Дорсай (№11) - Абсолютная Энциклопедия. Том 2

Оказавшись над сушей, корабль резко, почти отвесно пошел вниз, и вдруг совершенно неожиданно для себя они заметили замелькавшие в воздухе снежинки. Теперь внизу, насколько мог видеть глаз, простирались бесконечные леса, укутанные снежным покровом, и только прямо под ними находилась небольшая площадка. Спустя некоторое время корабль опустился на бетонное покрытие, рядом со скованной льдом речушкой неподалеку от живописной группы строений, выкрашенных в пастельные тона и соединенных друг с другом крытыми переходами. Хэл и вслед за ним Саймон вышли из корабля и увидели встречающего их Амида.

– Амид, познакомься, это Саймон Хан Грим. – Хэл отступил в сторону, чтобы пропустить вперед Саймона. – Он – пилот корабля, любезно предоставленного в мое распоряжение Дорсаем.

– Рад познакомиться с вами, Саймон Хан Грим, – кивнул Амид.

– Взаимно, – ответил Саймон. Амид по экзотскому обыкновению не стал протягивать для пожатия руку, но Саймон, похоже, и не ждал этого. Хэл совсем забыл, какого маленького роста этот старый экзот, и, увидев его сейчас рядом с Саймоном, он испытал нечто вроде эмоционального шока, пораженный тем, насколько контрастно они выглядят вместе. Казалось, что с момента их последней встречи Амид еще больше постарел и сжался. Они стояли на бетонной площадке словно под незримым куполом, внутри которого был сухой теплый воздух, а на дома, лес и реку мягкими хлопьями продолжал тихо падать снег.

Это выглядело немного странно. Хэл как-то уже успел привыкнуть к тому, что в обоих экзотских мирах царит вечное лето – небо всегда голубое, а поля зеленые.

Вместе с Саймоном они проследовали за Амидом в дом – если это удивительное хитросплетение различных строений можно было назвать домом, а затем, оставив Саймона в отведенных ему апартаментах, Амид вместе с Хэлом отправился на поиски Рух.

Вскоре они обнаружили ее возле прихотливо изогнутого бассейна, окруженного высокими зелеными растениями. Они раскинули длинные перистые листья над шезлонгом, в котором Рух лежала, закутавшись в нечто, походившее на старинное пестрое стеганое одеяло.

Как только Рух увидела их, она откинула одеяло и села; шезлонг тут же послушно принял форму, удобную для сидения. Длинный бело-бордовый экзотский хитон скрывал ее неестественную худобу, а смуглая кожа имела несколько желтоватый оттенок. И все же ее осунувшееся лицо казалось еще более привлекательным, чем прежде. Они подошли, и Хэл наклонился, чтобы поцеловать ее. Он почувствовал в своих объятиях ее молодое тело, но оно было таким худым, таким худым…

Он отпустил ее лишь после того, как Амид придвинул к шезлонгу два кресла. Они сели.

– Спасибо, Хэл, – поблагодарила она.

– За что? – удивился он.

– За то, что ты стал орудием моего освобождения в руках Господа.

– У меня были для этого свои причины. – Его голос в тишине бассейна прозвучал несколько резко, но за резкостью ему удалось спрятать холодную ярость, которая охватила в тот миг, когда он увидел, в каком она состоянии. – У меня есть к тебе дело. Ты мне нужна.

– Не только тебе. – Рух пристально разглядывала его. – А ты сейчас выглядишь гораздо взрослее.

– Да. – Трезвый рассудок наконец взял верх над проснувшимися было эмоциями. – Мне кажется, я должен объяснить тебе, почему тогда в окрестностях Арумы, когда нас по пятам преследовала милиция, я поступил не так, как сказал тебе.

– Тебе не надо ничего объяснять. – Она улыбнулась. – Ты выбрал единственно возможный путь, который выводил всех нас из-под удара и позволял, избежав милицейских пикетов, благополучно доставить взрывчатку в Аруму. Как только я поняла это, мы сразу же рассредоточились и стали вообще недосягаемы для милиции. Мы собрались снова, только когда пришло время уничтожить Кор Тэп. Но ты уже оказался в лапах милиции.

