Дэверри (№3) - Заклятье рассвета

– Благодарю вас.

Когда он поднял взгляд, она неожиданно вспомнила Родри и подумала о том, что может значить смерть Рииса. Стоящий рядом с ней на коленях закаленный воин любил Родри как сына, и она знала, что у Каллена, как и у нее душа рвется на части. Если Риис умрет, или даже просто окажется на долгие месяцы прикованным к постели, у короля появятся основания вернуть из ссылки Родри, и Риис в этом случае не будет иметь возможности сказать и слово против. Она всем сердцем хотела, чтобы Родри вернулся домой, но платить за это такую цену?

– О, боги! – Ее голос прозвучал как стон даже для нее самой и она с трудом взяла себя в руки, чтобы не расплакаться. – Капитан, пригласите писца и капитана войска Риис. Необходимо как можно скорее послать сообщение в Форт Дэвери.

Невин в течение нескольких часов занимался раненым гвербретом, но даже после того, как он вправил кости сломанной ноги и наложил швы на тяжелую рану под глазом, его надежды на благополучный исход таяли. Рано или поздно, Риис все равно умрет. У него было повреждено одно легкое, Невин определил это, прислонив ухо к груди гвербрета, но насколько повреждено легкое, определить он не мог. Хорошим признаком было то, что Риис не сплевывал кровь, что означало бы, что легкое проткнуто одним из сломанных ребер. Со временем, может быть и удастся его залечить, хотя Невин сомневался в этом. Что было хуже всего, так это то, что у него были повреждены почки. Вторым зрением Невин видел ауру гвербрета, и в ее центре кружились различные водовороты, которые соответствовали основным органам человеческого тела. Хотя подобный диагноз был грубым, Невин мог сказать, что серьезно повреждены внутренние органы, расположенные в области почек. Насколько тяжелое повреждение, он сказать не мог. Он знал, что со временем все проявится ужасным образом.

В конце концов, он сделал все, что было в его силах. С трудом хватая воздух, Риис лежал на огромной кровати, опершись о подушки. По краям кровати свисал голубой с золотом балдахин, расшитый драконами – символами хана. Его цвета вороного крыла волосы прилипли ко лбу, когда он открыл глаза, они были затуманены.

– Я буду жить?

– Во многом это зависит от вас, ваша светлость. Вы готовы бороться за жизнь?

Риис улыбнулся, как бы говоря, что вопрос излишен, после чего снова потерял сознание. Вздохнув, Невин направился к двери, чтобы позволить войти к раненому его жене, которая терпеливо ждала все это время. Она робко улыбнулась ему, после чего побежала к кровати мужа.

– Если ему станет хоть немного хуже, немедленно пошлите за мной пажа, миледи. Я пойду в большой зал поесть.

– Хорошо, добрый лекарь. Спасибо вам.

Невин вошел в мрачный зал. Воины ели молча; слуги бесшумно двигались между ними. Во главе почетного стола в одиночестве сидела Ловиан, она откусила кусочек жареной птицы, затем отложила столовый нож и невидящими глазами уставилась в пространство. Невин сел по правую руку от нее.

– Вам необходимо поесть, ваша светлость.

– Да, конечно, но мне кусок в горло не лезет. Я послала посыльного в Форт Гвербин за моей прислугой, мне крайне не хватает ее.

– Совершенно верно. Как регенту вам многому надо будет уделить внимание.

Подошел слуга с птицей и капустой, а также кружкой пива. Надеясь, что он не обидит этим Ловиан, Невин поставил перед собой еду. Он проголодался после тяжелой работы. Ловиан, как послушный ребенок, с трудом проглотила кусочек хлеба.

– Я также послала срочного курьера в Форт Дэвери, – заметила она. – Он кораблем доберется до Кермора, а потом отправится дальше верхом.

– Хорошо, но, по правде говоря, я собирался послать собственное послание. Король должен узнать обо всем до того… как можно быстрее, а мои послания путешествуют быстрее, чем лошади.

