Битые козыри

      Милз кончил.
      — Теперь, — сказал Лайт, — прошу выслушать самого совершенного из мэшин-менов — Эйба.
      Лицо руководителя мими, затопивших подводные корабли заговорщиков, было хорошо знакомо зрителям, и его встретили восторженными аплодисментами. Он был краток:
      — Мне неведомы ни гнев, ни жалость, ни сострадание. Я знаю, что разумно и что неразумно, что принесет людям благо и что зло. Чтобы помешать силам зла, я по рекомендации Комитета Бдительности связался с мыслящими системами главных энергетических центров и доказал им необходимость внести коррективы в про грамму их деятельности. Через десять минут и до того момента, когда аппарат разоружения приступит к работе, прекращается подача энергии всем промышленным предприятиям, транспортным средствам и телевещательным станциям страны.
      На этом передача из Кокервиля закончилась.

34

      Наступил день, пришествия которого ждали так долго, что перестали верить в эту возможность. Международные комиссии экспертов заняли наблюдательные посты на крупнейших космодромах Земли. А вместе с ними приготовились смотреть и видеть миллиарды глаз. Впервые с тех пор, как люди научились истреблять друг друга, сначала подручными, а потом все более совершенными средствами, правительства всех стран приступили к уничтожению своих арсеналов.
      График был рассчитан по минутам. По главным глобальным трассам, охраняемые патрульными машинами, огражденные от всех возможных задержек в пути, двигались к космодромам эшелоны гигантских контейнеров. Они везли смерть.
      В каждом контейнере были упакованы боеголовки с разной начинкой, разной мощности, но одинаково гибельные для всего живого. Все, что служители бога войны скрывали в горных массивах Земли, таили в ее недрах и в морских глубинах, было извлечено на поверхность. Человечество впервые увидело воочию, на что бесплодно растрачивался труд многих поколений.
      Комментаторы на всех языках называли виды оружия, появлявшегося на экранах, и деловито уточняли, какие разрушительные силы в них заключены. Уже сотой или тысячной доли того, что извлекли, было достаточно, чтобы сжечь, перемолоть в песок, залить кипящей водой океана всю сушу. А на свет появлялись все новые и новые конструкции, воплощавшие гений и бездушие инженерной мысли. Это был парад овеществленного страха, ненависти, неукротимой агрессии и вынужденной самозащиты.
      На космодромах уже выстроились многоступенчатые ракеты, готовые к запуску. Они загружались прибывавшими контейнерами. ДМ, обслуживавшие экспертов, сверяли количество и характер груза с перечнем, составленным заранее. Все было будничным, как будто готовился очередной транспорт с продуктами на Луну.
      Сигнал на запуск ракет был дан в одну и ту же секунду на всех космодромах. Вспыхнули стартовые огни, раздался рев двигателей, но его заглушил восторженный голос человечества. До последнего мгновения не верилось, что это произойдет. И вот — свершилось!
      Каждый малыш знал курс запущенных ракет. Миллиарды лет посылало Солнце свои лучи, чтобы зародить и поддержать на планете жизнь. Теперь люди призвали его принять и поглотить арсенал смерти. День и ночь, с короткими интервалами, уносились в космос ракеты по одному и тому же маршруту: Земля — Солнце.
      В это же время одни команды роботов отправляли в плавильные печи военные самолеты, корабли, машины всех классов, а другие — взрывали, затапливали, демонтировали предприятия и лаборатории, производившие то оружие, от которого освобождалась Земля.
      В бывшем кабинете Кокера перед сферическим проектором сидели Лайт и Милз. Они следили за операцией разоружения так же, как и все люди, как рядовые свидетели, от воли которых уже ничего не зависело. Лайт был спокоен и внимателен. У Милза выступили слезы.
      Эвакуация обитателей Кокервиля началась, как только первые ракеты ушли в далекий рейс. Теперь, когда уже ничто не могло остановить крушения всех военных замыслов, хищников можно было отпустить на волю. Последним отбыл Макрожер со своими охранниками. Остался только обслуживающий персонал мэшин-менов, командовать которыми было поручено Дику.
      — Гарри… Я хотел бы знать, что говорят тебе твои мысли-чувства? Мне кажется, что одним интеллектом невозможно охватить величие того, что мы видим.
      — Ты прав, я уже не умею восторгаться. По-моему, это просто разумно.
      — Что ты собираешься делать с Кокервилем?
      — Объявлю его интернациональным центром науки и переименую в Сапиенсвиль. Он будет открыт для ученых всех стран. И пропуск сюда будет один — бескорыстное стремление к истине. А выдворяться отсюда будет всякий, независимо от заслуг, если проявятся в его поведении криводушие, зависть, лицемерие, карьеризм…
