Гарри Босх - Поэт

Торсон раскрыл свой бумажник, продемонстрировав удостоверение и жетон. Я увидел, как беспокойно забегали маленькие поросячьи глазки Краснера.

— Так, хорошо. Полагаю, вы уже поняли, в чем суть разговора, — сказал Торсон.

Посмотрев на второго адвоката, он добавил:

— Надеюсь, вы нас простите?

В коридоре Краснер продолжил свою адвокатскую буффонаду:

— Ладно, у меня слушание через пять минут. О чем это вы?

— Мне показалось, вы уже поняли, — заметил Торсон. — Вопрос об одном из ваших клиентов, Уильяме Гладдене.

— Никогда о нем не слышал.

Краснер сделал попытку проскользнуть мимо нас и вернуться в зал суда, но Торсон невозмутимо протянул руку и жестко приставил к груди адвоката.

— Я бы попросил, — сказал Краснер. — Вы не имеете права ко мне прикасаться. Не трогайте меня.

— Вы знаете, о чем речь, мистер Краснер. У вас будут серьезные неприятности, поскольку именно вы утаили правдивые данные об этом человеке.

— Вы заблуждаетесь. Я не имел понятия, кто он на самом деле. Это дело рассматривалось на основании известных мне фактов. Кем бы он ни оказался, меня, как адвоката, это не интересовало. Нет и быть не может подобной улики, и меня нельзя заподозрить в особом умысле.

— Не мелите воду в ступе, советник. Поберегите аргументы для судьи. Где Гладден?

— Не имею представления. И если бы даже имел...

— То не сказали бы нам? Это неправильная позиция, мистер Краснер. Если позволите, я кое-что вам расскажу. Прочитав записи вашего выступления в защиту мистера Гладдена, я понял, что они создают о вас дурное впечатление. Конечно, если вы понимаете, что я имею в виду. Не кошерное впечатление. Что, вероятно, вызовет проблемы.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Как случилось, что после ареста он позвонил именно вам?

— Не знаю. Я не спрашивал.

— Его направили?

— Полагаю, да.

— Кто?

— Не знаю. Я же сказал, что не интересовался.

— Вы педофил, мистер Краснер? Вас интересуют маленькие девочки или маленькие мальчики? Может, и те и другие?

— Что?

Мало-помалу аргументы Торсона заставили адвоката отступить к мраморной стене, и Краснер заметно сник. Держа перед собой папку с бумагами, он словно пытался защититься. Но одних бумаг явно недоставало.

— Ты же знаешь, что я имею в виду, — продолжал мой напарник, нависая над Краснером. — Отвечай, почему из всех городских юристов Гладден выбрал именно тебя?

— Я же вам отвечаю! — заверещал Краснер, привлекая взгляды находившихся поблизости. Понизив голос до шепота, адвокат продолжил: — Не знаю, почему он выбрал меня. Просто позвонил по телефону, а мой номер есть в справочнике. Это свободная страна!

Торсон помедлил, словно предлагая адвокату говорить, но тот замолчал.

— Вчера, просматривая материалы, я обратил внимание, что Гладден вышел на свободу уже через два часа пятнадцать минут после заседания суда. Как же он успел внести залог? Ответ простой: в тот момент деньги уже были у вас. Нет? Тогда вот в чем вопрос: как вы получили деньги, если Гладден находился в тюрьме всю ночь?

— Электронным переводом, это законный путь. Вечером мы обсудили мой гонорар и возможную величину залога, а на следующее утро он сделал перевод. Мне даже не понадобилось этим заниматься. Я... Вы не имеете права стоять здесь и обливать меня грязью.

— Я имею право делать то, что должен. И ты мне охеренно не нравишься. Я уже проверил, что имеет на тебя местная полиция. Я много узнал о тебе, Краснер.

— О чем это вы говорите?

— Не догадываешься? Скоро поймешь. Они идут к тебе, коротышка. Из-за тебя этот подонок ходит по улицам. И ты только посмотри, что он делает!

