Гарри Босх - Поэт

Прошло десять минут. Время достаточное, чтобы сигналы со спутника дошли до нее независимо от расстояния. Однако время шло, но звонков в моем номере не раздавалось. Не звонил даже Грег Гленн. Пришло в голову, что телефон отключили, и на секунду я снял трубку, убедившись в обратном.

Встревоженный, но утомленный суетой и ожиданием, я открыл свой ноутбук, снова связавшись по сети с редакцией «Роки». Проверил "почтовый ящик, однако среди сообщений не обнаружил ничего важного. Потом перешел на папку с личной почтой, прокрутил на экране список вложенных файлов и остановился на одном, отмеченном комментарием «Тема: гипноз».

В файле я нашел несколько статей о Горации Гомбле, расположенных одна за другой в хронологическом порядке. Прочитав все, начиная с самой старой информации, я восстановил в памяти слышанное о гипнозе раньше.

История выглядела вполне цветисто. В начале шестидесятых Гомбл, врач и исследователь, работал на ЦРУ. Впоследствии он обосновался в Беверли-Хиллз, где практиковал в качестве психотерапевта, причем специализировался именно на гипнозе. Свое мастерство и опыт в искусстве гипноза, а он называл это именно так, Гомбл использовал на подмостках ночного клуба, уже как Гораций Гипнотизер.

Впервые он вышел на сцену в Лос-Анджелесе, в ночных заведениях со «свободным микрофоном», вскоре стал популярным и начал выступать в Лас-Вегасе, в недельных шоу со стриптизом. Врачебная практика быстро сошла на нет. Гомбл стал полноправным артистом, занятым на лучших площадках лас-вегасского стриптиза. На афишах середины семидесятых его имя печатали рядом с именами Синатры или Каэзара, хотя и несколько мельче.

Четыре раза он появился в шоу Карсона, сумев на последнем из них ввести в транс хозяина представления, во всеуслышание рассказавшего залу, что именно он думает о своих гостях. Язвительные замечания Карсона заставили аудиторию подумать, что это заранее подготовленная шутка. Однако они ошибались. После того как просмотрел запись, Карсон не только отменил выход шоу в эфир, но и занес Горация Гипнотизера в свой черный список.

Слух об истории с отменой шоу просочился в газеты, и этот удар пришелся в самое сердце начавшейся карьеры Гомбла. Вплоть до ареста он так ни разу и не показался на телеэкране.

Телевидение отвернулось от него, а сам номер быстро всем надоел, даже в Вегасе, поэтому представления с Горацием Гипнотизером стали уходить от классных стриптиз-баров все дальше и дальше. Вскоре он начал кочевую жизнь, выступая в клубах комедий или кабаре, потом в обычных заведениях со стриптизом и на сельских ярмарках.

Падение с лестницы славы завершилось. И арест Гомбла в Орландо на сельской ярмарке поставил в конце его карьеры жирную точку.

Судя по статьям с описаниями судебного процесса, Гомбла обвинили в изнасиловании девочек, которых он приглашал на сцену в качестве добровольных ассистенток. Все это происходило на ярмарке, прямо на детском представлении. Обвинитель утверждал, что Гомбл специально искал в толпе девочек в возрасте от десяти до двенадцати лет, а затем уводил их в помещение за сценой.

В гримерке он давал намеченной жертве выпить кока-колу, вместе с добавленными в напиток кодеином и пентоталом натрия. Оба вещества обнаружили у Гомбла при аресте. После он говорил девочке, что хочет проверить, подействует ли на нее гипноз. Как только наркотики начинали действовать, ребенок впадал в состояние транса, и Гомбл насиловал жертву.

Прокурор особо отмечал, что насилие предварялось актами «феллацио» и «мастурбации», однако эти факты нелегко доказать. Ведь потом Гомбл удалял воспоминания о происшедшем из сознания жертвы, используя свои навыки внушения.

