— А в чём она, эта роль?
— На мой взгляд, — сказал тихо Саша после некоторой паузы, — она приблизительно у всех одинакова: быть исправным винтиком в гигантском механизме создания ценности… И с радостью нести свой крест…
— Да ты просто в обиде на ту смену, что нам так всё пересрали. Но выводы у тебя поистине глобальные, — сказал Борис, подвигая к себе кружку. — У тебя есть какие-то аргументы, кроме сегодняшней ситуации?
— Вот сколько сейчас градусов наверху? — ответил вопросом на вопрос Саша.
— Да где-то сорок три, а что?
Борис положил сахар из стеклянной кофейной банки и начал его помешивать. Сашин чай тоже закипел.
— Ну и как, тебя это не напрягает? — он достал из кружки кипятильник, обхватил её полосой специально для этого приготовленного картона, чтобы не обжечься — у неё не было ручки — и перенёс на стол.
— А что должно напрягать? — Борис искренне не понимал, к чему клонит товарищ.
— Ну как же! В такой мороз носа на улицу не высунешь! Дети месяцами в школу не ходят. Полгода ты кроме своей квартиры да Людкиной не видишь ничего! Не напрягает убожество нашей жизни?
— Но мы ведь делаем нужное стране дело. Да, к тому же, зарабатываем неплохо, — ответил Борис, отрываясь от сухаря. — А не понравится, так и уехать можем… В любой момент.
— Уехать? — не унимался Саша. — Куда ты уедешь? И когда? Кто из твоих знакомых уехал за последний год?
— Никто не уехал, — сказал Борис, подумав секунду и прислушиваясь, как что-то холодное опустилось в области живота. — Так ведь всех устраивает и эта жизнь, и блага, которые они получают взамен. Соседи, вот, собираются уехать через пару лет. И многие, вообще.
— Да ты мозги включи! — продолжал Саша. — Какие блага ты вокруг видишь? Мы работаем здесь на краю земли за копейки, оставляем каждый день своё здоровье для того, чтобы обогатить кучку сильных мира сего!
— Почему копейки? Нам вполне хватает, — убеждённо возразил Борис. — Да и зарплату ведь нам ежеквартально повышают!
— Повышают? — произнёс Саша как-то рассеянно. — Но зарплату нам ежеквартально повышают на два процента, при том, что инфляция уже много лет не снижается ниже пятнадцати процентов в год!
— При чём тут инфляция? — спросил Борис слабеющим голосом. Он почему-то почувствовал лёгкое головокружение и даже тошноту. Ему уже не хотелось ничего обсуждать.
— Как при чём? — Саша начал выходить из себя. — Проснись и пой! Сколько кварталов в году?
— Четыре, — был тихий ответ.
— Значит нам повышают зарплату на восемь процентов, тем более не от её текущего уровня, а от базового, семилетней давности. Иными словами, реально наша зарплата вырастает ежегодно чуть более чем на пять процентов. А если учесть инфляцию, то мы ежегодно теряем около десяти процентов. Наши заработки падают на десять процентов ежегодно, а не растут!.. Что с тобой, Борь?
Борис сидел белый как мел, тщетно пытаясь бороться с тошнотой. Через несколько секунд он собрал последние силы, выбежал из подстанции и избавился от того, что недавно было ужином. Острые приступы рвоты отдавались в голове не менее острой болью. После, пытаясь прийти в себя и при этом не упасть, потихоньку подошёл к путям и сел на рельсу. Плотный шахтный воздух, разгоняемый компрессорами где-то на вентиляционном стволе, создавал устойчивый бриз, холодил вспотевший лоб. Захотелось воды, но сил идти за ней пока не было. Мысли путались, в глазах расцветали разноцветные круги. Но постепенно мир приобретал цельность и осмысленность.
Подошёл озабоченный Саша.
— Ты как?
— Да ничего, получше… Видно, съел что-то несвежее… Получше уже.
