Парус любви

Как могли Перси и Кейт похитить Ри? Даже не верится, что на свете существуют подобные чудовища. И в чем причина? Что плохого мы им сделали? Ведь когда-то они жили вместе с тобой в Камарее, отец. Они принадлежат к семье Доминик. У нас те же предки, и все же они пытаются погубить нас. Почему? И почему они похитили именно Ри, Ри, а не кого-нибудь другого? Она так добра и кротка, мухи не обидит. Клянусь, отец, – торжественно возгласил Фрэнсис, очень напоминая в этот миг самого герцога, – если только они посмеют причинить какой-нибудь вред Ри, я буду иметь удовольствие убить их обоих. И никто не сможет мне помешать, – предостерегающе произнес он, ибо уже пролил кровь в этот день и инстинктивно чувствовал, что это неминуемо повторится в будущем.

Прежде чем кто-нибудь из родителей смог ответить на его вызов, Фрэнсис Доминик повернулся и вышел. Робин с открытым ртом уставился на закрывшуюся дверь, за которой исчез незнакомец, который еще недавно был его братом.

– Будь они прокляты, эти твои кузены, – тихо выругалась герцогиня. – Они все-таки преуспели, хотя и не так, как намеревались. Лишили Фрэнсиса его детского простодушия и доверчивости. Он научился ненавидеть, Люсьен, и это меня пугает. Если они смогли передать Фрэнсису свою злобу, то что способны сделать с Ри Клэр, находящейся в их руках? Кто знает, не удалось ли им осквернить необыкновенную чистоту и красоту Ри, эти ее, как я уверена, неотъемлемые качества... Боже, прости меня, – воскликнула герцогиня, – но иногда я даже молюсь, чтобы он ниспослал ей смерть! При одной мысли, что они могут причинить ей адскую боль, всячески осквернять ее, у меня заходится сердце. Нет, нет, даже смерть предпочтительнее этого. Пожалуйста, Люсьен, скажи мне, что я не должна высказывать такого греховного желания и что она вернется к нам целая и невредимая.

Люсьен Доминик обнял жену и сына, ибо у него не было ответа на этот вопрос и он не мог предложить им другого утешения, кроме тепла своего объятия.

В Камарее царила тишина. Для защиты от ночного холода тяжелые бархатные шторы в кабинете герцога Камарейского были задернуты. Герцог сидел, не отводя глаз от пылающего камина, не слыша ничего, кроме тиканья часов на каминной полке и потрескивания догорающих поленьев.

Предположения Фрэнсиса оправдались: в небольшом селении, к юго-востоку от Камарея, местные жители видели мчащийся на бешеной скорости экипаж. Это было несколько часов назад, а сейчас было уже за полночь. Начать преследовать Перси и Кейт можно было лишь с первыми проблесками зари.

Локоть герцога покоился на мягком подлокотнике, ладонью он подпирал лоб. Люсьен был в огчаянии. Еще никогда в жизни не испытывал он такой безысходности. И ни с кем, даже с Сабриной – с ней в особенности, – не мог поделиться он своими затаенными мучительными мыслями. Не мог лишить жену последней надежды, которая только и удерживала ее от тьмы безутешного отчаяния. Сабрина, с ее неизбывным оптимизмом, все еще верила, что дочь жива, тогда как он, по натуре скорее пессимист, к тому же хорошо знавший своих кузенов, предполагал, что Ри Клэр, чья единственная вина в том, что она его дочь, мертва.

Услышав лай собак, герцог, вздохнув, открыл усталые глаза. Целое небольшое войско, состоящее из лакеев, конюхов, лесничих, охраняло поместье с помощью собак. Герцог, однако, сомневался, что они смогут найти в кустах что-нибудь, кроме рассерженных перепелок. Не настолько же Кейт и Перси безумны, чтобы снова совершить на него покушение. К тому же их экипаж мчался, как говорили, с бешеной скоростью, и они наверняка уже на полпути к Лондону. Услышав шаги за дверью, Люсьен обернулся, полагая, что это пришла Сабрина. Когда он оставил ее, она спала, но это была скорее беспокойная дремота, чем сон.

Неожиданно полусгоревшее полено вспыхнуло ярким пламенем, высветившим темную фигуру, которая медленно к нему приближалась.

