Каменная баба

.. Немецкий - это хорошо. Только у них ведь наших болезней нет: живут чисто слишком. Нам бы китайский освоить, они ближе как-то - да не поймешь ничего, в иероглифах этих... Не знаю, Иван Александрыч,- окончательно надумал он.- Ничего вам путного не скажу и, наверно, раскланяюсь..- и оглянулся в поисках двери. -Сначала напишите что-нибудь,- Пирогова было не так просто обвести вокруг пальца, и он удержал его за рукав.- Два слова - не больше...- и рассыпал перед ним свободной рукой стопку амбулаторных карт и больничных историй. Кабанцев взглянул на них с откровенной досадой: -Так их смотреть надо. -А кто мешает? Одного-двух хотя бы...- Здесь он приврал: в больнице был только маленький Торцов, которого Ирина Сергеевна умыкнула из Тарасовки. -Этого не могу! Не положено!- запричитал тот.- Мне после них к начальству с визитом идти - кто ж мне это позволит? -А без записи не получится, не выйдете,- и Иван Александрович воспользовался даже сильнодействующим московским средством: Не то снова придется кое-кому в область ехать... Кабанцев косо поглядел на него, соизмерил его угрозу с собственными. -Скажете, приехал и не написал ничего?.. Так я ж не отказываюсь - профессора только предлагаю дождаться. Он прибудет скоро. Иван Александрович придвинул к нему карточки и согласился на полумеры: -Ладно. Напишите хотя бы, что надо его вызвать. Чтоб не от меня шло... И свое мнение припишите. Кабанцев посмотрел с немым укором: -Вы все свое?.. Я ж их не видел. -Пойдемте тогда смотреть,- уперся Пирогов, а Кабанцев разгорячился: -Заразу эту?! Которая неизвестно как передается?!.- и замолк, сообразив, что сказал лишнее. -Пишите без осмотра,-дожал его Пирогов и протянул авторучку. -Упрямый вы человек, Иван Александрович. Знаете, что если я руку приложу, то на меня ответственность свалится. И москвича мне подсунули. Заодно с ним - только за его спиной прячетесь. Хотите снова ко мне его послать. А он с самим Гусевым по телефону разговаривает. Москвич поэтому, наверно... Что ж вы так? Это был шантаж, подстраивающийся под дружбу, но Пирогов на него не поддался. -Этому, я думаю, вы и сами не верите. Мне от него одни неприятности. Но раз уж съездил он к вам, можно и воспользоваться. С худой овцы, как говорится. Оставьте закорюку какую-нибудь,- как бы уступил и сбил цену он.- А то меня на той сосне вздернут. За то, что я с вами не проконсультировался. -Это-то я понимаю!закивал тот.- Хотите, чтоб я рядом висел? Легче вам от этого будет? -Вам ничего не будет. Вы можете не знать. Это если студент не знает, ему курс не зачитывают, а вы в своей должности вне всякого сомнения... Что вы пишете?..заглянул он в историю болезни, боясь, что Кабанцев напишет что-нибудь вроде того, что доволен ведением истории болезни и не имеет к ней претензий. -Пишу, что больше всего данных за бруцеллез. Все равно, крокодил мой то же самое напишет - зачем я с ним спорить буду?..- и Кабанцев во всех подложенных ему историях болезни и амбулаторных картах вывел нечто одинаковое и расплывчатое, где простое "не знаю" было выражено столь замысловато, что запись могла приличествовать не одному только доценту, но и самому профессору, и даже члену Большой Академии... Совершив этот гражданский подвиг, он никуда не поехал, а остался в кабинете - в ожидании законного вознаграждения. Пирогов, понаторевший в житейских делах, понял его без слов и пошел к больничному сейфу, служившему кроме хранения бумаг еще и баром. -Водку или коньяк? -А от чего пьянеют меньше? Водка - она все-таки зимой лучше. -Машину дадим,- сказал Пирогов: ему было жаль коньяка, но он выставил его - наказал себя: нечего было хвастаться. -Армянский? Это хорошо. Но его нельзя, наверно, без закуски? Развезет, боюсь...
