Неопознанный взрыв

— Не сдюжим — помогут. Тот же дед Опанас или… Артюха, — помедлив, выдал Петр ненавистное отцу имя. — Зря ты так на него, батя, мало что бывает меж людьми, зачем зубатиться, вцепляться в глотки?… Хошь, повинится Артюха, при всем обчестве повинится?… Он же добрый до невозможности, токо позубоскалить любит…

Не отвечая, Корнев подстегнул лошалей.

Начинался Настасьин распадок — самое гиблое место, трясина. Избави Боже, засядешь по ступицы, изваляешься в грязи пока выберешься. Дальше — взлобок, там потверже…

Странное название распадка пришло от отшельничихи бабки Настасьи, злобной старухи, ненавидящей все живое. Она являлась проезжим мужикам в образе обнаженной красавицы-девки, увлекала их в гиблые места и душила. Женщин и детей приманивала, разбрасывая перед ними сласти и яркие наряды.

Никто не мог справиться с вампиром-бабой, не помогали заклятья и молитвы, воздвигнутый над распадком бревенчатый крест сгорел без остатка. Именно тогда старцы-староверы на взлобке над распадком построили свой скит. Прилюдно поклялись извести бесовые силы.

Долго боролись с нечистью. Молитвой и постом, водосвятием и молитвами. Когда поняли бесполезность задуманного, бросили построенные избушки и подались в другие места…

Вот и решил таежник заготовить лес для ремонта избы на взлобке неподалеку от бывшего святого места.

Когда телега добралась до середины распадка, негромко хлопнул выстрел. Корнев подпрыгнул и повалился на сына, защитив его собой от второй пули. Петруха выбрался из-под ставшего тяжелым отцовского тела, не выпуская прихваченное ружье, скатился в придорожные кусты.

Новые проделки колдуньи? А с каких пор бабка Настасья научилась орудовать ружьишком?

По другую сторону дороги дрогнули ветви березы…Вот где схоронился убийца!… Ну, погоди, нехристь… Парень тщательно выцелил дрогнувшую ветку… Есть! Пуля охотника попала пуделевскому боевику в грудь. Захлебываясь кровью, он не двигался. Понимал — нужно собрать оставшиеся силы и убить свидетеля расправы… Потом уж перевязаться и ползти к привязанному в чащобе коню.

Петруха перевернул неподвижное тело отца… Мертвый… Батя, как же получилось, кому нужна была твоя жизнь?

До боли сжимая зубы, Петруха подошел к телу убийцы, наклонился к нему, перевернул на спину. Неожиданно бандит привстал, острый нож вошел в горло парня. Боевик захрипел и свалился рядом с жертвой…

К вечеру Корневы не возвратились. Мало ли что могло их задержать — телега сломалась или не нашли подходящих лесин. К утру возвернутся, никуда не денутся. Когда поутру мужики не приехали, Наталья бросилась к соседу, старому Опанасу.

— Чует душенька, не к добру все это, — с трудом удерживаясь от слез, путалась она в словах. — Порешил мужик рубить лес около сожженного скита. Баял: тама наилучший сосняк… И вот — как провалились…

Она ожидала насмешливой ругани старого таежника: баба завсегда не головой думает — стыдным местом, никуда твои мужики не денутся, иди готовь самогон и закуску. Но старик воспринял бабьи оханья вполне серьезно. Поворошил седую бороду, поерзал вверх-вниз лохматыми бровями,

— Баешь, на взлобок подался, што за Настасьиным распадком? Понесло Павлуху в сатанинские места… Ну, да, ничего, авось пронесет… Сичас скликну мужиков, съездим, поглядим… Баламутина твой Пашка и дуролом. Вишь, чего удумал — от скита бревна волочь, поближе не нашел места, тайги ему мало, недоумку косолапому…

Не прошло и получаса, как четверо мужиков на подседланных конях побежали к скиту…

— Бой в Крыму, Крым в дыму, — ошалело бормотал Артем, оглядывая взлобок. — Кто ж так расстарался?

