Девятый Будда

— Есть место, которое называется Шотландия, — сказал он. — Я был там как-то на каникулах вместе с тетей Табитой. В месте, которое называется Кайл-Лохалш. Оно очень похоже на то место, где мы сейчас с тобой находимся.

Она улыбнулась.

— Может быть, мы как-нибудь отправимся туда, — сказала она.

— Да, — согласился он. — Может быть.

* * *

Иногда бывали дни, когда они молча ехали рядом, не произнося ни слова, погрузившись каждый в свои мысли. Весенние ветры беспрепятственно носились по пустынным равнинам, заставляя их пригибаться к шеям пони, ослепляя их и замораживая. Они проезжали покрытые льдом озера и реки, в которых еще плавали куски льда. Ветер безжалостно гонял по воде толстые льдины.

Иногда опускался туман, белый, холодный и липкий, и они проезжали через него, как привидения. В черных волосах Чиндамани поблескивали яркие капли полузамерзшей влаги. Кристофер смотрел, как она едет перед ним, то пропадая из поля зрения, то снова появляясь в нем, то опять пропадая. Границы их мира стали расплывчатыми. Ничто не было конкретизировано: ни речь, ни мысль, ни память. Они шли и ехали в ими же созданной тишине, отделившись от остального мира, — путешественники без места назначения, странники, идущие через пространство, не имеющее ни времени, ни формы.

Повсюду они видели символы веры, напоминающие о присутствии богов: молитвенные флажки и гробницы и длинные манивало, а однажды они встретили двух пилигримов, бредущих по ледяной земле и раз за разом падающих ниц.

— Куда они идут? — спросил Кристофер.

— В Джокханг, — ответила она. — В великий храм в Лхасе. Они идут туда, чтобы отдать дань уважения Джово Ринпоче.

Кристофер озадаченно посмотрел на нее.

— Это великая статуя Будды, изображающая его в детстве, — объяснила она. — Это самый священный образ во всем Тибете. Люди приходят туда со всех частей света. Некоторым приходится преодолевать сотни километров, измеряя расстояние своими ногами — как эти двое. На это уходят месяцы, порой годы. Иногда они умирают в пути, так и не достигнув священного города. Это очень хорошая смерть.

— Зачем они это делают? — спросил он.

— Чтобы избавиться от дурной кармы, которую они обрели во время предыдущих жизней. Чтобы обрести хорошую карму для следующей жизни. Чтобы заново родиться в состоянии, более близком к состоянию Будды. Это все, что может сделать любой из нас.

Он посмотрел на нее.

— А наше путешествие чего-нибудь стоит? — спросил он.

Она серьезно кивнула.

— Да, — ответила она. — Он Майдари Будда. Наша цель — найти его и привести к его людям. Мы — его орудия: ты увидишь это.

— Ты действительно думаешь, что мы отыщем его?

Она бросила на него долгий взгляд.

— А что ты думаешь? — спросила она наконец.

Кристофер ничего не ответил. Но задумался о том, какая карма достанется ему, если он спасет мальчика от Замятина только затем, чтобы сделать его британской марионеткой на монгольском троне.

* * *

Они в первый раз наткнулись на следы Замятина в небольшой деревушке около Нагчу Дзонг, примерно в двухстах пятидесяти километрах от Лхасы. Хозяйка гостиницы, в которой они поселились вспомнила мужчину и двух мальчиков, которые остановились здесь около десяти дней назад. Они путешествовали на пони и очень торопились. Замятин вынужден был пойти на риск и остановиться в гостинице, чтобы купить столь необходимую провизию и свежих пони.

— Они приехали на трех изможденных клячах, каких я еще не видела, — вспомнила она. — Пони были почти мертвые от усталости. Я сразу поняла, что они просто загнали их, заставляя мчаться во весь опор. Было видно, что во всем виноват монгол. Он отчаянно стремился двигаться дальше. Он был нервным и обеспокоенным, и сразу было видно, что с ним лучше не спорить. Дети, бедняжки, тоже были измучены. Я сказала ему, что им нужен отдых, но он обругал меня и сказал, что это не мое дело. Он хотел купить, что ему было надо, и сразу отправляться дальше; он сказал, что у них даже нет времени выпить чая.