      -Закуска в больнице не проблема.- Пирогов в последний раз мысленно выругал себя за неуместную щедрость, подошел к окну и крикнул - после этого в кабинет, как по волшебству, внесли заготовленные заранее тарелки. Кабанцев оглядел накрытый стол, удовольствовался им и решил сделать еще один шаг в сторону петровских медиков.
      -У вас, учтите, комиссия будет,- честно предупредил он.- Сами напросились. Я постараюсь, конечно, написать получше, но все равно приедут. Деревню эту на особый режим ставить надо. Раз Гусев в курсе. Спросят. Смотреть надо всех поголовно - с общей термометрией и изоляцией заболевших. Бруцеллез ведь: хоть и знакомая болезнь, а все равно - вспышку допустили, за это по головке не погладят. Цифры заболеваемости испортите..- и взглянул на вещи с иной стороны: из мнимого сочувствия и стремления к объективности:- А кто у вас будет этим заниматься? Деревню термометрировать, когда термометров нет? Ни здесь, ни в области. И хлорки, кстати, тоже?..- Он повертел в руках стакан - с явным желанием его наполнить.- Все знают, что нет, а каждый раз как из другой страны приезжают: мало ли что нет - требуйте от начальства, чтоб было. А кто ж сунется к нему с этими требованиями? Если москвич только ваш, пропади он пропадом...
      Охмелев, он и подавно расхотел ехать, а утолив голод и жажду, начал намекать на иные свои потребности и кончил тем, что попросил позвать к столу Ирину Сергеевну, которая днем раньше произвела на него неизгладимое впечатление. Тут Ивана Александровича прорвало: он потерял терпение, велел, не спрашивая его согласия, подкатить машину под окна кабинета, собственноручно усадил в нее сопротивляющегося инфекциониста, который торговался и был согласен уже не на Ирину Сергеевну, а на любую медсестру ее осанки и комплекции, и просился купаться. Пирогов обещал ему все это в его следующий приезд в Петровку, кивнул Лукьянову, с которым они в эту минуту едва ли не помирились, и тот повез его в область - без всякого уважения к его персоне, швыряя на поворотах, будто вез не доцента, а мешок с цементом. Кабанцев хоть и был пьян, но все это запомнил и свой отчет составил в самых невыгодных для Петровской больницы формулировках...
      Впрочем, он в любом случае поступил бы так же...
      Пирогов после отъезда гостя, не совсем трезвый, взялся за одно дело, за другое, затем все бросил и пошел в амбулаторию: подышать свежим воздухом и побыть в обществе людей, не занятых мыслями о карьере.
      В амбулатории сидели трое: Иван Герасимыч, Ирина Сергеевна и Алексей Григорьевич, который в последние дни здесь как бы окопался и проводил много времени. Пирогову, после Кабанцева, и москвич показался приемлемой личностью.
      -Не могу больше,- сказал он и сел в стороне.- Лучше с десятью ворюгами дело иметь, чем с одним чиновником. Народец наш - так себе, а начальство того лучше. Для кого жить, неясно.
      -Для себя, наверно?- предположил с невинным видом Иван Герасимыч, но Пирогов, почувствовав подвох, только досадливо глянул на него и не удостоил ответом.- Кто вас так достал?- спросил старик.
      -Кабанцев. Больных консультировал.
      -Так он же интриган известный? Зачем звали?
      Иван Герасимыч знал в области каждого и всем давал краткую и, чаще нелестную характеристику.
      -Другие в отпуску. Да и те не лучше... Не хотел записей оставлять. Еле вынудил. А потом - еле выпроводил.
      -Что он написал?- спросила Ирина Сергеевна, интересовавшаяся прежде всего делом.
      -Что на бруцеллез похоже, но нужно уточнить у профессора. У специалиста по этому заболеванию.
      -У позера этого?- удивился Иван Герасимыч.- Так он не скажет ничего. Я от него ни одного путного слова не слышал. Слабая вообще кафедра. Вот у нас, в Новосибирске, инфекционисты были...
      -В одна тысяча девятьсот таком-то году!- передразнил его Пирогов, который не мог не спорить с хирургом - даже когда оба говорили одно и то же.- Когда все это было?
