Джек Райан (№10) - Медведь и Дракон

— Ничего не поделаешь, когда в этом здании размещался КГБ, такое тоже не раз происходило. Это неприятно, но такова действительность. Люди поддаются коррупции. Такова человеческая природа, — произнёс Головко успокаивающим голосом.

К тому же опасность угрожает теперь не мне, — подумал он, но промолчал. Недостойная мысль, пожалуй, но такова человеческая натура.

— Чем сейчас занимается охрана президента Грушевого?

— Потеют от страха, полагаю. Кто знает, что это единственная угроза? Что, если этот мерзавец Конг имеет нескольких агентов в Москве? Нам нужно арестовать и его.

— Мы так и сделаем, когда придёт время. За последнюю неделю его заметили, когда он закладывал письмо в одно место, и мы держим это место под наблюдением — да, я знаю, — добавил Головко, видя, что Анатолий собирается протестовать. — Он не единственный сотрудник китайского МГБ в Москве, но, вероятно, только он занимается этим делом. Соображения безопасности одинаковы во всех странах. Они должны беспокоиться о том, что один из их офицеров может работать на нас. Существует много колёс в таких операциях, и не все поворачиваются в одном направлении, мой молодой друг. Знаешь, чего мне не хватает?

— Думаю, Второго Главного управления, работающего под одной крышей. Вот тогда операция проходила бы более гладко.

Головко улыбнулся.

— Правильно, Анатолий Иванович. А пока мы занимаемся только своей работой и надеемся, что другие справятся со своей. Это верно, ожидание никогда не является приятным способом проводить время. — После этого каждый из них вернулся к своим телефонам, ожидая, когда они зазвонят.

* * *

Единственная причина, по которой наблюдение не сделали ещё более плотным, заключалась в том, что было слишком мало места для дополнительных агентов ФСБ.

Суворов мог заметить тридцать человек, которые следуют за ним повсюду. В этот день он проснулся, как обычно, умылся, выпил кофе с булочкой на завтрак, в 9.15 вышел из дома и поехал на своём автомобиле в город, сопровождаемый несколькими офицерами ФСБ. Он поставил машину в двух кварталах от парка имени Горького и остальной путь прошёл пешком. Так же поступили и четверо других, за которыми тоже следили. Они встретились у киоска ровно в 9.45 и вместе пошли в кафе, оказавшееся переполненным.

В такой обстановке ни один из офицеров не смог подойти поближе, чтобы услышать их разговор, хотя за лицами внимательно наблюдали. Говорил главным образом Суворов/Конев, остальные слушали и время от времени кивали.

Майор Ефремов из ФСБ не подходил к ним близко. Он занимал достаточно важную должность и не мог гарантировать, что его лицо никому не известно. Поэтому ему приходилось полагаться на молодых сотрудников, которые старались подойти поближе. Наушники были извлечены из ушей, и крошечные рации выключены, офицерам оставалось жалеть о том, что они не могут читать разговор по губам, как это бывает в шпионских фильмах.

Теперь перед Павлом Георгиевичем Ефремовым стоял вопрос — что делать дальше?

Арестовать всех и рисковать положить конец расследованию — или просто продолжать слежку. В этом случае был риск того, что эти люди получат указания, примутся за дело… и, возможно, добьются успеха в своей миссии?

Ответ на вопрос появился сам собой. Один из четверых — самый старший, около сорока лет, ветеран Афганистана, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, вытянул руку и потёр большим и указательным пальцами. Получив отрицательный ответ на свой вопрос, он покачал головой, встал и вышел из кафе. Никто не пытался остановить его, и два офицера последовали за ним к ближайшей станции метро. Остальные остались в кафе и продолжали разговор.

Узнав об этом, Ефремов приказал арестовать его. Это сделали, когда он вышел из поезда в пяти километрах на станции рядом со своей квартирой, где он жил с женой и сыном. Мужчина не сопротивлялся, и у него не было оружия. Послушный как ягнёнок, он последовал за двумя офицерами в штаб-квартиру ФСБ.

— Вас зовут Максимов, Игорь Ильич, — начал допрос Ефремов. — Вы встретились со своим другом Климентием Ивановичем Суворовым, для того чтобы обсудить подробности намеченного преступления. Мы хотим услышать от вас, о чём шёл разговор.