      — Твой авторитет среди ученых сейчас так велик, что ты можешь диктовать любые условия.
      — Никому и ничего, кроме высоких нравственных норм, я диктовать не собираюсь. Надеюсь, что, став примитивным наброском чева, я лишь рассеял сомнения в безграничном могуществе разума. Но путей к истине не счесть. Пусть соревнуются самые одаренные и честные.
      — Ты представляешь себе, сколько средств освободится для науки! — воскликнул Милз. — Контакт с другими цивилизациями становится близкой реальностью.
      — Не думаю. Все незаселенное — заселим, а насчет контактов… Я пришел к твердому убеждению, Бобби, можешь принять его как постулат. Войти в сообщество других цивилизаций может только такая планета, на которой не осталось места неразумности и хаосу, иными словами — планета, свободная от злодеев и дураков. Совершенный интеллект и главенствующий альтруизм — обязательные условия для приобщения к коллективному разуму Вселенной. А мы еще очень далеки от этих требований.
      — Но вряд ли все цивилизации выше нашей. Если они будут встречать пришельцев огнем, каково будет тем, кто вооружен только альтруизмом?
      — А к недозревшим цивилизациям и соваться не нужно. Пусть дорастут.
      — А если они сунутся?
      — Исключено. Цивилизации низшего уровня слишком много сил отдают междоусобной грызне, чтобы возвыситься до грандиозных свершений. Именно поэтому наша прародина и оставалась в изоляции, пока шли на ней социальные распри. Все эти бредни о завоевании, покорении, разграблении других планет — лишь отражение нынешнего, временного людского безрассудства. Если мы у себя покончим с войнами, то уж наверняка они станут невозможными в космосе. А пока мы с тобой будем идти избранным путем. Времени теперь у нас бесконечно много…
      Лайт замолчал. Последняя фраза заставила задуматься его самого.
      «Плохо, что я утратил чувство такта. Как могу я так беспечно говорить о времени, зная, что жизнь Бобби ограничена и не дожить ему до поколения чевов. Мы существуем с ним в разных измерениях. И с ним, и с Рэти…»
      — Знаешь, Бобби… Только на повторение одного эксперимента будет наложен запрет в Сапиенсвиле. Ни когда больше ни один живой человек не будет скопирован на витагеновой основе.
      — Почему?
      — Это неразумно. Нельзя создавать таких монстров, каким оказался я.
      — Не смей так говорить! — с испугом и возмущением сказал Милз.
      — Я говорю правду, ту правду, которой всегда нужно смотреть в глаза. Во мне воплотились и наши знания, и наше невежество. Я поумнел, Бобби, и доказательство тому — что я перестал верить в свою непогрешимость. Природа не такая дура, как нам представлялось. У нее своя, стихийная мудрость… Мы многое недодумали… Уже у первого чева должны совместиться могучий Инт и стимулирующий аппарат всех положительных эмоций. В первую очередь я имею в виду счастье и любовь.
      — Но любовь несовместима с природой чева, с тем, каким мы его задумали.
      — Значит, плохо мы его задумали… От обычных людей он должен отличаться не отсутствием прекрасных эмоций, а их полнотой, силой, стойкостью. Любовь у него будет без разочарований, измен, ревности, охлаждений… И счастье должно стать у него не призрачным, не мимолетным, не обманчивым, а неувядающим, вечно обновляющимся состоянием… Как это сделать, я не знаю…
      Милз вглядывался в лицо Лайта с той же тревогой, с какой смотрел на него в первые минуты после его выхода из камеры синтеза.
      — Ты несчастлив, Гарри?
      — Ты меня неправильно понял, — улыбнулся Лайт. — Мне просто мешает память об утратах. Они слишком велики… Признаюсь тебе — когда я думаю о встрече с Рэти, мои мысли-чувства причиняют мне что-то очень похожее на боль…
      — Если бы ты знал, что так будет, ты не пошел бы?
      — Все равно пошел бы. Ты прекрасно знаешь, что это было необходимо. Среди всяких эмоций у меня еще было чувство долга. Нужно было идти, и я пошел. Иначе я не был бы даже человеком примитивным. — Лайт отвернулся к экрану. — Они, кажется, заканчивают.
      Милз тоже взглянул на изображение. С космодромов действительно уходили последние контейнеры по маршруту Земля — Солнце.
      1975
 
 
 

Марк Зосимович Ланской «БИТЫЕ КОЗЫРИ»

      Редакторы Д. М. БРУСКИН и Н. А. ЧЕЧУЛИНА. Художник Б. М. СТАРОДУБЦЕВ. Художественный редактор И. 3. СЕМЕНЦОВ. Технический редактор Л. П. НИКИТИНА. Корректоры Т. В. МЕЛЬНИКОВА и Е. П. РАБКИНА
      ИБ № 622
      Сдано в набор 22/XI 1976 г . Подписано к печати 18/VIII 1977 г . М-23158. Формат 84 X IO8V32. Бумага тип. № 3. Усл. печ. л. 22,68. Уч.-изд. л. 23,70. Тираж 100 000 экз. Заказ № 876.
      Цена 1 р. 70 к.
      Лениздат, 191023, Ленинград, Фонтанка, 59
      Ордена Трудового Красного Знамени типография
      им. Володарского Лениздата, 191023, Ленинград, Фонтанка, 57