Она нахмурилась, вспомнив его грубость.

— Я продала им новых пони, но отказалась платить много за тех, что они оставили. Без сомнения, со временем они наберут вес, но один из этих пони уже никогда не будет пригоден для езды верхом — он был настолько загнан, что годится только для мясника. Я попросила пятьсот трангкас за двух пони, которых им продала, и он заплатил, не сказав ни слова. Это сорок лианг в переводе на китайские деньги. Я сказала своему мужу, что, наверное, это нехороший человек. Я почти уже собиралась послать кого-нибудь за ними, чтобы убедиться, что с мальчиками все в порядке. Но муж сказал, что нам лучше не вмешиваться, и, наверное, был прав.

— Мальчики не пытались привлечь ваше внимание? — спросила Чиндамани.

— Теперь, когда вы об этом заговорили, я вспомнила, что один из них вроде бы пытался. Я думаю, что он хотел поговорить со мной. Но монгол не дал ему такой возможности и тут же выгнал его из комнаты.

— Вы не пытались что-нибудь сделать? Протестовать, например?

Хозяйка бросила на Чиндамани тяжелый взгляд.

— Если бы вы видели его, вы бы все поняли. У меня не было желания спорить с ним. Наверное, мне следовало бы это сделать, я даже не знаю. Но если бы вы были на моем месте, если бы видели его... Впрочем, я думаю, что вы видели его, моя госпожа. Чиндамани не ответила.

— Вы продали ему здоровых пони? Достаточно сильных для того, чтобы они могли далеко уйти на них?

Хозяйка приняла обиженный вид.

— Разумеется. Вы думаете, я могу продать больное животное? Могу обмануть, выдав больного пони за здорового?

Кристофер подумал, что она вполне на это способна.

— Я не хотел обидеть вас, — извинился он. — Но вы видели, что случилось с теми пони, на которых они приехали. Возможно, вам не хотелось отдавать в его руки своих лучших животных.

— Да, мне могло прийти такое в голову, — признала она. — Но он осмотрел всех пони, которые у меня были, и выбрал трех для себя. Они были лучшими и к тому же дорого стоили. Но он сделает с ними то же, что и с предыдущими. Но они успеют покрыть большое расстояние. Я думаю, что сейчас они находятся в двадцати шаса отсюда.

Шаса равнялась расстоянию, которое можно покрыть за один дневной переход. Судя по темпам Замятина, они отставали от него на тридцать шаса.

— Нам их не догнать, Ка-рис, — произнесла Чиндамани упавшим голосом.

— Они доберутся до Урги раньше нас, только и всего, — ответил он. Но он чувствовал себя в невыгодном положении, потому что противник далеко оторвался от него. — Там мы их и нагоним, не раньше. Тише едешь — дальше будешь. Им тоже предстоит еще длинный путь. И далеко не везде они найдут свежих пони, когда им это будет необходимо. К тому же им надо пройти через пустыню Гоби — или обойти ее.

— И нам тоже, — заметила она.

Глава 45

Они продолжили путешествие в подавленном состоянии, стараясь ехать побыстрее; чуть реже делали привалы, а утром вставали чуть раньше и трогались в путь до рассвета. По крайней мере, думал Кристофер, пока мы на правильном пути. Замятин и мальчики прошли именно этим путем; и насколько бы они ни отклонились от дороги, в конце концов, они все равно вернутся на нее — у всех у них был один и тот же пункт назначения.

Путь их лежал через широкие степи к востоку от Чанг Танг, огромного центрального плато Тибета. Пройдя северные районы вдоль реки Янцзы, они оказались в Амдо. Они все время двигались на северо-восток, в сторону Монголии.

