Темная сторона света

Когда Анни вернулась в спальню, ее лицо было серым, на лбу выступили капельки пота. Пол все-таки обнял ее, и она заплакала, прижавшись щекой к его груди.

— Ты беременна, — тихонько сказал Пол, гладя ее волосы.

— Нет! — Анни отпрянула от него, ее глаза вспыхнули. — Прошу тебя, Пол, уезжай с Косы и никогда больше не возвращайся.

— Я не уеду. Во всяком случае, до тех пор, пока не выясню, что произошло.

— Я прошу тебя! — Анни громко зарыдала. Она умоляла его уехать. Пол услышал на лестнице тяжелые шаги Мэри Пур, схватил Анни за руку, пытаясь успокоить ее. Дверь распахнулась.

Мэри вошла в комнату, и вдруг Пол увидел, что никакая она не старуха. Она выпрямилась во весь свой внушительный рост, синие глаза прожигали его насквозь.

— Убирайся немедленно и прекрати расстраивать ее! — приказала Мэри. Она села на кровать, прижала Анни к себе, и та доверчиво прильнула к ней. — Тихо, Анни. Не плачь, а то тебя снова затошнит. — Мэри взглянула на Пола. — Уходи, — повторила она, но теперь ее голос звучал мягче, добрее, и Пол почувствовал, что вот-вот расплачется сам.

— Неужели я не могу узнать почему?

— Уходи сейчас же, — Мэри говорила твердо.

Анни еще теснее прижалась к Мэри, свернулась калачиком, словно ища защиты. Полу ничего не оставалось, как уйти. Он вернулся в свою квартиру, собрал вещи.

В тот же вечер Пол уехал с Внешней косы, прикрепив записку с адресом и телефоном своих родителей в Филадельфии к двери мастерской Анни.

«…Двенадцать, но ты бы ей дал все двадцать». Значит, Анни все-таки была беременна. По какой еще причине она могла так резко расстаться с ним? Если бы во время интервью Анни прямо сказала, что Лэйси тринадцать, он бы сразу обо всем догадался.

О боже! Пол открыл ящик тумбочки, достал пачку снимков, сделанных фотографом из «Береговой газеты». Он снимал Анни в ее доме. Среди прочих был снимок Лэйси и Клая, который они не стали публиковать. Пол внимательно смотрел на девочку. Она была точной копией Анни. Он должен был увидеть Лэйси снова. Он должен был уловить в ее лице сходство с собой и его сестрами. Он должен был узнать наверняка, и только один человек мог сказать ему правду.

Пол вложил другую кассету в диктофон, нажал на клавишу «пуск» и закрыл глаза, завороженный голосом Анни.

40

Оливия была тронута стихами Пола. Они напомнили ей стихотворения, которые муж писал ей в прошлом и которые потом вошли в сборник «Сладкое пришествие». Оливия не забыла, как гордилась мужем, когда он читал стихи перед публикой, помнила и ту любовь, которую разжигали в ней рифмованные строчки. Понятно, почему Пол скучает по столице. На Внешней косе немногие сумеют оценить его поэтический талант.

Утром Оливии позвонила ее гинеколог и сообщила, что результаты амниоцентеза нормальные и что у Оливии родится мальчик. Только в этот момент, когда волна облегчения накрыла ее, Оливия поняла, как была напряжена, с какой тревогой ждала результата исследования, опасаясь, что что-то будет не так. Наконец-то она может сосредоточиться только на ребенке.

Она перечитала стихотворение несколько раз, хотя еще при первом чтении поняла, что тот Пол, за которого она выходила замуж, вернулся. Пришла пора сказать ему о ребенке, пришло время принять его обратно, постараться простить его и начать все сначала.

Оливия набрала его номер, но включился автоответчик Алек упоминал, что вечером состоится заседание комитета. Скорее всего, Пол поехал туда.

— Я люблю тебя, Пол, — сказала Оливия, услышав сиг нал. Она положила руку на живот. — Пожалуйста, позвони мне, когда вернешься. Я должна сказать тебе нечто важное.