— Я не знал! — извиняющимся тоном проговорил Краснер.

— Конечно, никто ничего не знал. У тебя есть телефон?

— Что?

— Те-ле-фон. Мобила есть?

Торсон шлепнул свободной рукой по папке, которую держал адвокат. Его движение заставило Краснера нервно дернуться.

— Да-да, есть. Телефон у меня есть. Но вы не...

— Уже лучше. Доставай его и звони секретарше. Пусть она распечатает информацию об электронных переводах на твой счет. Скажи ей, что я буду в конторе минут через пятнадцать и сниму копию.

— Вы не имеете права... У меня свои расчеты с... в том числе и с данным клиентом. Хранить тайну я обязан по закону, и не важно, что он совершил. Я...

Торсон снова шлепнул рукой по папке, прервав речь Краснера на полуслове. Было очевидно, что агенту нравится шпынять недомерка.

— Давай же звони. Тогда я сообщу местным, что ты нам помог. Звони скорее, или следующую жертву повесят прямо на тебя. Потому что ты знаешь, о ком и о чем мы толкуем.

Краснер нехотя кивнул и полез в свою папку за телефоном.

— Так-то лучше, советник, — сказал Торсон. — Вижу, вы уловили суть.

Пока Краснер звонил в контору и дрожащим голосом отдавал распоряжения, Торсон стоял молча, наблюдая за ним. Мне еще не приходилось видеть, чтобы роль «плохого» полицейского играли с таким профессионализмом, особенно в отсутствие напарника, то есть «хорошего» полицейского.

Не знаю, восхищало меня мастерство Торсона или шокировало, но из вальяжного позера Краснер превратился в дрожащее желе. Как только адвокат сложил мобильник, Торсон задал вопрос о сумме перевода.

— Шесть тысяч долларов.

— Пять в счет залога и одна вам, за услуги. Как же так? Почему не выжать из него больше?

— Он сказал, будто это все, что есть. Пришлось поверить на слово. Я могу идти?

На лице Краснера появилось просительное, даже виноватое выражение. Прежде чем Торсон успел ответить, дверь зала приоткрылась, и из нее высунулся судебный пристав.

— Арчи, тебе дают слово.

— Спасибо, Джерри.

Не дожидаясь комментария Торсона, адвокат сунулся было к двери. Тут его снова остановила рука агента, опять же толчком в грудь. В этот раз Краснер не стал сетовать, что его коснулись. Просто затормозил, глядя в пространство перед собой.

— Арчи... Надеюсь, можно называть тебя так? Тебе нужно подумать о душе. Конечно, если она у тебя есть. Тебе ведь известно многое, намного больше, чем ты нам рассказал. Чем больше времени ты тратишь впустую, тем больше шансов, что потратишь зря, ни за что ни про что, всю свою гребаную жизнь. Подумай об этом на досуге, а потом обязательно позвони.

Достав визитную карточку, агент опустил ее Краснеру в боковой карман пиджака, легонько по нему похлопав.

— На обороте отмечен мой местный номер. Позвони как-нибудь. Потому что если я получу информацию от кого-то еще, а потом узнаю, что этой информацией располагал и ты... Тогда, советник, я буду беспощаден. Охеренно беспощаден.

Отступив, Торсон освободил дорогу, и адвокат осторожно скользнул к двери зала суда.

* * *

Торсон снова заговорил, когда мы вышли на улицу.

— Как думаешь, он понял?

— Думаю, да. Придется подежурить у телефона. Он позвонит.

— Увидим.

— Могу я задать вопрос?

— Какой?

— Ты действительно проверял его данные у местных копов?

Торсон заулыбался, но не ответил.

— Откуда известно, что он педофил?