— Товарищ Ефремов, сегодня утром я встретился со своими друзьями за чашкой кофе. Мы поговорили, вспомнили прошлое, и потом я ушёл. Мы ничего не обсуждали. Я не знаю, о чём вы говорите.

— Да, конечно, — ответил майор ФСБ. — Скажите, вы знакомы с двумя бывшими спецназовцами вроде вас, Амальриком и Зимяниным?

— Я слышал эти имена, но не знаю их в лицо.

— Вот их лица. — Ефремов передал ему фотографии, присланные из ленинградской милиции. — Боюсь, что это зрелище не слишком приятно.

Выражение на лице Максимова не изменилось, но он стал рассматривать фотографии с интересом.

— Что с ними случилось?

— Они выполнили задание вашего товарища, Суворова, но ему, по-видимому, не понравились результаты. По этой причине они отправились плавать в Неве. Максимов, мы знаем, что вы служили в спецназе. Нам известно, что вы зарабатываете на жизнь преступным путём, но сегодня это нас не интересует. Мы хотим точно знать, о чём вы говорили сегодня в кафе. Вы расскажете нам об этом добровольно или после применения принудительных мер. Выбирайте. — Когда это требовалось, Ефремов мог говорить со своими официальными гостями очень жёстким тоном. В данном случае этого не потребовалось. Насилие было знакомо Максимову, по крайней мере, когда оно исходило от него. Ему не хотелось познакомиться с насилием, применённым к нему.

— Что вы можете предложить мне за откровенность?

— Я предлагаю вам свободу в обмен на сотрудничество. Вы покинули встречу до того, как было принято окончательное решение. Вот почему вы здесь. Итак, вы хотите говорить сейчас или вам нужно несколько часов для того, чтобы передумать?

Максимов не был трусом — в спецназе таких немного, знал Ефремов, — но он был реалистом, и реализм говорил ему, что он ничего не выиграет, отказавшись сотрудничать.

— Он предложил мне и остальным принять участие в убийстве. Полагаю, что это должна быть трудная операция, в противном случае зачем ему столько людей? Каждый из нас должен был получить двадцать тысяч евро. Я решил, что моё время стоит дороже.

— Вы знаете, кого предполагалось убить?

Максимов покачал головой.

— Он не сказал, а я не спросил.

— Это хорошо. Видите ли, целью покушения должен стать президент Грушевой.

— Но это государственная измена, — выдохнул бывший сержант спецназа, стараясь создать впечатление, что он никогда бы не согласился принять участие в этом преступлении. Да, он быстро учился.

— Верно. Скажите, двадцать тысяч евро — это хорошая цена за убийство?

— Я не знаю. Если вы хотите, чтобы я сказал вам, что я убивал за деньги, — нет, товарищ Ефремов, я не скажу этого.

Но ты убивал за деньги и, наверно, принял бы участие в этом покушении, если бы цена была достаточно велика. В России двадцать тысяч евро — это большая сумма.

Но Ефремову нужно было поймать гораздо более крупную рыбу.

— На совещании присутствовали трое других. Кто они?

— Все ветераны спецназа. Илья Суслов и я служили вместе к востоку от Кандагара. Илья — великолепный снайпер. Об остальных я только слышал, но вместе мы не служили.

Снайпер. Это полезные сведения, ведь президент Грушевой появляется на публике очень часто. Между прочим, он должен выступить на митинге уже на следующий день.

Наступило время кончать с ними.

— Значит, Суворов говорил о заказном убийстве?

— Да, говорил.

— Хорошо. Мы запишем ваши показания. Вы поступили умно, Игорь Ильич, согласившись сотрудничать с нами. — Ефремов подозвал младшего офицера, и Максимова увели. Затем он поднял телефонную трубку. — Арестуйте всех, — приказал он командиру группы слежения.

— Их встреча закончилась, и они разошлись. Все находятся под наблюдением. Суворов едет к себе в квартиру с одним из троих.

— Тогда соберите группу офицеров и арестуйте обоих.

* * *

— Вы чувствуете себя лучше? — спросил полковник Алиев.

— Сколько сейчас времени?

— Пятнадцать сорок, товарищ генерал, — ответил полковник. — Вы спали тринадцать часов. Из Москвы прибыло несколько депеш.

— Вы позволили мне спать так долго? — возмутился генерал, не скрывая гнева.

