Кинси Милхоун (№10) - «К» – значит кара

– Один мой хороший приятель работал по этому делу вместе с лейтенантом Брауном, и он мне тогда многое рассказывал. Здесь эта история известна практически каждому. Очень многие из местных жителей вляпались в аферу с "КСЛ". И большинство потеряло все, до последней рубашки. Мне иногда кажется, что это мошенничество было просто классическим, прямо по учебнику. Моего приятеля перевели с тех пор в другое место, но если мы ничем не сможем помочь, тебе надо будет поговорить с Хэррисом Брауном.

– Я попыталась, но мне сказали, что он на пенсии.

– Это так, но я уверен, он рад будет помочь, чем сможет. А парню известно, что его отец может быть жив?

Я отрицательно покачала головой.

– Я только что встречалась с его матерью, и она еще ничего ему не говорила. Насколько понимаю, его же ведь только что вернули в Пердидо.

– Да. Мы в выходные послали пару помощников шерифа в Мехикали, и там нам его передали. Мы его перевезли сюда, в основную тюрьму. Вчера вечером оформили поступление.

– Я смогу с ним увидеться?

– Думаю, да, но только не сегодня. Сейчас у заключенных обед, а после этого Брайан должен будет пройти медицинский осмотр. Попробуй завтра утром или послезавтра, если, конечно, он сам не будет против.

– А как ему удалось бежать из Коннота?

Рикман поерзал в кресле и отвел глаза в сторону.

– Давай мы не будем этого обсуждать, – проговорил он. – Слово вылетит, и назавтра оно уже в газете, а потом заговорят все. Скажем так: заключенным удалось найти маленький изъян в системе охраны и воспользоваться им. Можешь мне поверить, больше такого не случится.

– Его будут судить уже как взрослого?

Томми Рикман потянулся, подняв руки над головой и несколько раз покряхтев.

– Об этом тебе надо спросить окружного прокурора, хотя лично мне бы очень хотелось, чтобы его судили именно так. Парень он хитрый и умеет изворачиваться. Мы считаем, что это именно он с самого начала разрабатывал план побега, но кто сейчас сможет это подтвердить? Двое других ребят мертвы, а состояние третьего критическое. Брайан станет выставлять себя невинной жертвой. Ты же знаешь, как это обычно бывает. Такие типы никогда не берут ответственность на себя. Мать уже наняла для него очень дорогого адвоката, привезла прямо из Лос-Анджелеса.

– Возможно, на те деньги, которые получила по страховке его отца, – заметила я. – Мне бы очень хотелось, чтобы Венделл Джаффе попробовал тут появиться. Правда, я не верю, что он пойдет на такой риск, но вот заодно и проверила бы свою интуицию.

– Могу сказать, с какими проблемами ты в таком случае наверняка столкнешься. Подобные процессы всегда привлекают к себе массу внимания, поэтому судебное разбирательство, вероятно, будет закрытым, а меры безопасности в зале суда очень жесткими. Ты же сама знаешь, как это делается. Адвокат парня начнет давить на эмоции и доказывать, что дело его клиента должно рассматриваться только судом для несовершеннолетних преступников. Будет настаивать на том, чтобы по этому вопросу вынес свое заключение инспектор по пробации. Станет требовать по куче справок и свидетельств в ответ на каждое представляемое суду доказательство. Устроит черт знает что, будет затягивать дело и настаивать, что пока не решен вопрос о подсудности, права его клиента должны защищаться в соответствии с теми нормами, что приняты в отношении несовершеннолетних.

– Мне, скорее всего, не дадут ознакомиться с его уголовным делом, – не столько спросила, сколько констатировала я. Разумеется, никто бы мне его не дал, это было совершенно очевидно. Однако иногда полицейский оказывается способен вас удивить.

Сержант Рикман поворошил волосы, потом снисходительно улыбнулся мне, как старший брат, потакающий прихотям младших.

– Мы бы этого, конечно, ни в коем случае не сделали, – мягко проговорил он. – Но попробуй расспросить газетчиков. Репортеры обычно могут раскопать тебе все, что хочешь. Не знаю, как они это делают, но свои возможности у них определенно есть. – Томми выпрямился в своем кресле. – Знаешь, я как раз собирался идти обедать. Если хочешь, присоединяйся, а?