— Простая догадка. Педофилы — обитатели Интернета. Причем они всегда находят в сети окружение, состоящее из им подобных. У них есть телефоны, компьютеры, средства коммуникации. Выглядит это так, словно они хотят противостоять всему обществу. Непонятое меньшинство, мать их... Я предположил, что Гладден нашел адвоката по сети, на какой-нибудь из электронных досок объявлений. Видимо, попадание в десятку. И, судя по виду, Краснер сильно испугался. Если бы не это, никаких электронных переводов он бы не выдал.

— Скорее всего да. А возможно, он действительно не знал, с кем связался. Может, у него проснется совесть и не даст спокойно наблюдать, как убьют кого-то еще?

— Думаю, ты не много общался с адвокатами.

Минут десять спустя мы уже стояли у лифта, покинув контору «Краснер и Пикок». Торсон держал в руках распечатку об электронной трансакции на сумму шесть тысяч долларов.

— Банк находится в Джексонвилле, — произнес он, не отрывая взгляда от бумаги. — Мы перешлем данные Рейч.

Я отметил, что он использовал уменьшительное имя. Прозвучало как очень личное.

— Почему ей?

— Потому. Она во Флориде.

Оторвавшись от распечатки, Торсон взглянул на меня и Довольно заулыбался:

— Как? Я тебе не говорил?

— Нет, ты мне не говорил.

— Да-а, как же... Бэкус услал ее туда сегодня утром. Рейчел поручено допросить Горация Гипнотизера и поработать с нашими ребятами во Флориде. Послушай-ка, давай найдем телефон и позвоним в управление. Может, они сумеют передать ей номер счета быстрее.

Глава 38

Всю дорогу от центра до Санта-Моники я молчал, думая о Рейчел. Для чего она во Флориде? Совершенно непонятна причина, по которой Бэкус отправил ее туда. Ведь ему пришлось снять Рейчел с передовой линии следствия, проходящей здесь, в Лос-Анджелесе.

По-моему, вариантов имелось всего два. Один — ее наказали, возможно из-за меня, отстранив от основного расследования. Второй — в ходе дела наметился новый перелом, о сути которого я еще не знал или, что более вероятно, мне о нем ничего не сказали.

Хотя и тот и другой варианты казались плохими, я предпочитал остановиться на первом.

Торсон вел машину, о чем-то глубоко задумавшись. Возможно, он просто устал от моего общества. Однако, едва припарковавшись у здания полицейского департамента Санта-Моники, он тут же ответил на мой еще не высказанный вопрос:

— Нужно забрать у них вещи Гладдена, изъятые при аресте. Понадобятся все улики.

— И нам позволят это сделать?

Я хорошо знал, как ревниво относятся к вмешательству ФБР в небольших отделах полиции. Бюро там не в почете.

— Увидим.

Дежурный по группе детективов сообщил, что Констанция Дел-пи находится в суде, но ее напарник, Рон Суитцер, скоро объявится. Скоро. Оказалось, это минут десять пассивного ожидания. Время, которое с трудом можно высидеть на месте, что особенно актуально для Торсона. Мелькнула даже мысль, что и ФБР вообще, и воплощение конторы в лице Торсона в частности не приемлют ожидание как таковое. И особенно агенту не хотелось ждать значкиста-отличника, обладателя золотой бляхи местного отделения.

Наконец появившись, Суитцер встал за стойку рядом с дежурным и спросил, чем конкретно он может быть полезным. Искоса взглянув на меня, он, по всей видимости, рассудил, что моя борода и одежда не вяжутся с его представлениями о ФБР. Соответственно он не выказал симпатии и не сделал жеста, который можно было бы расценить как приглашение пройти в его офис.

Торсон ответил тем же самым, коротко и согласно своим представлениям о хороших манерах. Достав из внутреннего кармана сложенный листок, он развернул его и выложил на стойку перед дежурным.

— Это опись имущества, обнаруженного при аресте Уильяма Гладдена, также известного под именем Гарольда Брисбена. Я прибыл, чтобы указанное имущество изъять.

— О чем вы?

— О том, что я уже сказал. Этот случай находится в компетенции ФБР и связан с общенациональным расследованием, проводимым по делу Уильяма Гладдена. Нам требуется мнение экспертов о тех предметах, которые вы изъяли.

