Джек Райан (№10) - Медведь и Дракон

— Ну почему эти глупые гребаные люди не заявят просто, что раскаиваются в том, что застрелили двух священников? — раздражённо спросил Райан.

— А почему ты не подумал о том, что гордыня относится к числу семи смертных грехов? — спросил в ответ директор ЦРУ.

* * *

Портативный телефон Кларка был связан со спутником, и в него была встроена система кодирования. Фактически это была пластиковая карточка толщиной в четверть дюйма, что давало возможность прижимать телефон плечом к уху. Подобно большинству таких телефонов, ему требовалось время для синхронизации с другим телефоном, по которому говорил собеседник. Благодаря тому, что канал связи проходил через спутник, время синхронизации было более продолжительным.

— Канал безопасен, — произнёс наконец синтетический женский голос.

— С кем я говорю?

— Эд Фоули, Джон. Как тебе нравится в Москве?

— Здесь нам приятно. В чем дело, Эд? — спросил Джон. Директор ЦРУ звонил из Вашингтона по кодированной линии не для того, чтобы обмениваться любезностями.

— Отправляйся в посольство. Мы хотим, чтобы ты передал донесение.

— В чем оно заключается?

— Отправляйся в посольство. Там тебя ждут. О'кей?

— Понял. Конец связи. — Джон выключил телефон и снова вошёл в клуб.

— Что-нибудь важное? — спросил Чавез.

— Нам нужно ехать в посольство, чтобы повидаться кое с кем, — ответил Кларк, делая вид, что недоволен перерывом в спокойном течении дня.

— Тогда увидимся завтра, Иван и Доминго. — Кириллин поднял свой стакан в качестве салюта.

— Что случилось? — спросил Чавез, когда они отошли на тридцать футов.

— Не знаю, но меня вызвал Эд Фоули.

— Что-нибудь важное?

— Думаю, нам придётся подождать, пока не прочитаем документ в посольстве.

— Кто поведёт машину?

— Я. — Джон знал Москву относительно хорошо, впервые познакомившись с ней во время миссий в семидесятых годах. Тогда он был бы счастлив навсегда забыть о ней. В то время возраст его дочерей был примерно таким же, как нынешний возраст его внука.

Через двадцать минут они доехали до посольства, а самым трудным оказалось объяснить морскому пехотинцу, стоящему у входа, что они действительно имеют право войти в здание после окончания рабочего времени. Тут им помог человек, который ждал их внутри, Том Барлоу. Морские пехотинцы знали его, и он знал их, так что все решилось достаточно мирно.

— Из-за чего такой шум? — спросил Джон, когда они вошли в кабинет Барлоу.

— Из-за этого. — Он передал каждому из них по копии телефакса. — Вам лучше сесть, парни.

— Madre de Dios! — воскликнул Чавез через тридцать секунд.

— Согласен с тобой, Доминго, — заметил его босс. Они читали поспешно отредактированную копию последнего донесения «ЗОРГЕ».

— Значит, у нас есть источник в Пекине, приятель.

— Совершенно согласен с тобой, Доминго. И мы должны проинформировать о том, что узнали, Сергея Николаевича. Кто-то дома считает, что это должно стать достоянием не только американцев.

— Проклятье! — заметил Чавез. Затем он прочитал дальше. — А, понятно. В этом действительно есть смысл.

— Барлоу, у нас есть телефон нашего друга?

— Вот здесь. — Офицер ЦРУ передал ему записку и показал на телефон. — Сейчас он у себя на даче. С того момента, когда он узнал, что является целью, Головко стал обращать больше внимания на свою безопасность.

— Да, мы встречались с его телохранителем, Шелепиным, — сказал Чавез. — Серьёзный парень.

— Он и должен быть таким. Если я понимаю происходящее правильно, его снова вызовут. Может быть, оповестят охрану Грушевого.