Когда мы оба встали, я поняла, насколько он еще вырос с тех пор, когда видела его в последний раз (хотя уже и тогда он был больше шести футов ростом). Теперь он стал постоянно сутулиться и пригибать плечи, а голову держал все время наклоненной немного вбок, возможно, из-за того, чтобы не стукаться об эти дурацкие косяки всякий раз, когда проходишь в дверь. Я готова была заключить пари, что жена Томми не больше пяти футов ростом и всю жизнь лицезреет у себя перед носом лишь пряжку его пояса. А когда они танцуют, то со стороны, наверное, должно казаться, будто они занимаются неприличным делом.

– Если не возражаешь, я по дороге кое-что сделаю.

– Конечно, – ответила я.

Мы двинулись по лабиринту коридоров, соединявших различные отделы и управления, минуя по пути контрольные посты, напоминающие герметичные доки космического корабля. Каждый коридор просматривался телекамерами, так что сидевший на пульте дежурный мог постоянно наблюдать за нашими перемещениями. По мере того, как мы переходили из одной части здания в другую, менялись и запахи. Нас обдавало то кухней, то хлоркой, то запахом каких-то горящих химикалий – как будто подожгли пластиковый пакет с каустиком – то характерными запахами влажных одеял, мастики для пола, автомобильных шин. По пути сержант Рикман решил пару мелких административных дел, речь его при этом была обильно сдобрена канцелярским жаргоном. В технических отделах и службах здесь работало удивительно много женщин – самых разных возрастов и комплекций, почти все они были одеты в джинсы или брюки из синтетической ткани. Насколько я сумела заметить, атмосфера тут приятно отличалась духом товарищества. Пока мы шли по коридорам, из комнат непрестанно доносились телефонные звонки, а вокруг нас все время сновали люди.

Наконец мы с ним добрались до небольшого кафетерия для сотрудников. Меню для работников управления шерифа в тот день включало лазанью, горячие сандвичи с ветчиной и сыром, жареный картофель и кукурузу. На мой вкус, во всем этом маловато жиров и углеводов, но в общем есть можно. На отдельном прилавке, кроме того стояли миски из нержавеющей стали, с верхом наполненные порубленным салатом, ломтиками моркови и лука, кольцами зеленого перца. Из напитков апельсиновый сок, лимонад или молоко из картонных пакетов. Здесь же над подогреваемым прилавком, где стояли горячие блюда, было вывешено сегодняшнее меню для заключенных: суп из фасоли, горячие сандвичи с ветчиной и сыром, лазанья или бефстроганов, белый хлеб, жареный картофель и непременная кукуруза. В отличие от тюрьмы в Санта-Терезе, где столовая заключенных была организована наподобие кафетерия, тут пищу готовили сами заключенные, а потом грузили подносы с тарелками на подогреваемые тележки и развозили по камерам. Пока мы шли сюда, я видела, как три или четыре такие тележки вкатывали в грузовые лифты, чтобы доставить на третий и четвертый этажи, где располагались собственно тюремные помещения.

У Рикмана до сих пор сохранился аппетит ненасытного подростка. На моих глазах он поставил на свой поднос тарелку с куском лазаньи величиной с хороший кирпич, взял два горячих сандвича, в других его тарелках красовались целые горы жареного картофеля и кукурузы, потом он положил изрядную миску салата, полив его сверху хорошей порцией майонеза. В завершении добавил два пакета молока, с трудом втиснув их в еще остававшийся на подносе свободный уголок. Продвигаясь за ним в очереди, я поставила на свой пластмассовый поднос горячий сандвич и скромную горку жареного картофеля, хотя и чувствовала аппетит, какой уж никак не ожидала испытать в кафетерии, расположенном в подобном заведении. Отыскав в уголке свободный столик, мы разгрузили на него содержимое наших подносов.

– Ты уже работал тут, в Пердидо, когда Венделл образовал свою "КСЛ"? – спросила я.

– Само собой, – ответил Рикман. – Конечно, лично я никогда не вкладываю в предприятия такого рода. Отец всегда говорил мне, что куда безопаснее просто сунуть деньги в банку из-под кофе. Это у него еще со времен депрессии осталось, но вообще-то совет не так уж плох. По-моему, лучше, если новости насчет Джаффе не выйдут наружу. Я и то лично знаю пару помощников шерифа, которые крепко погорели на этом мошенничестве. И если Венделл здесь объявится, на него набросится целый отряд пострадавших полицейских.

– А в чем была суть его операции? – спросила я. – Пока мне не очень понятно, чего эти двое добивались.