— Минуточку, мистер Агент. У нас есть свои эксперты, и мы ведем собственное расследование против этого человека. Полиции нет необходимости передавать улики кому бы то ни было. По крайней мере без судебного постановления или распоряжения окружного прокурора.

Торсон глубоко вздохнул. Показалось, что он играет хорошо заученную роль, которую ему приходилось исполнять бесчисленное множество раз. Роль хулигана, что врывается в маленький городишко и дает прикурить местным пай-мальчикам.

— Во-первых, как известно нам обоим, ваше дело довольно-таки говенное. И во-вторых, мы не говорим об уликах как таковых. У вас есть фотокамера и кулек конфет. И пока они не свидетельствуют ни о чем. Что касается обвинений, то они исчерпываются неподчинением полиции, вандализмом и загрязнением водоема. Как вообще сюда вписывается фотокамера?

Суитцер собрался возразить, но явно замялся, затрудняясь с ответом.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал он, отворачиваясь от барьера.

— Детектив, у меня нет целого дня в запасе, — произнес ему в спину Торсон. — Я пытаюсь поймать преступника. Нехорошо, что он все еще в бегах.

Суитцер с раздражением крутнулся на месте:

— Что вы имеете в виду? Что это еще, на хер, за намеки? Торсон воздел руки кверху в примирительном жесте:

— Только то, что вы сами хотите услышать. Продолжайте движение, детектив, и позовите своего начальника. Мне придется поговорить с ним.

Суитцер ушел, вернувшись минуты через две в сопровождении мужчины десятью годами старше, фунтов на тридцать плотнее и вдвое более сердитого.

— Что еще за проблемы? — спросил он отрывистым невыразительным голосом.

— Здесь нет проблемы, капитан.

— Лейтенант.

— Да все нормально, лейтенант, просто ваш сотрудник немного растерялся. Я только что разъяснил ему, что ФБР вмешалось в расследование преступлений Уильяма Гладдена и работает в настоящий момент рука об руку с полицией Лос-Анджелеса, как и с другими департаментами полиции по всей стране. Рука бюро дотянулась и до Санта-Моники. Тем не менее детектив Суитцер полагает, что, пытаясь удержать при себе изъятые у мистера Гладдена предметы, он помогает расследованию и аресту мистера Гладдена. На деле же он лишь препятствует нашим усилиям. Я искренне удивлен подобным обращением. Здесь, рядом со мной, находится представитель средств массовой информации, законный участник расследования, и думаю, что ему не стоило бы видеть нечто подобное.

Торсон кивнул в мою сторону. Суитцер и лейтенант дружно уставились прямо на меня. Я взбесился: надо же, сумел и это приплести! Лейтенант перевел взгляд обратно на Торсона.

— Послушайте, мне непонятно, зачем вы намереваетесь изъять предметы. Я же видел опись. Это камера, солнечные очки, сумка для фотоаппаратуры и кулек конфет. Ни пленок, ни фотографий. Для чего ФБР эти предметы?

— А вы провели их лабораторное химическое исследование?

Лейтенант взглянул на Суитцера, который едва покачал головой, словно это был какой-то тайный знак.

— Мы собираемся сделать анализ, лейтенант, — пояснил Торсон, — чтобы определить, не обработаны ли конфеты каким-либо препаратом. Что касается камеры... мы не вполне в этом уверены, однако в процессе следствия были обнаружены некоторые фотографии. Я не могу открыть вам всех обстоятельств, скажу лишь то, что это в высшей степени противозаконные снимки. Суть в дефектах, выявленных на изображении. Они вроде отпечатков пальцев и могут указать нам на конкретную фотокамеру. Можно сличить их с теми, что сделаны той же оптикой. Для этого необходима сама камера. Если позволите ее забрать, мы сличим снимки и докажем, что именно этот человек делал фотографии. А это позволит предъявить ему дополнительные обвинения и даст возможность точно определить, за что он понесет ответственность. Вот почему нам нужны его вещи. На самом деле, господа, мы все добиваемся одной цели.