— Вон тот нелюдь, — показал Опанас плетью на труп пуделевца. — Петруха подбил его, а сам не уберегся — подставился под нож… Мужики, ничего здеся не трогать! — прикрикнул он. — Витюня, скачи на лесоучасток, звони в Кокошино. А мы постережем — как бы друзьяки ентого ирода не прибежали его выручать…

Опанас, сопя и поругиваясь, уселся на обгрызанный пень, скрутил цигарку. Мужики устроились вокруг деда, тоже задымили, отводя взгляды от трупов и держа под рукой заряженные жаканами берданы.

— Чего примолкли? Иль мертвых видать не доводилось? Разжигай костерок, ставь чайник. Пока милиция доберется — чайку изопьем… А ты, Артюшка, добежи до верхотурья, оглядись. Как бы нехристи нас не побили…

Защумел, затрещал таежный костерок, пережевывая сухой хворост и отжившие свое ветки. Из заплечных мешков и котомок появились на свет Божий черняшки, мясо, сало…

К вечеру появилась милиция. До Сидоровки сыщики доехали на вездеходе, который охотники ехидно переименовали в «мелкоход», от поселка до распадка — на телеге.

Стелла оглядывала трупы с ужасом и сердечной болью. Она не сомневалась — к трагедии приложил руку её Петя… Петенька. Сначала взрыв в райотделе унес три жизни, здесь — тоже три.

Ее любовь к «экологу» запятнана кровью.

Может быть, Корневы и неизвестный парень — не последние жертвы бандитского беспредела, может быть, на мушке Пети сидят другие жизни. Расследовать же убийства, совершенные им, приходится фактической соучастнице преступлений, завербованной сотруднице Кокошинского уголовного розыска, старшему лейтенанту милиции.

Очередная в её жизни гримаса судьбы, вторая по счету. Первой было замужество…

Салова пыталась лечить душевную боль своими средствами, далекими от медицины. Может быть, взрыв в райотделе произошел без участия Пети? Мало ли разгуливает по тайге банд и одиночных убийц, почему все преступления она связывает с Васиным?

Нет, нет, такой, как Петя, нежный, заботливый, не может быть убийцей!

А если нежность и заботливость — умелая маскировка? Общаясь по долгу службы с ворами, убийцами, грабителями, Салова отлично знала, какими изощренными они бывают, каких только не выдумывают хитрых ходов…

Занимаясь привычным делом — измеряя расстояния, фиксируя положение убитых, опрашивая мужиков, которые с интересом следили за ходом расследования, Стелла внутренне металась в поисках выхода. Наталкиваясь на мысль о признании и покаянии, пугливо отшатывалась. Ибо признание вызовет камнепал последствий: суд, солидный срок, фактическое сиротство сына, окончание служебной карьеры мужа.

Ведь никто не пверит в то, что майор не был связан с предательством жены, ничего о нем не знал…

Поздно вечером группа сыщиков завершила осмотр места происшествия и опрос так называемых свидетелей… А кого опрашивать? Мужики знают столько же, сколько сыщики, деревья и кусты говорить ещё не научились, птицы что-то щебечут, но пойди узнай, о чем именно.

Сошлись в одном: неизвестный двумя выстрелами убил охотника, сын его с»умел скользнуть в кусты, откуда смертельно ранил убийцу, который убил его ударом ножа. Эту версию и следует отрабатывать. В первую очредь, установить фамилию и местожительство убийцы…

Васина тоже терзали сомнения. Правда, их истоки лежали в другой плоскости, нежели у Саловой.

Если боевик ликвидировал болтливого охотника, почему не поспешил за обговоренным «гонораром»? Причина просматривается единственная: по неизвестным пока причинам киллер попался сыскарям.

Тогда нужно срочно смываться. Чем быстрей — тем лучше. Ибо расколов убийцу, сыскари немедленно выйдут на след пуделевской базы. Перебираться в Подмосковье рановато. Прежде всего, потому, что Иванчишин не завершил ещё подготовительного цикла разработки усовершенствованной чудо-ракетки. Не стоит отвлекать его от работы.

