Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Золотая свирель

ModernLib.Net / Фэнтези / Кузнецова Ярослава / Золотая свирель - Чтение (стр. 19)
Автор: Кузнецова Ярослава
Жанр: Фэнтези

 

 


      За спиной у меня послышались перешептывания — сумма была непомерная. Кукушонок, однако, встрепенулся, оглянулся с надеждой на шевелящийся зал. В толпе раздались возгласы — и через натянутую цепь, споткнувшись и грохнувшись на колени рядом с Ратером, вывалился его отец, Хелд-паромщик.
      — Господин судья! Умоляю, дайте еще три дня, я наберу денег! Как Бог свят, наберу, не сойти мне… У меня уже почти половина! Я думал — только пятьдесят потребуется…
      Судья даже не потрудился ответить, зато поднялся писец, закатил глаза к потолку и монотонно завел:
      — Правило выкупа таково, что деньги должны быть внесены немедленно. Отсрочка на день предоставляется в том случае, если проигравшая сторона изъявит готовность уплатить дополнительно судебные издержки в виде трех авр за каждый день отсрочки, и таких дней может быть до семи.
      — Чего? — испугался паромщик. — По три авры за день отсрочки? А отсрочка только на день? Или семь дней по три авры? Ой, господин судья, я ж дурень такой старый, не пойму премудрости этой…
      Судья откинулся на спинку кресла и задумался. Потянулась пауза. Я оглянулась, разыскивая глазами Пепла, однако оказалось, что сразу за мной имеет место невероятно широкий господин, за которым вообще ничего невозможно разглядеть.
      Судья окончил раздумья. Кряхтя, полез под стол, оттолкнул сунувшегося стражника и собственноручно извлек на свет здоровенную пыльную инкунабулу. Нацепил на нос увеличительные стекла, раскрыл инкунабулу где-то посередине, и принялся томительно долго, плюя на пальцы, перелистывать.
      Кукушонок извертелся весь, оглядывая толпу. Пару раз ищущий его взгляд проскальзывал по мне, но я не поднимала головы. Терпение, братишка. Еще немножечко. Еще чуть-чуть…
      Наконец, судья нашел искомое, помусолил пальцем по строке, и изрек:
      — Данное положение надлежит толковать в том смысле, что если у ответчика денег нет, то пусть платит сейчас же. А если есть, то пусть платит через семь дней.
      — Как?.. — потеряно переспросил паромщик.
      — У тебя деньги есть?
      Ратеров отец сжался под судейским грозным взглядом.
      — Есть… шестнадцать авр, вот… пятнадцать и три архенты…
      — Требуется пятьдесят пять. Так что плати сейчас.
      Хелд Черемной побелел как мел. На подгибающихся ногах шагнул к столу, вытащил из-за пазухи мешочек и вывернул его над бумагами. Писец неторопливо пересчитал, неудачно попытался уронить монетку в рукав, поморщился и объявил:
      — Так и есть, господин судья, пятнадцать и три архенты.
      — Этого мало. — Судья снова откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. — Забирай свои гроши. Приговор выносится в виде отрубания руки и изгнания из города как нарушителя спокойствия и общественного порядка.
      Паромщик повалился на колени, а Кукушонок наоборот, медленно встал и замер, угрюмо набычившись и приподняв плечи. В толпу он больше не смотрел.
      — Постойте! — Это, наконец, объявился Пепел. Звучный, хорошо поставленный голос певца перекрыл гвалт и ропот толпы. — Господин судья, прошу пересмотреть приговор, залог сейчас будет уплачен. Господа, — чуть потише, пробиваясь вперед, — господа, разрешите пройти.
      Пепел перешагнул цепь и уверенно двинулся к столу. В поднятой руке он держал кошелек.
      — Господин судья, разрешите мне прямо тут, на ваших глазах, отдать свой старый долг уважаемому Хелду Черемному. Я никак не мог сделать это раньше, потому что прибыл в ваш прекрасный город совсем недавно. Вот, господин судья, здесь ровно пятьдесят золотых, и с тем, что принес уважаемый паромщик, как раз хватит на залог для этого юноши.
