Дорсай (№11) - Абсолютная Энциклопедия. Том 2

– О да. – На мгновение их глаза встретились. – А вот и твой багаж.

Участок стены впереди раскрылся подобно лепесткам цветка, и из образовавшегося прохода появилась автоматическая тележка. Она подъехала к распределительному кругу и начала сгружать вещи в лотки, откуда они уже расходились по боксам, к пассажирам. Хэл опустил свой багажный талон в прорезь регистрационного устройства бокса, возле которого стояли они с Амандой. Через секунду автоматика удостоверилась, что линия отрыва талона совпадает с линией отрыва корешка талона, прикрепленного к багажу, и сумка, проскользнув в дверки люка, вывалилась на пол бокса прямо к их ногам.

Хэл поднял ее и направился к стойке заказа местного транспорта, Аманда последовала за ним. Пока они шли, никто из них не произнес ни слова. Хэл чувствовал, что его переполняют слова, но здесь и сейчас это прозвучало бы неуместно.

Но у стойки выяснилось, что все рейсы дальнего следования на сегодня уже закончились и ему придется наземным транспортом ехать в Омалу и заказывать билет уже там, в Транспортном центре.

– В таком случае мы можем добираться до города вместе, – сказал он Аманде со вздохом облегчения, как заключенный, которому вдруг объявили об отсрочке приговора. Она нахмурилась.

– Я уже договорилась насчет обратного пути. – Я не могу… но, с другой стороны, если ты хочешь заплатить за мой билет на автобус, что ж…

– Конечно, хочу, – решительно произнес он.

Они ехали вместе, сидя в соседних креслах в третьем от конца ряду практически пустого салона наземного автобуса. Он положил свою ладонь на ее, и она слегка сжала ее пальцами, затем, отпустив его руку, просунула свою под локоть Хала и снова взяла его ладонь. Так они и сидели, положив сплетенные руки на подлокотник кресла между ними и крепко стиснув ладони друг друга. «Как два человека, собирающиеся принести клятву на крови и ждущие, когда нож одним движением вскроет их вены и их кровь смешается в едином потоке», – подумал он.

Но сейчас не было никакой необходимости ни в ноже, ни в клятве. И хотя они всего лишь держали друг друга за руку, Хэлу казалось, что все жизненные системы их тел объединены в единую систему и что с каждым ударом его сердце гонит кровь не только в его артерии, но и в ее тоже, точно так же, как ее сердце посылает кровь в кровеносные сосуды их обоих.

Ему по-прежнему многое надо было ей сказать, но сейчас уже не надо было торопиться. Даже стоявшая в этот момент тишина была по-своему бесценна. Он смотрел на ее чистый профиль, вырисовывавшийся на фоне окна. Ее лицо светилось умиротворением и счастьем, которых раньше он в ней не наблюдал. Оно словно излучало тепло, которого так не хватало этому времени года. В прошлый свой приезд он был здесь в самом конце лета; сейчас, полтора года спустя, в этом полушарии стояла ранняя весна.

В Транспортном центре в Омалу Хэл попрощался с Амандой. Он хотел ей напомнить о данном обещании, но почему-то не сделал это. Корабль вознес его над планетой в черноту околокосмического пространства и затем вновь опустил на землю на площадку перед Гримхаусом.

Внутри в особняке все, как всегда, было в полной готовности для проживания, но неподвижность воздуха как будто отсекала то ощущение зимы, с которым он сталкивался повсюду перед этим; казалось, время здесь остановилось. Он, не глядя, протянул руку и, отодвинув висящую куртку, нащупал блок памяти замка; затем, приложив к нему большой палец, ввел его отпечаток в память. После этого он, нигде не задерживаясь, прошел прямо в комнату, бывшую некогда спальней Донала, бросил свою сумку на белое покрывало кровати и вернулся обратно в гостиную.