Но как быть с исчезнувшим боевиком? Повязали его менты или не повязали?

Единственный источник, откуда можно получить информацию — старший лейтенант Салова, любовница и наводчица боевиков.

Натянув привычный парик, приклеив щеточки усиков, Пудель наведался в Кокошкино. Он не собирается повторять однажды совершенную ошибку — вызывать телку в избушку на окраине городка. Вдруг за ней следят или она порешила пойти с повинной?

Кажется, пришло время навсегда расстаться с любовницей. Опасно рисковать, оставлять следы. Многие из них уже «стерты» — Взяток, древний скит, возможно — брехливый охотник. На очереди — телка.

Из местной гостинички, почему-то именуемой «Домом приезжих», Васин позвонил в угрозыск.

В первый раз ответил мужской голос.

— Уголовный розыск. Слушаю вас.

Бросить трубку — вызвать подозрение. Это тебе не столица, мигом засекут. В милиции сидят не одни идиоты.

— Простите, ошибся номером, — проквакал Пудель через приложенный к мембране носовой платок. — Извините.

— Бывает, — миролюбиво посочувствовал сыскарь, и тут же спросил. — А какой номер вы набирали?

Поднатужившись, Васин назвал такое сочетание цифр, что в горле запершило. И — замер: поверит или станет проверять? Может быть к гостиничке уже торопятся резвые оперативники?

— Ничего похожего…

— Извините, — ещё раз квакнул Пудель и положил трубку.

Отдышался, вытер потный лоб. Не дай Бог, снова наткнуться на миролюбивого мента — лучше звякнуть после обеда. И, конечно, не из Дома приезжих.

Второй звонок — из разгромленной будки телефона-автомата.

На этот раз повезло — ответила Стелла. Несмотря на поскрипывание и посвистывание аппарата-инвалида, Васин сразу узнал негромкий, мелодичный голос молодой женщины.

— Угрозыск. Слушаю вас.

В ответ — горловое покряхтывание.

У Стеллы перехватило дыхание, замерло сердце. Мучающие её подозрения мигом растворились в радости.

— Петя… ты?

— Я… У нас мало времени. Слушай внимательно. Ты в комнате одна? Никто нас не подслушивает?

— Да… Нет…

Молоток, телка, сразу врубилась! Отвечает коротко и ясно, не размазывает и не всхлипывает.

— Завтра в десять утра ожидаю тебя на полпути к Сидоровке. Никаких машин, возьми верховую лошадь. И — никаких сопровождающих… Увижу кого — не подойду.

Стелла молчала. Отвечать, соглашаться либо спрашивать не было сил. К тому же, по опыту прежних встреч с Петром она знала: ответа либо раз»яснения не получит.

Одно из двух: соглашаться или… положить трубку. Последнее казалось невероятно глупым, сравнимым разве с издевательством над собой. И все же радость от появления Васина была не такой всепоглощающей, нежели раньше. Оставшийся после расследования убийства в Настасьином распадке осадок спресовался под сердцем и в мозгу, не пуская туда жаркие волны, исходящие от зажатой в руке телефонной трубки.

— Почему молчишь? Ты все поняла?

— Да, все.

— Приедешь?

— Конечно, — и словно догоняя равнодушное слово «конечно», послала ему вдогонку. — Обязательно, Петя, непременно…

Пудель положил трубку, удовлетворенно выругался. Телка — класс, жаль мочить такую, но другого выхода нет, Салова становится опасной — он с»умел расслышать в её голосе ранее несуществующие нотки сомнения. Поедет он с генералом в Подмосковье, ментовка расколется и пошлет её муженек-майор следом за соперником своих сыскарей. Или звякнет муровскому начальству…

Придется рубить ещё один конец…

А Салова положила трубку и задумалась. Схлынул вешний поток радости и обнажил угловатые камни подозрений. Спрашивается, зачем встречаться так далеко? Чем Петю не устраивает приземистая избушка на окраине Кокошино? Что означает настойчивое предупреждение приехать на свидание одной? Неужели он думает, что Стелла пригласит с собой на любовное свидание ребят из угрозыска?

