Дорсай (№11) - Абсолютная Энциклопедия. Том 2

– Кажется, она еще не вернулась, – заметил Алеф, когда они оказались у дома. – Она специально оставила приоткрытой дверь кухни, чтобы показать, что обязательно вернется.

Нагнетатели скиммера заглохли, и он с тихим шипением опустился на траву возле полуоткрытой двери.

– Вы не будете возражать, если я оставлю вас здесь? – Алеф обеспокоенно взглянул на Хэла. – Я понимаю, что это не слишком-то вежливо, но я обещал тетушке, что вернусь домой к ужину. Аманда должна загнать своих мустангов еще до захода солнца, поэтому она появится с минуты на минуту; но если я останусь с вами, то обязательно опоздаю. Вы можете войти в дом и ждать там.

– Спасибо. – Хэл вылез из скиммера. – Я, пожалуй, просто постою здесь и полюбуюсь на закат. Ты можешь возвращаться. Спасибо за помощь.

– О, ничего особенного. Был очень рад познакомиться с вами, Хэл Мэйн.

– Взаимно, Алеф Тормай.

Алеф включил нагнетатели, скиммер развернулся и заскользил вниз. Хэл провожал его взглядом до тех пор, пока скиммер не исчез в лощине, затем повернулся и посмотрел на солнце.

Красный диск уже коснулся горных вершин. На какой-то момент этот яркий цвет вызвал в его памяти другой закат с красной световой дорожкой, пересекающей поверхность озера, в поместье, где он вырос; тот памятный вечер, когда он мчался в каноэ наперегонки с бегущей по воде тенью к берегу, на котором его ждали Уолтер и Малахия Хэл невольно вздрогнул. В этом дорсайском пейзаже было нечто необычайное: стоило лишь подумать о чем-то или что-то почувствовать, как эти мысли и чувства целиком захватывали тебя всего. Он еще раз оглядел границы небольшого плато, приютившего дом Морганов со всеми хозяйственными постройками. Если эта Аманда и самом деле предполагала быть дома до темноты, то ей пора бы уже вернуться.

Не прошло и нескольких секунд, как до его ушей донеслось отдаленное гиканье, сопровождаемое все усиливающимся топотом копыт и треском ломающихся кустов; и вот из-за края лощины показалась первая группа лошадей, сбоку от которой скакал всадник в голубой шапочке; обогнав лошадей, он повел их в сторону загона и стоящего неподалеку Хэла.

К этому моменту на плато уже было десятка полтора лошадей, погоняемых двумя другими всадниками, на вид не старше Алефа. В это время первый всадник уже подскакал к загону и, бросив мимолетный взгляд на Хэла, начал открывать ворота.

«Это, – подумал Хэл, – видимо, и есть та самая Аманда Морган, хотя выглядит она не намного старше, чем ее помощники.» Девушка тем временем широко распахнула створки ворот. Двое других всадников уже подгоняли табун к загону. Одна серая лошадь с белой отметиной на морде вдруг заартачилась в воротах, развернулась и помчалась прямо в сторону стоящего возле дома Хэла. Хэл бросился вперед, крича и размахивая руками. Серая остановилась, попятилась и подалась в сторону, но тут ей путь преградил один из юных наездников, который снова отогнал ее к загону.

Наконец все лошади оказались за загородкой. К тому времени, как ворота загона были снова закрыты и крепко заперты, верхний край солнечного диска уже скрылся за вершинами гор. На усадьбу вдруг опустилась тень, и повеяло холодом.

Аманда Морган сказала что-то своим юным помощникам; они развернули своих лошадей и легким галопом направились в ту сторону, откуда появились.

Хэл, как зачарованный, следил, пока они не скрылись из виду. Затем повернулся и увидел прямо перед собой Аманду. Наконец ему удалось как следует разглядеть ее. При стройной фигуре у нее были довольно широкие плечи; она была одета в выгоревшие на солнце брюки для верховой езды, толстую рубашку в черно-белую клетку, кожаную куртку и голубую шапочку с широким козырьком, натянутую до самых бровей.