– Не сомневаюсь. – Она передернула плечами, как мокрый пес. – Скажите мне правду, мой друг, когда у вас вырвалось «до того», вы имели в виду, до того, как умрет Риис, не так ли?

– Боюсь, что вы правы. Простите меня. Может пройти не одна неделя, но…

Она молча кивнула, глядя на еду, затем неожиданно оттолкнула поднос. Хотя казалось, что она была на грани того, чтобы разрыдаться, Ловиан тряхнула головой и выпрямилась, глядя прямо перед собой. – Давайте не будем говорить правду малышке-жене, – сказала она, – давайте оставим ей немного надежды. Трудно остаться вдовой, пробыв замужем всего год.

Я согласен с вами. Кроме того, боги могут вмешаться и оставить его в живых. У меня было один-два случая, когда пациенты выздоравливали после того, как я терял надежду.

– Ну и прекрасно. В ее слабом голосе сквозило, что она отказывает себе в этой надежде. – Что же все-таки произошло? Около его лошади не было даже жужжащей мухи.

– Я понял это из того, что сказал мне посланник. – Он заколебался, не уверенный в том, как много может сказать. – Я не вполне уверен в причине того, что произошло, но у меня есть некоторые догадки. Я полагаю, что несчастное животное избавили от страданий?

– Да. Воин сказал мне, что она была в агонии всю обратную дорогу, так что он перерезал ей горло и отдал мясо ближайшему фермеру.

– Да, сомневаюсь, что это о многом мне расскажет.

– Послушайте, вы что, умеете разговаривать с животными?

– Ни в малейшей степени, миледи, уверяю вас. Но я мог кое что проделать и проверить ее реакцию. Ладно, как я уже сказал, сомнительно, что из этого что-нибудь вышло бы. Я вот о чем думаю. Многие животные обладают тем, что люди называют вторым зрением – это значит, что они могут видеть дикий народец и разного рода призраки. Возможно, что лошадь была испугана злонамеренно диким народцем или каким-нибудь видением.

– Видением? Призраком или чем-нибудь подобным?

– Или чем-нибудь подобным. До этого я никогда не слышал, чтобы у речной дороги встречались призраки или духи, обычно они привязаны к одному месту.

– Я тоже никогда не слышала, чтобы на этой дороге встречали нечто подобное.

– Совершенно верно. Я думаю, что из этого мы можем сделать вывод, что видение или дикий народец, или что там еще могло быть, были посланы туда намеренно.

– Посланы? – Ловиан побледнела.

– Совершенно верно, миледи. Клянусь, что кто-то использовал Двуумер, чтобы попытаться убить вашего сына. Когда я узнаю, кто это сделал, то, клянусь вам, он пожалеет, что родился!

– Благодарю вас. – Хотя она говорила шепотом, но была спокойна, уравновешена, это было горькое спокойствие, воина обозревающего поле битвы.

– Вы рассказывали, что существовал злой знаток Двуумера, стоящий за лорда Корбена, когда он поднял мятеж. Я никогда не думала увидеть кровавую междоусобную войну с использованием Двуумера, но что это может быть еще, если не это? Поначалу они пытались убить Родри, а теперь преуспели в этом с Риисом. По какой причине они ненавидят род Мейлвейтов.

– О, боги! Вы совершенно правы! И Родри… – Невин вовремя спохватился. Не было никакой необходимости взваливать на нее еще и эту тяжесть, – бродит где-то по дорогам. Ну да ладно, люди короля, несомненно, скоро найдут его. Боги свидетели, что сейчас, как никогда, надо найти его.

Ловиан кивнула в ответ, слепо глядя на тарелку. Невин поднялся и подошел к огню. Ему было необходимо немедленно сказать Саламандерелу, что он не может ехать в Кермор. Ему надо было сделать все, что в его силах, чтобы Риис продолжал жить, пока король не решит отозвать Родри из ссылки и определит его как наследника Абервина. Ему надо было также передать и другую информацию, беспощадную правду, которую увидела Ловиан, что дело зашло далеко за политические интриги лордов Элдифа. Темный Двуумер вел войну против рода Мейлвейтов.