Рух положила на его руку свою узкую ладонь.

– Но по сравнению с тем, что они сделали с тобой, – с горечью заметил Хэл, – они доставили меня в тюрьму на серебряном блюде.

– Я была под защитой Господа, – мягко, но с укором произнесла она. – Не то что ты. Что бы они со мной ни делали, я была для них недосягаема точно так же, как много позже там, во дворе Центра для тебя оказался недосягаемым Эмит Барбедж.

При этих словах, вызвавших в памяти сцену, о которой она говорила, он, сам не зная отчего, почувствовал неловкость. Но Рух снова улыбнулась, мягко и терпеливо, как мать, втолковывающая что-то своему непонятливому ребенку, и чувство неловкости прошло.

– Ты сказал, у тебя были свои причины для того, чтобы сделать то, что ты сделал? – Ее карие глаза внимательно смотрели на него. – И что же это за причины?

– Мои причины остаются теми же самыми и сейчас, – ответил он. – Рух, есть место, где ты нужна больше, чем на Гармонии.

Хэл сделал паузу, ожидая ее протестов, но она продолжала молча терпеливо смотреть на него.

– Продолжай, – кивнула она.

– Я говорю о Земле, – сказал он. – До сих пор Иные воздерживались от широкомасштабных попыток подчинить себе ее население, поскольку чувствовали там сильное сопротивление своим харизматическим талантам. Тебе это известно. Поэтому прежде чем предпринять что-либо, Блейз и другие до сих пор пока выжидали в надежде со временем решить эту проблему. Но сейчас время начинает их поджимать, как, впрочем, и нас. В любой момент они могут начать свои действия.

– На Гармонии нам говорили, что на Земле существует некая тайная группа влиятельных людей, которые очень опасаются Иных и ведут пропаганду с целью настроить большинство населения Земли против Иных. – Рух пристально посмотрела на Хэла. – Или это все лишь блейзовская уловка из разряда «разделяй и властвуй»?

Хэл кивнул.

– Но тогда, если им все равно не удастся переманить на свою сторону сколько-либо значительную часть населения, зачем вообще носиться с этой идеей? Даже если они, как ты выражаешься, «начнут свои действия», это вряд ли им что-нибудь даст.

– Я скажу тебе зачем. – Хэл откинулся на спинку кресла. – Когда я сидел в милицейской камере, у меня случился жесточайший приступ лихорадки и какое-то время я балансировал между жизнью и смертью. Это состояние вызвало у меня своего рода психическую перегрузку, и она помогла мне понять многое из того, чего раньше я не понимал.

Рух сочувственно положила свою ладонь на его руку.

– Не надо меня жалеть, – покачал головой Хэл.

– Похоже, сражение, которое ты ведешь, гораздо тяжелее любого из наших сражений, – едва слышно произнесла она. – Но я это понимаю.

– Я думаю, некоторые из нас тоже это понимают, – пробормотал Амид. Хэл сжал ее ладонь.

– Тогда я понял, – продолжал он, – что харизматический талант – отнюдь не какой-то особый дар или генетическая случайность, свойственные исключительно Иным, только более развитая форма некоей способности, характерной для представителей обоих ваших миров, Гармонии и Ассоциации. Умение обращать людей в свою веру была ими лишь чуть усовершенствована, поднята на более высокий уровень. Но среди Иных этим даром в полной мере наделены лишь Блейз Аренс и еще несколько человек, генетически хотя бы отчасти связанных с Квакерскими мирами.

– Квакерскими мирами? Но в источниках указано, что он родился от брака представителей экзотов и дорсайцев, – вклинился Амид.

