Темная сторона света

— Думаю, он мог это делать.

— Считаешь, твой муж пытался уговорить ее переспать с ним? — нахмурился Алек.

Оливия пожала плечами.

— Полагаю, только Пол сумеет ответить на этот вопрос. Алек подошел к окну и выглянул на улицу.

— Почему Анни не сказала мне, что он ей докучает? — Его голос стал громче. — Я снова и снова спрашивал ее, что случилось. Я терпеть не мог, когда она вот так замыкалась в себе. Меня это пугало. Анни казалась такой потерянной, погруженной в свои мысли. — Алек и сам в этот момент выглядел не лучше. Он словно вернулся в прошлое. — Я просил ее позволить мне помочь ей, умолял ее, но Анни… — Он покачал головой. — Черт! — устало выругался Алек. — Какое это теперь имеет значение?

Оливия оперлась о спинку кресла из ротанга.

— Почему бы тебе не присесть? Алек покачал головой.

— Я не хочу садиться.

Он подошел к Оливии, обнял, прижал ее голову к своему плечу. От него пахло уже знакомым лосьоном после бритья, и она закрыла глаза. Они долго стояли, обнявшись. У Оливии закружилась голова, но она не открывала глаз, отдаваясь во власть этому ощущению, пока ей не пришлось ухватиться за Алека, чтобы не упасть.

Он опустил руки ей на бедра, прижал ее к себе, и Оливия ощутила, насколько он возбужден. Ей захотелось выпустить его на волю, прикоснуться к нему пальцами, губами. Она сцепила руки в замок у Алека за спиной, чтобы не поддаться искушению.

— Что ты сделала с этой комнатой? — негромко спросил Алек. — Она всегда на меня так действует.

Оливия развязала халат, распахнула полы, чтобы между их телами стало одной преградой меньше. И когда она снова прижалась к Алеку, то почувствовала прилив желания. Наверное, ей следовало бы что-то сказать. Не молчать о том, что она хочет этого, хочет его. Анни наверняка умела облекать свои чувства в слова.

— Оливия, — прошептал Алек, — где у тебя спальня?

Она отступила, взяла его за руку и повела вверх по лестнице, потом по коридору. Когда они переступили порог ее спальни, Оливия уже не контролировала себя. Усевшись на краешек кровати, она расстегнула «молнию» на его джинсах, склонилась к его восставшему члену.

Алек только прерывисто вздохнул.

Его пальцы скользили по ее волосам, шее, возвращались обратно, пока она ласкала его. Оливия едва услышала, когда он попросил ее остановиться. Его просьба прозвучала мягко, и он повторил ее еще раз, отстраняясь от Оливии.

Она испугалась, что сделала нечто неподобающее с его точки зрения, что Алек снова повернется и уйдет. Она подняла на него глаза:

— Что-то не так?

Алек сел рядом с ней, обнял за плечи.

— Все замечательно, просто ты удивила меня. Я не ожидал… такого. Я давно не занимался сексом. Если бы ты не остановилась, то все кончилось бы в считаные секунды. А я никуда не тороплюсь. — Он провел пальцем по нежной коже под ее глазами. — Почему ты плачешь?

Оливия коснулась пальцами лица, ощутила влагу.

— Не знаю, — прошептала она.

Алек нагнулся и поцеловал ее, нежно, слишком нежно. Она не могла смириться с его неторопливостью и горячо ответила на его поцелуй, усевшись ему на колени.

Пальцы Алека пробрались под ночную рубашку, побежали вверх по бедру Оливии. Он отклонился назад и заглянул ей в глаза.

— Ты всегда такая? Или просто слишком изголодалась?

— Я всегда такая, — ответила она, вытаскивая его рубашку из джинсов.

Алек рассмеялся, пересадил ее со своих колен на кровать. Оливия не спускала с него глаз, пока он раздевался. Сквозь занавески пробивался лунный свет, и она видела четкую границу между загорелой и белой кожей.

Она встала на колени на кровати, сняла халат, но, когда взялась за подол ночной рубашки, Алек перехватил ее руку.

— Оставь, — попросил он.