Король обесцвечивал свои волосы. Лаллен Второй, верховный король всего Дэвери и Элдифа, сидел посредине личной комнаты на низенькой скамеечке, украшенной резьбой с изображением борющихся крылатых драконов, в то время, как королевский цирюльник оборачивал его плечи полотенцами. Как признак высокой чести, положенной ему по рангу, Блейну было позволено стоять на коленях рядом с королем и держать в руках серебряный поднос с инструментами. С тех пор, как Мадок сообщил ему новости, у Блейна никак не выдавалась возможность сказать королю несколько слов наедине. Несмотря на то, что король искренне хотел услышать, что хочет сообщить ему Блейн, сейчас впервые за весь вечер представилась такая возможность.

Цирюльник принялся тщательно накладывать на влажные волосы короля известь из деревянной чашки. Вскоре Лаллен выглядел как один из великих героев Давних времен, застывшая известковая грива делал его еще выше его шести футов роста. Мода на прически была королевской прерогативой, но, как замечал король, в то же время она была и его долгом.

– Проклятое счастье, не так ли, Блейн? Посмотри на наши страдания и радуйся тому, что ты родился сыном гвербрета.

– Я и рад, мой сеньор.

Цирюльник завернул голову короля двумя пропитанными паром полотенцами и закрепил их золотым кольцом.

– Мой сеньор, надо, чтобы так побыло несколько минут.

– Это всегда длится дольше, чем несколько минут. Можешь пока идти.

Поклонившись, цирюльник пятясь задом, вышел в коридор. Блейн от всей души надеялся, что король поверит его странной истории.

– Ну, Блейн, что у тебя за срочные новости?

– Мой господин, вы помните Мадока?

– Племянника колдуна? Конечно.

– Что вы говорите! Вы знаете, что Невин колдун?

Лаллен засмеялся, поправляя сползающее полотенце.

– Да, я знаю это. Это предание, переходящее от короля к наследному принцу, о колдунах по имени Невин. Отец рассказывал, что это почетное имя переходит как королевский сан. Во времена великой необходимости тот или иной Невин приходит на помощь королю. Я всегда считал, что это какая-то своеобразная выдумка и мне было интересно, зачем отец рассказывает подобные сказки, пока не были украдены те драгоценности и случилось чудо – Невин вернул мне их! Я с молитвой обращался к моему отцу находящемуся в Мире Ином и просил у него прощения.

– Понимаю. Тогда, мой господин, я верю, что вы поверите мне, когда я скажу вам, что Мадок тоже знаток Двуумера.

– Ах, я так и думал, хотя не был полностью уверен. Я рад этому, но это то, что ты хотел сказать мне?

– Вовсе нет, мой сеньор. Я узнал, что знающие Двуумер могут посылать мысли на расстояние. Ко мне приходил Мадок со срочными новостями от Невина. Он умолял меня рассказать вам, обо всем, так как он знает, что человеку его ранга трудно добиться у вас аудиенции наедине, а дело надо держать в тайне как можно дольше. Скоро об этом будет знать весь двор, так как в пути находится срочный курьер из Абервина, но Невин хотел, ваше высочество, чтобы вы первым узнали эту новость.

– Понимаю. И что же это за важное дело?

– Риис из Абервина сегодня на охоте упал с лошади и получил тяжелые повреждения, мой сеньор. Они сомневаются, что он долго проживет – может быть, неделю, максимум – месяц.

Король какое-то мгновение пристально смотрел на Блейна, затем выругался, что подходило больше простолюдину, чем особе королевских кровей.

– Я согласен с вами, мой сеньор. Теперь вы можете понять, почему я хотел сообщить эту новость непосредственно вам.

– Совершенно верно. – Король осторожно поправил сползающее полотенце, обдумывая между тем, что сказать. – Я весьма благодарен тебе за это. Политиканы Элдифа всегда опасны.

– Совершенно верно. Я не сомневаюсь, что нет необходимости напоминать вашему высочеству, что со смертью Рииса нарушится линия преемственности в Абервине.