      Пепел раздернул завязки и высыпал деньги прямо поверх жалкой паромщиковой кучки.
      Зал ахнул.
      Пауза.
      У паромщика отвисла челюсть. Ратер же разулыбался как маленький, часто сглатывая и моргая, торчащие скулы его вдруг вспыхнули румянцем. Он выпрямил сутулую спину и нахально, даже с вызовом повернулся спиной к судье и судейскому столу, лицом к толпе — и снова принялся обшаривать ее глазами.
      Старинные монеты нисколько судью не смутили. Он даже пересчитывать их не стал, а о разнице в десять полновесных золотых все как-то позабыли.
      — Хорошо, — заявил судья, подняв, наконец, взгляд от денег. Однако голос его ни на четверть тона не изменился, остался таким же скрипучим и скучным. — Итак, приговор выносится в виде залога, уплаченного Хелдом Черемным, отцом ответчика. Ратер по прозвищу Кукушонок изгоняется из города как нарушитель спокойствия и общественного порядка. — Поднялась сухая, искалеченная атритом рука. — Уберите залог в шкатулку. Кто там следующий?
      Дорогу к выходу из судилища я пролагала клюкой — народ гомонил и волновался. Вырвавшись на свежий воздух, нырнула в ближайшую тень и привалилась там к стене.
      Фу-у… Мокрая, как мышь… Но, кажется, дело сделано. Теперь надо только дождаться Пепла и Ратера с отцом, отдать паромщику оставшиеся деньги… и все. Буду отдыхать. Купаться пойду, вот что. Сниму это корявое платье, эту колючую шаль, лягу в воду…
      Плечо мне стиснула чья-то рука. Я открыла глаза и от неожиданности едва не завопила.
      — Тссс! — Амаргин прижал палец к губам. — Ты чего, подруга, дергаешься? Небось я не стражник, не разбойник какой. Отклеивайся от стенки и пошли отсюда.
      — Амаргин…
      — Узел свой можешь оставить Эльго, так уж и быть, он передаст его твоему приятелю.
      — Эльго?
      — Он здесь.
      Из-за спины Амаргина выступил огромный черный пес. Помахал хвостом, дружелюбно оскалился. Темно-алые глаза его жутковато светились даже среди бела дня. Я с трудом перевела дыхание и прижала узел к груди.
      — Я… мне надо дождаться… не могу просто так уйти, они ведь будут меня искать. Амаргин, они сейчас выйдут.
      Волшебник сморщил нос:
      — А вместе с ними выйдет пара соглядатаев. Хочешь, чтобы тебя вычислили и связали с той кучей древнего золота, которую вы оставили на столе судьи? Голубушка, ты и так уже наследила, дальше некуда. Пойдем, нам надо спешить. Эльго разберется с твоими приятелями.
      Я взглянула на пса.
      — Разберусь, — подтвердил Эльго. — Если за ними будет слежка — собью со следа. И что ты там хотела передать — передам. Нагнись-ка, чего тебе на ухо скажу…
      Я нагнулась к пылающим глазам, к сахарной, жарко дышащей пасти.
      — Ты молодец. — Собачий язык, словно обваренная кипятком тряпка шлепнул меня по щеке. — Амаргин все мне рассказал. Я, между прочим, проспорил ему желание.
      — Какое желание?
      — И-и! Я не верил, что ты заберешься в грот. По крайней мере, так скоро. Проспорил, теперь вот буду дела твои улаживать, если что.
      — Хватит шептаться. — Волшебник подхватил меня под локоть и вздернул на ноги. — А ты, лохматый, не захвали мне ученика. Ничего такого сверхъестественного она не совершила. Всего лишь выполнила первое свое задание.
      Узел с золотом глухо плюхнулся на мостовую. Большой черный пес лег в пыль у забрызганной высохшей грязью стены, и зажал сверток между передними лапами.
      Я посмотрела на распахнутые двери суда. Люди входили и выходили, но никто не обращал на нас внимания. Ладно. Если Кукушонок захочет со мной попрощаться, он знает, где меня искать. Жалко, конечно, что он уедет. Нравится он мне, что там говорить, успела я к нему привязаться, к мечтателю эдакому… эх… Но главное — он цел и свободен. И это прекрасно.