Рикман выжал себе на картошку кетчупа и передал бутылку мне. Мы оба явно испытывали болезненную склонность к нездоровой и примитивной пище. Ел Томми очень быстро, не отвлекаясь, и горы еды на его тарелках убывали на глазах.

– Вся система основана и действует на доверии, – объяснял он. – Чеки, кредитные карточки, контракты любого рода, все. Те, кто занимается мошенничеством, не испытывают внутреннего морального долга выполнять взятые на себя обязательства. Какими бы надувательствами они ни занимались: от проявления простой финансовой безответственности, до обмана потребителя, намеренного мошенничества и преступной лжи. Подобные вещи происходят постоянно. С ними сталкиваются и банкиры, и торговцы недвижимостью, консультанты в этой области... в общем все, кто имеет дело с крупной наличностью. Спустя некоторое время такие люди уже не могут от этой наличности оторваться.

– Слишком большое искушение, – заметила я, вытирая руки бумажной салфеткой. Я даже не заметила, обо что испачкала их – о сандвич или о палочки жареного картофеля. На столь незатейливый вкус, как у меня, то и другое было превосходно.

– Дело не только в этом. Насколько я понимаю, люди такого рода гоняются не за одними деньгами. Они сами говорят, что деньги для них – лишь способ поквитаться с миром. Когда последишь за их операциями, очень быстро начинаешь понимать, что больше всего их интересует сам процесс игры. Так же, как и политиков. Главное – погоня за властью. А мы для них простые смертные – не более чем средство потешить свое "Я".

– Я удивлена, что жертвами мошенничества стали и люди, работающие в правоохранительных органах. Уж вы-то должны хорошо разбираться в подобных делишках. Ведь, наверное, каждый день с ними сталкиваетесь.

Томми покачал головой, дожевывая кусок сандвича.

– Каждый всегда надеется, что ему-то повезет. Наверное, ни один человек не способен устоять перед возможностью получить что-нибудь за просто так.

– Вчера вечером я говорила с бывшим партнером Джаффе, – сказала я. – Мне он показался каким-то скользким.

– Так оно и есть. Сейчас он снова занялся своими делишками, и что мы можем с ним сделать? Здесь у нас всем известно, что он отсидел в тюрьме. И едва только он вышел, люди опять готовы доверить ему свои деньги. Подобные дела очень трудно распутывать и доводить до суда, поскольку обманутые не хотят признаваться самим себе, что их облапошили. Жертвы становятся зависимы от того жулика, который их надувает. После того, как они вложили свои деньги в его начинание, им уже необходимо, чтобы этот мошенник добился успеха, иначе у них не останется надежды вернуть свои деньги. А тот, разумеется, всегда найдет достаточно объяснений, которые позволят ему оттягивать начало выплат, а в последнюю минуту удрать. В таких делах страшно трудно что-нибудь доказать. Во многих случаях наш окружной прокурор даже показаний пострадавших не может добиться.

– И как только умные люди могут попадать в такие истории, не понимаю.

– Если вспомнить очень далекое прошлое, то можно было предполагать, что с Венделлом случится нечто подобное. Он ведь окончил юридический факультет, но в коллегию адвокатов его таки не приняли.

– Вот как? Любопытно.

– Да, он попал в неприятность почти сразу же после окончания университета, а в результате отказался от попыток заняться свежей профессией. Знаешь, бывают такие люди: вроде бы и умный человек, и хорошо образованный, но есть у него какая-то пакостная черта в характере, которая рано или поздно обязательно вылезет наружу. Венделл как раз один из таких.

– А в какую он попал неприятность?

– Какая-то проститутка умерла под клиентом от чересчур грубого секса. Этим клиентом был Джаффе. Его обвинили в непреднамеренном убийстве, но виновным он себя не признал и отделался условным приговором. Конечно, дело замолчали, но все-таки оно было довольно грязное. С таким пятном в биографии путь в адвокатуру закрыт. Пердидо – город маленький.

– Ну, он мог уехать и в другое место.

– Видима, Джаффе так не считал.

– Все это как-то странно. На меня он не произвел впечатления человека, способного на насилие. И каким же образом он переключился с непредумышленных убийств на мошенничества?