– Несомненно. Я также сознаю, насколько ваш ссыльный кузен рассчитывает на вас, ваша светлость. Заверяю вас, что я все обдумаю.

Формальный тон короля отозвался пощечиной на лице Блейна. Он напомнил себе, что не имеет значения, как часто они охотились или пили вместе, не имело значения то, как легко обращался с ним король когда был в настроении – в любом случае король так высоко возвышался над ним, как он сам над простым народом.

– Примите мою нижайшую благодарность, ваше высочество. Все, что я хотел, это чтобы вы обдумали этот вопрос.

Отведя взгляд в сторону, король кивнул ему.

– Скажите цирюльнику, что он может зайти, я хочу, чтобы он снял с меня эти полотенца. Мне надо серьезно подумать.

Несмотря на то, что король вернулся к более интимному тону, Блейн знал, что он отставлен. Поднимаясь и кланяясь королю, он задавался вопросом, что могли сказать их сеньору Талит из Белглеафа и его союзники.

– Я знаю, что Блейн хорошо присмотрит за ним, но мне ненавистна сама мысль оставить здесь Утреннюю Зарю, – сказала Джилл.

– Но послушай, моя горлица, – сказал Саламандер, завязывая свой седельный вьюк, – каждый парень в королевских конюшнях будет суетиться вокруг нее, и, если повезет, мы скоро вернемся.

– Сомневаюсь, что нам повезет в этом деле.

Обернувшись к Джилл, он молча смотрел на нее. Они находились в комнате постоялого двора, вокруг были разбросаны их вещи.

– Ты думаешь…

– Я не думаю. – Она вздохнула. – Я просто пытаюсь утешить.

Раздался короткий стук в дверь и, не дожидаясь приглашения, в комнату энергичными шагами вошел Блейн. С ним было двое слуг, которые тотчас принялись собирать вещи Джил и Саламандера.

– Галера готова, – объявил Блейн, – я провожу вас в док.

– Его светлость чрезвычайно любезна, – поклонился ему Саламандер, – также, как и наш сеньор король.

– В самом деле? Я узнал, или, вернее, моя жена узнала, почему Савел из Коненвейна принимает участие в этом деле. Его младший брат имеет притязания на Абервин.

– В самом деле? – спросила Джилл. – Я никогда не слышала, чтобы леди Ловиан упоминала о нем.

– Тетушка не уделяла этому внимания. Видите ли, отец Родри имел двух внебрачных дочерей от своей любовницы. Брат Савела женат на одной из них.

– Двух дочерей? – вмешался Саламандер, – фантастично! Или… да, конечно. Вы имеете в виду гвербрета Тингера?

– А кого еще я могу иметь в виду?

Джилл незаметно толкнула Саламандрела.

– Никого, ваша светлость, – ловко вывернулся сам Саламандер, – я просто забыл имя гвербрета.

– А, ну да, трудно держать в памяти все благородные кровные линии. Возьми. – Блейн бросил Саламандеру расшитый мешочек. – Используй их благоразумно.

Тихонько присвистнув, Саламандер определил приблизительный вес мешочка, позвенев его содержимым.

– Судя по весу и звуку, ваша светлость, здесь должна быть чертова уйма золота.

– Столько, сколько я смог собрать. Я думаю возвратить их, когда мой шалопай кузен однажды водворится в Абервине.

Хотя говорил он небрежно, Джилл уловила напряжение в его голосе, опасение того, что он близок к банкротству. Она снова была ошеломлена бременем власти, душащей паутиной обязательств и интриг даже такие светлые чувства, как любовь друг к другу Блейна и Родри. Саламандер подчеркнуто низко поклонился Блейну:

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы защитить капиталовложения его светлости. Затем он слегка щелкнул своими длинными пальцами и мешочек исчез, стал невидимым.