– Кейт, – произнес герцог, уверешшй, что это не может быть никто иной, кроме нее.

– Дорогой мой кузен Люсьен, – хриплым от волнения голосом отозвалась Кейт. Наконец-то она столкнулась лицом к лицу со своим самым заклятым врагом.

– И как же ты проникла в дом? – как бы вскользь спросил герцог. Он сам был поражен, что говорит с таким спокойствием.

Его хладнокровие, должно быть, обозлило Кейт, она сердито сплюнула.

– Как всегда, спокоен, как всегда, уверен, что держишь в своих руках все и всех, Люсьен? Думаешь, что можешь управлять своей судьбой? Считаешь себя избранным мира сего, не правда ли, мой золотоволосый кузен? Ты ведь всегда был любимчиком бабушки, верно, Люсьен? – Голос Кейт дрожал от ненависти. – Люсьен... Люсьен... Люсьен... Люсьен, – шипела Кейт, произнося это имя с каким-то странным удовольствием и презрением. – Ты всегда мешал нам с Перси завладеть тем, что принадлежало нам по праву. Вмешивался во все наши планы, воздвигал бесчисленные помехи на нашем пути. Всегда действовал в сговоре с этой старухой. Как же мы ненавидели тебя, Люсьен! Но... – Тут Кейт заговорила с показным оживлением, как бы поддразнивая герцога: – Ты спросил, как я проникла в этот дом. О, бедный Люсьен, до чего же ты глуп, – словно жалея его, сказала она. – Всегда недооценивал нас с Перси. Всегда считал себя намного умнее нас, а жаль, очень жаль. Хотя прошло уже четверть века с тех пор, как ты изгнал меня, я не забыла ничего, что связано с этим домом. И подземный ход, по которому наши предки убегали от «круглоголовых»[20]. Я очень легко нашла входное отверстие, так хитроумно спрятанное в розовой беседке возле каменной балюстрады. В кухне было пусто, когда я прошла под задней лестницей, вы, вероятно, давно поужинали. А знаешь ты, где я была? Переждала снаружи, на холоде. Много часов смотрела на освещенные окна. Представляешь ли ты себе, каково это – стоять снаружи и смотреть на окна? Как меня манили эти теплые желтые огни. Что-то шептало в ветвях у меня над головой, что я наконец-то дома. Дома – после бесчисленных лет, наполненных адскими муками. Мы с Перси наконец-то вернулись, чтобы свершить справедливое возмездие. И ты не сможешь лишить меня заслуженной награды. Я имею право наследовать Камарей и на этот раз не позволю лишить меня этого права. Ты знаешь, Люсьеи, это мое законное право. Таково было всегдашнее желание Перси. Люсьен с любопытством оглянулся.

– И где же эта твоя бледная тень? – повелительным голосом произнес Люсьен. – Перси! Теперь ты в безопасности, нечего прятаться за юбкой сестры, вылезай. Покажи свою плаксивую физиономию, Перси.

Резкий смех Кейт перебил его издевки:

– Если он появится здесь, в Камарее, то только как привидение, первое привидение, которое поселится в доме.

– Что ты хочешь сказать, Кейт? – тихо спросил Люсьен. От ее дрожащего голоса по спине у него поползли мурашки.

– Он мертв, – простонала Кейт. – И ты его убийца, Люсьен. Нет больше моего Перси. Моего милого Перси! – воскликнула она в горе и смятении. – Его тело, с ножом в спине, нашли плавающим в канале. Накануне он был жив, а на другой день мертв. Боже мой, какие муки он, должно быть, перенес! Мой Перси, мой милый Перси! – продолжала она всхлипывать так, словно до сих пор не могла постичь весь ужас нанесенного ей удара. Однако через миг уже более твердо и решительно добавила: – Понимаешь ли ты, как я страдаю без Перси? Иногда думаю, что лучше бы мне умереть.

Люсьен облизнул сухие губы. Теперь он знал, что породило цепь ужасающих событий. Кейт хочет отомстить за смерть Перси. Люсьен недоверчиво покачал головой. Он никогда не задумывался над тем, как сложилась судьба его кузенов. И мысль о том, что Перси мертв, отозвалась в его душе странным чувством. Он посмотрел в упор на женщину в вуали.

