Темная сторона света

Пол держал пакетик с ее подарком на коленях, когда Аи ни свернула на обсаженную деревьями улицу, ведущую к их дому. Она молчала почти всю дорогу, нервно постукивая пальцами по рулю своей красной машины с откидным верхом.

— Который час? — спросила Анни, когда они проезжали мимо величественных особняков.

Пол посмотрел на часы.

— Десять минут пятого.

— О господи, моя мать будет вне себя.

— Мы не настолько опоздали.

— Ты не понимаешь, — поморщилась Анни. — Она невероятно пунктуальна. Когда я была маленькой, мать обещала взять меня куда-нибудь, но только в том случае, если я не опоздаю ни на минуту.

Пол нахмурился.

— Ты шутишь?

Анни покачала головой.

— Давай скажем им, что твоя фамилия Мэйси, — вдруг предложила она.

— Зачем?

— Просто так, для смеха.

Пол, сбитый с толку, уставился на нее.

— Но это не моя фамилия.

Анни остановила машину перед знаком «Стоп» и оглядела его.

— Я не хочу обижать тебя, Пол, но мои родители люди с предрассудками. — Она положила руки на колени и принялась хрустеть пальцами. — Понимаешь, если ты не похож на них, они просто… Ты им понравишься больше, если они будут думать, что ты…

У Пола запылали щеки.

— Ты хочешь, чтобы я солгал им о том, чем мои родители зарабатывают на жизнь?

Анни смотрела на свои руки.

— Вот почему я не хотела тебя с ними знакомить.

— Я не стану лгать, Анни. — В те времена Пол никогда не лгал. Она промолчала, снова нажала на педаль газа. — Я думал, ты меня любишь, — сказал он.

— Я и люблю. Я просто хотела, чтобы мои родители тоже тебя полюбили. — Анни свернула на подъездную дорожку, и Пол успел разглядеть вдали за вылизанными зелеными лужайками особняк в стиле Тюдоров, прежде чем дом скрылся за высокими елями. — Видишь ли, родители все для меня спланировали, — продолжала Анни. — Мы страшно поругались, когда я сказала им, что хочу стать художницей. Предполагается, что я выйду замуж за сына кого-нибудь из круга их знакомых. А это очень небогатый выбор. Теперь ты понимаешь, почему я не хотела везти тебя сюда?

Да, Пол все понял, но только Анни слишком поздно объяснила ему ситуацию.

Дверь им открыла пожилая женщина в темном форменном платье и белом переднике. Она поцеловала Анни в щеку и провела их в гостиную.

— Твои папочка и мамочка скоро спустятся, дорогая. Женщина вышла из комнаты, Анни нервно улыбнулась Полу. Он огляделся. Гостиная была огромной и холодной, словно пещера.

— Ты привыкнешь, — шепнула Анни. Несмотря на холод, у нее на лбу выступили капельки пота.

Первым в гостиную вошел отец Анни, высокий худощавый красивый мужчина, загорелый и мускулистый. Его пышные волосы почти совсем поседели. Он чмокнул дочь в щеку.

— Папочка, это Пол. — Анни так и не назвала его фамилию.

— Пол… — Доктор Чейз пожал ему руку, предлагая гостю самому назвать ее.

— Маселли, — сказал Пол, и ему самому фамилия вдруг показалась непристойной. Он робко пожал руку отцу Анни, представляя, как его только что вычеркнули из списка приемлемых кандидатов в мужья единственной дочери Чейзов.

Мать Анни попыталась изобразить радушие, но Пол почувствовал, как холодна ее рука, когда пожимал тонкие пальцы. Миссис Чейз была ничем не примечательной женщиной, несмотря на чересчур усердное использование косметики. Ее рыжие волосы были собраны в пучок на затылке и полностью укрощены.

Пол едва сумел проглотить кусок ростбифа, который слуга положил ему на тарелку почти сразу, как они сели за стол. Он не стал проявлять норов и игнорировать осторожные расспросы о его семье, а принялся развлекать родителей Анни, намеренно давая им понять, что сын простого работяги и горничной ест с их тончайшего китайского фарфора, да еще, вероятно, и спит с их дочерью. Пол рассказывал об изготовлении фейерверков и о том, что его мать убирала в доме у мэра Филадельфии.