      — Куда ты меня волочишь, Амаргин?
      — Ты там поживее ногами-то перебирай. Время уходит. Самый удобный момент мы прозевали, так что торопись.
      Маг широко шагал, таща меня за неудобно вздернутый локоть. Палку свою я выронила, да она уже не нужна была. Амаргин держал путь куда-то в сторону Козыреи, к портовым кварталам. Мы свернули в узенькую улочку, с нее — в другую, потом в третью… Потом дорогу нам перегородила каменная стена, в стене были ворота, а за воротами — широкий безлюдный блестящий лужами двор. Из глубины двора тянуло душной грубой вонью.
      — Фу, Амаргин! Что здесь?
      — Красильня. Зажми нос, чтобы не отвлекаться. Иди сюда.
      Вся земля во дворе была залита жидкой бурой грязью. Пространства грязи в нескольких местах пересекали цепочки камней — наверное, чтобы по двору можно было передвигаться, не пачкая ног. Одна из таких цепочек вела прямиком к большому водяному насосу, пристроенному над колодцем.
      — Залезай на камни, — велел Амаргин. — Вот так… зажми нос, смотри только под ноги. На счет "три" начинай двигаться вон в ту сторону. Все время смотри на камни, поняла?
      — Зачем?
      — За шкафом! Делай, что говорю, времени мало. — Он взялся за ворот насоса. — Поехали. И — раз!
      Я встала на камень, подобрав одной рукой подол, а другой зажав ноздри. Заскрипел поворачиваемый ворот.
      — Два!
      Ворот заскрипел быстрее. Солнце масляно плавилось в лилово-черном киселе, от яркого света свербило в глазах.
      — Два с половиной!
      Чуть ощутимо дрогнула почва от ударившей из желоба водяной струи.
      — Три! Пошла!
      На жирный глянец грязи, крутя желтую пену и какие-то черные ошметки, наискосок налетела первая волна. Я двинулась вперед. Соседний камень оказался как раз на том расстоянии, чтобы достать его широким шагом.
      — Четыре!
      Четыре? Разве мы договаривались?..
      Скрипел ворот, вода, хлещущая по земле, очистилась от пены. Смотреть на нее было еще труднее, чем на грязь — солнце дробилось тысячью алмазных игл, режущим глаз крошевом бликов. Я перешагнула дальше.
      — Пять!
      Стопами я ощущала напряжение камня, выдерживающего напор течения. Вода качалась, плескала, слепила глаза… Еще шаг.
      — Шесть!
      Розовая гранитная макушка была мокрой — предыдущая волна накрыла его с головой. Я поспешила перешагнуть на другой камень, однако он оказался заметно дальше соседа — пришлось прыгнуть.
      — Семь!
      Камень покачнулся, я тут же присела на корточки, вцепившись в него руками. Юбка немедленно свесилась в воду. Ворот скрипел пронзительно, отрывисто, будто плакал. Ну-ка, следующий шаг…
      — Восемь!
      В тени камней вода была зеленой. Ворот плакал, как чайка. Ветер…
      — Девять!
      Я сделала еще один шаг и поняла, что вода осталась позади. Перед глазами были навалены гладкие, обкатанные прибоем глыбы. Еще дальше поднимался к небу гранитный бок огромной, похожей на парус скалы.
      Над скалой кружили чайки.
      За моей спиной цепочка камней соединяла правый берег Нержеля и Стеклянную Башню, мой маленький волшебный остров.

Глава 17
Малыш

      Еще за моей спиной обнаружился Амаргин. Он хлопнул меня по плечу, подталкивая к едва заметной тропинке, огибающей скалу:
      — Молодец. Чистенько прошла. Теперь открой грот.
      Я испугалась:
      — Как, сразу? Прямо сейчас?
      — Поторопись, вода уходит. Давай вот отсюда открывай, с этого места.
      — Как?
      — Да как угодно. Как воображение подскажет.
