Морская война

Позднее, вероятно, освобожденный от всяких опасений о флоте, запертом в Кадисе, Хаук отрядил адмирала Гэри с эскадрой запереть Бомпарту вход в Рошфор, в то время как другая эскадра, под командой капитана Дюффи, наблюдала за Морбиганом в Киберонском заливе. А затем, когда 10 октября Адмиралтейство известило его, что вряд ли Бомпарт пойдет теперь в Европу, адмирал Гэри был отозван.

Таким образом, планы Хаука были очень просты: он будет наблюдать за Брестом, пока это позволит погода, и если придется отступить, то направится в Торбей — место безопасной якорной стоянки, куда всегда могут прийти к нему транспортные суда с провизией и откуда он постоянно будет готов снова выступить в море, как только переменится погода. 10 октября Хаук, будучи около Бреста, писал:

«Их лордства простят мое замечание, что при настоящем положении эскадры, я думаю, мало причин беспокоиться, пока погода остается еще сносной. Что касается Бреста, то я смело могу заявить, что кроме нескольких судов, укрывшихся в Конквете, вряд ли какое-нибудь было в состоянии выйти из этого порта в течение 4 месяцев. Мы и теперь бдительны, как всегда, хотя дни становятся темнее… Если же какое-нибудь из судов проскочит, то причиной будем не мы лично, а погода».

Погода действительно не замедлила показать себя. 11-го поднялся такой сильный западный шторм, что флот принужден был скрыться в Плимут, откуда Хаук писал 13-го:

«Вчера и сегодня шторм усиливался, и я решил, что лучше идти в Плимут, чем рисковать быть рассеянным и дрейфовать к западу. Пока эта погода будет продолжаться, неприятель не в состоянии пошевельнуться… Как только погода стихнет, я опять выйду в море».

На следующий день он говорит:

«Их лордства могут быть уверены, что нет причин для беспокойства: когда погода благоприятна для выступления неприятеля, она способствует нашему наблюдению, а пока мы принуждены держаться в стороне, он не может ничего предпринять».

Адмирал возвратился на свой пост 23 октября, и так как позднее время года заставляло быть всегда настороже, то командиры его, почти не знавшие берега, команды эскадр, даже заболевшие от усиленной работы, были предупреждены, что отдых возможен теперь менее чем когда-либо. В начале ноября Хаук узнал, что Конфланс получил приказание выступить в море и сейчас же вступить в дело с английским флотом; но, вероятно, в душе адмирал сомневался в возможности такого события, потому что на стороне французов не было количественного превосходства, которое давало бы надежду рассчитывать на победу. Неизвестно, однако, кто был прав, но только на 9 ноября снова задул западный шторм, который через три дня достиг такой силы, что английский флот принужден был опять укрыться в Торбей, откуда возможно было выйти в море только не раньше 13-го.

Так как мы приближаемся к развязке, то необходимо взглянуть на действия французов в этой серьезной драме. Я уже говорил, что во Франции относительно всех этих операций существовало сомнение: вести ли их открытой силой или хитростью. В самом деле, в моем разуме существует сомнение, можно ли причислить действительно эти операции к попыткам приобрести обладание морем с дальнейшей определенной целью. Военно-сухопутные приготовления представляют собой относительно такое большое поле действия, когда смотришь через Канал, что я никак не могу себе представить, была ли, в самом деле, у кого-нибудь во Франции на этот раз такая же идея о приобретении обладания морем, какая занимала ее правительство в 1690 и 1692 гг. Проекты представляются разрозненными и запутанными, они не проникнуты сознанием, что предназначенные для вторжения в Англию силы должны будут пройти через неприятельскую территорию незащищенными, если не будут завоеваны сначала воды. Взгляд французов на все это дело очень неглубок, и планы их были трудно выполнимы. Кажется, что ни де ла Клю, ни Конфланс, ни Бомпарт не представляли себе ясно того, что они собирались делать; это выражается, во-первых, в назначении адмиралом де ла Клю рандеву в Кадисе, тогда как он должен был двигаться в Брест с полной поспешностью, несмотря ни на какой риск, а во-вторых, в замедлении Бомпарта возвращением и в последующем поведении его и Конфлаиса вместе. Последний, конечно, не имел ясного представления о том, что его ждет впереди.