— Господи, неужели это правда? — не удержался от вопроса Чавез. — Ведь это повод для начала войны.

— Помнишь, Динг, ты все время повторял, что международные отношения заключаются в том, что две страны стараются испортить настроение друг другу. — Затем он набрал телефонный номер. — Мне нужен товарищ Головко, — сказал он человеку, ответившему по телефону. И добавил по-русски: — Это говорит Кларк, Иван Сергеевич… Моё имя привлечёт его внимание, — объяснил он присутствующим в кабинете.

— Привет, Ваня, — послышался знакомый голос, говоривший по-английски. — Я не буду спрашивать, как ты узнал этот номер. Чем я могу помочь тебе?

— Сергей, мы должны немедленно встретиться с тобой по важному вопросу.

— Что это за вопрос?

— Сергей, я всего лишь почтальон. Я должен передать тебе документ. Он заслуживает твоего внимания. Можем мы с Доминго увидеть тебя сегодня вечером?

— Ты знаешь, как проехать ко мне?

Кларк подумал и решил, что сумеет найти дорогу.

— Только ты скажи охране у ворот, чтобы ожидали двух капиталистических друзей России. Примерно через час?

— Буду ждать.

— Спасибо, Сергей. — Кларк положил трубку. — Где тут у вас зал, чтобы помочиться, Барлоу?

— По коридору направо.

Высокопоставленный офицер ЦРУ сложил факс и сунул его в карман пиджака. Перед таким разговором ему требовалось посетить туалет.

Глава 42

Берёзки

Они поехали в сторону заката, к западу от российской столицы. Движение на дорогах в Москве заметно увеличилось после его последней миссии в этом городе, и ему приходилось пользоваться центральной полосой широких проспектов. Динг держал перед собой карту и давал указания, куда ехать и где поворачивать. Они выехали за пределы Кольцевой дороги, опоясывающей столицу. Теперь их окружала холмистая местность. Скоро они проехали мимо памятника, который раньше не видел ни один из них. Это были три огромные металлические штуковины.

— Что это такое, черт побери? — спросил Динг.

— Это место, где были остановлены немцы в 1941 году, — объяснил Джон. — Здесь их остановили.

— Как называются эту штуки? — «Эти штуки» были огромными стальными балками, сваренными по три под углом девяносто градусов.

— Это «ежи», но во время службы в диверсионных группах SEAL (действующих на море, в воздухе и на земле) мы называли их «рогатыми вёслами». Танки не смогут преодолеть такие препятствия, — объяснил Кларк своему молодому партнёру.

— Русские, судя по всему, серьёзно относятся к своей истории, правда?

— Ты тоже серьёзно бы относился к истории, если бы тебе удалось остановить кого-то, кто хотел стереть твою страну с лица земли, сынок. В то время немцы дрались отчаянно. Это была очень жестокая война.

— Да, пожалуй. Следующий поворот направо, мистер К.

Через десять минут они въехали в берёзовый лес, который является такой же частью русской души, как водка и борщ. Вскоре после этого они остановились у сторожки.

Охранник, одетый в армейскую форму, держал в руках автомат «АК-47» и выглядел удивительно мрачно. «По-видимому, его проинформировали о покушении на Головко», — подумал Джон. Но охраннику также сообщили, кого можно пропускать, и, после того как гости показали свои паспорта, охранник пропустил их и объяснил, по какой дороге ехать дальше.

— Эти дома выглядят совсем неплохо, — заметил Чавез.

— Они были построены немецкими военнопленными, — сказал ему Джон. — Иван не слишком любил немцев, но уважал их умение работать. Эти дома были построены для членов Политбюро, главным образом после войны. А вот мы и приехали. — Это был деревянный коттедж. «Нечто среднее между сельским домом в Германии и жилищем фермера в Индиане», — подумал Кларк. Здесь тоже были вооружённые охранники, ходившие вокруг дома. Их предупредили из первой сторожки о нашем приезде, — решил Джон. Один из них поднял руку. Два остальных остановились с автоматами наготове, чтобы прикрыть первого охранника, если случится что-то непредвиденное.