      Я положила ладони на отвесную каменную стену. Меж моих рук как раз проходила граница тени. Пурпурно-серый гранит, шершавый, бороздчатый, в белесой известковой патине, в чешуйках слюды, прохладный в тени и иссушающе-теплый под солнцем.
      Камень!
      Слепой, глухой, непроницаемый, неколебимый. Это же камень! Ну как сквозь него…
      Поверх правой моей ладони легла бледная жилистая рука с коротко обрезанными ногтями.
      — Да, — сказал Амаргин у меня над ухом. — Да. Камень слеп, глух и непроницаем. И ты с ним ничего не сделаешь. У тебя слишком мало сил, чтобы изменить его — да и стоит ли его изменять? Не легче ли изменить себя?
      — Как? — пролепетала я.
      Губы у меня едва шевелились. Я не могла оторвать глаз от крупитчатой поверхности гранита.
      — Всего лишь немного раздвинув рамки своего восприятия. То, что видят твои глаза, не является истиной. Помнишь бабочек-однодневок?
      На левую мою руку легла вторая амаргинова ладонь, жесткая, едва теплая.
      У бабочек-однодневок есть набор правил, вспомнила я. Бабочка-однодневка считает, что весь мир — это берег реки и пара деревьев. Бабочка-однодневка считает, что после заката солнца происходит конец света. Стрекоза, которая живет дольше, уверена, что конец света начнется, когда закончится лето. Мы знаем, что мир не таков, каким его представляют себе бабочки и стрекозы. Маги знают, что мир не таков, каким себе его представляем мы…
      — Есть ночь и зима, и пространства тени, те края, куда не проникает привычный взгляд, те места, которые игнорирует каждодневное восприятие, те грани реальности, где обыватель слеп, глух и непроницаем. Видевшему иные миры проще сдвинуть рамки обыденности, он не испугается невозможного и не будет, защищаясь, успокаивать себя объяснениями.
      Я почти ткнулась носом в прохладный бок скалы. Камень не был однородным. Кристаллики кварца сияли, как крохотные звездочки, слюдяные чешуйки таинственно посверкивали, сотнями оттенков переливалась сиренево-розовая плоть, справа окрашенная тенью, слева обесцвеченная солнцем, местами напоминающая сахарный слом экзотического фрукта арбуза, а местами — кору старого дерева. Известковая глазурь размазалась длинными потеками, черный лишайник прилепился резной бархатной розеткой…
      — Шаг в сторону — и то, что ты знаешь как камень, превращается в ствол дерева. Еще шаг — и ты уже не ты, а рыжий муравей, ползущий по этому стволу. Еще шаг — и ты не муравей, а капля росы, стекающая в трещину. А еще дальше — мир теряет знакомые очертания, и ты уже не знаешь, как назвать себя, ты уже не понимаешь кто ты вообще есть — живое существо? Кристалл? Ветер?
      Но так я потеряю себя…
      — Э, а вот этого не бойся. Это совсем не так просто. В нас, в человеках, заложена такая мощная защита, что сломать ее практически невозможно. Человеческий разум очень гибок. Твоя личность как ветка ивы — гнется, но не ломается. А если сломается…
      Если сломается?
      — …то не стоит и жалеть о ней.
      Внутри у меня опустело. Захлопнулись двери, упали засовы, защелкнулись замки. Пустота. Мысли, страхи, вопросы и беспокойство — все они остались снаружи — колотить в запертые ставни, кричать, грозить и топтаться на крыльце.
      Я не ощущала ни камня под ладонями, ни амаргиновых рук поверх.
      — В нашем случае всего-то требуется — заглянуть в ту часть реальности, где скала не является скалой, а существует в виде, например…
      …шатра. Большого шатра с тяжелым войлочным пологом…
      Ну, хотя бы так. Ты чувствуешь, каков этот войлок на ощупь? Какой он плотный, тяжелый, словно бы чуть влажный, но не от воды, а от того волосяного сала, что осталось в овечьей шерсти. Чувствуешь, как покалывают ладони упругие ости шерстинок… как пахнет этот войлок, кисловато, зверино, душно… видишь… видишь его спрессованную волокнистую плоть, глухо-серую, с отдельными цветными ворсинками… отодвигай его… вот так, снизу-вверх, пальцами его не ухватишь… вверх и в сторону… видишь, открывается проход… темный проход вглубь шатра…
      Иди туда. Иди.