«Робость нашего флота удивляет и оскорбляет меня, — писал маршал Бель-Иль герцогу Аквильонскому, — особенно после того положения его, которое я видел в начале столетия. Король должен давать положительные приказания Конфлансу. Согласно тому, что я слышу, он и не желает ничего лучшего, но ведь этого недостаточно. Много грустных мыслей роится в голове по этому поводу, но мы еще можем подняться; когда дело будет решено определенно и ход его назначен, то флот постоит за свою честь».

Конфланс определенно предполагал конвоировать десант всем своим флотом.

«Маршал (писал морской министр Беррье герцогу Аквильонскому) недостаточно хороший тактик, чтобы можно было надеяться, что он будет держать неприятеля в страхе своей ловкостью и искусством, и, по-моему, сражение неизбежно. В таком же случае гораздо лучше дать его, пока конвой не отправлен в море. Если мы одержим победу, то отбросим неприятеля за Канал; если сражение будет нерешительно — мы облегчим переход через Канал; если же наш флот будет уничтожен, то армия не будет потеряна».

Но Конфланс настаивал на своих идеях, и морской министр, наконец, уступил. Все-таки поведение маршала необъяснимо, потому что между 9 и 14 ноября, когда берег был свободен по причине ухода Хаука в Торбей, Бомпарт прибыл со своей эскадрой и прошел в Брест без всякого затруднения. Несмотря на это, и, вероятно, не сознавая, насколько эти девять линейных кораблей [47] поддерживали план морского министра и ослабили его собственный, Конфланс все-таки выступил 14 ноября в море со своей первоначальной эскадрой из 21 линейного корабля. Его целью была Киберонская бухта, избранная без всякого представления о том, что он там будет делать. Но крепкий восточный шторм отнес его на 180 миль к западу от Бель-Иля [48]. Затем он попал в штиль, так что когда 19 ноября к 11 час. утра ветер задул от запада, Конфланс все еще был в 70 милях от острова на SW1/4W.

Тогда он поставил все паруса, намереваясь пройти по Южную сторону острова и на следующий день подняться в Киберонскую бухту. Ветер, однако, начал дуть с такой силой от WNW, что пришлось убавить паруса, чтобы не пройти этого расстояния скорее, чем нужно. К рассвету на 20-е заметили несколько судов, и был дан сигнал сомкнуться и приготовиться к сражению. Когда рассвело совсем, то оказалось, что это 7 или 8 кораблей, составлявших эскадру капитана Дюффи, который стоял в Киберонской бухте, наблюдая за вооружением, и в данный момент употреблял все усилия к тому, чтобы избежать французского флота, превосходившего его силами. Конфланс тотчас же сделал сигнал о погоне. Тот же самый восточный ветер, который дал возможность выйти Конфлансу из Бреста, в тот же день позволил Хауку выйти из Торбея, и 15-го числа он узнал от капитана Мак-Клеверти с «Гибралтара», что в 70 милях к NW от Бель-Иля виден французский флот, держащий на SO. Тогда Хаук взял курс на Киберонскую бухту, но сильный ветер, начавший дуть от StO и S, погнал английский флот так же, как он гнал французский, далеко к западу. 18-го и 19-го ветер и погода переменились, и Хаук взял курс правее Бель-Иля.

Фрегаты «Мэйдстон» и «Ковентри» были посланы вперед для рекогносцировки, но они ничего не замечали до 8 1/2 час. утра 20-го. Вслед за этим Хаук, в свою очередь, дал немедленно сигнал судам построиться в линию фронта.

Это было как раз в тот момент, когда Конфланс под всеми парусами гнался за Дюффи, давая знать кораблю «Тоннант», что он решил атаковать неприятеля без всякого порядка. Он уже радовался, считая себя счастливым, что не встретил превосходящих сил неприятеля, и вдруг появляются на горизонте с наветренной стороны 23 корабля в «полном по рядке», и корабли эти — неприятельские!

