Морильское время

Но через какое-то время личные фонари начали гаснуть даже у редко включавших их машинистов. Тогда кто-то и догадался подключить фонари к аккумуляторам машин. Причём, для нормальной зарядки требовалось не менее четырёх фонарей, подключённых последовательно. Впрочем, местные Кулибины быстро придумали способы подключения и меньшего числа шахтных светильников, например, заменяя недостающие в цепочке фонари нагрузочными сопротивлениями от сварочных аппаратов. Об открытии быстро узнали соседи, потом слух распространился по всей шахте. На участок потянулись многочисленные паломники со связками севших фонарей. Это внимание не очень обрадовало владельцев машин, но, тем не менее, они никому не отказывали.
      Услышав о новости, Борис не стал медлить. Быстро захватил поесть и побежал в сторону клетевого ствола. В голове после таблетки немного прояснилось, зато фонарь был при смерти. Стараясь в полутьме ступать мягко, на носок, чтобы вовремя отреагировать на невидимое препятствие, он подошёл к медпункту.
      На этот раз дверь открылась сразу.
      — Что?… Что случилось? Почему все забегали? — шёпотом спросила Надя.
      — Ничего не случилось. Пэ-дэ-эмщики всем фонари заряжают, — ответил Боря и рассказал, что знал сам.
      — Боренька, зарядите мой фонарь, а?
      — Конечно, заряжу. А то пойдёмте вместе?
      — Нет, можно я останусь?
      — Но почему? Вас кто-то обидит? — спросил он, не понимая, что два дня без душа и зеркала — достаточная причина для девушки, чтобы никуда не идти.
      — Да никто не обидит. Просто я устала и хочу есть.
      — Так ведь заряжаться будет часа три, не меньше.
      — Ничего, я посплю…
      В зале было светло и оживлённо. Аккумуляторы снимали с машин и переносили на один из стеллажей, подключая к ним гирлянды фонарей. Где-то рядом был слышен гул работающего двигателя. В воздухе пахло выхлопными газами, но в душной атмосфере шахты на такие мелочи, наверно, уже никто не обращал внимания.
      Возле стеллажа стояли несколько человек и наблюдали, как невысокий круглоголовый мужичок ловко орудует проводами, подключая фонари.
      — Взрывники притащили моток провода, — пояснил, слегка картавя, молодой парень чуть выше Бориса ростом, которого тот знал только в лицо.
      Круглоголовый молча забрал у Бори фонари и подключил их вместо двух снятых.
      — Девять-восемь-семь и шестнадцать-двадцать, забирайте! — зычным голосом крикнул он, переставляя заряженные фонари на соседний стеллаж.
      — Ещё нашли амперметр, по нему проверяют, насколько зарядились, — доверительным голосом сказал картавый, — правда, приходится часто переключать. Зато сразу видно, если ток меньше пол-ампера, значит можно снимать.
      Борису не хотелось поддерживать разговор, и он отошёл в сторонку. В углу на огромном колесе сидели человек шесть горняков и играли в карты, передавая их за неимением ровной поверхности в руки друг другу. Ещё добрых два десятка человек располагались в разных концах зала, убивая время разговорами. Несколько коренных обитателей зала с неудовольствием прошли мимо — их вовсе не радовало обилие гостей.
      Несмотря на сверкнувшую надежду счастливого исхода и знакомство с Надей, настроение нашего героя всё же постепенно портилось. Он не мог сказать, в чём причина, но всё раздражало его, ничего не нравилось. То, что до сих пор сверху не вышли на связь, начало казаться совсем недопустимым и просто ненормальным. Он присел на какой-то чурбак и закрыл глаза. Голова уже не болела, но злость на то, что вторые сутки находится на этом острове безысходности, не давала ему успокоиться. Время замедлило свой ход. Кто-то подошёл к нему, о чем-то спросил. Борис что-то ответил и снова провалился в полубессознательное состояние. Потом из темноты подошла Надя. Она была в сером полотняном платье. Молча постояла, покачала головой и ушла. Через какое-то время снова пришла, всё так же молча потрогала лоб, потом наклонилась, прикоснулась к нему губами. Борис хотел взять её за руку, но не смог — конечности не слушались. Надя выпрямилась, улыбнулась и потрепала волосы.