— Ну и ладно. Давай посидим на ветерке… Может, помочь чем?
— Ты, это… Попить не можешь принести?
— Да, конечно, сейчас. Минералку будешь?…
Хотя Саша не почувствовал признаков отравления, сухари решили на всякий случай выбросить. Хвостатые новосёлы горизонта были очень признательны им за это решение.
Руда на сотый горизонт до конца смены так и не поступила.
Глава 11
Разговор сильно подействовал на Бориса, он несколько дней ходил сам не свой, постоянно вспоминая слова Саши. Более того, головокружение и тошнота тоже окончательно не проходили, периодически накатывая слабеющими волнами. Он хотел снова встретиться с товарищем, поговорить с ним, так как почему-то казалось, что это очень для него важно. Ведь, действительно, прав был его друг: они живут в обществе рабов, лелеющих своё рабство. А кто рабовладелец — вообще не понятно. Во всяком случае, никто из товарищей Бориса его не видел.
Но Саша куда-то пропал, не выходил на работу. Михалыч сказал, что он бюллетенит. Телефон его почему-то не отвечал. Борис хотел поначалу заехать проведать, но тот жил в другом районе. Так что при всей компактности Морильска, в сильный мороз выбраться туда после работы было бы подвигом.
Шли дни, постепенно возбуждение Бориса, связанное с тем памятным разговором, стало угасать. Он даже начал забывать, о чём говорили на подстанции. Все затронутые проблемы стали казаться надуманными и незначительными. Пришедшее потепление, а с ним за компанию и метели, будто смыли тревожность и дурные мысли Бориса.
Прошла неделя после того разговора, за ней — другая, такая же непримечательная, как и первая. Цикл «дом-работа» с небольшим включением простых человеческих радостей в виде редкого общения с Людой или застольями с товарищами по работе затянул в себя и не давал вырваться, выглянуть за его пределы.
Саша появился только через месяц, похудевший и осунувшийся после болезни. Ничто в нём не выдавало того язвительного и остроумного парня, который недавно так взбудоражил нашего героя. Он стал на удивление тихим, медлительным и исполнительным. Борис хотел поговорить с ним о болезни, о прежнем разговоре, но снова как-то не получалось, не складывалась подходящая ситуация. Тем более что Саша работал теперь в другой смене.
Всё стало постепенно забываться. Но Борис стал замечать, что в шахте испытывает тревогу. То ли не совсем ещё прошедшее воспоминание об их памятном разговоре не давало покоя, то ли что-то другое? В голову периодически лезли всякие странные мысли об отношениях с Людмилой, о бессмысленности и убогости их существования. Иногда, когда он сидел на подстанции, для него становилось совершенно очевидным, что теряет лучшие годы, занимаясь никчемной, отупляющей работой, которая кроме зарплаты не даёт ему ничего. Что досуг свой проводит, если не считать Люды, с недостойными людьми. Что жизнь в небольшом, забытом Богом городке на Севере — совсем не то, о чём он мечтал ещё недавно и к чему следовало стремиться.
Несколько раз он даже решал, что надо немедленно всё изменить. Выходил с твёрдой уверенностью, что сейчас же начнёт приготовления к отъезду, либо срочно возобновит учёбу и вообще всё в жизни поменяет. Но за пределами подстанции магические силы бунтарства словно не действовали: после смены Борис быстро забывал о своих планах, начинал чувствовать, что его всё устраивает, а подземные мысли глупы и вредны!
Глава 12
Наступила весна. Морильская весна: морозы немного спали, солнце светило слепяще ярко, лениво перекатываясь над горизонтом.
Борис, который не был полтора года в отпуске, почувствовал совсем другую сторону этой поры: стал больше уставать и чаще болеть. Забывчивость и раздражённость превратились в его постоянных спутников.
