Мюрреи и их окружение - Только для тебя

– Лихорадка прошла, – сказала она, едва сдерживая рыдания.

– У меня была лихорадка? – спросил Ботолф.

– Да, четыре долгих дня. – Саксан благодарно улыбнулась Питеру, приподнявшему Ботолфа, чтобы напоить его медом. – Это смягчит твое горло, муж мой.

Ботолф потянулся к жене, но был слишком слаб, и Саксан сама взяла его руку.

– Мы искупаем тебя и сменим белье.

– Я слаб, как младенец, – пожаловался Ботолф, закрывая глаза. – Ты заботилась о себе?

Саксан улыбнулась прозвучавшему в его голосе намеку на прежний повелительный тон.

– Да, достаточно хорошо. А теперь мы должны позаботиться о тебе, чтобы ты чувствовал себя удобно.

С помощью Питера Саксан смыла пот с тела сменила белье и повязки. Хотя они старались действовать осторожно, к тому времени как они закончили, Ботолф совсем обессилел. Саксан поспешила напоить его крепким бульоном, до того как он опять уснет. Несколько раз она трогала его лоб и убеждалась, что жара нет.

– Мне следовало бы позвать леди Мери, но я не хочу беспокоить ее, – сказала Саксан. – Она приехала сегодня днем и сидела несколько часов у твоей постели. Незачем будить ее сейчас, когда ты скорее всего опять уснешь.

– Скажи Элизабет, и пусть она решает, – сказал Ботолф, глотая суп и морщась от боли. – Клянусь Спасителем, я слишком слаб, чтобы глотать.

– Теперь, когда лихорадка миновала, силы скоро вернутся. – Она взглянула на Питера. – Сообщи, пожалуйста, горничной леди Мери, что граф пришел в себя. – Когда великан выходил из комнаты, она добавила: – Не забудь сказать, что он скоро опять уснет.

– Ты говоришь об этом так уверенно, – пробормотал Ботолф, когда Питер ушел.

– Тебе нужен сон, – ответила Саксан, отставляя тарелку.

– Хотя я спал четыре дня?

– Да, это время ты провел в тяжелой борьбе с лихорадкой, которая отняла у тебя все силы. Теперь ты будешь спать, чтобы восстановить их.

Он постарался пожать ей руку.

– И ты будешь командовать мной.

– Конечно. – Саксан прижалась щекой к его ладони. – Я слишком хорошо помню, как мы чуть не потеряли тебя. Наверное, я становлюсь очень сварливой.

– Не особенно. – Ботолф вздохнул и поморщился от боли, которую причиняло ему малейшее движение. – Сэсил почти победил.

– Только если его единственным желанием было, чтобы ты умер. Но все равно он бы никогда не получил Регенфорд. Даже землю на свою могилу. Я бы скорее вырвала его сердце.

– Очевидно, Сэсил не представляет воинственности моей жены.

– Ничего, скоро представит. – Саксан погладила мужа по голове. – Отдохни.

– Мне хочется побеседовать с тобой, хотя говорить особенно не о чем.

– Наверное, из-за того, что почти четыре дня ты молчал.

– Ты хочешь сказать, что я не пел и не бредил, пока был в лихорадке?

– Да, милорд. Вы ничего не произносили, не считая нескольких нелюбезных замечаний, касающихся Сэсила. – Она улыбнулась, когда он тихо рассмеялся, но потом посерьезнела, вспомнив, как переживала, пока он был без сознания. – Но лучше бы ты кричал, ругался и бушевал. Твое молчание было ужасно и ясно говорило о том, что у постели стояла смерть.

– Она, очевидно, устала ждать меня. И я не намерен приглашать ее, пока не состарюсь и не увижу детей моих детей.

Саксан понимала, что он шутит, но молилась о том, чтобы его слова оказались пророческими. Улыбнувшись, она положила его руку на свой живот. К ее радости, ребенок внутри нее бурно ответил на прикосновение. Глаза Ботолфа, испещренные красными прожилками, расширились, когда он почувствовал, как брыкается младенец. «Интересно, – подумала Саксан, – понимает ли он, что для одного ребенка там слишком много движения?»