Оливия решила, что он не хочет видеть ее тело, тело беременной женщины с округлившимся животом.

Но она ошиблась. Алек сам раздел ее, и, как несколько недель назад, Оливия осталась перед ним обнаженной, возбужденной. Он снова начал целовать ее, и теперь его губы были жадными, горячими. Именно этого она ждала и жаждала. Они целовались, и Алек гладил ее груди, живот, бедра. Его рука скользнула между ног Оливии, и несмотря на охватившее его желание, пальцы Алека были неторопливыми, нежными, когда ласкали ее. Возбуждение волнами накатывалось на Оливию, заставив позабыть обо всем.

— Сядь, — попросил он. Оливия повиновалась, и Алек уложил ее на спину, закинул ее ноги себе на плечи, и его губы и язык завершили то, что начали пальцы. Ее давно никто так не ласкал. Оргазм был внезапным, сильным, почти невыносимым.

Алек поудобнее уложил ее на кровать и сразу же оказался в ней, придавив своей тяжестью. Оливия на мгновение запаниковала, но движения его были осторожными и размеренными. Ей стало хорошо, очень хорошо, и она быстро достигла разрядки. Оливия обхватила Алека ногами, торопя его оргазм, и внезапно расплакалась.

Неожиданно в комнате наступила тишина, особо ощутимая после напряжения последних минут. Оливия пыталась сдержать слезы, чтобы Алек не услышал ее всхлипываний. Ему не следует знать, что она плачет. Алек нежно прикасался к ней, ласкал ее тело, его самые потаенные уголки, но ни разу не дотронулся до живота, этого напоминания о Поле.

Она повернула голову и поцеловала его в щеку. Алек лежал молча, не шевелясь.

Он слишком быстро вышел из нее, когда она была еще не готова с ним расстаться, легким поцелуем коснулся ее лба и лег с ней рядом. Холодный воздух из кондиционера коснулся ее разгоряченной влажной кожи, и Оливия задрожала.

— Алек! — тихо позвала она.

Он нашел в темноте ее руку и положил к себе на живот.

— Я не оставил Лэйси записку. Думаю, мне пора идти. Он казался таким опустошенным, разочарованным. Оливия закрыла глаза.

— Что это было, Алек? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Зачем ты пришел ко мне? Или это была месть? Ты думал, что я тебя использовала, и решил ответить тем же?

Он приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее. Свет луны наполнил его глаза, сделал их почти прозрачными, словно голубое стекло.

— Ты чувствуешь себя использованной? И только? Оливия покачала головой.

— Ты кажешься мне таким далеким. Такое впечатление, что ты хотел Анни, а получил всего лишь Оливию. Я просто не могу с ней сравниться. Ни в постели, ни в мастерской.

— Оливия! — в его голосе она услышала мягкий укор. Алек убрал волосы с ее лица.

Она натянула на себя край одеяла, прикрывая грудь.

— Когда мы с Полом в апреле занимались любовью, он потом признался мне, что ему пришлось представить, будто я — это Анни, чтобы… хоть что-нибудь почувствовать. Я подумала, что и ты тоже…

Алек не дал ей договорить. Он улыбнулся и немного подвинулся, чтобы ей досталось больше одеяла, и заботливо подоткнул его со всех сторон.

— Ты не права, Оливия. Хочешь узнать, насколько сильно ты заблуждаешься?

Она кивнула.

Алек поднес ее руку к губам, поцеловал, и в лунном свете блеснуло его обручальное кольцо.

— Последние несколько недель, когда я думаю об Анни, я все время вижу тебя. Я пытаюсь вспомнить, как мы занимались с ней любовью, но вспоминаю только тот вечер в твоей гостиной.

— Тогда почему вдруг ты стал таким чужим? Почему ты хочешь уйти?

Алек молчал.

— Это из-за ребенка? Он кивнул.

— В некотором смысле да. — Алек вздохнул, снова лег на спину и уставился в потолок. — Все не так, Оливия. Мы занимаемся любовью в твоей супружеской постели. Твой муж может войти в любую секунду. И что я стану делать? Спрячусь в шкафу? Или выпрыгну в окно?

— Мы с Полом расстались.