В тот памятный день, заходя в здание, он на секунду остановился, чтобы ещё раз насладиться свежестью весеннего утра и первым запахом тундры, прилетевшим, несмотря на десятиградусный мороз. Остановился и не смог отвернуться. Так ярко грели солнечные лучи, такое чувствовалось торжество и надежда в бликах на темнеющих сугробах, в воздухе, что захотелось никуда не идти и оставаться здесь вечно!
Он поднял голову повыше, глубоко вдохнул и зажмурился от удовольствия. Грудь начало припекать солнечной радиацией, мысли смешались, и он простоял так ещё несколько минут. К сожалению, всё же пришлось заходить в показавшийся непривычно тёмным после яркого солнца зал, бегом бежать в раздевалку. Закончив обычную процедуру переодевания и наряда, он пошёл за фонарём, но вовремя вспомнил, что снова забыл взять еду. Поэтому вернулся на первый этаж и в буфете взял всё, что там оставалось: кроме стандартного припарка, пирожки, пакет «домашнего» печенья, пакет сока и ещё что-то. Минералки снова не было. Это вызвало приступ досады и тоски, истинной причиной которой была, скорее всего, нехватка витаминов. Когда пошёл назад, то удивился неимоверному количеству купленных продуктов. Их было явно не на одну смену. Отметил про себя, что периодически его поведение становится странным, и тут же пообещал самому себе, что купит хорошие витамины и до наступления лета будет лучше высыпаться.
Наряд был довольно напряжённым. Один электровоз был сломан и по этому случаю два машиниста взяли отгул, кажется, собирались на охоту. Но делать было нечего, от этого наряд меньше не стал, а работу бригаде нужно выполнять любой численностью.
Путь к стволу, спуск в шахту и начало смены оказались совсем непримечательными и в памяти нашего героя отпечатались смутно. Сколько он впоследствии ни рассказывал об этом дне, ничего особенного вспомнить не мог.
В тот период он работал без люкового, поэтому, если поблизости не было никого из коллег, приходилось загружать вагоны самому. Это было довольно утомительным и рискованным занятием, так как для загрузки партии приходилось около двадцати раз бегать от электровоза к рудоспуску, переставляя вагоны под люк и постепенно их загружая. Особенно сложно было правильно выставить последние вагоны, так как визуально из локомотива невозможно было определить, насколько удачно они подведены под жерло рудоспуска. Но и здесь были свои хитрости. Например, можно было ездить в паре с другим машинистом и по очереди помогать друг другу. Или ставить мелом на борту метки, соответствующие оптимальному размещению состава. Первый способ хорош только когда руды много и оба состава гарантированно можно загрузить в одном месте. Если же она разбросана по многочисленным рудоспускам в небольших количествах (как было и в этот день), то приходилось ездить поодиночке и надеяться только на свою сноровку.
Глава 13
Всё началось совершенно обыденно, когда он отвозил третью по счёту партию руды. Состав проехал многочисленные стрелки и повороты того участка пути, что проходит вблизи ствола, выехал на прямую ветку грузового квершлага и так хорошо разогнался, как можно разогнаться только здесь. Душа пела! Привычный натужный рокот двигателей превратился в волнующее завывание, шум ветра стал заглушать треск разлетающихся от троллеи искр. Набегающая перспектива подсвеченного прожектором тоннеля превратилась в завораживающий калейдоскоп.
Но вдруг метров через шестьсот всё внезапно прекратилось — тоннель погрузился во мрак. Пропало напряжение на троллее, а с ним и свет, заодно удалив волшебный звук несущегося на крейсерской скорости электровоза. Борис не стал включать тормоз, зная, что впереди несколько сотен метров чистого пути. Кайф был поломан, и ничего тут не поделать. Тускло светила лампа фонаря, и свет её отражался на грязноватом лобовом стекле, ничуть не заменяя прожектор. Постепенно состав замедлял ход.