Когда они вышли, как раз садилось солнце и извилистые улицы покрывали длинные тени. Пока они дошли до деревянной пристани, расположенной в южной части города, небо над головой стало совсем сумеречным. Над обрывистым травянистым берегом носились ласточки. Недалеко от скопления барж и яликов качалась на воде королевская галера, она была, примерно, сорок футов в длину и блестящая, как шкура хорька. Весла были красными, расписанными золотыми летающими драконами – королевской эмблемой. На веслах сидели гребцы, одетые в белые рубахи, вышитые драконами, переплетенными длинными полосами.

– Отборная королевская галера? – поднял брови Саламандер.

– Совершенно верно, – сказал Блейн, – хотя не могу сказать, делает это наш сеньор ради меня, или ради Родри.

– Король наверняка не хочет видеть Элдиф в войне? – спросил Саламандрел. – Потому что, если Родри не возвращается, то в результате мы имеем войну. Каждый род будет обвинять другого в убийстве законного наследника и требовать хан для себя.

– Я уверен, что наш сеньор знает это так же хорошо, как и ты.

Голос Блейна звучал странно натянуто, может быть, даже немного испуганно. – Я не посвящен во все его мысли, гертфин.

При виде Блейна, капитан галеры вспрыгнул на мол и с поклоном поспешил ему навстречу. Пока слуги грузили их вещи на борт, Джилл, отвернувшись, смотрела на гладь воды. Она отчаянно пыталась через скриинг вызвать образ Родри, но ее нетренированное сознание было не в состоянии показать ей что-либо. Но она вдруг почувствовала страх другого рода и мимо воли вскрикнула вслух.

– Что случилось? – спросил Саламандер.

– Перрен. Он где-то рядом. Я знаю это.

Она обернулась, почти что ожидая увидеть его в толпе позади них, но там никого не было, кроме любопытных прохожих и нескольких портовых грузчиков. Но ей показалось, что в бархатистом небе она видит длинный завиток тени, опускающийся по направлению к ней. Саламандер тоже увидел его. Он выбросил вперед руку и пробормотал несколько слов, завиток исчез.

– Все в порядке. Он в городе. Мадок позаботится об этом, Джилл. Тебе не о чем беспокоиться.

– Погоди, а мы можем не садиться на эту проклятую лодку и уйти отсюда?

– Дорога каждая минута, капитан уже сигналит, что нам пора на борт.

Перрен замедлил шаги как раз внутри южных ворот города. Всего мгновение назад он чувствовал Джилл, чувствовал, что она где-то рядом; теперь след неожиданно пропал. Его серая в яблоках лошадь нетерпеливо переступала с ноги на ногу и трясла головой. Когда они раньше въехали в огромный город, это было сегодня – после обеда, серый был близок к панике. Перрену потребовалось все его умение и знание лошадей, чтобы успокоить животное, но и до сих пор лошадь все еще была неспокойна.

– Послушай, ты! Ты собираешься в город или из города? Время закрывать ворота!

Перрен оглянулся на спешащих к нему двух городских стражников, у одного из них в руках был факел. Внутри ворот было уже темно, как в пещере.

– О… э… да… в город, я думаю.

– Тогда не раздумывай, а побыстрее двигайся!

Перрен покорно направил свою лошадь вперед к внутренним воротам, стражник поднял руку с факелом повыше и осветил его лицо.

– Ты случайно, не лорд Перрен из Алобри?

– Да, это я. А в чем дело?

Стражник с факелом три раза громко свистнул. Второй стражник схватил Перрена за плечи, а другой рукой сильно двинул его в живот. Все произошло так быстро, что Перрен не успел увернуться. Он согнулся вдвое, сдерживая приступ рвоты. Между тем, к нему подбежало еще двое стражников и вырвали поводья из его обессилевших пальцев.

– Хорошая работа! Это как раз тот, о котором говорил лорд Мадок!

– Разговаривает, как простак, как и говорил его светлость, и имя он назвал то же.

Несмотря на то, что мир вокруг продолжал плыть перед его глазами, Перрен заставил себя поднять голову, это случилось как раз в тот момент когда стражник шарил в его седельном вьюке. С возгласом триумфа он вынул походное тавро. Когда Перрен предпринял слабую попытку выхватить его, второй стражник ударил его по лицу.