Аманда сняла шапочку, и Хэл обратил внимание, что ее светло-соломенные волосы, едва достающие до плеч, гармонируют с тонкими чертами лица.

– Я – Аманда Морган, – сказала она, улыбаясь. – А кто вы и когда вы сюда приехали?

– Только что, – медленно ответил он, потрясенный ее красотой. – Меня подбросил сюда на скиммере мальчик по имени Алеф Тормай из городской мэрии. Ах да, меня зовут Хэл Мэйн.

– Очень приятно, – кивнула она. – Я понимаю, у вас ко мне дело?

– О да…

– Неважно, – сказала она. – Мы поговорим об этом позже. Сначала я поставлю Барни в стойло. А вы проходите в гостиную и располагайтесь как дома. Я присоединюсь к вам минут через двадцать.

– Я… спасибо, – смущенно произнес он. – Хорошо, сейчас.

Он повернулся к двери, а Аманда, взяв лошадь под уздцы, повела ее к конюшне, черной тенью выделяющейся на вечернем небе.

Войдя в дом, Хэл почувствовал, что здесь заметно теплее, чем снаружи, где воздух уже начал остывать. Свет под потолком включился автоматически, и он увидел, что находится в большой кухне. Свернув влево, он оказался в коротком коридоре; на стене висела большая картина, изображающая девушку, которую он только что встретил… Хотя нет, поправил он себя, присмотревшись к портрету повнимательнее, этой, на картине, по меньшей мере за двадцать, хотя она так похожа на Аманду Морган, как будто они родные сестры, если даже не близнецы. Он вошел в другую комнату, обставленную широкими диванами и глубокими мягкими креслами; вся мебель выглядела очень солидно, никаких плавающих штучек.

Слева от входа находился огромный камин, каминная доска которого была вся уставлена разнообразными маленькими вещицами, главным образом всевозможными поделками, начиная с явно детских творений вроде соломенной раскрашенной куклы в длинной юбке и кончая головой лошади с изящно выгнутой шеей, вырезанной из мягкого красноватого камня. Фигурка выглядела поразительно реалистично. Она напомнила Хэлу резные фигурки эскимосов – их он видел на Земле в денверском музее – обкатанные волнами камни, искусным прикосновением резчика превращенные то в тюленя, то в спящего человека. Та же творческая магия чувствовалась и здесь; даже шероховатая поверхность красноватого камня вызывала ассоциации с бурой мастью лошади.

Усаживаясь в одно из удобных мягких кресел, он почувствовал в этой комнате что-то неуловимо родное, впервые с тех пор, как он покинул дом на Земле, в котором вырос. И не только потому, что здесь не было никаких реалий современного быта. Их он не встретил и в крестьянских домах на Гармонии. В этом доме сохранялся дух старины, как будто строители по просьбе первых хозяев вмуровали его в стены. Этот же дух в какой-то степени ощущался также и в Форали-Тауне; похоже, он вообще был присущ всему Дорсаю, но здесь его отличала особая утонченность – как теплый блеск дорогого дерева, за которым заботливо ухаживали многие годы.

Что бы то ни было, но все это, так же как и сам Форали-Таун, согревало его душу, как тепло очага хорошо знакомого дома, в который вернулся после долгого отсутствия. Настроение Хэла улучшилось, и, сидя в кресле, он полностью отдался потоку счастливых воспоминаний из той поры, когда в его жизни еще не было Блейза.

Хэл настолько погрузился в них, что не заметил, как в комнату вошла Аманда. В руках она держала поднос с чашками, стаканами, кофейником и графином, который затем поставила на приземистый квадратный столик, стоящий как раз перед креслом, где расположился Хэл.

– Кофе, виски? – предложила девушка, усаживаясь в кресло напротив него.