— Война ещё не началась. Подготовка наших войск продолжается. Будить вас не было смысла. Кроме того, нам доставили первый набор разведывательных фотографий.

Они лишь немного резче, чем те, которые мы получили от американцев по факсу. Разведка подтвердила их оценку. Ситуация не стала лучше. Теперь нас поддерживает американский самолёт электронной разведки, но они сообщили нам, что китайцы не пользуются радио и хранят молчание в эфире. В этом нет ничего удивительного.

— Черт бы тебя побрал, Андрей! — ответил генерал, потирая своё небритое лицо обеими руками.

— Тогда отдайте меня под трибунал после того, как выпьете кофе. Я тоже немного поспал. У вас есть подчинённые. У меня тоже есть подчинённые, и я решил дать им возможность заниматься работой, пока мы спали, — ответил начальник оперативного отдела.

— Как дела со складом Невер?

— У нас сто восемьдесят танков с экипажами в полной боевой готовности. Хуже обстоят дела с пехотой и артиллерией, но резервисты, судя по всему, работают с энтузиазмом. 265-я мотострелковая дивизия впервые начинает функционировать как настоящая дивизия. — Алиев принёс генералу кружку кофе с молоком и сахаром, как любил Бондаренко. — Выпейте, Геннадий Иосифович. — Затем он показал на стол, где лежал нарезанный хлеб с беконом.

— Если мы переживём войну, я позабочусь о том, чтобы вас произвели в следующее воинское звание, полковник.

— Мне всегда хотелось стать генералом. Но я также хочу видеть, как мои дети поступят в университет. Так что давайте попытаемся остаться в живых.

— Как обстоят дела с пограничными войсками?

— Я выделил транспорт для каждой заставы — где была возможность, несколько машин. Я послал резервистов на БТРах, чтобы пограничники имели какую-то защиту от артиллерийского огня, когда им придётся отступать. Судя по фотографиям, у китайцев масса артиллерийских орудий и гребаные горы снарядов. Но пограничные войска хорошо защищены, и приказы им посланы, так что ребятам не придётся спрашивать разрешения оставить свои посты, когда ситуация станет невыносимой, — приказы отданы на уровне командиров рот, товарищ генерал, — добавил Алиев. Офицеры не проявят такого энтузиазма к отступлению, как рядовые и сержанты.

— Неизвестно, когда начнётся наступление?

Начальник оперативного отдела покачал головой:

— От разведки не поступило ничего определённого. Китайцы все ещё гоняют свои грузовики и другие машины, насколько нам известно. Думаю, ещё один день, может быть даже три.

* * *

— Какие новости? — спросил Райан.

— Спутниковая фотосъёмка показывает, что они продолжают передвигать фигуры по шахматной доске, — ответил Фоули. — Но большинство фигур уже на месте.

— Есть что-нибудь из Москвы?

— Скоро они собираются арестовать всех подозреваемых. Наверно, хотят арестовать и китайского офицера, контролирующего операцию в Москве. Они заставят его попотеть, но у него дипломатический иммунитет, так что слишком давить на него не будут. — Эд Фоули вспомнил, как КГБ арестовал его жену в Москве. Это не было очень уж приятным для неё — и ещё меньше для него, — но они обращались с ней вежливо. Связываться с людьми, путешествующими с дипломатическими паспортами, приходится редко, несмотря на то, что они видели по телевидению несколько недель назад. Да и китайцы, наверно, жалели об этом, несмотря на высказывания, появляющиеся в донесениях «ЗОРГЕ».

— Ничего оттуда, что могло бы поддержать нас?

— Нет. — Директор ЦРУ покачал головой.

— Надо начинать перебрасывать самолёты ВВС, — настаивал вице-президент Джексон.

— Но тогда это могут рассматривать как провокацию, — возразил Государственный секретарь Адлер. — Мы не должны давать им такого повода.

— Мы можем перебросить Первую бронетанковую в Россию, заявим, что это совместные учения с нашим новым союзником по НАТО, — сказал «Томкэт». — Этим мы сэкономим несколько дней.

Райан взвесил это предложение и посмотрел на председателя Объединённого комитета начальников штабов.

— Как вы считаете, генерал?

— Это не причинит вреда. Они уже работают с «Дойче Рейл», готовясь к погрузке.

— Тогда отдайте приказ, — распорядился Райан.

— Слушаюсь, сэр. — Генерал Мур вышел, чтобы позвонить.