Перед выходом из Бреста маршал де Конфлан отдал курьезный многословный приказ о том, как он предполагает встретить неприятеля, и особенно том, как он желает сражения на расстоянии только ружейного выстрела. Планы были обработаны прекрасно, но все, казалось, рассчитывали на то, что встреча произойдет при исключительных условиях. Ни в одном из планов не предполагалось такого случая, какой оказался налицо. Все было настолько не предусмотрено, что не было никакого наблюдения за тылом, хотя именно оттуда и можно было ожидать силы неприятеля. Французскому адмиралу оставалось только одно — повернуть обратно и дать англичанам сражение в открытом море. Сделать что-нибудь другое — значило бы разрушить весь план вторжения и позволить неприятелю разбить гранатами экспедицию в Киберонской бухте, подобно тому, как она была уже расстроена на рейдах Гавра.

Лучшее, что могло бы произойти, если бы де Конфланс не дал сражения в открытом море, это то, что французский флот был бы с этого момента заперт в Киберонской бухте, блокада которой значительно легче блокады Бреста.

Но весь план от начала до конца был перепутан и не имел определенных принципов, так что невозможно было ориентироваться и действовать сообразно какому-либо основному принципу в момент надобности. Киберонский залив усеян мелями и банками, и первая мысль, пришедшая в голову де Конфлансу, была — добраться до залива со своим флотом раньше англичан… Тогда эти скалы и мели послужили бы ему защитой; во всяком случае, опасность в последнем случае была меньше, чем в первом. Из всего этого произошла история, передаваемая сэром Эдуардом Хауком так:

«Весь день мы имели свежий ветер от NW и WNW с сильными шквалами. Де Конфланс продолжал уходить под всеми парусами, какие только эскадра могла нести и при которых она могла держаться вместе; мы тоже гнались за ними под всеми парусами. В 2 1/2 часа пополудни, с открытием огня неприятелем я сделал сигнал вступить в бой. Мы были тогда к югу от Бель-Иля. Французский адмирал, будучи впереди, скоро обогнул Кардиналы [49], в то время как арьергард его был уже в действии. Около 4 часов «Формидейбл» наскочил на мель, а немного погодя «Тезей» и «Сьюперб» пошли ко дну. Около 5 часов «Херос» сел на мель и бросил якорь, но так как ветер был очень свеж, то нельзя было послать к нему ни одной шлюпки. Наступила ночь, и так как мы были без лоцмана близ берега, среди островов и скал, о которых мы не имели ни малейшего понятия, да еще при сильном ветре по направлению к берегу, я сделал сигнал стать на якорь на 15 саженях глубины…»

Короче, французский флот был окончательно разбит и расстроен. Из 21 линейного корабля, которые неделю назад покинули Брест, 2 были загнаны к берегу и сожжены, 2 затонули, один потерпел крушение около Луары, один взят в плен; 11 спаслись тем, что выбросили за борт все орудия и провиант и скрылись в мелких водах реки Вилэн, и только 8 благополучно отступили к Рошфору. Это ужасное и решительное сражение поставило, разумеется, крест на осуществлении планов Франции. К вышеизложенному остается только добавить, что экспедиция М. Тюро оказалась самой успешной из всех, так как ему удалось уйти 12 октября со своей эскадрой в море, воспользовавшись штормом, который согнал коммодора Бойса с его поста. Счастье не оставляло его и помогло ему достигнуть нейтрального порта Гетеберг в Швеции, а затем Бергена в Норвегии, где эскадра и оставалась до следующего года [50].

Переходя от изложения судьбы незрелых по своему характеру планов французов в 1759 г. к вопросу о том, в чем причина их неудач — в другом ли выполнении планов, в ошибочности ли принципов или же, наконец, в недостатке предприимчивости, — я полагаю, можно сказать, что если бы не было недостатка ни в хорошем выполнении планов, ни в предприимчивости, дело едва ли могло бы окончиться успешно для французов, при условии возникновения и ведения их операций на таких ложных принципах.

Я думаю, что по мере нашего повествования становится все более и более очевидным, что море не есть и не может быть нейтральной почвой. Как путь сообщения оно постоянно находится в руках той или другой враждебной стороны, и если какая-нибудь из этих сторон возымеет желание беспрепятственно им пользоваться, то она должна достичь этого завоеванием водной территории.

Франция в 1759 г. сильно грешила непониманием этого основного принципа. Единственный шанс, который она могла бы иметь на успех вторжения, должен был явиться только после завоевания моря, а не одновременно с ним. С эскадрами в Тулоне, Бресте, Рошфоре и Вест-Индии, содержание которых во всех этих пунктах для нее было одинаково возможно, Франция обладала такой великолепной стратегической позицией, что, оставляя в стороне вопрос о дурном управлении и о не могущих быть предусмотренными случайностях, для нее была возможность победы над английским флотом по частям, так как тогда раздробленность последнего вызывалась бы как необходимость позицией неприятеля.