      Проснулся Борис от грохота. В зал в клочьях дыма заезжала какая-то машина. Постепенно вспомнив, где находится, Борис встал, размялся, посмотрел на часы: четвёртое апреля, седьмой час вечера. Подошёл к столу, на котором обнаружил среди заряженных фонарей свои.
      В голове было мутно и, вообще, очень душно. Вышел на квершлаг, рассчитывая освежиться на ветерке, но потом вспомнил, что ветерка сейчас нигде нет. Увидев рядом телефонный аппарат, поднял трубку, но там было такое же молчание, как и раньше.
      Вскоре он был возле медпункта. Фонари светили весёлым белым светом, Надежда обрадовалась и долго о чём-то щебетала. Он вполуха слушал о какой-то Свете, которая отговаривала идти её сюда работать, всё больше удивляясь, насколько более беззаботными все стали буквально за несколько часов. Научились очищать воду и заряжать фонари? Но ведь это не спасение. И если оно не придёт, то через несколько дней, ну пусть даже не дней, а недель, все погибнут. Неужели никто этого не понимает? Все довольны, словно кто-то разом отключил у них в мозгу тумблер страха. И произошло это незадолго до того, как он ушёл в медпункт. Ну, когда приходил этот незнакомый мужик в новой синей робе. Может, это как-то с ним связано?
      — Слушай, а к тебе кроме меня кто-то заходил? — прервал он поток её сознания.
      — Заходил? А, да, заходили два дядечки, вежливые такие. Бинт попросили и ушли.
      — Давно?
      — Сложно сказать. Где-то час назад.
      — А какие они?
      — Да какие? Обычные…
      — А во что одеты?
      — Ну… куртки такие как у иностранцев, что приезжали на той неделе. Грязные, конечно, но видно, что новые.
      — А о чём говорили?
      — … Про бинт спросили…
      — И всё?
      — Да что ты прицепился? Не помню. Зачем тебе? — было видно, что Надя хотела поскорее сменить тему.
      — Да ничего… Так… Ну и что же Света?
      — Света? Да ты что, не слушал? Я уж рассказала всё!
      Через несколько минут Борис шёл к депо. Наде он пообещал, что если ничего не изменится, завтра зайдёт к ней поделиться новостями и едой.

Глава 21

      В депо было гораздо светлее, чем раньше. Все сидели в комнате отдыха, несколько человек напевали какую-то песню. Это только усилило у Бориса ощущение абсурдности происходящего. И, как хочется иногда разбить телевизор, когда видишь что-то особенно тобой неприемлемое, так и сейчас — захотелось дать по морде кому-нибудь из певцов, чтобы снять с их лиц умилённое выражение.
      Делать это Борис не стал, просто вышел в зал депо. Но и там, в полумраке, он не нашёл успокоения. Всё его раздражало: и эти неясные тени, пляшущие под кровлей, и голоса из-за спины, и запах смазки, ещё более усилившийся со вчерашнего дня.
      Он подошёл к своему сейфу, взял сумку, сложил туда еду, старый журнал «Вокруг света», два самоспасателя и пошёл к выходу. Быстро пройдя по центральным выработкам, свернул на уклон, ведущий к сотому горизонту.
      Путь его лежал к подстанции, где можно было спокойно отдохнуть от обрыдших за двое суток коллег, спокойно почитать журнал, до которого уже пару недель не доходили руки. Несмотря на неуравновешенное состояние, Борис правильно оценил ситуацию: скорее всего, на сотом воздух чище. А если появится связь или электричество, он узнает об этом первым. И вообще — всегда можно вернуться, подзарядить фонарь, пополнить запасы еды.