Вопросы, вопросы…

Может быть, не ездить? Позвонит вторично — сослаться на болезнь, запрещение мужа, шалости сына… Да мало ли какие причины можно изобрести…

Нет, нет, она поедет. В последний раз. Серьезно поговорит с Петей, заставит его признаться в непричастности или в… причастности к преступлениям, которые буквально потрясли район. После этого она либо зачеркнет горькую свою любовь, либо она, эта любовь, вспыхнет ещё более ярким пламенем.

Головой женщина понимала: ни в чям Васин не признается, ни за что не склонит гордой головы — затеянный ею «серьезный разговор» расплавится в огне его ласк. И все же надеялась совместить несовместимое: любовь и увещевание.

Утвердившись в принятом решении, Салова нацелились на разрешение немалых трудностей.

Первая, где взять лошадь с седлом? В райотделе такой «штатной единицы» не прелусмотрено — «газики» без горючего, пикап, несколько мотоциклов. Придется обратиться к кому-нибудь из местных жителей.

Позабыв о залежах бумаг, Салова ринулась на поиски.

— Имеется лошаденка, как без них? — признался один владелец гужевого транспорта. — И седлышко висит в амбаре. Не новое, конечно, но годное…

— Одолжите на денек…

— Нынче не старые времена, барышня, за «так» ничего не делается, все имеет свою цену. Не в дерьмовых российских рубликах — в зарубежных зеленых…

— Сколько? Я заплачу…

Мужик заломил такую сумму в баксах, что Салова невольно округлила глаза и по бабьи охнула.

Другой лошадинный владелец не стал размусоливать — с ходу выложил условия: пять долларов за час и ни меньше. Поскольку надежд на другие варианты призрачны, Стелла пустилась в торг.

Сошлись на долларе в час. В переводе на рубли — почти пять тысяч. Это если поблаженствовать в обьятиях Петеньки не больше двух часов.

Вторая проблема полегче.

— Завтра поеду в Настасьин распадок, — независимо проинформировала мужа Стелла. — Возникли кой-какие мыслишки, хочу проверить на месте.

— С кем поедешь? — рассеянно спросил майор, отрываясь от папки с бумагами. — И на чем? Горючка осталась только для срочных выездов…

— Ты считаешь мою работу второстепенной? — ощетинилась Салова, но тут же заставила себя ласково улыбнуться. — Впрочем, ты, как всегда, прав. Попрошу кого-нибудь подбросить меня в распадок.а обратно — на попутных…Что же касается сопровождающих — обойдусь без них. Знаешь ведь — терпеть не могу нянек…

— И все же…

— Ладно, если ты настаиваешь — подумаю. Возможно попрошу съездить со мной Варламку…

Конечно, Стелла никого брать с собой не собиралась, просто попыталась затуманить мужу мозги, предстать перед ним внимательной и послушной.

Майор иронически усмехнулся, Варлаам, сын соседа, парнишка лет шестнадцати. Его самого защищать нужно. И все же — мужик. Крепкий, ловкий.

— Ладно, возьми хотя бы Варлама, все — живая душа… Когда выедешь? — рассеянно спросил Салов, смирившись с опасной затеей жены. — Надеюсь, не на ночь глядя?

— Рано утром. Когда возвращусь — не могу сказать. Возможно, придется ещё раз потолковать с местными мужиками… Не вздумай, Сема, посылать за мной своих топтунов — обижусь…

Салов знал, чем обернется ему обида жены — спать придется на утлой кушетке, стоящей в спальне, завтракать-ужинать в одиночестве. Поэтому он отбросил мысль проследить за передвижениями Стеллы, не послал вслед за ней оперативников…

На полдороге к Сидоровке в таежной глухомани — небольшая проплешина. Ее окружает сплошная стена кедров и осин. Понизу щетинится кустарник. В центре — несколько заблудивщихся березок.

Наверно, это место имел в виду Петя, решила Салова, останавливая унылую кобыленку. Дальше пойдут сплошные заросли — там легко разминуться. Она спешилась, разминаясь, прошлась по полянке. Редко приходится бывать на природе — в основном, сидит за письменным столом, перебирая осточертевшие бумаги.