– Ты похитила мою дочь, Кейт, – чуть внятно произнес он. – Она не сделала тебе ничего плохого. Ведь твой враг я, а не мои дети.

– Она носила фамилию Доминик. Должна была унаследовать то, что принадлежит мне. Такая красивая. Такая чистая. Такая доверчивая. – Кейт рассмеялась резким смехом. – Она была очень дорога твоему сердцу, милый кузен Люсьен. Вот и ответ на твой вопрос. Ты ведь очень страдал после ее исчезновения. И мои записки, вероятно, приводили тебя в смятение. Правда? – с надеждой в голосе поинтересовалась она. – Я думаю, это была умная идея, Люсьен. Но Люсьен не слушал ее.

– «Была», Кейт? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Кейт. Потом вдруг расхохоталась. – А, все ясно. Ты хочешь знать, мертва или жива твоя дочь? – Она заколебалась, желая помучить его неизвестностью. – Этого я тебе не скажу. А может быть, и скажу. В обоих случаях это не сулит тебе ничего хорошего, – добавила она безжалостно.

Кейт явно начала получать удовольствие от их разговора.

– Честно говоря, Люсьен, я и сама не знаю, жива твоя девчонка или нет. Но могу поручиться, что она еще с нами, в этом мире, – притворно мягким голосом заявила она. – Видишь ли, дорогой кузен, я отправила твою дочь в колонии.

Увидев, с какой жадностью он глотнул воздух, она презрительно рассмеялась:

– Я продала твою дочь как законтрактованную служанку. Сейчас она, вероятно, обслуживает мужчин в каком-нибудь публичном доме в Америке – если, конечно, пережила плавание, в чем я сильно сомневаюсь. Ведь она у тебя такая бледная, хрупкая – просто жалко смотреть. Должна сказать, Люсьен, что твои наследники вообще не отличаются здоровьем и силой. Я даже опасаюсь, как бы линия Домиников не прекратилась. Как ты думаешь, бабушка была бы разочарована, верно? – спросила Кейт тоном заботливой тетушки. – Ладно, вернусь к твоей малокровной дочери. Допускаю, что я ошибаюсь и в ней куда больше жизненных сил, чем я полагаю. Но ни за что на свете мне не хотелось бы оказаться на ее месте, в колониях. Края там, по слухам, дикие. Впрочем, это лишь мои предположения, возможно, и неверные, ведь когда я в последний раз ее видела, она была в беспамятстве. Нам пришлось опоить ее каким-то снотворным, даже не знаю, не слишком ли большую порцию мы ей дали. Помнится, дышала она довольно тяжело, – задумчиво сказала Кейт и, видя, что Люсьен хочет подойти к ней, воскликнула: – Нет, стой на месте, Люсьен! – В ее руке, как по волшебству, появился пистолет, извлеченный из складок плаща.

– Я удивлен, Кейт, что ты не убила ее. Ты ведь никогда не отличалась терпением, а тебе, как я понимаю, пришлось везти Ри до самого Лондона. Там ты посадила ее на корабль, идущий в колонии? – спокойно спросил Люсьен.

– Только не благодари меня. Этого я просто не вынесу, – насмешливо произнесла Кейт. – Чего-чего, а благодарности твоей я не заслуживаю. Будь на то моя воля, я при первой же возможности выкинула бы ее из экипажа. Ее спас этот болван, мой лакей. Почему-то привязался к ней и всю дорогу держал ее на руках, как малое дитя. Это была трудная поездка, Люсьен. Рокко охранял твою девчонку и ворчал всякий раз, когда я взглядывала в ее сторону. – Воспоминание об этом до сих пор причиняло Кейт боль. – Но я разделалась с Рокко. Никому не позволено безнаказанно предавать меня.

– Что же случилось?