      Иду.
      — Ну вот, — весело сказал Амаргин, потрепав меня по щеке. — Прошли как по маслу. Почти все ты сделала сама, я только вывел тебя на дорожку. Что ж, это внушает определенные надежды.
      Я проморгалась, привыкая к полумраку. Тускло мерцало золото, чуть дальше, над неподвижной водой озера висело туманное полотнище дневного света. Амаргин сел на выпуклый горб щита и принялся разуваться.
      — Как все… неожиданно, — пробормотала я.
      — У меня нет времени рассусоливать, — проворчал маг. — Без тебя дел хватает. Мы сюда не просто так пришли. Снимай обувь.
      — Пойдем к мантикору?
      — Да.
      Мы пересекли озеро по высокой воде и свернули налево, в студеную темень, за обломок скалы, оплетенный известковой бородой. У входа в малый грот я остановилась, нашаривая корзину в щели между камнями.
      — Оставь. — Амаргинов голос прозвучал сипло и глухо. — Рыба нам не понадобится.
      Он взял меня за руку и потянул за собой. Мы вместе шагнули сквозь липкую, как паутина, пленку мрака.
      В первый момент мне показалось, что мы вошли не в малый грот, а в какое-то другое место. Но это только в первый момент.
      Дышать здесь, как всегда, было нечем. Обычный выдох оказывался непозволительно длинен, а поспешный вдох не спасал; голова тут же муторно закружилась. Белесо-бледная, на две трети разбавленная мертвая вода заполняла грот почти на высоту моей груди, и неприятно напоминала стоялый мутный рассол.
      — А… где мантикор?
      Голос мой сполз до шепота. Но прежде чем Амаргин ответил, я увидела его — в двух шагах от нас, огромной бесформенной грудой, фосфорным, тускло тлеющим под водой пятном.
      — Как??!
      У меня немедленно сбилось дыхание. Я принялась кашлять, сгибаясь пополам, едва не окунаясь носом в зеленую жижу, пока волшебник изо всей силы не двинул ладонью мне промеж лопаток, словно я поперхнулась — как ни странно, дыхание восстановилось.
      Амаргин подтолкнул меня вперед.
      — Парня надо вытащить.
      — За…зачем? Он же… его же… ты же сам…
      — Осторожно, располосуешь себе ладонь! Не трогай его. Берись за обрывок цепи.
      Под опалесцирующей поверхностью воды распласталось на боку длинное драконье тело, мощные лапы вытянуты, человечий торс неловко вывернулся, одна рука откинута в сторону, вторая брошена поверх лица. На груди разлеглась толстой змеей оборванная цепь — я погрузила руку в воду и ухватила ее. Амаргин, в свою очередь, нашарил конец другой цепи.
      — Потащили.
      — Ку… да?..
      — Наружу. Не болтай, а тяни. Пока вода не спала, мы его вытащим.
      Я потянула за цепь, локоть мантикора съехал с лица — и я мельком увидела темные провалы глазниц. Кажется, глаза его были открыты.
      — Не зевай!
      Огромное тело неожиданно легко сдвинулось, поволоклось по дну следом за нами. Мы миновали границу мрака, вывалились в полутемный закоулок большого грота, где сразу же стало легче жить, дышать и двигаться. На повороте длинный мантикор застрял. Амаргину пришлось сбегать на берег и приволочь гигантский меч в ножнах, с помощью которого нам удалось Дракона развернуть. Меч бросили тут же, а мантикора отбуксировали в озерко и попытались вытащить на берег хотя бы частично. Однако, даже чуть-чуть показавшись над кромкой воды, он сделался абсолютно неподъемен.
      — Не трогай его, говорю! — заорал на меня Амаргин, когда я бросила цепь и попыталась ухватить мантикора за плечо. — Отрежешь себе пальцы и не заметишь. Гляди, вон уже подол раскроила. Не трогай малыша. Пусть так лежит. Сейчас отлив, к вечеру здесь вообще сухо будет.