Лейтенант ничего не ответил. Подумав минуту, он повернулся к стоявшему позади Суитцеру и сказал:

— Проследи, чтобы подписали передаточную ведомость. Суитцер понуро последовал за лейтенантом, не протестуя и только бормоча под нос о доводах Торсона, не понятых им до вмешательства лейтенанта. Как только они скрылись в кабинете, я подошел ближе к Торсону, так чтобы он услышал мой шепот:

— В следующий раз, прежде чем использовать меня подобным образом, предупреждай заранее. Хотя все равно противно.

Торсон фыркнул:

— Хороший следователь использует любые доступные ему средства. Ты вполне доступен.

— Что, это правда — насчет камеры и фотографий?

— Прозвучало весомо, разве нет?

Единственным способом, которым Суитцер старался сохранить лицо, стало наше десятиминутное ожидание в коридоре при передаче изъятого у Гладдена. Наконец коп появился с картонной коробкой, подтолкнув ее в нашу сторону по ограждению. Затем детектив попросил Торсона подписать передаточную опись.

Агент собрался было открыть коробку, но тут Суитцер предостерегающе поднял руку, останавливая его.

— Там находится все. Просто подпишите бумаги, и я вернусь к работе. Извините, некогда.

Торсон, как полководец, выигравший целое сражение, оставил это столкновение за детективом и подписал документ.

— Поверим тебе на слово. Все там.

— Знаете, когда-то я собирался стать агентом ФБР.

— Что же, не стоит жалеть об этом. Не все могут пройти тесты.

Суитцер слегка покраснел.

— Дело не в тестах. Просто я решил остаться человеком.

Торсон поднял руку и оттопырил указательный палец, изображая пистолет.

— Хороший мальчик. Удачного дня, детектив Суитцер.

— Эй, — сказал Суитцер на прощание, — если вашим ребятам из бюро понадобится что-то еще, не важно, что именно, подумайте хорошенько, прежде чем позвонить.

* * *

По дороге к стоянке я не мог не съязвить:

— Кажется, ты никогда не слышал, что мух лучше ловить на сахар, чем на лимон.

— Зачем же переводить сахар на мух?

Торсон так и не открыл коробку до тех самых пор, пока мы не оказались в машине. Он снял крышку, и я увидел пластиковый пакет, в котором лежали все упомянутые предметы, а также запечатанный конверт с надписью: «Конфиденциально. Только для ФБР». Торсон вскрыл конверт и достал из него фотографию.

Снимок оказался моментальным, сделанным камерой типа «Поляроид», вероятнее всего, в тюрьме. Зад мужчины был сфотографирован крупным планом, причем руками ягодицы развели в стороны — так, чтобы снять четкий и глубокий вид ануса. Мгновение Торсон смотрел на снимок, а потом кинул его через сиденье назад.

— Странно, — сказал он. — Удивляюсь я: ну для чего Суитцеру дарить нам фото своей матери?

Коротко засмеявшись, я ответил:

— Да, это самый глубокий пример сотрудничества спецслужб из когда-либо виденных мной.

Торсон или не расслышал, или просто не захотел отреагировать на мою реплику. Лицо его приняло озабоченное выражение, а затем он достал из коробки пакет с фотокамерой. Я видел, как он внимательно ее разглядывал. Потом взял в руки. Его лицо помрачнело еще больше.

— Гребаные уроды, — отчетливо произнес Торсон. — Да они сидели на фактах все это время.

Я снова посмотрел на камеру. Дизайн выглядел довольно нелепым. Конструкция напоминала «Поляроид», но почему-то с хорошей сменной оптикой.

— Что такое? В чем дело?

— Ты не понимаешь, что это такое?

— Нет, а что?

Торсон не ответил. Нажав на кнопку, он включил камеру. Затем стал изучать дисплей на задней крышке.