Он открыл дверь, ведущую из гостиной в библиотеку и остановился в проходе. Его голова достигала верхней планки дверного проема, а плечи упирались в боковые косяки. Аманда была права – он достиг максимума своей физической формы. Он чувствовал себя в своем огромном теле маленьким, тихим и одиноким.

Он направился в кухню и приготовил себе немудреный обед, состоящий из хлеба, козьего сыра и чего-то наподобие перлового супа. Взгляд его не отрывался от крутого склона за окном, который он уже видел из спальни Донала. Поев, он прибрал за собой и направился в библиотеку, чтобы покопаться в книгах. Это были старые, знакомые ему фолианты, и он увлекся чтением.

Он оторвался от раскрытой перед ним книги только тогда, когда солнце уже висело низко над горами, заставляя все предметы отбрасывать длинные вечерние тени. Хэл снова почувствовал одиночество и, чтобы освободиться от этого настроения, поставив книгу на место, вышел на площадку перед домом.

Уже скоро закат, а Аманды все еще не было. Он зашагал прочь от дома в сторону хозяйственных построек. Из конюшни донеслось ржание. Он вошел и увидел двух стоящих там лошадей; их длинные морды повернулись в его сторону.

Хэл улыбнулся. Обе нетерпеливо перебирали ногами, кося на него глаза в ожидании, что какая-нибудь из них отправится на прогулку. Но он повернулся и вышел из конюшни.

Хэл продолжил свою прогулку по усадьбе, заходя по очереди во все хозяйственные постройки и прислушиваясь к царящей там тишине. Когда солнце село, он вернулся в дом. Наступило время вечерних новостей, и он обосновался в гостиной, устроившись перед информационным экраном. Сначала он плохо понимал, о чем говорится в сообщениях из жизни незнакомого ему мира, о его людях и событиях. Однако постепенно он стал улавливать главное событие, которое стояло за всеми остальными явлениями местной жизни – на Дорсае шла мобилизация, на что он и рассчитывал, когда решил приехать сюда во второй раз.

Он продолжал следить за трансляцией со все возрастающим интересом, пока вдруг не осознал, что уже почти десять, а Аманды все еще нет; она даже не позвонила. За окном уже несколько часов стояла темнота.

Хэл сидел, снова погрузившись в окружающую его тишину и пустоту дома. Потом переключил освещение в гостиной на ночной режим и направился в спальню, где оставил свою дорожную сумку.

Улегшись в постель, он сначала подумал, что несмотря на усталость ему уснуть не удастся. Но ему удалось забыть о своем разочаровании, и желанный сон вскоре пришел. Хэл так и не понял, долго ли он спал, когда его разбудил легкий шорох.

Ложась спать, он открыл окно и раздвинул шторы, чтобы свежий воздух беспрепятственно проникал внутрь, и теперь нижний край прозрачной занавески слегка колебался. В комнате было довольно прохладно; он ощущал это кожей лица и рук, хотя самому ему было тепло под толстым одеялом. Пока он спал, луна поднялась еще выше, и сейчас ее свет лежал ярким пятном в центре комнаты, в стороне от постели; и в центре этого пятна вполоборота к нему стояла, раздеваясь, Аманда.

Он лежал, молча наблюдая за ней. Она преднамеренно не старалась двигаться особенно тихо, зная, что даже легкий шорох непременно разбудит его, и продолжала раздеваться, как будто не замечая его взгляда. Наконец последний предмет туалета упал к ее ногам. Аманда выпрямилась и секунду стояла, похожая на теплую живую статую из слоновой кости, омываемая, точнее сказать, залитая с ног до головы лунным светом. Лунный свет рельефно подчеркивал на фоне царящего в комнате мрака плавный изгиб линии ее бедра и ягодиц, ярко высвечивая полную грудь. Волосы, словно освещенное изнутри облако, создавали нечто вроде ореола вокруг ее головы. Она настороженно замерла с поднятой головой, как дикий зверь на водопое, внезапно услышавший подозрительный шум, затем, приподняв край одеяла, скользнула в постель и заглянула ему в лицо.