Отключение напряжения было обычным делом. Но не сейчас же, когда так прекрасно началась смена, а впереди ещё куча работы! Состав уже почти остановился, когда Боря вспомнил, что тяговая подстанция, которая питает этот участок пути, находится где-то неподалёку. Была надежда, что она просто отключилась. «Правильно сделал, что не стал тормозить! — подумал он. — Хорошо бы протянуть ещё сотню метров, тогда б совсем идти не пришлось». Но состав, двигающийся против ветра, остановился быстро. Идти не хотелось. Машинист подождал ещё несколько минут, надеясь, что напряжение появится само. Но, увы! Он нехотя выполз из своей вотчины и пошёл по выработке, пытаясь определить, насколько далеко до подстанции.
Через минуту луч фонаря выхватил из темноты нишу, закрытую решёткой. В лицо пахнуло прелостью и трансформаторным маслом. Борис сразу определил, что ничего включать не придётся: из ниши не доносился привычный гул трансформатора — значит, не поступает высокое напряжение. Делать здесь больше было нечего, и он вернулся назад.
Оставалось только ждать, пока всё не включат. Но, подойдя к составу, Борис понял, что произошло что-то серьёзное: плотный напор вентиляционной струи превратился в лёгкий бриз, а вскоре и совсем затух. Догадка эта не сильно испугала нашего героя. За годы работы под землёй он побывал в разных переделках, поэтому спокойно уселся на своё рабочее кресло, подоткнул для удобства ватник и стал ждать.
Тишина была просто звенящей. Изредка её прерывал звук падающей капли, стук в недрах остывающего электровоза или шорох непонятного происхождения.
Постепенно стало клонить в сон, и он задремал. Невнятные образы постепенно сменились совершенно чёткой картинкой: идёт он, совершенно легко одетый в какую-то длинную рубаху и без штанов, по незнакомому заснеженному полю. Слегка метёт и видно плоховато. Но светло. Не понятно, что за поле, хотя в нём видится что-то знакомое. И вот, уже начиная порядком замерзать, он наконец-то понимает: не поле это, а огромный ангар! «Что это может быть? Какой-то гигантский холодильник?» Вот уже и стена близко, дверь. Закрытая дверь. Бориса охватывает тревога. Что, если дверь не открыть? Судя по морозу, долго в одной рубахе не протянешь. Дёрнул дверь. К счастью, она открыта и совершенно легко, как будто только и ждала этого, открывается. Фу-у… Отлегло от сердца! Он вышел на улицу. Горячий летний воздух овеял лицо и озябшее тело. Оглянулся. Точно, это ж ВДНХ, или как он там сейчас называется? Дорожки, павильоны. Ничего себе ангары тут выстроили коммерсанты! Не понятно, правда, для чего. Но делать здесь нечего, и он не спеша пошёл по пыльным летним дорожкам. Постепенно зашёл в какие-то заросли и понял, что заблудился. Становилось темно и душно. Он начал продираться сквозь кусты и проснулся.
Сон прекратился ярким светом, ударившим по глазам. Вернувшись из мира грёз, Борис понял, что свет этот исходил от фонарей двух каких-то мужиков, приближавшихся к составу. Работяги были незнакомые, но под землёй — все братья. Поздоровавшись, стали обсуждать возможную причину происшествия. Оказалось, что они идут из какого-то забоя. Когда пропало напряжение, об этом сразу узнали — остановился вентилятор местного проветривания. Немного подождав, решили позвонить, узнать, в чём дело. Но оба встреченные по дороге телефона оказались неработающими, поэтому они идут в сторону ствола, надеясь найти исправный аппарат. Борис одобрил их идею, мысленно укорив себя, что не догадался сделать того же. Он решил идти с ними. Очень уж интересно было, что могло такое случиться, что уже больше часа нет напряжения? Быстро прихватил ватник и самоспасатель, спрятал ключ-бирку — вот и все сборы.