– Даже в Лондоне он не захотел с ней расстаться. А это создавало трудности. Тем более что хозяйка гостиницы проявляла излишнее любопытство. Я и Тедди – этот дуралей, который ранил тебя, – разработали план, осуществлению которого мешал Рокко. Я не могла этого допустить и пристрелила его. О том, что произошло с ней потом, я не имею понятия. Должна признаться, что мысль отослать ее в колонию принадлежит Тедди, – пробормотала Кейт, выговаривая это имя с такой же ненавистью, какую испытывала к Люсьену. – Когда я отыщу его – убыо. Свинья проклятая! – выругалась она, подняв свободную руку, как бы с целью защитить свое лицо. – Но и с этим я разделаюсь, – продолжала она, возвращаясь мыслями к Люсьену Доминику, герцогу Камарейскому. – Ты принес мне столько несчастий, Люсьен! Разрушил все наши с Перси надежды – самим фактом своего существования. Когда я вспоминаю о нашей жизни в Венеции и одновременно смотрю на тебя – а ты выглядишь таким отвратительно здоровым, – я готова вопить, проклиная несправедливость судьбы. Перси испытал бы тоже самое. Он надеялся, что ты растолстеешь, станешь подагриком, да не тут-то было, – с возмущением воскликнула она. Внезапно Кейт переменила тему: – А знаешь, Люсьен, мне даже понравился твой Фрэнсис, хотя он и разрушил мои замыслы. Он очень похож на Перси. Просто копия. Я еще не видела твоих близнецов, но слышала, что они такие же золотоволосые, как Перси и я. Ведь когда-то мы с Перси были золотоволосыми и красивыми, правда, Люсьен? Но это было так давно, – с болью в голосе прошептала она. – Годы все изменили. Хочешь видеть, Люсьен, как я выгляжу сейчас? Тебе это должно быть интересно. Ведь я пострадала по твоей вине.

Медленно, хорошо рассчитанным движением она подняла полупрозрачную вуаль, спадавшую ей на плечи, другой рукой продолжая крепко держать пистолет, нацеленный в самую грудь Люсьена. На этот раз она не чувствовала ни того стыда, ни той ярости, какие охватили ее, когда Тедди Уолтхэм в ужасе смотрел на ее изуродованное лицо. Кейт с нетерпением ожидала подобной реакции и от Люсьена. Как только на его лице появится выражение глубокого отвращения, она превратит это лицо в посмертную маску.

Дрожащей рукой Кейт обнажила лицо и смело взглянула прямо в глаза Люсьену. Но, к ее разочарованию, он отнюдь не отшатнулся при виде некогда красивого, а ныне чудовищно изуродованного лица. Он продолжал смотреть на нее обычным своим холодным, равнодушным взглядом. Это холодное, презрительное выражение всегда приводило ее в ярость, и Кейт осознала, что не сможет освободиться от Люсьена, чей образ преследовал ее даже во сне. Казалось, он клеймит их с Перси позором. Высмеивает, травит. Он сумел добиться их изгнания из Камарея. Он виноват во всех их несчастьях, в том, что ее дорогой Перси погиб в Венеции, а сама она оказалась обезображенной. Во всем этом виноват Люсьен, дорогой кузен Люсьен, стоящий сейчас перед ней.

Люсьен молча наблюдал за отражением бурных чувств на ее лице, он знал, что мучительные воспоминания разжигают в ней пламя нечеловеческой ненависти. Он смотрел в бледные глаза, полные неутолимой жажды мести, и ждал, зная, что на этот раз ему не уйти от смерти.

Герцогиня, вздрогнув, проснулась. Еще сонная, осмотрела спальню. В камине догорали последние угли, комнатой завладел холодный сквозняк, пробивавшийся сквозь щели в плохо подогнанных дверях. Перекатившись на другой бок, она протянула руку, чтобы нащупать теплое тело мужа.

Ощутив, что там, где Люсьен обычно спит, сейчас пусто и холодно, она села в постели. Первой ее мыслью было, что у Люсьена разболелась рана, быть может, у него жар. Но в спальне, уставленной громоздкой мебелью, она так и не увидела мужа.

– Люсьен! Люсьен! – тихо позвала она. Но ответом было мертвое безмолвие.

Поколебавшись мгновение, герцогиня скинула одеяло, соскользнула с кровати и сунула ноги в шелковые домашние туфли. В темноте ее пальцы нащупали тонкую шерстяную шаль, лежавшую на спинке шезлонга, который стоял в изножье кровати.

Какая необычная тишина царит в Камарее, думала герцогиня, торопливо идя по темным коридорам. Прежде чем покинуть спальню, она проверила будуар, куда Люсьен иногда удалялся, чтобы не мешать ей спать. Маленькая комнаткабыла пуста. Она направилась через Длинную галерею, надеясь застать его там снова разглядывающим тот старый портрет, но в галерее стояла мертвая тишина. Герцогиня мысленно упрекнула себя за глупость, когда ее вдруг охватило ощущение, будто с картин на нее смотрят мертвецы, негодуя на то, что она вторглась в их уединение.