– Ничего не выйдет, конокрад. Только за одно это положена смерть.

Стражники разоружили Перрена, связали ему за спиной руки и повели, толкая впереди себя, по улицам. Немногочисленные люди, бывшие в этот поздний час на улице, останавливались и глазели на него и бросали в его адрес презрительные насмешки, после того, как стражники объявляли, что это конокрад. В одном месте они встретили стройного молодого человека, одетого в клетчатые бригги знатного вельможи, его сопровождал паж с факелом.

– Он что, конокрад? – спросил молодой лорд. – Когда вы будете его вешать?

– Не знаем, милорд. Мы должны сначала разобраться.

– Ну что ж, верно. Но не сомневаюсь, что я услышу об этом. Моей возлюбленной очень нравится смотреть, как вешают, видите ли. – Он загововщески подмигнул стражнику: – Она находит их довольно… если так можно выразиться, возбуждающими. Так что я беру ее с собой на каждое такое зрелище.

Наконец они добрались до поста стражников, расположенного у подножия королевского холма и Перрена передали с рук на руки, хотя стражник, узнавший его первым, остался при Перрене, чтобы лично эскортировать его к месту заключения. К этому времени Перрен несколько оправился от ударов, повергших его в ужас: они собираются его повесить. Не было никакого смысла врать королевским стражникам; его должны были повесить за одно то, что нашли у него походное тавро. Хотя с одной стороны, его терзали сентиментальная боль, что он никогда больше не увидит Джилл, в глубине души он был слишком охвачен ужасом, чтобы слишком задумываться об этом или еще о чем. Что имело для него сейчас значение – это то, что он должен умереть. Несмотря на то, что он старался собраться с духом и встретить смерть, как подобает воину, он продолжал дрожать и обливаться потом. Когда стражники заметили это, они рассмеялись. – Тебе следовало подумать о веревке, когда ты воровал у других людей лошадей, ты, малодушный ублюдок. Это должно быть немного смешно, быть повешенным, парень. Почему-то человек держится стойко, затем, когда петля затягивается, начинает блевать вокруг себя.

Они продолжали свои шутки всю дорогу, пока тащили его через навес для кроликов и многочисленные хозяйственные постройки, окружавшие королевский многобашневый комплекс. В сплошной темноте, среди мерцающих факелов Перрен совершенно потерял ориентацию. К тому времени, когда его затолкнули в крошечную камеру в длинном каменном строении, он не имел понятия, в какой части света он находится, не говоря уже о конкретном месте на территории дворца.

Камера была величиной, приблизительно, восемь квадратных метров, с относительно чистой соломой на полу и кожаным ведром, над которым роились мухи, в углу. В двери было небольшое отверстие, через которое в камеру из коридора проникал свет. Перрен стоял около этого отверстия и пытался расслышать, о чем говорят стражники, но они отошли вниз по коридору, откуда не было слышно их голосов. Он расслышал только: – Конечно, лорд Мадок заинтересован в конокраде; ведь он конюший, не так ли? – У Перрена вдруг ослабли ноги. Он упал на солому и закрыл лицо руками. Так или иначе, он чем-то прегрешил перед могущественным королевским приближенным. Он был обречен.

Перрен не имел понятия, как долго он сидел вот так на соломе, прежде чем открылась дверь. Стражник подал ему поднос с пол-буханкой хлеба и парой ломтиков холодного мяса.

– Жаль, что мы забрали у тебя кинжал, парень, – неприятно улыбнувшись, сказал он. – Но ничего, используй свои зубы, как волк. Утром придет посмотреть на тебя один из членов совета.

– Зачем?

– Сказать тебе о твоих правах, разумеется. Послушай, они схватили тебя на горячем, но все равно будет судебный процесс и ты имеешь право призвать на помощь своих родственников. Надо только сказать этому парню и он пошлет к тебе герольда.

– Я не хочу, чтобы они знали о чем-нибудь. О, боги, я скорее дам разрезать себя на кусочки, чем посмотрю в глаза моему дяде.