— Вы Кларк?

— Да, — ответил Джон. — А это Доминго Чавез.

— Проходите, вас ждут, — сказал им охранник.

Это был приятный вечер. Солнце зашло, и на небе начали появляться звезды. Дул лёгкий западный ветерок, но Кларку казалось, что он слышит шаги призраков войны. Панцер-гренадеры Ганса фон Клюге, солдаты, одетые в серую форму вермахта. Вторая мировая война на этом фронте была странным конфликтом, похожим на современную борьбу на телевидении. Никакого выбора между плохим и хорошим, только между плохим и ещё худшим. Но их хозяин не рассматривал, наверно, историю таким образом, и Кларк не собирался поднимать этот вопрос.

Головко уже ждал их на крыльце под крышей, стоя рядом с садовой мебелью. Он был одет по-домашнему. Хорошая рубашка, без галстука. Он не был высоким, примерно посредине между ростом Чавеза и Кларка, его глаза светились умом, а теперь в них проглядывал интерес.

Было заметно, что его заинтриговала цель их приезда, как и следовало ожидать, подумал Джон.

Головко поздоровался. Они обменялись рукопожатиями, и хозяин проводил гостей в дом. Жены Головко, врача, не было видно. Головко первым делом налил всем по стопке водки и предложил им сесть.

— Вы сказали, что у вас есть документ для меня.

— Вот он, — сказал Кларк и передал несколько листов бумаги.

— Спасибо. — Сергей Николаевич опустился в своё кресло и начал читать.

«Из него получился бы отличный игрок в покер», — подумал Джон. На лице Головко не отражалось совершенно ничего, пока он читал две первые страницы. Затем он поднял голову.

— Кто решил, что мне нужно ознакомиться с этим? — спросил он.

— Президент, — ответил Кларк.

— Ваш Райан — хороший товарищ, Ваня, и благородный человек. — Головко сделал паузу. — Я вижу, что вы улучшили возможности разведки с участием человеческого фактора в Лэнгли.

— Возможно, это хорошая догадка, но мне ничего не известно об источнике этого документа, директор Головко, — ответил Кларк.

— Это, как вы у себя говорите, горячая информация.

— Да, можно сказать и так, — согласился Джон, наблюдая за тем, как Головко перевернул страницу.

— Вот сукин сын! — заметил Головко, проявив наконец какую-то эмоцию.

— Да, я придерживаюсь такого же мнения, — принял участие в разговоре Чавез.

— Они хорошо информированы. Это не удивляет меня. Не сомневаюсь, что у них в России обширная шпионская сеть, — заметил Головко, и в его голосе прозвучал гнев. — Но здесь они обсуждают прямую и неприкрытую агрессию.

Кларк кивнул.

— Да, похоже на это.

— Этой информации можно верить? — спросил Головко.

— Я всего лишь почтальон, господин директор, — ответил Кларк. — Не могу поручиться ни за что, сказанное здесь.

— Райан слишком хороший товарищ, чтобы играть роль провокатора. Это безумие. — И Головко рассказал гостям, что у него нет агентов в китайском Политбюро. Это удивило Джона. Редко случается, чтобы ЦРУ превзошло русских в области разведки.

Головко посмотрел на них:

— Когда-то у нас был источник такой информации, но его больше нет.

— Я никогда не работал в этой части света, господин директор, за исключением службы в военно-морском флоте много лет назад. — И китайская часть его службы, сказал про себя Джон, заключалась в том, что он напивался пьяным и спал с проститутками в Тайбее.

— Мне довелось несколько раз побывать в Пекине в составе дипломатической делегации, но это было давно. Не могу сказать, что я действительно понимал этих людей.

Головко окончил чтение документа и положил его на стол.