За десертом, когда был подан торт в форме теннисной ракетки, Анни преподнесла отцу запонки.

— Спасибо, принцесса, — поблагодарил мистер Чейз, поцеловал Анни и положил коробочку рядом с тарелкой. У Пола появилось чувство, что эти запонки доктор засунет подальше в ящик комода или вообще отправит в мусорное ведро.

— Преподаватель ювелирного мастерства говорит, что Анни лучшая среди его студентов, — объявил Пол.

— Пол! — укоризненно воскликнула Анни и покраснела. Доктор Чейз поднял глаза от своего куска торта.

— Что ж, Анни способна на многое, — заметил он. — Моя дочь могла бы блистать на любом поприще. У нее куда больше ума, чем требуется на то, чтобы делать из металла, пусть даже благородного, безделушки.

Пол посмотрел на Анни и заметил в ее глазах слезы. Доктор Чейз отложил вилку и посмотрел на часы.

— Мне пора, дети.

— Но, папочка, сегодня же день твоего рождения. — Голос Анни дрожал, но ее родители ничего не заметили.

Отец Анни встал, поцеловал дочь в макушку. Потом кивнул Полу.

— Приятно было с вами познакомиться, мистер Масел ли. Я уверен, что, увидев очередной праздничный фейерверк, мы непременно вспомним о вас.

Пол и Анни уехали вскоре после ужина. Когда они дошли до машины, девушка уже плакала навзрыд.

— Наверное, мне не следовало приезжать, — пробормотал Пол.

— Ты тут ни при чем, я всегда уезжаю от них в слезах.

— Прости меня, Анни, но твои родители совершенно ужасны.

— Прошу тебя, Пол, не говори так. От этого мне лучше не станет. Кроме них, у меня никого нет. У тебя есть сестры, а у меня только они. Все, точка. — Анни открыла дверцу машины и посмотрела на особняк. — У отца никогда нет для меня времени, не находилось, когда я была маленькой, нет и сейчас.

Лето они провели в местечке Нью-Хоуп в Пенсильвании. Пол жил у приятеля, которого знал еще со старших классов школы, Анни — с двумя подружками из Бостонского колледжа. Пол днем работал официантом, а вечерами участвовал в спектакле. Анни работала в художественной галерее и изучала основы изготовления витражей. Это было замечательное лето. Они оба занимались тем, что им нравилось, а свободное время проводили вместе. Им было всего по девятнадцать лет, но Пол ощущал зрелость их отношений. Они говорили о будущем, о детях, маленьких рыжеволосых итальянцах, которых они назовут Гвидо и Роза, чтобы насолить старшим Чейзам. Анни часто повторяла эти два имени, и ее бостонский акцент вдали от Новой Англии казался Полу странным.

Они предпринимали неспешные прогулки по маленькому уютному Нью-Хоуп. Анни буквально влюбилась в маленькую синюю лошадку из перегородчатой эмали, которую нашла в одном из магазинчиков. Хотя она заходила туда каждый день, чтобы только посмотреть на лошадку, Пол знал, что она ее себе никогда не купит. Поэтому, накопив нужную сумму, он решил удивить любимую подарком. На лошадку ушли почти все сэкономленные им деньги, и сначала Анни хотела вернуть ее в магазин. Но Пол настоял на том, чтобы она оставила подарок себе. Тогда Анни завернула лошадку в кусочек мягкой ткани и повсюду носила с собой в сумочке, показывая ее всем знакомым. Она назвала ее Бэйби Блю, в честь песни Боба Дилана.

Родители навестили Анни в середине июля, и три дня Пол ее не видел. В конце концов он не вытерпел и отправился в галерею, где работала Анни, и сразу заметил, как она изменилась. Под глазами появились круги, улыбка больше не освещала ее лицо. Пол испытывал жгучую ненависть к старшим Чейзам, которые так отравляли жизнь дочери.