Оливия работала над витражом за столом в кухне, ожидая его звонка, но Пол так и не позвонил. Телефон зазвонил значительно позже, когда она уже легла в постель, и Оливия знала, что это Алек, а не Пол.

— Мой муж был сегодня на собрании? — спросила она после того, как они немного поболтали.

— Да, но он ушел первым. Мне показалось, что Пол очень спешил.

— Он написал мне стихотворение и оставил в почтовом ящике. Думаю, он готов вернуться и начать все сначала.

Алек помолчал немного.

— Думаю, ты права, — наконец ответил он. — Пол говорил что-то о том, что тебе необходимо воздать за тот ад, через который ты прошла.

— Он так сказал?

— Что-то в этом роде. Оливия улыбнулась.

— Я решила сообщить ему о ребенке.

— Самое время.

— Это мальчик, Алек. Я получила результаты исследования, все в полном порядке.

— Замечательно. — Голос Алека звучал безжизненно.

— Пол всегда хотел иметь сына. Он вырос в окружении сестер, — Оливия вздохнула. — Но я не знаю, как скажу ему. Нервничаю ужасно. Как только я поговорю с ним, у меня не будет пути назад. Я оставила сообщение на автоответчике, попросила его позвонить мне.

— Тогда мне лучше повесить трубку, — заторопился Алек.

— Нет, пожалуйста, поговори со мной еще. — Оливия закусила губу, когда в трубке снова повисло молчание.

— Я виделся с Томом, — снова раздался голос Алека. — Нестор просил меня передать тебе, что сожалеет о своем поведении и что он с радостью возобновит уроки.

— Правда? Замечательно. Спасибо тебе. Оливия закрыла глаза.

— О господи, Пола удар хватит, когда он увидит, что я занимаюсь витражами.

— Почему?

Оливия крепче сжала трубку. Она забыла, что Алек не знает всей истории, и сболтнула лишнего.

— У меня нет способностей, — вывернулась она. — Пол решит, что я даром теряю время.

— Если ты занимаешься тем, что доставляет тебе удовольствие, значит, ты не напрасно тратишь время. — После долгого молчания Алек заговорил снова: — Если ты не встречаешься с Полом завтра вечером, то можешь заехать к нам и взять то, что тебе нужно.

— Спасибо. — Но Оливия была уверена, что вечер наверняка проведет с Полом. Она должна это сделать. Неожиданно ей захотелось раздвоиться. — Алек, ты был самым лучшим моим другом.

— Ты говоришь так, будто мы никогда больше не увидимся.

— Нет, я не хочу, чтобы так случилось. — Оливия знала, что не сможет поступить иначе, ей придется прекратить встречи с Алеком. Это было слишком опасно. Она станет делиться с ним самым сокровенным, хотя ей следовало довериться Полу. Она станет сравнивать Алека и Пола, а в этом кроется немалый риск. Она может решить, что Полу чего-то не хватает. В какой-то момент ей придется навсегда порвать с Алеком. Но не теперь. Еще рано.

— Алек? — спросила Оливия. — Ты в постели?

— Да.

— А что на тебе надето? Он рассмеялся.

— Пора мне повесить трубку и предоставить твоему мужу возможность позаботиться о тебе.

На этом они попрощались. Оливия долго лежала с открытыми глазами, ожидая звонка Пола, но он так и не позвонил.

Пол не позвонил и на следующий день. Оливия решила, что он мог потерять ее рабочий телефон. Но даже в этом случае ее несложно было найти. Ближе к вечеру Оливия уже не сомневалась, что ее сообщение не записалось на автоответчике, и она оставила еще одно. Потом она позвонила Полу на работу.

— Его сегодня не было, — ответила секретарша. — Мистер Маселли взял выходной.

К семи часам вечера от Пола по-прежнему не было никаких известий, и Оливия поехала к Алеку.

— Может быть, ему пришлось уехать в город? — предположил Алек. Он сидел за письменным столом и сортировал слайды со снимками маяка, отбирая те, которые хотел использовать во время своего выступления на следующей неделе. Оливия пыталась разыскать паяльник среди инструментов Анни.

— Привет, Оливия.