Каждый день они проезжали мимо маленьких стойбищ кочевников — низких черных палаток, резко отличающихся от круглых монгольских юрт, распространенных на севере. Пастухи пасли в долинах небольшие стада яков: они смотрели, как Кристофер и Чиндамани проезжали мимо, а затем снова продолжали нести свое бесконечное дежурство.

Через десять дней после того, как прошли Нагчу Дзонг, они дошли до южных берегов Коко-Нор, огромного озера, охраняющего северо-восточную границу Тебета. Через несколько километров начиналась китайская провинция Кансю.

Кристофер нервничал. Китайцы беспокоились, чувствуя, что ситуация с Монголией складывается для них неблагоприятно, и рассматривали Тибет как возможную компенсацию в случае, если Монголия, их бывшая территория, снова выскользнет из их рук. Если бы он был задержан китайской стражей и опознан как англичанин, пробравшийся в Кансю, то китайцы вряд ли стали бы соблюдать дипломатический этикет. Скорее всего, его голова оказалась бы на остро заточенной палке и украсила бы зубчатую стену Сининг-Фу.

В Китае царила эпоха военачальников. Страну разрывала на части гражданская война, и никакая центральная власть не могла восстановить мир. Маньчжуры ушли, республика была просто названием, а в провинциях царили хаос и кровопролитие. Армии крестьян маршировали по стране, вступали в сражения и поголовно уничтожались. На их место приходили новые армии. Это был период расцвета Смерти.

Степь плавно опустилась к темным водам озера. По поверхности бежали слабые волны, напомнив Кристоферу о доме и море. К северу от них начинался горный хребет Цунла, далеко простиравшийся как на восток, так и на запад. На нескольких пиках красовались снежные шапки, выделяющиеся на фоне неба.

В центре озера был небольшой каменный остров, на котором стоял маленький монастырь, теперь, когда растаял покрывавший озеро лед, отрезанный от всего мира. Чиндамани долго сидела в седле, глядя на маленький монастырь, созерцая темные воды, бьющиеся об остров, прислушиваясь к безжизненному шелесту падающих на берег волн. Внезапно с гор прилетел сильный ветер, покрывший рябью волны. По небу стремительно неслись облака.

— Поехали, — сказал Кристофер.

Но женщина застыла, неподвижно глядя на остров. Ветер трепал ее волосы, то поднимая их, как черный молитвенный флажок, то снова опуская. Казалось, она этого не замечала. Затем она поежилась и оглянулась на него.

— Я уже бывала здесь, — сказала она, еще раз посмотрев на монастырь. — И я снова вернусь сюда.

В тот же день они снова наткнулись на следы Замятина. Оставив позади озеро, они повернули на восток, в сторону Сининг-Фу. Несмотря на возможный риск, Кристофер решил отправиться в город, чтобы закупить там провизию и найти проводника, который провел бы их через Гоби: любой другой маршрут был бы самоубийством. Вскоре после перевала Хадда-Улан они наткнулись на небольшой лагерь из нескольких черных палаток из шкур яка.

Лагерь был на удивление тих. Не было обычных для таких лагерей кочевников собак, которые с лаем выскакивали навстречу незнакомцам, щелкая зубами около их ног. Не было видно дыма. Не было слышно пронзительных воплей детей. Не было заметно никакого движения. Кристофер вытащил из-за пояса револьвер и взвел курок. Бандиты были здесь обычным явлением. Бандиты и внезапная смерть.

Он увидел первое тело — точнее, то, что от него осталось, — прямо перед ближней к ним палаткой. Стервятники полностью обглодали его, оставив лишь белые кости и клочья порванной одежды. Черное ружье, длинное древнее ружье, используемое в этом регионе всеми монголами и тангутами, лежало неподалеку от костей.

В нескольких метрах он заметил второй скелет, ярко выделявшийся на фоне черной земли, а рядом с ним третий — судя по всему, это был ребенок лет пяти-шести. Ветер играл с волосами на черепах, и они шевелились под его порывами. Между затихшими палатками одиноко пронеслось тонкое облачко пыли и исчезло вдали.

