Дэверри (№3) - Заклятье рассвета

– Послушай, малыш! Что я такое сделала, что ты так сердишься на меня?

Существо еще немного помедлило, потом прыгнуло ей в руки. Джилл крепко обняла его.

– Я так рада, что ты простил меня, я скучала о тебе!

Улыбаясь, гном вытянул руку и похлопал ее по щеке.

– Скоро мы снова будем вместе с Родри. Ты был у него? С ним все в порядке?

Гном утвердительно кивнул на оба ее вопроса, как кот, уютно свернувшись калачиком у нее на руках.

– Мне хотелось бы знать, куда он идет.

Гном поднял на нее глаза и показал на нее.

– Он идет за мной?

Гном снова кивнул в ответ, но так безразлично, что Джилл не была уверена, что он правильно понял ее. Сидевший рядом Саламандер наблюдал за всем происходившим.

– Интересно, даже дважды интересно, – заявил он, но хотелось бы знать, что все это значит.

Несмотря на то, что лекарь советовал Перрену остаться в Лерене еще хотя бы на два дня, чтобы прийти в себя после побоев, тот уехал из города, как только смог сидеть в седле. Мысль о Джилл причиняла ему дополнительную боль, она была как вторая рана, тянущая его вслед за ней. И еще его продолжал преследовать страх, страх перед странным парнем с волосами цвета лунного света, который увел ее. Вспоминая происшедшее, он думал, а не был ли это страшный сон, в котором ему приснились облака света и светящийся меч? Каждый раз, когда он пытался убедить себя, что это был сон, он приходил к неизбежности, что Джилл ушла… Он попросту отказывался верить, что она ушла от него по доброй воле; тут должен был быть замешан другой человек и его сила. Хотя большинство людей в королевстве не верили в рассказы о Двуумере, Перрен всегда инстинктивно в них верил, он верил, что существуют люди, знающие Двуумер, люди, которые могут творить чудеса. Теперь, к его слабому утешению, он оказался прав. Единственным его утешением во всем этом было то, что она не досталась не только ему, но и Родри.

Три дня пути привели его в Гатмер, большой, процветающий город за двойным кольцом каменных стен. Хотя он предпочитал вообще избегать города, но у него совсем кончились продукты. Вообще он ненавидел города, наполненные зловонием, как в свинарнике, потными людьми, тесно связанными их мелкими человеческими заботами. Но этим вечером он почувствовал определенный комфорт, сидя в таверне захудалого постоялого двора, окруженный людьми, которые отвлекали его от постоянной, ноющей тоски по Джилл. В лесу он тосковал по ней постоянно; здесь же он мог пить крепкое пиво и пытаться забыть ее. Когда к нему подошел тавернщик и спросил, останется ли он на ночь, Перрен импульсивно ответил, что да. – Но, э… а… мне не очень хотелось бы с кем-нибудь делить комнату, не смог бы я переночевать во дворе, на сеновале?

– Не вижу причины, почему бы и нет. Там полно места.

Перрен заказал вторую кружку пива и нашел место в дальнем углу. Хотя он собирался напиться до беспамятства, чтобы ничего не помнить, девушка-служанка изменила его намерения. Это было круглолицее, маленькое создание с темными волосами и многообещающими глазами, ее улыбка также обещала впереди интересные часы, если не больше. Перрен решил, что это гораздо лучше отвлечет его от Джилл, чем похмелье. Он поболтал с девушкой несколько минут, спросил, как ее зовут, оказалось, что Алаита. Как он и ожидал, она не проявляла к нему абсолютно никакого интереса. Когда девушка повернулась, чтобы уходить, он одарил ее одной из своих улыбок. Хотя Перрен никогда не понимал, что он делает, улыбка всегда срабатывала. Алаита уставилась на него, губы у нее приоткрылись, глаза приобрели ошеломленное выражение. Перрен улыбнулся еще раз, девушка бросила нервный взгляд на тавернщика и придвинулась к нему поближе.

– Что, хозяин против, что ты немного поговоришь с посетителем?

– О, нет, только если не слишком долго.

– Ну, а кто ты такая? Его дочь?