— Они хотят, чтобы я занялась чем-то другим, — сказала Анни.

— И чем же?

— Чем-то более полезным. — Анни поправила висящую на стене картину. — Если я не выберу себе другую специальность, они перестанут платить за меня. Но я не могу бросить искусство. Мне придется им лгать. — Она посмотрела на Пола. — И о тебе я им тоже солгала.

— О чем ты говоришь?

— Я сказала, что мы с тобой больше не встречаемся. Я не говорила им, что ты в городе. Родители бы никогда не позволили мне остаться, если бы узнали об этом.

— А как же наше будущее? Что будет, когда мы решим пожениться?

Анни нервно накручивала на палец прядь волос.

— Не знаю. Я не могу думать об этом сейчас.

— Они лишат тебя наследства, если ты выйдешь за меня?

— Если бы дело заключалось в этом, я не стала бы беспокоиться, — бросила Анни. — Мне не деньги нужны от них, Пол. Неужели ты еще этого не понял?

Анни и в самом деле практически могла обходиться без родительской помощи. Она сама шила себе наряды и покупала самый дешевый шампунь, поэтому от ее волос пахло стиральным порошком. Пол не мог зайти в прачечную, не вспомнив о волосах Анни. Деньги нужны были ей только для того, чтобы помогать другим. Она часами не могла уснуть, пытаясь решить, кто больше нуждается в помощи. В конце лета на все заработанные в галерее деньги Анни устроила праздник для ребятишек в местной больнице.

Перед тем как они вернулись в колледж, Анни перестала принимать противозачаточные пилюли, которыми пользовалась с пятнадцати лет.

— Это вредно для здоровья, — решила она. — Попробую какое-нибудь другое средство.

— Я могу пользоваться презервативами, — вызвался Пол.

— Не надо, — ответила Анни. — С ними ты не получишь и половины удовольствия.

Пол даже не пытался с ней спорить. Так начался долгий период, когда Анни испробовала всевозможные противозачаточные средства. Пол не раз молился о том, чтобы они ее подвели. Ему нравилось думать о том, что у них будет ребенок, который укрепит связь, существующую между ними.

Когда они вернулись в Бостон, Пол поселился в том же общежитии, что и Анни, только этажом ниже. Их отношения, ставшие такими спокойными и размеренными в Пенсильвании, не изменились.

Так продолжалось почти до конца учебного года. Но в конце второго семестра родители Анни получили «документы для оплаты и выяснили, что дочь по-прежнему занимается искусством. Когда они позвонили ей, чтобы обвинить во лжи, трубку в комнате Анни снял Пол, назвавший себя, потому что решил, что звонит кто-то из преподавателей. К тому моменту, когда Анни в тот же вечер перезвонила родителям, те были в бешенстве. Телефонное сражение продолжалось уже около часа, когда Пол вышел из комнаты Он больше не мог выслушивать сбивчивые оправдания Анни.

Через несколько часов после этого разговора мать Ант позвонила снова и сообщила, что доктора Чейза отвезли в больницу с сердечным приступом. Ему стало плохо после разговора с дочерью. Врачи опасались за его жизнь.

Анни не позволила Полу сопровождать ее. Ее не было неделю. Она не отвечала на его звонки, хотя он не был уверен, что ей передавали, что он звонил.

Когда Анни вернулась в колледж, она очень изменилась Между ними появилась трещина, которую она не хотела признавать, не давая, таким образом, возможности Полу как-то наладить прежние отношения.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Пол. Я же с тобой, так? Чего же ты хочешь?

Они продолжали встречаться, ходили в кино, ели в кафетерии, но Анни была с Полом лишь наполовину.

Наконец как-то вечером перед самым концом учебного года Пол остановил ее у двери его комнаты.

— Я хочу знать, что творится в твоей голове.

Он усадил Анни на кровать, сам сел у письменного стола, сохраняя дистанцию, чтобы ее близость не отвлекала его от разговора.