      -Когда врачи были хорошие,- насупился старик.
      -Вот я и говорю. На колу мочало, начнем сказку сначала...
      -Бруцеллез?- Ирина Сергеевна изобразила на лице сомнение: она не любила, когда опровергали или ставили под сомнение ее диагнозы.
      -Бруцеллез не бруцеллез, а комиссию ждите. Кабанцев предупредил: чтоб себя выгородить. Если бруцеллез, то заболеваемость в области в полтора-два раза подскочит и мы виноваты будем: меры профилактики ослабили. Акт составят, мусор найдут на больничной территории - с этого обычно начинают... Надо дяде Пете сказать, чтоб двор вылизал.
      -Он сам-то что про эти случаи думает?- спросил старик.- Если забыть про профессора?
      -Не знает - и все тут. Может, грипп, может - еще что. Мы вот не знаем, да боимся, что с нас за это стружку снимут, а с него все - как с гуся вода. Он так и говорит. Он вообще, надо отдать ему должное, не церемонится - лепит напропалую...
      -У меня справочник по инфекциям,- осторожно напомнил о себе Алексей: он уловил перемену в отношении к нему начальства.- Начал читать: дошел как раз до бруцеллеза: там болезни в алфавитном порядке расположены. Не очень похоже.
      -Да конечно не похоже,- безразлично согласился Иван Александрович и поглядел на Ирину Сергеевну.- В Тарасовку ехать надо, смотреть всех подряд. Начальство требует.
      -Поеду завтра,- обещала она.- У меня как раз профилактика. И мальчишку надо назад отвезти. Мать не едет: вы, говорит, забрали его, вы и везите.
      -Народ такой,- кивнул Пирогов.- Тоже со словами не жмутся... Выздоровел?
      -Язвы остаются, но температуры нет и общее состояние хорошее.
      Пирогов засомневался:
      -Может, и правда грипп это у всех - какой-то особенный?.. А мы дурака валяем - подставляемся?.. Роют ведь под нас... Или под меня, если хотите.
      -С чего бы?- не поверил ему старик.
      -Начальство в районе меняется.
      -А что ему медицина? Они о нас в последнюю очередь вспоминают.
      -Оно так, конечно...- снисходительно согласился Пирогов.- Да тут эти случаи, которыми мы им глаза мозолим. Да еще толкач этот...- и, не глядя на молодого москвича, хотя именно его имел в виду, начал рассказывать Ивану Герасимычу:- Поехали в область с больным, и он с ним - к самому Гусеву. По телефону с ним случай обсуждал. Я Гусева всего пару раз издали видел - на партактиве, а он вот разговора удостоился. А потом выяснилось, что в приемной больной и что у него не то чума, не то холера, - тут кошмар что началось. Мне Сорокин рассказывал - давно, говорит, у нас такого театра не было. После этого все вдвое завертится. Завертелось уже, собственно говоря.
      -Вы что-то не слишком из-за всего этого переживаете?- подметил недоверчивый старик.
      -А что толку? Переживай не переживай - дело сделано. Да оно иной раз и лучше, когда быстрее. Можно соскочить, в случае чего. С поезда перед крушением... Если очень приставать начнут.
      -Что вы имеете в виду?- спросила теперь и Ирина Сергеевна.
      -Да то, что лучше иногда самому уйти, чем их дожидаться... Это - как с женщинами,- мимоходом кольнул он Ирину Сергеевну.- Кто первый бросает, тот в выигрыше остается...- Так что он теперь с Гусевым знаком. Заочно, правда... Вы с Гусевым не знакомы, Иван Герасимыч?
      -Не удостоен... Но думаю - птица та еще. Больного ребенка к нему привез?..- обратился он к Алексею, перестав ломать голову над чужими задачками.- Вот и молодец! Пусть почешутся! После этого ведь Кабанцева прислали?
      -После.
      -Ну вот! Чаще бы их носом в дерьмо совать - глядишь, и лучше бы было.
      -Вы, я вижу, тоже в словах не затрудняетесь?- выговорил ему Иван Александрович, хотя испытывал в этот день тайное удовольствие от его ругани.