— Ни одного снимка.

— Что это такое?

Он снова молчал. Положив камеру обратно в коробку, агент закрыл ее крышкой и завел двигатель.

* * *

От здания полицейского департамента Торсон мчался словно на реактивной тяге. Остановившись на заправке около бульвара Пико, он выпрыгнул из машины, еще качавшейся от его резкого торможения. Подскочив к телефону, набрал длиннющий номер и, как я успел заметить, не бросил в автомат ни одной монетки. Ожидая ответа, Торсон достал блокнот и ручку. Я увидел, как он сказал что-то в трубку и сделал пометки в блокноте. Когда агент снова начал набирать номер, не кидая в автомат монет, я догадался: он звонит в справочную по бесплатному номеру 800.

Меня так и подмывало подойти ближе, чтобы услышать его разговор, но Торсон продолжал делать записи в блокноте. Решив повременить, я с минуту наблюдал ту же картину, после чего подумал о содержимом коробки, полученной от Суитцера. Мне захотелось открыть ее и самому взглянуть на камеру. Впрочем, я тут же подумал, что этим могу рассердить Торсона.

— Не поделишься ли, что происходит? — спросил я, как только мой напарник вернулся в машину.

— Конечно, ведь ты все равно докопаешься до этого сам.

Открыв коробку, он снова достал камеру.

— Знаешь, что это такое?

— Ты уже спрашивал. Фотокамера.

— Правильно. Важно, какого типа эта камера.

Он повернул аппарат так, чтобы я увидел значок компании-производителя, нанесенный на лицевой стороне. Небольшая буква "Д" голубого цвета. Похожий значок я видел на компьютерах «Диджи-тайм». Ниже я заметил название камеры — «Ди-джи-шот-200».

— Джек, а ведь камера цифровая. Этот дремучий идиот Суитцер даже не понял, что за хреновина ему досталась. Остается надеяться, что, возможно, еще не поздно.

— Я не врубаюсь. Наверное, я тоже дремучий кретин, но не объяснишь ли, что...

— Ты знаешь, как устроена цифровая камера?

— Ну, в ней нет фотопленки. У нас была такая в редакции.

— Правильно, в ней нет пленки. Вместо пленки изображения записываются в микрочип. Затем их скачивают в компьютер, редактируют, увеличивают и все такое, после чего печатают. В зависимости от класса камеры, а у нас в руках одна из лучших, в комплекте с оптикой от «Никона» вы можете получать снимки самого высокого качества. Ясные изображения с фактурой, почти неотличимой от реальных объектов.

Я тоже видел снимки, сделанные цифровиком, в редакции «Роки». Торсон определенно знал, что говорил.

— Что сие означает?

— Есть два соображения. Вспомни, что я говорил о педофилах. Насчет их сетевой природы.

— Да.

— Итак, мы почти наверняка знаем, что в распоряжении Гладдена есть компьютер. Из-за того факса, так?

— Так.

— А теперь мы знаем, что у него имелась цифровая камера. С ее помощью, имея модем — тот, что он использовал для передачи факса, — Гладден мог отправлять снимки куда угодно, по всему миру. Любому, имеющему компьютер, телефон и программное обеспечение.

До меня дошло через секунду.

— Он посылал им фотографии детей?

— Нет, он торговал фотографиями детей. В этом и состоит моя догадка. Вопрос, на который мы не имели ответа: за счет каких денег он жил? Откуда счет в Джексонвилле, с которого он перевел деньги? Ответ понятен. Поэт зарабатывал, продавая фотографии детей. Возможно, в том числе и снимки детей, которых убивал. Кто знает, он мог торговать и фотографиями убитых копов...

— И что, находятся люди, которые...

Я не стал договаривать. Глупый вопрос.

— Занимаясь работой, которую сейчас делаю, я выяснил одно: есть потребность, следовательно, будет и рыночный спрос. На все, что угодно. И кстати, самые черные из твоих мыслей вовсе не уникальны. На все, на самое ужасное, на такое, что ты едва можешь вообразить, найдется потребитель... Чем бы оно ни было. Извини, я должен позвонить. Нужно пройти весь список дилеров.