– У меня нет достоверных сведений, опровергающих этот факт, – ответил Хэл. – Но я встречался с ним лично и думаю, что в некотором смысле знаю его лучше, чем кто-либо другой. В нем течет кровь всех трех Осколочных Культур…

Не договорив фразу до конца, он вдруг замолчал. Он чуть было не сказал «как и во мне», но вовремя остановился. Как-то так получилось, что после ночного разговора с Амандой он не только сделался более открытым миру, но и стал менее осмотрительным в отношении самого себя. Но ни Рух, ни Амид, казалось, не придали значения его внезапному молчанию.

– Дело в том, – вновь продолжил он, – что ваша культура так же, как и культуры экзотов и дорсайцев, уходит корнями в культуры Земли; в истории и прежде бывали периоды, когда хранителям веры удавалось полностью подавить все проявления культурной жизни вокруг себя. Возьмите расцвет ислама на Ближнем Востоке в седьмом веке или Крестовый поход детей[10] в тринадцатом. Иным нет особой нужды в том, чтобы напрямую управлять экзотами, равно как и дорсайцами, раз им и так уже подчинены все остальные обитаемые миры. Но Земля представляет совершенно отдельную проблему: это не Экзотские миры и не Дорсай. Иные относятся к ней скорее как к Квакерским мирам – они готовы даже мириться с наличием там инакомыслящих, лишь бы не было организованной оппозиции. Но на Земле, в отличие от Гармонии и Ассоциации, они не могут позволить себе развязать гражданскую войну. Миролюбивая Земля по-прежнему нужна им как экономический стержень, вокруг которого вращается вся межпланетная торговля, а торговлю предполагается сохранить и впредь. И если им удастся предотвратить превращение Земли в своего потенциального врага, то, урезав существенно ее экономическое значение, Иные получат неограниченный контроль над межпланетной торговлей и соответственно над всеобщей межпланетной кредитной системой.

Он перевел взгляд на Амида.

– Ведь экзоты всегда знали об этом, не так ли, Амид?

Морщины на лице старика сложились в улыбку.

– Мы знали об этом еще триста лет назад, – ответил он. – Вот почему с самого начала мы, чтобы защитить себя, направляли все свои усилия на то, чтобы играть ведущую роль в межпланетной торговле.

Его лицо сделалось серьезным.

– Вот почему, Хэл Мэйн, – продолжил он, – в этой ситуации с Иными мы кажемся тебе более твердолобыми, нежели кто-либо другой. Мы прекрасно понимаем, что произойдет, если Иные придут к власти; нам это было ясно уже тогда, когда они еще только начали объединяться в группу.

Хэл кивнул и снова повернулся к Рух.

– Итак, единственный мир, который во что бы то ни стало должны нейтрализовать Иные, – это Земля. И причина для этого более чем очевидна: несмотря на то что Земля была разграблена и опустошена еще в самом начале технологической эры, она по-прежнему остается самой населенной и самой богатой ресурсами планетой. Кроме того, она, в самом буквальном смысле, является основным генофондом, главным источником всего спектра человеческих типов, из которых все мы произошли.

Он замолчал, давая Рух возможность высказаться, если она того захочет, но та продолжала тихо и спокойно сидеть, терпеливо ожидая его дальнейших слов.

– Если говорить об эффективной оппозиции Иным с чьей-либо стороны в будущем, – продолжил он, – то она, скорее всего, будет со стороны населения Земли. Оно прекрасно вооружено знанием своей истории и не позволит Иным одурачить себя. Кроме того, как свидетельствует их история, земляне непокорны, обладают богатым воображением и способны, не задумываясь, отдать свою жизнь, если решат, что это продиктовано необходимостью, целесообразностью или чем-нибудь еще в том же духе. Земля является для Иных безальтернативной проблемой: она – единственная цитадель, которую необходимо покорить, дабы в корне подавить любую возможность появления оппозиции. В качестве крайней меры, но только в качестве крайней меры, они пойдут даже на то, чтобы ее уничтожить, лишь бы не иметь ее своим врагом.

