Дорсай (№11) - Абсолютная Энциклопедия. Том 2

– Оно возможно, – кивнул Хэл, – потому что, как я уже сказал, подобные операции проводились неоднократно и раньше. Необходимо только свести до минимума противодействие другой стороны, когда мы проникнем на территорию Центра, для того чтобы группа спасателей могла без труда справиться с ситуацией.

Худой мужчина лет пятидесяти с недовольным лицом, сидящий через три человека от Хэла, презрительно фыркнул:

– Прекрасно! Все, что нам надо, это только чудо!

– Нет, – ответил Хэл тем же спокойным тоном, которым начал сегодняшнюю встречу, – все, что нам надо, это четкий план.

Он посмотрел на Аталию в противоположном конце стола.

– Я узнал, что в казармах вашего Милицейского центра расквартированы четыре роты примерно по двести человек в каждой, плюс пара сотен чиновников и обслуживающего персонала. Таким образом, максимальная численность, с которой мы можем столкнуться, составляет не больше тысячи ста человек.

– Это много, – заметила женщина средних лет, которая так горячо протестовала против предположения о том, что у первых поселенцев Квакерских миров было меньше веры, чем у нынешних поколений.

– Да, на первый взгляд это кажется много, – сказал Хэл. – Но для города подобной величины на любой другой планете, за исключением Ассоциации, Дорсая и Экзотских миров, обычно требуется раза в три больше полиции. В данном случае нам опять повезло, что характер вашей культуры не требует больших полицейских сил.

– Очень мило, – усмехнулась женщина. – Возможно, это и комплимент, но нам от этого вызволять Рух будет не легче.

– А я считаю, легче, – возразил Хэл. – Потому что это означает, что для выполнения полицейских функций по обеспечению порядка в таком большом городе, как Арума, у местной милиции недостаточно людей. Это не имело особого значения до того, как появились Иные и население было дружественным. Но сейчас местное население – во всяком случае, если исходить из того, что я сам видел в тот день, когда Рух выступала на площади после диверсии на Кор Тэп, – дружественным никак уже не назовешь.

– Я все же не понимаю, чем это может нам помочь, – упорствовал мужчина в вязаном джемпере.

– Тише, Хавес, – сказала женщина. – Кажется, я понимаю. Ты намереваешься воспользоваться помощью населения города, не так ли, Хэл Мэйн?

Хэл кивнул:

– Совершенно верно. Я хочу оттянуть от Центра основные силы милиции и, когда там останется минимальный отряд, предпринять попытку освобождения Рух.

– Каким образом? – раздался голос Аталии с противоположного конца стола.

– Да, – подхватил мужчина в вязаном джемпере, – каким образом? Не говоря уже о чем-нибудь другом, каким образом мы сохраним готовящуюся операцию в секрете, если собираемся привлечь к ней широкие массы народа? У милиции повсюду в городе свои шпионы и осведомители, так же как у нас свои осведомители в рядах милиции.

– Люди не будут ничего знать, пока мы сами не скажем им, – пояснил Хэл.

– Если они не будут знать… – озадаченно повторил мужчина, – то как они смогут нам помочь? Как ты предполагаешь воспользоваться их помощью?

– Я хочу, чтобы они организовали пожары, бунты, уличные бои – вы лучше меня знаете, что именно, – продолжил Хэл. – Мне необходимо, чтобы в разных концах города вспыхнуло полсотни различных инцидентов, чтобы милиция без конца отправляла на места происшествий свои наряды до тех пор, пока у нее в резерве не останется ни одного человека.

– Но где найти столько людей – я имею в виду обычных людей, а не Детей гнева или тех, кто тем или иным образом посвятил себя борьбе с этим сатанинским отродьем, – чтобы они сделали то, что ты от них хочешь, не требуя от тебя никаких объяснений, – почти закричал худой человек со злым лицом. – И что насчет самой милиции? Неужели ты думаешь, они ничего не заподозрят, когда повсюду вдруг начнутся беспорядки и заполыхают пожары? Они сразу почувствуют, что здесь что-то не то, и удвоят охрану Центра!