Она обернулась и увидела Лэйси в коротеньких джинсовых шортиках и крохотном топе, обтягивающем груди и обнажавшем талию. За пирогом с клубникой и ревенем, съеденным на троих, Оливия разрешила Лэйси говорить ей «ты».

— Привет. Как твое домашнее задание по биологии?

— Я получила высший балл. Вернее, его получила ты.

— Неправда, — запротестовала Оливия, — ты сама сделала задание. Я только подтолкнула тебя в правильном направлении.

— Я иду гулять. — Лэйси посмотрела на отца. Алек поднял голову от слайдов.

— Веселись хорошенько, — ответил он.

Лэйси повернулась, чтобы уйти, и Оливия обратила внимание на то, как коротко обрезаны ее шорты.

— В котором часу она должна быть дома? — поинтересовалась Оливия, когда услышала, что за девочкой закрылась дверь.

Алек пожал плечами.

— Когда навеселится вдоволь, тогда и вернется. Оливия удивленно посмотрела на него.

— А что, если она придет в пять утра?

Алек повернулся к ней, услышав в ее голосе вызов.

— Этого не случится. Лэйси редко выходит за рамки.

— Но как ты узнаешь, что с ней все в порядке? То есть как ты поймешь, что пора начинать волноваться?

— Разве мы уже это не обсудили? — Алек рассердился. — Лэйси учится принимать решения и нести ответственность за свои действия.

— Это слова Алека или Анни? — По выражению лица Алека Оливия поняла, что в споре зашла слишком далеко. Она вздохнула. — Прости. Это и в самом деле меня не касается.

Алек встал, взял нужную ему книгу с полки и, возвращаясь к столу, легко коснулся плеча Оливии.

— Все в порядке, — успокоил он ее. — Ты просто не понимаешь. Думаю, любому человеку, который не знал Анни, этого не понять.

На следующий день работы в отделении оказалось мало, и Оливия постоянно проверяла свой автоответчик, ожидая звонка от Пола. Но он так и не позвонил. Она снова набрала его рабочий телефон, и секретарша сообщила, что мистер Маселли болен. Оливия позвонила Полу домой. Она уже начала волноваться. Ответа не было, и ей не оставалось ничего другого, кроме как вернуться к работе.

Она заканчивала накладывать швы на рассеченную бровь новичку-серфингисту, когда вошла Кэти и предупредила, что какая-то девочка ждет Оливию в холле. Освободившись, Оливия вышла и увидела Лэйси. Та стояла, прислонившись к стене, и листала какой-то журнал.

— Лэйси?

Дочь Алека подняла на нее глаза, выпрямилась, развела руки в стороны.

— Видишь? Я жива и невредима. Папа говорил, что ты волновалась обо мне вчера. Вот я и решила заехать и показаться тебе.

Оливия улыбнулась.

— И как ты сюда добралась?

— На велосипеде.

— А где твой шлем? Лэйси округлила глаза.

— Господи, ты просто помешана на всех этих мерах безопасности. Остынь.

Оливия открыла дверь в отделение.

— Входи, — пригласила она Лэйси. — Не хочешь кофе?

— Кофе? — Лэйси шла за ней по коридору. — Мне только четырнадцать, Оливия. Ты не боишься, что, ну это, типа, мне повредит?

Оливия отвела Лэйси в свой кабинет, налила себе и ей по чашке кофе и закрыла дверь.

— Ну как, хорошо повеселилась вчера вечером? — спросила она, глядя, как девочка высыпает в чашку три пакетика сахара.

Лэйси пожала плечами и сделала глоток кофе.

— Вроде того.

— И в котором часу ты вернулась?

— Не знаю. — Лэйси вытянула вперед левую руку. — У меня нет часов. Моя мать в них не верила.

— Как это она не верила в часы? — не поняла Оливия.

— Ты не знала мою мать.

— Но как тебе удается вовремя приходить в школу?

— Вот так и прихожу. Мама говорила, что в человеке развиваются внутренние часы. И это правда. Иногда я, конечно, опаздываю, но учителя смотрят на это сквозь пальцы. Они знали мою мать. — Лэйси насыпала в кофе еще сахара и посмотрела на Оливию. — Папа должен отвезти Клая в Дак в пятницу. Он останется там на ночь, поэтому хочет, чтобы я переночевала у Нолы. Но я подумала… — Девочка сморщила нос. — Может, это и наглость с моей стороны, но не могла бы я остаться у тебя, когда он уедет?