      К горизонту дошёл без приключений. Фонарь бодро выхватывал из темноты знакомые повороты, и если бы не отсутствие освежающей вентиляционной струи при входе на горизонт, можно было бы подумать, что вообще всё нормально. Встречный ветерок не холодил, как обычно, тело. Было очень жарко. Выйдя на железнодорожные пути, он сильно вспотел. Сумка казалась необыкновенно тяжёлой, в голове стучали тамтамы, в глазах расплывались красные круги. Но отдыхать не стал, идти оставалось совсем чуть-чуть.
      Знакомый зал встретил темнотой и непривычной тишиной. Наш герой с удовлетворением отметил, что воздух тут чуть посвежее и почти без запаха. Бросив сумку на скамейку, сразу занялся сооружением фильтра по очистке воды. В несколько движений разломил скорлупу двух самоспасателей, не спеша выковырял патроны. Свернув их куском проволоки, позаимствованной у пэ-дэ-эмщиков, приладил к банке, которую планировал использовать в «системе очистки».
      Взял две пластиковые бутылки, пошёл за водой. Нашёл довольно неплохую лужицу в технологической нише, метрах в трёхстах от подстанции. Вскоре проблема воды была решена, журнал раскрыт, и единственное, о чём жалел Борис, — это невозможность сейчас заварить чай. Зато в шкафчике было совершенно замечательное, а главное, практически свежее овсяное печенье, которое во влажном микроклимате шахты совершенно не зачерствело с позапрошлой недели.
      Номер журнала был необычайно интересен. Оливковые рощи древней Греции сменились улицами современного Токио, те, в свою очередь, — огнями бразильского карнавала. Перед Борисом мелькали многочисленные пейзажи, лица, страны, в которых ему не суждено побывать. На рассказе о диких племенах республики Вануату его глаза закрылись, и он уснул.

Глава 22

      Утром проснулся с ещё более тяжёлой головой, чем накануне. Тошнило и болели глаза. Он встал, часы показывали пол-одиннадцатого, попытался размяться, прошёлся по окрестностям подстанции.
      Из головы не выходили странные люди в синих робах. Уж очень подозрительным оказалось их появление. И ещё более — их влияние на окружающих. Конечно, он отдавал себе отчёт, что чересчур подозрителен, но такие мысли всё равно совершенно испортили настроение. Просто не хотелось жить. Даже не то чтобы не хотелось — не было сил.
      «Наверно, вот в таком состоянии и кончают жизнь самоубийством», — подумал он, пытаясь превозмочь слабость.
      Мысль эта мало его утешила. Не помогло и осознание того, что причиной недомогания является длительное пребывание в шахте, и что, наверно, так же маются сейчас ещё несколько сотен человек.
      Пытаясь заглушить приступы меланхолии, Борис пристроил фонарь на кабельной трассе, чтобы тот освещал участок возле стола, разложил еду, раскрыл журнал. Но все эти немудрёные атрибуты комфорта, хорошо помогавшие вчера, сегодня не подействовали. Кусок не лез в горло, журнал не читался.
      Какая-то внутренняя пружина внутри натягивалась всё сильнее и сильнее. Вспомнил о том, что не проверил телефон. Но аппарат всё так же молчал.
      Вернулся к лавке, сел, стал думать о чём-то, впал в лёгкое забытьё и сидел так минут пятнадцать, слегка покачиваясь. Потом встрепенулся, вспомнив, что обещал зайти к Нине. Или Наде? Как же её звали?… Ну да, она же сказала: «Надежда». Надежда… Блин, какая уж тут надежда…
      Поднялся и потихоньку побрёл к выходу. Было какое-то странное ощущение: вроде как одновременно и душно, и знобит. Кружилась голова, по телу всё больше разливалась мерзкая липкая слабость. Пройдя по выработке несколько десятков метров, вспомнил, что не закрыл дверь, что не взял даже сумки. Пришлось возвращаться назад.
