Прикрытие-Один (№6) - Московский вектор

Николас Кэй нахмурил брови.

— По-моему, не стоит уделять этому вопросу так много внимания, — сварливо произнес он. — Одной незаконной иракской программой больше, одной меньше — какая разница?

Рэнди мило улыбнулась.

— Разница в том, что в разработку именно этой программы вкладывали деньги вовсе не иракцы.

На несколько мгновений воцарилась тишина.

— Расскажите поподробнее, — попросил Кэй, придя наконец в себя.

— Записи Аль-Доури обрывочные и неполные. Но ясно свидетельствуют о том, что все вовлеченные в работу исследователи были, цитирую: иностранцами. Конец цитаты.

— Где же эти иностранные исследователи теперь? — удивленно спросил директор ЦРУ.

— Давно разбежались, — сообщила Рэнди. — В отдельных документах говорится, что они собрали оборудование и еще до вступления в Ирак наших войск уехали. Возможно, через Сирию.

— Если я правильно понимаю, мисс Рассел, — осторожно проговорил замдиректора, — вы намекаете на то, что, разрабатывая биологическое оружие, кто-то просто-напросто прикрывался Ираком?

Рэнди кивнула.

— Да, правильно. — Она криво улыбнулась. — Это ведь проще всего: повесить свое преступление на того, кто и так по уши в грехах и уже попался.

— Кого-нибудь конкретно вы подозреваете?

— На основании материалов, полученных из компьютера Аль-Доури? — Рэнди пожала плечами. — Нет. Если он и знал имена тех людей, что платили ему за возможность размешать лабораторию в его организации, то хранил их в голове. Но у меня есть подозрение, что они не были ему известны и не имели для него значения.

— Итак, все, что у нас есть, — одни догадки, — недовольно заметил Кэй.

— Не совсем так, сэр, — ответила Рэнди, с трудом сохраняя спокойствие. За глаза директора ЦРУ по всему Управлению называли «Доктор Нет» за присущий ему пессимизм и за то, что он неизменно отклонял любое предложение, сопряженное с риском или противоречащее общепринятым порядкам.

— Продолжайте, мисс Рассел, — мягко сказал замдиректора, едва заметно улыбаясь. — У меня такое чувство, что самое важное сообщение вы приберегли напоследок.

Рэнди почти против воли заулыбалась во весь рот.

— Попали в самую точку, сэр. — Она подняла лист бумаги, распечатку документа из компьютера Аль-Доури. — После первой встречи с ученым, ответственным за осуществление секретной программы, наш пленный сделал зашифрованную запись в личном дневнике: «Это скорее шакал, чем благородный германский волк, как он с гордостью сам себя называет. Подобно шакалу накидывается он на отбросы, оставшиеся после тех, кому некогда заглядывал в глаза, будто пес — хозяевам».

Кэй громко фыркнул.

— И что следует из этой поэтической арабской неразберихи? — спросил он насмешливо.

— Многое, — твердо сказала Рэнди. — Здесь обыгрывается имя иностранного ученого. Немца. Разработчика биологического оружия из Германии, в чьем имени содержится слово «волк», по-немецки «вольф».

Она замолчала.

— Боже! — воскликнул вдруг один из до сих пор молчавших руководителей ЦРУ в Лэнгли. — Да ведь это Вольф Ренке!

Рэнди кивнула.

— Верно.

— Исключено, — отрезал Кэй. — Ренке мертв. Умер много лет назад. Вскоре после того, как уехал из Берлина.

— Так утверждает немецкое правительство. Трупа, однако, никто никогда не видел, — многозначительно заметила Рэнди. — По-моему, мы должны во что бы то ни стало докопаться до правды, особенно теперь, когда у нас в руках чертовы документы Аль-Доури.