      — Но у него лицо под водой!
      — Да ничего с ним не сделается… Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.
      Теперь, при дневном освещении, когда над нашими головами стены грота размыкались узкой щелью, мантикорья шкура обнаружила свою оригинальную окраску. Вовсе не фосфорно-зеленую. Драконьи бока оказались покрыты некрупной иссиня-серой чешуей, со свинцовым тусклым блеском, брюхо было чуть посветлее, а хребет темный, почти черный, и черный же, как из железа выкованный гребень. По всему телу, словно муар, раскиданы темные полосы и пятна, такие же полосы и пятна виднелись на руках, вооруженных длиннющими черными когтями. Кожа человечьего торса казалась пепельно-смуглой, будто ее натерли графитовой крошкой, в ней явно присутствовал холодный металлический оттенок. Пышный ворох лезвий-волос цвета вороненой стали колыхался под водой, словно фантастические водоросли.
      Амаргин принес щит, на котором давеча сидел, и прикатил довольно большой камень. Сообща мы подсунули щит мантикору под голову и плечи, под щит загнали камень — и лицо Дракона приподнялось над водой.
       Глаза его таки были открыты. Длинные глаза в форме ивового листа, с приподнятыми к вискам уголками, в кайме полуторадюймовых ресниц, под широкими бровями вразлет — они были начисто лишены белка и раду ж ки, слепо-черные, как прорези в маске. Такие же глаза были у горгульи по имени Ската. Такие же глаза были у Перлы, Прекрасной Плакал ь щицы. Такие же глаза оказались у огромной спящей твари, которую мы с Амаргином выв о локли из мертвого озера на белый свет.
       Почему-то там,на той стороне , это не выглядело настолько… настолько неуместно. Там это было очередной необыкновенностью волшебн о го мира, здесь же… это коробило и вгоняло в дрожь. Я невольно попятилась.
       — Он… слепой?
       — С чего ты взяла?
       — Жуткие глаза какие…
       — Не городи ерунду. Нормальные глаза. Хватит пялиться. Пойдем на берег, обсохнем.
       Амаргин вылез из воды и принялся выкручивать подол своего балахона. Я снова п о смотрела на мантикора.
       Ну чего ты, правда, на глаза мантикорские напряглась? Глаза как глаза, он ведь не ч е ловек, он явно тварь стой стороны . Красивый, дьявол… несмотря на глаза.
       Мы же с ним разговаривали прошлой ночью, это был не сон, не бред. Зажмурившись, я с некоторым усилием вызвала в памяти — пронзительное ощущение его присутствия, теплое дыхание в затылок, щекочущий горло смех, и — доброжелательное, радостное — "Здравствуй. Я помню тебя…"
       Эрайн.
       Я знаю имя твое, Дракон. Глубинное, истинное имя, имя темных недр, имя близкого пламени, имя подземных тайн, имя бездны, имя мрака, имя серебра…
       Эрайн. Просыпайся. Просыпайся, друг, я жду тебя. Я хочу поговорить с тобой. Я хочу сказать тебе…
       — Лесс! Ты там приросла, что ли?
       Черт! Сбил весь настрой, ехидна бледная. Ну чего тебе еще от меня надо?
       — Я кашу поставил греться. Сейчас поедим.
       — А мантикор?
       — Мантикор пусть лежит. К ночи очнется, я думаю. Или к утру завтрашнему. Оставь его пока.
       Я выбралась на берег. Подол черного старушечьего платья и впрямь оказался расп о рот, а на ноге краснела длинная царапина, уже склеенная н о вой кожицей — в мертвой воде действительно можно было лишиться пальцев и ничего не почувствовать. И только потом обнаружить гладенькие, акк у ратно заросшие кожей культи.
       — Зачем мы его вытащили, Амаргин? Срок его заключения вышел?
       — Вроде того. — Волшебник переломил об колено окатанную водой доску и бросил в огонь. — Малыш потихоньку начал просыпаться. Это ты его разбудила, между прочим.
       — Я?
       — А то кто же? Четверо суток просидела у него в голове. Еще когда в мертвом озере в а лялась. А вчера он окончательно пробудился. Видишь, даже цепи порвал.