— Мой отец едва не умер, Пол. — Анни вертела тонкий серебряный браслет на запястье. — Во всем виновата я. Неизвестно, сколько папа еще проживет. Теперь он стал таким слабым. Мне невыносимо видеть его таким. Отец сказал, что любит меня… Ну, не совсем так… Но он сказал, что я для него важнее всего на свете. Честное слово. — Глаза Анни затуманились. — Мой отец не понимает, почему я так низко себя ценю, и это его огорчает. «Искусство — это мило, дорогая, но из тебя никогда не получится Пикассо», — сказал он. Поэтому я меняю специализацию, Пол. Я уже заполнила документы.

— И чем же ты будешь заниматься?

— Биологией.

— Биологией? Но она же тебя никогда не интересовала. Анни пожала плечами.

— Зато я постараюсь стать медсестрой или даже врачом. И смогу помогать людям. И тогда отец будет мной гордиться. — Она снова посмотрела на браслет. — Я собираюсь раздать все украшения, которые сделала.

— Анни…

— Отец сказал, что ты пытаешься выбиться в люди с моей помощью, но тебе удалось только опустить меня до своего уровня.

Полу захотелось швырнуть что-нибудь о стену. — И ты поверила в этот бред?

— Разумеется, нет. Но, Пол, у меня такое чувство, будто я его убиваю.

— Это твой отец пытается убить тебя. Он старается сделать из тебя своего собственного клона, черт его побери!

Анни закрыла уши руками. Пол сел с ней рядом, притянул к себе, попытался обнять.

— Прости меня. Понимаешь, когда ты встречаешься с отцом, ты попадаешь под его влияние. Пройдет немного времени, и ты снова полюбишь себя такой, какая ты есть. И меня полюбишь. Этим летом мы снова поедем в Нью-Хоуп и тогда…

Анни покачала головой.

— Я не поеду в Нью-Хоуп этим летом. Пол замер.

— Почему?

— Я должна немного побыть одна. Мне надо все обдумать.

— Ты проведешь каникулы с родителями? — Пол не мог вынести мысль о том, что его любимой два месяца придется жить с этими монстрами. К концу лета они окончательно промоют ей мозги.

— Нет, — ответила Анни, — думаю отправиться вниз по побережью, к югу, от Новой Англии до Флориды.

— С кем ты поедешь?

— Одна.

— Ты не должна этого делать. А что, если у твоей машины откажут тормоза?

— Я отправлюсь автостопом. Пол встал.

— Ты ведь уже все спланировала, верно? Ты долго об этом думала и не сказала мне ни слова?

— Прости меня.

— Анни, я не смогу прожить все лето вдали от тебя.

— Возможно, мне понадобится меньше времени. Может быть, уже в первую неделю я во всем разберусь. И потом, я же буду писать тебе каждый день.

Пол отправился в Нью-Хоуп один. Он работал в летнем театре, но роли не давались ему. Он впервые получил плохие отзывы в прессе. Сначала Анни ежедневно присылала ему открытки с побережья, из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Делавэра, Мэриленда. Она умудрялась уместить так много слов на крошечном пространстве открытки, что буквы сливались, разобрать написанное оказывалось почти невозможно, но Пол понимал, что она рассказывает ему о пляжах, океане, ветрах. Анни писала, что познакомилась с множеством интересных людей, и это встревожило Пола. Кто из этих интересных людей был мужчиной? Она подписывала открытки неизменным «люблю тебя», и он постарался убедить себя в том, что Анни вернется отдохнувшей, освободившейся от влияния своего отца. Несколько раз в неделю на его адрес приходили коробки, завернутые в коричневую бумагу. Внутри Пол находил то раковины, то морскую звезду, то морского конька. Анни и ее подарки…

Но как-то неожиданно поток подарков иссяк. Открыток тоже больше не было. Прошло пять дней без единой весточки от Анни, и Пол не выдержал и позвонил ее родителям.

— Анни решила задержаться в Северной Каролине, — сказала ему миссис Чейз.