Хэл подумал, что у него нет ни малейшего желания привыкать еще к одному сорту кофе.

– Виски, – кивнул он.

– Это дорсайское виски, – предупредила Аманда.

– Я уже пробовал его, – ответил он. – Малахия, один из моих воспитателей, как-то раз, когда мне было одиннадцать, угостил меня на Рождество.

Аманда удивленно подняла брови.

– Его полное имя – Малахия Насуно, – добавил Хэл.

– Это дорсайское имя, – сказала Аманда, наливая темный напиток в толстостенный низкий стакан, затем протянула его Хэлу. Под ее пристальным, изучающим взглядом юноша невольно втянул голову в плечи. Этот взгляд напомнил ему Алефа Тормая, когда они впервые встретились в мэрии. Наконец она оторвала от него взгляд, наклонила голову и налила себе кофе.

– У меня было трое воспитателей, – произнес Хэл, как бы обращаясь сам к себе. Он отхлебнул виски, и его резкий обжигающий вкус вызвал новый прилив воспоминаний. – Они же являлись и моими опекунами. Я – сирота, и они вырастили меня. Это было на Земле.

– На Земле… так вот откуда ты знаешь, как обращаться с лошадьми. Это… и то, что твоим воспитателем был дорсаец, многое объясняет. – Аманда снова подняла голову. Только сейчас Хэл заметил, какого цвета у нее глаза. При искусственном освещении они казались синевато-зелеными, как прозрачная морская вода. – Сначала я приняла тебя за одного из нас.

– С момента моего появления в Омалу уже несколько человек сделали ту же самую ошибку, – сказал Хэл. Он заметил вопрос в ее глазах. – Я прибыл туда с Мары несколько часов назад.

– Понимаю. – Она откинулась на спинку кресла, не выпуская из руки чашечку с кофе; в сгущающемся за окном сумраке ее глаза казались еще темнее. – Чем я могу быть тебе полезна, Хэл Мэйн?

– Я хотел увидеть Форали, – ответил он. – Алеф сказал мне, что никого из Гримов нет дома, а вы их ближайшая соседка и, может быть, вы позволите мне осмотреть усадьбу.

– Гримхаус сейчас закрыт, хотя я, разумеется, могу тебя туда впустить, – объяснила Аманда. – Но ты ведь не собираешься отправляться туда ночью? К тому же днем ты сможешь увидеть гораздо больше.

– Тогда завтра?

– Завтра обязательно, – пообещала она. – Мне, правда, нужно будет еще кое-что сделать, но ведь я могу оставить тебя там и потом забрать на обратном пути.

– Очень любезно с вашей стороны. – Хэл допил виски, сделал глубокий выдох, мгновение подождал, пока восстановится голос, затем поднялся на ноги. – Меня сюда привез Алеф, но ему нужно было вернуться к ужину домой. Не хотелось бы обременять вас лишними проблемами, но не знаете ли вы, кого я мог бы попросить отвезти меня назад в Форали-Таун?

Девушка улыбнулась:

– Зачем?

– Я же сказал, назад в город, – несколько натянуто повторил он. – Мне надо где-то устроиться на ночь.

– Сядь, – велела Аманда. – В Омалу есть одна-две гостиницы, но здесь ничего подобного мы не держим. В городе ты мог бы остановиться у Тормаев или стать гостем какой-нибудь другой семьи. Но поскольку ты здесь, то будешь моим гостем. Разве Малахия Насуно не рассказывал о дорсайских обычаях?

Хэл посмотрел на нее. Она все еще улыбалась. Он вдруг подумал, что, пока они говорили, его первое впечатление о ней как о молодой женщине, едва достигшей возраста зрелости, в корне изменилось. Ему впервые пришло в голову, что Аманда, возможно, значительно старше его.