Он сделал паузу. Рух и Амид молча смотрели на него.

– Дорсай, в конце концов, можно уморить голодом. Экзотские миры – лишить всякой внешней помощи. На квакерских планетах можно поддерживать состояние междуусобной войны. Но для того чтобы окончательно сбросить со счетов Землю, ее необходимо либо полностью нейтрализовать, либо вообще уничтожить.

Он замолчал, прислушиваясь в образовавшейся тишине к эху своих слов; он спрашивал себя, не слишком ли риторичным он показался и не заставит ли это Рух инстинктивно отшатнуться от него и от того, что он собирался ей предложить. Когда его голос затих, она какое-то время сидела неподвижно, ее взгляд был устремлен мимо него на зеленую растительность за дальним изгибом бассейна; потом она медленно повернула голову, и их глаза встретились.

– Ситуация складывается так, что у них есть только один путь, позволяющий добиться своей цели, – продолжал он, обращаясь непосредственно к Рух. – Лишь заметный разброс мнений позволит поддерживать население Земли в целом в состоянии неопределенности. И именно этим с самого начала занимаются их агенты, ранее засланные на Землю, – пропагандой их идей. Но учитывая то, что на других мирах развитие событий близится к завершающему этапу…

Он недоговорил и пожал плечами.

Где-то в глубине сада раздался тихий звон и вслед за этим тишину нарушил какой-то звук, вырвавшийся из горла Амида. Хэл повернулся к старику.

– Простите, но я все ждал случая, чтобы кое-что сообщить вам, – произнес Амид. – Помнишь, ты хотел, чтобы я организовал для тебя переговоры с экзотами. И вот сейчас представители Мары и Культиса уже здесь и готовы выслушать тебя, как только ты освободишься; с помощью однократного фазового сдвига и закодированного цветового сигнала мы хотим донести эту встречу до каждого обитателя обоих наших миров, если, конечно, это сработает.

– Понимаю, – кивнул Хэл.

– Но главное, о чем я должен поставить тебя в известность, на Маре сейчас находится Блейз Аренс. – Голос Амида даже не дрогнул. – Похоже, он обладает редкостным чутьем и точно угадал, что ты прилетишь сюда для переговоров именно сейчас. В данных обстоятельствах, Хэл, нам лучше закончить нашу беседу здесь и отпустить тебя на переговоры. Все ждут тебя, включая Блейза. Он тоже просил дать ему возможность выступить перед нами. И мы согласились.

– Иного я бы от вас и не ожидал, – сказал Хэл. – А то, что он угадал время моего прибытия на переговоры к вам… Я думаю, Блейз воспользовался интуитивной логикой, которой владел Донал.

Глаза Амида сузились, взгляд заострился:

– Ты считаешь, Иные теперь тоже владеют ею?

– Нет… Иные в целом – нет, – ответил Хэл. – Скорее всего, только Блейз, и, кроме него, видимо, больше никто. Либо ему, как говорится, просто повезло. И меня совершенно не волнует то, что он хочет выступить. Кстати, он выступает до или после меня?

– А как бы тебе хотелось? – Голос Амида по-прежнему звучал бесстрастно.

– Пусть он выступит первым.

Амид кивнул; Хэл повернулся к Рух:

– Как я уже говорил, у Иных в этом случае нет другого выбора. Они должны послать на Землю дополнительно кого-нибудь из своих и как можно больше учеников, способных хоть как-то овладеть их харизматическим талантом. Используя их, они могут попытаться завербовать себе среди населения Земли как можно больше сторонников, которые будут в состоянии нейтрализовать любое действие со стороны тех землян, которые понимают, что может означать власть Иных для цивилизованных миров.

Она кивнула.