— А что за второе соображение?

— Что?

— Ты сказал, есть два соображения...

— А-а, это нарушение ритма событий. Оч-ч-чень важное нарушение. Если только мы не опоздаем из-за мудаков из Санта-Моники, которые зажали чертову камеру и просто сели на улику своей жопой. Раз доходы Гладдена зависели от продажи снимков прочим педофилам, значит, после ареста и конфискации камеры он остался без крайне необходимого ему оборудования.

Торсон бросил крышку от коробки на сиденье между нами.

— И он должен купить новую камеру, — добавил я.

— Вижу, ты ухватил суть.

— Ты решил обзвонить дилеров, продающих такие камеры.

— Да ты соображаешь, сачок. Как случилось, что подался в репортеры?

На этот раз я не стал обижаться на кличку. В его словах не было прежней злости.

— Я вызвонил «Диджи-тайм» по справочной и узнал телефоны восьми дилеров, продающих такие камеры в Лос-Анджелесе.

Думаю, он купит именно эту модель. К ней есть весь комплект. Нужно звонить и пройтись по списку. У тебя есть четвертак? Я пустой.

Я дал ему монету, и Торсон выпрыгнул из машины, снова направившись к телефону. В голову пришло, как агент будет звонить Бэкусу, докладывая о своем успехе. Сидя в машине, я думал, что Рейчел заслужила это куда больше. Торсон вернулся через несколько минут.

— Мы уже проверяем трех дилеров. Все здесь, в западной части. Остальные пять точек Боб отдал Картеру и местным ребятам из управления.

— Этими камерами торгуют под заказ или со склада?

Торсон снова вклинился в поток машин, направляясь на восток по Пико. Между делом он сверился с одним из адресов, записанных в блокноте.

— Некоторые держат камеры на складе. В случае если их нельзя доставлять быстро. Так ответил оператор из «Диджи-тайм».

— Тогда чего ради мы несемся? Прошла неделя. Он купил свою камеру.

— Может, да, а может, нет. Иногда в ход идет интуиция. Видишь ли, это недешевая камера, и обычно такое оборудование продают комплектом, вместе с программным обеспечением для скачивания и редактирования фотографий, кабелем для подключения к компьютеру, сумкой из натуральной кожи, хорошей вспышкой и тому подобными дополнениями. В итоге сумма набегает приличная, возможно, тысяч пятнадцать. Но...

Тут он поднял вверх палец, отмечая важность следующего замечания.

— Предположим, у нас уже есть все эти прибамбасы и необходима только камера. Не нужны ни кабель, ни софт — вообще ничего. И что, если, выложив шесть тысяч в уплату залога и услуг адвоката, вы страдаете от нехватки наличных и не только не нуждаетесь в аксессуарах, а просто не в состоянии их купить?

— Тогда вы купите камеру под заказ и сохраните кучу денег.

— Правильно. На этом и строится моя догадка. Думаю, если внесение залога вывернуло карманы Гладдена так, как об этом рассказал наш шустряк адвокат, то сейчас ему приходится экономить каждый доллар. Если он найдет камеру взамен прежней, то ее привезут под заказ. Я бы поставил на это все свои деньги.

Торсона немного заносило, и я боялся попасть под влияние его эйфории. Однако, уловив настроение агента, я начал смотреть на напарника более объективно. Вероятно, для таких мгновений он и жил. Ради моментов истины, ради полной ясности и понимания. Или для ощущения, что это он достиг цели.

— Макэвой, мы идем вперед, на мины, — вдруг спокойно произнес он. — Надеюсь, ты приносишь удачу, и мне не хотелось бы опоздать.

Я кивнул.

Несколько минут мы ехали молча, прежде чем я задал еще один вопрос:

— Откуда ты знаешь столько про цифровые камеры?