Оливию этот вопрос застал врасплох.

— Но ты же почти не знаешь меня, Лэйси. Девочка покраснела.

— Да, но ты милая, и я не думаю, что мой отец будет возражать. Ты же не позволишь мне до утра шататься по улицам? — Она снова улыбнулась, и Оливия не смогла не улыбнуться в ответ. Это помешает ей провести время с Полом, но она не может отказать в просьбе четырнадцатилетней девочке, которой что-то от нее нужно.

— Я буду рада твоему обществу, — ответила Оливия. — Но сначала мы должны это уладить с твоим отцом.

— Я ему скажу.

— Ты его попросишь, — уточнила Оливия. — Скажи ему, что я не возражаю, Лэйси.

Закончив работу, Оливия сразу же отправилась в коттедж Пола. Она постучала в дверь, но ей никто не ответил. Оливия забеспокоилась, повернула ручку, и дверь легко открылась. Она вошла в гостиную, закрыла за собой дверь. В доме было тихо.

— Пол? — крикнула она, но ей никто не ответил. Без витражей гостиная казалась просторнее. У Оливии стало легче на душе, когда она увидела простые стекла, а за ними синеву океана.

Оливия прошла в кухню, окликая Пола. Ее тревога росла. Где он мог быть? Она прошла в заднюю часть дома, где располагались спальни. Оливия не знала, в какой именно спит Пол, и боялась того, что могла там увидеть.

Дверь в первую спальню была открыта, и, когда Оливия переступила через порог, она оказалась во власти цвета. На одном из окон по-прежнему был витраж с изображением двух тропических рыб. Двуспальная кровать была не застелена, одеяло и простыни сбились. К спинке были прислонены две подушки. В комнате пахло специями и чем-то кислым. Это было странное сочетание ароматов. Наполовину опустошенная коробка с китайской едой стояла на тумбочке рядом с пустым бокалом и бутылкой из-под «Шардонне». Грязная тарелка и вилка с остатками пищи лежали поверх коробки из-под пиццы на полу у кровати.

Оливия встревожилась. Что-то не так. Пол всегда был таким чистюлей. Если бы не витражи, она бы никогда не догадалась, что это его спальня. Может быть, он пустил жильца?

И тут она увидела разбросанные по кровати фотографии. На всех была Анни. Оливия взяла одну и поморщилась. Ей неприятно было смотреть на лицо, эти рыжие волосы, курносый нос, бледную веснушчатую кожу. Под фотографиями лежал портативный магнитофон. Одна пленка была внутри, еще две кассеты лежали рядом. Оливия прочитала надпись на одной из них: «Интервью с Анни Чейз О'Нил. № 1». Она покачала головой. Три кассеты и десятки снимков для обычной статьи в журнале. Оливия нажала на клавишу «пуск». Молчание, потом смех и голос Пола:

« — Ты когда-нибудь использовала маяк в своих работах?

— Киссриверский маяк? — уточнила Анни, и ее голос удивил Оливию. Такой низкий, с хрипотцой. — Да, использовала. Для меня это особое место. Именно там я впервые увидела Алека.

Оливия услышала, как Пол судорожно втянул воздух.

— Я этого не знал, — сказал он.

— Но это так. — Снова несколько секунд тишины.

— Господи, Анни, как же ты могла…

— Заткнись, Пол!»

Оливия обернулась, услышав звук открывающейся входной двери. Она тут же выключила магнитофон и осталась стоять у кровати. Она слышала, как Пол прошел через дом. Он наверняка видел ее машину, так что, когда увидит саму ее, это не станет для него полной неожиданностью.

Спустя мгновение Пол уже стоял на пороге. Он выглядел ужасно. Зеленая футболка была смята и испачкана. Давно не мытые волосы прилипли ко лбу. Солнечный свет, проникающий сквозь витраж, придавал его лицу нездоровый желтый оттенок. И Оливия подумала о том, как выглядит она сама в этой комнате. Пол долго смотрел на нее, потом посмотрел на кровать.