Глава 42

Хэл сидел за столом в большой кухне усадьбы Фал Морган, ожидая, пока Аманда приготовит обед. Это была квадратная, с высоким потолком комната, стены которой были обшиты когда-то светлыми, а теперь приобретшими медовый цвет деревянными панелями; в них отражался свет ламп, яркость которых, похоже, усиливалась по мере того, как за окном сгущались сумерки. В комнате было две двери: одна вела в коридор, по которому он попал в гостиную, а другая – в столовую. Хотя сейчас она была не освещена, Хэлу все же удалось разглядеть в ее полумраке темные панели стен, стулья с высокими прямыми спинками и часть длинного стола. Оборудование кухни – плиты для приготовления пищи, шкафы для хранения продуктов и висящий высоко на стене экран видеотелефона – было современное, последнее слово техники. Что касается мебели, то ее отличали и незамысловатость и простота.

– Конечно, я могла бы что-нибудь поручить тебе, – сказала ему Аманда, как только они переступили порог кухни, – но не вижу в этом смысла. Здесь ты мне не помощник, все это я сделаю гораздо лучше и быстрее. Так что сядь где-нибудь в сторонке, и, пока я буду заниматься обедом, мы с тобой просто поболтаем. Еще виски?

– Спасибо, – поблагодарил он. Сидеть за столом со стаканом в руке – какое ни есть, но все же занятие, и это хоть как-то оправдывало его бездеятельность, в то время как хозяйка занималась обедом.

Хэл боялся, что будет чувствовать себя неловко в роли этакого бездельника, но естественное очарование самого дома, тепло кухни и размеренность движений Аманды заставили его забыть об этом. Лишь на какую-то долю секунды без видимой причины, вот так, просто наблюдая за ней, он вдруг необычайно остро ощутил свое одиночество, ставшее за эти последние четыре года его неизменным спутником. Затем и эта мысль ушла в сторону; он просто сидел, потягивая темное крепкое виски, окутанный блаженством выпавшего на его долю комфорта.

– Ты что хочешь, баранину или рыбу? – поинтересовалась Аманда. – Это все, что у меня сейчас есть.

– Безразлично, – ответил он. – Я мало ем.

Странно, но после пребывания в тюремной камере на Гармонии свойственный ему когда-то чрезмерный аппетит куда-то исчез. Во время перелета с Гармонии на Мару он ел только тогда, когда пищу почти насильно впихивали ему в рот; на Маре это безразличие к еде также не прошло. Не то чтобы блюда ему не нравились – просто он перестал чувствовать как голод, так и аппетит. Он вспоминал о еде, когда пребывал без нее достаточно долго, но и тогда ему вполне хватало лишь утолить первое чувство голода.

– Понятно, – задумавшись на мгновение, сказала она и направилась к шкафу. – В таком случае почему бы нам не попробовать и того и другого? А потом ты мне скажешь, что тебе понравилось больше.

Хэл наблюдал за тем, как она готовит. Ему показалось, что дорсайская кулинария чем-то напоминает квакерскую. И тут и там берут немного мяса и долго готовят его, добавляя кучу овощей. А вот с рыбой поступают гораздо проще и быстрей.

– Ну а теперь скажи мне, зачем тебе понадобился Форали? – через некоторое время спросила Аманда.

В памяти непроизвольно возникла картина похорон. Он тут же отогнал ее, даже не пытаясь осмыслить увиденное.

– Я тебе уже говорил о своем воспитателе Малахии, – ответил он, – он много рассказывал мне об усадьбе, о Донале и других Гримах.

– И ты решил взглянуть на все своими глазами?

В ее словах явно слышался другой вопрос.

– Мне все равно нужно было на Дорсай. – На мгновение у Хэла появилось желание рассказать ей все без утайки, но он тут же подавил его. – Когда я прилетел сюда, то понял, что не готов сразу же приступить к делам. Поэтому я решил сначала на денек-другой съездить сюда.

– И все из-за историй, рассказанных тебе Малахией Насуно?

– Когда ты молод, истории значат многое, – пожал плечами Хэл.