      «Что-то совсем поплохело», — подумал он, медленно отмеряя шаги к двери. Каждое новое движение давалось ему с ещё большим трудом. Несмотря на озноб, лоб, а за ним и всё тело покрывались холодным потом. В области живота возникло чувство, будто туда залили центнер свинца, и он растекается с кровотоком, распространяя по телу смертельную слабость.
      Хватая ртом воздух и придерживаясь рукой за стену, Борис пытался всё же пройти последние полтора десятка метров до подстанции. Это было очень сложно, так как остатки сознания покидали ослабевший мозг. После одного-двух шагов приходилось останавливаться на отдых. Краем сознания он отмечал изменения, происходящие вокруг. Стало чуть светлее. Нельзя было точно сказать: ярче разгорелся фонарь или появился какой-то невидимый источник света. Но у него возникло ощущение, что он видит предметы, скрывавшиеся до этого в темноте. Кроме этого, послышалось какое-то постукивание. То ли постукивание, то ли хлопки?…
      Борис постоял пару минут, пытаясь определить источник шума. Скорее всего, это работал какой-то механизм. Причём совсем недалеко. Но звуки были странные — Боря был уверен, что не слышал здесь ничего подобного. Что-то напоминающее сухую бамбуковую колотушку. Двойные удары через полторы-две секунды. Ощущение близости людей придало чуть бодрости и присутствия духа.
      Почувствовав, что уже может идти, Борис вышел на соседнюю выработку, из которой слышались звуки. Здесь было светло, и легкий ветерок ласкал щёки. Незнакомые звуки постепенно учащались и нарастали.
      Он стал на путях, беспомощно озираясь в попытках обнаружить источник света. Ничего не понял, но возникало такое ощущение, что светится вся кровля! Сглотнув слюну, он начал вглядываться вдаль, пытаясь определить, что издаёт стуки. Выработка была прямая и длинная, просматривалась на расстояние не меньше трёхсот метров. Заметил несколько теней в дальнем её конце, но тоже не понял, что это: прошедшие люди или что-то другое? Нарастающие звуки приобрели металлический оттенок, начала подрагивать почва под ногами.
      Через несколько секунд до его появления лицо обдало жаром, запахло чем-то напоминающим подгоревший хлеб. Наконец появился источник стуков, вырулил из-за поворота в дальнем конце тоннеля и стал приближаться с огромной скоростью. Борис прикинул намётанным взглядом: под сотню километров в час… На такой скорости ничего в шахте не ездит! Вовремя спохватился, что стоит на путях, и прыгнул на пешеходную дорожку. За несколько секунд объект приблизился с грохотом и пылью. Наконец можно было рассмотреть, что это.
      Сигарообразный серебристый предмет… Или локомотив? Что ещё может ездить по рельсам? Диаметром чуть больше метра, без фар, с какими-то кольцами или стяжками по бокам. На корпусе было несколько чёрных приборов разной формы неизвестного назначения, почти не выступающих над обтекаемым корпусом. Колёс видно не было, равно как и окон.
      Странный аппарат пронёсся мимо, не замедляясь, с неимоверным грохотом. Но что самое удивительное: казалось, что грохот исходит не от него, а от стен. Он — везде! Локомотив двигался довольно легко. Казалось, что временами он даже зависает над полотном. Во всяком случае, его не бросало из стороны в сторону, как это происходило бы с любым электровозом, если бы он ехал со скоростью даже вдвое меньшей.
      Борис постоял ещё несколько минут, вглядываясь в том направлении, куда уехал таинственный аппарат. Мысли его пытались выстроиться в ряд, но плохо слушались, соскальзывали, как лягушки на скользком склоне, и раз за разом скатывались в глубины подсознания.
      Свет немного померк, самочувствие стало почти нормальным. Он решил вернуться на подстанцию. Несколько раз споткнувшись, достиг своей цели. Зайдя в зал, понял, что снова слышит постукивание. Сообразил, что таинственный аппарат, наверно, где-то неподалёку.