Послышались одобрительные возгласы. В списке наиболее опасных преступников времен «холодной войны» Вольф Ренке, выдающийся ученый из Восточной Германии, занимал одну из верхних позиций. Ренке славился на весь мир блестящими научными достижениями и страстным желанием опробовать убийственные творения на людях — политических диссидентах и преступниках. Вскоре после падения Берлинской стены, как раз в тот момент, когда полиция вознамерилась его арестовать, Ренке бесследно исчез.

Западные разведслужбы по сей день пытались его разыскать. Ходили слухи, что ученый тайно работал на Северную Корею, Ливию, Сербию, на «Аль-Каиду» и прочие террористические организации, но реальных подтверждений тому не было. Склонялись к мнению, что Ренке действительно мертв, что больше не грозит опасностью цивилизованному людскому сообществу.

Теперь все резко менялось.

— Каковы ваши предложения, мисс Рассел? — довольно сухо спросил наконец президент ЦРУ.

— Позвольте мне поохотиться. — Рэнди улыбнулась, обнажив белые зубы. — На волка.

Кэй вздохнул.

— И где вы планируете начать поиски? В Сирии? В Гиндукуше? Или в Тимбукту?

— Нет, сэр, — спокойно ответила Рэнди. — Думаю, пришло время поискать волка в его родных краях.

Глава 13

Москва

Несмотря на трескучий мороз за окном, «Ирландский бар» в гостинице «Будапешт» был переполнен. Посетители то и дело подходили к барной стойке и заказывали у расторопного бармена в белом переднике еще кружечку пива, бокал вина или виски. Разносила напитки улыбчивая официантка. За небольшими столиками и в роскошных кабинках оживленно разговаривали, а когда кто-нибудь выдавал особенно забавную шутку, покатывались со смеху.

Смит сидел один в дальнем углу и потягивал темную «Балтику». До него со всех сторон доносились обрывки русской, английской, немецкой, французской речи, но подполковнику казалось, что он удален отсюда на тысячи миль. Следовало улыбаться, однако улыбка выходила неестественная и как будто так и норовила разбиться, рассыпаться на сотни осколков. «Мои нервы на пределе», — внезапно дошло до него.

Летя сюда из Берлина, проходя таможенный досмотр в Шереметьево-2, направляясь в гостиницу на такси, даже оформляя у портье документы, Смит невольно ждал, что вот-вот увидит злобное лицо, почувствует на плече тяжелую руку. Однако ничего сверхъестественного не происходило. Паспорт у него проверили и проводили в гостинице к заказанному номеру весьма любезно, но без особого интереса. Милиционеров на московских улицах теперь было как будто больше в сравнении с началом девяностых, когда он приезжал сюда в предыдущий раз, однако ничто не предвещало беды.

Сделав еще глоточек пива, Смит тайком взглянул на новые часы. Тридцать минут давно истекли, время близилось к восьми вечера. Агент «Прикрытия-1» опаздывал. Может, стряслось что-нибудь непредвиденное? Фред Клейн во время телефонного разговора был уверен, что московская команда пока вне всяких подозрений. Что, если он ошибался? Может, уйти? — мелькнуло у Смита в мыслях. Найду безопасное местечко и позвоню в Вашингтон, сообщу, что встреча не состоялась.

Он повернул голову и снова заметил стройную хорошенькую женщину с темными вьющимися волосами по плечи и ясными глазами, которые в приглушенном свете бара казались больше зелеными, чем голубыми. Он заметил ее раньше, когда, держа в руке бокал вина, она весело болтала с кружком поклонников. Теперь незнакомка медленно, но уверенно шла прямо к его столику, на ходу приветствуя других мужчин: улыбкой, поцелуем в щеку, коротенькой фразой. На ней было темно-синее вечернее платье без рукавов, идеально подчеркивавшее изящные изгибы фигуры. На согнутой руке она держала отороченное мехом элегантное пальто.

Возможно, проститутка, хладнокровно подумал Смит, отворачиваясь, чтобы не встречаться с женщиной взглядом. Жрицы любви нередко обитали в барах и ресторанах, где отдыхали состоятельные бизнесмены-иностранцы. За час, что Смит проторчал здесь, из зала ушли в сопровождении пузатых немцев и американцев уже несколько молодых красоток. Вероятно, в номера, на рабочие места.