Внезапно раздался хлопок, громкий и пугающий в полной тишине. Кристофер резко повернулся и увидел стервятника, неуклюже оторвавшегося от земли и тяжело взлетавшего в небо. На том месте, откуда он взлетел, прервав свой пир, лежала куча тряпья. Банкет еще не закончился. Как и на каждом званом обеде, здесь были свои опоздавшие.

Они наши около палаток шесть скелетов и почти двадцать трупов внутри. Стервятники не добрались до лежавших в палатках тел, а холодный тибетский воздух пока задерживал процесс разложения. В основном это были трупы женщин и детей, среди которых было несколько мужчин. Сразу стало очевидно, как они умерли, — от пули, пущенной в большинстве случае в лоб или висок. Кристофер удивился: зачем бандитам понадобилось перебить их всех? Или гражданская война в Китае захлестнула и Амдо?

Девочка пряталась за большим сундуком, стоявшим в четвертой палатке. Они нашли ее случайно, когда Кристофер зашел туда, чтобы поискать кусок ткани, которым собирался прикрыть один из трупов. Ей было десять или одиннадцать лет; грязная, голодная и испуганная, она дрожала от холода.

Так как его присутствие, как ему показалось, усиливает ее страх, Кристофер оставил ее с Чиндамани и вышел из палатки. Запах смерти был настолько силен, что, казалось, пропитал даже свежий воздух. Он задумался о том, сможет ли он когда-нибудь так остро почувствовать другой запах.

Он нашел за палатками останки семи пони. Очевидно, кто-то связал их вместе и они умерли от голода, причем большая часть умерла всего день-два назад. Один пони был все еще жив, и Кристофер, сжалившись, пристрелил его. Сделав это, он решил хоть на какое-то время отойти от палаток.

В начале долины стояла пирамида, сооруженная из беспорядочно наваленных друг на друга плит. Это было обо, сооруженное, чтобы снискать милость местных богов. Привязанные к камням полоски ткани, символические подношения от путников, трепетали на ветру. Сами плиты были исписаны тибетскими буквами и сложены в форме шалаша, а наверху горизонтально лежали четыре плиты, образуя нечто вроде крыши. Кристофер разобрал мантрическую формулу «ом мани падме хум», многократно врезанную в темно-зеленый камень. Ему захотелось разбросать камни, уничтожив обо. Зачем нужны боги, если они спят?

Когда он вернулся в лагерь, Чиндамани уже удалось успокоить девочку. Она все еще была в подавленном состоянии, но на смену ужасу пришло горе, которым была наполнена крошечная палатка. В этот раз она не отреагировала на появление Кристофера, поэтому он сел рядом с Чиндамани, которая утешала девочку.

Чуть позже девочка погрузилась в глубокий сон — впервые за несколько дней. Они решили, что для нее будет лучше, если она проснется вдалеке от лагеря. Кристофер бережно поднял ее и положил на Пипа, увешанного корзинами. Ребенок кочевников, она с рождения привыкла спать в пути.

Перед тем как покинуть лагерь, они вынесли трупы из палаток, оставив их стервятникам. Чиндамани тихим голосом прочла молитвы, а затем они отправились в путь, зная, что если девочка проснется и увидит похороны под открытым небом, печаль ее значительно усилится.

Они провели эту ночь в широкой долине за перевалом. Девочка проснулась только один раз, и то на очень короткое время. Немного поев, она снова заснула. Они с Чиндамани по очереди охраняли их крошечный лагерь. Ночь была холодной, и звезды несли вахту вместе с ними до самого рассвета.

Утром за завтраком девочка рассказала им о том, что случилось. Ее звали Чодрон и она считала, что ей десять лет. Все погибшие были членами ее семьи — отец, мать, братья, сестры, дедушка и бабушка, два дяди, две тети и шесть двоюродных братьев и сестер.