Сколько именно девочек пострадали от действий Гомбла, осталось неизвестным. Его не могли раскрыть, пока к специалистам-психологам не обратилась тринадцатилетняя девочка, у которой после гипнотического сеанса Гомбла начались проблемы с поведением. Полиция открыла расследование, и в конце концов Гомбла арестовали по обвинению в посягательстве на четырех малолетних детей.

На суде его защита утверждала, что событий, о которых рассказали потерпевшие и обвинение, просто не было. Гомбл представил мнение ни много ни мало, как шести высококвалифицированных экспертов в области гипноза, утверждавших, что сознание человека, пусть даже загипнотизированного, ни при каких обстоятельствах не может подчиняться принуждению и приводить к высказыванию вслух того, что для него морально неприемлемо.

К тому же адвокат Гомбла не упустил своего шанса, напомнив судье об отсутствии физических свидетельств изнасилования.

Все-таки обвинению удалось выиграть дело, используя лишь одного свидетеля. Им оказался бывший руководитель научной работы Гомбла, сотрудник ЦРУ. Он рассказал, что в начале шестидесятых целью исследований Гомбла была экспериментальная проверка гипноза в сочетании с наркотиками, вводившая в более глубокий транс, нежели обычный гипноз. При таком воздействии на человека уже не действовали ни моральные запреты, ни инстинкты самосохранения.

По сути, целью экспериментов оказался контроль сознания, а тогдашний руководитель Гомбла признал, что в числе прочих средств они использовали именно кодеин и пентотал натрия. Результаты экспериментов с этими и рядом других препаратов были вполне положительными.

Жюри присяжных заседало два дня и осудило Гомбла по четырем эпизодам, дав ему восемьдесят пять лет тюрьмы с отбыванием всего срока в Рейфорде, в Объединенном исправительном учреждении.

В одной из статей писали, что он подал апелляцию, заявив о некомпетентности обвинения, однако прошение отвергли все инстанции без исключения, заканчивая Верховным судом штата Флорида.

Добравшись до самой последней заметки, я обнаружил, что материал совсем свежий. Статья вышла несколько дней назад. Такое совпадение показалось мне странным, ведь Гомбл сидел уже семь лет. И статью напечатала «Лос-Анджелес таймс», а вовсе не «Орландо сентинел», из которой были взяты все остальные заметки.

Забавно, но поначалу я подумал, что Лори Прайн просто ошиблась. Такое уже случалось, и довольно часто. Я решил, что статья предназначалась не мне, просто ее заказал кто-то из нашей редакции.

В статье говорилось о человеке, которого подозревали в убийстве горничной из голливудского мотеля. Уже почти прекратив чтение, я вдруг наткнулся на упоминание о Горации Гомбле. Автор указывал, что предполагаемый убийца сидел в тюрьме одновременно с Гомблом и даже содействовал тому в какой-то неназванной, но законной деятельности.

Пробежав глазами по этим строкам, я вдруг понял, что кроется за этим совпадением. Я понял, что больше нельзя держать мое открытие в тайне.

* * *

Отключив ноутбук от телефонной розетки, я снова набрал пейджер Рейчел. Руки еще дрожали, и пока пальцы тыкали по кнопкам, я пытался немного успокоиться. Расхаживая по комнате, я с надеждой смотрел на телефон. Наконец, словно под действием моего взгляда, аппарат зазвонил. Трубку я схватил еще до окончания первого звонка.

— Рейчел, кажется, я что-то зацепил.

— Надеюсь, не сифилис, Джек.

Грег Гленн.

— Извини, не думал, что это ты. Послушай, я жду звонка. Это важно, и я не могу пропустить вызов.

— Забудь о нем, Джек. Мы получили статью. Ты готов слушать?

Взглянув на часы, я увидел, что с последнего срока для выхода номера в печать прошло уже десять минут.

— Готов. Чем быстрее, тем лучше.

— Ладно. Во-первых, хорошая работа, Джек. Это, конечно... Ладно, нам не удалось стать первыми, но твоя статья интереснее и намного информативнее.

— Хорошо, что нужно поправить?