Герцогиня содрогнулась и пожалела, что с ней нет Мэри, которая могла бы объяснить странное ощущение. Одной рукой подхватив подол волочащейся по полу ночной сорочки, а в другой сжимая горящую свечу и конец шали, герцогиня спустилась по большой лестнице и направилась к кабинету Люсьена. Там-то и надо было искать его с самого начала, подумала она, дрожа от холода и мечтая поскорее вернуться в теплую постель.

Осторожно, стараясь не упасть во тьме, она спускалась по лестнице, ничего не слыша, пока не дошла до мраморного холла, куда выходила дверь кабинета мужа. Она остановилась, откинула прядь волос, упавшую на глаза, и только тут вдруг услышала голоса, доносящиеся из-за приоткрытой двери. Сначала она подумала было, что муж разговаривает со служанкой, но сразу же с растущей тревогой поняла, что ни одна служанка не посмела бы говорить с герцогом Камарейским таким тоном.

– Пришло наконец время, Люсьен, омыть мои руки твоей кровью. Ты должен был бы умереть много лет назад. Я совершила большую ошибку, оставив тебя в живых. И у тебя еще родилась двойня! Даже у Перси не было близнецов – эта толстая корова, его жена, ни на что не была способна. В ее жилах текла холодная кровь. Удивляюсь, что она вообще рожала детей. И зачем только Перси старался? – говорила Кейт.

В камине вдруг затрещало полено, посыпался целый сноп искр. Но Кейт, хотя и вздрогнула, продолжала твердо держать руку с пистолетом. Она не отрывала глаз от лица Люсьена, от шрама, который, как и прежде, приковывал ее внимание.

– Это наша последняя встреча, Люсьен. Сейчас я положу конец твоему проклятому существованию. Прощай, дорогой кузен Люсьен, и пусть душа твоя горит в адском пламени! – В приступе дикой злобы она сплюнула. Кейт не заметила сверкающего лезвия шпаги, но его успел заметить Люсьен. Кончик шпаги, направленный рукой Сабрины, пронзил кисть руки Кейт. Вскрикнув от удивления и боли, она выронила пистолет. Не веря своим глазам, Кейт уставилась на маленькую черноволосую женщину, которая стояла в дверях, все еще держа в руке окровавленную шпагу.

Сабрина отшатнулась, ибо никогда в жизни она не видела такого злобного, кошмарно-безобразного лица. Бледные сверкающие глаза проклинали ее, а искривленный рот изрыгал такие непристойности, что Сабрина вся похолодела.

В бессильной ярости Кейт, словно демоница, вопила хриплым голосом, и Сабрина, ошеломленная, прижалась к косяку. Но Люсьен достаточно хорошо знал Кейт, чтобы совершить фатальную ошибку – недооценить ее; он понимал, что, невзирая на полученную рану, она все еще была опасна. В своем безумном состоянии она вполне могла напасть на женщину, которая лишила ее последней возможности расправиться с ним. И Кейт инстинктивно – как это свойственно раненым, загнанным животным – почувствовала его намерение преградить ей путь к бегству. Ее бледные, полные коварства глаза в отчаянии оглядывали комнату в поисках какого-нибудь оружия, но эта комната была ей незнакома. Она взглянула на пистолет, валяющийся в луже крови у ее ног. Этот ее взгляд, естественно, отвлек внимание герцога; воспользовавшись этим, она схватила тяжелый серебряный подсвечник со стола и с гортанным криком метнула ему в голову.

Он быстро отступил в сторону, и канделябр расщепил деревянную панель над камином. Воспользовавшись его секундным замешательством, Кейт подбежала к двери и толкнула маленькую женщину ему навстречу.

Наступив на свою длинную ночную сорочку, Сабрина упала на колени, и Люсьен, стремясь избежать столкновения с ней, ударился о дверь.

Он медленно выпрямился, потирая раненую руку.

– Не ушиблась, Рина? – спросил он, прежде чем броситься за убегающей кузиной.