Мужики передвигались быстро, негромко обсуждая какого-то Василия, который никак не может привезти какие-то штуцера. Борис едва за ними поспевал, несколько раз споткнулся и чуть не грохнулся на рельсы. Бетонная дорожка, предназначенная для ходьбы, была в значительном убытке — горное давление, часто проявляющееся в виде вздутия почвы, превратило некогда ровную её поверхность в подобие горного хребта.
«Как они тут ходят, вообще?» — подумал он, с трудом оставаясь на ногах, после того как в очередной раз поскользнулся на особенно круто выпирающей плите. Привыкший на работе больше ездить, чем ходить, он только понаслышке знал о коварстве подземных дорог. Бригада, следившая за их состоянием, уделяла внимание, в основном, железнодорожному полотну, а пешеходными дорожками занималась только от случая к случаю — по предписаниям руководства, в очередной раз подвернувшего где-нибудь ногу.
Тем временем рабочие подошли к телефону. Несколько секунд понадобилось для того, чтобы выяснить, что и он не работает. Постепенно до всех стало доходить, что случилось что-то, как говорится, «из ряда вон».
Глава 14
— Ну и что делать? — после паузы спросил Борис у товарищей по несчастью.
— Да х** его знает, — ответил один из них, — похоже, тут ничего не работает. На всякий случай надо найти ещё один телефон. Но сдаётся мне, без толку всё это.
Потоптались ещё пару минут возле аппарата, будто надеялись, что он может заработать. Потом посовещались и решили идти в разных направлениях. Боря пошёл к себе в депо, повернув на очередной развилке направо. Благо, до него оставалось всего метров триста. А мужики решили идти непосредственно к стволу, рассчитывая встретить людей и узнать от них новости.
В депо уже находилась добрая половина смены. Никто ничего не знал. Телефон — единственная связь с внешним миром — так и не заработал. Начала ощущаться спёртость воздуха, который, постепенно нагреваясь от тёплых пород чрева земли, к тому же терял кислород. Впрочем, это не было главной проблемой. Имеющегося кислорода даже при неработающей вентиляции хватило бы надолго. Гораздо опаснее был намечающийся дефицит воды. Две бутылки минералки, находившиеся, по заверению Миши Пешели, в общем сейфе, куда-то бесследно исчезли. В общей канистре было несколько литров воды, но она будет выпита через несколько часов, если, конечно, придётся эти несколько часов провести в шахте.
Кто-то предложил отправить гонца на околоствольный двор узнать новости.
Вызвались сразу двое: длинный, как жердь, стажёр Артур, волновавшийся от этого первого взрослого приключения, и Михалыч, которого уже ничем в этой жизни было не удивить.
Они направились к выходу, когда Михалыч обернулся:
— Слушайте, мужики! Кто его знает, на сколько эта катавасия? Давайте поэкономим фонари.
Против никто не был. Из дюжины имевшихся фонарей оставили только три. Остальные потушили.
Оставив все двери открытыми, рабочие сидели, допивали не успевший остыть чай и рассказывали разные истории, в основном, про аварии. Оказалось, что у многих из присутствующих имелся немалый опыт в этом деле, и они торопились поделиться с братьями по несчастью.
— Это что, — говорил с едва заметным акцентом Иво Пашински, высокий немного флегматичный парень с правильными чертами лица, которого Борис почти не знал, потому что тот обычно работал в другой смене, — вот у меня случай был несколько лет назад. Работал я тогда дежурным электриком. Высоковольтником. Управлял всем электроснабжением подземной части рудника. Работа не пыльная, если всё исправно. А если начинаются аварии, то — хуже нет. Транспорта-то у нас не было, кругом пешком!.. В тот день было особенно много заявок. Где-то в средине смены меня отправили на девятисотый. Сделал я свою работу, спускаюсь, как всегда, пешочком, инструмент только в сумке позвякивает. Вдруг чую, гарью пахнет! Не очень сильно, но в голе немного дерёт. Запах такой, будто резина горит. Спустился на горизонт. Ещё не доходя до нашей базы, дай, думаю, диспетчеру отзвонюсь.