Хриплый прерывистый вздох облегчения вырвался из горла Хэла, и в тот же миг его руки заключили ее в объятия – одна легла на плавный изгиб ее бедра, другая, проскользнув под телом, нежно обхватила плечи, коснувшись пальцами мягких волос. Он легко одним движением перевернул ее на себя.

– Ты приехала… – только и успел сказать он; их губы встретились, и тела плотно прижались друг к другу.

Он возвращался к реальности окружающего мира медленно, как будто всплывая на поверхность. Одеяло куда-то задевалось, и теперь они лежали на постели рядом обнаженные; луна, за это время еще дальше переместившаяся по небосводу, покинула центр комнаты и светила теперь прямо на них.

– Теперь все будет иначе, – сказал Хэл.

Он лежал на спине; она рядом на боку, повернувшись к нему и положив голову на подушку так, что он чувствовал ее взгляд.

– Ты так считаешь? – мягко спросила она. Правой рукой, закинутой за голову, она нежно перебирала его жесткие черные волосы. Хэл посмотрел на свое широкое запястье и могучую руку, лежащую поперек ее груди, и с удивлением подумал, неужели это действительно Аманда рядом с ним, неужели им было суждено встретиться именно здесь и именно сейчас, когда все миры вокруг них в любой момент могут рухнуть в пропасть.

Его удивление все нарастало. Как это возможно, чтобы в такое время его переполняло безграничное счастье и чувство близости к другому человеку; когда всего несколько дней назад на Гармонии…

Он невольно передернул плечами, и ее руки крепко обхватили его.

– Что такое? – встревоженно спросила она.

– Ничего… – сказал он. – Ничего. Так, старый призрак показался из могилы.

– Какой призрак?

– Очень и очень старый. Ему уже двести лет.

– Но он еще не ушел, – вздохнула Аманда. – Он все еще с тобой.

– Да, – нехотя признался он. Сковывавший его изнутри холод не отступал даже перед теплом ее рук, и, почти сам того не желая, он заговорил:

– Я отправился на Гармонию, чтобы найти одну женщину по имени Рух Тамани – я, кажется, рассказывал тебе о ней, когда был здесь в прошлый раз? Она нужна на Земле для дела, которое имеет значение для всех миров. Но когда я прилетел туда, оказалось, что она находится в милицейском застенке в Аруме.

Он замолчал, чувствуя, как холод растекается по его телу.

– Мне известно о квакерской милиции, – сказала Аманда.

– Чтобы освободить ее, я вошел в контакт с членами местного сопротивления. Мы совершили нападение на Управление милиции. Когда я нашел ее, она находилась в камере…

Память живо воскресила в его мозгу картины недавнего прошлого. Он продолжал говорить. Холод внутри него все продолжал разрастаться, распространяясь по всему телу. Спальня и Аманда как будто отодвинулись на задний план, как нечто несущественное. Он все дальше и дальше погружался в глубины памяти; от чувствовал себя таким далеким и холодным…

– Нет! – донесся до него испуганный голос Аманды. – Хэл! Вернись! Сейчас же!

Какое-то мгновение он, казалось, балансировал на краю черной бездны; потом медленно, цепляясь за присутствие женщины, как за соломинку, начал возвращаться оттуда, куда чуть было не ушел во второй раз. Он возвращался; все ближе и ближе… пока, наконец, окончательно не пришел в себя. Сковывавший его ледяной панцирь растаял. Он лежал на спине, и Аманда сжимала его в объятиях.

Он тяжело выдохнул, но этот громкий хриплый звук, вырвавшийся из его груди, даже нельзя было назвать выдохом. Затем повернул голову и посмотрел на нее.

– Ты знаешь, что со мной было? – удивленно спросил он. – Откуда тебе это известно?

– Это не столь уж большая редкость здесь, – без тени улыбки ответила она. – Такое случалось с Гримами. Это называется холодная ярость.