— Твоя машина стояла возле крыльца, но, когда я постучала, мне никто не ответил, — объяснила Оливия. — Секретарша в «Береговой газете» сказала, что ты болен. Поэтому я забеспокоилась, когда ты не открыл дверь.

— Я гулял по берегу, — сказал Пол. Оливия махнула рукой в сторону кровати.

— Я вижу, ты устроил небольшой праздник в честь Анни. Его губы дрогнули, но он ничего не ответил.

— Ты не забыл о ней. — Оливия говорила очень тихо и устало. — Ты никогда не забудешь о ней.

— Мне просто нужно еще немного времени.

Оливия прошла мимо него, быстрыми шагами миновала коридор и гостиную. Остановилась она только возле своей машины.

На большой скорости Оливия отъехала от коттеджа. Заскрипели тормоза. Но, оказавшись на шоссе, она сбавила скорость, сосредоточилась на дороге и плотном потоке машин, напомнив себе, что теперь она должна быть осторожна вдвойне.

41

Лэйси помогала Оливии застелить постель в свободной гостевой комнате и болтала без умолку. Оливия решила, что это потому, что девочка нервничала. Она почему-то вспомнила слова старой смотрительницы маяка. Мэри Пур советовала Оливии кормить нервного мужа капустой, приправленной морской солью и лимоном.

Накануне вечером Алек позвонил Оливии и извинился за навязчивость Лэйси.

— Я уверен, что ты с большей радостью провела бы это время с Полом. — Он был явно огорчен поведением дочери. И Оливия, только что вернувшаяся из коттеджа мужа, едва сдерживая слезы, рассказала ему, что она там увидела.

— Пол упивается воспоминаниями о ней, Алек. Он заказал на дом еду, чтобы не выходить из комнаты, часами рассматривать ее фотографии…

— Оливия! — прервал ее Алек. — Позволь мне все же поговорить с ним.

— Нет!

— Мне кажется, ему нужна помощь.

— Я знаю, но Пол ее не примет.

— Как ты смотришь на то, если я будто ненароком заеду к нему под каким-нибудь предлогом?

— Прошу тебя, Алек, не делай этого, — не на шутку испугалась Оливия.

В конце концов Алек сдался, но не утерпел и сказал ей на прощание, что лучше бы им с Полом было помириться.

— Ради меня, — добавил он торжественно и тихо, — если не ради вас самих.

Лэйси подоткнула простыню под край матраса.

— Думаю проколоть нос. — Она внимательно посмотрела на Оливию, ожидая ее реакции. Ее рыжие и черные волосы напомнили Оливии неудачный клоунский парик. — Что ты об этом скажешь?

— Звучит отвратительно, — Оливия взяла покрывало с кресла и застелила постель. — Твой отец не будет возражать?

— Мой отец позволит мне делать все, что я хочу, или ты еще этого не поняла?

Постель была застелена, и Оливия подняла глаза на свою гостью.

— Давай-ка поедем ужинать, — предложила она. — Выбери ресторан по своему вкусу.

Лэйси предпочла ужинать в «Итальянском палаццо», семейном ресторане, где подавали только итальянские блюда. К немалому удивлению Оливии, еда оказалась очень похожей на домашнюю.

— Это мой любимый ресторан, — объявила Лэйси, полузакрыв глаза, театрально наслаждаясь лазаньей. Неожиданно она выпрямилась и заявила: — Папа дал мне денег, чтобы я заплатила за нас обеих.

— Мило с его стороны, но в этом нет необходимости.

— Он сказал, что я не должна принимать твой отказ.

— Ладно, — улыбнулась Оливия и подняла бокал с водой. — За твоего отца.

Лэйси хихикнула и чокнулась с Оливией.

— Завтра утром у меня урок в мастерской Тома, — сказала Оливия. — Не хочешь поехать со мной?

— Конечно, хочу. Я еще не видела Тома после того, как остригла волосы. Он взбесится, когда меня увидит.

— У Тома маловато оснований, чтобы критиковать чью-то прическу, тебе не кажется? — спросила Оливия.

Лэйси рассмеялась.