Несколько мгновений Хэл молча разглядывал его.

– Когда я раньше был на Гармонии под именем Ховарда Билавда Иммануэльсона, – наконец произнес он, – я был прихожанином Возрожденной Церкви Откровения. А к какой церкви принадлежишь ты, брат?

Мужчина удивленно посмотрел на него, его лицо посуровело.

– Я принадлежу к Церкви Восьмого Завета, – резко ответил он. – А что?

– Восьмого Завета… – Хэл с задумчивым видом откинулся назад, положив руки на стол и сплетя пальцы. – Не та ли эта церковь, которая была основана одним богоотступником? Погрязшим в грехе и прочей мерзости, за что церковь, к которой он раньше принадлежал, вышвырнула его вон, велев забыть дорогу обратно, и поэтому он почел за лучшее основать свою собственную церковь, которая, как всем известно, является теперь средоточием греха и разврата…

Раздался треск, и бочка, на которой сидел человек со злым лицом, отлетела в сторону, с грохотом покатившись по бетонному полу, а сам человек вскочил на ноги и уже готов был прямо через стол броситься на Хэла, если бы его не удержали сидящие рядом с ним.

– Мир! Извини меня! Извини, пожалуйста! – Хэл поднял руку и протянул ее открытой ладонью вперед. – Я только хотел продемонстрировать вам то, что и так всем хорошо известно, а именно, что споры между представителями различных церквей не так уж и редки, особенно в таком большом городе, как этот, и что эти споры часто выливаются в открытые столкновения, и тогда милиция вынуждена посылать свои наряды для восстановления спокойствия, разве не так? И если масштабы этих споров будут все время расти, то следует ожидать, что уже десятки милицейских нарядов покинут Центр для наведения порядка в городе.

– Я не понимаю, – сказал мужчина в вязаном джемпере, пока человек со злым лицом медленно и неохотно усаживался на место, сверля Хэла глазами.

– А я понимаю, Хавес, – отозвалась женщина средних лет с пронзительными черными глазами. – Устроив уличные беспорядки, мы сможем постепенно оттягивать силы милиции от Центра. Хорошо, Хэл Мэйн, но ведь милицейское руководство сможет заранее рассчитать, сколько им понадобится людей, так чтобы не оголять Центр.

– Разумеется, они постараются это сделать, – кивнул Хэл. – Но мы должны предусмотреть в своем плане непрерывную эскалацию напряженности на протяжении от пятидесяти до семидесяти пяти часов, которая до предела вымотает и тех, кто наводит порядок на улицах, и их начальство, лишив и тех и других нормального сна. А физическая усталость притупит их рефлексы и способность правильно оценивать ситуацию. По существу, нам надо попытаться довести до крайнего изнеможения всех, кто останется в Центре. Для этой цели у нас будет от сорока восьми до семидесяти двух часов. Если мы растянем операцию на большее время, они сумеют адаптироваться. К тому же фактор времени крайне важен для освобождения Рух. Мы знаем, что сейчас она жива, но нам неизвестно, в каком она состоянии и как долго еще сможет продержаться.

Хэл сделал паузу и еще раз оглядел лица сидящих перед ним людей; что-что, а уж их вниманием он сейчас завладел полностью; только на лице худого мужчины, которого он спровоцировал, еще были заметны следы недавней ярости.

– Пожалуй, это может сработать. – Мужчина в вязаном джемпере обращался даже не к Хэлу, а ко всем сидящим за столом. Потом он повернулся к Хэлу:

– Допустим, эта часть плана, касающаяся оттягивания основных сил милиции от Центра и последующего выматывания их, сработает, а что потом?