Райан посмотрел на часы.

— У меня назначена встреча с репортёром.

— Желаю удачи, — сказал Робби своему другу.

* * *

Жиганск, расположенный на западном берегу Лены, был когда-то крупным региональным центром старой советской системы ПВО страны, командным пунктом русской ПВО. Здесь находился большой аэродром, превышающий по размерам обычный, с казармами и ангарами. Теперь новые русские войска почти покинули его, оставив здесь только небольшую группу, наблюдающую за состоянием аэродрома, на случай если он сможет когда-нибудь понадобиться. Это оказалось весьма предусмотрительным, потому что ВВС США начали перебрасывать сюда свои силы, главным образом транспортные самолёты из центральной части Америки. Они заправлялись на Аляске и затем летели через Северный полюс к Жиганску. Первый из тридцати транспортных самолётов С-5 «Гэлакси» приземлился в десять утра по местному времени. Он покатился к огромным, но сейчас пустым рампам, чтобы разгрузиться под руководством наземных членов экипажа, прилетевших в больших пассажирских помещениях, расположенных позади крыльев этих гигантских машин. Первым, что разгрузили с «Гэлакси», были беспилотные разведывательные самолёты «Тёмная звезда». Они походили на булки французского хлеба, сексуально прижавшиеся друг к другу на лёгких крыльях. Это были невидимые с земли разведывательные самолёты, способные оставаться в небе в течение длительного времени. Требовалось шесть часов на их сборку, прежде чем БПЛА можно запустить в небо. Механики немедленно принялись за работу, пользуясь передвижным оборудованием, доставленным на этом же самолёте.

Истребители и штурмовики базировались в Шантаре, намного ближе к китайской границе. Самолёты-заправщики и другие самолёты поддержки, включая американские Е-3 АВАКС[79], совершили посадку в Мирном, к западу от Шантары. На этих двух авиабазах прибывшие американцы встретились с русскими коллегами, и различные группы сразу же начали работать вместе. Американские самолёты-заправщики не могли заправлять русские самолёты, но, к всеобщему облегчению, насадки шлангов для заправки на земле оказались одинаковыми. Теперь американские самолёты могли пользоваться горючим, предназначенным для реактивных самолётов, из русских топливохранилищ, которые, как выяснили американцы, были огромными и почти полностью скрытыми под землёй для защиты от воздушного взрыва ядерных бомб. Но самым важным элементом сотрудничества оказалось то, что русских диспетчеров приписали к американским АВАКСам, так что русские самолёты можно было контролировать с американских комплексов ДРЛО. Почти сразу несколько Е-3 взлетели для того, чтобы на практике испробовать такую возможность, пользуясь прибывающими американскими истребителями как учебными целями для контроля за перехватом. Они тут же обнаружили, что русские пилоты на своих истребителях отлично реагировали на указания с АВАКСов, к радостному изумлению американских контролёров.

Они почти сразу поняли, что американские штурмовики и бомбардировщики не могут пользоваться русскими бомбами и другим боезапасом. Даже если бы точки подвески были одинаковыми (а они не были), русские бомбы имеют иную аэродинамику по сравнению с американскими. Таким образом, компьютерное программное обеспечение на американских самолётах не могло направить русские бомбы в цель. Это походило на попытку загнать чужой патрон в винтовку: даже если бы вы могли выстрелить из винтовки, прицел пошлёт пулю в другую точку. Поэтому американцам придётся летать за бомбами, предназначенными для сбрасывания. Но доставка бомб по воздуху будет так же эффективна, как доставка по воздуху гравия при строительстве дорог. Бомбы доставляют на авиабазы на кораблях, поездах или грузовиках, но не по воздуху. По этой причине бомбардировщики В-1 и другие тяжёлые самолёты были посланы на авиабазу Андерсен на Гуаме, где были запасы бомб, хотя они находились далеко от предполагаемых целей. Военно-воздушные силы обеих стран сразу установили дружеские отношения, и уже через несколько часов — после того как американские пилоты отдохнули, как это предписано уставом, — они начали планировать миссии и летать с относительной лёгкостью.

* * *

Бронетехника «Квортерной лошади» грузилась первой. Под внимательным взглядом полковника Анжело Гиусти тяжёлые танки М1А2 и бронетранспортёры МЗ «Брэдли» въезжали на платформы «Дойче Рейл». За ними последовали автоцистерны и другие машины поддержки.