— Видите ли, я почти каждый день получал от нее открытки, но уже который день от нее нет вестей… И я подумал… — Пол едва не откусил себе язык от досады. Он легко мог представить себе, что мать Анни улыбается, слушая это. — А где именно в Северной Каролине она остановилась?

— Где-то на побережье. Кажется, это место называется Внешней косой.

Прошло еще две недели, и по-прежнему ни слова от Анни. Пол испытывал настоящую боль. Его тело в буквальном смысле ныло, когда он утром вставал с постели. Он не мог представить, что Анни оставит его вот так, в полной неизвестности, что она просто возьмет и разорвет их отношения, даже не написав ему ни строчки. Пол снова и снова перечитывал последнюю из присланных ею открыток, и «люблю тебя» в конце казалось таким же искренним, как и в первом ее послании. Может быть, миссис Чейз лжет? Может быть, Анни в Бостоне? Может быть, она пишет ему каждый день, а миссис Чейз перехватывает ее письма?

А потом Пол получил от Анни письмо из Китти-Хок.

«Дорогой Пол, тысячу раз я мысленно писала тебе это письмо, и у меня ничего не получалось. Но откладывать больше нельзя. Я познакомилась с парнем по имени Алек и влюбилась в него. Я не ожидала, что это произойдет со мной, Пол. Пожалуйста, поверь мне. Я уехала из Бостона, думая только о тебе, хотя я чувствовала, что наши отношения стали не такими, как прежде. Я все еще люблю тебя и, думаю, буду любить всегда. Благодаря тебе я поняла, что принимать — это такое же проявление любви, как и давать. Господи, Пол, меньше всего мне хотелось причинить тебе боль. Сомневаюсь, что осенью вернусь в Бостон. Вероятно, мы больше не увидимся. Прошу тебя, умоляю, прости меня.

Анни».

Пол сначала собирался отправиться в Северную Каролину и разыскать ее, потребовать, чтобы она вернулась к нему, но понимал, что это бессмысленно. Мысли о самоубийстве не давали ему покоя. Пол перестал ездить на машине по вечерам, потому что его так и подмывало вывернуть руль и направить автомобиль через белую разделительную полосу на встречный поток транспорта. Иногда он часами просиживал в кухне, глядя на лезвие ножа и представляя, как оно перерезает ему вену.

Он перестал играть в театре и остаток лета провел дома. Сестры суетились вокруг него, родители пытались заставить проглотить хоть кусочек. Они обращались с ним как с больным, как с переживающим ломку наркоманом, каковым Пол, по сути, и был. И все-таки он не мог слышать, когда сестры называли Анни двуличной сукой.

Когда Пол вернулся в колледж, он был похож на зомби. Он пробовался на роль в новой пьесе, но Гарри Сондерс сказал, что в нем нет жизни, и взял на роль другого, хотя Пол знал, что изначально режиссер предназначал эту роль ему. Пол потерял интерес к актерскому искусству и переключился на журналистику. В ноябре кто-то из подруг Анни сообщил ему, что Анни вышла замуж за Алека О'Нила. Пол решил, что для ее родителей ирландец оказался предпочтительнее итальянца.

И для нее самой тоже.

19

Теперь Алек звонил Оливии по вечерам. Первый раз у него для этого был предлог. Он вспомнил, как она говорила, что выступала в ток-шоу после публикации книги. Алек легко мог представить ее на телеэкране — Оливия была красивой, естественной и говорила убедительно.

— Вы не выступите от имени комитета? — спросил Алек когда позвонил ей в первый раз. Детей дома не было, он сидел в одиночестве в гостиной, глядя, как лучи заходящего солнца заливают песок жидким золотом. — У нас много предложений выступить, а после публикации брошюры их станет еще больше. Одному мне не справиться.

— Но я ничего не знаю о маяке, — возразила Оливия.

— Я расскажу вам все, что вам нужно знать.

Оливия замялась, и Алек уже спрашивал себя, не слишком ли много он от нее требует.

— Почему маяк так важен для вас, Алек? — спросила Оливия.