Где же Петя, почему опаздывает? Наверно, притаился в зарослях и высматривает: одна приехала любовница или с сопровождающими?… Ах, вот он где спрятался!

Раздвинулись кусты и появился улыбающийся Васин.

Начисто позабыв обо всем, женщина бросилась ему на грудь, приникла всем телом.

— Здравствуй, милый мой человек, — прерывисто произнесла она, подставив полураскрытые губы. — Как же долго мы с тобой не виделись… Я уже успела позабыть о твоем существовании…

— Сейчас напомню, — все ещё улыбаясь, пообещал Васин. — Так напомню, что никогда не забудешь.

Минут десять они простояли, приникнув друг к другу. Она — закрыв в истоме глаза, он — пытливо оглядывая заросли, окружающие проплешину.

— Так и будем стоять? — с обидой спросила Стелла. — Постоим, постоим и — раз»едемся?

— Нет, дорогая, не раз»едемся… Верстах в десяти, вон за той сопкой — охотничья избушка одного моего приятеля… Поехали?

— Да, да, и — поскорей, — загорелась Стелла. — Небось, истопить придется — холодрыга…

— Все сделано, господин старший лейтенант, — пошутил Васин, выводя из зарослей оседланного коня. — Печка аж раскалилась, стол накрыт, постель застлана…

Ехали не торопясь. Будь воля Саловой — пустила бы лошаденку в галоп, заставила бы её вспомнить резвую молодость. Удерживала неторопливость Васина, его напускное равнодушие, в которое она не верила. Не может быть равнодушным мужчина, зная какие ласки его ожидают — это противоестественно.

Ей грезилась деревенская горница, увешанные коврами стены, застланный толстым паласом пол. На столе — изысканная закуска, игристое вино. Раскрыта белоснежная постель с пышно взбитыми пуховыми подушками…

Действительность оказалась не такой сказочной. Бревенчатые стены, покрытые копотью, на полу — толстый неопрятный войлок, стол застелен газетами, вместо кровати — дощатая лежанка, покрытая шубой…

— Раздевайся. — предложил Васин, привязав лошадей и сбросив у порога кирзовые сапоги. — Что, не нравится? К сожалению, ничего лучшего предложить не могу…

— Рядом — ты, большего мне не надо, — схитрила женщина, разочарованно вздыхая. — Зато — теплынь…

Раздеваться она не торопилась — хотела, чтобы её раздел Петя. Как всегда, ласково, едва прикасаясь ловкими пальцами к подрагивающему женскому телу.

Васин понял её. Подошел, снял куртку, отыскивая на юбке молнию, провел ладонями по талии и бедрам. Больше Стелла ничего не помнит. Откуда-то из глубины сознания поднялась жаркая волна мутного тумана, заволокла голову, сжала сердце…

… Обессиленные они лежали на колючей шубе. Поросшая черными волосами, мускулистая грудь Васина мерно вздымалась и опадала. На подобии морского прибоя. И эти движения, по непонятной причине, волновали женщину, пробуждали новое желание.

— Что нового у вас в уголовке? — неожиданно полюбопытствовал Пудель. — Сколько преступлений раскрыто, какие «повешены на гвоздик»?

Ей бы насторожиться, но могучая мужская грудь мешала сосредоточиться, вызывала совсем другие мысли. Стелла повернулась на бок, принялась разглаживать заросли волос.

— Почему не отвечаешь? — прикрикнул Васин, отведя от груди ласкающую руку женщины. — О чем думаешь?

— О тебе, конечно, и… о себе… У нас все то же… Преступлений с каждым днем все больше и больше, — нехотя ответила Салова. — Сейчас работаем по странному убийству в Настасьином распадке…

— В Настасьином? — деланно удивился Васин. — Это же совсем рядом… Кто кого убил?

Стелла упрямо возвратила ладонь на мужскую грудь.

— Погибли двое охотников — отец с сыном — и какой-то незнакомый местным жителям парень…

Все понятно, значит, боевик убит, можно не беспокоиться. Но странный интерес подталкиовал Васина к продолжению разговора.