— Но я тем не менее чувствую себя подлецом. — Оливия поморщилась. Она не видела за собой никакой вины. — Пол все еще любит тебя, ты же понимаешь это, правда? Иначе он не разъярился бы так, увидев тебя в мастерской. Ему было бы наплевать. В этой постели с тобой должен был быть Пол, а не я. Мы поступили неправильно. — Алек выпустил ее руку. — Но и это еще не все.

Он встал и начал одеваться. Оливия села и прислонилась к спинке кровати. Застегнув «молнию» на джинсах, Алек снова сел с ней рядом.

— Анни умерла всего восемь месяцев назад. По сравнению с двадцатью годами, прожитыми нами вместе, восемь месяцев — это мгновение. Я все еще чувствую себя мужем Анни, и мне кажется, что я предаю ее. — Он помолчал, его ясные глаза затуманились. — Это все смахивает на мелодраму, но несколько лет назад у нас с Анни был разговор. Ей предстояла операция, и она думала, что не выживет. Перед операцией она взяла с меня обещание, что в случае ее смерти я хотя бы год останусь верным ее памяти. Ей необходимо было знать, что я настолько ее люблю, что не смогу встречаться с другой женщиной.

Алек улыбнулся, вспоминая этот разговор.

— Разумеется, я даже мысли не допускал, что она умрет. И даже если бы Анни умерла, в то время я не мог себе представить, что какая-то другая женщина сможет заменить ее в моем сердце. Когда я пришел сегодня к тебе, я запер воспоминания об Анни на замок. А когда мы закончили заниматься любовью, они просто навалились на меня. — Алек посмотрел в окно на залив. — Я вижу ее лицо, помню, как она просила меня… — Он тряхнул головой и перевел взгляд на Оливию. — Понимаешь, о чем я говорю? Для меня еще слишком рано, Оливия.

Алек встал, взял свою рубашку с комода. Пока он стоял к ней спиной, Оливия вытерла слезы.

— Прости, — снова заговорил Алек, поправляя воротник. — Я не собирался использовать тебя. — Он снова присел на край кровати, чтобы надеть теннисные тапочки. — Я собираюсь завтра же позвонить Полу, чтобы все выяснить. Мы с ним оба слишком глубоко завязли в этом проекте по спасению маяка, чтобы просто все бросить на полпути. И я хочу, чтобы ты сообщила ему о ребенке. Прошу тебя, Оливия. Ради меня, ладно? — Алек завязал шнурки и снова посмотрел на нее. — Как только Пол об этом узнает, он сразу придет в себя. Он захочет, чтобы ты вернулась. Мы оба это понимаем. И как только ты к нему вернешься, я постараюсь жить дальше и не думать о тебе каждую минуту. Ты скажешь Полу?

Как только он успокоится настолько, что сможет выслушать меня, — напряженно ответила Оливия. Но она знала, что и тогда не захочет ничего говорить Полу, потому что Алек прав. Как только Пол обо всем узнает, он захочет ее вернуть. Только вот Оливия не была уверена в том, что она стремится к этому.

— Не откладывай разговор надолго, — попросил Алек. Он встал, подошел к двери, остановился и повернулся к ней. Лунный свет не падал на него, и Оливии он казался темным силуэтом на пороге.

— Последнее время я все чаще думаю о том, что во многом Анни ошибалась, — негромко сказал Алек. — Она была очень сильной личностью, по-настоящему харизматичной, и я всегда подчинялся ей, неважно, соглашался с ней или нет. Так мне было легче. Мне все в ней казалось милым — ее чудачества, ее неорганизованность, царивший вокруг нее беспорядок. Ты полная ее противоположность, Оливия. Ты никогда не сможешь стать похожей на нее, как ты этого не видишь? Но я ценю все то, в чем ты отличаешься от Анни. Секс с тобой был совсем другим. Тебе это действительно нравится. — Оливия не видела его лица, но по голосу догадалась, что он улыбнулся. — Я чувствую себя виноватым, потому что мне тоже понравилось, потому что я должен признать, что с Анни никогда не было так хорошо, хотя я пытался себя убедить в этом.