Никакой охоты выслушивать его комплименты или критику у меня не было. Пускай лучше освободит линию, чтобы Рейчел смогла позвонить. В комнате имелся всего один телефон, и я не мог запросто войти в сеть «Роки», чтобы увидеть доработанную редакцию статьи. Вместо этого пришлось открыть файл с моим вариантом и слушать то, что Гленн сказал по измененному тексту.

— Первый абзац должен быть четче, в стиле факса, немного прямолинейным. Я повертел его так и этак. Получилось вот что: «Агенты ФБР анализируют зашифрованное послание серийного убийцы, вероятно, приносящего детей, женщин и полицейских детективов в жертву: в понедельник произошел неожиданный поворот в расследовании дела о настоящем потрошителе, которого назвали Поэтом». Что скажешь?

— Превосходно.

Свое «анализируют» он поставил вместо моего «изучают». Можно было бы и возмутиться. Следующие минут десять мы правили тонкие нюансы основной линии статьи, скрупулезно занимаясь любыми мелочами. Он произвел не слишком много изменений, да и не мог сделать почти ничего, раз над всеми нависал последний срок сдачи номера.

В итоге некоторые правки показались мне неплохими, а остальные сделаны, просто чтобы исправить хоть что-то. Практика, знакомая по работе со многими редакторами.

Вторая статья, совсем короткая, носила более личный характер, говоря, как расследование дела о самоубийстве брата открыло всем след, оставленный Поэтом. Что несколько принижало роль самой «Роки». Но Гленн не стал ворошить эту тему. Когда мы закончили, Гленн попросил меня не отключаться, пока статья не уйдет на копирование.

— Думаю, нам следует открыть телефонную линию, чтобы принимать любые возможные отклики, — добавил он.

— Кто этим займется?

— Брауну достанется основное, а Байер займется проверкой на местах. Я сам стану просматривать весь материал.

Похоже, меня передали в надежные руки. Браун и Байер — лучшие из «газетных шакалов».

— Итак, что у тебя намечено на завтра? — спросил Гленн, пока мы оба ждали копирования. — Возможно, еще рано, однако нам следует обсудить и воскресный номер.

— Пока мыслей нет.

— Мы должны развить тему, Джек. Чем угодно. Зачем выходить с таким громким материалом сегодня, чтобы назавтра пустить ему вдогонку серую прозу дня? Продолжение должно последовать. В этот уик-энд я предпочел бы развернутое повествование. Знаешь ли, события внутри следствия, охота ФБР за серийным маньяком, возможно, немного о персоналиях, об участниках расследования, с которыми ты имел дело. Нам ведь необходима настоящая литература.

— Знаю, знаю, — сказал я. — Просто не думал на эту тему.

Мне не хотелось говорить о последнем открытии, а также о той новой гипотезе, что из него вытекала. Такая информация, окажись она в руках редактора, могла бы стать опасной. И следующее событие, о котором ты только узнал, моментом может оказаться в ближайших новостях. Это все равно что высечь нечто на граните. Например, что я намереваюсь связать Поэта с Горацием Гипнотизером. Прежде чем хоть что-то сказать Гленну, я решил посоветоваться с Рейчел.

— Какие новости в бюро? Они продолжают держать тебя в составе группы?

— Хороший вопрос, — заметил я. — Сомневаюсь. Мне казалось, что утром так и было. А на деле я даже не знаю, где они находятся. По-моему, их вообще нет в городе. Что-то произошло.

— Хреново, Джек. Кажется, тебе следует...

— Не беспокойся, Грег. Я сумею выяснить, куда они подевались. И отправлюсь туда сам: у меня имеется свой рычаг для давления и кое-какие данные, для которых пока нет места в публикации. Так или иначе, к завтрашнему дню я что-нибудь раскопаю. Пока не знаю, что именно. Мне нужно прикинуть тему для продолжения. Только не стоит рассчитывать на портреты. Эти люди не любят, когда о них пишут.