       — А раньше… он их порвать не мог?
       — Не мог, конечно. Он же спал. Ему требовался кто-то извне, вроде тебя, чтобы пр о снуться.
       — Значит… Ты нарочно привел меня сюда? Чтобы я разбудила мант и кора?
       — Надо же было тебя к чему-то приставить. — Маг хитро усмехнулся и подмигнул. — А тут дело хорошее сделала, пользу принесла.
       Мне почему-то не понравился его тон. Да и смысл сказанного тоже не понравился. Использовал меня как… я не знаю, как механизм какой-то. Я надулась:
       — Еще скажи, что ты знал, что я свалюсь в озеро и промаринуюсь в нем несколько с у ток.
       — Я предполагал, что это произойдет, — не стал отпираться Амаргин. — Малый грот все-таки довольно жуткое место. Но даже если бы ты не отвал я лась свои четыре дня в озере, рано или поздно ты бы все равно достучалась бы до Малыша и разбудила его. Пара дней, нед е ля, месяц — для него это уже не суть как важно. Он слишком долго спал.
       Амаргин улыбнулся, взглянул мимо меня на лежащее в воде драконье тело. Улыбка эта была хорошая, даже нежная, и я малость оттаяла.
       — Ну ладно… я все понимаю. Но зачем ты сделал это моими руками, Амаргин? Ты бы и без меня прекрасно мог…
       — Зачем сапожник выдает подмастерью кусок кожи, гвозди и молоток? Уж наверно не потому что ему трудно стачать сапоги без посторонней помощи, — маг взял серебряный ку в шин, в котором я хранила пресную воду и плеснул немного в комковатую кашу. — Помешай, а то пригорит.
       — Тогда расскажи мне о мантикоре. За что он был тут прикован?
       Амаргин усмехнулся.
       — "За что?" За руки, как ты успела заметить.
       — Амаргин!
       — Мне только и заботы, что над тобой подтрунивать. Не интересно — ты быстро вых о дишь из себя. За какие грехи? Знаешь, он сам тебе об этом расскажет… если сочтет ну ж ным. Давай кашу есть.
       Он ловко вытащил котелок из огня — опять голыми руками, словно забыл об утреннем спектакле. Я взяла ложку.
       — А ты, Амаргин, ты-то какое имеешь отношение к мантикору?
       Я была почти уверена, что он пожмет плечами и скажет "никакого". Однако маг з а держал ложку на полпути ко рту и улыбнулся:
       — О! Самое прямое. Малыш был старшим учеником у Стайга Ловца. Мы с Враном — его младшие товарищи.
       — У Стайга ?
       "Ты ведь недавно у Стайга?" — вспомнила я.
       — Да, Стайгом звали нашего учителя, моего поручителя.
       — Который вместе с другими погиб в драке с Изгнанником?
       — Он самый. Давно это было.
       — Эрайн упоминал о Стайге, — пробормотала я. — Ой, я хотела сказать — мантикор…
       — Я знаю его имя, — поднял ладонь Амаргин. — Ничего страшного. При чужих только не говори. Называй его Малыш.
       — Он сперва решил, что я — тоже ученица Стайга. Очень удивился, когда узнал, что твоя.
       — Парень слишком долго спал. У него сместилось восприятие врем е ни.
       Амаргин увлеченно зашаркал ложкой по дну, выскребая поджаристую корку. Некот о рое время мы молчали, доедая кашу. Потом маг напился воды из кувшина, вытер рукавом г у бы и сказал:
       — Я хочу, чтобы ты помогла Малышу привыкнуть и разобраться что к чему, хотя бы на первых порах. Это будет полезно для вас обоих. Кроме т о го… — Амаргин нахмурился и потер пальцем переносицу. — Кроме того, я должен предупредить кое о чем. Будь готова к некот о рым сложностям. У парня серьезные неприятности, с которыми он должен справиться. Ин а че… он погибнет.
       Я напряглась:
       — Что с ним такое?