— У вас печальный вид. Наверное, вам одиноко, — промурлыкал по-русски ласковый голос. — Можно с вами присесть, чего-нибудь выпить?

Смит поднял глаза. Стройная брюнетка стояла рядом и обольстительно улыбалась. Он быстро покачал головой.

— Нет, спасибо. Поверьте, я отнюдь не нуждаюсь в компании. И уже собрался уходить.

Она, продолжая улыбаться, неторопливо села напротив.

— Серьезно? Так рано? Очень жаль, вечер ведь только начинается.

Джон слегка нахмурился.

— Послушайте, мисс, — произнес он жестко. — По-моему, тут какая-то ошибка...

— Ошибка? Вполне возможно. — Брюнетка заговорила по-английски с едва уловимым ирландским акцентом. Ее зеленые глаза блестели, она не скрывала, что забавляется. — Но заблуждаетесь скорее вы, мистер Мартин. Что же до меня, я иду по правильной касательной, — как уговорено.

Касательная? Проклятие, подумал Смит, совсем сбитый с толку. Это же кодовое слово для встречи. К тому же она назвала меня по имени, хоть я и не представился. Значит, это и есть глава небольшой московской группы. Он густо покраснел.

— Черт... Я в идиотском положении.

— Похоже, да, — спокойно ответила брюнетка, протягивая руку. — Я Фиона Девин, журналистка. Наш общий друг, мистер Клейн, настоятельно попросил меня встретить вас в Москве.

— Спасибо. — Смит кашлянул. — Простите, что так вышло, мисс Девин. Просто я уже занервничал. Решил, что-нибудь стряслось.

Девин кивнула.

— Я так и подумала. — Она пожала плечами. — Извините, что заставила вас ждать, но мне показалось, так будет лучше. Это место для меня как кусочек родины. Я решила сначала удостовериться, что за вами никто не наблюдает. Здешних завсегдатаев я прекрасно знаю, новые люди сразу бросаются мне в глаза.

— Имеете в виду фээсбэшников или осведомителей? — спросил Смит.

Фиона Девин снова кивнула.

— Крутые ребята с Лубянки — Лубянской площади — еще не столь деятельны и могущественны, как их предшественники из КГБ, тем не менее они тоже присутствуют повсюду.

— К тому же нынешний президент Дударев прилагает все усилия, чтобы вернуть прежние порядки, — добавил Смит.

— Верно. — Девин погрустнела. — Царь Виктор окружил себя отъявленными мерзавцами. Россияне называют их силовики, то есть люди власти. Подобно Дудареву, все они — выходцы из КГБ. Любят, когда ситуация под их полным контролем, и умеют вселить в любого, кто становится поперек их дороги, страх, как во времена Сталина.

— Да уж, — пасмурно произнес Смит, возвращаясь мыслями к сцене на Карловом мосту, вспоминая, как убили Валентина Петренко. — А для проворачивания отдельных операций они привлекают разных подонков типа «Группы Брандта».

— Скорее всего, подполковник, — сказала Девин. — Но не забывайте о том, что «Группа Брандта» работает не только на Кремль — на всех, кто прилично платит.

— В самом деле?

Глаза журналистки сделались холодными.

— Я провела небольшое личное расследование. Надо признать, эти ребята прекрасно подходят Дудареву и силовикам. Большинство из них когда-то служили в «Штази» — в том числе и предводитель, законченная мразь по имени Эрих Брандт, кое-кто — в румынской и сербской тайной полиции. Они возьмутся за любое дело, даже самое грязное, разумеется, только за большие деньги.

Она поджала губы.

— Ходят слухи, что «Группа Брандта» охраняет в Москве крупнейших наркодельцов и главарей мафии. Одна стая паразитов печется о другой. Благодаря прочным связям с Кремлем милиция выходок «Группы» будто не замечает, независимо от того, сколько невинных людей гибнет от рук их дружков-мафиози.