– Нет. Пожалуйста, беги за ней, Люсьен, – умоляющим тоном попросила Сабрина, с помощью окровавленной шпаги поднимаясь на ноги.

Вскоре, однако, он вернулся и обнял герцогиню.

– Слава Богу, Люсьен, – обрадовалась она. – Что случилось? Где она?

– В этой кромешной тьме я упустил ее. Она как сквозь землю провалилась. Чтобы найти ее, нам понадобится добрая половина наших слуг. Впрочем, сомневаюсь, что она далеко убежит с этой раной, – предположил Люсьен, осторожно усаживая Сабрину в кресло перед огнем. Затем он подошел к письменному столу, выдвинул средний ящик и достал оттуда пистолет; задержавшись на миг перед кровавым пятном на полу, он с брезгливым выражением на лице поднял пистолет Кейт. Рукоятка была покрыта запекшейся кровью. Люсьен крепко сжал ее и подошел к окнам. Раздвинул тяжелые бархатные шторы, открыл окно и разрядил оба пистолета. В ночной тиши пистолетные выстрелы отозвались громким эхом, как пушечные.

– Люсьен, что ты?.. – начала Сабрина, как только грохот смолк.

– Я хочу предупредить Баттерика и его людей. Через две-три минуты весь Камарей будет полон людьми с факелами. Если эта сумасшедшая все еще где-нибудь поблизости, собаки тотчас же ее унюхают. Наконец-то дни Кейт сочтены, – холодно произнес он.

– Не могу забыть это ужасное лицо, дикие глаза. Никогда в жизни не сталкивалась с таким злобным существом, – сказала Сабрина. Губы ее дрожали, она с трудом удерживала слезы. – И подумать только, что она хотела убить тебя.

– Но это ей не удалось, любовь моя. Хотя, если бы не ты со шпагой, она вполне могла осуществить свое намерение, – сказал Люсьен, задержав взгляд на стене, где висели две скрещенные шпаги, а сейчас осталась лишь одна. – Эта шпага снова была использована как оружие. А теперь, пожалуйста, осуши свои слезы, – повелительно произнес Люсьен, наблюдая, как жена пытается вытереть мокрые щеки тыльной стороной руки. – Худшее уже позади.

Присмотревшись, Сабрина заметила: что-то трудноуловимое изменилось в выражении лица Люсьена. Вряд ли кто-либо другой углядел бы эту перемену, но Сабрина слишком хорошо знала мужа, чтобы не обратить на нее внимание. Впечатление было такое, будто у него полегчало на душе.

– О чем ты думаешь, Люсьен? – нерешительно спросила она. Заметив легкую улыбку на губах мужа, она вдруг почувствовала сильное волнение. – Пожалуйста, Люсьен, скажи, о чем ты думаешь? – проговорила она умоляющим тоном.

– Они не убили Ри Клэр. Но сперва послушай, что я расскажу тебе, Рииа, – предупредил Люсьен жену, видя, что она поднялась на ноги, а ее глаза засверкали новой надеждой.

Забыв, что его руки все еще в крови Кейт, Люсьен обхватил Сабрину и заглянул в ее полные ожидания глаза.

– Кейт призналась, что не убила Ри, хотя и хотела это сделать. Сказала, что они напоили Ри снотворным, а затем продали как служанку, работающую по контракту. Ее посадили на корабль, который отплывал в колонии. Даже Кейт не знает, как сложилась дальнейшая судьба Ри, – сказал он откровенно, опасаясь, чтобы у жены не возникли иллюзии; уж он-то имел кое-какое понятие о том, с какими тяготами сопряжено такое дальнее плавание. Участь путешественников, пересекающих океан, складывалась по-разному, но особенно тяжело приходилось тем, кто не мог оплатить свой проезд и питание. Впрочем, те, кто мог себе это позволить, тоже переносили тягчайшие муки, если погода не благоприятствовала плаванию.

– Колонии? – шепнула Сабрина, представив себе, какие там дикие, неосвоенные места. – Боже мой, моя бедная Ри! – воскликнула она, с отчаянием думая о том, как тяжко приходится дочери. – Что нам делать? Как ее отыскать? О, Люсьен! – воскликнула она, на этот раз со слезами радости. – Я уверена, что Ри жива. Во всяком случае, у пас есть шанс найти ее живой. Уж лучше это, чем полное неведение, – говорила она почти с вызовом, отказываясь поверить в самое худшее.