– Таким образом, – продолжал он, – Блейз знает, что у него есть люди, обладающие необходимым талантом, а также считает, что у нас нет никого, кто мог бы остановить их. Но он ошибается – у нас есть ты, Рух, и другие, подобные тебе. Когда я совершил побег из застенков милиции, мне удалось это только благодаря тому, что санитарная машина, которая перевозила меня в госпиталь, застряла в толпе, собравшейся на главной площади Арумы, чтобы послушать тебя. Я слышал тебя, Рух, и хочу сказать – ты ни в чем не уступаешь Блейзу и его людям в умении управлять сознанием аудитории. Кроме того, ты знаешь других истинных хранителей веры, которые могли бы противодействовать пропагандистам, которых он собирается заслать на Землю. На Гармонии и Ассоциации есть люди подобные тебе, но они даже не станут меня слушать, если я попытаюсь убедить их отправиться на Землю. Но ты можешь сделать это, добравшись туда первой или передав им от своего имени несколько слов.

Он сделал паузу и затем спросил:

– Ты согласна?

Несколько мгновений Рух сидела, глядя на него и в то же время сквозь него. Когда же она наконец заговорила, ее голос звучал так тихо, что Хэлу, чтобы хоть что-нибудь разобрать, пришлось изо всех сил напрячь свой слух.

– В милицейской камере я обратилась к Господу и возблагодарила Его за дарованную мне возможность доказать свою верность Ему. Я снова отдалась Его воле и попросила указать мне, что я еще могу сделать для него в оставшееся мне короткое время.

Рух коротко вздохнула:

– И Он ответил мне, что я напрасно потревожила Его своим вопросом – ответ мне известен и самой. Что, будучи истинно верующей, я давно должна была бы знать, что, когда придет мое время отправляться в дорогу, путь мой будет гладок и чист. И, как только я осознала это, на меня снизошло счастье, подобного которому я не ощущала с тех пор, как Иаков Сын Божий покинул отряд, чтобы умереть в одиночестве ради спасения своих товарищей. Ты должен помнить это, Хэл, ведь ты был последним, кто разговаривал с ним. И тогда я поняла: все, что от меня требуется, это терпеливо ждать, когда откроется мой путь, поскольку теперь я знала, что это непременно произойдет. С этого момента я спокойно ждала, пребывая в мире и счастье…

Она взяла Хэла за руку:

– И я особенно рада, Хэл, что именно ты укажешь мне этот путь.

Он продолжал держать ее за руку; ее тонкие хрупкие пальцы почти потерялись в его широкой могучей ладони, но он явственно чувствовал поток энергии, текущий между ними, не от него к ней, а наоборот. Он наклонился и снова поцеловал ее, затем поднялся.

– Мы еще поговорим, как только я закончу то, ради чего прилетел сюда, – сказал он. – Отдыхай и набирайся сил.

– Стараюсь как могу, – улыбнулась она. Улыбка не сходила с ее лица, пока она провожала их взглядом.

На первый взгляд зал, куда Амид привел Хэла, показался ему совсем небольшим, вмещающим всего тридцать-сорок человек, разместившихся на его полукруглых ярусах. Но тут боковым зрением он заметил, что по периферии изображение как бы расплывается, и понял, что, в какую бы сторону он ни посмотрел, ясно и четко были видны лишь лица людей, сидящих прямо перед ним; но сбоку от точки, в которой был сфокусирован его взгляд, ряды лиц выглядели слегка размытыми. Хэлу казалось, что далеко впереди он тоже различает лица, больше похожие на точки. Он понял, насколько обманчиво оказалось впечатление от зала и собравшейся в нем аудитории; вследствие своеобразного телескопического эффекта объекты, на которые он обращал свой взгляд, приближались и увеличивались в размерах, создавая впечатление ограниченности пространства, которое на самом деле вмешало бессчетное количество людей, каждый из которых, вне всякого сомнения, имел возможность видеть самого Хэла с близкого расстояния.