Раз это так, то ей надлежало преследовать одну цель — устроить такие комбинации, чтобы возможно было нападать превосходящими силами на отдельные эскадры британского флота.

Если бы она имела способность достигнуть этой цели и таким образом постепенно ослаблять своего врага, то не было бы в конце концов и особенных затруднений к осуществлению вторжения в Англию в каком угодно масштабе. Но внимание Франции раздвоилось на приготовление ко вторжению и на снаряжение флотов, назначение которых было неясно для нее самой. Если бы она сосредоточила свои мысли исключительно на поражении Британии на море, то кто может сказать теперь, что она не могла бы осуществить своей цели, предполагая, что ее действия согласовались бы с решением. Если такую задачу признать непосильной для нее, то уж наверно еще менее соответствовала ее силам задача перевозки армии через Канал и высадка ее на берег перед лицом неприятельского флота, заведомо сильнейшего.

Но, может быть, скажут, что она надеялась избежать столкновения с неприятельскими силами на море? Так чем же вызывалась тогда посылка больших морских сил для сопровождения транспортов? Итак, с какой стороны ни взгляни на планы Франции, видишь недостаток ясного понимания ее стратегической задачи и перестаешь удивляться ее поведению при отсутствии твердо поставленного принципа, который управлял бы всеми частными действиями ее.

Франция была, очевидно, не в силах снарядить транспорты, так как, например, в Гавре она не могла спасти их от уничтожения гранатами и каркасами [51]. Не менее очевидна и ошибка де ла Клю, назначившего рандеву в Кадисе, когда весь успех зависел от избежания встречи с Боскауеном и возможно поспешного соединения с Конфлансом. Из этой ошибки вытекли и другие, которые прямо привели к катастрофе в Лагосском заливе.

Зачем де Конфланс вообще направился в Киберонский залив — этой тайны я до сих пор не могу постичь. Явная задача его состояла в том, чтобы отвлечь Хаука как можно дальше от транспортов с армией, которые сопровождались уже сильным конвоем под командой де Морогуеса. Если бы он последовал за Хауком в Торбей и здесь привлек его внимание, то де Морогуес имел бы свободный путь до канала св. Георгия. Но привлечение Хаука к транспортам было действительным средством к помехе их движения; и, как уже было замечено, переход от безопасного положения в Бресте к открытому в Киберонской бухте равносилен домоганию поражения, которое он и потерпел. Затем, уклонение от встречи с Хауком, следовавшим с 9 судами эскадры Бомпарта, связанной с его собственной эскадрой, является заключением целого ряда ошибок. Если что и могло дать успех, так это снаряжение силы в 30 линейных кораблей к востоку от Уэссана; даже поражение такой силы могло бы настолько временно задержать флот Хаука, что заставило бы его пропустить армию через Канал.

Нет сомнения, что эта история, как и история многих других событий в жизни флотов, нуждается в более многостороннем исследовании. Только тогда могут быть найдены объяснения тех действий, которые сами по себе теперь непонятны, но все-таки едва ли возможно, что ясные принципы морской войны везде пренебрегались французами в 1759 г.

Глава VIII

Попытки приобрести обладание морем с определенной дальнейшей целью (продолжение)

Прошло двадцать лет после неудачи 1759 г., прежде чем Франция сделала еще попытку приобрести обладание морем с целью переправить через него армию вторжения. Положение дел к 1779 г. было таково, что она направила свой взор на другое предприятие подобного же рода, но более смелое и широкое. Я думаю, что нельзя не заметить резкой разницы между попытками приобрести обладание морем с этой конечной целью и попытками добиться этого обладания, как средства для выполнения какого-либо плана, когда мы имеем перед собой действительный результат в примерах голландских войн и полных неудач со стороны Франции. Оглядываясь на прошлое, мы ясно видим, что если бы Франция совсем не думала о вторжении в Англию, но совершенно посвятила бы себя, как сделала Голландия, задаче вырвать у нас обладание морем, она могла бы сохранить морское положение во всяком случае лучше того, какое ей пришлось занять в действительности.