— Мне можно оставить его у себя?

— Да, сэр, — ответил Кларк.

— Почему Райан решил передать его нам?

— Я всего лишь промежуточная инстанция, Сергей Николаевич, однако думаю, что причина заключается в самом документе. Америка не хочет, чтобы Россия ослабла.

— Благородный мотив. Какие уступки вам потребуются?

— Насколько мне известно, никаких.

— Знаете, — заметил Чавез, — иногда просто хочется быть хорошим соседом.

— На уровне отношений между государствами? — В голосе Головко прозвучал скепсис.

— Почему бы и нет? Разве в американских интересах видеть Россию униженной и ограбленной? Между прочим, насколько велики эти новые месторождения? — спросил Джон.

— Они огромны, — ответил Головко. — Меня ничуть не удивляет, что вам известно о них. Наши усилия сохранить это в секрете не были слишком серьёзными. Нефтяное месторождение не уступает саудовским, а залежи золота исключительно богаты. Потенциально эти открытия могут спасти нашу экономику, могут сделать нас по-настоящему богатой страной, хорошим партнёром Америки.

— Тогда вы понимаете, почему Джек послал нас к вам. Если Россия достигнет процветания, мир станет лучше для обеих стран.

— Вы так считаете? — Головко был умным человеком, но он вырос в мире, где Америка и Россия часто желали смерти друг другу. Подобные мысли уходят с трудом, даже у человека с таким живым умом, как Головко.

— Да, мы так считаем, — подтвердил Джон. — Россия — великая страна, а русские — великий народ. Вы являетесь отличными партнёрами для нас. — Он не стал добавлять, что при этом исходе событий Америке не придётся беспокоиться о том, чтобы помогать России. Теперь у России есть все необходимые ресурсы, чтобы самим позаботиться о собственном процветании. Америке понадобится всего лишь предложить русским свой опыт и знания, направленные на то, чтобы войти в капиталистический мир обеими ногами и с открытыми глазами.

— Этот документ поступил ко мне от человека, который помог бегству председателя КГБ?

— Сергей, как мы говорим дома, это был бизнес, ничего личного. Я не имею ничего против русских, а ты ведь не убьёшь американца только ради развлечения, правда?

— Нет, конечно, — с негодованием отозвался Головко. — Это не соответствует нашим принципам.

— То же самое относится и к нам, господин директор.

— Послушайте, ребята, — вмешался Чавез. — Когда я был ещё тинейджером, давным-давно, солдатом 11-Браво с винтовкой в руках, меня учили убивать ваших солдат, но ведь теперь мы больше не враги, правда? А если мы не враги, то можем быть друзьями. Вы ведь помогли нам справиться с Японией и Ираном, верно?

— Да, но в то время мы понимали, что являемся основной целью этих конфликтов, и, оказывая помощь вам, мы защищали и свои национальные интересы.

— Верно, но не исключено, что основной целью сейчас является Америка. В таком случае мы, оказывая вам помощь, действуем в своих интересах. По всей вероятности, они ненавидят вас не меньше, чем нас.

Головко кивнул.

— Да, единственное, что я знаю о китайцах, это их чувство расового превосходства.

— Это опасное чувство для людей, дружище. Расизм означает, что ваши враги — это просто насекомые, которых надо прихлопнуть, — закончил Чавез, произведя впечатление на Кларка своей смесью акцента южного Лос-Анджелеса и глубокого анализа ситуации, присущего магистру международных отношений. — Даже Карл Маркс не говорил, что он лучше других из-за своего цвета кожи, верно?

— Но Мао говорил, — заметил Головко.

— Это меня не удивляет, — продолжал Динг. — Я читал его «Маленькую Красную Книжку» ещё в школе. Он не хотел быть только политическим вождём. Нет, он хотел быть богом. Позволил самомнению занять место перед умом — это нередко случается с людьми, которые становятся диктаторами, правда?

