащенной куда более высокой военной техникой. В этих главах писатель переносит действие из Азовской крепости во вражеский стан – турецкий военный лагерь адмирала Делии Гуссейн-паши. Этим приемом он достигает большого художественного результата: следя за помыслами и действиями обеих враждующих сторон, читатель словно становится полноправным участником событий.

Большое место в художественной системе обоих романов занимает пейзаж – придонские степи, просторы полноводного Дона, чарующая красота Черного моря. Григорий Мирошниченко умеет зрительно, почти ощутимо, передать свое восприятие виденного. Роман начинается с описания отъезда в Москву посольства атамана Алексея Старого. «Над седым Доном-рекой тучами кружились жирные вороны». Эпитет «жирный» сразу же наталкивает читателя на мысль о том, что вороны досыта наелись человечьего мяса. И вслед за этим казаки говорят: «Много… крови казачьей пролилось, оттого и воронье кружится». Казацкая станица едет в Москву, сопровождая турецкого посла Фому Кантакузина, летом 1630 года, когда «зной сизый стоял туманом». В Москве солнце «острыми лучами пронзило окна в уснувших домах». Меткий эпитет, яркая метафора и образное сравнение позволяют удивительно точно подчеркнуть самое характерное, самое нужное в изображаемом предмете. Особенно зримо описаны придонские степи: «Глядишь вперед – зеленое море, трава дышит густая, покачивается тонкими стебельками. И кажется, нигде ни души. Стоят безмолвные курганы. Парят орлы, степные коршуны. Колышется сизоватый знойный, пьянящий воздух, да щедро греет донскую землю неутомимое солнце».