– Ха! Еще чего!

– В самом деле? – Перрен помолчал и снова улыбнулся. – В таком случае, одна из твоих обязанностей, держать его постель теплой.

Алаита залилась румянцем, но продолжала придвигаться к нему, пока ее полные груди не коснулись его руки. Перрен снова улыбнулся ей и был вознагражден ее мечтательным взглядом, которым она одарила его в ответ. Увидев, что тавернщик увлекся разговором с двумя купцами, Перрен рискнул коснуться щеки девушки. – По-моему, он не смотрится настоящим мужчиной. Такая девушка как ты может иметь на ночь компанию немного получше. Я буду спать во дворе, на сеновале. Я могу пойти туда прямо сейчас.

– Я могу прийти, только ненадолго. – Она захихикала, как пьяная. – Я не могу оставаться долго.

Алаита снова захихикала и поспешила на кухню.

Перрен посидел еще немного, допил пиво, чтобы усыпить подозрительность тавернщика, затем ускользнул на сеновал. Так как девушка не хотела, чтобы ее видели, он не взял подсвечник. Он ощупью нашел в стойле на своей лошади снаряжение, вытащил одеяла, подтащил к сеновалу лестницу и топтался в темноте, пока не расстелил одеяла и не снял башмаки. Сев в ожидании девушки, Перрен подумал, зачем он вообще морочил себе голову этим обольщением, все равно, никакая женщина не может сравниться с Джилл. При воспоминании о Джилл он снова чуть было не разрыдался, но через несколько минут его отвлек звук взбирающейся по лестнице Алаиты. Он подошел, чтобы встретить ее и поцеловал, пока ничего не изменилось в ее настроении.

– О, боги! – Голос ее звучал по-настоящему встревожено. – Я едва соображаю, что со мной творится, как я могла вот так побежать за тобой.

– Ничего страшного, все в порядке. Ложись рядом со мной и я покажу, зачем ты это сделала.

Она смиренно позволила Перрену положить себя рядом с ним на одеяла. Поначалу она стеснялась в его руках, но с каждым поцелуем он чувствовал не только возрастающее сексуальное напряжение, но силу, странное темное чувство, которое поднималось из его глубин и затопляло его, пока оно не стало настолько ощутимым, как и сексуальная сила. Когда сила возрастала, она реагировала на это, хныкая в его руках в ответ на каждую ласку. Наконец, она схватила его за руку:

– У меня нет времени снимать платье, просто задери его, ладно?

Когда все кончилось, она поцеловала его в последний раз, искренне признаваясь ему, что хотела бы остаться на всю ночь, после чего поспешила к своему ревнивому мужчине. К этому времени Перрен был так истощен, что был рад ее уходу. Он упал на одеяла и смотрел на странный переливчатый темный свет, вращающийся вокруг него. Когда он попытался закрыть глаза, состояние движения продолжалось, оно было таким сильным, что ему стало плохо; Перрен торопливо открыл глаза. Он чувствовал, как по его спине и груди стекает холодный пот, его дрожащие губы были бескровными и холодными. Хотя он хотел встать и идти за помощью в таверну, он знал, что ему ни за что не спуститься по лестнице, не сломав шею. Он мог только лежать, сжимать руками солому, на которой лежал и молиться, чтобы не умереть.

Паника захлестнула его, как волны мол, во время шторма. Он вспомнил знатока Двуумера, который увел Джилл, насмехавшегося над ним парня, нанесшего ему напоследок оскорбление: – ты должен прекратить воровать женщин и лошадей, иначе это, в конце концов, убьет тебя. Тогда Перрен подумал, что парень имеет в виду разъяренного мужа или что-нибудь в этом роде, но сейчас он понял правду. Что-то было не так, что-то очень серьезное, но он не знал, что это было. Знал ли это знаток Двуумера? Помог бы он ему, если бы знал? По всей вероятности, нет, судя по полным ненависти словам, которые он бросил ему в лицо. Мысли бессвязно крутились и крутились вокруг него, пока Перрен, наконец, не уснул, обрушившись в темноту без всяких сновидений.