Несколько дней назад — по предположению Кристофера, примерно неделю назад, — в лагерь прискакал монгол. С ним были два мальчика — один тангут или тибетец и один, как она сказала, похожий на Кристофера. Мальчики были в дорогой одежде, покрытой грязью и пылью, но выглядели несчастными. Она вышла из палатки вместе матерью, чтобы посмотреть на незнакомцев. Мужчина потребовал свежих пони, предлагая обменять тех, на которых они приехали, на более сильных и доплатить за них. Ее дядя отклонил предложение — с приходом весны им нужны были здоровые пони и они не могли позволить себе обменять двух сильных пони на двух измученных животных. С самого начала мужчина вел себя грубо и бесцеремонно, и она почувствовала, что главная причина отказа кроется именно в этом.

Она помнила, что возникла словесная перепалка, а потом кто-то выстрелил. Она не была уверена, кто выстрелил первым, — монгол или ее дядя. Но незнакомец, вооруженный скорострельным револьвером, без труда справился с мужчинами, вооруженными заряжающимися с дула мушкетами.

Она не могла объяснить, да и не помнила четко, почему началась такая бойня, к тому же Чиндамани и Кристофер и не хотели, чтобы она заново пережила все это безумие. Ее матери как-то удалось спрятать ее в сундук, за которым ее и нашли, и монгол не заметил ее. Для матери в сундуке места не было, только для нее.

Кристофер описал ей Замятина, хотя заранее знал ее ответ. Она поежилась и сказала, что это именно тот человек, никто иной. Он спросил ее про мальчиков, и она ответила, что они были бледными и грустными, но целыми и невредимыми.

На следующий день они продолжили путь на восток, к Сининг-Фу. В Цаган-Токко, небольшой деревушке из глиняных домишек, они пытались навести справки о Замятине. Ни его, ни мальчиков здесь никто не видел.

Деревня уже скрылась из виду, оставшись позади, когда они услышали стук копыт. К ним приблизился конный монгол и поравнялся с ними. Это был крупный мужчина в меховой одежде и вооруженный винтовой, заряжающейся с казенной части, которая болталась за его плечом.

— Мне сказали, что вы ищете бурята, который путешествует с двумя мальчиками, — произнес он.

Кристофер кивнул.

— Я видел их пять дней назад, — сказал монгол. — Я проезжал Цун-Ула, горы к северу от Коко-Нор. Мы обменялись несколькими словами. Я спросил мужчину, куда они направляются. Он сказал, что через десять дней они должны быть в Канчжоу. Когда я спросил, зачем, он ответил, что ему надо встретиться там кое с кем. Это все. Тибетский мальчик попытался что-то сказать мне, но мужчина оборвал его.

— Возможно ли так быстро добраться до Канчжоу? — спросил Кристофер. — Разве им не придется идти через горы Нань-Шан?

Монгол кивнул.

— Придется, — ответил он. — Но они могут добраться вовремя, если не случится ничего непредвиденного. Все перевалы открыты. Я рассказал ему, каким путем лучше добираться.

Он неловко заерзал в седле.

— Этот тибетский мальчик, — произнес он. — Он был бледен и испуган. Он приснился мне в ту же ночь. Во сне он улыбался. На нем были одежды Будды. Он был залит светом. — Он сделал паузу и потом спросил: — Кто он?

Чиндамани ответила низким голосом, в котором звучала такая властность, какой Кристофер раньше никогда не слышал:

— Он Майдари Будда.

Всадник пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал. Примерно через полминуты он широко улыбнулся, развернул коня и поскакал галопом в направлении Цаган-Токко.

* * *

Апрельским днем они пересекли границу Китая, — спокойно, как скотокрады или разведчики, высланные вперед готовой к вторжению армией, — никем не замеченные, не заподозренные, не остановленные. В принципе реальной границы не было, и никто не мог сказать: «Это Тибет», — а через мгновение воскликнуть: «Это Китай!» Просто начали постепенно меняться цвета, ландшафт, лица. Мир кочевников Амдо начал тускнеть, уходя вдаль, а вместо него медленно появлялась новая местность: мир равнин и высоких, хорошо укрепленных деревень, узких ущелий и быстрых рек, позолоченных монастырей, украшенных орнаментом монастырских ворот и узких рифленых пагод, поднимавшихся над тусклыми стенами из прессованной глины.