Но, затрачивая свою энергию на двойственную цель, она с каждой новой войной впадала в состояние подчиненной морской силы, которое если и могло улучшиться, то благодаря только случайности, а не осуществлению каких-либо основательных надежд.

По-видимому, ничто не отвратило командиров французских кораблей и государственных людей Франции от повторения до сих пор неудачных двойственных мер. В 1767 г. два французских офицера предлагали планы вторжения в Англию способом, имевшим наибольшие шансы на успех. В своем проекте они предлагали внезапный десант в мирное время, что совершенно согласовывалось с образом действий, свободно применяемым в этом государстве, т.е. с началом войны на море задолго до ее формального объявления. Армия, предполагавшаяся по проекту, должна была состоять из 40 000 пехоты, 6000 драгун и 4000 легкой кавалерии с соответствующим отрядом артиллерии. Легкая кавалерия должна была быть посажена на суда с лошадьми, а тяжелая — без лошадей, которых предполагалось добыть по вступлении в неприятельскую страну. Местом для высадки десанта было избрано дильское побережье.

Надо предположить, что эти проекты были сданы в Париже в архивы, в ожидании случая, удобного для их осуществления, но так как не было надежды провести такой проект в безусловной тайне и таким образом переправить через Канал громадные силы без конвоя или прикрытия, то, в конце концов, ход дела был направлен по старой колее в надежде, что десант может быть переправлен и высажен, когда обладание морем будет временно обеспечено для этой цели.

Только в 1779 г., казалось, представился случай, когда Франция, вступив в союз с нашими восставшими колониями Северной Америки и поэтому оказывая сильное давление на Великобританию, привлекла на свою сторону Испанию. Тогда явилась возможность, соединив флоты обеих держав, выставить значительные силы, какими, конечно, не обладала ни одна из этих держав в отдельности. Но Франция оказалась и на этот раз, как всегда, неспособной попытаться приобрести обладание морем. Проект имел в виду в действительности три задачи: соединение флотов, во-первых; взятие Гибралтара Испанией, во-вторых, и переправу через Канал для вторжения в Англию 40 000 человек, собранных теперь с этой целью на берегах Нормандии и Бретани, в-третьих.

Весной было стянуто в Брест более 30 линейных кораблей и 10 фрегатов, и в Кадисе и других испанских портах — около 36 линейных кораблей и от 10 до 12 фрегатов. Через несколько недель после объявления войны все ценные силы Англии достигли только 37 линейных кораблей и 24 фрегатов, брандеров и других мелких судов.

Французский флот, почти не тревожимый и не наблюдаемый с нашей стороны, покинул Брест 3 июня, чтобы присоединиться к испанцам у их собственного берега, но прошел месяц, прежде чем соединение могло быть осуществлено. Гордость испанцев была уязвлена при мысли служить под командой французского адмирала д'Орвилльера, и корабли медлили своим появлением. Только 2 июля 8 линейных кораблей и 2 фрегата, под начальством вице-адмирала дона Антонио Дарсе, присоединились к французам из Ферроля, а еще 20 дней спустя из Кадиса присоединилась остальная дивизия, состоявшая из 28 линейных кораблей с 7 фрегатами и мелкими судами, под командой вице-адмирала дона Луи де Кордова. Это составило общую силу в 66 линейных кораблей и 14 фрегатов и мелких судов. Но силы эти не были объединены, так как Кордова взял 16 линейных кораблей под свое особое начальство в качестве «наблюдательной эскадры» [52]. В тактическом отношении отряд был довольно внушителен, тем более что тогда он не мог встретить в Канале равного себе по силе. Соседство такого быстро сформированного флота почти одержало победу над надежностью морского положения Англии. Но, вероятно, национальная ревность, а не тактические соображения были двигательными началами. Д'Орвилльер со своей стороны тоже отделил пять линейных кораблей под командой Латуш-Тревилля для образования летучего отряда.

С внешней стороны казалось, что в громадном вооружении французов все шло хорошо до первой недели июля, и можно было думать, что 40 000 человек совсем готовы и ждут приказания сесть на суда и переправиться. Посмотрим же, какие приготовления шли в это время в Англии [53].