Примерно часа за два до полудня Джилл, наконец, впервые увидала Форт Дэвери, когда баржу привязали к пирсу в полмиле к северу. Она долго смотрела на массивные стены, окружавшие город, который высоко поднимался над этими стенами на семи холмах. Даже с этого расстояния ей были видны крыши королевского дворца. Высоко над башнями парили крошечные желтые пятнышки, которые, по всей вероятности, должны были быть украшенными позолотой знаменами трона Крылатого Дракона.

– Красивое зрелище, не так ли? – спросил Саламандер. – Давай сгрузим лошадей и отправимся в путь. Подожди, ты еще увидишь ворота.

Ворота были не меньше двенадцати футов в высоту и двадцати в ширину, они были сплошь покрыты украшенными резьбой панелями с изображением ключей, обвитых лентами. Железные полосы на воротах также были украшены рядами переплетенных спиралей и розеток. Так как ворота были толщиной в хороших двенадцать футов, они прошли через своего рода тоннель и на другой стороне этого тоннеля обнаружили еще одни ворота, которые были также тщательно украшены, как и первые. Сразу за воротами было широкое открытое пространство. В центре находился обсаженный дубами фонтан, из которого сквозь водяную пыль поднимался мраморный крылатый дракон. От этого парка раскручивались узкие улицы, спиралью вьющиеся между домами и холмами, мимо магазинов и таверн по направлению к озеру, расположенного в западной части. Повсюду Джилл видела спешащих по своим делам людей, роскошно одетых рыцарей королевской стражи.

Саламандер привел ее на постоялый двор, куда он заранее решил привести ее, это был трехэтажный брок, поднимающийся посредине поросшего травой двора. Джилл посмотрела на крышу, крытую хорошим шифером, обратив при этом внимание на то, что окна блестели настоящими стеклами.

– Мы не сможем здесь остановиться! Это будет стоить целое состояние!

– Джилл, моя скупая горлица, – гертфин с притворной грустью покачал головой, – если это так, то мне надо будет заработать в этой таверне состояние, чтобы заплатить за постой. Я не могу останавливаться в дешевых постоялых дворах. Они вонючие и матрацы там кишат насекомыми. А для того, чтобы спать на полу, мне надо было бы родиться собакой.

– Да, но есть полно более дешевых постоялых дворов.

– Зачем скупиться из-за нескольких серебряных? А кроме того, нас здесь уже кто-то встречает.

Когда они вводили лошадей в ворота, навстречу энергичными шагами вышел плотный молодой человек. Он оценивающе взглянул на прекрасный шерстяной плащ Саламандрела и украшенную золотом упряжь его лошади и поклонился. – Этот серебряный клинок с вами, господин?

– Да. Это мой телохранитель. Есть у вас комната на втором этаже?

– Да, есть. Сейчас я позову парня, чтобы он поухаживал за вашими лошадьми, господин.

– Великолепно. Первое, что мы хотим, так это помыться.

Но они вынуждены были на некоторое время отложить это удовольствие. Когда Джилл вошла вслед за Саламандером в таверну, пол которой был застлан бардекским ковром, а на стенах висели серебряные канделябры, она увидала высокого мужчину в клетчатых бриггах знатного вельможи, который расхаживал взад-вперед перед камином. При виде его у Джилл сжалось сердце, до того этот мужчина был похож на Родри.

– Это гвербрет Блейн! – вскрикнула Джилл.

– Разумеется. Он встречает нас здесь.

– Он не знает о… о Перрене?

– Конечно нет! Не думаешь же ты, что я не испытываю никакого уважения к твоим чувствам? Положись на меня.

Увидев их, Блейн быстро пошел им навстречу. Хотя Саламандер отвесил ему вежливый поклон, Блейн едва кивнул в ответ, схватив вместо этого Джилл за руки и крепко сжав их.

– Не могу выразить, как я рад видеть тебя, Джилл, хотя сердце мое радовалось бы еще больше, если бы с тобой был Родри. – Он оглянулся и нашел взглядом тавернщика, который, открыв рот, смотрел как гвербрет приветствует серебряного клинка как старого друга. – Хозяин! Пришли графин твоего лучшего меда! А также тарелку холодного мяса!