Персонал размещали в вагонах в передней части составов. Скоро поезд отправился на восток в Берлин, где они перейдут в вагоны с принятой в России шириной колеи для продолжения путешествия на восток. «Странно, что при отправке поездов не было репортёров с телевизионными камерами», — подумал Гиусти. Это не может продолжаться долго, но пока было одной неприятностью меньше для батальона, который считался глазами Первой бронетанковой. Вертолётная бригада дивизии находилась на собственной базе, ожидая прибытия транспортных самолётов, которые перебросят их на восток. Какой-то гений возразил против того, чтобы вертолёты летели сами. Они, по мнению Гиусти, вполне могли сделать это без посторонней помощи, но генерал Диггз сказал ему, чтобы Гиусти не беспокоился об этом. Гиусти будет беспокоиться об этом, но не вслух. Он разместился в удобном купе в переднем пассажирском вагоне, вместе со своим штабом, и принялся просматривать карты, только что отпечатанные картографическим подразделением дивизии, входящим в состав разведывательного управления. На картах была местность, за которую они будут сражаться. Они предсказывали главным образом, куда направятся китайцы, и это было не слишком трудно.

* * *

— Итак, что мы собираемся предпринять? — спросил Боб Хольцман.

— Мы начали развёртывать свои силы для поддержки наших союзников, — ответил Райан. — Мы надеемся, что КНР увидит это и прекратит свои действия, которые происходят сейчас.

— Мы связывались с Пекином?

— Да, — кивнул Райан. — Заместитель нашего посла в Пекине, Уильям Килмер, доставил нашу ноту китайскому правительству, и сейчас мы ожидаем официальный ответ.

— Вы говорите нам, что, по вашему мнению, может начаться война между Россией и Китаем?

— Боб, наше правительство приложило все силы, чтобы не допустить такой возможности, и мы призываем китайское правительство очень серьёзно обдумать своё положение и свои действия. Война больше не является продолжением политики в этом мире. Я полагаю, когда-то это было так, но не теперь. Война приносит смерть и разорение людям. Мир изменил свою позицию по этому вопросу. Человеческие жизни — включая жизни солдат — слишком драгоценны, чтобы разбрасываться ими. Боб, причина, в соответствии с которой у нас имеются правительства, заключается в служении потребностям и интересам народа, а не честолюбию правителей. Я надеюсь, что руководство КНР поймёт это. — Райан сделал паузу. — Пару дней назад я побывал в Освенциме. Боб, это зрелище заставляет задуматься. Ты чувствуешь там ужас. Ты слышишь крики и стоны людей, запах смерти, видишь длинные очереди несчастных, которых ведут под дулами автоматов к тому месту, где им предстоит умереть. Боб, неожиданно это перестало быть для меня похожим на черно-белое телевидение. Меня осенило, что нет никакого оправдания для правительства страны, любой страны, решившего заниматься убийством ради выгоды. Рядовые преступники грабят винные магазины ради денег. Страны грабят другие страны ради нефти или золота или территории. Гитлер вторгся в Польшу ради Lebensraum, чтобы расширить территорию Германии. Но, черт побери, там уже жили люди, и он пытался украсть землю у них. Вот и все. Никакая это не государственная политика, никакое не видение будущего. Гитлер был вором, перед тем как стал убийцей. Так вот Соединённые Штаты Америки не будут бездействовать и наблюдать, как нечто подобное произойдёт снова. — Райан замолчал и выпил голоток воды. — С течением жизни ты узнаешь, что есть только одна вещь, которую стоит иметь, — это любовь. Так вот, с другой стороны, есть только одна вещь, ради которой надо сражаться, — это справедливость. Боб, Америка готова воевать именно за это, и если Китай начнёт агрессивную войну — войну ради грабежа, — Америка станет рядом со своим союзником и положит ей конец.

— Многие говорят, что ваша политика по отношению к Китаю помогла обострению отношений из-за того, что ваше дипломатическое признание Республики Китай…

Райан резко прервал его:

— Боб, я не хочу больше слышать об этом! Правительство Республики Китай является свободно избранным правительством. Америка поддерживает демократические правительства. Почему? Да потому, что мы защищаем свободу и самоопределение. Ни я, ни Америка не имели ни малейшего отношения к хладнокровному убийству, которое мы все видели по телевидению, — смерти папского нунция кардинала ДиМило и гибели китайского священника Ю Фа Ана. Отвращение всего цивилизованного мира было вызвано действиями КНР. Но даже тогда Китай мог исправить ситуацию с помощью расследования и наказания убийц, но они предпочли не делать этого, и вот возникла реакция мира — реакция на то, что они сделали сами.