– Венделл Джаффе – хитрюга. Он не из тех, кто первым делом покупает себе особняк с бассейном и теннисным кортом. Он купил симпатичный дом с тремя спальнями и участком в хорошем районе, где живут люди среднего класса. И он, и жена ездили только на американских машинах, причем самых простых и дешевых, и к тому же не новых. Его машине было шесть лет. Оба их сына учились в самых обычных школах. Первое, что вызывает подозрение в подобных жуликах, так это их слишком широкий образ жизни, но Венделл был не из таких. Одевались они с Даной в магазине, а не у портного. Редко ездили куда-нибудь отдыхать, не устраивали больших приемов. И конечно у тех, кто доверял ему свои деньги, создавалось впечатление – и он не упускал возможности всякий раз это подчеркнуть – будто он действительно все, до последнего цента вкладывал в дело.

– А в чем состояла суть мошенничества? Как им удалось изъять эти деньги?

– Я немножко покопался в этом деле, когда узнал, что ты собираешься зайти. И насколько я понял, ребята действовали очень прямолинейно. Они с Эккертом собрали около двухсот пятидесяти вкладчиков, причем некоторые внесли от двадцати пяти до пятидесяти тысяч. Сверх этого "КСЛ" еще получало с вкладчиков комиссионные и брало плату за услуги.

– Исходя из ожидаемой прибыли?

– Совершенно верно. Джаффе первым делом приобрел уже зарегистрированную компанию – там ничего не было, кроме названия и регистрации, – и переименовал ее в "КСЛ инвестментс".

– Какого рода компанию?

– Для трастовых операций с инвестициями. Потом он раструбил газетчикам, что купил некий комплекс за сто два миллиона долларов, а затем, через полгода, якобы, продал его за сто восемьдесят девять миллионов. На самом деле никакой подобной сделки не заключалось, но публике-то это было неизвестно. Каждому из вкладчиков Венделл вручал внешне впечатляющую, но никем не заверенную финансовую декларацию, в которой говорилось, что активы фирмы превышают двадцать пять миллионов долларов. Все остальное было уже делом техники. Они покупали какую-нибудь недвижимость и тут же перепродавали ее – но дороже – другой, своей же подставной компании, что позволяло показывать в отчетах прибыль.

– О Господи, – проговорила я.

– Типичнейшая "пирамида". Некоторые из тех, кто пришел к ним в числе первых, гребли деньги, как бандиты. До двадцати восьми процентов от первоначального вложения. Неудивительно, что многие из них впоследствии удваивали размеры своих вкладов, пока финансовый рай еще продолжался. А кто бы мог противостоять такому искушению? Джаффе производил впечатление человека честного, искреннего, знающего, работящего, консервативного. В нем не было ничего нарочитого, бьющего на внешний эффект. Платил тем, кто у него работал, хорошую зарплату, хорошо с ними обращался. Создал образ человека, живущего в счастливом браке, преданного семьянина. Казался немного трудоголиком, но время от времени брал отпуск, обычно пару недель в мае, в это время он каждый год отправлялся на рыбалку, и еще пару недель в августе, когда они уезжали куда-нибудь всей семьей.

– Я смотрю, ты здорово изучил это дело. А что насчет Карла? Какую он играл во всем этом роль?

– Венделл находился на виду. Карл делал все остальное. Задачей Венделла было выжать из людей деньги, и тут у него был просто талант, он умел сделать это с ненавязчивой, убийственной искренностью: знаешь, когда самому хочется достать бумажник и отдать человеку все, что у тебя есть. Они вдвоем с Карлом организовывали всевозможные синдикаты по операциям с недвижимостью. Вкладчикам говорили, что их деньги будут помещены на отдельный счет и пойдут исключительно на финансирование конкретного проекта. На самом же деле средства, предназначенные для различных проектов, смешивались, и деньги, которые должны были пойти на финансирование нового предприятия, использовались для ранее начатого.

– А потом приток новых вкладов прекратился.

Томми изобразил энергичный хлопок по столу и наставил на меня палец.

– Ты совершенно права. У "КСЛ" начались вдруг трудности с привлечением новых вкладчиков. Настал момент, когда Джаффе понял, что весь его карточный домик начинает разваливаться. Кроме того, насколько я слышал, он получил предупреждение о грозившей ему проверке со стороны налоговых органов. Вот тогда-то он и отправился на своей яхте. Знаешь, что я тебе скажу: этот тип обладал настоящим даром убеждения. Настолько сильным, что даже когда стало очевидным: вкладчики потеряли все, до последней рубашки, даже тогда многие все равно продолжали в него верить, убежденные, что исчезновению их денег есть какое-то иное объяснение. Именно поэтому Карлу Эккерту так крепко и досталось.