Комнаты оправдали худшие опасения Джилл по поводу их стоимости. Они были не только все в коврах, но здесь стояла великолепная полированная мебель, украшенная затейливой резьбой, ничего подобного она не видела даже в форте лорда. Вскоре появился графин и тарелка с мясом, и графин, и тарелка были серебряными. Блейн протянул девушке-служанке деньги, вдвое превышающие стоимость напитка и закуски и властно отослал ее прочь.

– Ну, – сказал гвербрет, наливая мед в кубок, – лорд Мадок сказал мне, гертфин, что ты умеешь больше, чем просто пересказывать истории, так что можешь говорить свободно. Ты знаешь, где Родри?

– Почти что в Керморе. В действительности… – он помолчал, выглянув в окно на солнце… – Я бы сказал, что в это время он в Керморе, но зачем он там? Этого, увы, я не знаю, ваша светлость.

– По-видимому, черт побери, этого никто не может сказать. – Блейн посмотрел на Джилл. – Налей себе меду, серебряный клинок, ты предпринял хорошее путешествие. Кстати, Джилл, как это оказалось, что ты не с Родри?

– А, ваша светлость, это и в самом деле, странная история, – вмешался Саламандер. – Видите ли, Родри нанялся в войско в Кергонеи.

– Я слышал кое-что о Беноике и его неприятном родственнике.

– Ну что ж, Родри оставил Джилл в форте некоего лорда Нета, это к нему он нанялся, но так и не вернулся за ней. К счастью, я проезжал мимо, я искал ее по своим собственным причинам, видите ли. Я увидел Родри посредством скриинг и обнаружил, что он едет на юг. Я отказываюсь верить, что он попросту бросил ее.

– Тем более я. – Блейн приветствовал ее своим бокалом. – Не думай пока об этом, девушка.

Джилл выдавила из себя бодрую улыбку.

– Так после раздумий, выводов, логических рассуждений я пришел к заключению, что кто-то по непонятным и неизвестным причинам завлек Родри на юг. У нас было несколько намеков, что Родри сказали, что будто бы Джилл покинула его и он направился вслед за ней. Начиная от Лагхкарна он ведет себя так, словно за ним охотятся, хотя до этого он продвигался открыто. Или же с ним что-то произошло в Лагхкарне, или же кто-то обманул его.

– Для этого могут быть основания, – вздохнул Блейн и медленно отхлебнул от кубка. – Клянусь, это как-то связано с ситуацией в Абервине. Ты не знаешь, у Родри есть враги?

– Нам это неизвестно, ваша светлость. Вы не знаете, король уже принял решение о отмене ссылки?

Джилл отвернулась и принялась наливать в кубок мед. Она хотела бы напиться, чтобы забыть, что Родри нет рядом с ней.

– Джилл, – сказал Блейн, – ты выглядишь очень удрученной.

– А почему бы и нет, ваша светлость? Я теряю своего мужчину. Вы думаете, они позволят Родри жениться на такой женщине, как я?

– Я не вижу причин, почему бы и нет, если я пожалую тебе дворянство. Я закреплю за тобой земли в Кум Пекл. Богам известно, что у меня полно свободных земель в этой провинции. – Ваша светлость! – Джилл едва была в состоянии говорить. – Вы слишком милостивы. Как я могу…

– Успокойся. Послушай, Джилл, Родри больше не слабый младший сын. Если его вернут из ссылки, он будет единственным наследником Абервина, а это означает, что когда его жестокосердечный брат умрет, он станет гвербретом. Он будет в таком положении, когда сможет требовать жену, какую захочет, независимо от того, что по этому поводу думают его мать или другие знатные вельможи.

Саламандер засмеялся.

– И это будешь ты – моя горлица, и конец будет совсем как в моих историях.

– Кажется, так.