Аманда села за стол напротив него, положив перед собой разделочную доску, и принялась резать что-то похожее на зеленый перец. Он поймал на себе ее взгляд, брошенный через стол. В теплом отраженном свете янтарных панелей ее глаза блеснули, словно солнечный лучик на поверхности бирюзовой воды.

– Я знаю, – отозвалась она.

Они сидели молча; блестящее лезвие ножа, нарезающего овощи, мелькало вверх и вниз.

– А что именно ты хочешь там посмотреть? – спросила она его немного погодя, собрав в миску нашинкованные овощи и поднявшись из-за стола, чтобы отнести их на другой конец кухни.

– Думаю, главным образом дом, – ответил он, обращаясь к ее худенькой прямой спине и улыбаясь про себя. – Я так много слышал о нем, что, думаю, смогу ориентироваться там с закрытыми глазами.

Аманда обернулась к нему.

– Завтра я собиралась навестить одну из своих сестер. Я дам тебе лошадь – ведь ты же умеешь ездить верхом, судя по тому, что я видела сегодня утром;

Он кивнул.

– Мы доедем до Гримхауса, там я оставлю тебя, съезжу по своим делам и затем вернусь. И тогда, если захочешь, мы побродим с тобой по дому и усадьбе вдвоем.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Очень любезно с твоей стороны.

Совершенно неожиданно она широко улыбнулась:

– Добрососедские отношения не требуют благодарности.

– Малахия рассказывал мне о добрососедстве на Дорсае. – Хэл улыбнулся в ответ. – Но с тех пор как я здесь, ни у кого не было времени рассказать мне об этом подробнее.

– Один из способов выжить на этой планете – сохранять добрые отношения с соседями, – рассудительно заметила Аманда. – И мы, Морганы, исповедуем этот принцип еще со времен Аманды Первой, то есть до того, как был построен Гримхаус.

– Аманды Первой? – повторил он за ней.

– Аманда Морган Первая, утвердившая наше имя здесь, на Дорсае, почти двести пятьдесят стандартных лет тому назад и первая хозяйка усадьбы фал Морган. Это ее портрет ты видел на стене.

– Неужели?

Он смотрел на нее с изумлением.

– И сколько же всего было Аманд?

– Три, – ответила она.

– Только три?

Она рассмеялась:

– Аманда Первая очень боялась, что ее имя достанется кому-нибудь, кто окажется недостоин этого имени – она была с характером. До меня ни одна девочка в семье не носила имени Аманда.

– Но ты же сказала, что их было трое. Если ты вторая…

– Я – третья. Аманду Вторую, сестру моей прапрабабушки, на самом деле звали Элейн. Но когда она немного подросла, все стали называть ее Амандой, потому что она была очень похожа на Аманду Первую. Она умерла четыре года назад. Она росла вместе с Кейси и Яном, дядьями-близнецами Донала. Они оба были влюблены в нее.

– И кто же удостоился чести стать ее мужем?

Аманда отрицательно покачала головой.

– Никто. Кейси погиб на Сент-Мари. Ян женился на Лии; это его дети продолжают род Гримов, поскольку Кейси умер, так и не создав семьи, а у Донала и его брата Мора не было детей. Но когда его сыновья выросли, а Лия умерла – ей было шестьдесят, – Ян почти все время проводил здесь, в Фал Моргане. Я тогда была очень маленькой, думала, что он просто один из Морганов. Он умер четырнадцать лет назад.

– Четырнадцать лет назад? – повторил Хэл. – Он прожил долгую жизнь. Сколько же лет было Аманде Второй, когда она умерла?

– Сто шесть лет. – Аманда поставила на плиту последнее блюдо. Затем, налив себе чашку чая, снова вернулась к столу. – Мы живем долго, мы, Морганы. Она была главным специалистом на Дорсае по составлению контрактов.

– Контрактов? – спросил Хэл.