— Но из-за чего все это началось? Почему они собирают свои силы на русской границе?

— Судя по всему, им нужно то, что есть у русских, — новые месторождения нефти и золота. Подобно тому, как когда-то Ирак захватил Кувейт. Им была нужна нефть, фактически деньги. Это было вооружённое ограбление, вроде того, как это делает уличный бандит, отнимая у старой дамы чек социального страхования. Но каким-то образом, по какой-то причине мы оправдывали такое поведение, когда оно происходило на уровне государства. Но больше этого не будет, Боб. Мир больше не будет мириться с такими вещами. Америка не будет стоять и смотреть, когда это происходит с нашим союзником. Цицерон однажды сказал, что Рим стал великим не благодаря завоеваниям, а потому, что он защищал своих союзников. Нация завоёвывает уважение не благодаря тому, что она действует для чего-то, а потому, что она действует против чего-то. Америка защищает демократию, защищает самоопределение народов. Мы защищаем свободу. Мы защищаем справедливость. Мы сказали Китайской Народной Республике, что, если она развяжет агрессивную войну, Америка встанет плечом к плечу с Россией и защитит её от агрессора. Мы верим в мирный порядок на земле, в котором нации соперничают на поле экономических сражений, а не с танками и пулемётами. В мире было достаточно убийств. Пришло время остановить это, и Америка остановит войны.

— Мировой полицейский? — спросил Хольцман. И тут же президент отрицательно покачал головой.

— Нет, но мы будем защищать наших союзников, а Российская Федерация является нашим союзником. Вместе с русским народом мы остановили Гитлера. Теперь мы тоже будем стоять рядом с ними, — сказал Райан.

— И мы снова пошлём наших молодых людей на войну?

— Войны может и не быть, Боб. Сегодня нет войны. Ни Америка, ни Россия не развяжут войну. Этот вопрос находится в руках других людей. Совсем нетрудно, не требуется никаких усилий, чтобы страна прекратила подготовку к войне. Редкому профессиональному солдату нравится воевать. Можешь не сомневаться, что тот, кто однажды побывал на поле боя, вряд ли добровольно устремится на следующее. Но вот что я скажу тебе: если КНР развяжет агрессивную войну и если из-за этого жизни американцев подвергнутся опасности, тогда те, кто принимают решение спустить псов войны, подвергнут опасности собственные жизни.

— Это Доктрина Райана?

— Называй её как хочешь. Если приемлемо убивать какого-то рядового пехотинца, который делает то, что приказывает ему его правительство, тогда также приемлемо убивать людей, которые говорят правительству, как поступать. Те люди, которые посылают бедного глупого рядового под огонь противника, также заслуживают смерти.

Проклятье, — подумал Арни ван Дамм, который стоял у входа в Овальный кабинет. — Джек, неужели было необходимо говорить это?

— Спасибо, что вы уделили мне время, господин президент, — сказал Хольцман. — Когда вы собираетесь обратиться к нации?

— Завтра. Видит бог, мне хотелось бы в этом обращении к народу сказать, что КНР приняла решение отступить и отводит свои войска. Скоро я лично обращусь к премьеру Ху, чтобы призвать его сделать это.

— Желаю удачи, господин президент.

* * *

— Мы готовы, — сказал маршал Луо, обращаясь к членам Политбюро. — Операция начнётся завтра ранним утром.

— Чем занимаются американцы?

— Они послали в Россию несколько самолётов, но самолёты не являются причиной моего беспокойства, — ответил министр обороны. — Они могут жалить, как это делают комары, но не в состоянии причинить человеку настоящие неприятности. Мы продвинемся вперёд на двадцать километров в первый день, а после этого по пятьдесят километров в день — может быть, больше, в зависимости от сопротивления русских. Российские ВВС не представляют собой даже бумажного тигра. Мы можем уничтожить их или, по крайней мере, отогнать их с нашего пути. Русские начали перебрасывать свои механизированные войска к востоку от железной дороги, но мы нанесём удар нашими самолётами по железнодорожному узлу в Чите. Мы остановим их и, таким образом, защитим наш левый фланг до тех пор, пока не перебросим туда достаточное количество войск, чтобы создать там оборонительную стену.