Люди с окраин и с соляных озер бассейна Цайдам — закутанные в меховые одежды, грязные, с обветренными лицами — постепенно уступали место жителям заселенных регионов, лежавших за Великой Стеной. Торговцы и ремесленники, крестьяне и купцы, стремящиеся вернуться в Кантон или Пекин. Основное различие — по крайней мере так показалось Кристоферу — было в их глазах. Кочевники и люди, пришедшие с верблюжьими караванами из монгольских степей или районов за пределами Урумчи, обладали отдаленным взглядом: они видели огромные пространства и открытые горизонты, не заслоненные городскими стенами, они видели мир, меняющийся ежедневно. Китайцы народности хаи из Кансю жили в мире более узких горизонтов, и Кристоферу казалось, что он видит в их глазах стены и двери, а также окружавшие их решетки, придуманные ими самими.

Мандарины с болезненными лицами и усталыми глазами, многие еще с прическами в манчжурском стиле, то есть с длинными косами и выбритыми лбами, проезжали мимо них в сопровождении солдат из мусульманской народности хаи, направляясь в Сининг-Фу и лежавшую за ним столицу провинции, город Ланчжоу. Но никто не остановил Кристофера или его попутчиков. На первый взгляд, Кристофер не представлял никакого интереса — обычный кочевник, совершающий дальнее путешествие вместе с женой и ребенком по причинам, абсолютно неинтересным китайским чиновникам. Лицо его стало грязным, волосы — спутанными, а все признаки того, что он иностранец, были уничтожены ветром, льдом и снегом.

Сининг-Фу встретил их с безразличием. Тремя путешественниками больше или меньше — для города и его обитателей это ничего не меняло. Город окружала квадратная стена, по парапету которой ходили солдаты, неся дежурство над городскими крышами; выложенными из красной черепицы и украшенными драконами. Никто не обращал внимания на трех вновь прибывших путешественников.

Они прошли по главной улице, пролегавшей по центру города, оставляя справа и слева символы местной власти — маленькие раскрашенные домики, охраняемые каменными львами и драконами и украшенные надписями на китайском, говорящими об их назначении. Улица была забита людьми и животными: монголы вели на поводу лохматых бактрийских верблюдов, переходя от лавки к лавке, меняя шкуры яка или мех на горшки, сковородки и кухонные ножи; мулы перевозили огромные куски угля из Шанси; ехали на тележках юные китаянки в ярко-красных накидках, с намазанными жиром волосами и навсегда изуродованными бинтами крохотными ступнями.

На боковой улочке, по соседству с большим торговым домом, они нашли маленькую гостиницу, чтобы остановиться там на ночлег. Гостиница была более грязной и забитой, чем другие, но она находилась не на центральной улице и привлекала постояльцев, которые прекрасно знали, что не следует проявлять повышенный интерес к соседям по гостинице. Они уговорили хозяйку предоставить им отдельную комнату. Та поначалу отказывала, но потом согласилась ради Чодрон, выглядевшей усталой и печальной.

Когда они пришли в гостиницу, уже начинался вечер. За отдельную плату хозяйка принесла им еду и жаровню на треноге. Сразу после еды Чодрон заснула. Чиндамани и Кристофер еще немного поговорили. Они занялись бы любовью, но присутствие девочки их стесняло. Наконец они заснули в объятиях друг друга, не в безопасности, но наедине.

Посреди ночи Кристофера разбудил стук в дверь. Сначала он решил, что ему это послышалось, но стук повторился, уже громче. Чиндамани зашевелилась, но не проснулась.

Он встал и подошел к двери. Деревянный пол холодил голые ноги. Вдалеке кто-то кашлянул. Кашлянул еще раз, потом еще и, выдохшись, замолк. В комнате царила полная темнота.

Он открыл дверь и сощурился. На пороге стоял мужчина, держа в руках лампу.