— Ленин не был таким человеком, зато Сталин был, — заметил Головко. — Итак, Иван Эмметович является другом России. Как мне поступить с этим документом?

— Это вы должны решить сами, — сказал ему Кларк.

— Мне нужно поговорить со своим президентом. Ваш президент прилетает завтра в Польшу, верно?

— По-моему, да.

— Мне нужно позвонить кое-кому. Спасибо, что вы приехали ко мне, друзья. Может быть, в другой раз я смогу принять вас по-настоящему.

— Спасибо. — Кларк встал и опрокинул в рот остаток водки. Снова рукопожатия, и они уехали по той же дороге, по которой прибыли к Головко.

— Господи, Джон, что будет дальше? — спросил Динг, когда они выехали на шоссе.

— Думаю, что все постараются вколотить в китайцев немного здравого смысла.

— А если это не сработает?

Кларк пожал плечами и недоуменно поднял брови:

— Узнаем из одиннадцатичасовых новостей, Доминго.

* * *

Собирать и укладывать вещи для поездки непросто, даже если все это делает для вас обслуживающий персонал. В особенности это относилось к «Хирургу», которой не только приходилось думать о том, что она наденет на приёмах, но и быть Верховной Властью в вопросах одежды своего мужа. Райан с трудом терпел такое насилие над своим статусом, но был вынужден согласиться. Сейчас Джек все ещё находился в Овальном кабинете, стараясь завершить дела, которые не могли ждать его возвращения, — вообще-то значительная часть этих дел могла и подождать, но в правительстве существовали вещи, которые следует уважать, — и ждал телефонного звонка.

— Арни?

— Слушаю, Джек.

— Передай ВВС, чтобы они послали ещё один «Гольфстрим» в Варшаву, если Скотту понадобится незаметно слетать в Москву.

— Хорошая мысль. Они поставят его, наверно, на какой-нибудь военно-воздушной базе или ещё где-нибудь. — Ван Дамм вышел из кабинета, чтобы позвонить.

— Что ещё, Эллен? — спросил Райан у своей секретарши.

— Нужна сигарета?

— Да, пожалуй, перед тем как мы с Кэти улетим в сторону заката. — Вообще-то они летели на восток, но миссис Самтер поняла его. Она передала Райану последнюю сигарету сегодняшнего дня.

— Черт побери, — пробормотал Райан после первой затяжки. Он обязательно получит телефонный звонок из Москвы — разве не правда? Это зависело от того, насколько быстро там обработают полученную информацию, или, может быть, Сергей захочет дождаться утра, чтобы показать документ президенту Грушевому. Будет ли он ждать?

В Вашингтоне документ такого содержания был бы классифицирован как «КРИТИК» и положен на стол президента меньше чем через двадцать минут, но в разных странах существуют разные правила. Можно не сомневаться, что один из них позвонит, прежде чем он спустится с самолёта в Варшаве. Но пока… Он погасил сигарету в пепельнице, достал из ящика стола спрей и брызнул в рот кисловатый состав, скрывающий запах табака. Затем вышел из кабинета наружу и направился в Западное крыло и сам Белый дом — по архитектурному недоразумению кабинет и Белый дом не были соединены внутренним коридором. В любом случае через шесть минут он поднялся на жилой этаж и стал наблюдать, как обслуживающий персонал укладывает его чемоданы. Кэти тоже была здесь, пытаясь давать указания. Агенты Секретной службы не сводили с них глаз, словно опасаясь, что кто-то засунет бомбу в один из чемоданов. Ничего не поделаешь, паранойя составляет часть их работы. Райан подошёл к жене.

— Тебе надо поговорить с Андреа.

— Что с ней случилось?

— Жалуется на боль в животе.

— О-о. — Кэти страдала от тошноты, когда была беременной Салли, но это было давным-давно, да и тошнота была не такой уж серьёзной. — Знаешь, в такое время вряд ли можно чем-нибудь помочь.