Алек замолчал. Оливия услышала, как включился кондиционер, и поток холодного воздуха коснулся ее шеи.

— Я говорю несвязно, — продолжал Алек, — но пытаюсь объяснить, что обязан хранить верность памяти Анни хотя бы в течение года, как я ей обещал. А ты обязана сказать Полу, что он скоро станет отцом. — Он снова замолчал, Оливия подтянула колени к животу. — Почему ты молчишь?

— Я люблю тебя, — ответила она.

Алек вернулся к кровати и снова обрел реальность в лунном свете. Он нагнулся, поцеловал ее и ушел.

48

Когда Алек вернулся домой, Лэйси уже спала. Она возвращалась домой в указанное им время. В пятницу вечером она вообще осталась дома. Оливия оказалась права. Хотя Лэйси бурно возражала против «комендантского часа», на самом деле она была даже рада новому распорядку. Алек слышал, как она жаловалась по телефону подружкам: «Папа не разрешает мне возвращаться так поздно», и в ее голосе слышалась странная гордость.

Было уже около часа ночи. Слишком поздно звонить Полу, но Алек знал, что не заснет, пока не сделает этого. Он прошел в кабинет, нашел записную книжку и набрал номер Пола.

— Алло? — Пол, казалось, еще и не ложился. Алек услышал музыку в трубке, что-то классическое.

— Это Алек. Я знаю, что уже поздно, поэтому прости, что я тебя разбудил.

— Я не спал, — ответил Пол. — Что-то случилось?

— Это мягко сказано, — заметил Алек. — Послушай, я хотел сказать тебе, что утром был в мастерской и все слышал.

Пол молчал, поэтому Алек продолжал:

— Мне бы хотелось поговорить с тобой. Ты был влюблен в Анни, и я тебя понимаю. В нее легко было влюбиться.

— Оливия рассказала тебе об этом? — сухо спросил Пол.

— Нет. Она сказала мне, что ты ушел, потому что полюбил женщину, с которой не мог быть вместе. Оливия никогда не называла мне имени.

— Что она тебе говорила? То есть… Оливия объяснила тебе, что это было всего лишь…

— Расслабься. — Алеку вдруг стало его жалко. — Оливия мне сказала, что ваши отношения были платоническими, если тебя это беспокоит.

— Тебе повезло, ты был ее мужем, — после недолгого молчания ответил Пол. — Я завидовал тебе.

— Нечему завидовать. Оливия замечательная женщина. Она помогла мне вернуть дочь. — Алек вспомнил, как Пол допытывался у Оливии, спала ли она с мужем Анни. Оставалось только надеяться, что Пол не спросит об этом сейчас.

— Не понимаю, какой бес вселился в Оливию, » — пожаловался Пол. — Это увлечение витражами и все остальное…

Если тебе кажется, что твоя жена странно себя ведет, то, возможно, тебе следует посмотреть на себя самого. Ты ушел от нее, потому что не мог разлюбить умершую женщину. — Алек посмотрел на фотографию Анни на стене над письменным столом. Она сидела на чугунной ограде, улыбалась и подмигивала ему. — Имей хоть капельку сострадания, — продолжал Алек. — Оливия была так расстроена, когда ты ушел, что испробовала все, чтобы только вернуть тебя.

— Я не мог выбросить Анни из головы, — вздохнул Пол.

— Анни мертва, Пол. Я вдовец. А у тебя есть красавица жена, она жива и все еще любит тебя. Ты бросаешься тем, что есть, ради того, чего никогда не будет.

— Я знаю, — тихо сказал Пол.

Перелистывая страницы записной книжки, Алек дошел до буквы «С». Он провел пальцем по фамилии Оливии.

— Твоя жена должна тебе кое-что сказать, — добавил Алек.

— Что?

— Поговори с ней. И не откладывай, сделай это завтра. — Алек зевнул, на него неожиданно навалилась усталость. — И кстати, не забудь, что во вторник утром Мэри Пур проведет для тебя, Нолы и меня экскурсию по дому смотрителя.

— Ты хочешь, чтобы я оставался членом комитета? — удивился Пол.

— Разумеется. Пол замялся.