      Присел на лавочку. Немного кружилась голова, мысли по-прежнему путались. Через несколько минут подумал: хорошо бы проверить, не заработал ли телефон? Подошёл к телефону, обратил внимание, что аппарат какой-то не тот, что был раньше. И цвет его теперь — коричнево-розовый. Но делать нечего, звонить-то всё равно надо. Поднял трубку, услышал очень тихое потрескивание, напоминающее стук, который слышал уже полчаса. Гудка не было, но в какой-то момент показалось, что слышит чей-то тихий разговор в трубке.
      Попытался прислушаться, но толком ничего не расслышал. Тогда закричал в трубку в надежде, что говорящие его услышат. Но — бесполезно. Голоса монотонно бубнили о чём-то своём, на крики Бориса не обращая никакого внимания. Тогда он захотел разозлиться, наговорить в трубку каких-нибудь гадостей. Но вдруг почувствовал, что почва постепенно кренится. Дальний край зала медленно поднимался, перекрывая вход, а опускающаяся противоположная сторона обнажала скрытый ранее проём, из которого шёл яркий молочно-белый свет, заполняющий и обволакивающий всё вокруг, словно дым.
      В другой ситуации это наверняка бы поразило Бориса. Но сейчас он воспринял данное открытие совершенно спокойно. «Оказывается, под подстанцией есть ещё какие-то помещения? Удивительно, до чего тихо работает механизм, поднимающий почву!» — успел подумать он, прежде чем окончательно потерял сознание.

Глава 23

      Долго ли пролежал Борис на полу, сказать трудно. Во всяком случае, за это время успело произойти немало событий. В Морильске родилось трое детей, все — девочки. Ещё пятеро умерли, причём четверо — не в самом городе, а глубоко под землёй. Один — от сердечной недостаточности, один — от инсульта, двое — отравились выхлопными газами, уснув возле работающей машины. На сотом же горизонте было совершенно безлюдно, и героя нашего в его забытье никто не потревожил.
      Сразу же после его падения почва встала на своё место, светящийся проём в глухой стене исчёз. Потому как существовал он только в воображении нашего героя и не более. Телефонный аппарат сменил свой цвет на нормальный. Фантастическое транспортное средство тоже, кажется, исчезло. Во всяком случае, после этого его никто в шахте не видел. Да и сам Борис впоследствии пришёл к выводу, что все его видения были нереальны. Вначале это его немного тревожило. Но так как после галлюцинации не повторялись, он сделал вывод, что их причиной были условия подземелья, где он пребывал к тому моменту уже третьи сутки. На самом деле, причина видений была несколько иной, но о ней — позже.
      Итак, наш герой пребывал на полу в довольно нелепой позе: рука подвёрнута, каска слетела. Несколько раз мимо него пробегала молодая крыса, но почему-то не покусилась на живую плоть. Наверно из-за природной осторожности предпочла ей кусочки овсяного печенья, просыпанные рядом. Фонарь при падении погас. Но это и к лучшему — гореть ему осталось очень недолго.
      Все 290 оставшихся в живых горняков терпеливо ждали спасения. Некоторые уже не поднимались, лежали в бреду. У многих из тех, кто ещё держался, постепенно просыпались дремлющие недуги.
      Но, конечно же, о людях не забыли. Где-то высоко наверху десятки человек пытались наладить связь с шахтой. Сотни людей без сна и отдыха устраняли аварии, приведшие к этой трагедии.
      Об этом Борис узнает позже. А пока он безмятежно лежит в глубоком обмороке на подстанции и ни о чём не беспокоится. О том, что это был день его рождения, он вспомнит только через несколько дней.

Часть 2
Диортам

Глава 1

      Раздалась тихая мелодичная музыка. У Андрея она уже давно ассоциировалась с серым светом за окном, запахом кофе и тому подобными утренними атрибутами. Если не встать, то музыка начнёт делаться всё более навязчивой: темп ускорится и звук станет таким, что оставаться в постели будет совершенно невозможно. В общем, если всё равно надо вставать, то надо вставать! Он бодро подпрыгнул, поцеловал спящую жену и побежал в душ.