Джилл улыбнулась, потому что им обоим хотелось доставить ей приятное, но она чувствовала, что спину ее холодит Двуумер. Когда Блейн пустился в рассуждения по поводу политики Элдифа, она побрела к окну и выглянула вниз, во двор. Саламандер рассказал Блейну историю, довольно правдоподобную; она видела, как это может защитить ее. Если Родри не захочет иметь с ней больше ничего общего, все подумают, что он просто устал от нее и поэтому покинул, как это часто делают мужчины со своими женщинами. А если он простит ее… мысли у нее путались, это значит, что в один прекрасный день, она, простолюдинка, сможет стать женой великого гвербрета. На мгновение ей стало жутко при мысли об ответственности, той силе, которой она может обладать.

– Ловиан научит меня, – подумала Джилл.

Но с этими мыслями к ней пришли и другие… скорее даже не мысли, а чувство, неожиданное и настоятельное. Родри в опасности. Она знала это абсолютно ясно, что ему грозила самая большая опасность в его жизни и что в этот момент опасности он думает только о ней. Джилл закрыла глаза и мысленно вернулась к нему, отчаянно пытаясь достичь его, предупредить его. В ее сознании мерцали образы, такие туманные, как это бывает, когда человек только засыпает, без конца мелькая перед глазами: Родри на узкой улице, Родри ныряет в аллею, когда мимо проходит городской стражник. Несмотря на то, что образы вспыхивали и пропадали, чувство опасности продолжало нарастать, пока ей не стало тяжело дышать. Он с кем-то разговаривал, спрашивал о Невине, о ней, ему лгали, говоря, что она в Керморе, давали ему дружеские советы, куда идти…

– Родри, не ходи!

Она услышала грохот, в изумлении оглянулась и поняла, что выронила кубок, который держала в руке. Блейн и Саламандер в смятении посмотрели не нее. Оказывается, она выкрикивала предостережения Родри вслух.

– Что случилось? – спросил Блейн.

– Родри в Керморе. Он в опасности. Я знаю это точно. Я видела… почувствовала это. Я пыталась предупредить его. – Она откинула голову и разрыдалась, так как знала, что ее предостережение никогда не достигнет его. – Нам необходимо отправиться в Кермор. Прямо сейчас.

Блейн отставил кубок и поспешил к ней, неуклюже похлопывая ее по плечам, в то время, как она продолжала рыдать; он подумал, что Джилл от расстройства слегка тронулась умом, но Саламандер воспринял ее предостережение очень серьезно. Сквозь слезы Джилл видела, как он подошел к жаровне в углу комнаты и щелкнул пальцами, после чего сразу же принялся пристально смотреть на колышущееся пламя. Джилл заставила себя прекратить рыдания и вытерла рукавом лицо.

– О, боги! – в голосе Саламандрела слышалась паника. – Я не могу найти его! Джилл, я не могу выявить его образ с помощью скриинг!

Джилл показалось, что стены комнаты вдруг раздвинулись, вспыхнул болезненно яркий свет. Серебряный графин на столе заискрился, словно это было пламя.

– Вызови Невина, – сказала Джилл.

Блейн схватил ее и полуповел, полуподтолкнул в кресло. Джилл тяжело опустилась в кресло и наблюдала оттуда как Саламандер склонился над жаровней. Блуза его струилась вокруг него, словно его обвевал легкий бриз. Джилл страшилась смотреть на сложный узор ковров.

– Джилл, может быть, позвать врача? – спросил Блейн.

– Спасибо, не надо. Это просто страх. – Она заставила себя поднять голову и посмотреть ему в лицо. – Ваша светлость, неужели вы не видите, что это означает? Помните Аластер? Раз Саламандер не может увидеть Родри с помощью скриинг, значит его кто-то прячет – с помощью Двуумера.

В пламени виднелся образ Саламандера, который готов был заплакать. Невин сам испытывал что-то наподобие ярости, он проклинал себя, так как он должен был видеть надвигающуюся опасность. Посылал ли Властелин Света какое-нибудь предзнаменование? Он попросту не знал этого.

– Я тоже не могу найти его, – мысленно сказал Невин.

– Так значит, он умер?

– Этого не может быть, так как в этом случае Джилл знала бы об этом. По тому, что ты рассказывал мне о ее предчувствии грозящей ему опасности, я считаю, что она должна была бы почувствовать его смерть. Как скоро вы сможете прибыть в Кермор?