— И что? — прервал монолог Паша, невысокий круглолицый парень.
— Да там уже план ликвидации аварии ввели! Диспетчер орёт: «давай на выход, бегом». Народ начали эвакуировать. Оказывается, загорелись кабели на западном откаточном штреке. Совсем, кстати, недалеко от места, с которого я звонил. А виноваты, как оказалось, ваши электрики, электровозного участка. Что-то коротило в коробке дистанционного управления стрелками.
Борис удивлённо посмотрел на товарищей, ожидая их реакции на такую новость. Заметил красноречивый кивок Никифора: «Да, мол, было», — в ответ на вопросительный взгляд Миши Пешели.
— Но прежде чем побежать на ствол, я, на свою голову, решил позвонить ещё нашему диспетчеру по электроснабжению. Если кто не знает, это те женщины, что сидят вместе с рудничным диспетчером. Она попросила меня отключить пятую подстанцию. У нас, у высоковольтников, почти всё оборудование можно переключать с поверхности. Это называется телеуправлением. Но всегда часть телеуправления неисправна, так что пришлось идти. Проходить на пятую было практически мимо места пожара, и я уж решил заодно на него посмотреть. Подошёл с подветренной стороны, чтоб не задохнуться, ничего страшного не увидел: кабели, что протянуты по борту, действительно горят, но вентиляционная струя их так раздувает, что пожар распространяется только в одну сторону. В общем, огонь не сильный.
— Побежал я дальше, всё отключил. Потом позвонил снова диспетчеру, надеялся, что скажет подниматься. Ни фига! «Раз не поднялся, — говорит, — то пока будь там». И тут меня осенило: надо попытаться потушить самому! Весь горизонт обесточен, опасности никакой нет. Получил согласие диспетчера, взял три огнетушителя, попёр на штрек. А они, падла, тяжёлые! Вентиляцию уже остановили. В нормальном состоянии и не обратил бы внимания. А с таким грузом — через двести метров уже мокрый. Пришлось периодически делать отдых. В один из таких перерывов обратил внимание на то, что у огнетушителей разный вес.
— Углекислотные что ли огнетушители? — спросил кто-то из тёмного угла.
— Да, углекислотные. А один вроде как легче. После таких пробежек начинаешь вельми чутко такие вещи понимать. В общем, решил я самый лёгкий испробовать. И правильно сделал — он оказался почти пустым. Не долго думая, я его выбросил и скоро благополучно прибыл на место. Гореть там стало ещё меньше: вентиляцию уже остановили, а огонь всё равно в одну сторону распространяется, потому что с другой-то всё выгорело! Начал запускать огнетушители, но толку от них было немного. Один был тоже наполовину пустой, только начал давать струю — сразу иссяк. Второй, ще смешней, оказался хорошо заряжен, но только обычным воздухом. Газ вырывается, напор хороший, только не тушит огонь, а как раз — наоборот. В общем, бросил я это дело, стал и чуть не плачу — обидно, что зря бегал, таскал такую тяжесть. Но потом думаю: да что тут тушить-то?
Зашёл Артур, сказал, что Михалыч задержался с какими-то знакомыми и отправил его назад, чтобы не жечь фонарь.
— Ну, так чем там кончилось? — спросил Борис по поводу пожара.
— Дальше всё было просто. Нашёл рядом жестяную дверцу от пускателя, согнул её, сделал что-то вроде кюветы. Сточные канавки там, видно, долго не чистили — грязи вдосталь. Быстренько забросал огонь грязью, потушил буквально за несколько минут.
Затем Иво рассказал, что было после. Диспетчер несколько минут совещался, долго задавал наводящие вопросы, заставил повторить всё главному инженеру и ещё кому-то не менее значимому, но не посчитавшему необходимым представиться. Оказывается, что на рудник уже прибыл отряд горно-спасательной части. Привезли всю свою экипировку, оборудование и должны были вскоре спускаться — тушить пожар по полной программе. А он, получается, испортил им мероприятие: в плане ликвидации аварии не было предусмотрено тушение пожара собственными силами после эвакуации людей. Вот и вышла заминка.