      -А что мне стесняться?- возразил с вызывающим видом Иван Герасимыч: в последнее время он расположен был рубить сплеча, по-крупному.- Умирать пора, а на том свете будет не до этого.- Ирина Сергеевна оторопело поглядела на него.- Да и нет его, того света - мы ж с вами ученые, знаем.
      -Есть-нет - это науке неизвестно.- Пирогов оборотился к Ирине Сергеевне, которая, по старой памяти, все его притягивала:- Ты что на этот счет думаешь?
      -О том свете? Ничего не думаю.
      -А о чем ты думаешь?
      -О ваших сравнениях. Да еще о болезни в Тарасовке.
      Иван Александрович подтрунивающе глянул на нее.
      -Хорошо, так. Хоть один человек в районе делом занят, беспокоится. Побольше бы таких,- и заключил, вставая:- Ладно. Посидел у вас - вроде легче стало. Хотя и засиживаться тоже нельзя: раздражаю вон Ивана Герасимыча... У вас свое начальство, у меня свое. Так вся страна и мается... Снова с Ириной Сергевной поедешь?- спросил он Алексея.
      -Обязательно!- заверил его тот.- Не могу ее одну оставить. Я тут всем удачу приношу. В райкоме машину выторговал, в области - консультанта.
      -Это точно!- согласился главный врач.- От тебя одна польза. Надо будет тебя куда-нибудь послать подальше - где особенно трудно. На Камчатку не хочешь?
      -Нет.
      -Жаль. А то там как раз хирургическая вакансия открылась...- и ушел, не задерживаясь более.
      -Не нравитесь вы мне, Иван Герасимыч,- сказала Ирина Сергеевна.-Разговоры не те ведете... И лицо у вас осунулось. Вам и вправду лечь надо.
      -Лягу скоро. Не встревай. Не твоего ума дело...
      Ирина Сергеевна потупилась, смолчала, оборотилась затем к Алексею Григорьевичу, спросила у него тоном старшего:
      -А кто вам сказал, что я с вами в Тарасовку поеду? Я приглашала разве?-но не смутила этим москвича:
      -Нет - сам туда собрался. Я ведь тоже за это отвечаю. Вдруг новая эпидемия - а я у вас заместитель главного врача по санэпидработе. Если что не так, практику могут не зачесть... Хотите врозь ехать? Машин не хватит на всех: одну бы выпросить...- Ирина Сергеевна не слушала его, а лишь разглядывала: будто только что увидела.- Чем я вам не угодил?
      -Слишком часто вместе появляемся. Компрометируете меня. А я девушка серьезная.
      -А я нет разве?! У меня у самого серьезные намерения.
      -Какие?- полюбопытствовал старик.
      -С эпидемией разобраться. Может, новый микроб найдем? Прогремим на весь свет?.. С Пашкой поедем? Я с ним сроднился будто. Ездим взад-вперед, как святое семейство...
      -Все у вас, Алексей Григорьич, "как" да "будто". Хоть бы что-нибудь взаправдашнее придумали. Всамделишное...
      Москвич пригнулся под тяжестью ее упрека. Старик пришел ему на помощь:
      -Что-то ты слишком строго его судишь. И пошутить уже нельзя... Ладно. Кончаем базар, садимся чай пить. С вашим главным и чаю от души не напьешься...
      Кабанцев сел писать отчет в санитарно-эпидемиологическую станцию. Стиль его в таких случаях был силен и убедителен: достигал он этого тем, что, используя канцелярские штампы, употреблял их всякий раз так живо и уместно, что казалось, он сам только что их выдумал - за этот административно-литературный слог его больше всего и боялись. Но прежде он позвонил Потапову. У того, из-за чересчур широкого поля деятельности, было на слуху одновременно слишком много дел, имен и кляуз, и он не сразу понял, о чем идет речь, но когда вник, немедленно увлекся разговором: он тоже считал сотрудников петровской больницы виновными в своей временной опале или, во всяком случае, причастными к ней лицами. Немилость эта сильно сгладилась и сошла на нет за последние три дня, но это не уменьшало, а лишь прибавляло ему желчи.