      Новая квартира Андрея В-ва. была выдержана в стиле умеренного авангарда. Во всяком случае, так считал её хозяин. Он любил сочетание белого металла и стекла и в этой квартире попытался воплотить своё представление об идеальном дизайне и комфорте. Душа его тихо радовалась, когда он слышал гул посудомойки, включал по утрам кофе-машину, а по вечерам — кондиционер, ионизирующий и очищающий воздух. Всё здесь было разумно и удобно. Строители здорово постарались, воплотив его мечты в заурядной сталинке. Правда, Вера не была в таком восторге от нового жилья, но ей тоже определённо нравилось.
      Посвежевший после душа, он принялся завтракать, и уже через полчаса был во дворе, дожидаясь автомобиля. Начальнику отдела «А» не полагалось служебных колёс, но можно было использовать служебный «Паджеро», не отчитываясь о цели каждой поездки. Поэтому договориться, чтобы Юра заезжал за ним по утрам по дороге из гаража, было делом абсолютно плёвым.
      Выход на улицу не прибавил ему бодрости. Несмотря на то, что двор был в особом списке коммунальных служб, весной он был непригляден до омерзения: грязно-серые сугробы и накопившийся за зиму мусор не начали убирать даже здесь. Утро выдалось довольно морозным. Такой уж тут климат — после оттепелей в апреле всегда возвращаются морозы. Андрей поморщился, подумав, что и летом этот двор без единого деревца будет ненамного уютнее, глубоко вдохнул морозный воздух и в который раз пожалел, что является «чистым» сотрудником и так остро чувствует характерный привкус сернистого газа.
      Было уже совсем светло. Мимо прошла мамаша, таща закутанного малыша. Тот не успевал за её широким шагом и бежал, смешно семеня ножками в ботиночках цвета морской волны. Где-то завыла сирена.
      Вид бегущего малыша напомнил о давешнем разговоре с Верой. Вчера весь вечер она была не в духе — сыпала упрёками по поводу того, что они приехали в Морильск, а также, что до сих пор у них нет ребёнка. Как будто это его вина? Андрей, как всегда, пытался отшутиться, предложил заняться этим прямо сейчас. Но Вера сделала вид, что юмора его не поняла, и обиделась ещё больше. Ну не мог же он сказать ей, что в его профессии место работы не выбирают, и ему ещё повезло.
      Наконец появилась машина, прервавшая тяжёлые мысли. Андрей с удовольствием выместил бы своё раздражение на водителе, но тот приехал вовремя. Угрюмо поздоровавшись, он плюхнулся на переднее сидение и молчал всю дальнейшую дорогу.
      Через несколько минут машина лихо притормозила возле четырёхэтажного кирпичного здания без вывесок в одном из типичных морильских дворов.
      Быстро пройдя проверку в стеклянном боксе, располагавшемся сразу за входной дверью, Андрей направился к своему кабинету, отмечая про себя, что суеты стало гораздо меньше, чем в прошлые два дня. Во всяком случае, проходя вчера в это же время, он был дважды сбит с ног: вначале толпой верзил из спецгруппы, а затем — каким-то клерком, неожиданно выскочившим из-за угла.
      Поднявшись на свой третий этаж, Андрей открыл кабинет, ввёл код на скрытом пульте системы безопасности и открыл ноутбук. Пока тот загружался, включил кофеварку и подошёл к окну. За окном серели ветхие дома с облупившейся штукатуркой. Венчала картину батарея труб одного из местных заводов, две из которых нещадно дымили. Поднимавшийся дым на определённой высоте образовывал облако, которое тянулось нескончаемым шлейфом на юго-запад.
      Андрей налил кофе и сел возле ноутбука. Утро, действительно, выдалось спокойным. Как он и предполагал, утренняя летучка отменялась — половина сотрудников были заняты на работах, связанных с ликвидацией происшествия на объекте 19-У. Серьёзных происшествий за сутки не отмечено. Да и какие уж могут быть происшествия после такой аварии?