Пока происходило всё описанное, вечерняя смена закончилась и началась ночь. Подняться на поверхность ему так и не разрешили, и Иво просидел несколько часов в ожидании комиссии, которую ему обязательно зачем-то надо было встретить. Комиссия приехала ближе к утру. Было в ней всё рудничное начальство и много незнакомых людей.
Иво показал им место пожара. Толпа посмотрела на головешки, поцокала языками, заставила показать в натуре все действия по поиску жестяной дверцы и тушению огня.
— Самое интересное было, когда заискрил какой-то обуглившийся ящик и все бросились врассыпную. Потом пришлось выяснять, откуда он запитан и кому принадлежит. Вот тогда и определился виновник — наш электровозный участок.
— И что? Чем-то тебя отблагодарили? — спросил кто-то.
— Да, отблагодарили, — улыбнулся парень. — Отгул дали — я же переработал в тот день. А ещё премию пообещали…
— Выплатили, не забыли?
— Ну как вам сказать?… Заплатили там какие-то копейки. Но в тот же месяц наказали на основную премию за то, что без «спасателя» на девятисотом попался. Так что, в итоге, зарплату я ещё меньше получил, чем обычно.
Закончив свой рассказ, Пашински вышел наружу.
Возникшую паузу заполнил Паша:
— Вот негодник! Как его взяли-то к нам?
— В смысле?
— Да он же нас подставил с этим пожаром! Вот надо было его тушить? Пусть бы сгорело всё на фиг!
— Подожди, как сгорело? — спросил кто-то. — Пока спасатели развернулись, полрудника бы, может, выгорело.
— Он — вообще кадр, — решил Паша сменить тему, — высшее образование, а работает машинистом.
— Что так? — спросил Артур, который институт ещё не закончил и относился ко всем, опередившим его, с неизменным уважением.
— Это из-за СИЗов… — вставил бригадир чурочников.
— Каких СИЗов? — удивился Артур.
— Да нет, не из-за СИЗов, — вмешался Миша Русаков, — хотя случай был тоже интересный.
— Расскажите, расскажите, — придвинулся к столу Артур.
Обстановка в комнате оживилась.
— Что рассказать? Почему его взяли слесарем, или про СИЗы?
— Сначала про одно, а потом — про другое.
— Да что там рассказывать, — начал веско и не спеша Миша, — у него образование, связанное, что-то там, с компьютерными сетями. На руднике программист, как я знаю, не помешал бы, но такой ставки у нас не предусмотрено. В таких случаях у нас схема обычная: предлагают идти либо электриком на участок поверхности, либо ламповщицей, если баба. Числятся они там, а работают по специальности. «Подснежники», одним словом. А Пашинского это не устроило. Конечно, был бы блатной, сделали бы ему и должность, и всё. А тут он решил пойти ва-банк, сказал, что или специалистом, или вообще никак. Когда ему отказали, то он из принципа, что ли, пошёл на подземку — отсюда уже никуда не заберут. Такой вот конкретный парень, мне это в нём нравится.
— Да, блин, шляхтич, — добавил иронично Паша, почему-то на разделявший мнения Миши.
— А что с СИЗами?
— Да это вообще прикол был! — продолжил Миша, любящий, несмотря на почтенный возраст, модные молодёжные словечки. — Я как раз был у них в кабинете, когда он пришёл в первый день. Мы там собрались, человек шесть. Что-то отмечали, а он бегал, оформлялся. Вот забегает, а мы уже хорошие, в очередной раз шуганулись, бутылку под стол спрятали. Начальник у него спрашивает: «Ну что, всё сделал?» А он так замотанно: «Да сделал, сделал». Вот, дескать, по списку — всё, как утром договаривались. А начальник его уже немного поддатый, начал тупить: «А спецодежду получил?» Он: «Да получил, получил!» Вижу — достали его. «А СИЗ получил?» В смысле, средства индивидуальной защиты. А он удивлённо так: «Какой СИЗ ещё? Страну июльских заморозков? Конечно, получил!»