– Холодная ярость… – повторил Хэл. Он задумчиво посмотрел на скрытый во мраке потолок. Это выражение вызвало в его мозгу какие-то ассоциации. Он воспринял то, что она только что сказала, но тут же, словно подбирая ключ к замку, начал сличать эту информацию с разнообразными хранящимися в памяти понятиями, значение которых ему самому еще не до конца было ясно. Он почувствовал, как Аманда ослабила свое неистовое объятие, в котором все еще сжимала его. Она отпустила руки и чуть-чуть отодвинулась от него. Но он по-прежнему чувствовал на себе ее взгляд.

– Мне очень жаль. – Его слова долетели до нее слабым дуновением воздуха, а глаза все еще были устремлены в потолок. – Я вовсе не хотел, чтобы это случилось при тебе.

– Я уже сказала тебе, – ответила она; голос ее звучал гораздо мягче, чем слова, которые она произносила. – Это здесь не редкость. Такое случалось с Гримами. Только представь, сколько за последние триста лет было ночей, когда кто-нибудь из них, мужчина или женщина, так же, как ты, лежал и разговаривал с близким ему или ей человеком.

Он не знал, что ответить. Он чувствовал стыд… и одновременно облегчение.

– Кто ты? – мягко спросила Аманда.

Он закрыл глаза. Ее вопрос, свидетельствующий о том, что ей известно то, что она, по его представлению, никак не должна была знать, поразил его, как удар в солнечное сплетение. Сейчас, когда он только что попытался уйти от нее так далеко, насколько это вообще доступно человеческому разуму, и она все-таки сумела вопреки его воле вернуть его обратно, ему больше негде было спрятаться от нее.

– Донал, – услышал он собственный голос, прозвучавший необычайно громко в ночной тишине. – Я был Доналом.

Глаза его все еще были закрыты; он боялся посмотреть на нее.

– Как ты это узнала? – после продолжительной паузы спросил он.

– Морганов всегда отличала способность к ясновидению, – ответила она – А Аманды обладали этим даром даже в большей степени, чем другие члены семьи. Кроме того, я росла вместе с Яном. Как я могла не распознать этого?

Он молчал, не зная, что ответить.

– Ты и похож на Яна, – сказала она. – Да ты и сам знаешь.

Он вымученно улыбнулся и наконец открыл глаза, но, как и прежде, продолжал смотреть в потолок. Теперь, когда все уже было сказано, он испытал столь огромное облегчение, что не сразу смог привыкнуть к этому ощущению.

– Еще мальчишкой – Доналом – я всегда хотел походить на Яна и Кейси, но мне этого никогда не удавалось.

– А почему не на Ичан Грима, твоего отца?

При этой мысли он даже улыбнулся.

– Ичан Хан такой, каким я его видел тогда, был просто неподражаем, – ответил он. – Нечего даже было и думать о том, чтобы быть похожим на него. Но близнецы – мне казалось, что я вполне мог стать таким, как они.

– Почему же ты говоришь, что тебе это никогда не удавалось? – спросила она.

– Потому что для Гримов я был весьма невысок. Даже по сравнению с моим братом Мором, – ответил он.

– Две жизни… – задумчиво произнесла она. – Две жизни переживать из-за того, что ты ниже остальных мужчин в твоей семье?

– Три жизни, – поправил он ее. – Для мужчины это иногда имеет большое значение.

– Три? – удивленно переспросила она.

Некоторое время он лежал в тишине, подбирая слова.

– Мне пришлось также какое-то время быть умершим человеком, – наконец нарушил он молчание. – Я хочу сказать, я использовал тело и имя умершего человека. Мне нужно было вернуться в прошлое, а другой возможности для этого не было.

Сам того не желая, тоном своего голоса он как бы пресекал ее дальнейшие расспросы относительно той второй жизни.

– И как давно ты знаешь, кто ты… на этот раз? – спросила она.