Ботолфа захлестнула такая волна чувств, что она затопила его слабость. Он ощущал движения в животе Саксан и раньше, но никогда они не были столь сильными. Тот факт, что он чуть не умер, придавал остроту его ощущениям. Маленькая женщина, улыбавшаяся ему, и его семя, произраставшее в ее чреве, были единственной причиной, заставлявшей Ботолфа упрямо бороться со смертью. Раньше у него никогда не было такого неистового желания жить.

– Нет сомнения в том, что наш ребенок жив, – сказал граф.

– Никакого сомнения. Здесь чувствуется сила.

– Она нужна сыну. – Он улыбнулся. – Или дочке.

– Нужна, – согласилась Саксан, затем встала и поправила его одеяло. – Хочешь попить, прежде чем уснешь?

– Разве я усну?

– Да, по крайней мере скоро. У тебя уже глаза красные от усталости и язык стал заплетаться. Если ты не будешь отдыхать, лихорадка опять вернется.

– А я слишком слаб, чтобы еще раз ее выдержать. – Ботолф вздохнул и закрыл глаза. – Когда мама решит нанести мне визит, разбуди меня. Если я поговорю с ней, это ее успокоит.

– Разбужу, но я начинаю думать, что она решила подождать до утра.

– Ты должна отдохнуть. Судя по брыканиям в твоем животе, тебе понадобится много сил, чтобы выносить этого ребенка.

Саксан кивнула, нагнулась и поцеловала его в губы. Быстро взглянув на мужа, она поняла, что вложила в этот поцелуй гораздо больше чувства, чем собиралась, но ей было все равно. Ботолф чуть было не умер и если обратил внимание на страстность ее поцелуя, то, вероятно, припишет это драматизму момента.

– Спокойного сна, Ботолф, – прошептала Саксан и направилась к тюфяку.

– Ты спишь здесь? – спросил он, когда жена улеглась.

– Временно. Мы поговорим об этом позднее.

– Обязательно поговорим.

Саксан улыбнулась, обрадовавшись тому, что муж собирается с ней спорить. Это доказывало, что силы возвращаются к нему. Немного погодя она услышала, что вернулся Крошка Питер. Зная, что оставляет мужа в надежных руках, Саксан погрузилась в сон.

– Ты видишь, мама, на чем она спит?

– Тихо, Ботолф. Это только несколько дней. Ей нужно находиться рядом с тобой.

Саксан прогнала остатки сна. Голос Ботолфа окреп и стал больше похожим на прежний, что явилось следствием нормального сна и отсутствия лихорадки и развеяло ее последние сомнения относительно выздоровления мужа. Она потянулась и поняла, что голодна – впервые с тех пор, как раненого Ботолфа привезли в Регенфорд.

– Я знаю, что ты не спишь, – произнес Ботолф, несмотря на просьбу матери не разговаривать.

– Как я могу спать, если ты визжишь как резаный поросенок? – Саксан подмигнула леди Мери, поспешившей помочь ей подняться. – Ты быстро сделался словоохотливым, муж мой.

– Тебе повезло. Я еще слишком слаб, чтобы кричать, – пробурчал он, обмениваясь с женой поцелуем. – Я был вчера не в состоянии заметить, что твоя постель не годится для женщины в положении.

– Ты говоришь громко и длинно. Это хороший признак.

– Саксан! – Ботолф строго посмотрел на улыбающуюся мать. – Тебе нельзя спать на холодном влажном полу.

– Между мной и полом тюфяк, овечья шкура и простыня. – Она погладила мужа по щеке, радуясь здоровой прохладе его кожи. – Я проведу здесь еще одну ночь, а затем найду более подходящее ложе. Теперь же я должна принять ванну и позавтракать.

– Ешь как следует, – бросила ей вслед леди Мери. – Я посижу с Ботолфом.

И она поставила поднос с едой на кровать сына.

– Саксан плохо ела все это время? – спросил Ботолф, глотая горячий бульон.