Он посмотрел через комнату на десять маленьких овальных окошек в торцевой стене дома, закрытых витражами. В неярком свете сумерек рисунок был едва различим.

— Там я встретил Анни, — просто ответил он. — В то лето мы с друзьями ремонтировали дом смотрителя. Я только что окончил колледж. Анни путешествовала по побережью, и однажды вечером мы с ней одновременно оказались у маяка. Полагаю, он стал для меня символом.

— Хорошо, я выступлю. Если только мне не помешает работа в больнице.

— Замечательно. — Алек не надеялся так легко ее уговорить. — Кстати, вчера вечером я наткнулся на Пола в супермаркете.

— В самом деле? — В голосе Оливии прозвучала тревога. — И что вы ему сказали?

— Я просто задал ему несколько вопросов о его фантазиях.

— Надеюсь, вы шутите? — спросила она после долгого молчания.

— Разумеется, шучу. — Алек нахмурился. — Но такие шутки вам не по душе. Я не ошибся?

— Нет.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Алек. — Мы говорили только о маяке.

Он позвонил и на следующий день, и через день, на этот раз уже не придумывая причину для звонка. На четвертый день Алек вернулся домой поздно, потому что отвозил Клая в Дак. Сыну предстояло провести пять дней в колледже, чтобы окончательно выбрать, чем он станет заниматься. Алек решил, что в половине одиннадцатого Оливии звонить поздно, и день показался ему каким-то незавершенным. Впервые за последние несколько недель одиночество в постели снова стало тяготить его. Поэтому Алек все-таки взял телефон и набрал номер Оливии, который уже выучил наизусть.

Когда она ответила, ее голос был сонным.

— Я вас разбудил, — забеспокоился Алек. I. — Нет. То есть да, но это ничего.

Повисло молчание. Алек вдруг осознал, что говорит с ней, лежа в кровати, и что Оливия тоже лежит в постели. Он легко мог нарисовать себе ее образ. Шелковистые прямые волосы, белоснежная кожа, зеленые глаза.

— Сегодня я отвез Клая в Дак, — наконец сказал Алек. — Я так себя странно чувствую, потому что он впервые не ночует дома.

— Возможно, вам с Лэйси теперь будет легче найти общий язык.

— Едва ли. — Алеку становилось не по себе при мысли, что ему предстоит провести четыре дня без Клая, который хоть немного снимал напряжение, возникшее между отцом и дочерью.

Оливия потратила три вечера на телефонные разговоры, чтобы убедить Алека хотя бы попытаться наладить отношения с Лэйси. Наконец в среду он заглянул в комнату дочери перед завтраком. Она собиралась в школу и надела чересчур короткие желтые шорты и футболку из магазина спортивных товаров, где работал Клай. Когда появился отец, девочка разыскивала потерявшуюся сандалию и Алек присел на краешек кровати.

— Давай придумаем, чем нам заняться сегодня вечером, Лэйси.

К Девочка подняла на него глаза. К — С какой стати?

— Мы же раньше так делали. Помнишь? Мы проводили много времени вместе.

— Сегодня вечером я договорилась погулять с Джессикой.

— С Джессикой ты встречаешься каждый вечер. Да ладно тебе, Лэйси. Удели отцу немного твоего драгоценного времени.

Она прислонилась к стене рядом со шкафом, держа в руке сандалию.

— И что мы станем делать?

— Что захочешь. — Алек пожал плечами. — Тебе нравился боулинг.

Лэйси пренебрежительно хмыкнула.

— Не хочешь? Тогда можно пойти в кино.

— Я уже видела все фильмы, которые идут в здешних кинотеатрах.

— А как насчет ночной рыбной ловли? Когда-то ты это любила.

— Ага, когда мне было восемь лет. Алек вздохнул.

— Тогда помоги мне, Лэйси. Предложи что-нибудь сама.

— Уже придумала. — Девочка оживилась, и в Алеке шевельнулась надежда. — Я могла бы погулять с Джессикой, а ты бы остался дома с твоими обожаемыми фотографиями старого маяка.