До этого момента он разговаривал, не глядя на нее. Теперь же он повернулся к ней, и ее глаза, небесно-голубые в лунном свете, притянули его к себе, как магнит. Он поцеловал ее с тем трепетом, с каким берут в руки талисман.

– Если быть точным – только последние два года, – сказал он. – Почти до семнадцати лет я рос на Земле, ни о чем не подозревая. Позже, когда я работал на шахтах Коби, я впервые начал замечать в себе что-то необычное. Еще позже, на Гармонии, у меня бывали моменты, когда я делал что-либо значительно лучше, чем должен был бы делать. Но только когда я приехал сюда, в Гримхаус, в первый раз – когда я сидел в столовой и… – он оборвал себя на полуфразе, заглянув ей в глаза. – Тогда, должно быть, ты все поняла, – продолжил он, – или, по крайней мере, что-то заподозрила, когда, вернувшись, обнаружила меня там в том состоянии.

– Нет, – сказала она. – Впервые я почувствовала это еще накануне вечером. Я поняла тогда не кто ты, а кем ты был.

Он покачал головой, вспоминая.

– Но тогда я еще сам не был уверен, пока не побывал во второй раз, в этом году, на Абсолютной Энциклопедии. И там, когда я впервые начал использовать Энциклопедию в качестве творческого инструмента, как этого желал и планировал Марк Торре, я заставил ее провести ретроспективный поиск, чтобы узнать, откуда я взялся.

– И она обнаружила, что ты происходишь с Дорсая?

Волна холода, не того, из которого Аманда вырвала его, но столь же пугающего, пробежала по его телу.

– Да, – ответил он. – Но, помимо этого, и еще многое, многое другое, что уходит корнями в далекое прошлое.

Она смотрела на него, не отводя глаз:

– Не понимаю, о чем ты.

– Я – Солдат времени, – мягко сказал Хэл. – Я всегда им был. И это продолжается уже очень, очень давно. А сейчас мы находимся накануне последней, решающей схватки.

– Уже сейчас? – переспросила Аманда. – А можно от нее как-нибудь уклониться?

– Нет, – хмуро ответил он. – Это исключено. Вот почему в ней примут участие все, кто сейчас еще жив, хотят они того или нет. Я как-нибудь свезу тебя на Энциклопедию и покажу тебе все это в динамике – как развивались события на протяжении веков; то же самое я должен продемонстрировать Таму Олину и Аджеле, как только снова попаду туда.

– Аджеле?

– Аджела – экзотка примерно моего возраста. – Хэл улыбнулся. – Она является чем-то вроде заботливой няньки при Таме. Сейчас ей уже за двадцать, а опекать его она начала, когда ей было всего шестнадцать лет. Именно она в основном и осуществляет от его имени все административное руководство Энциклопедией.

Глава 56

Аманда замолчала. Тишина сомкнулась вокруг них; не сговариваясь, они повернулись лицом друг к другу и окунулись в вечность, разговаривая на языке, понятном только им двоим. Потом они тихо лежали рядом на спине, наблюдая за игрой лунного света в дальнем углу комнаты.

– Ты ведь не ожидал, что я буду встречать тебя в космопорте, когда вернулся на Дорсай? – вдруг спросила Аманда. Он покачал головой.

– Я даже не мог предположить. Это слишком фантастично. Просто я думал, что, когда приеду, обязательно найду и навещу тебя, где бы ты ни была. Я только надеялся…

Не договорив, он снова затих.

– У меня было больше года на размышления о тебе, – помолчав, сказала Аманда.

– Да, – задумчиво улыбнулся он. – Неужели так долго? Пожалуй, ведь так? Столько всего произошло за это время…

– Ты не понимаешь.

Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо;

– Помнишь наш разговор в твой прошлый приезд сюда?

– Да, о двух Амандах, – ответил он и добавил серьезно:

– Я помню.

Он посмотрел на нее.