– Она и ела, и спала достаточно хорошо, хотя, конечно, не так, как тебе хотелось бы. Саксан хорошо понимает, что все это сказывается на ребенке. Однако ей надо было также сидеть возле тебя.

– Ну, ей не стоило так усердно исполнять свой долг по отношению ко мне. Будущий ребенок намного важнее.

– Странно, что мужчины, которые считают себя способными командовать другими, могут иногда быть такими глупцами, – пробормотала леди Мери.

Ботолф удивленно уставился на мать:

– Что ты хочешь сказать?

– Ты в самом деле думаешь, что долг держал это дитя у твоей постели день и ночь? Долг требовал только, чтобы она обеспечила тебе наилучший уход. Наверняка не долг заставил ее обидеть священника, назвав его стервятником, и отрицать саму возможность твоей смерти. Нет, долг – неподходящее слово, чтобы оценить поведение Саксан.

– А как бы ты оценила его?

– Эта девочка любит тебя. – Леди Мери вздохнула, глядя на нахмурившегося сына. – Ты не хочешь, чтобы жена тебя любила?

– Я хочу спокойной семейной жизни, – сказал он, борясь с внезапным приливом радости, который почувствовал при словах матери. – Любовь не всегда приносит спокойствие и счастье. Я уже имел возможность в этом убедиться.

– Нет, ты имел дело с бессовестной шлюхой, которая не поняла бы, что такое любовь, даже если бы сам Господь Бог объяснил ей это. Элис нравилось, что ты любил ее, но сама она любить не умела. Брак с ней не дает тебе права говорить, что ты познал любовь.

– Я был глуп, позволив заманить себя в ловушку красивыми словами о любви.

– Разве Саксан давала тебе повод думать, что она хочет поймать тебя в ловушку или как-нибудь обмануть?

– Нет, но она знает, что у нее нет надо мной власти. Я не давал ей такую власть.

– И изо всех сил стараешься никогда не дать, – сказала леди Мери тихим, печальным голосом. – Я не представляла себе, как глубоко Элис ранила твое сердце.

– Да, она дала мне урок, и я хорошо усвоил его.

– Нет, ты неверно усвоил урок, решив, что действия бессердечной развратной женщины отражают поведение всех женщин, включая меня. Я думала, что, несмотря на свой горький опыт с Элис, ты с моей помощью убедишься, что не все женщины на нее похожи. Вместо этого ты ставишь слова Элис выше моих, предпочитая видеть только самое плохое.

– Нет ничего плохого в том, что я осторожен. – Ботолф поежился под сердитым взглядом матери.

– Дело не в осторожности. Ты запер свое сердце. Разве покушения Сэсила заставили тебя не доверять всем остальным людям? Конечно, нет. Естественно, ты осторожен, но все же ты по-прежнему веришь друзьям. Однако предательство одной глупой девчонки побуждает тебя не доверять женщинам.

– Дело не только в Элис. – Ботолф хотел оправдаться, но вдруг его аргументы показались ему глупыми. – При дворе много женщин, подобных Элис.

– И ты осмеливаешься судить о мире по тому, что происходит при дворе! Ты что, действительно представляешь мир наполненным льстецами, шлюхами и интриганами? – Леди Мери покачала головой. – Возможно, это моя вина. Я знаю, что могу быть наивной, чересчур доверчивой и слишком склонной видеть в людях только хорошее. Очевидно, я не подготовила тебя к взрослой жизни, наградив только наивностью, и это заставило тебя чувствовать боль острее других чувств.

Ботолф дотронулся до ладони матери и, несмотря на пронзившую его боль, все же взял ее руку.

– Ты не виновата, мама, – искренне сказал он. Прежде чем леди Мери смогла ответить, вошли Крошка Питер и Хантер. Ботолф вздохнул с облегчением: разговор с матерью начал тяготить его. Но взгляд ее говорил, что разговор не окончен, а только отложен, и Ботолф тихо выругался. Ему больше не хотелось говорить на эту тему, потому что в словах леди Мери было слишком много правды.