      -Бруцеллез это,- втолковывал ему Кабанцев, потому что он, конечно же, ничего не понимал в существе дела.- Даже если и не он, профессор все равно его поставит.
      -И дальше что?- Потапову нужен был конечный итог мысли, а не ее промежуточные звенья: ему не терпелось перейти к оргвыводам.
      -Вспышка будет, ухудшение ситуации по области,- предсказывал: как в воду глядел - Кабанцев.- До Москвы может дойти: надо будет обезопаситься^заранее взыскания наложить: может, решить кадровые вопросы. Показать, что мы этим занимаемся.
      -Вот я и говорю,- одобрил такой подход Потапов.- Подготовь, кого снять. И откуда.
      -Без Сорокина обойдемся?- рискнул спросить собеседник: хоть он и знал о давней вражде между ними, но не понимал, как можно миновать в этом деле заведующего облздравом.
      -А он здесь при чем?- обозлился Потапов.- Мы и на него управу найдем. Если цифры дашь подходящие. Давай побольше случаев этих. Не слишком конечно - чтоб и нас с тобой не сняли, но достаточно: ясно?
      Кабанцев растерялся: во-первых, неизвестно, сколько нужно больных, а, во-вторых, не ожидал такого размаха дела.
      -Но это, наверно, в один день не делается? Подумать надо.
      -А кто тебе говорит, что сразу? Время есть. Делай все по порядку. Но и думать тоже особенно нечего. И так все ясно.
      -Комиссию надо собрать, с делами ознакомиться, акт составить...
      -Это уж твои заботы. У меня своих дел по горло. В драмтеатре вон снова главный режиссер с директором передрались. А Сергей Максимыч в этом театре как нештатный художник консультирует. Все бросать надо и раздачей ролей заниматься: у обоих, видишь ли, свои любимцы и пристрастия. На СЭС нажимайте: это ваша епархия!..- и бросил трубку, думая о том, что медики, даже толковые - все с придурью и с необоснованными претензиями, а Кабанцев глубоко задумался...
      Машина завертелась, медленно, но верно набирая обороты. Воробьева, конечно, предупредили о готовящейся в районе проверке и ее причинах. Поначалу он хотел заняться вопросами медицины, как и предполагал Иван Герасимыч, много позже: едва ли не в последнюю очередь, как они того и заслуживали, но потом передумал. Больница, до того управляемая, в последнее время вдруг, сама по себе или разжигаемая кем-то снаружи, начала разогреваться и раскаляться - о нее можно было и обжечься. Пока он лично ни за что ответственности не нес и мог при случае все свалить на ушедшего Зайцева, но вечно так продолжаться не могло, и он решил, что чем раньше взорвется котел, тем лучше: ему не терпелось и Пирогова от должности отстранить и самому в стороне остаться...
      Он вызвал Ивана Александровича: чтоб задать ему кой-какие вопросы - и не мог отказать себе в удовольствии выдержать его час перед дверью кабинета, чтоб довести до кипения - Иван Александрович был нетерпелив и неусидчив и более всего на свете не любил бесцельного ожидания.
      -Дел невпроворот,- извинился Воробьев, соблюдая видимость вежливости, столь дорогую сердцу всякого начальства, когда ему неймется сделать вам гадость.- Не знаю, когда кончу...- и показал глазами на груды бумаг на столах и на подоконниках.
      -Понятно,- кивнул тот.- Сам еле ушел: тяжелый случай в больнице. Да, авось, справятся...- Оба, естественно, врали - но такова уж общая горькая участь наша.
      -Когда в прошлый раз виделись?- спросил Егор Иванович.
      -Недавно. На проводах Зайцева... Случилось что с тех пор?
      -Кое-что произошло...- потянул Воробьев и как бы походя вспомнил:-Характеристику на Ивана заготовил?
      -Нет пока,- беспечно отвечал тот.- Больничные бланки кончились. Заказали в типографии.
      -Так можно, наверно, и на простом листе написать?
      -Для суда нужно, чтоб все как положено было.
      Воробьев глянул на него вскользь и не стал настаивать.
      -В крайнем случае, без нее оформим,- вслух подумал он.- Может, вообще без суда обойдемся.