Он посмотрел на нее с такой грустью, что Лэйси вздохнула и бросила сандалию на пол.

— Прости, — в ее голосе слышалось раскаяние. — Будем делать то, что захочется тебе.

Алек встал.

— Тогда отправимся ловить рыбу.

Путь к небольшой бухте прошел в молчании. Развалившись на сиденье, Лэйси нацепила наушники, положила ноги на приборную доску и отбивала такт рукой, повторяя ритм не слышной Алеку музыки.

На берегу Лэйси вышла из машины и немедленно прикрепила приемник к поясу шорт, и Алек понял, что все его надежды провести спокойный вечер с дочерью рушатся.

— Лэйси! — окликнул он.

Она продолжала идти впереди, либо не слышала из-за музыки, либо игнорировала его присутствие. Этого Алек не знал. Да это и не имело значения. Как бы там ни было, общаться с ним дочь не желала.

Он догнал ее, остановил, положив руку на плечо.

— Пожалуйста, Лэйси, не бери приемник с собой, — попросил Алек. — Оставь его в машине.

Она пробормотала что-то сквозь зубы, но вернулась к машине и оставила приемник на переднем сиденье.

На корабле Лэйси оказалась единственной особой женского пола. На корабле отправились порядка десяти молодых мужчин, и все они уставились на нее, как только девочка вступила на сходни. И это заставило Алека посмотреть на дочь оценивающе. Он вдруг осознал, что ее одежда выглядит вызывающе. Шорты были бесстыдно короткими, они открывали длинные тонкие ноги, покрытые золотистым загаром. Она сменила футболку на топ — кусочек белой полупрозрачной ткани, не прикрывавший ее пупок. Сквозь тонкую материю просвечивали соски маленьких округлых грудей. В руке Лэйси несла синюю ветровку, и Алеку захотелось немедленно закутать дочь в нее.

Один из молодых людей подмигнул ей, когда Лэйси поднималась с пирса на корабль.

— Я ее отец, — обратился к нему Алек. — Так что последи за собой.

— Вот теперь ты видишь, папа, почему я не хочу никуда с тобой ходить? — процедила сквозь зубы Лэйси. — Ты ставишь меня в неловкое положение.

Алек нашел для них местечко у борта, недалеко от салона, подальше от других рыбаков. Те периодически отрывались от удочек, заходили взять пива или свежей наживки и пялились на Лэйси. Неужели так бывает всегда, когда его дочь выходит на улицу? Если парни не скрывали своих намерений, когда рядом был он, ее отец, то как же они вели себя, когда его не оказывалось поблизости?

Лэйси насадила на крючок кусок макрели так ловко, будто делала это каждый день.

— Ты всегда лучше обращалась с удочкой, чем Клай, — не преминул заметить Алек. — Он никогда не мог заставить себя прикоснуться к наживке.

— Клай иногда бывает таким размазней, — вздохнула Лэйси.

Алек сел с ней рядом, вдохнул терпкий соленый воздух. Берег постепенно удалялся, скрываясь в дымке.

— Ты помнишь рыбу, которая сорвалась с крючка, а, Лэйси?

— Что?

— Та пеламида, которую ты поймала, а она выпрыгнула с палубы.

Она улыбнулась, но отвернулась от отца, чтобы тот этого не увидел.

— Это было так давно.

— Но пеламида была огромная. Я помог тебе вытащить ее, а ты была так взволнована, что, как только мы сняли рыбу с крючка, ты ее упустила.

— Никто мне не поверил, — напомнила отцу Лэйси. — А ты сказал, что заснял ее на пленку.

— Только фотоаппарат намок, и пленка не проявилась. Девочка рассмеялась, но тут же осеклась.

— Не думаю, что мама мне поверила. Несколько минут они сидели молча.

— Ненавижу пеламид, — вдруг выпалила Лэйси. — Я во обще ненавижу рыбу!

Быстро стемнело, а с темнотой налетел и неожиданно сильный ветер. Море заволновалось, и судно закачалось на волнах. Они с Лэйси натянули ветровки.