— Кто-нибудь другой мог бы написать главу, посвященную дому смотрителя.

— Никто из нас не сумеет написать лучше тебя, — возразил Алек. — Увидимся в девять утра во вторник, договорились?

— Хорошо.

Закончив разговор с Полом, Алек почувствовал себя опустошенным. Он рухнул в постель, но уснуть не смог. Запах Оливии остался на его коже. Закрывая глаза, он снова и снова видел ее в своих объятиях.

Не следовало ему ходить к ней. Он заранее знал, что произойдет. Но он хотел, чтобы это произошло. Алек надеялся, что в откровенном разговоре с мужем Оливия опустит эту подробность. Одно дело желать жену другого, и совсем другое спать с ней.

Утром Алек проснулся с трудом. Ему снились кошмары о маяке и эротические сны с участием Оливии. Алек встал, прошел в ванную комнату и хмуро уставился на свое отражение в зеркале. Давно он не видел у себя таких кругов под глазами. Алек решил, что выглядит, как один из персонажей фильма ужасов.

Спустившись вниз, он достал чемоданчик с инструментами Анни из стенного шкафа и поставил его у входной двери. Потом насыпал в миску хлопья, залил их молоком и сварил себе чашку кофе.

Ему необходимо было увидеть маяк. Он должен отснять еще пленку, пока его не передвинули, потому что в другом месте белоснежная башня будет выглядеть иначе. Пейзаж вокруг станет другим, изменятся вид с чугунной галереи и ощущение простора и высоты.

Открыв ящик стола, Алек вытащил кипу фотографий маяка. Он не просматривал их уже несколько недель. Прислонив пару снимков к стакану с соком, он принялся за еду.

— Папа?

Алек поднял голову и увидел на пороге кухни Лэйси.

— Привет, — улыбнулся он дочери.

— С тобой все в порядке?

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Ты выглядишь… Не знаю даже, как сказать. — Она тоже села за стол, скрестила руки на груди. Ее взгляд упал на фотографии. — Зачем ты их снова вытащил?

— Так просто. — Алек взял верхний снимок из стопки, который он сделал, стоя внутри линзы маяка. Ландшафт оказался перевернутым вверх ногами из-за выпуклости стекла. — Я просматривал их, чтобы убедиться, не упустил ли я что-то. Нужно сфотографировать маяк во всех ракурсах, пока его не передвинули.

Лэйси закатила глаза к потолку.

— Ты уже заснял его со всех сторон, папочка.

— Может быть, и так, — улыбнулся Алек.

Лэйси взяла апельсин из вазы с фруктами, стоявшей в центре стола, и принялась катать его между ладонями.

— Хочешь чем-нибудь заняться сегодня? — поинтересовалась она.

Алек удивленно посмотрел на дочь.

— Что у тебя на уме?

— Ничего особенного. Выбирай сам.

— Ты поедешь вместе со мной к маяку?

— Папа! — Лэйси насупилась, словно собиралась заплакать. — Пожалуйста, не начинай снова.

— Я давно там не был, Лэйси.

Знаю. Но почему надо гуда ехать именно сегодня? — Она и в самом деле расплакалась, подтянула колени к груди, поставила босые ноги на краешек стула. Апельсин скатился со стола, но Лэйси не обратила на это внимания. — Я не понимаю, что случилось. Я встала утром, и вдруг оказалось, что все по-прежнему.

— Что ты имеешь в виду?

Лэйси глазами указала на чемоданчик с инструментами у двери.

— Зачем это здесь?

— Я собирался завезти его Оливии.

— Она может приходить к нам и работать здесь. Алек покачал головой.

— Оливия не может больше приходить к нам, Лэйси. Она должна проводить время со своей семьей, а не с нами.

— У нее нет никакой семьи.

— У Оливии есть муж.

— Козел! — презрительно фыркнула Лэйси. Алек пожал плечами.

— Что бы ты о нем ни думала, Пол остается ее мужем.

— Мне казалось, она тебе нравится.

— Оливия мне и в самом деле нравится, но она замужем. И потом, мама оставила нас совсем недавно!