16 июня было объявлено о начале враждебных действий против Испании, и в тот же день сэр Чарльз Гарди покинул остров св. Елены, имея 37 линейных кораблей и 24 меньших судна, уже упомянутых выше; он сейчас же направился к западу и крейсировал близ Уэссана до 26-го числа, милях в 30 или 40 к западу от него. Затем он направился к северу и ко 2 июля находился к западу от Ссилли. В этот же день он был в 20 милях от Ландс-Энда, держа курс на Торбей, куда пришел 6 июля. Ошвартовавшись, он остался там до 14-го числа.

Покинув Торбей 14 июля, сэр Чарльз опять пошел на запад и опять крейсировал в течение двух-трех дней к северу и западу от Уэссана. 23-го он снова вернулся к английскому берегу и крейсировал между Плимутом и Ссилли до 11 августа, оставаясь, по-видимому, без всяких известий.

На 12 августа он был в 34 милях к SSO от Ссилли, при западном ветре, который дул в продолжение нескольких дней. Сэр Чарльз не только держался против него, но подвигался даже еще к западу. 15-го он был много севернее Ссилли, к OtN от последнего, в 47 милях [54].

Все эти движения кажутся довольно бесцельными и неопределенными при отсутствии известий о соединенном флоте. Если имелось в виду намерение преградить неприятелю его путь по Каналу, то необходимо было удерживать позицию около Уэссана с рекогносцировкой к северу или позицию около Ссилли с рекогносцировкой к югу. Но при отсутствии удостоверенных причин кажется совершенной загадкой, почему сэр Чарльз Гарди занимал то одну позицию, то другую. Если же предположить, что вторжение неприятеля ожидалось, и что сила его флота была известна, то опять-таки это движение к западу флота, так уступавшего по силе флоту неприятеля, казалось, было именно таким, какого надо было желать последнему. Это ставило его в положение, при котором сражение было бы неизбежно и, вероятно, удачно для него. После поражения английского флота план вторжения мог бы быть приведен в исполнение. Единственно целесообразной стратегией в положении сэра Чарльза Гарди была бы такая стратегия, которой еще перед тем держался лорд Торрингтон, т.е. наблюдательная и угрожающая. Следуя ей, надо было бы оставить флот в Торбее, если не у о. св. Елены, пользуясь при этом возможно большим числом мелких разведочных; судов (мы должны помнить, что у сэра Чарльза их было 24) для получения своевременных сведений о неприятельском флоте я его приближении. Стоит только взглянуть на карту, чтобы ясно увидеть, что путь к Каналу, начиная с 12 августа, был совершенно открыт, а так как ветер с того времени до 19 числа дул с запада, то такое оставление Канала без защиты положительно надо считать ничем не вызванным.

Мы видели, что только 22 июля состоялось соединение французского и испанского флотов в Ферроле и около него; затем прошло некоторое время в различных приготовлениях к последующим действиям и в упомянутых выше разделениях флота. Только после этого союзники направились к Уэссану и, придя на вид его, взяли курс на Английский канал. Громадный флот, страдавший уже, как сказано выше, от болезней, начал еще ощущать недостаток в воде и провизии.

Д'Орвилльер намеревался сначала проследовать в Торбей, стать здесь на якорь и равномернее распределить оставшийся во флоте провиант, а также принять запасы, вытребованные из Бреста. Следуя этому намерению, большой флот двинулся к Каналу, и 15 августа был в виду Плимута, не увидев даже тени какого бы то ни было разведочного британского судна и не встретив ни малейшего препятствия.

Английские историки, разбирающие эти происшествия, думают, что соединенный флот «по какому-то необъяснимому случаю» избежал встречи с флотом сэра Чарльза Гарди. Но взгляд на карту прямо показывает, что ничего тут необъяснимого нет, а, как мы видели, путь, можно сказать, специально был открыт для прохода д'Орвилльеру. Уже 12 августа Гарди отошел к западу от целесообразной стратегической позиции, не будучи отнесен туда ни непогодой, ни недостатком ветра. Предельная западная стратегическая линия была Уэссан — Лизард, и если имелась в виду охрана Канала, то к западу от этой линии никакая позиция не могла быть признана правильной. Ясно только одно, что по крайней мере с 12 до 20 августа сэр Чарльз Гарди находился всегда там, где ему не следовало быть, и д'Орвилльер спокойно двигался по Каналу к югу от него. 15 августа противники были на расстоянии 120 миль один от другого: соединенный флот около Плимута, а британский — около 150 миль за Ссилли.