– Контрактов, заключаемых с представителями любого другого мира, кто желает нанять дорсайцев, – пояснила Аманда. – Наши семьи и отдельные граждане всегда заключали контракты как с правительством, так и с частными лицами других миров; но так как документы все больше и больше усложнялись, возникла необходимость в специалисте, способном проверить любой контракт.

– А кто на Дорсае сейчас главный эксперт по контрактам?

– Я, – сказала Аманда.

– О-о. – Хэл с удивлением уставился на нее.

– Мы, Морганы, не только долго живем, но и молодо выглядим, – улыбнулась Аманда. – Я не так молода, как кажется. Я начала читать контракты, когда мне было четыре года. Понимать же, что в них написано, несколькими годами позже. Аманда Вторая настояла, чтобы мои родители назвали свою старшую дочь Амандой. Она забрала меня к себе почти сразу же после моего рождения. В какой-то мере я была скорее ее дочерью, чем их.

– А если бы она не потребовала, дали бы они тебе такое имя?

Аманда снова широко улыбнулась:

– Ни один человек в этой семье не осмелится дать своему ребенку это имя только по собственному желанию.

Зазвонил таймер. Аманда встала и направилась к плите.

– Все готово, – сообщила она.

Хэл тоже поднялся, намереваясь перейти в столовую.

– Нет. – Аманда обернулась, услышав звук отодвигаемого стула. – Так как нас всего двое, мы будем есть здесь. Садись. Сейчас я все принесу.

Он с радостью вернулся на место. В этот момент кухня для него была более привлекательной, чем полутемная комната с длиннющим столом, за которым могла уместиться дюжина человек, если не больше.

– Ничего себе стол там, в столовой, – сказал он.

– Ты еще не видел стол в Гримхаусе. – Аманда принесла тарелки, расставила их на столе и села сама. – Так как тебе незнакома эта еда, я положу тебе сначала немного, просто попробовать. Ешь лишь то, что понравится, и потом скажи, что ты о ней думаешь. Ну а что касается длины стола, то при рассмотрении контракта иногда даже такого стола бывает мало.

Она передала ему наполненную тарелку и стала накладывать себе со стоящих на столе блюд.

– Тебе что-то непонятно? – Аманда внимательно посмотрела на него.

– Для оценки контракта нужно место? – недоуменно спросил Хэл.

– Место нужно для работы, – ответила она. – Чтобы составить большой военный контракт, необходимо не меньше недели, а то и больше; и тогда у всех время расписано по часам. Попробуй с рыбой вон тот красный соус.

Хэл послушно взял себе соуса.

– Предположим, – начала она, положив локти на стол, – что местные власти на Сете обратились к кому-нибудь вроде Донала Грима с просьбой взять под военный контроль некую спорную в данный момент территорию и охранять ее, пока идут переговоры между правительством Сеты и другими претендентами относительно ее принадлежности. Этот человек прежде должен сесть и составить общий план того, как выполнить эту задачу и что ему для этого потребуется – войска, транспорт, жилье, оружие, медицинское обеспечение, снабжение… и тому подобное.

Хэл кивнул:

– Понимаю.

– Уверен? Итак, сделав собственные общие предварительные расчеты, он приглашает других людей со всей планеты, иногда даже целые семьи, с которыми он работал раньше и остался ими доволен. Его интересует, хотели бы они принять участие в работе над контрактом. Те, кто соглашается, приезжают в Форали, садятся вместе, знакомятся с предварительным планом и разбивают его на несколько составных частей. На Дорсае каждый офицер – специалист в какой-либо конкретной области. Например, мы, Морганы, обычно служим полевыми командирами в пехоте. Один или несколько человек из нашей семьи получат ту часть плана Донала, которая касается боевых операций пехоты. Затем они должны будут представить Доналу свои соображения о том, сколько потребуется усилий и средств, чтобы успешно выполнить поставленные перед ними задачи. В это время другие специалисты должны будут работать над другими частями плана… В конечном счете все сведется воедино, и Донал получит конкретные цифры – во что обойдется ему выполнение контракта.