– А Карл сознавал, что он делает?

– Если хочешь знать мое мнение: да, сознавал. Он, правда, потом постоянно утверждал, что не имел ни малейшего представления о намерениях Венделла, но ведь технической-то стороной дела занимался сам Эккерт, так что он должен был понимать, что происходит. Черт побери, он просто не мог не понимать! Карл лишь прикидывался наивным и непонимающим просто потому, что некому было это оспорить.

– То есть вел себя точно так же, как сейчас Брайан, – вставила я.

Томми улыбнулся.

– В таких делах всегда хорошо, если сообщники умерли.

Когда я вышла на улицу и, лавируя между машинами, добралась до своей, поджидавшей меня в дальнем углу стоянки, было уже четверть второго. Миновав комплекс административных зданий, я свернула влево и поехала по направлению к шоссе сто один, ухитряясь у каждого светофора попадать на красный сигнал. Меня всегда удивляет и забавляет то, как при каждой такой остановке водители-женщины непременно используют несколько этих мгновений для того, чтобы взглянуть на себя в зеркало и проверить грим или поправить прическу. У очередного светофора я, повернув зеркало заднего вида, тоже решила бросить взгляд на свою копну. Я не сомневалась, что поначалу незначительный беспорядок у меня на голове теперь усилился.

Почти машинально я взглянула на остановившуюся позади машину. И тут меня словно пронзило электрическим током. За рулем сидела Рената Хафф, она слегка хмурилась, внимание ее было целиком поглощено разговором по телефону. В автомобиле она была одна, а сама машина не производила впечатления взятой напрокат, если, конечно, "Эйвис" и "Хертц" еще не перешли на использование для этой цели "ягуаров". Зажегся зеленый, и я тронулась. Рената двинулась следом, не отставая. Я ехала во втором, самом крайнем левом ряду, заранее перестроившись для поворота в южном направлении. Рената взяла вправо и резко прибавила скорость, обгоняя меня.

Я увидела, что у нее сзади замигал сигнал правого поворота. Я тоже перестроилась в правый ряд и поехала позади Ренаты, стараясь сообразить, что же она намеревается делать дальше. Впереди по правой стороне приближался торговый центр с расположенной около него обширной стоянкой. Рената свернула туда, но прежде чем я успела сделать то же самое, кто-то вклинился прямо перед моей машиной. Я резко затормозила, чтобы не ударить ему в багажник, и одновременно пыталась следить за тем, что происходит на стоянке. Заехав на нее, Рената свернула влево, а потом завернула на вторую линию, которая тянулась во всю длину стоянки. Теперь я отставала от Ренаты на целую минуту. Я газанула по параллельному проезду, подлетая на поперечных асфальтовых ребрах против лихачей, как горнолыжник на трамплинах. Я думала, что она где-нибудь припаркуется, но женщина продолжала ехать все дальше и дальше. Нас разделяли два ряда стоящих машин, но проскакивая мимо одного из просветов я заметила, что Рената по-прежнему висит на телефоне. Видимо, содержание разговора заставило ее изменить планы, и она решила не заходить в магазин. Мне было видно, как она наклонилась вправо, явно кладя трубку. Потом, доехав до противоположного выезда со стоянки, свернула влево и снова влилась в общий поток автомобилей. Я сделала то же самое, выскочив со стоянки сразу во второй ряд и отстав от Ренаты всего на две машины. Думаю, она меня не заметила. Да если бы и заметила, скорее всего не узнала бы. Слишком уж сильно нынешние обстоятельства отличались от тех, в которых она меня видела в последний раз.

Она повернула к выезду на шоссе сто один и сразу же прибавила скорость. Водитель шедшей передо мной машины стал притормаживать. "Давай, давай же!" – мысленно подгоняла я его. Но он был стар и очень осторожен и, готовясь повернуть вправо на заправочную станцию, забирал сейчас подальше влево. Пока я объезжала его и выбиралась на автостраду, "ягуар" Ренаты исчез в бесконечной массе идущих к северу машин. Вдобавок, она принадлежала к тому типу водителей, кто непрерывно перестраивается из ряда в ряд и с ходу протискивается в любое открывающееся "окно". Следующие двадцать пять миль я проехала, высматривая ее повсюду, но Рената пропала бесследно, словно растворилась. Я с опозданием сообразила, что не записала номер ее машины. Единственное, чем я теперь себя утешала, так это мыслью о том, что если Рената здесь, то и Венделл Джаффе, возможно, тоже где-нибудь неподалеку.