— И что же удалось раскопать?

Стелла не ответила. Почти задыхаясь от охватившего её желания, она приникла всем телом к Пете, прикусила острыми зубками мочку его уха. Дрожащая рука покинула вздымающуюся мужскую грудь, медленно поползла вниз… Ага, Петенька вовсе не холоден, как пытается показать подруге!

— Погоди, Стеллочка, не торопись, успеем наиграться.

Васин ласково взял руку женщины, снял её с полюбившегося места, положил себе на плечо.

— Ну, если тебе не хочется — изволь… Просто полежим… В прошлый раз ты говорил, что носишь кличку Пудель, — Стелла говорила отрешенно, лишь бы занять свободное от ласк время, — Странная кличка…

Васин усмехнулся. До чего же наивны бабы!

— Обычная… Кому нравится, кому — наоборот.

— Тебе видней… Проголодался?

— По тебе? Еще как!

И снова женщина утонула в обьятиях любовника, таких надежных и таких сладких…

До самого вечера они занимались любовью, С кратковременными перерывами. Набираясь сил для новых обьятий, наспех ели холодную тушенку и колбасу, ветчину и курятину. Разогревать на остывшей плите не было времени — с неиссякающей силой манила к себе лежанка.

За окошком стемнело.

— Сколько сейчас времени, Петенька?

Часы на руке, но её не поднять, будто она налилась расплавленным чугуном.

— Восемь вечера…

Господи, до чего же быстро бежит время, Стелла думала: не больше пяти. Сема с ума сходит от беспокойства, небось, послал оперативников в Сидоровку. Как бы они не принялись прочесывать местность и не натолкнулись на охотничью избушку.

— Пора ехать, — женщина спрыгнула с лежанки, не стесняясь любовника, потянулась, закинув за голову руки. — Боюсь, меня уже ищут.

Ищут? Вот это уже ни к чему, подумал Пудель. Пора приступать к завершающему этапу свидания.

— Сейчас поедешь. Только прогуляемся до одной полянки — красота неописуемая, давно хочу тебе показать… Потом — провожу… Пудель давно подыскал место для прощания с любовницей. Ничего красивого там, конечно, не было. Огромный выворотень обнажил глубокую яму, подгнил у основания и держался на нескольких хилых корнях, Пара ударов топора — упадет и наглухо закроет могилу.

Щли они медленно. Васин заботливо помогал подруге преодолевать завалы погибших деревьев, продираться сквозь колючий кустарник. Через одну ямину перенес на руках.

— Где же твоя красота? — недоумевала Стелла, оглядываясь. — Обычная тайга…

— Уже пришли… Встань сюда, — Пудель подвел Салову к краю выворотня. — Закрой глаза…

— Зачем? — удивилась женщина. — Что с тобой, Петенька?… Что ты задумал?

— Прощай, телка.

Пудель выстрелил, не вынимаю пистолет из кармана. Стелла покачнулась, прижала ладонь к простреленной груди. Второй выстрел бросил её в яму…

Третий день поисков старшего лейтенанта Саловой ничего не дал. Допрошенныфй майором Варламка недоуменно моргал узкими глазами, пожимал худыми плечами. Нет, тетя Стелла ни о чем его не просила… Ежели бы предложила вместе съездить в тайгу, разве бы он отказался?… Да он уже с неделю вообще не видел ее…

Внешне майор внимательно и участливо слушал Варламку и его отца, на самом деле — ничего не слышал. Мысли блуждали далеко, спотыкаясь о доказательство невиновности мальчишки, пытаясь отыскать лазейку в окружающей непроницаемой стене бездоказательности. Сейчас он напоминал человека, попавщего в темную комнату. Шарит по стенем в поисках выключателя, но не находит его.