В ее голосе прозвучало столько боли и скорби, что Смит осторожно спросил:

— Пострадал и кто-то из ваших знакомых?

— Мой муж, — просто ответила Фиона. — Сергей был русский. Оптимистично настроенный предприниматель. Верил, что Россия превратится однажды в процветающее демократическое государство. Очень много работал, развивал начатое дело. Однажды к нему явились дюжие парни, потребовали львиную долю прибыли. Сергей ответил отказом, и его застрелили прямо на улице.

Она затихла, явно не в силах продолжать разговор.

Смит кивнул, поняв, что через эту границу переступать не следует. Во всяком случае, пока. Чтобы скрасить тоску новой знакомой, он подозвал официантку и заказал шампанского — сладкого шипучего вина из Молдовы — для Фионы и еще кружку пива для себя. Некоторое время молчали. Смит не знал, как теперь себя вести.

— Уверен, Фред Клейн сообщил вам, для чего я здесь, мисс Девин, — произнес он наконец, в последнюю секунду осознав, насколько высокопарны его слова.

— Мистер Клейн все подробно мне объяснил, — спокойно подтвердила Фиона, благородно прощая ему оплошность. — К истории с таинственными смертями я тоже имею некоторое отношение. Два дня назад врач Николай Кирьянов без вести пропал по пути на встречу со мной. Вероятнее всего, он собирался передать мне те же материалы, что и доктор Петренко — вам.

— Наутро следующего дня вы разыскали его уже в морге? — спросил Смит, оправившись от смущения.

Фиона нахмурилась.

— Не совсем так. Тела я так и не увидела. Беднягу к тому моменту уже кремировали.

Смит вскинул бровь.

— Так скоро?

Фиона кивнула.

— Смерть наступила якобы от сердечного приступа Сжечь тело поторопились, наверное, для того, чтобы никто не смог проверить, так это или нет.

— Как развивались дальнейшие события?

— Я стала вынюхивать и высматривать, задавать вопросы любому, кто в состоянии хоть в чем-то помочь, — сообщила Фиона.

— Опасная игра — особенно в нынешних обстоятельствах, — заметил Смит.

Краешек ее пухлого рта пополз вверх, искривляя губы в улыбке.

— Местным властям это, может, и не по душе, — сказала она. — Но от западной журналистки типа меня другого они и не ждут: мучить людей обескураживающими вопросами — моя работа. О том, что Кирьянов успел посвятить меня в частичку страшной тайны, им прекрасно известно. Если бы я осталась к сенсационному рассказу равнодушной, то навлекла бы на себя гораздо больше подозрений.

— Что-нибудь существенное вам удалось выяснить? — спросил Джон.

Фиона с печальным видом покачала головой.

— Ничего. Я до того находилась по коридорам Центральной клинической больницы, что теперь и во сне чувствую запах дезинфицирующих средств, — все без толку. Медработники скрытничают, хитрят. Говорят, что ни с какой странной болезнью вообще не сталкивались.

— Конечно, — пробормотал Смит. — А в истории болезни вы не заглядывали?

— Не положено, — негодующе ответила Фиона Девин. — Заведующий утверждает, что все записи о теперешних и бывших пациентах запрещено показывать кому бы то ни было. Чтобы выхлопотать специальное разрешение в Министерстве здравоохранения, надо убить несколько недель.

— Еще неизвестно, дадут ли его, — добавил Смит.

Фиона кивнула.

— Скорее нет. Ясно одно: врачи и медсестры ЦКБ крайне встревожены. От них так и веет страхом. Уверяю вас: они ни за что не заговорят о происходящем с иностранцем, любые доводы найдут неубедительными.