– Когда наступит нужный момент, мы пошлем группу, которая проникнет в Центр через служебный вход, используя маршрут, по которому в тюремный сектор Центра доставляются продукты питания и что-нибудь вывозится, начиная с грязного белья и кончая трупами заключенных.

– А когда они будут выходить, их уже будут ждать все оставленные в Центре милиционеры! – резко бросил худой мужчина.

– Вовсе не обязательно, – пожал плечами Хэл. – Не забывайте, что милиция в первую очередь будет думать об уличных беспорядках, которые к тому времени достигнут такого размаха, что это будет попахивать уже всеобщим бунтом. Когда они получат сообщение, что кто-то проник в Центр через служебный вход, то воспримут это как просто одну из акций бунтовщиков – погром в Центре. Ничто не должно указывать им на то, что все эти беспорядки – лишь предлог для того, чтобы спасти из тюрьмы заключенного, всего одного заключенного.

В помещении склада повисла тишина.

– Риск довольно большой, что они ничего не заподозрят, – вздохнула Аталия.

– Особого риска не должно быть, – возразил Хэл. – И мы намерены еще больше повысить наши шансы, организовав перед самым проникновением группы отвлекающее нападение на главный вход Центра. Это должно выглядеть, только выглядеть, как будто нападающие пытаются пробиться внутрь здания; это должно не только оттянуть к главному входу все оставшиеся в Центре силы милиции, но и как-то объяснить проникновение в здание небольшой группы через служебный вход.

– И все же ты слишком много ставишь на то, что подумает милиция, – сказала Аталия.

– А мы можем существенно помочь им сориентировать свои мысли в нужном нам направлении, – отозвался Хэл, – прежде всего соответствующим образом одев нашу группу, направляющуюся в Центр, и проинструктировав ее членов, чтобы своими действиями они создавали впечатление о банде мародеров, которые, воспользовавшись нападением на центральный вход, решили втихаря пробраться внутрь, чтобы поживиться всем, чем можно; кстати, сколько сейчас стоит на черном рынке милицейское конусное ружье с боеприпасами?

Аталия нехотя кивнула головой:

– Много.

– Таким образом, – продолжил Хэл, – я думаю, у нас есть все основания полагать, что милицейское начальство направит против тех, кого они примут за плохо вооруженную необученную уличную банду, которая разбежится при одном только виде милицейской формы, лишь крохотную часть имеющихся в его распоряжении сил. Тем временем, если мы будем двигаться достаточно быстро, мы сумеем добраться до Рух, вызволить ее из камеры и двинуться обратно. Мы должны быть готовы к тому, что нам придется оружием прокладывать себе путь сквозь первый пикет, присланный от главного входа для того, чтобы нас задержать; и нам надо постараться быть уже за пределами Центра к тому моменту, когда прибудет подкрепление. Не забывайте, что, по имеющимся у меня сведениям, все важнейшие подразделения Центра, такие как архив, арсенал и некоторые другие, расположены в передней части здания. Поэтому полковник Барбедж и его люди прежде всего будут стремиться оборонять именно эту часть здания, а уж потом, когда у них появится возможность, займутся теми, кто вторгся в служебную зону.

Хэл замолчал. Он инстинктивно чувствовал, что им надо дать время обдумать его слова. Но его обостренное восприятие говорило ему: на этом этапе он уже достиг гораздо больше того, на что мог надеяться.

– Извините, я покину вас на минутку, – сказал он. – Я скоро вернусь.

Он повернулся и вышел в дверь, соединяющую склад с жилыми помещениями дома Аталии. Он еще не успел закрыть за собой дверь, как услышал за спиной разом вспыхнувшую жаркую дискуссию; их приглушенные голоса доносились до него даже через тонкую филенку двери.