На невысоком помосте у подножия амфитеатра стоял Падма, экзот, с которым Хэл уже встречался раньше, казавшийся совсем карликом рядом с возвышавшейся над ним высокой, прямой, широкоплечей фигурой Блейза, облаченного в светло-серую куртку свободного покроя и темные узкие брюки. Глядя на них, Хэл невольно вспомнил так часто слышанное им в последнее время высказывание о том, что Блейз стоит над людьми; но по мере того как он к ним приближался, фигура Блейза принимала нормальные размеры. И когда они наконец встали прямо друг против друга, то смогли, как и при последней их встрече, смотреть друг другу в глаза.

Хэл сразу отметил, что со времени той последней встречи Блейз несколько изменился. Черты его лица остались прежними; прошедшие годы не оставили на нем видимых отметин. Но в то же время оно казалось чуть более усталым, скулы заострились. Он глядел на Хэла спокойно, как-то отстранение и даже немного грустно.

– Хэл Мэйн, – сказал Амид из-под локтя Хэла, когда они приблизились к Падме и Блейзу, – предлагает, чтобы Блейз Аренс выступил первым.

– Разумеется, – пробормотал Блейз. Хэлу показалось, что в его глазах промелькнуло что-то очень похожее на мольбу. Но лидер Иных тут же отвел взгляд, повернувшись к аудитории.

– В таком случае я вас покидаю.

Хэл повернулся, спустился с возвышения и в сопровождении двух экзотов подошел к нескольким находившимся поблизости креслам. Они сели, придвинув кресла спинками к стене зала. Отсюда им была видна вся аудитория и немного сбоку со спины Блейз.

Огромный, гораздо выше любого нормального человека, он стоял у подножия амфитеатра, возвышаясь подобно башне над всей аудиторией.

Блейз внезапно широко развел в стороны руки.

– Хотите ли вы выслушать меня? – обратился он к сидящим перед ним экзотам. – Согласны ли вы уделить мне несколько минут своего внимания, без предубеждения, отбросив заранее сложившееся мнение, как если бы я был смиренным просителем у вашего порога, которого вы впервые видите?

Зал ответил ему полной тишиной. Он медленно опустил руки вдоль тела.

– Я знаю, это больно, – продолжил он, медленно и четко выговаривая слова, – всегда больно наблюдать, как меняется мир вокруг вас; когда приходится пересматривать все, к чему вы уже успели привыкнуть. Вы вынуждены расставаться с наиболее дорогими вам убеждениями, которые, как вам казалось, должны были бы пережить века, и подвергать их самому безжалостному анализу, как будто это какая-нибудь новейшая и невероятнейшая теория или гипотеза.

Он замолчал и медленно обвел глазами аудиторию.

– Да, это больно, – продолжал он, – но мы знаем, что это неизбежно. Все вы должны рано или поздно пройти через эту процедуру переоценки своих ценностей. И я ожидал, что из всех народов лучше других через это испытание пройдут граждане Мары и Культиса.

Он снова сделал паузу, затем возвысил голос:

– Разве не вы посвятили свои жизни, жизни всех своих поколений, с тех пор как перестали называть себя «Гильдией» и начали осваивать эти планеты, единственной цели – поиску будущего человечества? И разве вы не готовы следовать к этой цели не только теми путями, которые находите приятными и приемлемыми, но и иными доступными способами независимо от того; нравятся они вам или нет?

Он снова оглядел аудиторию, как бы ища поддержки или возражения, затем продолжил:

– Ваши оба мира развились настолько, что стали задавать тон в экономике всех обитаемых миров, и поэтому вам не надо тратить много усилий на то, чтобы обеспечивать свое существование. Вы можете купить и продать любую армию, и поэтому вам нет нужды воевать самим и подвергать себя всем связанным с этим стрессам; в результате у вас есть оптимальные условия для вашей работы и научных исследований. И теперь после всех этих долгих лет, когда главным делом для вас были ваши изыскания, вы, похоже, готовы отодвинуть их на второй план, отдав предпочтение сегодняшней мимолетной дискуссии. Я честно скажу вам, поскольку по рождению я, как вам должно быть известно, тоже один из вас, что даже если бы я оказался в том лагере, к которому вы хотите присоединиться, перечеркнув все эти десятилетия борьбы за будущее человечества, я все равно стоял бы перед вами, как стою здесь сейчас, и просил бы вас еще раз подумать о том, что вы потеряете, поступив подобным образом.