Смит задумался. Если в больнице ничего не вызнаешь, надо искать другие пути. По словам Петренко, Кремль не сразу приказал прекратить разговоры о болезни, а лишь после того, как несчастные умерли. Врачи до последнего пытались спасти пациентов. И, насколько он понял, обсуждали симптомы и вероятные способы лечения с другими профессионалами. Вступаешь в борьбу с незнакомой болезнью — расскажи о ней возможно большему количеству высококлассных специалистов, удели ее исследованию в лаборатории максимум времени. Золотое правило.

В ведущих медицинских и научных учреждениях России у Смита было несколько знакомых, которые наверняка знали о болезни, изучали ее. Разумеется, и им велели держать язык за зубами, но попытаться получить от кого-то из них результаты анализов и выписки из историй болезни все же следовало.

Когда он изложил свои мысли Фионе, она медленно кивнула и сказала:

— Это очень рискованно. Вы Джон Мартин, безвредный ученый-социолог из Канады. К давним знакомым же, которые помнят, как вы выглядите, придется обратиться от своего имени. Если хоть один из них испугается и расскажет властям, что к нему заявился подполковник Джонатан Смит из Медицинского института инфекционных заболеваний Армии США, в Кремле поднимется переполох.

— Верно, — согласился Смит. — Но других путей я не вижу. — Он отодвинул нетронутую кружку пива к краю стола. — Вы ведь видели списки людей, пораженных чертовой болезнью. Осторожничать, медлить — на это у нас нет времени. Так или иначе, я обязан обратиться к людям, которые должны что-нибудь знать.

— Тогда по крайней мере давайте сначала проверим ваши источники, — предложила Фиона Девин. — Мы с ребятами ориентируемся здесь лучше, чем вы. Попробуем выяснить, кто из ученых наиболее активно поддерживает Дударева и кто больше всех его боится.

— Сколько вам потребуется времени? — спросил Смит.

— Несколько часов начиная с той минуты, когда я получу от вас списки с именами и названиями организаций, — твердо ответила Фиона.

Смит недоверчиво шевельнул бровью.

— Так мало?

Журналистка улыбнулась.

— Я знаю толк в своей работе, подполковник. И у меня есть отличные информаторы — в Кремле и за его пределами.

Губы Смита невольно растянулись в улыбке. Злоба и печаль Фионы улетучились, их сменили прежняя жизнерадостность и уверенность. Повеселел и Смит.

— Как можно с вами связаться?

Фиона достала из сумочки визитную карточку и быстро написала на обороте телефонный номер.

— Звоните в любое время дня и ночи. Телефон защищен от прослушивания. — Джон убрал визитку в карман рубашки. — А я продолжу мучить россиян расспросами, — сказала Фиона. — Завтра у меня еще одна встреча. С Константином Малковичем.

Смит негромко свистнул.

— С коммерсантом? Парнем, который сколотил громадное состояние на операциях с недвижимостью и валютой?

Фиона кивнула.

— Именно.

— Он ведь американец?

— Обрусевший американец, — сказала Фиона. — Впрочем, в этом смысле мы с ним похожи. Родился Малкович в Сербии, в последние годы делает крупные вклады в российскую промышленность. И перечисляет значительные суммы на счета благотворительных организаций, надеясь перестроить устарелую здравоохранительную систему. Благодаря вложениям и пожертвованиям он и приблизился к ребятам в Кремле. Несмотря на страстное желание вернуть старые порядки, Дударев и прочие «люди власти» отнюдь не идиоты. Вокруг парня, разбрасывающегося деньжищами, они ходят на задних лапках.

— Надеетесь, что после беседы с вами Малкович сам начнет задавать обескураживающие вопросы? — догадался Смит.

— Правильно, — подтвердила Фиона. — Говорят, у него крутой нрав, он привык, что все пляшут под его дудку. — В ее зелено-голубых глазах заплясали огоньки дьявольского удовольствия. — Попробуем изменить положение вещей.

Глава 14

Близ российско-украинской границы

По узкой, изрезанной колеями дороге медленно двигались четыре автобуса с солдатами, углубляясь все дальше в окутанный тьмой лес. По бортам и окнам машин яростно хлестали ветви.