— Но она умерла! — Лэйси исподлобья посмотрела на отца. — Ее сожгли, пепел развеяли, на ужин акулам. Теперь она всего лишь акулье дерьмо, папа.

Если б Алек сидел ближе, он бы ударил Лэйси. Но их разделял стол. Лэйси густо покраснела. Она сама испугалась своих слов.

— Прости меня, — сказала девочка очень тихо, не смея поднять на него глаза. — Прости, что я так сказала, папочка.

— Анни была удивительным человеком, Лэйси, — мягко сказал Алек. — Ее никто не сможет заменить.

Лэйси помолчала, чертя невидимые линии на столе, потом спросила:

— А я могу звонить Оливии?

— Детка, — Алек отложил фотографию в сторону, — ты вовремя приходишь вечером, так что я не вижу особого смысла в том, чтобы беспокоить Оливию каждую ночь.

— Но когда же я смогу с ней поговорить?

Лэйси выглядела, как беспризорный ребенок со своими черно-рыжими волосами, покрасневшим носом и большими печальными синими глазами.

— Мне жаль, Лэйси, я как-то все забросил, и ты пострадала больше всего. Почему бы тебе не позвонить Оливии… Нет, не сегодня. Сегодня ей предстоит важный разговор.

Скажем, через несколько дней, и вы сможете договориться, когда и где вы будете общаться. Ты можешь с ней разговаривать, если Оливия не будет против, но я с ней больше встречаться не собираюсь.

Оливия сидела в своем кабинете, выбрав минуту затишья, чтобы перекусить. Зашла Кэти и принесла чемоданчик с инструментами.

— Алек О'Нил оставил это для тебя.

— Спасибо, Кэти, — кивнула Оливия.

— И к нам везут пациента с переломом.

— Буду готова через минуту.

Как только Кэти вышла, Оливия отложила персик, открыла чемоданчик. Инструменты были разложены по местам, как она и оставила их в последний раз. В одном из отделений лежал конверт, на котором было написано ее имя. Внутри она нашла записку от Алека.

«Инструменты твои, пользуйся ими столько, сколько потребуется. Вчера вечером я звонил Полу. Он знает, что тебе нужно с ним поговорить. Лэйси огорчилась, когда узнала, что ты к нам больше не придешь. Я сказал ей, что она сможет позвонить тебе через несколько дней. Надеюсь, что с тобой все в порядке. Желаю тебе всего наилучшего, Оливия.

С любовью, Алек».

Не станет она опять плакать. Ни за что. И все-таки ей необходимо было побыть хоть немного одной. Оливия закрыла задвижку на двери кабинета, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и обхватила себя за плечи. Она стояла так до тех пор, пока издалека не донесся вой сирены машины «Скорой помощи».

49

Мэри только что закончила разгадывать кроссворд, подняла голову и увидела девочку, стоявшую на тротуаре перед домом престарелых. Она прикрывала от солнца глаза и смотрела, как показалось Мэри, прямо на нее. Девочка пошла по дорожке к крыльцу, и Мэри бросила на пол сложенную газету.

— Вы миссис Пур? — спросила девочка, остановившись у ступеней. У нее были такие странные волосы, рыжие у корней и черные на концах. Мэри сразу поняла, кто она такая, узнала ярко-рыжие волосы, от которых девочка пыталась избавиться, белоснежную кожу с россыпью веснушек, красивые синие глаза и ямочки на щеках.

— Да, юная леди, я Мэри Пур. Чем я могу тебе помочь? Девочка указала на качалку рядом с креслом Мэри.

— Ничего, если я сяду?

— Думаю, именно так тебе и следует поступить.

— Меня зовут Лэйси, — назвалась она, усаживаясь. — Я дочь Анни О'Нил. Вы ее помните?

Мэри хмыкнула.

— Так же хорошо, как собственное имя. Ты похожа на маму, верно?

Лэйси кивнула, дотронулась до волос.

— Если не считать вот этого, — сказала она, посмотрела на гавань, а потом повернулась к Мэри Пур, устроившись боком в кресле. — Наверное, вам это покажется странным, но моя мама всегда советовалась с вами, если у нее возникала проблема. Вот я и подумала… Ну то есть я, это, подумала, что могу, типа, тоже попытаться.