– Извини, что я такой тугодум и не сразу понял, о чем ты говоришь, – продолжал он. – Теперь до меня дошло. Ты говорила мне, что, как и они, ты несешь ответственность за судьбы многих людей, слишком многих, чтобы брать на себя еще дополнительную ответственность за кого-нибудь вроде меня. Я тебя понял. И увидел, что и сам не могу уйти от исполнения своих обязанностей. Так что вряд ли я мог надеяться, что ты решишься оставить свои.

– Если ты помолчишь и послушаешь, – прервала его Аманда, – мне, может быть, удастся объяснить тебе, что я хочу тебе сказать.

– Я тебя слушаю, – ответил он.

– Я хочу сказать, что после твоего отъезда мне представился случай хорошенько все обдумать. Ты прав, я отослала тебя потому, что мне казалось, в моей жизни нет места никому вроде тебя – потому что я думала, что должна повторить путь Аманды Второй, а она ведь отвергла Яна. Но, в размышлениях над этим, мне вдруг открылось многое из того, чего я не понимала раньше в предыдущих Амандах.

Он лежал и слушал ее. Когда она замолкла, он просто продолжал смотреть на нее.

– Одно из самых больших потрясений, – почти сурово продолжала она, – как мало я знала об Аманде Второй, несмотря на то что она вырастила меня. Я тебе рассказывала, что в детстве так часто видела в этом доме Яна, что даже считала его тогда одним из Морганов. Ему и Аманде было тогда уже достаточно много лет. Его дети выросли и имели своих детей, жена Лия умерла. Он и Аманда уже на склоне лет наконец-то стали жить так, как в силу жизненных обстоятельств и обязанностей не могли себе позволить раньше – то есть вместе, в любви и согласии. Все это происходило тогда прямо на моих глазах, но я была слишком молода, чтобы понять это. В силу своей молодости и романтичности, единственное, что я смогла осознать, так это великое самоотречение, на которое пошла молодая Аманда, отказавшись от своей любви к Яну, ради исполнения своих обязанностей перед жителями Дорсая.

Она помолчала.

– Скажи хоть что-нибудь, – потребовала она. – Ты успеваешь следить за ходом моей мысли, а?

– Успеваю, – ответил он.

– Хорошо, – продолжила она. – И лишь только после того, как я взглянула на Яна и Аманду как на обычных людей, каковыми они и были на самом деле, я наконец смогла увидеть определенную закономерность в развитии линии Аманды. Аманда Первая отвечала только за свою семью и людей, проживающих в ближайшей округе. Аманда Вторая имела уже обязательства перед всеми жителями Дорсая. Что касается моих обязательств, то они такие же, как и твои – обязательства перед всей человеческой расой. В конце концов я поняла, – продолжала она, – вопреки тому что наши обязательства заставляют нас идти каждого своим путем, возможно, в результате получится все как раз наоборот. Быть может, именно они, хотим мы этого или нет, заставят нас идти одним путем; и, если это так, тогда все в порядке, по крайней мере для меня.

Аманда замолчала, посмотрела на него и лукаво улыбнулась, чего он никак не ожидал от нее.

– Ты следишь за моей мыслью? – требовательно спросила она.

– Нет, – ответил он. – Если честно, не успеваю. Я совсем сбился с толку.

– Вот тебе на! Неожиданная ограниченность гения. Я говорю о том, что пришла к выводу: если уж наша встреча действительно неизбежна и предопределена, то ты непременно вернешься сюда, просто это вопрос времени. Если же ты вообще не приедешь, то мне надо просто выбросить все это из головы.

Они внимательно смотрели друг на друга; затем она убрала локоть, на который опиралась, и легла, примостив голову у него на груди. Хэл обнял ее свободной рукой и крепко прижал к себе. Какое-то время они лежали молча.

– Меньше всего на свете я мог ожидать этого, – наконец заговорил он, глядя в потолок. – Мне понадобилось две жизни, чтобы понять, что мне надо научиться любить. А вот теперь, когда я действительно полюбил, оказалось, это совершенно некстати и не сулит мне ничего хорошего.