При внимательном изучении дела трудно представить себе положение для государства более гибельное, чем оказавшееся теперь. Франко-испанские силы были совершенно достаточны, чтобы можно было разделить их на две части с целью одной из них задержать сэра Чарльза Гарди, а при необходимости и вызвать его на бой, другой же, также достаточно сильной, конвоировать войска и защищать их при высадке. Или же, если преследовать тактику еще более надежную, можно было сначала совершенно расстроить флот Гарди превосходящими силами и затем, с полным спокойствием и не торопясь, переправить столько войск, сколько необходимо было для покорения Соединенного королевства.

Только 19 августа перемена ветра на восточный помешала сэру Чарльзу Гарди немедленно вернуться на его надлежащую позицию, и только 20-го он получил известие о неприятеле. Однако восточный ветер застиг сначала соединенный флот, а потом уже британский. Ветер перешел в восточный около Плимута 16-го числа, и сила его так увеличивалась, что Торбей не мог уже служить надежным местом якорной стоянки, мысль о заходе туда должна была быть оставлена [55]. Это не только помешало соединенному флоту идти восточнее Плимута, но так как ветер усиливался, то его дрейфовало еще к западу. Это и было, вероятно, причиной того, что один из кораблей флота Гарди был в состоянии 20-го числа донести ему, что он видел на NO 15 кораблей.

Послан был «Поркьюпайн» в погоню по этому направлению, но он вернулся, не увидев никакого неприятеля.

Теперь начался период бесцельного крейсирования обоих флотов, причем сэр Чарльз Гарди находился в 60-80 милях к юго-западу от Ссилли, а д'Орвилльер — с флотом, по-видимому, разбросанным, к югу от Лизарда. Ветры были свежие и от О, NO и SO, но не столь постоянные по направлению и силе, чтобы помешать Чарльзу Гарди подвигаться на восток, если бы он желал этого, а д'Орвилльеру — держаться на месте.

28 августа сэр Чарльз Гарди дотащился до позиции в 22 милях от Ссилли. Ветер был легкий, погода же перешла от пасмурной к очень туманной.

29-го появляется следующая заметка в журнале капитана: «В 6 часов вечера провизионный бот (bumboat) известил нас, что он насчитал 28 больших кораблей к SO, которые, по его убеждению, составляют часть соединенного флота». Продолжало быть очень туманно, что все-таки не помешало Гарди созвать по сигналу крейсера. 30-го было умеренно и ясно, и в полдень британский флот был в положении, указанном на рис. 10, по крайней мере часть соединенного флота была в этом положении, потому что известно, что в 7 часов утра 16 кораблей его находились около этого места, в виду флагманского корабля Гарди. Последний, как видно из его положения 31-го числа к SSW от Лизарда, не делал никаких попыток приблизиться к соединенному флоту, который, в свою очередь, хотя и преследовал британский флот, но очень вяло. В половине четвертого утра 1 сентября Дикс поднял сигнал, что видит неприятеля к SW, и тогда Гарди, по-видимому, в первый раз отправился на разведку. В 5 часов он насчитал 16 больших кораблей, а позднее оказался настолько близко от них, что мог различить некоторые из поднятых ими флагов. Были посланы два фрегата на более тщательную рекогносцировку, но так как некоторые неприятельские корабли, казалось, направились к ним, то их отозвали. В полдень 1 сентября адмирал был извещен сигналом с некоторых из разведочных судов, что неприятель сильнее; флот его, в сборе, держал курс на восток; неприятель же был виден за кормой. В половине пятого пополудни 38 кораблей неприятельского флота все еще были видны к западу, но только уже с топа мачты. 2 сентября в 5 часов утра неприятель продолжал быть виден; так было все время до полудня. В 11 часов утра Гарди стал на якорь всем флотом в 6 милях к SW от Рамхеда, что заставил его сделать отлив, а также и желание отдалиться от неприятеля. После этого о неприятеле больше не упоминается, кроме того разве, что после съемки с якоря на следующий вечер одно из разведочных судов донесло о семи кораблях, усмотренных на SW. Гарди направился на восток и вечером следующего дня стал на якорь в Спитхеде.