— Какие могут быть проблемы у такой молоденькой девушки, как ты?

— Все так сложно. — Лэйси неуверенно посмотрела на Мэри, явно сомневаясь в том, что бывшая смотрительница маяка, совсем старая женщина, сумеет найти выход из положения.

— У тебя, случаем, сигаретки не найдется? — спросила Мэри.

— Что? — Лэйси не сумела скрыть своего удивления, но тут же поднялась и достала помятую пачку «Мальборо» из кармана шорт. — Наверное, мне не стоило бы вам их давать, — она держала сигареты так, чтобы Мэри не могла дотянуться. — Вам, наверное, это… курить вредно.

— Мне от них не больше вреда, чем тебе. — Мэри протянула руку, и Лэйси положила ей на ладонь сигарету, показавшуюся Мэри восхитительной даже на вид. Она поднесла сигарету к губам, глубоко затянулась, когда Лэйси поднесла зажигалку, и тут же закашлялась, из глаз потекли слезы. Девочка постучала ее по спине.

— Со мной все в порядке, детка, спасибо, — наконец сумела выговорить Мэри. — Как же хорошо! — Она махнула рукой в сторону качалки. — А теперь садись и рассказывай, что у тебя стряслось.

Лэйси убрала сигареты в карман и села.

— Что ж… — Она опустила глаза на подлокотник, словно там было написано то, о чем она собиралась рассказывать. — После смерти мамы отцу было совсем плохо. Он сидел дома и все рассматривал фотографии Киссриверского маяка целыми днями напролет, потому что они напоминали ему о маме. Он перестал ходить на работу и выглядел ужасно.

Мэри вспомнила год после смерти Кейлеба. Лэйси словно описывала ее саму в ту пору.

— Потом папа подружился с женщиной по имени Оливия. Она оказалась тем самым врачом, который пытался спасти маме жизнь…

— В самом деле? — Мэри вспомнила молодую женщину, привозившую в дом престарелых журналы. Она не знала, что Оливия врач, тем более тот самый, который боролся за жизнь Анни. И она замужем за Полом Маселли? Господи, ну и дела! Мэри снова затянулась, на этот раз осторожнее.

— Да. — Лэйси скинула сандалии, подтянула колени к груди и поставила ноги на край сиденья. Именно так любила сидеть Анни. — При этом Оливия замужем за Полом Маселли. Это журналист, которому вы рассказывали о маяке. Но любит Оливия моего отца.

Мэри нахмурилась.

— Ты говоришь о том, что происходит сейчас?

— Именно. Я же слышала, как Оливия о нем говорит и все такое. Дело в том, что папа тоже ее любит, но говорит, что больше не станет с ней встречаться, во-первых, из-за того, что Оливия замужем, хотя они с мужем вместе не живут. А во-вторых, папа думает, что после смерти мамы прошло совсем мало времени и он не имеет права на такие чувства. — Лэйси остановилась, чтобы перевести дух. — Оливия совсем не похожа на маму, и это папу беспокоит. Я так думаю. Я маму очень любила, но все о ней говорят так, будто она была святой.

Лэйси подняла голову, когда на крыльцо вышли Труди и Джейн. Их глаза округлились, когда они заметили сигарету в руке Мэри. Мэри им кивнула, и старушки словно поняли, что ей необходимо побыть наедине со своей странной юной гостьей. Они прошли в другой конец веранды и сели там.

— Так вот, — .продолжала Лэйси, — папа снова замкнулся в себе. Он плохо выглядит, думает все время только о маяке. Я не могу быть с ним рядом. Он становится таким чудным. И еще этот Пол… Не понимаю, как Оливия может любить его больше, чем моего отца. Он такой тормознутый. Мэри улыбнулась. Она точно не знала, что означает «тормознутый», но не сомневалась, что девочка нашла верное определение.

— Простите, я не должна была так говорить. Он, наверное, это, успел с вами подружиться, раз вы с ним говорили о маяке и все такое.

— Ты можешь быть со мной откровенной, детка. Лэйси спустила ноги на пол, выпрямилась и посмотрела Мэри в глаза.