Спустя несколько минут Гленн получил «добро» из копировальной, и статью уже ставили в номер. Гленн обещал, что останется сиделкой до тех пор, пока выпуск не выйдет из типографии, чтобы лично убедиться, все ли в порядке. Меня оставляли в покое до завтра. Гленн разрешил поужинать по высшему разряду, за счет редакции, и непременно позвонить ему утром. Оставалось только согласиться.

* * *

Пока я раздумывал, стоит ли терзать дальше пейджер Рейчел, раздался звонок.

— Здравствуй, сачок.

Я снова услышал в голосе агента сарказм.

— Торсон...

— Быстро соображаешь.

— Что надо?

— Хочу сообщить, что агент Уэллинг сильно устала и не ответит тебе, по крайней мере в ближайшее время. Так что сделай себе и нам одолжение, перестань долбить ее пейджер. Это нервирует.

— Где она находится?

— Это ведь не твое дело, не так ли? Ты срубил денег и получил свою историю. Теперь свободен.

— Вы в Лос-Анджелесе?

— Сообщение доставлено, отключаюсь.

— Погоди! Послушай, Торсон, мне нужно поговорить с Бэкусом. Я кое-что нашел.

— Нет, сэр, вы не имеете права говорить ни с кем из работающих по данному делу. Макэвой, запомните, вас нет в составе группы. Все связи с прессой по данному расследованию ведет соответствующий отдел из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне.

У меня внутри все закипело. Челюсти свело от злости, но я попытался отыграться на Торсоне.

— Это включает журналистское расследование Уоррена? Может, у него прямая линия для связи с тобой?

— Какой же ты тупой! Не я слил информацию, и такие, как ты, меня раздражают. Я большее уважение испытываю к подонкам, которых сажаю.

— Ты идиот!

— Ты что, не понял, что я имею в виду? У вас нет элементарного уважения к...

— Иди ты на хер, но сначала переключи на Рейчел или Бэкуса. У меня есть зацепка, которую должны знать и они.

— Если есть, говори мне. Они сейчас заняты.

Как ни досадно отдавать ему что-либо, пришлось проглотить обиду и злость, сделав то, что я считал правильным.

— У меня есть имя. Возможно, это и есть преступник. Уильям Гладден. Это педофил из Флориды, он сейчас в Лос-Анджелесе. По крайней мере был там недавно. Он...

— Я знаю, кто он и что он.

— Откуда?

— Из прошлой жизни.

Тут я вспомнил: допросы по тюрьмам.

— Проект по изучению насильников? Рейчел мне рассказала. Вы с ним беседовали?

— Да. Забудь о нем, это не тот человек. Думал, вот-вот станешь героем?

— Откуда тебе знать, тот или не тот? Гладден подходит, и существует вероятность, что он научился гипнозу у Горация Гомбла. Если ты знаешь Гладдена, то знаешь и Гомбла. Совпадает вообще все. Гладдена объявили в розыск в Лос-Анджелесе. Он порезал на куски горничную в мотеле. Разве не ясно? Убийство горничной может оказаться делом-наживкой. Тогда детектив, его имя Эд Томас, может оказаться следующей жертвой, о которой говорилось в факсе. Позволь мне...

— Ты не прав, — грубо прервал меня Торсон. — Мы уже проверяли этого человека. И ты не первый, кто обнаружил совпадение. Это не для дилетантов. Мы проверяли Гладдена, и он не наш парень. И мы тоже не идиоты. А теперь оставь это дело и вали обратно в свой Денвер. Когда поймаем настоящего убийцу, тогда узнаешь.

— Что ты имеешь в виду, говоря «мы его проверяли»?

— Даже не собираюсь ничего разъяснять. Мы заняты делом, а ты больше нет. Ты вышел вон и там останешься. Просто кончай звонить на пейджер. Сказал уже — раздражает.

Он положил трубку прежде, чем я успел возразить.