— Вот тебе и прогресс в области медицины, — был комментарий Джека. — И всё-таки она могла бы воспользоваться женским советом.

Кэти улыбнулась.

— Да, конечно, женская солидарность. Вы что, заключили союз с Пэтом?

На лице Джека появилась ответная улыбка.

— Да, может быть, он научит меня лучше стрелять из пистолета.

— Великолепно, — сухо заметила Кэти.

— Какое платье ты выбрала для большого приёма? — спросил президент у первой леди.

— Светло-голубое.

— Ты выглядишь в нём очень изящной, — сказал Джек, касаясь её руки.

В спальню вошли дети в сопровождении руководителей групп телохранителей, за исключением Кайла, которого несла одна из его львиц. Покидать детей всегда было непросто, хотя все уже привыкли к этому. Начались обычные поцелуи и объятия, затем Джек взял жену под руку и повёл её к лифту.

Они вышли из лифта на первом этаже и направились к вертолётной площадке. Там уже стоял VH-3 с полковником Мэллоем в кресле первого пилота. Морские пехотинцы отдали салют, как это они обычно делали. Президент и первая леди поднялись по трапу внутрь вертолёта и пристегнулись к комфортабельным креслам. Все это происходило под внимательным взглядом сержанта морской пехоты, который затем прошёл вперёд и доложил о готовности пилоту, сидящему в правом переднем кресле.

Кэти нравилось летать на вертолёте, потому что она делала это дважды в день. Джек больше не боялся летать внутри винтокрылой машины, хотя предпочёл бы управлять автомобилем. Это ему не разрешали уже несколько месяцев. «Сикорский» плавно оторвался от земли, развернулся в воздухе и направился к Эндрюз. Полет продолжался десять минут. Вертолёт опустился рядом с VC-25, военно-транспортным вариантом «Боинга-747»; несколько секунд до трапа, со стоящими поблизости телевизионными камерами, готовыми запечатлеть это событие.

— Повернись и помаши рукой, милая, — сказал ей Джек, когда они поднялись на вершину трапа. — Нас могут показать в вечерних новостях.

— Опять? — проворчала Кэти. Затем она помахала рукой и улыбнулась, но не провожающим, а телевизионным камерам. Закончив с этим, они вошли в самолёт и прошли вперёд, в президентские апартаменты. Там они пристегнулись к креслам под наблюдением сержанта ВВС, который затем сказал пилоту, что он может раскручивать двигатели и выруливать к концу взлётной полосы Ноль-Один-Правой. После этого все было как обычно, величественное ускорение, взлёт большого «Боинга» и подъем на тридцать восемь тысяч футов. Райан не сомневался, что в хвостовой части всем было удобно, потому что худшее кресло этого самолёта было таким же удобным, как лучшее кресло в салоне первого класса любой авиакомпании мира. В общем, это казалось напрасной тратой денег налогоплательщиков, но, насколько было известно президенту, ни один из налогоплательщиков ещё ни разу не жаловался на это достаточно громко.

Событие, которого он ожидал, произошло после того, как самолёт пролетел над берегом штата Мэн.

— Господин президент? — послышался женский голос.

— Слушаю, сержант?

— Вас вызывают, сэр, по STU. Где вы хотите говорить?

Райан встал.

— Наверху.

Сержант кивнула и показала, куда идти:

— Сюда, сэр.

— Кто вызывает меня?

— Директор ЦРУ.

Райан решил, что это разумно.

— Пригласите сюда Государственного секретаря Адлера.

— Слушаюсь, сэр, — сказала она, когда президент начал подниматься по спиральной лестнице.

Поднявшись в узел связи, Райан опустился в рабочее кресло, освобождённое для него сержантом ВВС, передавшим ему телефонную трубку.

— Эд?

— Да, Джек. Сергей позвонил.

— Что он сказал?