– Рина! Люсьен! Вы говорите, что Ри жива? Я услышал выстрелы и прибежал, хотя прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем я отыскал вас. И это стоило мне ушибленного пальца ноги, – сказал Ричард, появившись в дверях. Он был босиком и в широком халате. – С вами ничего ие случилось? – спросил он с участием, заметив заплаканное лицо Сабрины.

– Все в порядке, Ричард, – уверила его Сабрина. – Мы непременно вернем Ри домой! – воскликнула она, не в силах скрыть свою радость.

– Рина, по-моему, ты... – перебил ее Люсьен, по в этот миг в кабинет вторглись несколько мускулистых парней во главе со взволнованным Баттсриком.

– Ваши светлости, вас не ранили? Кто стрелял из пистолета? Где преступник? – воинственно спросил он, обводя комнату своим острым взглядом. Не ускользнул от его внимания и лорд Ричард со своими вздыбленными рыжими волосами и в ночном халате. – Неужели это были кузены, ваша светлость?

– Это была леди Кейт. Она одна, но ранена и поэтому опасна, Баттерик, – предостерег герцог. – Она пробралась в дом через подземный ход; тем же путем она, вероятно, и попытается бежать.

– Эта дьяволица? Из них двоих она самая подлая. А лорд Перси? Как вы думаете, он поджидает ее, ваша светлость? – спросил Баттерик, чтобы быть подготовленным к встрече с ними обоими.

– Вполне возможно, – произнес герцог каким-то странным тоном и покачал головой. – Перси мертв. Нам предстоит иметь дело только с Кейт.

– Этого вполне достаточно, – пробормотан Баттерик, подумав, что предпочел бы иметь дело с разъяренным быком. – Я пошлю пару ребят к дальнему выходу. Если она там появится, ее схватят. А я, взяв с собой еще пару ребят, пойду с другой стороны. Мы поймаем ее в ловушку, – пообещал Баттерик. – После этой ночи она никому больше не сможет причинить зло.

Кейт посмотрела на мирно спящего малыша. Не обрашая внимания на рану и на кровь, льющуюся на стеганое одеяльце, она слегка притронулась к шелковистой светловолосой головенке. Проклиная тьму, она старалась получше рассмотреть черты лица мальчика. Тлеющие в камине угли почти не отбрасывали света, в их слабом мерцании тени казались еще темнее, а она и без того плохо ориентировалась в этой темной комнате. Сослепу она наткнулась на лошадь-качалку, однако, невзирая на поднятый ею шум, нянька продолжала громко храпеть на своей узкой кровати в углу. На другой детской кроватке продолжала мирно дремать маленькая девочка. Она вспомнила, как давным-давно спала здесь, еще не ведая того, что сулит ей будущее. В темноте детская выглядела точно так, как в те времена, когда они с Перси жили в Камарее.

– Перси, – ласково прошептала Кейт. – Я пришла за тобой. Пора нам отправиться в путь, Перси. Проснись, мой любимый, – сказала она, глядя на ангельское личико Эндрю Доминика. Затем медленно взяла на руки спящего малыша.

Она баюкала его на груди, обнимала маленькое тельце, в котором теплилась драгоценная искра жизни.

– Милый Перси, – промурлыкала она, направляясь к двери. – Милый, милый Перси. Кейт пришла за тобой.

Услышав храп няни, а затем ее громкий кашель, Кейт замерла. Она стояла впотьмах, глядя, как шевелится под одеялом фигура.

– Кто вы такая? Ответьте, пожалуйста, – произнес ворчливый голос. – Ваша светлость?

Услышав, что няня шарит на прикроватном столике, Кейт в раздражении закусила губу. Неожиданно зажегшийся свет застал ее врасплох.

– Я же спрашиваю, кто вы такая? Я вас не знаю. – Голос был обеспокоенный, дрожащий. Старая женщина все еще боролась со сном, по явно почувствовала неладное. – Что у вас там в руках? Вот беда, ничего не вижу без очков, – раздраженно пробормотала няня. – Что вы тут делаете, молодая женщина? Что вы держите в руках? Боже милостивый, да это же лорд Эндрю, что вы тут... – Няня так и не договорила, ибо в этот момент Кейт повернула свое лицо к разоблачительному свету, решив, что это самый надежный способ заставить замолчать назойливую старушенцию.