Блейз замолчал. Несколько мгновений в зале стояла полная тишина. Потом он сделал шаг назад и замер в неподвижности:

– Это все, что я собирался сказать, приехав сюда. К этому нечего больше добавить. Все прочее, ваше решение, остается за вами.

Он замолчал, глядя в зал. Затем повернулся, сошел с возвышения и направился к сидящим в стороне Хэлу, Амиду и Падме, которые поднялись при его приближении.

За его спиной в зале по-прежнему царила тишина.

– Я хотел бы обратиться к этой аудитории без посторонних, – предупредил Хэл.

Блейз улыбнулся мягкой усталой улыбкой, затем кивнул.

– Я позабочусь об этом, – сказал Амид еще до того, как Блейз кивнул. Он повернулся к Иному:

– Не могли бы вы пройти со мной?

Он проводил великана до двери, через которую всего лишь несколько минут назад они вошли в зал. Хэл поднялся на возвышение и оглядел зал.

– Конечно, он и не надеялся убедить вас, – начал Хэл. – Он рассчитывал лишь на то, что ему удастся сбить вас с толку и тем самым выиграть время для себя и своих единомышленников. Я знаю, и мне нет особой необходимости напоминать вам об этом, но людям, привыкшим не спеша обдумывать свои шаги, трудно принимать решения, когда времени на это мало или вообще нет.

Хэл порылся в памяти, пытаясь найти нужные слова, вроде тех, что помогли ему пробиться к сердцам Серых Капитанов тогда в Форали.

– Мы обращаем внимание на движение реки времени вокруг нас, – сказал он, – только когда впереди обнаруживается водопад или мы вдруг замечаем, что течение стало слишком сильным и нам не выгрести к берегу. Именно в таком положении мы сейчас и оказались. Нас цепко держат струи истории, составляющие этот поток времени. У нас уже нет никакой возможности остановиться и осмотреться каждому по своему разумению. Все, что я могу сделать, это сказать вам то, ради чего я и прилетел сюда. Я прибыл сюда прямо с Дорсая, – продолжал он. – Там уже начали свои приготовления к последней схватке. И дорсайцы, естественно, будут сражаться, как всегда сражались, за то, во что они верят, за всю расу и за вас в том числе. И я прибыл сюда, чтобы спросить вас, готовы ли вы внести равнозначный вклад в то, во что вы всегда верили.

Ему внезапно вспомнилась первая строфа стихотворения Хаусмана, вырезанная над входом в здание Центральной администрации Дорсая в Омалу. Он прогнал воспоминание и продолжил:

– Они согласились отдать все, что у них есть, включая собственные жизни, ради спасения всей расы. И я здесь для того, чтобы просить у вас не меньшего – готовы ли вы отдать все до последнего, все, что накопили за последние три столетия, совершенно незнакомым людям, с которыми вы никогда даже не говорили, в надежде на то, что это поможет спасти не ваши, а их жизни. Поскольку в конце концов вам, вероятнее всего, придется отдать и свои жизни тоже, но не в бою, как дорсайцы, а, возможно, просто так. В обмен я могу предложить вам лишь надежду на то, что выживут те другие, те, кому вы отдадите все, что у вас есть, выживут они и их дети, и дети их детей, которые, возможно, продолжат вашу работу и поддержат вашу надежду.

Он снова сделал паузу. Вроде бы ничего не изменилось, но он больше не чувствовал себя отстраненным от аудитории.

– Вы отдали триста лет работе и надежде на то, что человеческая раса в будущем поднимется на более высокую ступень эволюции. Пока вам этого не удалось доказать, но надежда всегда остается. Лично я тоже разделяю эту надежду, не просто надеюсь, я верю, что это произойдет. Но привести к этому сейчас может лишь единственный путь – путь, который обеспечит выживание расы.