– Мы должны прибыть туда завтра.

– О, боги! Что вы собираетесь сделать, превратиться в птиц и прилететь?

– Ничего подобного. – Саламандер слабо улыбнулся. – Король передал в распоряжение Блейна одно из королевских речных судов. Мы скоро выходим, и полагаться будем не на одно лишь течение, на судне есть команда гребцов. А отсюда до Драутбри у Белавер чертовски быстрое течение, так, во всяком случае, мне говорили.

– Великолепно. Блейн поплывет вместе с вами?

– Нет. При дворе слишком сильны интриги и он не решается оставить дворец. Он дал нам письмо для гвербрета Кермора. Вы присоединитесь к нам там?

– Я выезжаю сейчас же. Я никогда не думал, что они зайдут так далеко. Ты что, не понимаешь, что произошло? Должно быть, соперники Родри наняли один из кровных союзов Бардека, чтобы избавиться от него.

Образ Саламандрела, плавающий над пламенем, выглядел явно озадаченным.

– Откуда наши милые лорды из Элдифа могут знать о существовании таких союзов?

– Ну, им мог рассказать об этом какой-нибудь купец, или… Я понимаю, что ты имеешь в виду. Это звучит слишком неестественным, произнес я это вслух.

– Так что произошло?

– Что? Будь очень внимателен, пока я не прибуду в Кермор. О, боги, если бы я смог достать корабль! Я не могу уехать, не поговорив с Ловиан, но собираться я уже могу начать. В настоящее время ее светлость вместе с гвербретом на охоте.

На побережье Элдифа был яркий, солнечный день, хотя ветер трепал голубые с серебром знамена Абервина и в тени большого двора форта гвербрета было по-настоящему свежо. Стоящая около лошади леди Ловиан с сомнением посмотрела на небо.

– Может быть немного слишком ветрено для соколов.

– О, матушка, давайте испытаем удачу, – сказал Риис.

Он разговаривал с такой нарочитой бодростью, что она поняла, что охота была лишь поводом для того, чтобы побыть с ней наедине.

– Ну, тогда, конечно. Мы хорошо поохотимся, если никто больше нам не помешает.

Они сели на лошадей и выехали из форта на улицы Абервина. Позади них ехали сокольничьи с накрытыми колпаками соколами, сидящими у них на запястье, а также пятеро воинов из отряда Рииса в качестве эскорта. Когда они проезжали по узким улочкам города, простой народ кланялся своим господам, которые в знак признательности поднимали руку. Иногда – совершенно спонтанно – одобрительными возгласами их приветствовали мальчишки и молодые люди. Несмотря на свое упрямство, Риис был хорошим правителем, щепетильно справедливый и рассудительный в отношении всех, кроме своего младшего брата, и народ ценил его за эту справедливость.

Выехав из города, они повернули на север, по дороге, ведущей к Гвен после летних дождей, водная поверхность сверкала на солнце. Среди растущих на берегу ив и орешника Ловиан заметила два или три деревца, начавших уже желтеть.

– По всей вероятности, в этом году будет ранняя осень, – заметила она.

– Да, наверное. Лето было никуда не годное, холодное. – Риис повернулся в седле, чтобы убедиться, что ехавшие за ними люди отстали на приличное расстояние, затем обратился к Ловиан. – Послушайте, матушка, я хотел бы кое-что у вас спросить. Это касается малышки Родри.

– Неужели?

– Я думаю, что мог бы официально удочерить ее и ребенок будет законнорожденный

Ловиан не нашлась, что ответить. Риис иронично улыбнулся ей, улыбка, должно быть, дорого ему далась. – Пришло время посмотреть суровой правде в лицо. Я никогда не дам Абервину наследника.

– Гвербретство не может передаваться по женской линии.

– Разумеется, да. Но в один прекрасный день она выйдет замуж, не так ли? У нее будет муж, может быть, сын, или даже двое. По крайней мере, в них будет течь кровь Майлуайтов.

– Если Совет Выборщиков примет ее мужа как твоего приемника.