      -Это как?- удивился Пирогов, но Воробьев, сам еще не знавший как, уклонился от ответа: впрочем, в его кабинете не столько отвечали, сколько спрашивали.
      -К вам комиссия едет,- сказал он.- Слышали?
      -Был разговор. Говорили, что должна быть, а что едет уже, от вас впервые слышу. Будем готовиться... Двух дней не прошло - скоро это у них.
      -Торопятся, значит,- со скрытым злорадством посочувствовал ему Воробьев.- Что у вас там? Бруцеллез?.. Нехорошо. Область подводите.
      -Так вроде не наша это вина?- возразил тот.- Ветеринары плохо работают.
      -Это когда скот болеет - они, а если люди - ваше счастье... Я пока дела принимаю, меня это не касается, но если так дальше пойдет?..- и глянул выразительно.- Вы еще кого не надо в область посылаете. В обком прямо... Мне так и сказали: ты, Егор Иваныч, пока ни за что не в ответе, но если б при тебе это случилось...- Он умел запугивать своих визави и нагнетать следственную атмосферу.- Три шкуры б сняли.
      -За то, что больного в обком привезли?
      -И за то, и за другое, и за третье!..-Он не выдержал, начал ожесточаться раньше времени:- Говорят, чтоб кончал со всем. По-крупному...
      -Так кончайте,- сказал Пирогов.- Я не против. Сам жду: кто б меня коленкой под зад выставил...
      Воробьев поглядел на него - вкривь, вкось и вразбивку. Ему показалось, что Пирогов дразнит его и провоцирует. Такого он никому не прощал.
      -Отчего ж так? Прежде работали... Воробьев не нравится?
      Пирогов был прямой человек, но в данном случае и он не мог позволить себе сказать правду:
      -Почему?.. Все мне нравятся. Работа просто надоела. Хочу на даче зарыться. Дом сторожить - а то вскроют еще, как вы в прошлый раз сказали. Овощи буду сажать, землю копать: хорошее занятие - лучше, чем в нашем дерьме ковыряться. Пусть другие пыхтят.
      -Это мы сами решать будем, кто где ковыряться и пыхтеть будет.- Первый секретарь никому не позволял решать кадровые вопросы, а в особенности провинившемуся.- Думать буду,- пообещал он, подпуская дыму.- И "за" и "против" есть... Но и другие имеются - это ты точно подметил.
      -Анна Романовна?- усмехнулся Пирогов.
      -А отчего нет?
      -Так она вроде беспартийная?
      -Ничего. Сейчас это позволяется.
      -Потом, у нее муж срок отбывает...- Пирогов глянул испытующе и потупился: совесть его была нечиста, но он приглушил ее голос.- Пусть не в местах заключения, но все же... И не первый раз уже... Не пропустят...
      Этого Воробьев ему, конечно, спустить не мог:
      -Потому и с характеристикой тянешь?..
      "А вы потому и торопитесь?"- хотел возразить Пирогов - вслух этого не сказал, но это ясно прочиталось на его круглом, раздумчивом и как бы замешкавшемся лице. Воробьев уже вспылил было и едва не выставил его вон, но сдержался. Он не знал ни связей Пирогова, ни причин его вызывающего и дерзкого поведения, ни даже того, как снимаются главные врачи районных больниц: кругозор второго секретаря неизбежно уже первого, и ему надо было обвыкнуть на новой должности и получше с нею освоиться.
      -Да!..- протянул он - вместо того чтобы обложить Пирогова площадной бранью, как он того заслуживал.- Не знаю, чем заниматься. Не то уборкой, не то касторкой вашей... Что ж так? Не можете ни в чем разобраться? Как чепуху лечить, так - пожалуйста, как сложней что - на тебе! Давай профессора!.. На кой вы учились все?
      -Кто чему,- невозмутимо отвечал Пирогов.- Я, например, окулист по образованию, а здесь чем только не занимаюсь.
      -Окулист - это который глаза смотрит?- Воробьев не то дал ему временную потачку, не то решил напоследок, пока не поздно, извлечь для себя выгоду, которую, как мала бы она ни была, никогда не упускал из виду.- Таблицу умножения проверяешь?