Один из трех, оставшихся после гибели Взятка, преступников, наконец, раскололся. То ли на него повлияли щедрые обещания следователя отпустить и даже вознаградить, то ли перспектива многолетней отсидки на зоне. На свет Божий вылупилось признание о связях бандитов с неким дядей Семеном…

Прихватив с собой четверку оперативников и расколовшегося бандита, майор помчался в Сидоровку. Вдруг удастся выйти на след похитителя жены. Салов и мысли не допускал, что Стеллу могут убить. Это казалось ему противоестественным, алогичным. Нет, нет, Стелла жива! Удивительно, почему бандиты до сих пор не позвонили и не потребовали либо выкуп, либо освобождения своих дружанов… Впрочем, для этого три дня — не срок.

Худощавый мужик встретил милиционеров удивительно спокойно.

— Ни о каких бандюгах не слыхивал. Ежели и промышляют — далече от нас. Люди мы спокойные, живем охотой да огородами, нам чужого не потребно, не по Божески воровать да грабить.

Очная ставка с расколовшимся налетчиком на Семена не подействовала. Дескать, много наезжает в поселок людишек, всех не упомнишь, можа и ентот парняга заворачивал.

Единственная надежда — на обыск. Авось оперативники отыщут что-лиюо похищенное у приискателей или при налете на леспромхоз.

Нашли!

На стол перед невозмутимым охотником легли мешочек с золотым песком, золотое колечко с таинственно мерцающим камушком, взятое грабителями у кассирши леспромхоза, несколько пачек денег, завернутых в газету.

Казалось бы, упрямый таежник просто обязан рухнуть в ноги сыщикам и вымаливать у них пощаду… Не тут — то было. Поерзал Семен бровями, покопался в бороде…

— Можа оставил кто-нибудь из гостей, а я при чем? Ежели бы застукали меня на грабеже либо злодействе — тады судите… Уж не подкинули ли твои молодцы енти вещицы? — скривился он в понимающефй полуулыбке. — Людишки бают, што милиция планты по ловле злодеев не выполняет, начальство злится. Можа порешили меня подставить? Так и я с кулаками, не дамся…

В боковушке помощник Салова допрашивал поперемено то хозяйку, то четверых её дочерей. С тем же успехом.

Для Салова причастность хозяина подворья к грабежам и убийствам либо его невиновность стояли как бы на втором плане. Сейчас его мучили мысли о жене.

— К вам не привозили похищенную женщину?

Таежник перестал терзать многострадальную бороденку, выставил её перед собой на подобии остроги.

— Енто ещё што за хитрости? Своих баб в поселке предостаточно, щтоб приволакивать с городу. Нам они ни к чему — кормить, поить, наряжать…

Действительно, саловский вопрос рассчитан на глупца, а пожилой охотник, пожалую, умный и хитрый человек.

— Ладно, о похищенной женщине поговорим позже… Скажи, где ещё могли твои гости спрятать такие мешочки? — взвесил Салов на ладони золотой песок.

Семен позевал в подставленную ладонь, взлохматил на голове редкие седеющие волосы.

— Откедова знать? Можа в доме, можа в подполье, можа в баньке…

Дом перелопачен оперативниками от пола до потолка — ни одного угла не пропущено, ни один метр не оставлен без внимания. С такой же тщательностью осмотрен чердак, подполье, баня…

Почему хитрый мужик не упромянул о погребе? Чем черт не шутит пока Сатана дремлет… У приискателей взято четырнадцать машочков, в кассе леспромхоза — пятьдесят тысяч рублей. По нынешним временам, конечно, мелочь, нл главное — не количество или сумма. Удастся сбить с подозреваемого напускное равнодушие, уличить его в совершении преступления — можно возвратиться к похищенной женщине.

Тогда таежник не отмолчится, не поусмехается. Перепуганный, припертый к стене любой преступник становится разговорчивым, ибо его подталкивает колючая мыслишка о предстоящей расплате.

Салов повернулся к оперативникам.

— Пошуруйте, хлопцы, ещё разок в баньке и на огороде. А мы с хозяином спустимся в погреб. Авось, найдем что-нибудь среди кадушек…

Кажется, попал в десятку! На какое-то мгновение Семен погрустнел, потерял контроль над собой. Быстро выправился, но не с»умел спрятать от майора секундный испуг.