— Думаю, ты права. — Она отпила глоток колы. — У тебя какой знак?

— Мой знак? — удивленно переспросила Оливия. — Ах, это. Водолей.

— Здорово! — обрадовалась Лэйси.

— Неужели?

— Ага, я по Зодиаку Рак. Водный знак, как и твой. Ты отлично подходишь моей семье. Мама считала водные знаки самыми лучшими. Мой отец Рыбы… — «Как и Пол», — подумала Оливия. — Мама была Водолеем, как и ты. Только она была странным Водолеем, а ты… Даже не скажешь, что ты родилась под одним знаком с ней. Клай у нас, к несчастью, Скорпион. Не представляю, как такое могло случиться. Ладно, как бы там ни было, когда моя мама узнала, что она беременна, и подсчитала, что я должна родиться под водным знаком, она совершила долгий заплыв в заливе, хотя была уже почти зима и вода была очень холодной.

Оливия улыбнулась, когда Лэйси замолчала, чтобы перевести дух и съесть еще кусочек лазаньи. Девочка болтала как заведенная.

— Мама хотела иметь больше детей, не только нас двоих, — продолжала Лэйси. — Но она сказала, что это было бы несправедливо по отношению к окружающей среде. Она считала, что два человека должны родить двоих себе на смену, иначе людям на планете не хватит воды и пищи. Они с папой поговаривали о том, чтобы усыновить детей-инвалидов, но так и не собрались. Я та-а-ак рада. — Лэйси забавно округлила глаза. — Я совсем не такая, как мама. Я большая эгоистка. Я не хотела делить моих родителей с другими детьми. Мне достаточно Клая.

— Ты ладишь с братом?

— В основном я его игнорирую. Этим летом он вел себя как настоящий козел, потому что я, это, теперь хожу на те же вечеринки, что и он. А ему не нравится, что его младшая сестра крутится рядом.

Оливия нахмурилась.

— Ты слишком молода для того, чтобы проводить время с выпускниками школы.

Лэйси фыркнула.

— Выпускники школы! — Она передразнила Оливию. — Господи, Оливия, иногда ты рассуждаешь, как старуха.

— Но ведь Клай и есть выпускник, так? И когда же заканчиваются эти вечеринки?

— Ты о чем?

— Ну… Я понимаю, что родители не говорили тебе о том, что ты должна возвращаться в определенное время. И все-таки, когда ты приходишь домой?

— В час, в два.

— Лэйси! Это немыслимо. Тебе же всего четырнадцать. Девочка покровительственно улыбнулась Оливии.

— Сейчас лето, Оливия, и занятия в летней школе уже закончились. Мне не нужно рано вставать по утрам, и домашних заданий нет.

— Ты возвращалась так же поздно, когда твоя мать была жива?

Лэйси ткнула вилкой в лазанью.

— Я… Нет. — Она поджала губы. — Мне незачем было так долго гулять. Но в любом случае она не стала бы делать из этого трагедию.

— Что ты имеешь в виду? Что значит «незачем было так долго гулять»?

Лэйси подняла на Оливию глаза.

— Когда мама была жива, мне не хотелось уходить из дома. Мои родители были такими веселыми. Мои друзья только что не ночевали у нас. Им нравилось быть рядом с моими отцом и матерью. Если бы ты тогда была знакома с папой! Он все время что-нибудь придумывал, подшучивал над нами. Однажды отец поднял нас всех среди ночи, отвез в Джоки-Ридж. Мы в полной темноте вскарабкались на дюны, а потом лежали на песке и смотрели на звезды. Вот каким он был. Папа возил меня с моими друзьями в Норфолк на концерты. Никто из отцов этого бы не сделал. Он был таким клевым. — Лэйси отвернулась и посмотрела на парковку. За окном быстро темнело. — Папа так изменился. Из-за этого я и ухожу из дома. Мне не нравится быть рядом с ним. Он напоминает мне о том, каким все стало поганым. — Она посмотрела на Оливию. — Прости меня за эти слова. За «поганый».

Оливия отодвинулась от стола.

— Я хочу купить тебе кое-что, — сказала она.

— Что?

— Часы.