Саксан проскользнула в комнату Ботолфа как можно тише, но он сразу проснулся.

– Тебя долго не было, – проворчал он. Она села на краешек кровати.

– Долгая ванна, сытная еда и немного сна. После первых двух мне захотелось третьего. Ты хорошо себя вел?

– Да, меня покормили, искупали, перебинтовали и при этом всячески мной помыкали.

– Ну что ж, я рада, что тебя так хорошо развлекали. Ты поспал?

Саксан поддалась искушению потрогать его лоб и довольно кивнула, обнаружив, что он восхитительно прохладен.

– Да, мне было приказано спать.

Она откинула прядь волос, упавшую мужу на лоб.

– Надеюсь, ты подчинился. Сон – лучшее лекарство. Каждый раз, когда ты спишь, к тебе возвращается здоровье, а Регенфорд требует, чтобы ты опять был сильным.

– И я должен быть сильным, чтобы бороться с Сэсилом. Он не появлялся?

– Нет. Этот человек имеет способность исчезать, как клубы дыма при сильном ветре. Хотя то, что он вынужден прятаться, нам на пользу. Зная, что его ищут, он не подберется близко, пока ты прикован к постели – а потребуется, возможно, несколько недель, пока ты полностью выздоровеешь. У нас есть маленькая передышка. Дай Бог, нам повезет и все кончится до того, как ты будешь достаточно сильным, чтобы снова взять меч.

Ботолф усмехнулся:

– Это было бы замечательно, но я уверен, что Сэсил будет ждать меня, и мне придется покончить с ним самому.

Саксан согласно кивнула, но в ее глазах появилось выражение печали и страха. Ботолф подумал о том, насколько мать была права в отношении Саксан. Мысль, что жена его любит, была такой пьянящей, такой искусительной, что он инстинктивно отогнал ее прочь. Ему хотелось открыть ей сердце, позволить своим чувствам выплеснуться наружу, но он боялся. Если Саксан предаст его, ее обман причинит ему такую боль, что смертельная рана, которую нанес ему Сэсил, покажется уколом булавки. Хотя Ботолф не хотел признаться себе в этом, у него не хватало мужества рисковать, испытывая чувства Саксан.

— Ты чересчур много занимаешься, – упрекнула мужа Саксан, когда, войдя в комнату Ботолфа, застала его фехтующим на мечах с Весли.

Граф отложил меч и, отослав Весли, принялся оправдываться:

– Я должен восстановить силу и мастерство, утраченные за три месяца, пока я был прикован к постели.

– Ты не был прикован к постели все три месяца. – Саксан села на его кровать и вздохнула. – Я знаю, что ты выздоровел. Даже шрам начинает бледнеть. Но мне нелегко отделаться от воспоминаний, как ты лежал при смерти и священник совершал над тобой последний обряд. Из-за этого я иногда слишком осторожничаю.

Умывшись, Ботолф сел рядом, обнял ее и крепко поцеловал.

– Похоже это на поцелуй человека, который все еще близок к смерти? – спросил он хриплым от желания голосом.

Саксан улыбнулась и обвила его шею руками.

– Может быть, бой на мечах – это не все, в чем тебе надо практиковаться? – пошутила она.

– Когда ты вернешься в мою постель? – вдруг спросил он.

Саксан покраснела, стараясь не смотреть ему в глаза. Впервые, с тех пор как спала лихорадка, Ботолф спросил об этом напрямик, но намекал уже в течение нескольких недель. С возвращением сил к нему вернулось желание, и Саксан внезапно почувствовала робость. Ей казалось, что она стала непривлекательной. Каждый раз, раздеваясь, она видела свой округлившийся живот, который из-за движения внутри сам иногда двигался. Хотя ей нравилось то, что таила эта бесформенность, она находила ее уродливой и была уверена, что Ботолф тоже. Саксан боялась, вернувшись в супружескую постель, обнаружить, что муж не хочет ее.

– Я боялась, что это плохо отразится на заживлении твоей раны.