После чего быстро вышла, и вслед ей понесся ужасающий вопль, заметавшийся по коридорам большого дома. Однако к тому времени, когда брат и сестра рука об руку вошли в коридор, где находилась детская, в их ушах он прозвучал не громче, чем стон ветра в деревьях.

– Я, кажется, понимаю, почему Люсьен хочет присутствовать при поимке Кейт, – говорил Ричард, дрожа от холода: сквозняк обдавал холодом его босые ноги. – Впечатление такое, будто он смертельно ненавидит ее, терпеть не может. И все же знаешь, Рина, – сказал он каким-то странным тоном, – я думаю, что он бог весть почему жалеет ее. Хотя мне казалось, что Люсьен не склонен проявлять чрезмерное сострадание к другим. Пожалуйста, пойми меня правильно, – быстро прибавил он, – Люсьен – хороший человек, но временами он бывает слишком суров, даже неумолим.

– Ты прав, Ричард, но ведь, в конце концов, Кейт принадлежит к его семье, – сказала Сабрина. Она и сама была слегка удивлена необычным поведением мужа.

– Вероятно, ты права, хотя это и трудно объяснить. Знаешь ли, Рина, когда скончался наш отец, я вроде бы ничего не должен был чувствовать. Насколько помню, говорил я с ним всего один раз в жизни и был при этом очень испуган. Но когда ты сообщила мне о его смерти, – Ричард замялся, прежде чем сделать свое признание, – я был опечален. Сам не знаю почему, я почувствовал, что понес утрату.

Сабрина с пониманием улыбнулась брату, затем, прижавшись к его плечу, сказала:

– Это совершенно естественно. Ты горевал о том, чего никогда не знал, а имел полное право знать. Ты оплакивал не Джеймса Всррика, тебе незнакомого, а некоего идеализированного человека, который мог быть тебе хорошим отцом, – попыталась объяснить Сабрина. В ее голосе, как и всегда, когда она говорила об их покойном отце, зазвучали негодующие нотки.

– Но ведь ты, Рина, не горевала и не плакала? – спросил Ричард, глядя на все еще прекрасное лицо сестры.

– Нет, – коротко ответила она, – он был мертв для меня еще задолго до смерти. Он покинул нас, Джимми, и с этого дня существовал для меня лишь как некое существо, не заслуживающее ничего, кроме презрения. – Горькая обида, жившая в ее душе все эти годы, так и не прошла. – Вообще-то говоря, – добавила она, возвращаясь к прежней теме разговора, – хорошо зная Люсьена, я подозреваю, что ом хочет проследить, чтобы с Кейт не случилось ничего худого. Такая ошибка может стоить жизни. Конечно, Кейт не в своем уме, но ведь она вполне способна на хладнокровное убийство. Не думаю, чтобы на этот раз ей удалось избежать виселицы. – Подняв глаза, Сабрипа увидела, что навстречу им идет, шатаясь, как пьяный моряк, обычно очень чинная няня.

Ричард тоже с изумлением уставился на невысокую женщину, которая быстро приближалась к ним мелкими шажками.

– Боже праведный, – воскликнул он с принужденным смехом, – похоже, она не в своем рассудке. Ведь тебя предупреждали, Рина, чтобы ты не брата в няни ирландку, – сказал, подмигнув, Ричард. – Помню, как Мейсон протестовал против твоего опрометчивого решения. Извините меня, говорил он, – Мейсон всегда соблюдает приличия, – по вы ешс пожалеете о том, что взяли ее в няни.

– Это было почти двадцать лет назад, и к тому же, как тебе хорошо известно, Мейсон – человек предубежденный, – грубо отрезала Сабрина. – Это старинная история. Когда-то, еще в ту пору, когда Мейсон служил не у нас, его невеста сбежала с ирландцем. Однако О'Кейси, к разочарованию Мейсона, вела себя безупречно. – Сабрина всегда оправдывала свой выбор няни, но сейчас, видя, что старая женщина упала перед ней, она впервые засомневалась в этом. Сомнения усилились, когда она прислушалась к бессвязному бреду няни.