– Жаль, что ты не подумал об этом раньше, а? Ладно, я уверен, что все это можно устроить. Если ты не хочешь, чтобы твои родственники присутствовали здесь, нет смысла попусту тратить время герольда.

Стражник дал ему кружку пива и замкнул дверь. Перрен слышал, как он уходил, насвистывая.

Хотя еда и пиво были на удивление хорошими, Перрен ел только для того, чтобы скоротать время. При мысли, что Беноик и Нет узнают о его позоре, у него начисто пропал аппетит. Все равно, рано или поздно, они обо всем узнают, независимо от того, будут они наблюдать повешение или нет. Он вспомнил слова стражника, что он должен был подумать обо всем этом раньше, это была горькая правда, при мысли об этом из его глаз потекли слезы.

– Но я же не по-настоящему воровал их. Они ведь сами шли за мной, не так ли?

– Это была только манера разговора с ними.

Перрен завизжал от неожиданности и вскочил на ноги, роняя в солому хлеб. У двери стоял мужчина приятной наружности со светлыми волосами и голубыми глазами. Богатая вышивка его рубашки свидетельствовала о его принадлежности ко двору.

– Я лорд Мадок. Стражник, выведи его.

– Вы собираетесь повесить его прямо сейчас?

– Ничего подобного. Мне надо сказать тебе несколько слов, парень.

Перрену связали руки и повели его в караульное помещение, узкую, длинную комнату с гнетуще низким потолком. На одной стене был ряд канделябров и горящие факелы; у другой стены стоял узкий стол с орудиями пыток.

– Я во всем сознаюсь, – проблеял Перрен. – Не надо со мной ничего делать.

– Великолепно, но я и не собирался тебя пытать. Я хотел взглянуть на тебя. Стражник, привяжи его к стене и можешь возвращаться к своему обеду.

– Благодарю вас, ваша светлость, – поклонился ему капитан стражников. Вы знаете, когда будет судебное разбирательство?

– О, его здесь не будут судить. Наш сеньор требует отправить его к Риису, гвербрету Абервина. Этот идиот украл дочь одного из высокопоставленных приближенных гвербрета и по законам Элдифа ее отец имеет право разрезать его на куски.

У Перрена подкосились колени. Если бы он не был привязан к железному кольцу, вделанному в стену, то он бы упал.

– Ха, – фыркнул капитан. – Хорошая фигура для благородного лорда – ворует женщин и лошадей.

Когда стражники вышли из комнаты, Мадок повернулся к Перрену. Он смотрел на Перрена такими изучающими холодными глазами, что тот снова стал обливаться потом.

– Ты знаешь, кто отец Джилл, парень?

– Нет, милорд.

– Каллен из Кермора, вот кто.

Перрен пискнул сдавленным голосом.

– Именно так. Они дадут ему щит и меч, вручат тебе для защиты кинжал, затем дадут ему полную свободу в отношении тебя. Ты думаешь выиграть этот ритуальный бой?

Перрен отрицательно покачал головой.

– Я также сомневаюсь в этом. И если бы у тебя было все золото мира, которое ты мог бы предложить как компенсацию, Каллен не согласился променять его на твою кровь. Ну как, ты собираешься встретиться с ним, или же вместо этого сделаешь то, что скажу тебе я?

– Все, что угодно, милорд. Я сделаю все. Поверьте, я не крал ее, правда, не крал. Я думал, что она любит меня.

– Я знаю это и единственно, что спасает тебя сейчас, это твоя глупость. Если я развяжу тебя, ты дашь мне слово, что не сбежишь?

– С радостью. К тому же я так плохо чувствую себя, что сомневаюсь, что смог бы убежать, если бы даже и захотел.

– Не сомневаюсь. Он отступил в сторону и странным образом начал рассматривать его, его глаза двигались таким образом, что казалось, что он скорее рассматривает пространство вокруг Перрена, чем его самого. – Ты и в самом деле на полдороги к смерти, тебе не кажется?