12

Вернувшись в Санта-Терезу, я отправилась прямо к себе в контору и там, достав свою портативную "смит-корону", отпечатала результаты наблюдений и встреч за последние два дня, указав имена, адреса и всевозможные нужные мелочи. Потом подсчитала время, которое у меня на все это ушло, а также количество накрученных миль и затраченного бензина. Возможно, в конечном счете я просто стану брать с "КФ" по пятьдесят долларов в час, но я хотела иметь наготове детальные расчеты на случай, если Гордон Титус решит показать свой норов и продемонстрировать, что в своей фирме он хозяин. В глубине души я отдавала себе отчет, что эта внезапно снизошедшая на меня увлеченность канцелярской работой – не более чем тонкая ширма, попытка скрыть от самой себя нараставшее во мне возбуждение. Венделл должен был быть где-то поблизости. Но где, чем он занимается и каким образом можно будет заставить его обнаружить себя? Хотя случайная встреча с Ренатой сильно подкрепила мои предчувствия... если, конечно, Венделл и Рената не разъехались в разные стороны и не действуют сейчас каждый сам по себе, что казалось мне маловероятным. Повинуясь какому-то внезапному порыву, я проверила местный телефонный справочник, но людей с фамилией Хафф в нем не значилось. Возможно, она тоже жила под вымышленным именем, как и Венделл. Сейчас я готова была бы отдать почти что угодно только за то, чтобы хоть краем глаза увидеть этого человека, но возможность обнаружить его начинала казаться мне не большей, чем вероятность встретиться с НЛО.

Обычно на подобной стадии расследования я склонна поддаваться нетерпению. У меня всегда возникает одно и то же ощущение: будто рано или поздно, но все завершится моим полным провалом. Правда, пока что я ни в одном деле не допустила какой-либо серьезной промашки. Мне не всегда удавалось добиться именно того, что составляло конечную цель в начале следствия; но и ни разу не случалось так, чтобы я не довела дело до какого-то разрешения. Самая большая сложность в профессии частного детектива заключается в отсутствии каких бы то ни было правил игры. Нет ни установленных процедур, ни служебных инструкций и наставлений, ни обязательного порядка проведения расследований. Каждое новое дело отличается от предыдущих, и каждый частный детектив действует в конечном счете в соответствии с собственным воображением и на свой страх и риск. Если просто собираешь о ком-то информацию, то достаточно поговорить с людьми, выяснить основные дела и поступки человека, его звания и титулы, даты рождения и смерти, свадеб и разводов, собрать сведения о его банковском счете, послужном списке и наличии судимостей. Любой мало-мальски компетентный детектив очень быстро приобретает умение идти по тому отмеченному хлебными крошками следу, который оставляет за собой в виде шлейфа всяких бумажек любой частный гражданин, пробивающийся сквозь дебри бюрократического леса. Но успех в розыске пропавшего человека целиком и полностью зависит от изобретательности самого детектива, его целеустремленности и просто от обыкновенного везения. Многое здесь определяется и теми контактами, которые удается установить с разными людьми, и надо уметь хорошо разбираться в человеческой натуре, раз уж занимаешься такой работой. Я сидела и обдумывала все то, что мне удалось выяснить. В общем-то узнала я очень немного, и не было ощущения, что мне удалось хоть насколько-нибудь приблизиться к Венделлу Джаффе. Я принялась переносить свои записи на карточки. Если все мои попытки потерпят неудачу, перетасую эти карточки и утешу себя пасьянсом.

Когда я еще раз взглянула на часы, было уже четыре тридцать пять. По вторникам с пяти до семи вечера мы занимались испанским языком. Вообще-то у меня было в запасе еще пятнадцать минут, но все свои канцелярские дела я уже переделала, а придумать себе новое занятие не хватало фантазии. Поэтому я сложила карточки в папку, убрала ее в шкаф и заперла его. Потом заперла за собой кабинет, вышла через боковую дверь и спустилась вниз. Оказавшись на улице, простояла на углу не меньше минуты, вспоминая, где оставила свою машину. Наконец вспомнила и только было тронулась с места, как услышала голос Элисон, окликавшей меня из офиса:

– Кинси!