– Уже были такие прецеденты, они существовали на протяжении сотен лет. – Он гневно тряхнул головой, – кроме того, по крайней мере, я дам моим вассалам передышку. О, боги! Ты не знаешь, как у меня болит по этому поводу сердце? Я чертовски хорошо знаю, что каждый тиэрин в Элдифе уже планирует и плетет интриги, чтобы заполучить для своих сыновей мои земли после моей смерти.

– Увы, это правда. Но ты ведь знаешь, мой милый, что существует гораздо более легкое решение…

– Я не верну Родри.

Его губы превратились в крепко сжатую узкую полосу, которую она так хорошо знала.

– Его светлости виднее, конечно, но как ты сможешь усыновить ребенка без разрешения его отца?

– Родри вне закона. По закону, у нее нет отца.

– Ну, тогда хорошо. Следовательно, вопрос решен, если его светлость упорствует подобно дикому вепрю.

Он лишь пожал плечами, отгоняя обиду и отвернулся, глядя на расстилающуюся перед ним дорогу. Ловиан подумала, почему она даже не попыталась уговорить Рииса вернуть младшего брата домой. – Риис не может вынести мысли о том, что Родри может стать наследником, – подумала Ловиан. Теперь, если бы у Родри родился сын от этой его Джилл, этот бедный ягненок ездит повсюду за ним, спит под дождем на земле и одной богине известно, где еще. Несомненно, ее женские склонности полностью нарушены и…

Неожиданно лошадь Рииса взбесилась. Ловиан не могла подумать ничего иного, так как вороной вдруг заржал, встал на дыбы, затем выбросил вперед копыта передних ног, как бы бросаясь на врага. Риис полетел вперед, но когда лошадь снова встала на дыбы, он соскользнул на ее бок. Хотя он был великолепным наездником, лошадь вздымалась на дыбы и металась в панике и он совершенно потерял управление ею. Ловиан слышала крики мужчин, стук копыт других лошадей, но вороной Рииса крутился, вставая на дыбы, затем бросился оземь, сбрасывая Рииса и всей тяжестью падая на него. Она услыхала женский крик, потом поняла, что это был ее собственный голос.

Неожиданно эскорт закружил ее. Один из мужчин схватил узду ее перепуганной лошади и повел ее прочь; остальные соскочили с лошадей и бросились к своему господину. Придя в себя, Ловиан жестом подозвала мужчину, ведшего ее лошадь. – Беги скорее в форт! Привези Невина и телегу!

– Будет исполнено, миледи. – Он поклонился ей из седла и поскакал прочь.

Ловиан слезла с лошади и поспешила к лошади Рииса, которая пыталась подняться, ее сломанные передние ноги свободно болтались. Один из воинов преградил ей путь:

– Вам лучше не смотреть на это, миледи.

– Не говорите глупостей! В свое время я помогала ухаживать за ранеными.

Она оттолкнула воина в сторону и опустились на колени рядом с Риисом. Он лежал так неподвижно, что поначалу она подумала, что он умер, но когда она коснулась его щеки, веки его затрепыхались и он открыл глаза. Когда он попытался заговорить, лицо его исказилось в агонии.

– Помолчи, помолчи, малыш. Скоро приедет Невин.

Риис кивнул в ответ и устремил взгляд на небо, губы его беззвучно шевелились от боли. По лицу из раны над глазом текла кровь; Ловиан видела, что левая нога у него сломана, и, вероятно, в нескольких местах. Она знала также, что худшее повреждение может быть внутреннее, оно может быть такое, что не под силу ни одному хирургу, даже Невину. Ей оставалось лишь молиться Богине, пока, наконец, не появился Невин, позади которого громыхала телега. Невин слез с лошади и подбежал к ним.

– Он жив?

– Еле-еле.

Ловиан отошла в сторону и стала на обочине дороги рядом с эскортом, пока Невин приступил к работе. Он выравнил ногу и наложил грубую шину. Ловиан видела, как Невин вытянул над Риисом свои изящные руки и покачал головой, тихонько выругавшись. У нее похолодело сердце. Наконец, Невин позвал возчика, чтобы тот помог положить раненого в телегу. К счастью для него, Риис в это время был без сознания. Ловиан села рядом с ним и положила его окровавленную голову к себе на колени. Невин молча смотрел на Рииса, его холодные голубые глаза были непроницаемы.