— Ты шутишь? — Лэйси неуверенно улыбнулась. — Зачем они мне?

— Человеку в твоем возрасте следовало бы их иметь.

— Но мама… — начала Лэйси и осеклась. — А я смогу выбрать сама?

— Да, но мой подарок с условием. Ты должна кое-что сделать, чтобы получить часы.

Лэйси выглядела заинтригованной.

— И что я должна сделать?

— Ты должна каждый день звонить мне в полночь, где бы ты ни была, просто чтобы я знала, что с тобой все в порядке.

— Что? — рассмеялась Лэйси.

— Это и есть мое условие. — Оливия понимала, что действует вопреки воле Алека, но, вполне вероятно, именно так и следовало действовать.

— Я же тебя разбужу!

— Все может случиться, но я быстро засну, зная, что с тобой все в порядке.

Лэйси внимательно смотрела на Оливию.

— Почему тебе не все равно, в порядке я или нет? Оливия какое-то время рассматривала свою тарелку. Она едва притронулась к равиоли. Наконец она снова посмотрела на Лэйси.

— Возможно, потому, что ты напоминаешь мне меня в таком же возрасте.

— Что ж, — Лэйси отложила вилку и с напускной скромностью посмотрела на Оливию, — у меня тоже есть условие.

— Какое же?

— Я буду тебе звонить, если ты перестанешь работать в приюте для женщин в Мантео.

Оливию тронула забота Лэйси, скрывавшаяся за этой просьбой. Она покачала головой.

— Мне нравится там работать. Тебе незачем волноваться обо мне. Я не слишком похожа на твою мать. Я не думаю, что могла бы спасти чью-то жизнь, рискуя собственной.

По дороге в дом Оливии они заглянули в магазин, чтобы выбрать часы. Лэйси перемерила штук семь, старательно избегая дорогих моделей, и остановила свой выбор на серебристых часах с черным браслетом, украшенным серебряными звездами.

Они купили большую упаковку мороженого и приготовили себе по внушительной порции бананового «сплита», десерта из разрезанных пополам фруктов с орехами и мороженым сверху.

Они отнесли тарелки со «сплитом» в гостиную и уселись на ковре. Сильвия свернулась на коленях у Лэйси и уютно урчала. Они ели мороженое, а Лэйси каждые две минуты поднимала левую руку и смотрела на свои часы.

— Не могу поверить, что тебе четырнадцать лет и это первые твои часы, — не выдержала Оливия.

— Если бы мою мать похоронили, она бы сейчас перевернулась в гробу.

Оливия подцепила ложечкой кусочек банана.

— Ее кремировали? — осторожно спросила она.

— Да, но, разумеется, сначала забрали все органы, которые можно было забрать. Она так распорядилась. А то, что осталось… — Лэйси махнула рукой. — Клай и папа развеяли прах по ветру над океаном в Киссривер.

Оливия вздрогнула, представив себе эту картину.

— Я не была на панихиде, — сказала Лэйси.

— Как так получилось, Лэйси?

Я хотела запомнить маму такой, какой она была. — Девочка помрачнела, посмотрела на кошку. — Я не могу понять, почему плохие люди живут по сто лет, а такие хорошие, как моя мама, умирают молодыми. Она ненавидела… Как это называется, когда людей отправляют на электрический стул?

— Высшая мера наказания.

— Точно. Она это ненавидела, но если бы я увидела того человека, который ее убил, и у меня был бы нож, я бы разрезала его на куски. — Пальцы Лэйси сжались в кулаки, и Сильвия открыла один глаз, чтобы рассмотреть получше шарик мороженого, упавший на пол у ее мордочки. — Я бы сделала это. — Лэйси говорила решительно. — Я бы его убила и не сожалела бы об этом.

Оливия кивнула, не сомневаясь в искренности ее слов.

— Я все думаю о том, что мама почувствовала, когда пуля попала ей в грудь.

— Твой отец говорил мне, что ты была с мамой, когда это случилось. Для тебя это было ужасно, я понимаю.

Лэйси ковырнула ложечкой мороженое.