– Моя рана заживает уже несколько недель. Ее нельзя открыть теперь даже кинжалом.

– Тебе надо хорошо спать, а я бы тебе мешала. Ботолф взял жену за подбородок и, повернув к себе ее лицо, спросил, глядя прямо в глаза:

– Это беременность является причиной твоего нежелания снова разделить со мной постель?

Саксан нервно закусила губу под его странным, испытующим взглядом и решила, что самым разумным будет, не боясь показаться глупой, открыть правду.

– Я толстая, – прошептала она.

– Что ты сказала? – Ботолф смотрел на нее, не понимая.

– Я толстая, неуклюжая, и мой живот ходит ходуном.

Ботолф засмеялся; как она и боялась, он нашел ее глупой. Саксан начала думать, что легче будет просто лечь с ним и увидеть, как он отвернется. Теперь она одинаково боялась показаться глупой и быть отвергнутой. Все тело Саксан напряглось, когда муж поцеловал ее.

– Ты с ребенком, Саксан, – напомнил Ботолф.

– Думаю, я это знаю.

– Ты ведь не думала, что останешься такой же стройной, какой и была?

– Я не настолько глупа.

– Ты совсем не глупа. На самом деле иногда ты бываешь намного умнее, чем следовало бы быть жене. – Он погладил ее живот. – Ты очень красива.

– Ну, это уж полная глупость. Я выгляжу безобразно, когда разденусь.

Ботолф усмехнулся и начал расстегивать ее платье, не обращая внимания на сопротивление жены.

– Разве муж не имеет права судить сам? Саксан противилась его нежной настойчивости всего один момент. Он стал покрывать поцелуями ее тело, пока она не утратила способности к возражениям. На нем были только короткие штаны и рубаха, и ощущение его теплой, упругой кожи усиливало ее желание. Саксан забыла свои страхи, свои сомнения и даже то, что она толстая. Однако это длилось недолго. Ботолф сорвал с жены последнюю одежду и пристально посмотрел на нее. Смутившись, Саксан пыталась прикрыться, хотя понимала, что это глупо и бесполезно, но Ботолф отвел ее руки.

– Ах, Саксан, ты так прекрасна, – пробормотал он.

– Какая нелепость. – Она хотела было вырваться, но застыла от удивления, когда муж поцеловал ее живот.

– Не нелепость. – Улыбаясь, Ботолф прижался щекой к ее телу и почувствовал толчки. – Да, ты округлилась, Саксан, но тому виной мое семя. Я вижу в этом только прекрасное.

– Ты искусный льстец, Ботолф.

Он целовал ее грудь, плечи, шею и лицо, постепенно дойдя до губ.

– Нет, не льстец, я говорю правду.

Ощутив твердое неопровержимое доказательство его возбуждения, прижавшееся к ее ноге, Саксан почувствовала себя спокойнее. Она не очень поверила его словам о том, что она прекрасна, но теперь была уверена: он не находит ее безобразной. Его поцелуи и ласки вскоре разожгли ее страсть, но одно обстоятельство удерживало Саксан от того, чтобы полностью отдаться опьяняющему желанию, которое он пробудил в ней.

– Ботолф, возможно, ты не находишь мой живот отталкивающим, – сказала она слегка охрипшим, но твердым голосом, пока он целовал мочку ее уха, – но тебе он наверняка будет мешать.

– Я думаю, что мы сможем с этим справиться. Она не успела спросить, как он собирается это сделать. Его жадные поцелуи закрыли ей рот и вскоре прогнали все трезвые мысли из головы. Она прижалась к нему, возвращая поцелуй за поцелуем, ласку за лаской, пока взаимная страсть не поглотила их обоих.

Здравый смысл ненадолго вернулся к ней, когда он стал переворачивать ее на бок. Она с любопытством ждала, что он будет делать. Пристроившись сзади, Ботолф закинул ее ногу за свою и медленно соединил их тела. Единственным ответом, который она могла дать на его вопрос о том, как она себя чувствует, были стон и судорога наслаждения.

Ботолф держал Саксан в объятиях и гладил ее живот.