«Пусть поспорят между собой, – подумал он. – Пусть поговорят». Он посмотрел на свой наручный хронометр. Минут пять им будет вполне достаточно, и после этого я вернусь туда…

Убивая время, он прохаживался по гостиной Аталии. Его мысли разбегались в разные стороны, и он вдруг подумал о Рух, томящейся в тюремной камере Милицейского центра. Он вспомнил, как впервые увидел ее, освещенную неровным солнечным светом, пробивающимся сквозь ветви хвойных деревьев, зеленовато-бурый мох, усыпанный сухими иглами под ее ногами, а над головой рваные бело-серые облака на фоне пронзительно голубого неба; какое-то мгновение они просто стояли и смотрели друг на друга.

Он вспомнил, что подумал тогда, какой же высокой, стройной и подтянутой она выглядит в своей перетянутой портупеей армейской куртке и плотных темно-коричневых брюках – словно освещенный солнцем темный клинок меча. Ее образ снова всплыл перед его мысленным взором, но его тут же вытеснил другой образ – Рух в руках милиции. И в тот же миг внутри его как будто что-то оборвалось, и волна озноба прокатилась по всему его телу, достигая самых кончиков пальцев.

Позади него с шумом распахнулась дверь, и он мгновенно развернулся к ней, подобно разъяренному тигру. В дверном проеме стояла Аталия.

– В чем дело? – спросила она. – Мы тебя ждем.

– Ждете… – эхом повторил за ней он. Он посмотрел на хронометр, но никак не мог вспомнить, сколько он показывал, как ему казалось, мгновение назад.

– Уже прошло больше десяти минут. – Аталия жестом пригласила его обратно. – Проходи. У нас к тебе масса вопросов.

Глава 54

Как только он вошел в помещение склада, ему сразу же бросилась в глаза перемена, произошедшая в настроении находящихся там людей и в самой атмосфере этой обширной промозглой комнаты. Он увидел перед собой лица, горящие яростной решимостью, с блестящими от возбуждения глазами, как у людей, которых долго морили голодом, а потом неожиданно положили перед ними каравай хлеба. Ему вдруг пришло в голову, что он совсем забыл, как долго люди этого мира страдали от произвола милиции, не имея возможности ответить ей тем же. «Кроме того, – подумал он, – если они решат поставить меня во главе операции за спасение Рух и против такого заклятого врага, для меня это будет актом доверия с их стороны».

Он шагнул через порог и направился к столу, их головы тут же опустились, и они отвели глаза, стараясь не смотреть на него – излишняя предосторожность. Любому прошедшему такую же жизненную школу, как он, было бы заметно это тщательно скрываемое возбуждение, в котором пребывали сидящие за столом.

– Вопрос в том, – начал мужчина в вязаном джемпере, обращаясь к Хэлу, когда он снова занял свое место, – где нам взять людей, которые могли бы выполнить такую крупную, задуманную тобой, операцию. Сколько мужчин и женщин, по твоим прикидкам, тебе понадобится?

– Какой этап операции ты имеешь в виду? – спросил Хэл. – Чтобы проникнуть в тюремный сектор Центра, достаточно человек двенадцать, к тому же половина из них будет расставлена вдоль маршрута нашего продвижения, с тем чтобы в случае высылки противником подкрепления со стороны главного входа в Центр они могли своевременно предупредить нас об этом. Если в группе будет более шести человек, в этих маленьких комнатушках и коридорах мы будем просто мешать друг другу, беспрестанно натыкаясь один на другого. Наше спасение в быстроте проведения операции, мы должны пробраться в тюрьму и выбраться из нее вместе с Рух до того, как милицейское начальство что-либо начнет понимать.

– Всего лишь двенадцать? – усомнился высокий мужчина, собиравшийся ранее покинуть встречу. – А кто будет прикрывать вас, когда вы вместе с Рух Тамани выберетесь из тюрьмы?

– Возможно, для этого понадобится еще человек шесть, – сказал Хэл, – но им не обязательно иметь опыт участия в военных операциях, как для тех, кто будет действовать со мной внутри; фактически, настоящих профессионалов, которые будут мне помогать, нужно только пять. Дайте мне пять бывших членов отряда, а остальные могут быть просто отважными ребятами, не теряющими голову при перестрелке.