— Коли имеется охота подышать кислой капусткой — милости просим. Таиться нам нечего, любая власть — от Бога, а мы — верующие, — мужик обмахнул себя крестом.

Окольцованного наручниками бандита поручили охранять водителю. Сыщики разделились: двое нырнули в баньку, двое вооружились лопатами и вилами, пошли на огород. Женщины остались — принялись наводить порядок в развороченном обыском жилье.

Салов демонстративно достал пистолет и кивнул хозяину на горб погреба. Семен нехотя подчинился. Шел впереди майора, вольготно помахивая опущенными вдоль тела руками… Значит, не был ни в тюрьме, ни на зоне. Там ручками не размахивают, закладывают их за спину.

Не успели спуститься по деревянной лесенке — в доме громыхнул взрыв. Взрывная волна захлопнула дверцу, больно ударила ею майора по спине. Пистолет упал в темноту.

Семен не вспользовался удобным для побега моментом — просто оттолкнул Салова и выскочил во двор.

Грохнул второй взрыв, который буквально разметал избу по бревнышку. Вспыхнул пожар. Из огня — истошные женские крики страха и боли.

Семен стоял столбом, подняв обе руки к небу. По бороде стекали слезы. Ему казалось, что он кричит — на самом деле шептал помертвесшими губами.

— Дарьюшка… Анфиска… Фимочка… Фросюшка, — перебирал он, будто правоверный четки, имена дочерей. — Што ж приключилось, доченьки?

Опомнившись, бросился в огонь, но его удержали подоспевшие оперативника. Крики мучениц смолкли, на подворье властвовал огонь.

Никто не прибежал из соседних изб, никто не бросился на подмогу к пострадавшему соседу. Одно это настораживает — в тайге бытуют другие законы, один из которых — не оставляй человека в беде…

Видимо, поселковых жителей сдержал налет милиции. Значит есть причина её опасаться, не мешает позже поковыряться в дедах и внуках.

— Знаю, чьих рук злодейство! — дико заорал, Семен, оглядываясь в поисках какого-нибудь оружия. — Ну, гляди, Артюха, достану тебя! На том ли свете, на этом, но достану! Жилы на кулак намотаю!

— А кто такой Артюха? — как можно тише спросил Салов.

Семен услышал. Повернул к майору искаженнное страданиями лицо.

— Спрашивай, начальник. Клянусь, все скажу…

— Завтра спрошу. В Кокошино…

Допрос «по горячим следам», по мнению Салова, применим далеко не всегда. Сейчас — даже вреден. Потрясенному гибелью жены и дочерей Семену лучше дать время прийти в себя, ещё больше ожесточиться против «злодея». Вот тогда он откроется следователю полностью. И его показаниям можно поверить, ибо они будут продиктованы не чувством безоглядной мести, а той же местью, но лишенной лишних эмоций.

Но от одного вопроса Салов все же не удержался, ибо этот вопрос вот уже три дня сидел в нем ноющим нарывом.

— Слышал что-нибудь о похишенной бандитами женщине? — и тихо, едва слышно, добавил. — Моя жена…

Таежник с удивлением посмотрел на майора, помотал кудлатой головой. О каких женах-бабах спрашивают, когда вся его семья сгорела в огне?

Но все таки ответил. Негромко, с достоинством.

— Нет, паря, не видел и не слыхал…

Поместив расколовшегося бандита в камеру, откуда он был на время взят, Салов распорядился не запирать Семена в обез»янник — содержать его в отдельной комнате под неослабным надзором. Побега таежника он не боялся — опасался, как бы тот ничего не сотворил с собой.

Часа в два ночи, усталый до невозможности, в пудовых сапожищах, покрытых липучей грязью, майор ввалился в свою квартиру.

На кухне сидел молодой мужчина. Оживленная, раскрасневшаяся Таня металась от плиты к столу, подкладывая оголодавшему мужику все новые и новые тарелки и тарелочки, подливая в расписную чашку ароматный чай. Старалась прикоснуться к мужчине, будто случайно, огладить его широкие плечи.