В комнате дружно захохотали.
Глава 15
Подошёл Михалыч. Новостей было не густо. Возле ствола собралось немало народа, но никто ничего не знает. Кто-то утверждал, что чувствовал в самом начале сильный запах гари, но сейчас он уже не ощущается. Связи нет, ходят только слухи, что это надолго. Наверху телефонный коммутатор имеет независимое питание, и если не работает даже телефон, то там случилось что-то серьёзное. В общем, готовиться надо к тому, что придётся оставаться здесь на неопределённое время.
Все разговоры перешли на возможные причины аварии. В том, что наверху какая-то авария, уже никто не сомневался. Постепенно все разделились на два лагеря. Часть рабочих, в основном молодёжь, считали, что случилось нечто глобальное: ядерный удар, сход лавины на промышленную площадку или что-то подобное. Старшая часть смены придерживалась мнения, что произошла обычная авария в системе электроснабжения, какие уже пару раз случались за тридцатилетнюю историю рудника.
— А проблемы со связью — это из-за нашего бардака. Небось, аккумуляторы не подзарядили, или что у них там, — резюмировал по этому поводу Михалыч.
В полутёмном помещении сидела кучка людей, коротая время за разговорами. Несколько раз прибегали ребята из других участков. Но, в основном, для того, чтобы узнать, нет ли новостей. Потом пришёл невысокий плотный мужик с рыжей бородой с участка ремонта самоходного оборудования, которого все почему-то звали Матрос. Поинтересовавшись наличием новостей и настроением, он сообщил, что их люди ходили на вентиляционный ствол, который считался запасным выходом, а также на сбойку с рудником «Апрельский». Но ничего им выяснить не удалось, так как связи нет ни там, ни там. Электричества — тоже. На стук по трубам вентиляционного ствола и по воротам сбойки никто не ответил.
Сбойка между двумя рудниками, называемая в обиходе просто — перемычкой, представляла собой обычную горную выработку, соединявшую рудник Бориса с расположенным рядом «Апрельским», разрабатывающим рудное тело на несколько сотен метров выше. Когда «Хараелахский» только строился, по этой выработке перегоняли технику и материалы с соседнего рудника. Она проектировалась также как один из запасных выходов — по ней можно было проехать на «Апрельский», а уже оттуда подняться пешком до поверхности — один из стволов там оборудован лестничными маршами.
Сбойка была снабжена вентиляционными дверями, которые на самом деле были двумя парами мощных стальных ворот. Человек непосвящённый легко может представить их, если вспомнит двери хорошего сейфа. По схеме вентиляции они должны были быть всегда открытыми и закрываться только в случае пожара и тому подобных ситуациях. Но по мере развития «Хараелахского» значение перемычки снизилось. На руднике появилось шесть стволов, которые обеспечивали все его потребности. Любой из них теоретически мог обеспечить аварийный подъём рабочих. Учитывая, что стволы располагались на большом удалении друг от друга, запитаны от разных энергетических контуров, вероятность одновременного их отключения была признана близкой к нулю.
Перемычку вряд ли закрыли, если бы не проблемы, которые она создавала. Смены на «Апрельском» начинались и заканчивались на полтора часа раньше. Рабочие быстро поняли, что гораздо удобнее подниматься пораньше, чем ждать своей клети. Стали договариваться с машинистами, и те подвозили их прямо через сбойку на территорию «Апрельского». Иногда начальство недосчитывалось к концу смены целых участков. Горняки «Апрельского» тоже не оставались в долгу и злоупотребляли поздними спусками через «Хараелахский». Наказания не помогали — народ как магнитом тянуло к запретному.