– Все не так-то просто, – покачал головой Хэл.

– На самом деле все гораздо сложнее, чем это прозвучало в моем изложении, – сказала Аманда. – Дело в том, что весь этот процесс, который я тебе здесь описала, должен быть пройден по меньшей мере дважды. Первоначальные цифры нужны лишь только для того, чтобы было от чего оттолкнуться. Ну а затем, как только будет определена конкурентная стоимость, они сядут и начнут заново пересматривать все позиции контракта с учетом неортодоксальных путей их решения, срезая затраты, которые сами только что определили, или ища другие пути, которые дадут им возможность быстрее решить поставленную задачу, пока в конце концов не получат цифру, которая позволит им не только одолеть любого конкурента, но и получить прибыль, покрывающую затраты на выполнение этого контракта.

– Понятно, – кивнул Хэл, – и все это делается за обеденным столом?

– На девяносто процентов, – ответила Аманда. – Стол почти до потолка завален картами, схемами, набросками, макетами, оборудованием, справками… Кроме того, стол – это место, где собирается вся семья и принимаются все важные для семьи решения. Но хватит уже разговоров о столе. Что тебе больше всего понравилось? Рыба или баранина?

– Не могу сказать. И то и другое, – с трудом ответил Хэл с набитым ртом.

– Хорошо, – улыбнулась Аманда. – Тогда просто накладывай себе сам.

– Спасибо. Ты действительно замечательная повариха.

– В доме, полном народа, который надо ежедневно кормить, любой научится хорошо готовить.

– Возможно… – Хэл на секунду вспомнил свое одинокое детство. – Ты сказала, Морганы жили здесь еще до того, как тут появились Гримы? Как Морганы оказались на Дорсае?

– Это все Аманда Первая. Она прибыла сюда с Земли, когда Новые миры еще только заселялись.

– И что заставило ее выбрать Дорсай?

– Муж Аманды умер вскоре после свадьбы. Его родители были богаты и обладали властью; используя все доступные им средства, они отобрали у нее ее маленького сына. Аманда сумела выкрасть его и покинула Землю, с тем чтобы они не могли сделать это снова. Она эмигрировала на Ньютон и вышла там замуж во второй раз. Когда умер ее второй муж, Джимми, ее сын, был уже подростком. Оставшись вдвоем, они решили приехать на Дорсай. Они оказались среди первых поселенцев на этой планете – и первыми в этом месте.

Хэл ел и слушал, только изредка задавая вопросы. Жестокое время и жестокий мир постепенно сформировали народ, для которого честь и отвага были столь же необходимым средством для их выживания, как плуг и насос для поселенцев на других планетах. И вот наконец более века тому назад о дорсайцах заговорили как о воинах, которым, если они воюют сообща, не могут противостоять никакие объединенные военные силы других миров.

«Это уж явное преувеличение, – думал Хэл, слушая Аманду. – Никто не может устоять перед подавляющей численностью и мощью; и дорсайцы тоже не смогут выиграть или даже достаточно долго сопротивляться, если против них объединятся военные силы всех других обитаемых миров. Но все же в этом утверждении была доля истины. Соглашаясь с тем, что при такой раскладке сил дорсайцы никогда не смогут победить, следовало также согласиться и с тем, что объединенные войска никогда не будут торопиться мериться с ними силой. Бесспорно также и то, что в случае нападения дорсайцы будут сражаться с любыми превосходящими силами».

Постепенно история Морганов, которые в какой-то мере сами были частью истории Дорсая, стала приобретать вполне конкретные очертания. Морганы и Гримы жили бок о бок в течение нескольких поколений: вместе рождались, вместе росли и вместе воевали. Слушая Аманду, Хэл чувствовал себя гораздо ближе, чем когда-либо раньше, к Доналу, его дядьям – Кейси и Яну Гримам, а также к Ичан Хан Гриму – отцу Донала, и даже к Клетусу Гриму – стоявшему у истоков этой семьи, автору величайшего многотомного труда по стратегии и тактике военных действий, который позволил наиболее эффективно использовать специально подготовленных дорсайских воинов.