Капитан Андрей Юденич сидел, согнувшись, в переднем автобусе рядом с водителем и держался за спинку его сиденья. Куда их с подразделением танкистов направили, он не имел представления и, то и дело морщась от недовольства, все всматривался во мрак сквозь треснутое немытое стекло.

Двадцатичетырехчасовая поездка в неизвестном направлении уже сводила с ума. Сначала их послали из Подмосковья по железной дороге на юг, в Воронеж, якобы для дальнейшей переброски в Чечню. В Воронеже внезапно пересадили в другой поезд, доставили в Брянск, как старый хлам, погрузили в автобусы и повезли по недавно проложенным загородным дорогам в лес.

Впереди в свете автобусных фар на горке из снега, насыпанного и утрамбованного прямо у дороги, вдруг показался боец в белом комбинезоне. Судя по красной повязке на рукаве и дубинке в руке, он был из комендантской службы — военизированной структуры, занимавшейся контрразведкой и управлением транспортного движения.

Боец махнул дубинкой, повелительно указывая вправо. Автобусы один за другим послушно свернули на еще более узкую дорогу, судя по свежесрубленным пням с обеих сторон, проложенную совсем недавно. Сильнее хмурясь и не скрывая тревоги, Юденич крепче вцепился в спинку водительского сиденья.

Несколько минут спустя они выехали на поляну и остановились.

Автобусы окружили другие контрразведчики с красными нарукавными повязками и винтовками.

— Всем выйти! — закричали они. — Быстрее! Быстрее!

Дверца раскрылась. Юденич спрыгнул с подножки на твердую промерзшую землю первым. И отсалютовал ближайшему офицеру, тоже капитану. Вслед за ним из автобусов посыпали солдаты; сержанты и лейтенанты стали выстраивать их в несколько рядов.

— Документы! — потребовал капитан контрразведки.

Юденич без слов извлек из нагрудного кармана куртки пачку бумаг.

Контрразведчик изучил их в свете фонаря, который поднес солдат.

— Вы из Четвертой гвардейской дивизии, — произнес он, вернув документы и что-то ища глазами в списке, который держал в руке. — А, вот. Занимайте пятнадцатый барак, квартиры с четвертой по восьмую.

— Пятнадцатый барак? — переспросил Юденич, не пытаясь скрыть удивления.

— Это там, в лесу, — устало добавил контрразведчик, кивая на деревья за поляной. — Вас проводят.

Юденич взглянул в указанную сторону, приоткрыв от недоумения рот. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что кругом громадный военный лагерь, разбитый прямо посреди леса. Тут и там чернели маскировочные сетки, поблескивала колючая проволока, которой, по всей вероятности, было обнесено все расположение. Вооруженные до зубов охранники прохаживались меж деревьев с рычащими псами.

— Что, черт возьми, происходит? — негромко спросил Юденич.

— Когда придет время, узнаете, — ответил капитан контрразведки, пожимая плечами. — Ясно?

Юденич кивнул.

— Чудесно, — мрачно заключил капитан. — И передайте солдатам, пусть отсюда не высовываются. Того, кто выходит за пределы территории без разрешения, пристреливают как собаку и закапывают в снег и промерзшую грязь. Без всяких разбирательств. Понятно?

Юденича бросило в дрожь. Он снова кивнул.

* * *

Москва

Эрих Брандт сошел с эскалатора и очутился в просторном подземном зале станции метро «Новокузнецкая» в окружении спешащих домой сменных рабочих. Даже в столь поздний час грохочущие поезда продолжали ездить по тоннелям с интервалом в две-три минуты. Система Московского метрополитена — лучшая в мире, перевозит за сутки почти миллион пассажиров, больше, чем лондонская подземка и нью-йоркская, вместе взятые. В отличие от тоскливых станций Запада, почти каждая из московских являет собой истинное произведение искусства и поражает красотой архитектурных ансамблей. Сооруженные с целью показать, насколько крепка мощь ныне не существующего Советского Союза, московские станции метро богато украшены мрамором, рельефной резьбой, скульптурами, громадными люстрами.