– Ты уверена, что тебе не было больно? – спросил он.

– Разве я кажусь несчастной? – усмехнулась Саксан, протягивая руку за одеждой.

– Иногда трудно угадать, кричит женщина от удовольствия или от боли.

Она посмотрела на него, серьезно раздумывая над тем, не хлопнуть ли его по лбу, и протянула:

– Если ты шутишь, я должна привыкнуть к твоим шуткам. Нет, это не от боли.

– Почему ты одеваешься? – спросил Ботолф, когда она взялась за рубашку.

– Сейчас ведь не ночь.

– Надеюсь, ты не собираешься казаться застенчивой и благочестивой.

– Нет, но я, конечно, не собираюсь быть настолько смелой, чтобы валяться голой в постели у всех на виду. В любой момент кто-нибудь может войти в комнату. Меня удивляет, что нас оставили одних надолго.

– Ты права. Мне следует запирать дверь на засов, – пробурчал он, садясь и начиная одеваться.

– Я вообще пришла сюда не за этим. – Сак-сан махнула рукой в сторону смятых простынь. – Я хотела сказать тебе, что собираюсь поехать поискать травы.

– Поехать? Куда? У нас травы растут за огородом.

– Да, но там нет того, что мне нужно.

– Это наверняка может подождать, пока ты не родишь нашего ребенка.

– Нет, не может. Сейчас конец марта, через несколько дней – начало апреля. – Она положила руку на свой живот. – Травы понадобятся мне очень скоро.

Саксан знала, что ранней весной ей нужно будет покинуть Регенфорд, чтобы найти растения, необходимые при родах. Их не было в Регенфорде, и никто из местных женщин не понимал, что ей надо. Саксан хотела поехать одна, не говоря об этом Ботолфу, но решила, что это глупо. Он мог узнать, и тогда не миновать ссоры. Однако сейчас, глядя в его рассерженное лицо, она поняла, что ей не удастся избежать объяснения.

– Вне стен Регенфорда небезопасно, – сказал он. – Теперь, когда зима кончилась, увеличилась возможность нападения шотландцев. И Сэсил тоже по-прежнему остается угрозой, будь он проклят.

– Даже если мы избавимся от Сэсила, шотландцы всегда будут угрожать нам, – ответила она. – Я не могу всю жизнь прожить замурованной в Регенфорде, как бы красив он ни был.

– Ты должна потерпеть, по крайней мере пока носишь ребенка. И особенно теперь, когда роды так близко.

– Это как раз и является причиной того, что я должна поискать эти травы. Я бы отправилась раньше, но была зима. Не только плохая погода останавливала меня, но и то, что нужные мне травы тогда еще не выросли. Сейчас тоже рановато, но я постараюсь найти хоть кое-что.

– Тогда пошли кого-нибудь из женщин или Тильду.

– Я бы рада, но они не знают, что искать. Это не обычные средства, с которыми знакомы женщины Регенфорда, и Тильда еще не знает их. Она поедет со мной и получит свой первый урок. Меня же научила этому Тина, но в то время Тильда была слишком молода.

Ботолф покачал головой и заходил по комнате.

– А как ты собираешься ехать?

Саксан сделала глубокий вдох, чтобы выпалить одним духом то, что, как она знала, не понравится мужу.

– Я поеду верхом.

– Верхом в твоем состоянии? Ты с ума сошла!

– Я не буду скакать галопом, просто поеду до лугов к северу отсюда, сойду с лошади, найду то, что мне надо» и спокойно вернусь обратно.

– Ты можешь упасть.

– Тильда поедет вместе со мной в седле, так что я буду хорошо защищена.

Почти час Ботолф спорил с ней, даже угрожал запереть в комнате, – жена его была непреклонной. Он знал, что, если прикажет ей остаться, она все равно найдет возможность поступить по-своему. Саксан не спрашивала его разрешения, а просто из вежливости рассказала ему о своих планах.

– Тогда подожди, пока я смогу поехать с тобой, – предложил он. – Ты знаешь, что сегодня я не могу: ко мне должны прийти по делу, которое нельзя отложить.