Свою трубку я с размаху кинул на аппарат, так что все повалилось на пол. Хотелось немедленно перезвонить Рейчел, но я решил немного остыть. Что такого она делала и почему просила не вызывать ее пейджер? Почему не позвонила сама, а поручила Торсону? В голове замелькали самые разнообразные варианты. Может, ее приставили ко мне на время участия в деле? Чтобы следила за мной, пока я следил за ними? Неужели все было дешевым представлением?

Я постарался отделаться от этого ощущения. Все равно не удастся узнать правду до тех пор, пока ее не увижу. Нужно, чтобы впечатление от разговора с Торсоном не могло повлиять на нашу встречу.

Что, если проанализировать сказанное Торсоном? Итак, Рейчел не могла мне звонить, и она очень устала. Что бы это значило? Возможно, они взяли подозреваемого, а она допрашивает его, как ведущий следователь? Или занята наблюдением? Тогда она может находиться в машине, вообще без телефона.

Или, попросив Торсона позвонить, она тем самым передала мне послание, высказать которое не хватило духа?

Нюансы ситуации казались совершенно непонятными. Перестав задаваться вопросами о глубинных причинах, я стал рассуждать о том, что находилось на поверхности. Подумал о реакции агента на имя Гладдена. Никакого удивления, и казалось, информация слишком легко проигнорирована. Мысленно просчитав диалог, я понял, что Торсон играл со мной независимо от того, прав я или нет. Если прав, ему захочется меня обойти. Если нет, он не упустит возможности сказать именно это.

Далее я предположил, что прав, а бюро совершило ошибку, исключив Гладдена из круга подозреваемых. В этом случае детектив из Лос-Анджелеса находился в опасности, даже не подозревая об этом.

Сделав пару звонков в Лос-Анджелес, я раздобыл номер детектива Томаса из отделения полиции в Голливуде. Однако, набрав номер, обнаружил, что мне никто не отвечает, а затем вызов переключили на дежурного. Снявший трубку офицер сообщил, что Томаса нет на месте, и не пояснил, будет он на телефоне или нет. Сообщений я решил не оставлять.

Пометался по комнате еще какое-то время, решая, что делать дальше. Рассматривая дело с разных позиций, приходил к одному выводу: единственный путь к ответу на вопросы о Гладдене — отправиться в Лос-Анджелес, чтобы поговорить с Томасом. Терять уже нечего. Статьи отданы в печать, а меня вывели из следствия. Сделав еще несколько звонков, я заказал билет на ближайший борт «Саутвест» из Феникса до Бербанка. Как сказал агент, резервировавший место, от Бербанка до Голливуда так же близко, как от международного аэропорта Лос-Анджелеса.

* * *

В рецепции сидел тот же клерк, что и в субботу, когда мы поселились в отеле.

— Улетаете за остальными?

Я кивнул, догадавшись, что он имеет в виду агентов ФБР.

— Да. Они прокладывают мне лыжню.

Он рассмеялся.

— А я видел вас по телевизору.

Немного озадаченный, я все же сообразил, что он имел в виду. Ту сцену около похоронной конторы. И меня, в куртке агента ФБР. Теперь понятно, парень считает меня агентом. Разубеждать его не стоило.

— Наш начальник не был счастлив, заметив себя по телевизору, — сказал я.

— Вам, ребята, нужно быть готовыми к подобному, если попадаете в небольшой город, такой как наш. В любом случае надеюсь, вы поймаете убийцу.

— Да, мы тоже надеемся.

Занявшись оформлением счета, он спросил, не пользовался ли я платными услугами. Я перечислил звонки, таблетки и взятое из мини-бара.

— Знаете что, — сказал я, — думаю, следует включить в счет и наволочку. Мне пришлось купить кое-что из одежды, а сумку я захватить не догадался.

Подняв наволочку с вещами повыше, я продемонстрировал клерку импровизированную сумку. Тот только поцокал языком одобряя мою находчивость. Затруднившись определить сумму, которую следовало включить в счет, в итоге сказал, что это за счет заведения.

— Как я понимаю, вам, ребята, часто приходится срываться с места. Наверное, летаете из города в город, как торнадо над Техасом?

— Точно, — с улыбкой ответил я. — Надеюсь, они заплатили?