«Или дайте мне всего лишь двоих дорсайцев, таких как Малахия или Аманда», – мысленно добавил он. И тут же отбросил прочь эту мысль. Ничего нет бесполезнее, чем желать невозможного.

– Тем не менее ты хочешь, чтобы мы организовали самое настоящее нападение на главный вход Центра, – допытывался мужчина в вязаном джемпере.

– Для этого нужно всего лишь тридцать человек, которые действительно способны попасть туда, куда целятся, – ответил Хэл. – Добавьте к ним еще тех, кого сможете обеспечить оружием и кто умеет с ним обращаться и не перестреляет себя или своих товарищей. Но еще до того вам необходимо задействовать подстрекателей к бунту и беспорядкам, которые должны будут предшествовать самому нападению. Я вынужден повторить еще раз – нападение на Центр со стороны его главного входа нужно лишь для того, чтобы отвлечь внимание милиции в самом здании по крайней мере минут на двадцать или около того, что даст нам время вызволить Рух из тюрьмы. И не говорите мне, что в таком большом городе не найдется сотни убежденных противников режима.

Он замолчал и оглядел стол и всех сидящих за ним. На какое-то время воцарилась тишина. Кто-то разглядывал крышку стола, а кто-то просто смотрел в сторону, они изо всех сил старались не выказать своего удовлетворения его ответами.

– Хорошо, – подвела итог Аталия со своего места в конце стола, которое она снова заняла после перерыва. – Ты, конечно же, понимаешь, что мы должны обсудить все детали твоего предложения. Почему бы тебе не пройти в свою комнату и не подождать там, пока я не извещу тебя о нашем решении?

Хэл кивнул и встал. Он покинул помещение склада, оставив их один на один с решением, которое, по его убеждению, уже было предопределено. Но вместо того чтобы пойти к себе в комнату, он вышел через входную дверь дома Аталии в темноту и прохладу ночного двора. Пригнув головы к земле и приветливо помахивая хвостами, к нему метнулись три приземистые тени. Он присел на корточки посреди грязного двора и протянул к ним навстречу руки.

Высоко в ночном небе то тут, то там сквозь разрывы туч сияли крохотные, как булавочные головки, звездочки. Собаки навалились на него, облизывая ему лицо и руки…

На следующий день в разных частях города начались беспорядки; сначала это были небольшие стычки между отдельными горожанами, а затем конфликт перекинулся на церкви различных конфессий. Кое-где вспыхнули пожары. Днем спустя пожаров стало больше, драки происходили все чаще и матери перестали отпускать детей в школу. К полудню второго дня на улицах Арумы можно было видеть лишь взрослых мужчин, вооруженных дубинками, да отряды милиции, которые разгоняли их по близлежащим домам, а затем спешили обратно на помощь вконец обессилевшим пожарным, не успевавшим бороться с, казалось, вездесущим огнем. Настроение милиции портилось, усталость возрастала так же, как и активность горожан.

– Дело дрянь, – сказал Морелли Уолден, входя в конце дня в переднюю дома Аталии. – Мы больше не контролируем ситуацию. Она развивается по собственному сценарию.

– Так и должно было случиться, – ответил Хэл. Переднюю комнату дома Аталии превратили в штаб-квартиру; но в данный момент, кроме Морелли, Хэла и Аталии, в ней больше никого не было. Морелли перевел взгляд с Хэла на Аталию.

– В городе не осталось ни одного района, в котором не отмечалось бы по меньшей мере двух или трех пожаров. Дело может кончиться тем, что заполыхает весь город.

– Нет, – возразил ему Хэл. – Поджигатели, занимающиеся этим по собственному почину, тоже устали, так же как милиция, да и мы сами. К завтрашнему утру дело пойдет на спад. Такова схема развития городских бунтов, существующая с тех пор, как появились города, создающие почву для бунтов.