– Я хочу знать горькую правду, – сказала Ловиан, – он умрет?

– Я этого не знаю миледи. Его светлость по настоящему сильный мужчина, его организм будет бороться за свою жизнь, но состояние его очень серьезно. Более слабый человек уже умер бы.

Стараясь как можно меньше трясти раненого на неровной дороге, они медленно возвращались в Абервин. У Ловиан снова и снова возникала перед глазами страшная картина. Что случилось с лошадью? Это выглядело как нечто большее, чем просто перебежавшая дорогу мышь, все это походило на Двуумер. Неожиданно у нее мороз прошел по коже и она позвала Невина, который ехал немного позади. Он пришпорил лошадь и поехал рядом с телегой.

– Невин, это происшествие очень специфическое.

– Человек, которого вы послали за мной сказал то же самое, миледи. Как я догадываюсь, вы беседовали с Риисом наедине?

– Разумеется. – Ловиан чувствовала, как страх сдавил ей горло. Старик, очевидно, согласился с ее неожиданной интуицией.

Жена Рииса, Мадронна, встретила их у ворот. Это была гибкая, светловолосая женщина, она была красива пустой, невыразительной красотой, но сейчас ее по детски невинное лицо выражало железную волю. Ловиан восхищалась своей невесткой, которая искренне любила своего мужа.

– Его комната приготовлена, – сказала Мадронна. – Насколько тяжелое…

– Очень тяжелое, но это еще не конец. Мы выходим его.

Пока мужчины переносили Рииса в его комнату, Ловиан пошла в свои покои, сняла пропитанное кровью платье и тщательно вымылась. Она надела чистое платье, мрачно серого цвета и посмотрела на себя в зеркало. Лицо выглядело постаревшим на несколько лет, по сравнению с утром. Она с болью увидела глубокие морщины, избороздившие ее лицо и онемевший, полумертвый взгляд.

– Ах, Богиня, неужели я похороню еще одного сына?

Она отложила зеркало, готовая делать все, что не скажет Невин. Она была не в состоянии плакать. Она вспомнила, как принесли домой ее второго сына, нежного Эйдри, тем летом как раз минуло шестнадцать лет. Его принесли домой завернутым в одеяло, привязанным к лошади, его убили во время войны вместе с отцом. Она стояла во дворе и ждала, пока они перережут веревки и положат его на землю, она не позволила себе пролить ни слезинки, так как знала, что все войско наблюдает за ней, и что если она заплачет, то начнет вопить как сумасшедшая. Сейчас она чувствовала то же самое. Не имело значения, до какой ярости доводил ее Риис, он был ее первенцем.

Тряхнув головой, она вышла из комнаты и направилась в большой зал. За столом воинов основательно пили, но разговаривали мало, даже ее собственные десять воинов, которых она взяла с собой как эскорт. Проходя мимо них, Ловиан жестом подозвала к себе своего капитана Каллена из Кермора. Он поспешил к ней и преклонил перед ней колени. – Он будет жить, миледи?

– Я могу только надеяться, капитан. Мне необходимо послать срочного курьера в Форт Дэвери, короля необходимо информировать о случившемся. Подбери человека, которого вы считаете подходящим для этой цели и пусть он готовится в дорогу.

– Будет сделано, миледи. Но мне кажется, что будет лучше, если это будет кто-нибудь из людей Рииса.

– Формально вы правы, но я не вправе распоряжаться ими.

– Но миледи, ведь вы сейчас здесь регент.

– О, боги! А ведь и в самом деле! Все случилось так быстро, что я с трудом соображаю.

– Это случилось бы с любым на вашем месте, миледи. – Он заколебался, исполненный искреннего сочувствия, но в то же время, связанный необходимостью соблюдать субординацию. Наконец, он снова заговорил: – Ваша светлость, вы знаете, что в прошлом у меня были разногласия с гвербретом, но я искренне сочувствую вашему горю.