— О да. Агент Бэкус позвонил из аэропорта, предложив снять деньги с кредитки, и потребовал выслать выписки. Но это не проблема. Мы все оформим.

Я посмотрел на него и задумался. Наконец решился:

— Я собираюсь догнать их сегодня ночью. Хотите, чтобы я передал выписки?

Он отвлекся от бумаг, лежавших на столе, и взглянул на меня, явно не зная, что делать. Я поднял руку, жестом предлагая не беспокоиться.

— Все нормально, просто я подумал, что так удобнее. Сегодня мы увидимся, и почти наверняка это ускорит оплату. Кстати, вы сэкономите на почтовых сборах.

Не знаю, что я такого наговорил, но отступать уже не хотелось.

— Хорошо, — согласился клерк. — Не вижу препятствий. Бумаги сложены в конверт. Думаю, вам можно доверять, как почтальону.

Он улыбнулся, и я ответил улыбкой.

— Наши чеки подписывает один и тот же парень, не так ли?

— Дядя Сэм, — весело сказал он. — Возвращайтесь.

Он исчез внутри офиса, а я обернулся, осматривая холл. Показалось, что из-за колонн вот-вот выпрыгнут Торсон, Бэкус и Уэллинг и закричат: «Саечка за испуг! Говорили же, вам нельзя доверять!»

Никто, однако, не выскочил, а вскоре из-за дверей показался тот же клерк, с конвертом из плотной бумаги в руках. Протянув его, он приложил к конверту и мой счет.

— Благодарю, — сказал я. — Вам будут весьма признательны.

— Нет проблем, — ответил он. — Спасибо, что остановились у нас, агент Макэвой.

Я кивнул, положил конверт в сумку с компьютером и, будто вор, пошел к выходу.

Глава 34

Самолет успел набрать высоту в тридцать тысяч футов, когда я решился вскрыть конверт. Там лежали счета, всего несколько листов. Подробные расшифровки услуг по каждой комнате. Именно их я рассчитывал получить, первым делом принявшись за бумагу с именем Торсона и сведениями о его телефонных разговорах.

В счете не значился ни один звонок по месту жительства Уоррена, в Мэриленд, с кодом 301. В то же время здесь было несколько записей с кодом 213, то есть звонили в Лос-Анджелес. Ничего невероятного в том, что Уоррен мог оказаться в Лос-Анджелесе, я не видел: его статью напечатала именно «Лос-Анджелес таймс». Наконец, он вполне мог писать, находясь в контакте с редактором. Первый звонок зафиксирован в 00.41 в ночь с субботы на воскресенье, спустя примерно час с того момента, как Торсон поселился в отеле.

Достав кредитную карточку, я активизировал аппарат, встроенный в спинку переднего сиденья, проведя по нему, и набрал номер, значившийся в счете. Ответили практически моментально, и женский голос сказал:

— Отель «Нью-Отани», чем могу служить?

Немного растерявшись, я едва успел собраться и, прежде чем оператор повесила трубку, попросил соединить меня с номером Майкла Уоррена. Вызов переключили, но ответа не было довольно долго. Я понял: еще рано, чтобы возвращаться в отель. Нажав на кнопку снова, я вызвал справочную и спросил номер «Лос-Анджелес таймс». Набрав комбинацию, попросил соединить с отделом новостей и спросил, на месте ли Уоррен. Теперь меня соединили немедленно.

— Уоррен.

Это произнес я, вовсе не как вопрос, а как вердикт. Как приговор для Торсона, а равно — и для Уоррена.

— Слушаю, что вам угодно?

Он все еще не понял, кто я.

— Мне угодно послать тебя на хер, Уоррен. Если хочешь знать, однажды я напишу обо всем — и особенно о твоем месте в этой истории — в своей собственной книге.

Не вполне понимая, что говорю, я знал одно: мне нужно задеть его за живое, не важно, как именно. Годились только слова.