      -Вроде этого,- согласился Иван Александрович.
      -А я и не знал. Нужно провериться. Плохо видеть стал. Читаю когда. Так-то, издали, все как на ладони вижу. А сейчас, как назло, читать много приходится. Бумаги все - до книг руки не доходят. Тут библиотекарь принес одну - да вон, валяется... "Крестоносцы" - не знаешь?
      -Не читал,- скупо отвечал тот.- Не могу ничего сказать.
      Воробьев кивнул в знак согласия: словно был одного с ним мнения.
      -Вот и я тоже полистал - гляжу, не то что-то. Не в ту степь библиотекарь наш ударился... Поможешь с очками, значит?..
      Он считал вопрос решенным, а перемирие, необходимое ему - заключенным, но Пирогов и с этим пустяковым делом не смог справиться по-человечески.
      -Можно, но я вам и так скажу. Сколько вам?..
      Вопрос был недальновиден и неделикатен: у начальства, как у женщин, возраста не спрашивают. Воробьев так его и оценил - по существу и по достоинству:
      -А так нельзя подобрать?
      -Можно, но все-таки?
      Воробьеву пока нечего было скрывать:
      -Сорок восемь.
      -Плюс две с половиной диоптрии. К пятидесяти все три будут... Но проверим, конечно!- поспешил успокоить он первого секретаря, по лицу которого уже поползла откровенная язвительная трещина.- Инфекциониста нет, а это - пожалуйста.
      -Я тебе ветеринара, вместо него, дам.- На Воробьева снизошло, видно, вдохновение.- Сам говоришь: пополам с ними работаешь.
      -Больных ему показывать?- не поверил ушам Пирогов.
      -А что такого? Если разобраться не можете... У него глаз хороший. Чучела хорошо делает...
      Так Ивана Александровича никогда в жизни еще не прикладывали. Но он выдержал удар с честью:
      -Можно. Вместе с профессором. Консилиум устроим. Один другого стоит.
      -Порешили, значит.- Воробьев пришел в хорошее расположение духа: оттого что проучил невыносимого умника.- Устроим им очную ставку. Или, как ты говоришь, - симпозиум?
      -Консилиум. Но можно и симпозиум: такого, все равно, не было.
      -Вот. Разберетесь там с насморком вашим. Скотину только в это дело не впутывайте. Пусть вспышка людьми ограничивается...- и отпустил его душу на покаяние...
      -Кто ветеринар у нас?- спросил Пирогов Таисию.
      -А вы не знаете?- изумилась она.
      -Не приходилось до сих пор. Теперь придется познакомиться. Больных придет смотреть: Воробьев так распорядился.
      -Правда?!- Таисия засмеялась.- Да ничего мужик. Свойский. Хотя и застенчивый.
      -Даже так?.. Откуда вы все знаете?..- Таисия предпочла не отвечать на этот вопрос.- Грамотный?- Пирогов будто и вправду хотел пригласить его консультантом.
      -Да все больше по старинке: запал да зажег, а современных болезней не знает. Как у нас Валентин Парфеныч. Лошадей любит. Хоть и нет их теперь. К коровам хуже относится, а про лошадей все вам расскажет.
      -Которых нет... А Воробьев - охотник?
      -Вы и этого не знаете?
      -Нет.
      -Начальство надо знать, Иван Александрович. Без этого впросак попасть можно!..- Она вовсе уже расхрабрилась - тут он и подловил ее:
      -Сколько через больницу больных прошло?.. С заразой этой?..
      Он потупился, и Таисии стало неуютно.
      -По фамилии?- выигрывая время, спросила она.
      -По фамилии потом будешь отчитываться. Когда комиссия придет... Они мясо твое ели? Которое ты в кафе торговала?.. Ты думаешь, зачем сюда ветеринар едет?..
      Он блефовал, передергивал и все возвращался к истории с мясом, которая без него давно бы ушла в забвение. Пирогов, видно, любил искушать и дразнить судьбу или же обладал той обостренной интуицией, которая есть только у хороших врачей и которая сама, помимо воли, говорит иногда их устами. Таисия, по простоте своей, не могла заподозрить в нем ни столь изощренного коварства, ни еще более ей недоступного, врожденного диагностического дара и всему поэтому поверила:
      -Так кто ж знает, Иван Александрыч, кто что ел? Столько времени прошло!.. Так серьезно?