– Я верю тебе, – вздохнул Морелли, – потому что знаю тебя со времен совместной борьбы в отряде Рух. Тем не менее я не могу не волноваться. Я думаю, сейчас самое время предпринять наступление на Центр.

– Нет, – покачал головой Хэл. – Мы должны дождаться ночи – как по психологическим, так и по тактическим соображениям. Если же тебе непременно хочется о чем-либо беспокоиться, Морелли, то проверь готовность обеих оперативных групп. – Пусть те, кто будет атаковать главный вход Центра, до вечера хоть немного отдохнут. Иди-ка и проверь, как у них дела. Нападающие должны занять свои места только с наступлением полной темноты; боевики же не должны двигаться с места, пока начавшаяся перед главным входом заваруха не продлится по меньшей мере часа два; этого вполне достаточно, чтобы оттянуть как можно больше милиционеров, находящихся в здании, к его главному входу.

– Хорошо, – согласился Морелли.

Он прошел через комнату к двери, ведущей в склад, где были расставлены топчаны для тех, кто в настоящее время не был задействован на улицах.

Как только дверь за ним закрылась, Аталия, глядя на Хэла, стоявшего в другом конце комнаты, сказала:

– Не думаешь ли ты, что сейчас самое время еще раз проинструктировать тех, кто пойдет с тобой?

– Они не хуже меня знают, с чем им придется столкнуться, – ответил он, кивнув головой в сторону разостланных на столе планов коридоров и переходов, ведущих к камере Рух, составленных на основании информации, которую им удалось добыть с помощью находящихся в Центре информаторов Аталии. – С этого момента все будет зависеть от принятых решений и от их подчинения моим приказам. Пусть лучше они как следует отдохнут, если смогут.

Вскоре после захода солнца в штаб-квартиру Аталии поступило сообщение, что у здания Центра началась стрельба. Хэл отправился на склад собирать членов обеих своих команд; одна проникнет в здание, а другая должна будет охранять расположенный с тыльной его стороны служебный двор, из которого обычно производится снабжение Центра и куда выходит дверь в кухню казармы, через которую первая команда проникнет внутрь здания. Он огорченно вздохнул, увидев, что из двадцати пяти человек мужчин и женщин все, кроме одного, бодрствовали, сидя на краю своих топчанов и тихо переговариваясь. Исключение составлял стройный, темнокожий мужчина в грубой камуфляжной форме, заменивший в последний момент одного из членов команды, в задачу которой входило проникнуть внутрь здания. С этим человеком он пока еще не успел познакомиться. Мужчина лежал лицом вниз и спал.

Хэл потряс его за плечо, и тот сел на топчане. Это был Джейсон Роу, который впервые привел Хэла в отряд Рух Тамани.

– Джейс! – воскликнул Хэл.

– Я только что прибыл на последнем грузовике, – сказал Джейсон, широко зевая. – Привет, брат. Извини, но в последнее время мне редко удавалось поспать.

– А я-то подумал, вот единственный здесь человек, у кого железные нервы, – рассмеялся Хэл. – Тебе удалось поспать?

– Обо мне не беспокойся, Ховард, вернее, Хэл, я сплю уже шесть… – Джейсон посмотрел на хронометр на своем запястье:

– Нет, семь часов с того момента, как прибыл сюда. Как только узнал, что ты здесь, тут же решил, что могу тебе пригодиться.

– Рад видеть тебя и рад, что ты со мной, – сказал Хэл. Джейсон поднялся. Хэл оглянулся вокруг и повысил голос:

– Внимание, все, кто идет со мной! Выходите в переднюю, мы скоро отправляемся.