Брандт остановился, рассмотрел коричневато-зеленые барельефы на стенах — эпизоды боевых операций и медальоны с изображением славных военачальников, в том числе и маршала Кутузова, сражавшегося с Наполеоном при Аустерлице и в Бородино. На высоком изогнутом потолке красовались мозаичные картины: улыбающиеся лица рабочих и крестьян, безгранично довольных своей советской жизнью.

Блондин криво улыбнулся. Станцию «Новокузнецкая» построили в 1943 году, в разгар ожесточенных боев против нацистов. Весь ее облик говорил об уверенности в победе над Гитлером. Прекрасное место выбрал для встречи со знакомым из Восточной Германии, которого явно недолюбливал, Алексей Иванов. По-видимому, кроме всем известной шпионской утонченности, глава Тринадцатого управления был не лишен и грубоватого чувства юмора.

Мгновение спустя Брандт заметил седовласого российского разведчика, мирно сидящего на мраморной лавке, и подошел к нему.

— Герр Брандт, — негромко произнес Иванов.

— Я принес вариант ГИДРЫ, который вы заказывали, — сообщил Брандт.

— Покажите.

Блондин открыл портфель, не снимая кожаной перчатки, извлек термос размером с банку колы, поднял крышку и достал наполненный прозрачной жидкостью пузырек.

Иванов взял его и поднял к свету.

— Яд замедленного действия, а с виду настолько невинный. Потрясающе, — пробормотал он. — А как мне убедиться, что в склянке не обычная вода из-под крана?

— При всем желании — никак. Придется поверить мне на слово.

Глава Тринадцатого управления усмехнулся.

— Верю я далеко не каждому, герр Брандт. Особенно когда речь идет о деле, в которое приходится вкладывать более миллиона евро государственных денег.

Ухмыльнулся и бывший офицер «Штази».

— Прекрасно вас понимаю, но помочь ничем не могу. Мы с Ренке выполнили ваше пожелание. Назначив при нынешних обстоятельствах весьма разумную цену. Доверять нам или нет — дело ваше.

Иванов проворчал:

— Ладно, я заплачу оставшуюся часть, сегодня же распоряжусь, чтобы деньги перечислили в Швейцарию. — Он еще раз поднял бутылочку к свету, рассмотрел ее и с прищуром взглянул на Брандта. — А что, если наши ученые проведут анализ и раскроют ваши технологические секреты? Тогда вы с Ренке нам больше не понадобитесь.

— Попробуйте. — Блондин пожал широкими плечами. — Ренке утверждает, что такая попытка обречена на провал. Все, что ваши ученые обнаружат, так это несколько фрагментов ни для чего не пригодного генетического материала в море умирающих бактерий.

Руководитель Тринадцатого управления медленно кивнул.

— Жаль. — Он вернул пузырек на место и убрал термос в карман пальто.

Брандт молчал.

— И еще, герр Брандт, — вдруг добавил Иванов. — Теперь, когда мы переходим к последней фазе военной подготовки, особенно важно, чтобы секрет ГИДРЫ не стал достоянием посторонних. Американцы не должны о ней знать.

— Кирьянов и Петренко убиты, — уверенно произнес Брандт, не подавая вида, что мысль об исчезнувшем подполковнике Джонатане Смите ему самому никак не дает покоя. — Больше ГИДРЕ ничто не грозит, — солгал он.

— Прекрасно. — Иванов улыбнулся, но в его темно-карих глазах не мелькнуло и тени веселья. — Вы ведь понимаете, сколь огромная на вас лежит ответственность?

На лбу Брандта проступили мельчайшие капельки пота.

— Конечно, — ответил он.

— Тогда доброго вам вечера, дружище. — Глава Тринадцатого управления поднялся со скамьи. — До поры до времени беседовать нам больше не о чем.