— Так уже случалось. Кстати, это становится все более и более распространенным делом. В Квонтико даже появился специальный отдел, занимающийся компьютерными преступлениями. Интернет-преступностью. Большая часть дел связана с порнографией, с преступлениями против детей. Они выпускают внутренний бюллетень, чтобы держать в курсе всех сотрудников. Вот я и в курсе.

Я снова кивнул.

— В одном бюллетене упоминалась пожилая учительница из Корнелла, штат Нью-Йорк. Однажды утром она проверяла почту на своем компьютере и обнаружила в письме вложение, которое не смогла открыть. Женщина попыталась его распечатать и получила нечеткое, но вполне разборчивое черно-белое изображение мальчика лет десяти в компании с пожилым мужчиной.

Она обратилась в полицию, и там пришли к выводу, что сообщение попало к ней по ошибке. Ее почтовый адрес составляли только цифры, так что отправитель вполне мог переставить местами пару цифр адреса, нужного ему на самом деле. В любом случае путь письма быстро отследили и вышли на пожилого инвалида, педофила с исключительно длинным «послужным» списком. Что характерно, из Лос-Анджелеса. Выследили его очень быстро и тут же повязали. Первое «цифровое» задержание.

Тот человек держал в своем компьютере более пятисот фотографий. Господи, он уже собирался купить жесткий диск вдвое большей емкости. Так вот, на снимках были дети разного возраста, из разных социальных слоев, делавшие то, что не должен делать ни один нормально развивающийся ребенок. Удачно завершенное дело. Он получил пожизненный срок, без всяких скидок. Снимал камерой «Диджи-шот», только сотой серии. Эта история прошла в бюллетене ФБР за прошлый год.

— А почему фото, распечатанное учительницей, оказалось некачественным? — спросил я Торсона.

— У нее не нашлось хорошего принтера. Ну, сам знаешь, обычно используют цветной принтер и специальную фотобумагу. А у нее не было ничего.

* * *

Первые две точки оказались пустышками. Один магазин не продавал «диджи-шотов» уже две недели, а во втором за последнее время купили целых две. Но обе приобрел заметный в Лос-Анджелесе человек, художник, чьи коллажи из моментальных снимков давно получили известность и украшали многие музеи мира. Художнику захотелось сменить технологию, и он двинулся в сторону «цифры». Торсон даже не стал записывать его данные.

Последним в нашем списке числился обычный уличный фотомагазин на бульваре Пико «Дата имаджинг», который находился в двух кварталах от торгового центра «Уэствудский павильон».

Припарковав машину под знаком «Стоянка запрещена», Торсон радостно засмеялся и сказал:

— Это здесь. Точно.

— Откуда ты знаешь?

— Проходной магазин на оживленной улице. Остальные — скорее бюро, где принимают заказы. Гладден умен и предпочтет уличный магазин. Здесь больше отвлекающих внимание факторов. Люди проходят мимо, входят и выходят, что постоянно переключает внимание; это как раз на руку тому, кого мы ищем. Он не хочет, чтобы его запомнили.

Магазин оказался небольшим, в демонстрационном зальчике стояли два стола и нераспакованные коробки. Здесь же находились два круглых стенда с компьютерными дисплеями и видеомониторами, а рядом с ними — стопки каталогов.

За одним из столов сидел лысеющий мужчина в очках с толстыми стеклами. Он смотрел прямо на нас — с того момента как мы вошли. Другой стол выглядел необжитым, и за ним никого не было.

— Скажите, вы менеджер? — спросил Торсон.

— Не то чтобы менеджер, я владелец магазина. — Мужчина гордо встал с места и громко захохотал. — И владелец, и служащий номер один.

Мы не стали смеяться, поэтому, тут же прекратив ржать, он спросил, что нам нужно. Торсон показал свой бумажник с жетоном.

— ФБР?

Это показалось хозяину магазинчика непостижимым.

— Да. Вы торгуете фотокамерами «Диджи-шот 200»?