— Он считает, что ты правильно поступил, направляясь в Варшаву. Просит о встрече на высшем уровне, тайно, если возможно.

Адлер сел в кресло рядом с Райаном и услышал слова Головко.

— Скотт, как ты относишься к полёту в Москву?

— Мы можем сделать это без лишнего шума? — спросил Государственный секретарь.

— Наверно.

— Тогда да. Эд, ты попробовал предложить Головко присоединение России к НАТО?

— Делать подобные предложения не моя епархия, Скотт, — ответил директор Центрального разведывательного управления.

— Это верно. Ты считаешь, они согласятся с этим?

— Шансы три к одному, да.

— Я тоже так думаю, — согласился Райан. — Головко это понравится.

— Да, понравится, после того как он преодолеет потрясение, — заметил Адлер с иронией в голосе.

— О'кей, Эд, передай Сергею, что мы согласны на тайную встречу. Государственный секретарь вылетает в Москву для консультаций. Держи нас в курсе событий.

— Обязательно.

— О'кей, конец связи. — Райан положил трубку и повернулся к Адлеру. — Ну?

— Ну, если они согласятся на это, Китаю будет о чём подумать. — В этом заявлении прозвучала капля надежды.

Проблема, — подумал Райан, поднявшись с кресла, — заключается в том, что Клингоны думают не совсем так, как мы.

* * *

«Жучки» заставили всех хихикать. Суворов/Конев подобрал этим вечером ещё одну дорогую проститутку, и её незаурядные театральные способности позволяли ей издавать соответствующие звуки в соответствующие моменты. Может быть, он действительно так хорош в постели, — заметил вслух Провалов, зато все остальные в минивэне прослушивания отнеслись к этому замечанию с нескрываемым скептицизмом. Нет, считали остальные, эта девушка настоящая профессионалка и не позволит себе слишком уж отдаться страсти. Все думали, что это печально, поскольку она была такой прелестной. Зато они знали то, чего не знал их субъект. Эта девушка и была той самой «приманкой», тщательно проинструктированной и в нужный момент подставленной Суворову/Коневу. Наконец страстные звуки стихли, они услышали характерный щелчок американской зажигалки «Зиппо», и наступила тишина, обычная после секса, характерная для удовлетворённого мужчины и (якобы) удовлетворённой женщины.

— Так какой же работой ты занимаешься, Ваня? — спросил женский голос, демонстрирующий ожидаемый профессиональный интерес дорогой проститутки по отношению к состоятельному мужчине, которого она надеялась развлечь ещё не один раз.

— Бизнесом, — прозвучал ответ.

— Каким бизнесом? — снова точно рассчитанный интерес. Хорошие новости, подумал Провалов, заключались в том, что её не нужно обучать. По-видимому, управлять Воробьиной школой было не так уж трудно, решил он. Женщины ведут себя таким образом, руководствуясь инстинктом.

— Я выполняю специальные задания для специальных людей, — ответил вражеский шпион. За этим откровением последовал женский смех.

— Я занимаюсь тем же, Ваня.

— Есть иностранцы, которым нужны особые услуги. При старом режиме меня научили выполнять эти услуги.

— Значит, ты служил в КГБ? Честное слово? — Волнение в её голосе. У девушки были несомненные способности актрисы.

— Да, я был одним из многих. Ничего особенно интересного.

— Для тебя, но не для меня. Я слышала, что в КГБ была школа для таких девушек, как я? Это правда, что КГБ обучал женщин… удовлетворять интересы мужчин?

На этот раз послышался мужской смех.

— О да, милая. В КГБ была такая школа. Ты была бы в ней хорошей ученицей.

Теперь прозвучал кокетливый смех.

— Такой же хорошей, как сейчас?

— Нет, не за ту цену, которую берёшь за ночь.

— Но я стою это?

— Вполне, — был удовлетворённый ответ.