      Зная, насколько сейчас заняты его коллеги с отдела «Б», он не стал морочить голову с лишними запросами и занялся текущими делами в своей зоне ответственности. Через несколько минут, просмотрев суточную сводку, он поднял трубку телефона спецсвязи.

Глава 2

      Пробуждение Бориса было совсем обыденным. Вначале ему показалось, что спит дома, но потом постепенно вспомнил, где находится. В темноте, к сожалению, видеть он так и не научился. Глюки — не в счёт. Поэтому первым делом попытался найти фонарь. Тот оказался рядом. Несколько минут ушло на то, чтобы выяснить местонахождение и исследовать подстанцию. Убедившись, что почва представляет собой монолитный бетонный массив, неотделимый от бортов, а также отсутствуют признаки подъёмных механизмов и вообще движущихся конструкций, он постепенно успокоился и пришёл в себя.
      Его сильно мучила жажда, но в банке оставалось немного воды. Потом был проверен телефон, проведена ревизия запасов, отдано должное найденной банке кильки в томате, которую пришлось есть с тем же овсяным печеньем.
      Странно, но наш герой почувствовал себя намного лучше. Он был бодр, насколько бодрым может быть человек, находящийся трое суток глубоко под землёй в микроклимате с низким содержанием кислорода и давлением выше тысячи миллиметров ртутного столба. Мысли текли как надо, состояние было спокойное, уравновешенное. Несмотря на оторванность от мира и перспективу никогда не подняться на поверхность, он понял, что может выдержать здесь достаточно долго, как минимум ещё несколько дней.
      Сходил, набрал воды, профильтровал её. Потом решил сходить зарядить фонарь, так как горел он уже тускловато.
      Поднимался на пятидесятый не спеша, с перерывами. Воздух был густой и вязкий, как кисель, с приторным запахом нефтепродуктов и аммиака. Любые физические нагрузки тут же вызывали потливость и одышку. Пока поднимался, никого из людей не встретил. Зато стало казаться, что пыльный уклон, по которому проходил много раз, как-то изменился. Борис вглядывался, но никак не мог понять, в чём причина изменений. То ли в том, что поднимается он слишком медленно и обращает внимание на такие мелочи, как нелепо торчащие из бортов и кровли куски арматурин или кучи мусора в нишах? То ли просто нет никакого движения воздуха, и фонтанчики пыли, поднимаемые при ходьбе, не сносит вверх, как обычно — они разлетаются, постепенно оседая, будто замедленная съёмка маленьких взрывов?
      Он вспомнил о своих странных видениях, и эти изменения встревожили его: не является ли это развитием болезненного состояния его психики? Не выдержал — подошёл к нескольким полусгнившим доскам, неизвестно для чего лежавшим у борта. Потрогал их сырую поверхность, ощутил исходящий от них острый запах плесени, постоял несколько минут в задумчивости.
      Что происходит? Он был совершенно уверен, что раньше этих досок здесь не было. Как не было и столько пыли, покрывавшей всё слоем в несколько миллиметров. А сейчас — есть. Что это, очередная галлюцинация? Но почему всё так явственно? И этот запах, и лоснящиеся бока досок… Вчера ему было плохо, и всё, что он видел, было словно в тумане. Не было и подъёмного пола на подстанции, и странного телефона, и стуков, и серебристого болида, носящегося по выработкам не касаясь рельсов! Безусловно, это только галлюцинации. А вот всё, что сейчас его окружает, совершенно реально! Что же изменилось?
      Борис потихоньку тронулся дальше, делая короткие паузы после каждого шага.
      Придя на горизонт, первым делом зашёл в депо. Окружающие, кажется, и не заметили его отсутствия. Все пребывали в том отрешённом состоянии, которое бывает у авиапассажиров на третьи сутки задержки рейса: ничего не интересно, отчаялись дождаться посадки и не надеются на быстрое избавление. Просто существуют. Кто-то сидел за столом и разговаривал, но основная масса лежала или сидела на своих топчанах в центральном зале. Люди спали, читали или просто смотрели в потолок, хотя беспокойства никто не выказывал.