Слова лорда, казалось, вполне соответствовали действительности. Когда его развязали, Перрен зашатался и, если бы Мадок его не поддержал бы, то он бы упал. Конюший полу-повел, полу-потащил его через комнату к низенькой скамейке, стоящей у очага, возле которого лежали готовые для растопки трут и сухие ветки. Мадок подложил в очаг несколько поленьев и щелкнул пальцами. Вспыхнуло пламя и заплясало по сухим поленьям. Перрен вскрикнул. Он зажал руками рот, чтобы не дать вырваться второму вскрику, затем пригнулся, в страхе глядя на Мадока.

– Да, ты выглядишь продрогшим, парень. Я думаю, нам не помешает немного огня. Ну, молодой болван, теперь ты видишь, куда ты себя вовлек? С этого момента ты будешь делать все, что я тебе скажу, иначе…

– Я буду. Все, что не скажете, милорд. Я клянусь вам честью рода Волков и богами моего народа.

– Хорошо. Помни об этом во время твоего путешествия в Элдиф.

– Я поеду туда? Вы ведь говорили, что не…

– Я говорил, что не отдам тебя в руки Каллена. Там есть другой человек, который очень хочет поговорить с тобой. Это мой дядя.

3

В те дни Кермор еще тянулся до того места, где встречаются реки Гвармайл и Бел. Небольшая деревня Дейвер, состоящая из сорока домов и двух деревянных доков, двух постоялых дворов для обслуживания проезжих, которые не успевали до ночи добраться до Кермора, стояла как раз на этом месте. Королевская галера зашла в деревенский док под предлогом закупки пива, но в действительности для того, чтобы ссадить на берег Джилл. Так как у Саламандера было письмо к гвербрету, он считался одним из важных людей города. И если Джилл хотела порасспрашивать людей, не имеющих никакого отношения к его светлости и высоким должностным лицам, ей надо было продолжать путешествие в одиночку.

Нагруженная старым седлом и уздечкой, которые она специально везла для этой цели из Форта Дэвери, а также своим снаряжением, она шла по деревне, привлекая всеобщие любопытные взгляды. Дойдя до открытого пыльного пространства, которое, по всей видимости, было деревенской площадью, она увидела парочку праздно сидящих в тени ивы людей.

– Что случилось, серебряный клинок, потерял свою лошадь?

– Совершенно верно, она сломала ногу в милях пяти к северу отсюда. Я смогу купить здесь у кого-нибудь другую? Помоги мне каждый бог, я надеюсь, что мне не придется пройти еще столько же пешком.

Так как лошадь была недоступной для них роскошью, деревенские бездельники злобно рассмеялись в ответ, но один из всех же махнул рукой в южном направлении:

– Постарайся добраться до большого постоялого двора на Керморской дороге, парень. У старого Мэта иногда есть одна-две лишние лошади в конюшне.

– Спасибо. Кстати, не проходил здесь недавно другой серебряный клинок? Я ищу моего друга, он из Элдифа, но я не знаю под каким именем он путешествует.

Парочка обменялась быстрыми взглядами.

– Да, он выглядел так же, как ты, серебряный клинок, и я думаю, что не будет никакого вреда, если я скажу тебе об этом. Он был из Элдифа и называл себя Адореком, он прошел здесь пару дней назад, на поясе у него был серебряный кинжал.

– Для чего он его разыскивает? – вмешался второй.

– Будь я проклят, если знаю. Люди гвербрета не говорят о своих делах таким как я. – Джилл пожала плечами, насколько позволяла ей это взваленная на них тяжесть. – Ну ладно, я пошел, у меня раскалывается спина.

Отойдя, прихрамывая, в сторону, Джилл подумала, что Родри должен был по дороге на юг раздать множество серебра, чтобы местные жители держали рот на замке. Но даже если это так, то все равно странно, что не один из видевших его не сказал правды людям гвербрета. Она решила, что на их честность по отношению к нему повлияла репутация серебряного клинка, они опасались, что узнав о их предательстве, он вернется и перережет им горло.