Чувство общности с аудиторией еще больше усилилось. Он объяснял это себе тем, что сам поддался эмоциональному настрою своих слов, но это чувство не проходило. Слова, всплывавшие в его мозгу, теперь больше походили на слова, способные тронуть сердца слушателей в силу свой неоспоримой истинности.

– Когда-то в каменном веке, – продолжал он, – человек, одержимый жаждой разрушения, мог успеть проломить головы трем-четырем своим соплеменникам прежде, чем остальные соорганизуются и положат конец его разрушительной деятельности. Позже, в двадцатом веке, когда была открыта и впервые испытана сила ядерного взрыва, создалась ситуация, при которой один человек, располагающий необходимым оборудованием и ресурсами, был в состоянии разрушить целый город, уничтожив при этом несколько миллионов своих собратьев по разуму. Вы все знаете об этом. Кривая, характеризующая разрушительную способность человека, постоянно шла вверх с тех пор, как первобытный человек поднял камень либо палку, чтобы использовать их в качестве оружия, вплоть до настоящего момента, когда один человек – Блейз – угрожает существованию целой расы.

Хэл сделал секундную паузу – перевести дыхание.

– Если он одержит верх, – продолжал он, – это не будет означать мгновенной и драматической смерти, как при ядерном взрыве. Пройдут поколения, но в конечном итоге человечество все равно будет ждать гибель. Потому что для Блейза и тех, кто с ним, нет будущего – есть выбор только между настоящим, каким они его видят, и вообще ничем. Он и ему подобные ничего не теряют, жертвуя будущим, которое для них ничего не значит, во имя настоящего, которое может дать им все, что они хотят. Но истинная цена их устремлений – это конец всех наших надежд, включая и ту, которую вы вынашивали на протяжении трехсот лет. Вы со всем вашим богатством и влиянием не можете помешать им получить то, на что они нацелились; дорсайцы тоже не в состоянии остановить их, во всяком случае в одиночку, точно так же, как и любая другая группа людей, не говоря уже об отдельных личностях, которые видят, что отказ от того, что составляло смысл их жизни, означает неминуемую смерть. Но все вместе мы способны сделать это ради тех, кто придет после нас.

Он обвел взглядом то, что представлялось ему обычным амфитеатром:

– Поэтому я прошу, чтобы вы отдали мне все, чем владеете; взамен же я не могу обещать вам ничего, кроме надежды на сохранение если не вас самих, то хотя бы того, во что вы всегда верили. Мне нужны ваши межзвездные кредиты, все, что у вас есть. Мне нужны ваши космические корабли, все, что у вас есть. Мне нужно все, что вы создали или построили и что может быть использовано теми, кто будет непосредственно сражаться с Иными; вы останетесь голыми и нищими и будете покорно ждать воздаяния за то, что сделали, каким бы оно ни было. Вы должны все отдать, а я должен принять это у вас, поскольку грядущая схватка может быть выиграна только теми, кто верит в будущее и вступает в борьбу как единый народ.

– Вот и все, – коротко заключил он свое выступление.

Затем повернулся и сошел с возвышения. Зал за его спиной никак не отреагировал на завершение его речи Амид уже вернулся назад и теперь стоял рядом с Падмой, ожидая, когда он подойдет.

Так в полной тишине они и покинули зал, но на этот раз уже через другую дверь. Хэл увидел, что находится в длинном коридоре с каменными стенами и сводчатым потолком; вдоль правой стены на уровне пояса тянулось одно сплошное окно, глубоко врезанное в толщу стены. Оконное стекло было составлено из отдельных пластин в виде ромбов, соединенных друг с другом свинцовыми полосками. От серых каменных стен, казалось, веяло холодом, а за окном в тусклом послеполуденном свете был виден все продолжающий падать крупными хлопьями густой белый снег, начавший уже скрывать очертания деревьев, дорожек и зданий.