Он замолчал и нежно провел ладонью вдоль ее спины.

– Мне бы не надо было этого делать, – вдруг произнесла Аманда совершенно иным тоном. – Я не знаю, что заставляет меня дразнить тебя. Это примерно как если бы тебе удалось прокатиться на дикой лошади, к которой все и подходить-то боятся. Но я хоть немного, но все же могу себе представить, каково тебе пришлось все эти годы и все эти жизни. Странно, что это не наложило на тебя какого-то особого отпечатка теперь, когда ты узнал, кем ты был и что делал раньше.

– Каждая жизнь начиналась как бы заново, – просто объяснил он. – Так и должно быть. Каждый раз доска вытирается начисто, чтобы старые знания не мешали постижению новых. Я заново создавал себя в каждой новой жизни. Только так я мог быть уверен, что вспомню о том, что знал в предыдущей жизни, лишь после того как освоил это в новой. Я учился, учился все время.

– Понятно, но все же странно, не так ли? – сказала она. – Все идут по своей жизни снизу вверх. Ты же фактически наоборот – сверху вниз. От Донала, главы миров, ты пробивал себе дорогу вниз, стараясь стать как можно ближе к обычному человеку.

– Это потому, что решение должно быть найдено на уровне обыкновенного человека – либо его не существует вообще. Донал начал исправлять расу силой и понял, что у него ничего не вышло. Силой внутреннюю сущность человека изменить нельзя. Говорят, что при жизни Чингисхана дева с сумой, полной золота, могла проскакать на коне от одной границы его империи до другой и никто бы ни ее, ни золота не тронул. Но после его смерти и девы, и золото стали передвигаться только под вооруженной охраной, впрочем, так было всегда до его правления. Все, что один человек может сделать для другого, – это проложить тропу и надеяться, что кто-нибудь последует за ним. Но как бы я смог проложить людям дорогу, если бы не думал, как они, не чувствовал, как они, – не осознавал себя одним из них?

Его голос звучал необычно в ночной тиши этой комнаты и даже для его собственных ушей.

– Конечно, не смог бы, – мягко произнесла Аманда. – Но в чем Донал допустил ошибку?

– Не совсем ошибку. Он двигался в правильном направлении, хотя не совсем ясно себе его представлял; возможно, даже я не до конца еще все понимаю. Но направление, повторяю, с самого начала было выбрано им правильно, и то, что он завещал мне, будучи еще совсем ребенком, до сих пор является целью моей жизни, моей работой.

– Завещал тебе? – удивилась Аманда. – Ты хочешь сказать, что, так же как Донал, с детства ты посвятил себя делу, которое выполняешь и сейчас? Неужели со столь раннего возраста?

Память болью отозвалась в нем. Над ним вновь сомкнулись тюремные стены камеры на Гармонии.

– Ты помнишь Джеймса Грима? – спросил он ее.

– Которого Джеймса? – уточнила она. – Среди Гримов, начиная с Клетуса, были трое с таким именем.

– Джеймса, который был самым младшим из дядьев Донала, – ответил он. – Того Джеймса, которого убили при Доннесуорте, когда я… когда Донал был еще совсем ребенком.

Он помолчал, глядя в спокойное лицо Аманды, которая лежала, прижавшись одной щекой к его груди, и смотрела на него из темноты, освещенная бледнеющим светом луны.

– Разве я не рассказывал тебе, когда был здесь в прошлый раз, о видениях, которые посещали меня в тюремной камере на Гармонии, о кладбище и похоронах? – спросил он.

– Нет, – сказала она. – Ты мне многое рассказывал о тюремной камере и о раздумьях в ней о своем дальнейшем пути. Но ты не упоминал ни о каких видениях, связанных с похоронами.