      Борис попытался завести разговор о том, что было слышно, принимаются ли какие-то меры к спасению? Но все смотрели на него как на полоумного. Возникало ощущение, что никому и не хочется наверх, к солнышку, что всех вполне устраивает такое существование.
      Правда, признаки организации всё же были видны. На столе в комнате отдыха стояло несколько бутылок воды и пакеты с едой — галеты, консервы, колбаса в вакуумной упаковке. Увидев такое богатство, он сразу заинтересовался его происхождением. Оказалось, что приходили два мастера с какого-то участка — поделились. У них-де еды и питья — завались.
      «Странно всё это», — подумал Боря, ощущая какой-то дискомфорт от мысли, что кто-то проводит такие странные благотворительные акции. Зачем кому-то делиться, если неизвестно, не придётся ли провести здесь ещё много дней? При всей своей любви к людям он не был уверен, что стал бы отдавать последнее незнакомцам, зная, что завтра, возможно, самому будет нечего есть. Или у кого-то тут целый склад еды?
      Ему захотелось увидеть людей, которые так самоотверженно поделились с ними пищей. Спросил у Миши и бригадира чурочников, но толком ничего не добился. Те разговаривали неохотно, кто принёс продукты — не помнили, и вообще раздражались в ответ на попытки докопаться до истины.
      Это ещё больше его озадачило. «Они либо что-то скрывают, либо совсем умом ослабли, — размышлял Борис, выходя из депо к базе ПДМ, — оба работают на руднике больше меня, знают всех работников без исключения, но не могут сказать, кого видели». Это было более чем странно и не давало покоя.
      Идя к базе, он отвлёкся от размышлений о незнакомцах и начал думать о том, случайно ли оказался в подобной ситуации? Ведь рисковал жизнью ежедневно, совершенно об этом не задумываясь. Как из пулемёта вылетали безответные мысли: «Что я тут делаю? Куда иду? К чему стремлюсь? Что я мог видеть привлекательного в том, чтобы работать в этом подземелье?» С каждым шагом Борис приближался к полному переосмыслению жизни. Какой-нибудь записной умник сразу определит тут психологический перелом и экзистенциальные откровения. Но всё было гораздо проще. Впрочем, об этом позже.
      Борис будто очнулся после долгого сна и не узнавал места, в котором проснулся. Если бы у него спросили, например, зачем он когда-то круто сменил курс своей жизни и приехал в Морильск, он бы вряд ли ответил. Усталость не давала ему прийти к каким-то веским выводам. Да и какие могут быть решения у заживо похороненного? Он ничего не хотел и ничего не ждал. Он просто понял, что дальше жизнь его в корне изменится, если только, конечно, будет она, жизнь.
      На базе ПДМ было гораздо тише и безлюднее, чем позавчера, машина не тарахтела за углом. Но возле стеллажа сидел молодой рыжий парень, наблюдая за несколькими заряжаемыми фонарями. Он не выразил никакого неудовольствия по поводу нового посетителя, молча взял фонарь, установил его на зарядку и снова сел на своё место. По всему залу горели несколько обычных на вид ламп, подключённых к аккумуляторам. Сдав свой фонарь, Борис с удобством расположился неподалёку, достал припасённый обед, состоявший из нескольких благотворительных бутербродов, выбрал газету из толстой пачки запылённой литературы, лежавшей тут же. Спешить было некуда и самое лучшее, что можно было предпринять — потратить время с максимальным удовольствием.
      Бутерброды из галет и колбасы были отличные, газета же — типичный образчик жёлтой прессы. Пробегая по строчкам со знакомыми фамилиями и темами, наш герой начал постепенно успокаиваться, и впадать в привычное мирное состояние, которое обычно предшествует здоровому сну.