Грузовики, в которых они разместились, были уже почти у Центра, когда до их ушей донесся свист конусных ружей, стрелявших всего лишь в нескольких кварталах от них; подъехав еще ближе, они услышали хриплый, подобный рыку огромных разъяренных зверей резкий рев энергетического оружия, эхом отдававшийся от плоских высоких фасадов зданий по обеим сторонам улицы.

Грузовики свернули на улицу, идущую вдоль одной из сторон Центра; металлические ворота служебного двора, расположенные в конце длинного, почти с квартал здания, были широко распахнуты. Несмотря на то что обычно у ворот стояла милицейская охрана, сейчас здесь никого не было видно. На ее месте в ожидании грузовиков стояли четверо мужчин и одна женщина, одетые в гражданскую одежду и вооруженные энергетическими ружьями; позади них у задней стены двора лежали два неподвижных тела в военной форме. Грузовики завели во двор, и ворота за ними закрылись.

– Всем слезать! – скомандовал Хэл, как только грузовики остановились.

Он соскочил на землю и увидел, как сидящие в кузове машин боевики спускаются вниз и тут же разбиваются на группы. Он обернулся к группе из семи мужчин и пятерых женщин, с которой должен был действовать внутри здания, и обратил внимание на то, что все собрались вокруг Джейсона, распознав в нем офицера отряда сопротивления.

– Внутри здания применять только личное энергетическое оружие и ружья, – говорил он. – У кого кабель?

– Здесь. – Один из мужчин приподнял закрепленную у пояса небольшую катушку с намотанным на нее, как могло показаться с первого взгляда, тонким проводом серого цвета. Этот провод представлял собой экранированный кабель для обеспечения телефонной связи между группами, которую оборудование Центра было не в состоянии засечь, не говоря уже о том, чтобы подслушать.

– Носилки?

– Здесь, – ответила женщина. Она подняла вверх нечто похожее на пару длинных шестов, обернутых плотной тканью.

Хэл поискал глазами тех четверых, которые охраняли черные металлические ворота в момент прибытия грузовиков, и, обнаружив неподалеку от машин одного из них, мужчину, спросил:

– Тебе известно, есть кто-нибудь на кухне?

– Мы заходили внутрь, – ответил он, перекладывая свое энергетическое ружье из одной руки в другую. – Там была лишь одна дежурная. Мы ее связали и оставили в углу главного помещения.

«Значит, – подумал Хэл, дежурная по кухне была лицом гражданским. – Если бы она была милиционером, они бы ее убили».

– Хорошо. – Он повернулся к своим людям. – Итак, вы следуете за мной. Если не сможете по каким-либо причинам связаться со мной или если со мной что-нибудь случится, вы обязаны подчиняться приказам Джейсона Роу, вот он. Держитесь вместе; что касается наблюдателей – занимаете свои посты в том порядке, о котором мы договорились ранее. Если увидите или услышите что-нибудь подозрительное, докладывайте обо всем по телефонной связи. Пошли.

Вслед за Хэлом они вошли внутрь. Свет на кухне горел только в одном ее конце, над мойкой, удушливо воняло вареными овощами и мылом. Под самой дальней раковиной Хэл заметил что-то вроде темно-синего тюка. Должно быть, это была связанная с кляпом во рту дежурная.

– Первый наблюдатель, здесь, – приказал он. От группы отделилась женщина, одна из двоих в его группе, лет сорока, та, что была выше и худее. Она нагнулась, подняла конец телефонного провода от катушки, прикрепленной к ремню, перекинутому через плечо стоявшего рядом с ней мужчины, и подсоединила его к своему наручному телефону на запястье правой руки. Хэл мысленно представил себе подробную карту внутренних помещений Центра, которую составила для него Аталия. Он повел остальных боевиков через дверь в левой стене и далее по длинному прямому коридору, пропитанному в отличие от предыдущего помещения резким едким запахом какого-то дезинфицирующего средства.