Глава 46

Рука незнакомца загородила лампу, и на лицо его упала тень.

— Да? — сонно спросил Кристофер. — Что вам надо? — Он говорил по-тибетски, надеясь, что незнакомец его понимает.

— Привет, Кристофер, — произнес незнакомец. Слова были английскими, голос обдал его холодом узнавания.

Незнакомец убрал руку, и свет упал на его лицо. Симон Уинтерпоул проделал большой путь, но ни на йоту не изменился.

Кристофер шагнул в коридор, закрыв за собой дверь. Уинтерпоул был в европейской одежде, как всегда франтоватый, — видение, пришедшее из мира, который, как думал Кристофер, он оставил навсегда.

— Не надо стоять и так смотреть на меня, Кристофер. Ради Бога, я ведь не привидение.

— Извини, — ответил Кристофер. — Я не... Кого-кого, а тебя я никак не ожидал увидеть. Как ты умудрился сюда добраться? Как ты нашел меня?

— Боже праведный, ты ведь не думаешь, что ты невидимка? — Уинтерпоул пошевелил рукой, и свет задрожал, по лицу его пробежали проворные, как крабы, тени. — Несколько недель назад тебя видели около Лхасы. После этого мы следили за тобой, пока ты не добрался сюда. Ты не поверишь, как много мы можем. На прошлой неделе я приехал сюда из Пекина, чтобы встретить тебя. Я знал, что ты должен будешь зайти в Сининг-Фу. Нам надо кое о чем поговорить и кое-что сделать.

— Ты ошибаешься. Нам не о чем говорить. Больше не о чем. С меня достаточно. Я больше не работаю на тебя. Я вообще ни на кого не работаю.

— Ты становишься утомительным, Кристофер. Все это мы уже проходили. Когда я приезжал в Хексхэм. Разумеется, ты этого не забыл.

— Нет, — твердо ответил Кристофер. — Я не забыл. Тогда я сказал, что больше не принадлежу тебе. Ты помог мне выйти на след моего сына, и я тебе благодарен. Но я приехал сюда, чтобы найти его, не более того. Я не хочу, чтобы ты вмешивался в дела, которые тебя не касаются. Не влезай в это, Уинтерпоул. К тебе это не имеет никакого отношения.

В конце коридора кто-то снова закашлялся.

— Боюсь, что имеет, — возразил Уинтерпоул. — Послушай, мы не можем здесь разговаривать. Внизу есть комната, которой мы можем воспользоваться. Спустись туда и выслушай меня. Я проделал длинный путь, чтобы поговорить с тобой. Сделай мне это одолжение. Пожалуйста.

Спорить было бесполезно, равно как и тогда, в Хексхэме. Мрачное подводное течение, схватившее его тогда, сейчас снова забурлило под ним, затягивая его в глубины холодного, темного океана.

Комната, в которую Уинтерпоул привел Кристофера, была с низким потолком и освещалась сальными свечами. Две группы мужчин по четыре человека сидели за низкими столиками, играя в ма-джонг по маленькой. Перед каждым игроком лежали аккуратно сложенные фишки из слоновой кости — с изображениями ветра, драконов, цветов, а также с иероглифами. Еще несколько мужчин курили опиум, держа в руках длинные трубки, украшенные на конце серебром старой чеканки. Мягкая коричневая масса таяла и пузырилась, когда к ней подносили горячие угли, зажатые в длинных металлических щипцах. Присутствовавшие подняли глаза на двух незнакомцев, рассматривая вошедших с привычным для них подозрением.

Уинтерпоулу понадобилось меньше минуты, чтобы очистить комнату. В кармане у него лежала бумага с печатью Ма Чжи, Дао Тай Сининг-Фу, мусульманина из народности хаи, чей двоюродный брат, генерал Ма Хунт Куэй, временно контролировал провинцию Кан-сю. Кристофер знал, что Уинтерпоул вполне мог использовать свое влияние для того, чтобы человека подвергли порке или пыткам или даже обезглавили, — если это было в его интересах. Сегодня как раз так могло и произойти.