— Макэвой? Это Макэвой? — Он замолчал на мгновение, а затем я услышал саркастический смех. — Какая книга? Мой агент ждет на улице с готовым предложением. А что есть у тебя? Ха! Что ты еще нарыл? Скажи, Джек, есть ли у тебя агент?

Он ждал ответа, однако я мог предложить только свою ярость. А потому молчал.

— Так я и думал, — продолжал Уоррен. — Видишь ли, Джек, человек ты приятный, и мне даже жаль, что все так вышло. Это правда. Но я попал в трудное положение, и вообще та работа была не по мне... Мне достался выигрышный билет. Я только взял его.

— Гребаный мудак! Это моя история!

Я выругался довольно громко. Хотя в своем ряду из трех кресел я находился один, пассажир по ту сторону прохода посмотрел на меня довольно неприязненно. С ним была дама по возрасту много старше, возможно мать. Как я понял, предполагалось, что она не знакома с таким лексиконом.

Я отвернулся к окошку, в котором виднелась лишь черная мгла. Пришлось закрыть рукой ухо, чтобы не слышать ровного шума двигателей, не дававшего разобрать слова Уоррена. Его голос казался ровным и совершенно спокойным.

— Авторство за тем, кто написал, Джек, следует это помнить. Кто написал, тот и получает права. Если имеешь что-то против, прекрасно. Напиши об этом. Давай уже шевели мозгами... и хрен тебе в сумку. Пробуй, пробуй. Я весь к твоим услугам, и мы еще встретимся на первой полосе.

Чистая правда. Я понял сразу, как только услышал. Жалея, что позвонил, я злился на себя, а также на Торсона и Уоррена. Только не мог я отдать своего, заработанного кровью.

— Раз так, то не рассчитывай получать данные от своего источника, — сказал я. — Придется опустить Торсона на землю. Вообще-то я уже держу его за яйца. Как стало известно, он звонил тебе в отель еще в субботу вечером. Он мой.

— Не имею понятия, о чем ты говоришь. Кстати, я не даю информации об источниках. Никому.

— Это не требуется. Я разберусь с ним сам. Отымею его и высушу. Захочешь поговорить с ним, будешь звонить потом в охрану какого-нибудь банка в Солт-Лейк-Сити. Там его место.

Я позаимствовал выражение, которое Рейчел использовала для эквивалента сибирской ссылки. Челюсти опять сводило судорогой, а ответа все не было.

— Спокойной ночи, Джек, — произнес наконец Уоррен. — Все, что я могу сказать: постарайся это пережить и вернуться к гребаной реальности.

— Минуту, Уоррен. Ответь на один вопрос.

В своем голосе я отметил умоляющие нотки, которые сам же и ненавидел. Тем не менее Уоррен остался на связи, и я продолжил:

— Как насчет страницы из моего блокнота, той, что ты оставил в хранилище фонда? Это не случайность? Что, с самого начала готовил свой старт?

— Уже два вопроса, — сказал Уоррен, и в его голосе я услышал улыбку. — А мне пора.

Он положил трубку.

Десятью минутами спустя, когда самолет начал снижение, я начал понемногу отходить. Не без помощи доброй порции «Кровавой Мэри». Факт, что мои обвинения в адрес Торсона отныне подкреплялись конкретными доказательствами. Это успокаивало само по себе. На самом деле я не мог осуждать одного Уоррена. Он использовал меня, хотя, как известно, этим грешат все репортеры. Кто, как не я, имеет право судить об этом?

Впрочем, я не мог не осуждать и Торсона, что совершенно естественно. Я не знал, как и каким образом, но собирался довести до Боба Бэкуса факт телефонных переговоров Торсона или их смысл. Мне хотелось видеть падение агента.

Допив порцию, я вернулся к распечаткам, лежавшим в кармане за передним креслом. Решив продолжить исследование с той же точки, я стал изучать звонки Торсона, сделанные после переговоров с Уорреном.