– У меня нет времени ждать, – запротестовала Саксан. – Я могла бы подождать день-два, но что, если завтра пойдет дождь или будет холодно и ветрено? Сегодня тепло, светит солнце, и я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы поехать. Мне надо ехать, Ботолф. Мне нужен мох, чтобы остановить кровотечение во время родов.

Он схватил ее за руку:

– Нет, я не желаю слышать, зачем тебе эти травы и в каких жутких случаях они могут тебе помочь. Я против твоей поездки, но скрепя сердце отпущу тебя, если ты сделаешь, как я скажу.

Саксан прикусила губу, чтобы не улыбаться, и внимательно выслушала наставления. Они были не такими суровыми, как она ожидала, хотя ее огорчило, что муж не позволил ей ехать на черном жеребце Миднайте. Саксан возразила, что Миднайт – луч-™» «ганяль. если надо уйти от погони, но даже это не изменило его решения. Затем Ботолф отправился отбирать шесть рыцарей для охраны, а она поспешила подготовиться к отъезду.

– Удивляюсь, как Ботолф позволил тебе ехать, – сказала Тильда, глядя на сильную, спокойную кобылу, на которой она сидела вместе с Саксан. – К тому же я совершенно не согласна с выбором лошади.

Саксан засмеялась и потрепала кобылу по шее.

– Он хотел быть уверенным, что мы не поедем слишком быстро или что она нас сбросит.

– Это бедное животное не могло бы двигаться быстро, даже если бы за ним гналась стая волков.

Саксан с трудом удержалась от смеха, особенно когда ехавшие с ними рыцари дружно захохотали, но постаралась сохранить серьезную мину.

– Она хорошая лошадь и отвезет нас туда, куда нам надо.

– А потом упадет от старости, и нам придется идти обратно пешком, – пробурчала Тильда. – Ты думаешь, что наши братья скоро приедут? Я должна вернуться в Вулфшед-Холл на лето, хотя прекрасно провела время в Регенфорде и не хочу с тобой расставаться. Но мне надо домой.

При воспоминании о Вулфшед-Холле и мысли о разлуке с сестрой у Саксан кольнуло сердце. Ей нравилась новая жизнь, но она скучала по прежним временам. Было бы хорошо, если бы можно было их совместить, чтобы видеть рядом всех, кого она любила, но Саксан знала, что это невозможно. Ботолф, Регенфорд и будущие дети составляли теперь всю ее жизнь.

– Наши братья могут приехать в любой день, – ответила она. – Они обещали быть здесь, когда мне придет время рожать, а это время уже близко. По правде говоря, оно настолько близко, что нам пора разыскать травы, несмотря на то что для них пока еще рано.

– Думаешь, ты найдешь то, что тебе надо?

– Кое-что найду. Они будут не совсем созревшими, но у меня нет времени ждать.

– Саксан, ты боишься? – спросила Тильда тихо, чтобы не услышали мужчины.

– Немножко, – ответила Саксан. так же тихо. – В конце концов я никогда раньше не рожала. Я все время говорю себе, что у Тины и Тьюсдей не было трудностей. Если они родили легко, я тоже смогу.

– Мама тоже была маленькой, вроде нас, а родила девять детей.

– Да, я об этом тоже вспоминаю время от времени. – Саксан посмотрела на землю и сделала мужчинам знак остановиться. – Я думаю, здесь стоит поискать.

– Это открытое место, – спешиваясь, пробасил Джон, старший из шести стражников.

– Разве это опасно? – спросила Саксан. – Ведь вся местность хорошо просматривается.

– Это может быть и плохо. – Он пожал широкими плечами. – Вы надолго?

– Нет, то, что я ищу, нетрудно заметить. Если здесь ничего не найду, мы отправимся в другое место.