Прикрыв рукой глаза от солнца, я посмотрела вверх.

Элисон стояла на балкончике третьего этажа, что примыкал к кабинету Джона Ивса. Ее светлые волосы свешивались через перила вниз.

– Лейтенант Уайтсайд звонит. Вернешься или мне записать, что он скажет?

– Запиши, если тебе не трудно, или пусть он позвонит мне домой и наговорит на автоответчик. Сейчас иду на занятия, но после половины восьмого буду дома. Если он хочет, чтобы я перезвонила, попроси его оставить номер.

Элисон кивнула, помахала рукой и скрылась.

Отыскав машину, я поехала на курсы для взрослых, находившиеся в двух милях от моей работы. Почти сразу же вслед за мной на стоянку около курсов зарулила и Вера Липтон. Она свернула в самую первую линию, справа от въезда на стоянку: там почти половина мест была свободна. Я же повернула влево и припарковалась на второй линии, поближе к зданию курсов. Обе мы проверяли разные теории относительно того, как можно быстрее выбраться со стоянки после окончания занятий. Народу на курсах занималось много, почти все классы переполнены, поэтому после занятий со стоянки одновременно выезжали сто пятьдесят-двести машин.

Прихватив блокнот, рабочие тетради и учебник "Пятьсот один испанский глагол", я заперла машину и быстро пересекла площадку, стараясь перехватить по пути Веру. Мы познакомились с ней еще тогда, когда я периодически выполняла отдельные расследования по заказам "Калифорния фиделити", а она работала там в отделе жалоб и рекламаций. Позднее Вера стала руководителем этого отдела. Наверное, ее можно было считать самой близкой подругой, хотя я и не очень представляю себе, что за отношения могут стоять за этими словами. Сейчас, когда мы уже не работали рядом друг с другом, наши встречи стали носить нерегулярный, по большей части случайный характер. Занятия языком привлекли нас еще и потому, что давали нам обеим возможность лишний раз встретиться. В перерыве мы, обычно в телеграфном стиле, обменивались друг с другом самыми последними новостями. Иногда после занятий Вера приглашала меня к себе поужинать, и тогда мы засиживались, болтая и хохоча, далеко за полночь. Прожив тридцать семь лет как убежденная холостячка, Вера в конце концов вышла замуж за Нейла Хесса, частнопрактикующего врача, которого за год до этого она тщетно пыталась женить на мне. Больше всего меня тогда забавляло то, что Вера (я ни на секунду не сомневалась) была влюблена в этого врача по уши. Сама же она постоянно твердила, дескать, считает его неподходящим для себя партнером по причинам, которые лично мне казались совершенно надуманными. В частности, ей очень досаждало то обстоятельство, что она была почти на шесть дюймов выше Нейла. Но в конечном счете любовь взяла свое. А, может быть, Нейл подрос.

Сейчас они были женаты уже девять месяцев – с прошлого Хэллоуина[14], – и Вера выглядела как никогда хорошо. Начать с того, что она вообще заметная девушка: ростом примерно пять футов десять дюймов и весом около ста сорока фунтов, при довольно внушительных пропорциях, стесняться которых ей никогда не приходилось. Мужчинам она всегда представлялась почти богиней, и всюду, где бы она ни появлялась, с ней кто-нибудь заговаривал, пытаясь познакомиться. Сейчас они с Нейлом много занимались на свежем воздухе – бегали, играли в теннис – и она сбросила фунтов пятнадцать. Длинные, до плеч волосы, которые она раньше красила в рыжий цвет, постепенно восстановили свой естественный светло-каштановый оттенок. Одевается она по-прежнему как пилот-инструктор: в спортивного покроя костюмы с квадратными плечами, носит затемненные очки, наподобие авиационных, а иногда и обувь на «шпильках», правда, сегодня она была в сапогах.

Заметив меня, Вера вздернула очки наверх, так что они легли у нее на голове, словно тиара, и весело помахала мне рукой.

–Hola! – жизнерадостно приветствовала она меня по-испански.

Пока что это было единственное прочно усвоенное нами испанское слово, и мы старались пользоваться им в разговорах друг с другом как можно чаще. Мужчина, подстригавший живую изгородь вокруг стоянки, оторвался от своей работы и выжидающе посмотрел на Веру, возможно подумав, что она обращается к нему.

– Hola! – ответила я. – Donde estan los gatos? – Эти неуловимые черные кошки по-прежнему не давали нам покоя.