За пару дней, проведенных в отеле, он сделал всего три междугородных звонка, причем все укладывались примерно в получасовой промежуток времени. Звонок Уоррену зафиксировали в 00.41 субботней ночи, можно сказать, в воскресенье утром, а за четыре минуты до этого он звонил по коду 703. В 00.56 — набрал зону с кодом 904. Вероятно, 703 — это центр ФБР в Виргинии. Мне не оставалось ничего, как попробовать самому. Набрав указанный в счете номер, я тут же услышал на том конце провода:

— ФБР, Квонтико.

Я повесил трубку. Что же, значит, ошибки нет. Потом, не имея понятия, что может скрываться за кодом 904, набрал третий, последний, номер. После третьего гудка на вызов ответил высокочастотный сигнал, тот самый, язык которого знают лишь компьютеры. Я слушал долго, пока трель не замолкла окончательно. Не получив ответа на протокол, компьютер разорвал соединение и повесил трубку.

Несколько озадаченный, я позвонил оператору и попросил назвать самый крупный из городов зоны 904. Оказалось, это Джексонвилл. Когда я спросил, находится ли в этой же зоне Рейфорд, ответ оказался положительным. Поблагодарив за информацию, я повесил трубку.

Из газетных публикаций о Горации Гомбле я уже знал, что Объединенное исправительное учреждение располагалось именно в Рейфорде. Именно там содержался Гораций Гомбл, туда же направили для отбывания наказания человека по имени Гладден. Я предположил, что Торсон дозванивался до компьютера неспроста, наверняка этот компьютер должен был связать его с тюрьмой, где сидели Гладден и Гомбл.

Пришлось еще раз позвонить оператору с вопросом по зоне 904. Теперь я задал вопрос, как позвонить на коммутатор Объединенного исправительного учреждения. Оказалось, все его номера начинались с цифры 431, что соответствовало цифрам, набранным Торсоном с гостиничного телефона.

Откинувшись на спинку кресла, я задумался об этом совпадении. Зачем нужно было звонить в тюрьму? Вряд ли прямое соединение понадобилось, чтобы убедиться, на месте ли Гомбл. Или он хотел проверить файлы с данными на Гладдена?

Я вспомнил слова Бэкуса, что он проверит данные на заключенного Гомбла. Вполне возможно, он перепоручил это Торсону, в субботу вечером забирая его из аэропорта.

Тут в голову пришла еще одна возможность. Менее часа назад Торсон проговорился, что уже проверил Гладдена, подозревая, что тот и есть Поэт. Может статься, звонок был частью этой проверки. Какой частью, я затруднялся даже предположить. Ясно одно: меня не собирались посвящать в задания, назначенные агентам. Находясь в гуще событий, я не знал самого интересного.

Второй счет не принес ничего нового. Из комнат Карсона и Томпсона звонков сделано не было. Ни одного.

Что касается Бэкуса, он звонил по тому же номеру в Квонтико, что и Торсон, ближе к полуночи, в субботу и воскресенье. Интересно. Не раздумывая я набрал номер.

— Квонтико. Дежурный слушает.

Не говоря ни слова, я повесил трубку. Достаточно факта, что Бэкус, так же как и Торсон, звонил в свой офис. Наверное, проверял, нет ли сообщений, или, наоборот, отдавал указания. Возможно, он просто интересовался делами в бюро.

Наконец я добрался до счетов, относившихся к номеру Рейчел. Тут мной овладело необычно сильное волнение. Я не чувствовал особых эмоций, анализируя бумаги остальных. Теперь же на мгновение представил себя подозревающим жену мужем, занятым проверкой ее личных дел. Чувство вины смешивалось с возбуждением завзятого вуайериста.

Из номера Рейчел звонила четыре раза. Все вызовы шли в Квонтико, причем дважды она набирала тот же номер, что и Бэкус. То есть коммутатор. Я попытался дозвониться по одному из двух оставшихся неизвестными номеров. Ответил голос, записанный на пленку:

— Это ФБР, специальный агент Рейчел Уэллинг. В настоящее время я нахожусь вне офиса, однако если вы оставите свое имя и короткое сообщение, я перезвоню, как только смогу. Спасибо.