— Мы стояли с ней рядом и раскладывали по тарелкам салат. Ворвался этот ублюдок и стал орать на женщину, стоявшую в очереди за едой. Мама никогда не умела оставаться в стороне. Она встала перед этой женщиной и сказала: «Прошу вас, сэр, спрячьте пистолет, сегодня Рождество». А он выстрелил в нее. — Лэйси поежилась словно от озноба. — Я все время вижу мамино лицо. Иногда по ночам я не вижу ничего другого. Ее глаза расширились, словно она удивилась чему-то, потом она издала странный звук, будто ахнула, и пуля вылетела со спины. На блузке было совсем мало крови. — Лэйси подняла глаза на Оливию. — Очень долго я обвиняла во всем тебя, потому что ни минуты не сомневалась, что мама выживет. Мне казалось, что ей стало хуже после того, как в дело вмешалась ты. Папа говорил, что это не так, что ты пыталась спасти ее.

— Он прав, Лэйси, я сделала все, что могла.

Девочка проглотила еще несколько ложек десерта, потом перевела взгляд на Оливию.

— Тебе нравится мой отец? — прямо спросила она.

— Очень нравится. Девочка снова опустила глаза.

— Он стал немного… лучше, с тех пор как… вы подружились. До этого отец бродил по дому словно лунатик, ему было все равно, что на нем надето. Он не замечал, что ест, похудел, одежда на нем болталась. Папа выглядел как пугало, носил повсюду эти дурацкие фотографии маяка и при каждом удобном случае смотрел на них. Он даже спал со старой маминой футболкой.

У Оливии сжалось сердце, когда она это услышала. Ей стало неловко из-за того, что Лэйси позволила ей заглянуть в этот потаенный, сугубо личный мир.

Лэйси положила в рот последний кусочек банана, плававший в шоколадном сиропе, и водила ложкой во тарелке. Ее ногти по-прежнему были обкусаны до мяса, заусенцы воспалились.

— Я видела твоего мужа на заседании комитета, — выпалила Лэйси, исподлобья глядя на Оливию. — Мне показалось, что он слегка чокнутый. Только не обижайся.

Чокнутый? Оливия решила, что сорокалетний мужчина интеллигентного вида в очках в металлической оправе вполне мог показаться чокнутым четырнадцатилетнему подростку.

— Я не обиделась, — ответила она.

— Так ты считаешь, мой отец красивый?

Оливия пожала плечами, понимая, что ступает на опасную почву.

— Думаю, да.

— Мама всегда называла его горячим парнем. Они, типа, это, любили друг друга. — Лэйси покрутила левым запястьем, серебристые звезды на браслете часов заиграли в свете лампы, стоящей на столике. — Ноле не терпится залезть к моему отцу в штаны. — Она не сводила глаз со своих часов.

— Это не слишком приличное выражение, если ты хочешь сказать, что она им интересуется, тебе так не кажется?

Лэйси ухмыльнулась.

— Ты просто ханжа. Ну, то есть я хотела сказать, что если ты считаешь моего отца красивым, то неужели ты никогда не думала о том, каково это — оказаться с ним в постели?

Оливия изо всех сил старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Она слегка подалась вперед к Лэйси и заговорила очень медленно:

— То, что я об этом думаю, то, что об этом думает твой отец, то, что об этом думает Нола, это очень личное, Лэйси. И не тебе думать об этом за нас.

В одно мгновение глаза Лэйси наполнились слезами. к — Прости, — прошептала она, по ее щекам и шее расползлись красные пятна. Нижняя губа задрожала. Оливии было больно смотреть на это. Она отставила в сторону тарелку с растаявшим мороженым, подвинулась к Лэйси и обняла ее. Девочка крепко прижалась к ней, ее плечи сотрясались от рыданий.

— Ничего, детка, ничего, — Оливия поцеловала ее в макушку. Она помнила, как сама много лет назад точно так же прижималась к Эллен Дэвисон, которая ни разу не спросила, почему ее тело покрыто синяками и запекшейся кровью, никогда не посоветовала ей вернуться домой. Оливия не забыла удивительную силу тонких изящных рук Эллен, ту силу, которая помогла ей понять, что она наконец может переложить свою ношу на плечи взрослого, который позаботится о ней и убережет от опасности.