Расставляя наблюдателей в тех местах, которые были отмечены на изученной им накануне карте, Хэл вел группу все дальше и дальше в глубь прямоугольного здания; затем они начади осторожно спускаться вниз по трехмаршевой металлической лестнице. У подножия последнего марша рядом с пустым письменным столом слева от забранной решеткой двери, ведущей в коридор, по обе стороны которого видны были металлические двери, стоял топчан, на котором безмятежно спал одетый в черную милицейскую форму охранник. Он спал глубоким сном до предела измотанного человека и проснулся лишь только тогда, когда они уже принялись связывать его по рукам и ногам.

– Как открыть дверь в камеры? – спросил его Хэл.

– Так я тебе и выложил, – прохрипел милиционер.

Хэл пожал плечами. Времени на убеждение, даже если бы он и хотел этого, не было. С помощью энергетического пистолета он сбил замок с зарешеченной двери, которая явно не была рассчитана на такое варварское обхождение. Отшвырнув ногой еще горячие прутья решетки, мешавшие открыть дверь, Хэл повел шестерых оставшихся боевиков, включая связиста, по коридору, по обеим сторонам которого находились двери тюремных камер. Последний наблюдатель был оставлен сзади рядом со связанным, с кляпом во рту, милиционером.

Двери камер, как и дверь камеры, в которой когда-то давным-давно они с Джейсоном вместе сидели в Милицейском центре Цитадели, были цельнометаллическими с единственным маленьким смотровым окошком, прикрываемым скользящей пластиной.

Смотровые окошки камер, мимо которых они проходили, были открыты. Хэл заглядывал в каждую камеру, но все они были пусты. Они дошли до конца коридора и обнаружили, что справа и слева от него отходят под прямым углом еще два коридора.

– Может, нам разделиться, Хэл? – предложил Джейсон.

– Нет, – отрезал Хэл. – Давай проверим сначала правый.

В правом коридоре почти все камеры были пустыми, но в трех оказались узники. Они сбили замки с камер и нашли там двоих мужчин и одну женщину, арестованных накануне за участие в беспорядках. Все трое были страшно избиты, но лишь один из мужчин не мог передвигаться без посторонней помощи, которую и оказали ему двое других освобожденных узников. Хэл отослал их назад в комнату, где были оставлены последний наблюдатель и связанный милиционер, приказав им оттуда идти, придерживаясь телефонного провода, до кухни и далее на все четыре стороны.

Аналогичным образом Хэл и его команда просмотрели еще восемь коридоров и боковых ответвлений, освободив более двадцати заключенных, и только один из них попал в тюрьму до начала бунта; его товарищам по заключению пришлось нести его на импровизированных носилках. Но до сих пор они не могли найти Рух. Где-то в глубине души Хэла закопошился страх при мысли о том, что они могли запоздать всего лишь на полсуток: быть может, она уже мертва и ее тело вывезли отсюда, чтобы избавиться от него.

– Все, конец, – услышал он за своим левым плечом голос Джейсона Роу.

Они дошли до конца коридора и уперлись в голую стену, в которой не было никаких дверей.

– Этого не может быть. – Хэл повернул назад и направился в комнату перед входом в тюремный сектор.

– Где остальные камеры? – спросил он плененного милиционера.

На него смотрело бледное лицо одетого в черную форму связанного охранника. Охранник молчал. Хэл вдруг почувствовал, как в его груди пробежал холодок. Его распирало от ярости и, взглянув на лежащего на топчане охранника, он понял, что тот почувствовал это.

– Ты непременно скажешь, – услышал он, словно со стороны, свой изменившийся голос.

Глаза охранника округлились, лицо побелело. Ему казалось, что под неотрывным взглядом Хэла его кожа как будто съеживается, обтягивая кости. Между этими двоими металось нечто гораздо большее, чем страх. В голове Хэла, словно древнее эхо, звучал голос, его собственный голос, обрекающий такого же вот человека на страдания; и лежащий перед ним милиционер замер, словно кролик перед удавом, не смея отвести от него взгляд.