Глава 15

18 февраля

Фиона Девин в длинном пальто с меховой оторочкой вышла на станции метро «Боровицкая», повернула на юг и осторожно зашагала по обледенелому асфальту, выделяясь среди толпы пешеходов, спешащих в рассветный час на работу, удивительной грациозностью поступи. Было утро, но темнота еще не совсем рассеялась. Недалеко от метро возвышалось над улицей сооружение дворцово-усадебного типа с массивным каменным фундаментом. Белый фасад постройки украшала колоннада, объединяющая второй и третий этаж, и витиеватая резьба крышу увенчивал легкий бельведер.

Фиона улыбнулась. Константин Малкович обитал в одном из красивейших московских зданий, на видном месте. Миллиардер был известен своей расточительностью и стремлением к величию. Дом Пашкова построили в конце восемнадцатого века по заказу богатейшего дворянина Петра Пашкова, человека, задавшегося целью стать владельцем самой красивой в Москве усадьбы, расположенной на холме, обращенной главным фасадом в сторону самого Кремля.

После Октябрьской революции 1917 года в здании разместили Государственную библиотеку — около сорока миллионов бесценных книг, газет, журналов и фотографий.

Приняв решение превратить Москву в один из центров мировой бизнес-империи, Малкович пожертвовал более двадцати миллионов долларов на восстановление российских архивов. И в благодарность получил разрешение устроить несколько личных офисов на верхнем этаже Пашкова дома.

В храме Христа Спасителя, когда-то уничтоженном Сталиным и недавно заново отстроенном, звонили колокола. Было начало десятого. Встретиться с Малковичем Фиона договорилась в девять пятнадцать.

Прибавляя шагу, она вспорхнула по широким каменным ступеням к парадному входу. Дежурный со скучающим видом отыскал ее имя в регистрационном журнале и указал на главную лестницу. Наверху два неулыбчивых охранника тщательно изучили ее удостоверение, фотоаппарат и диктофон и попросили пройти через так называемую «рамку» — металлоискатель, — проверяя, не принесла ли она с собой оружия.

Дальше Фиону сопровождали две хорошенькие девушки. Провели по коридору и через огромный и шумный внешний офис, где, сидя за многочисленными компьютерами, подчиненные Малковича вводили в базы данные и общались по телефону с фондовыми биржами по всей Европе. Одна из девушек взяла у Фионы пальто и исчезла. Вторая проводила в офис поменьше — восхитительно декорированный личный кабинет Константина Малковича.

Из трех больших окон открывался великолепный вид на стены, башни и золотые купола Кремля. В других стенах, в углублениях, освещенные специальными лампами с потолка, красовались многовековые оригиналы русских православных икон. Пол устилал толстый персидский ковер. Малкович сидел за письменным столом — творением восемнадцатого столетия — спиной к окнам. О нынешних временах в кабинете напоминали лишь плоский компьютерный экран и ультрасовременные телефонные аппараты.

Миллиардер поднялся с кресла и вышел из-за стола навстречу гостье.

— Добро пожаловать, мисс Девин! — воскликнул он, оголяя в широкой улыбке идеально белые ровные зубы. — Обожаю ваши статьи. А от последней, в «Экономисте» — о преимуществах налоговой системы в России, — вообще в полном восторге!

— Не преувеличивайте, — спокойно ответила Фиона, пожимая руку Малковича и тоже улыбаясь. Экспансивность — его прием, сразу поняла она. Давно освоенный метод воздействовать на тех, кого он надеется себе подчинить. — Эта статья — всего лишь несколько тысяч слов анализа. Кстати, я слышала к составлению нового налогового кодекса вы лично приложили руку?

Малкович пожал плечами.

— Руку? Ну, не то чтобы. — У него заискрились глаза. — Возможно, и добавил от себя словечко-другое. Только и всего. Человек я сугубо коммерческий и в дела внутренней политики государства предпочитаю не особенно вмешиваться.