— Вы уверены в победе, маршал Луо? — спросил Чанг. Разумеется, это был риторический вопрос.

— Мы захватим их новую золотую шахту через восемь дней, и ещё через десять наши войска выйдут к их нефтяным месторождениям, — предсказал маршал, словно описывая, сколько времени потребуется для постройки нового дома.

— Значит, вы готовы?

— Полностью, — подтвердил Луо.

— Сегодня ожидайте звонка от президента Райана, — предупредил премьер-министра министр иностранных дел Шен.

— Что он скажет? — спросил Ху.

— Он обратится к вам с личным призывом остановить войну, прежде чем она начнётся.

— Если он обратится с таким призывом, что я должен ответить?

— Пусть ваш секретарь скажет, что вы беседуете с народом, — посоветовал Чанг. — Нет смысла разговаривать с дураком.

Министр Шен не во всем был согласен с политикой своего государства, но всё-таки кивнул. Это, по-видимому, лучший способ избежать личного разговора, который Ху не сможет провести достаточно хорошо. Его министерство все ещё пыталось определить, как следует обращаться с американским президентом. Райан так отличался от остальных глав правительств, что им по-прежнему было трудно понять, как с ним говорить.

— Как мы ответили на их ноту? — спросил Фанг.

— Мы не дали им официального ответа, — сказал ему Шен.

— Меня беспокоит, что они могут назвать нас лжецами, — сказал Фанг. — По моему мнению, это будет нехорошо.

— Ты слишком часто беспокоишься, Фанг, — заметил Чанг с жестокой улыбкой.

— Нет, в этом он прав, — сказал Шен, защищая своего коллегу. — Нации должны верить словам друг друга, иначе никакие отношения между ними невозможны. Товарищи, мы должны помнить, что после окончания войны наступит послевоенный период, во время которого мы должны быть в состоянии восстановить нормальные отношения со всеми странами мира. Если они будут рассматривать нас как изгоев, это будет трудно.

— Это разумное предложение, — заметил Ху, впервые высказывая собственное мнение. — Итак, я не приму звонка из Вашингтона, и, Фанг, я не позволю Америке называть нас лжецами.

— Есть ещё одно предложение, — сказал Луо. — Русские начали высотные разведывательные полёты на своей стороне границы. Я предлагаю сбить следующий самолёт и сказать, что их самолёты вторгаются в наше воздушное пространство. Вместе со всеми другими планами мы можем использовать это как провокацию с их стороны.

— Отлично, — заметил Чанг.

* * *

— Что нам предстоит дальше? — спросил Джон.

— Он находится в этом здании, — объяснил генерал Кириллин. — Группа захвата готова подняться в его квартиру и арестовать его. Хотите присутствовать при этом?

— Конечно, — кивнул Кларк. Он и Чавез были одеты в свои маскировочные костюмы «ниндзя», абсолютно чёрные, а также бронежилеты, что показалось им несколько театральным, но русские заботились о своих гостях, и это включало беспокойство об их безопасности. — Как вы организовали это?

— У нас четыре человека в соседней квартире. Мы не ожидаем никаких трудностей, — сказал им Кириллин. — Прошу следовать за мной.

— Напрасная трата времени, Джон, — сказал по-испански Чавез.

— Это верно, но они хотят сделать это безупречно. — Они последовали за Кириллиным и младшим офицером к лифту, который поднял их на нужный этаж.

Быстрый взгляд убедил их, что коридор пуст, и они пошли тихо, как кошки, к занятой квартире.

— Мы готовы, товарищ генерал, — сказал старший офицер спецназа, майор, своему командиру. — Наш друг сидит в кухне, обсуждая детали со своим другом. Они решают, как убить президента Грушевого завтра по дороге к парламенту. Выстрелом из снайперской винтовки, — закончил он, — с восьмисот метров.

— Вы, парни, все принимаете во внимание, — заметил Кларк. Восемьсот метров достаточно близко для хорошего снайпера, особенно при стрельбе по медленно движущейся цели, такой, как человек, идущий пешком.

— Действуйте, майор, — приказал Кириллин.