— Я знаю, что ты нашел Замятина, — заявил Уинтерпоул, как только они остались наедине. — И я знаю о тибетском мальчике, которого он везет в Ургу.

— Ты все знал еще до того, как отправил меня сюда, правда? — спросил Кристофер.

Уинтерпоул кивнул.

— Знал многое. Но не все. Немного — да. Нам надо было во всем удостовериться: наши источники были ненадежными. Мы считали, что будет ошибкой рассказать тебе слишком много — ты можешь начать искать не то, что надо. Конечно, мы, наверное, вряд ли бы отреагировали так на эти донесения, если бы Замятин не похитил твоего сына. Я до сих пор не понимаю, какой в этом был смысл. Ты смог узнать причину?

Кристофер пристально посмотрел на него. Он не спросил, нашел ли Кристофер своего сына и в каком тот состоянии, он спросил, смог ли Кристофер что-нибудь узнать. Информация — и больше Уинтерпоула ничего не интересовало. Все остальное было излишним.

— Да, — ответил Кристофер. — Я кое-что узнал. — Но он не знал, как объяснить все такому человеку, как Уинтерпоул, с чего начать.

— Так? Что он замышлял? Как в его планах оказалось похищение твоего сына?

— Мой сын был лишь пешкой — это все, что тебе нужно знать. Уильям был частью сделки, которую заключил Замятин. На самом деле ему был нужен тибетский мальчик. Его зовут Самдап. Дорже Самдап Ринпоче.

— Ты можешь точно объяснить, кто он такой? Он что-то вроде воплощения, не так ли? Это было нужно Замятину?

— Да, — вздохнул Кристофер. — Мальчик — это Майдари Будда. Это означает, что он может быть провозглашен правителем Монголии вместо нынешнего Кхутукхту. За этим Замятин и отправился в Монголию. Чтобы сделать мальчика богом.

Уинтерпоул молчал. Казалось, он взвешивает слова Кристофера, подгоняя полученную информацию под какую-то свою схему.

— Я понимаю, — произнес он. — Теперь все обретает смысл. Все, что нам надо, — это найти Замятина.

— Это легче сказать, чем сделать. Я потерял их — Замятина, Уильяма, Самдапа. Сейчас они на полпути к Урге. Прежде чем мы успеем их настичь, Замятин выставит вокруг Самдапа кордон красноармейцев и положит себе в карман билет в партер на коронацию.

— Я бы на это не ставил.

— Нет? Так послушай. Я потерял их в Хадда-Улан, всех троих. Примерно три дня назад Замятин встречался с кем-то в Канчжоу. Сейчас он на полпути к Урге. Или... — Он заколебался.

— Да? — небрежно подтолкнул его Уинтерпоул.

— Или он на пути к Москве.

— О, конечно, — ответил Уинтерпоул. — Я уже слышал об этой встрече Замятина. Он встречался с человеком по фамилии Удинский — русский и товарищ Замятина по партии, который до недавнего времени занимался в Урге торговлей мехами и шерстью. Он работал на датско-американскую компанию «Андерсен и Майер». Удинский ждал его в Канчжоу чуть больше месяца. Он должен доставить Замятина в Ургу. У него есть грузовик, достаточно мощный для того, чтобы пересечь Гоби за несколько дней. Они будут в Урге в самые ближайшие дни. Или, по меньшей мере...

Уинтерпоул замолчал, словно колодец, из которого он черпал информацию, внезапно пересох.

— По меньшей мере? — повторил Кристофер.

— Он, скорее всего, не рискнет отправиться прямо в город. Ситуация в Монголии изменилась. Китайцев из страны вытеснили. Сейчас там правит белый генерал, русский, фон Унгерн Штернберг. Точнее, барон Роман фон Унгерн Штернберг. А вот тебе еще информация. В прошлом году большевики выбили Унгерна из Сибири. Он и его люди — фактически последние солдаты белой армии. Они ушли в Монголию, получая по пути пополнение.