— Я понятно все объяснила? Вам ясно, в чем проблема? Мэри медленно кивнула.

— Мне проблема куда понятнее, чем тебе. Лэйси изумленно посмотрела на нее.

— Мама всегда говорила, что вы очень мудрая женщина. Если бы она пришла к вам с такой проблемой, чем бы вы помогли ей?

Мэри глубоко вдохнула свежий морской воздух.

— Если бы я была по-настоящему мудрой женщиной, я бы вообще не стала помогать твоей матери, — сказала она, но тут же нагнулась и взяла Лэйси за руку. — А теперь иди домой, девочка, и ни о чем не беспокойся. Это дело взрослых, и я обещаю тебе, что все улажу.

50

У Мэри появился план. Его можно было бы назвать жестоким, но она не могла придумать ничего другого, чтобы справиться с разрушительным наследством Анни. Жизнь троих людей зависела от Мэри. Вернее, четверых, если считать и дочь Анни. Придется Мэри сыграть роль эксцентричной старой дуры. Такая роль была ей не по душе, но при необходимости она умела ее играть. Спектакль Мэри устроит, когда отправится вместе с членами комитета «Спасем маяк» на экскурсию по дому смотрителя. Но играть она начнет немедленно, когда позвонит Алеку О'Нилу и выложит ему свое условие.

Она подготовилась к телефонному разговору, отправилась в комнату Джейн, чтобы поговорить оттуда. Ей не хотелось, чтобы остальные обитатели дома престарелых услышали ее слова и задумались о том, что вселилось в добрую старушку Мэри. Алек снял трубку после третьего гудка.

— Здравствуйте, Мэри. Завтра мы все будем у маяка в девять утра. Вы не передумали? Время вас устраивает?

— Все отлично, — сказала Мэри, — отлично. Кто, ты сказал, поедет вместе с нами?

— Еще Пол Маселли, с которым вы знакомы, и Нола Диллард, член нашего комитета.

— Что ж, значит, ничего не выйдет.

— Я… Что? — опешил Алек.

— Я проведу экскурсию для тебя, мистера Маселли и его жены, врача.

— Вы говорите об Оливии?

— Да, о ней. Это молодая женщина, которая привозила нам журналы несколько недель назад. Только вы трое, и никого больше.

— Но, миссис Пур, я не понимаю. Оливии совершенно нечего делать на этой экскурсии, и наверняка завтра она работает. А вот Нола вела активную работу…

— Нет, Нолу я не приглашаю, — Мэри не дала ему договорить. — Со мной пойдешь ты, мистер Маселли и его жена. Иначе никакой экскурсии не будет.

— А если Оливия работает…

— Значит, мы выберем тот день, когда она будет свободна, — твердо сказала Мэри.

Алек помолчал, потом ответил:

— Ладно, я согласен. Посмотрю, что можно сделать.

— Хорошо. Значит, увидимся утром.

Алек положил трубку, насупился. Как странно. Мэри Пур, вероятно, совсем съехала с катушек. Он долго сидел в кабинете за письменным столом, решая, как поступить. Наконец набрал номер Оливии.

— Я понимаю, что тебе будет неловко, но не могла бы ты все же поехать с нами? Я больше ни о чем тебя не попрошу.

— Пол собирается быть там?

— Он обязательно должен быть. А ты… Полагаю, ты произвела на старуху впечатление.

— Что ж, думаю, с какой-то стороны это и к лучшему, — вздохнула Оливия. — Мне придется увидеться с Полом. И наконец я скажу ему о ребенке.

— Ты все еще этого не сделала?

— Я вообще с ним не разговаривала. Он оставил мне несколько сообщений с просьбой позвонить ему, но я его намеренно избегала.

Алеку хотелось, чтобы этот разговор между нею и Полом уже остался в прошлом.

— Оливия, чего ты ждешь? — спросил он. Она не ответила.

— Это меня не касается, верно? — хмыкнул Алек. — Ладно, не могла бы ты позвонить Полу и предупредить, что планы изменились? Мне надо еще позвонить Ноле и сообщить, что для нее экскурсия отменяется.