— Тебе хотелось бы снова встретиться со мной, Ваня? — действительная надежда или мастерское притворство прозвучали в вопросе.

— Да, мне очень хотелось бы этого, Мария.

— Значит, ты выполняешь задания для людей со специальными интересами. Что это за интересы? — Она могла задать такой вопрос, не вызывая подозрения, потому что мужчинам очень нравилось, когда ими восхищались красивые женщины. Это была часть их акта преклонения у этого особенного алтаря, и мужчины всегда поддавались на такую приманку.

— Похожие на те, которым научили меня, Мария, однако подробности не должны тебя интересовать.

Разочарование.

— Мужчины всегда говорят так, — проворчала она. — Почему самые интересные мужчины должны быть такими таинственными?

— В этом заключается наше очарование, женщина, — объяснил он. — Может быть, ты предпочтёшь, чтобы я сидел за рулём грузовика?

— У шофёров грузовиков нет таких… мужских достоинств, как у тебя, — ответила она, словно откуда-то ей была известна разница.

— У мужчины может встать от одного только голоса этой суки, — заметил один из офицеров ФСБ.

— В этом и заключается замысел, — согласился Провалов. — Почему? Ты считаешь, она берет так много за одну ночь?

— Настоящий мужчина не должен вообще платить за это.

— Тебе было хорошо со мной? — послышался голос Суворова/Конева в их наушниках.

— Ещё немного, и мне самой пришлось бы платить тебе, Ваня, — ответила она с радостью в голосе. Наверно, за этим заявлением последовал поцелуй.

— Больше никаких вопросов, Мария. Давай пока полежим, — прозвучал голос Олега Григорьевича.

Она, должно быть, услышала его.

— Ты знаешь, как заставить мужчину чувствовать себя настоящим мужчиной, — сказал ей шпион/убийца. — Где ты овладела таким искусством?

— Это естественное искусство женщины, — проворковала она.

— Может быть, для некоторых женщин. — Затем разговор прекратился, и через десять минут послышался храп.

— Ну что ж, это было интереснее, чем наше обычное прослушивание, — сказал присутствующим офицер ФСБ.

— Твои парни проверяют скамейку?

— Каждый час. — Никто не знал, сколько человек доставляют донесения к месту передачи, и, возможно, не все они были китайцами. Нет, в этой цепи будет крысиная линия, может быть не очень длинная, но достаточная, чтобы обеспечить определённую изоляцию руководителю действий Суворова. Это будет примером хорошего мастерства разведки, и контрразведчики ожидали его. Таким образом, скамейка и место передачи будут проверяться регулярно, и в этом минивэне, где находятся офицеры, ведущие наблюдение, находится сделанный по специальному заказу ключ к коробке с донесением и фотокопировальная установка, чтобы тут же снять копию документа, находящегося внутри. ФСБ также усилило наблюдение за посольством Китая.

Почти за каждым служащим посольства, выходящим из здания, следовал теперь сотрудник службы наружного наблюдения. Для того чтобы осуществить это, пришлось сократить все остальные контрразведывательные операции в Москве, но эта операция получила приоритет над всеми остальными. Скоро она приобретёт ещё большую важность, но они ещё не знали этого.

* * *

— Сколько инженерных подразделений имеется в нашем распоряжении? — спросил Бондаренко у Алиева на рассвете в восточно-сибирской тайге.

— Два полка не заняты работой по строительству дорог, — доложил начальник оперативного отдела.

— Отлично. Направьте их немедленно на работу по маскировке бункеров, и пусть строят фальшивые бункеры на противоположной стороне холмов. Немедленно, Андрей.

— Слушаюсь, товарищ генерал. Сейчас же займусь этим.

— Я люблю рассвет, это самое мирное время дня.

— Если не считать, что противник обычно использует его для нападения. — Рассвет был общепринятым временем для крупного наступления, потому что тогда у нападающего оставалось все светлое время дня для того, чтобы развивать атаку.