– …Могу я тебе предложить еще что-нибудь? – услышал он голос Аманды, которая вдруг прервала свой рассказ, вернув его в настоящее из прошлого, в котором он чуть было не заблудился.

– Прошу прощения? – Хэл не сразу сообразил, что речь идет о еде. – Разве я могу съесть еще хоть крошку?

– Да уж, это, конечно, проблематично, – сказала Аманда. Хэл с удивлением посмотрел на нее; уголки губ ее рта задрожали в легкой усмешке, и тут до него дошло, что все блюда на столе были пусты.

– Это что, все я съел? – потрясение спросил он.

– Ты, – подтвердила Аманда. – Как насчет кофе и стаканчика спиртного после обеда? Если да, то давай перейдем в гостиную.

– Я… спасибо.

Она расставила на подносе кофейник, чашки, стаканы и графин с виски. Покинув кухню, они направились по коридору в гостиную.

Свет на кухне погас, а в гостиной плавно зажегся, подчиняясь сигналам датчиков, следящих за их перемещением. Аманда поставила поднос на низкий столик и разожгла камин.

Пламя высветило четверостишие, вырезанное на полированной боковой грани толстой гранитной каминной полки. Хэл наклонился вперед, чтобы прочесть его.

– Песнь дома фал Морган, – пояснила Аманда, глядя через его плечо. – Первый стих. Это в честь Аманды Первой. Песню написал Джимми, ее сын, он был тогда уже в зрелом возрасте.

– Это лишь часть песни? – взглянул на нее Хэл.

– Да, – кивнула она и вдруг тихо запела. Голос у нее был более низкого тембра, чем он предполагал, прекрасный, чистый голос, голос человека, любящего петь и вкладывающего в музыку свою душу.

Мои стены из камня,

И крыша прочна,

Но тверже камня

Хозяйка моя.

Можно стены разрушить

И крышу спалить,

Никому лишь хозяйку

Мою не сломить.

То, как Аманда пропела эти слова, вызвало в нем сильный эмоциональный подъем. Чтобы скрыть свои чувства, Хэл быстро отвернулся к подносу на столе и устроил маленькую церемонию из наливания виски в стакан, затем снова занял место в кресле у камина. Аманда же налила себе кофе и села напротив.

– Это вся песня? – поинтересовался Хэл.

– Нет, – ответила Аманда. – Там есть еще куплеты.

– Когда-нибудь, – быстро проговорил он, вдруг испугавшись, что она опять запоет и снова разбередит ему душу, – когда-нибудь я приеду сюда, чтобы дослушать остальные. Но скажи, где сейчас все Морганы и Гримы? Гримхаус пуст, а ты…

– А я здесь одна, – закончила за него Аманда. – Времена изменились. Жизнь нелегка сейчас для народа Дорсая.

– Я знаю, – сказал Хэл. – Я знаю, что Иные делают все возможное, чтобы лишить вас контрактов.

– Невозможно отстранить нас от всех контрактов, – покачала головой Аманда. – Но Иные могут вмешаться в крупные контракты, которые приносят нам почти шестьдесят процентов межзвездных кредитов. Так что, поскольку времена теперь трудные, большинство трудоспособного населения либо занято ловлей рыбы, либо другой работой, которая позволяет выживать за счет наших собственных ресурсов. Некоторые отправились искать работу за пределами планеты. Есть и такие, кто эмигрировал, не только отдельные люди, но и целые семьи.

– Покинули Дорсай?

– Эти люди считают, что у них нет другого выбора. Многие, конечно, никогда не сделают этого. Но на этой планете всегда взрослый человек был волен принимать любые решения, не спрашивая совета ни у кого, если только он или она сами этого не захотят.