Неожиданно девочка поднялась с места.

— Я кое-что поймала. — Удилище изогнулось, леска натянулась, как будто рыба тащила наживку в море.

— Пока просто держи удочку, Лэйси. Вот так.

Лэйси крепко держала спиннинг, высунув кончик языка от напряжения.

— Остановилась! — воскликнула она.

— Отлично. Сматывай леску, не торопись, аккуратно. Тебе помочь?

— Не-а.

Один из молодых рыболовов подошел поближе и встал рядом с Лэйси.

— Молодец, девочка, — похвалил он Лэйси, — рыбка тебя еще немного помотает, а потом…

Лэйси взвизгнула, когда рыба снова натянула леску, но она уже устала и вскоре утихомирилась. Девочка принялась сматывать леску.

Подошел еще один рыбак.

— Это пеламида, — заметил он, как только рыба показалась из воды. — Настоящая красавица. Почти так же хороша, как и рыбачка.

Сражаясь с удилищем, Лэйси все-таки сумела улыбнуться ему.

— Верно, — согласился его приятель, — на этот счет нет никаких сомнений.

Лэйси залилась краской, а Алек почувствовал, как в нем шевельнулась отцовская ревность.

Один из рыбаков нагнулся через борт с сачком, как только Лэйси вытащила рыбу из воды.

— Я бы сказал, фунтов на восемь, — оценил он, легко вытаскивая пеламиду на палубу.

— Не дайте ей улизнуть в море! — крикнула Лэйси, опускаясь на корточки рядом с рыбой и придерживая ее тряпкой, пока Алек вынимал крючок. Один из молодых людей поднял крышку холодильника, и Алек бросил туда рыбу. После этого, похвалив еще раз улов Лэйси, рыбаки вернулись к своим удилищам, оставленным на корме.

Алек и Лэйси снова наживили крючки и заняли свои места. Девочка улыбалась.

— Отличная работа, Лэйси, — похвалил Алек.

— Но мы же не обязаны ее есть, правда? — спросила она.

— Нет. Мы можем отдать ее Ноле. Она очень любит рыбу.

— Нолер, — поправила его дочь, и он рассмеялся. Анни, с ее бостонским акцентом, никак не удавалось свободно произнести последнюю гласную в слове. — Познакомьтесь с моей подругой Нолер и ее дочерью Джессикер, — сказала Лэйси, подражая хрипловатому голосу матери.

— Ну, все было не так плохо, — заметил Алек.

— Я рада, что она не назвала меня Мелиссой или еще как-нибудь в этом роде.

— Анни хотела назвать тебя Эммой, но я не позволил. Я сказал, что соглашусь только в том случае, если она неделю будет произносить его правильно, а не превратит в Эммер.

— Эмма! Господи, папа, спасибо, что ты спас меня! Молодой человек, назвавший Лэйси красавицей, прошел мимо и снова наградил ее пристальным взглядом.

— Следовало бы мне сказать им, что тебе только-только исполнилось четырнадцать, — покачал головой Алек.

Лэйси пожала плечами.

— Что ж, маме было пятнадцать, когда она в первый раз… Ну, ты знаешь.

— Кто тебе сказал?

— Мама. Она говорила, что в том, чтобы начать так рано, нет ничего хорошего…

— Ей повезло, она не забеременела, — хмуро заметил Алек. — И в ее время не было всех этих ужасных болезней.

— Я знаю об этом, папа.

В темноте Алек не видел лица Лэйси, но догадался, что она страдальчески округлила глаза. Поэтому он сделал паузу, прежде чем снова заговорить.

— Значит ли это, что ты намерена заняться сексом на следующий год, как только тебе исполнится пятнадцать?

— Папа, это совершенно тебя не касается.

Алек не стал возражать, что как раз его это касается непосредственно. И так все слишком хорошо. Дочь с ним общается. Ему следовало бы, наверное, поговорить с ней о противозачаточных средствах. Но не взорвется ли Лэйси?

— Джессика уже сделала это, — неожиданно призналась Лэйси, не отрывая взгляда от воды.