Ботолф старался сосредоточиться на работе, которая удерживала его в Регенфорде. С того самого момента, как Саксан покинула замок, он пожалел, что разрешил ей уехать. Он бы не отпустил ее, если бы то, ради чего она пустилась в путь, не было связано с родами. Его не грела даже мысль о том, что за последнее время никто ничего не слыхал ни о скоттах, ни о Сэсиле, так как они всегда появлялись неожиданно.

– Ну что ж, работа закончена, – сказал Весли, наливая себе вина и оглядывая почти пустой зал. – Куда исчезли Роджер и Талбот?

– Примерно в середине длинной речи мастера Тейлора о необходимости более эффективной защиты горожан. – Ботолф залпом выпил вино и подумал, не закончила ли Саксан и свою работу.

– Она не была бы такой длинной, если бы вы не просили его снова и снова возвращаться к вышесказанному, – заметил Весли.

Ботолф не ответил на его упрек, и Весли продолжал:

– Ваши мысли сегодня далеко, милорд. Не тревожьтесь, с вашей женушкой все будет в порядке. С ней шесть лучших рыцарей.

– Она скоро должна родить, – пробурчал Ботолф. – Было безумием позволить ей скакать верхом, когда она на последнем месяце.

– Она должна собрать лекарственные травы.

– Знаю. – Граф запустил пальцы в свою шевелюру. – Это единственная причина, по которой я ее отпустил. Не мог же я лишить ее возможности достать средства, способные облегчить ей роды. – Он побарабанил пальцами по столу, уставясь на тяжелые двери в большом зале. – Но меня мучает тревожное чувство, что она там не в безопасности.

– В последнее время никто не видел никаких следов ни Сэсила, ни скоттов.

– Это еще не значит, что их нет поблизости, и вы это хорошо знаете.

– Вы так тревожитесь, потому что она носит вашего ребенка.

– Возможно. Я дам ей еще два часа, а потом поеду за ней.

Саксан выпрямилась, засунула кусок мха в сумку и потерла поясницу. Она нашла не все, что хотела, но для этого времени года вполне достаточно.

Саксан бросила взгляд через плечо и поежилась. Все время, пока она бродила по лесу, ей было не по себе. Плохое предчувствие вползло в ее сердце, и она не могла отделаться от него. Однако каждый раз, когда она оглядывалась, ничего подозрительного не было видно. Усмехнувшись своим страхам, она взглянула на подошедшую Тильду.

– Это то, что ты ищешь? – спросила та, держа в руке крошечный пучок едва распустившихся растений.

– Да. Они, возможно, еще не вполне распустились, но все-таки положи их в сумку. – Вдруг Саксан вздрогнула и воззрилась на маленькую рощицу прямо за спиной Тильды. – Это место мне не по душе, – пробормотала она.

Тильда обернулась, пожала плечами и сказала:

– Может быть, это ребенок делает тебя такой трусихой? Здесь никого нет. Я только что вышла из-за этих деревьев.

– Знаю, но мне здесь не нравится. Больше нет смысла собирать, нам лучше уехать. – Она взяла сестру за руку, подала сигнал Джону, стоявшему неподалеку, и пошла к лошадям. – Я хочу уехать отсюда, – бросила она стражнику.

– Вы что-нибудь видели, миледи? – спросил Джон, оглядываясь по сторонам.

– Нет, ничего. Возможно, я просто устала.

– У тебя какое-нибудь предчувствие? – прошептала Тильда.

– Я сказала тебе: мне здесь не нравится, – ответила Саксан очень тихо. – Я хочу поскорее вернуться домой. – Она внезапно остановилась. – Но не думаю, что мне это удастся.

Джон вскрикнул, когда стрела вонзилась ему в плечо. Он попытался вытащить ее, и в это время из леса выскочили несколько человек. Саксан, сразу узнав шотландцев, посмотрела туда, где находились пятеро рыцарей из Регенфорда, и увидела, что они сражаются с превосходящими их числом врагами. Саксан поискала глазами поляну, где стояла ее кобыла. К ней вела тропинка, и она бросилась было туда, но сразу поняла, что быстро бежать не может.

– Скорее, Тильда, беги к лошади! – крикнула она сестре, подталкивая ее вперед.