       Волшебник поморщился. Выдержал паузу. Потом неопределенно пошевелил пальц а ми:
       — Прошлое. Его прошлое. Оно никуда не делось, оно осталось с ним. Хуже того — пр о шлое проснулось раньше и теперь пытается взять верх. М а лыш расскажет, если захочет. Ты просто знай, что ему сейчас будет очень, очень тяжело.
      — А что я должна делать?
      — Старайся не оставлять его одного.
      Я перевела взгляд на огромное тело, бессильно раскинувшееся в воде, и пообещала себе, что не спущу с него глаз. Если за Эрайном и числилась какая-то вина, то разве она не искуплена веками заточения?
      Амаргин встал.
      — Ну, ладно. Дерзай, Лесс. А мне пора. — Он со смаком потянулся, похлопал себя по животу. — В кои-то веки поел горячего. Посуду помой, слышишь? Потом, сейчас проводи меня.
      Я поднялась следом. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Что ни говори, но оставаться один на один с мантикором, который вот-вот проснется, было как-то… неуютно. Однако просить Амаргина остаться неразумно вдвойне — он все равно уйдет, да только на прощание обсмеет меня с ног до головы. Хотя сегодня он был необыкновенно мягок и приветлив, и разговаривал со мною по-людски. И чего на него нашло? Или это я вела себя паинькой и порадовала старика?
      Мы вышли наружу. Жара спала, но воздух был неподвижен и тяжел. Солнце перевалило зенит и уверенно катилось к западному горизонту. А на юго-востоке небо заметно налилось жутковатой синевой — Пепел оказался прав. Шла гроза.
      Амаргин махнул рукой:
      — Ну, мне пора. Не балуйтесь тут, — и ступил на качающийся камень, первый в цепочке валунов, соединяющих берега.
      Что ж. Все не так плохо, как мне мерещилось. Все совсем не так плохо. Амаргин назвал меня ученицей, эдак походя назвал, словно между прочим, словно и не знал о грызущих меня сомнениях… Ага, не знал. Все он прекрасно знал, просто не считал нужным… Ну и шут с ним. Мне даже не обидно. Он учитель, а я — комок глины. Он лепит, месит, бьет, поливает холодной водой, кладет под пресс… Да, учитель. Спасибо, учитель. Как пожелаешь, учитель.
      А мантикора, значит, зовут Малыш. И Ирис тут ни при чем. Малыш — это мантикор, а Ириса тут и рядом не стояло… Значит, я тогда ошиблась.
      И спутала желаемое с действительным.
      Очень хотелось думать, что у меня есть к Ирису хоть какая-то ниточка. Ниточкой была свирель. Но теперь ее нет.
      Но я ее найду. Я вернусь на ту сторонуи разыщу Ириса. Я вылечу от мучительной болезни короля Нарваро. Я разгадаю Пеплову загадку и помогу ему. Я подарю Ратеру земельный надел, чтоб никто никогда не смел выгнать его из дома. Я отправлю Кайна и его собаку в сумасшедший дом, а если такого дома в Амалере нет, то я его построю. Самым охраняемым обитателем этого дома будет принцесса Мораг. У нее отберут плеть и наденут на нее смирительную рубашку. А еще у меня будет верный защитник и преданный друг, мое ручное разумное чудовище. Королевепридется считаться со мной. Я превзойду Амаргина. Я буду могущественна и свободна. Я буду жить вечно…
      Я вернусь на ту сторонуи скажу — Ирис. Ты же поручился за меня. Как ты мог…
 
       Под соснами было темно, но и когда мы выехали на берег реки Ольшаны, светлее не стало. Небо хмурилось. Из-за кромки леса, клубясь и к у выркаясь, накатывали тучи. Где-то далеко, за нашими спинами, за дюнами, над морем, рокотал гром. Буланый конь встряхнул головой и прижал уши.
       На открытом берегу метался ветер. Пахнуло водой — пресной водой, без примеси й о да или соли, встревоженной речной водой, сырой травой и мокрой глиной. Прибрежные ивы лохматило воздушным потоком. Рыжий плащ моего спутника вздулся горбом, задрал полу, и, мелькнув черной по д кладкой, больно хлопнул меня по щеке.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48