– Это случилось, когда я уже готов был от всего отказаться. Тогда я не осознавал этого, но наконец был на грани понимания той истины, на поиски которой и был мною послан Хэл Мэйн. То, что я должен был понять, начало пробиваться сквозь поставленный мною же для Хэла барьер, ограждавший его от того, что он знал в прошлой жизни, и этим воспоминанием – церемонией похорон Джеймса в Форали, когда я был еще мальчиком…

Его голос задрожал от боли, которую он ощутил при этом воспоминании, затем он взял себя в руки.

– Именно тогда Донал принял решение, взял на себя обязательство, – продолжал Хэл. – Джеймс был для него ближе, чем даже родной брат, так иногда бывает. По возрасту Мор был где-то между нами, но Мор…

Голос его сорвался. Это имя как будто вызвало спазм в его горле.

– Что Мор? – не дождавшись продолжения, спросила Аманда. Протянув руку, она нежно коснулась пальцами его руки, лежащей на кровати.

– Донал убил Мора, – отрешенно произнес он. Ему показалось, что ее пальцы коснулись оголенных нервов его руки и побежали по ним вверх, словно пытаясь добраться до самой сокровенной сути его естества.

– Это неправда, – услышал он словно издалека ее голос. – Ты придаешь этому больше значения, чем надо. Это так и не так. Что же было на самом деле?

– Донал виноват в смерти Мора, – словно повинуясь ее приказу, ответил он.

– Хорошо, – сказала она. – Давай сейчас не будем говорить об этом. Ты рассказывал мне о смерти Джеймса и о том, как она связана с решением Донала, которое руководило тобой во всех твоих жизнях и на протяжении всех этих лет. Что же такое там произошло?

– Что произошло? – Он с трудом отогнал образ изувеченного тела Мора и вновь вызвал в своей памяти картину похорон Джеймса. – Они все просто смирились с его смертью. Все, даже Ичан, даже мой отец, он просто смирился с убийством Джеймса, этим абсолютно бессмысленным убийством. А я… не смог. Я… он, Донал, впал в состояние холодного неистовства. Точно такого, из которого ты недавно вывела меня.

– Неужели? – в голосе Аманды сквозило явное сомнение – Это невозможно, Донал был слишком молод. Сколько ему было?

– Одиннадцать.

– В этом возрасте такого не могло быть. Это просто невозможно.

Хэл рассмеялся, его смех резко прозвучал в тишине спальной.

– Но так это и было. Кейси тоже, как и ты, не поверил когда отыскал его на конюшне, куда тот забился после похорон, в то время как все остальные пошли в дом. Но он смог это сделать. Ведь он был Донал.

При этом последнем слове, словно само имя было магическим ключом, внутри него как будто что-то щелкнуло и прошлое вновь вернулось к нему; и вместе с холодной яростью им неожиданно завладела огромная сила, захлестнувшая его, словно неистовая волна прилива, грозящая поглотить все на своем пути.

– Я – Донал, – сказал он; могучая сила подхватила его, взметнула вверх. Неистовая, огромная…

– Не Блейз.

Тихий голос Аманды, донесшийся до него, словно издалека, разбил и усмирил эту силу. Он с облегчением вздохнул, почувствовав, что приходит в себя. Несколько минут он лежал, не говоря ни слова, затем повернулся и, стараясь разглядеть ее лицо в полумраке, спросил:

– Что я рассказывал тебе о Блейзе?

– Это было в первый твой приезд в Фал Морган, – мягко ответила она. – В ту ночь ты очень много говорил.

– Понятно, – вздохнул он. – Грех воина все еще сидит во мне. От него мне тоже еще предстоит избавиться, как ты понимаешь… если вспомнишь, что я тебе рассказывал об освобождении Рух. Нет, слава Богу, я не Блейз. Но и в одиннадцать лет я тоже им не был. Единственное, что я понимал, так это то, что не могу вот так просто смириться с бессмысленной смертью Джеймса, со всем этим злом, творящимся во Вселенной: с тем, что творят люди друг против друга, чего никогда не должно было быть.

– И ты тогда поставил перед собой задачу положить этому конец?