      -Хуже не бывает. Дохлого бычка больным скормили. С отрезанной головою!
      -Господи!- не выдержала Таисия.- Страсти какие!.. И что там, в голове, было?
      -А хрен его знает что!- припечатал он, и ей стало если не легче, то привычнее.- Семен удружил - век ему не забуду! Со всеми разочтусь - дайте только из дерьма этого выбраться!..- Она поглядела на него с трусливым интересом, и он, увидев его, немедленно этим воспользовался:- Черт! В груди так все и клокочет! Воробьев еще - хоть беги на все четыре стороны!.. Что делаешь сегодня?..
      У нее голова пошла кругом, но тут она поняла, к чему он с самого начала клонил и устремлялся и зачем пугал ее, встряхнулась и засмеялась:
      -Дело есть. Просили одни зайти.
      -Свидание, что ль?- привычно приревновал он.
      -Да господь с вами. Банки иду ставить. Говорят, хорошо это у меня получается...- и поглядела на него с мимолетным женским любопытством.-Думаете, женщины только о свиданиях и думают?
      -А о чем еще?
      -Да о том, что белья бак неделю стоит, квасится, что борщ варить надо.
      -Врешь все... Поехали к Валентину Парфенычу - звал мириться. Развеяться надо. А то так и лопнуть можно с досады. Останетесь вот без главного.
      -Давление хотите сбросить? Как бы еще больше не подскочило... На один раз, что ли?
      -Что ты меня так плохо ценишь? Может, и несколько.
      -Я об этом разве?- засмеялась она.- Вы, Иван Александрыч, как мальчишка... В следующий раз, говорю, через год позовете?..- Она подумала, взвесила плюсы и минусы, решила окончательно:- Нет, в другой раз как-нибудь. Сегодня не получается... - но не удержалась от похвальбы:- Приворожила вас? А я уже заметила: кто хоть раз со мной побывал, всю жизнь потом возвращается.
      -Не говори ерунды.- Пирогов, хоть и был волокита, но во всем знал меру.- Я к тебе как к товарищу, а ты помочь не хочешь...
      Он не то шутил, не то досадовал, а она приняла его слова за чистую монету:
      -Так если б любовь была, разве б не бросила все да не побежала б?.. Скучно без любви, Иван Александрыч. Не так разве?
      Он не привык рассуждать на столь отвлеченные и запутанные темы:
      -Не знаю. Некогда над этим не задумываться... Ладно, ступай. Раз тебе банки дороже врача главного... Какая тут любовь может быть? В таком запале?.. Или, как он говорит, - зажеге?..
      37
      Поездка в Тарасовку ничего не дала и принесла одни разочарования. Они отправились туда, чтобы отвезти Пашку и посмотреть как можно большее количество детей (взрослых решили пока не трогать). Именно этого им сделать и не дали. Да еще водитель оказался никудышный: Ирина Сергеевна познакомилась с ним в этот день поближе.
      Она хотела ехать одна, но Алексей Григорьевич успел присоединиться к ним: остановил машину у ворот больницы. В последние дни он стал степеннее и рассудительнее, но рассуждал и ораторствовал не меньше прежнего: все не мог наговориться вдоволь. Он начал смущать ее своим присутствием: как если бы они остались вдвоем, с глазу на глаз, в крохотной комнате и ей было неловко перед хозяевами, ждавшими их за стенкой,- это чувство возникало у нее и тогда, когда встреча происходила среди большого стечения людей, на открытом пространстве.
      -Ирина Сергевна сегодня прекрасна, как семь чудес света! Никогда ее такой не видел. Как только удается?.. Все, начинаю новую жизнь. Все будет по-взаправдашнему. Не базарю, не говорю лишнее - все только всерьез, надолго и по-настоящему. - Непонятно было, шутит он или дает обеты: скорее всего, то и другое вместе, но Ирина Сергеевна уже решила не придавать его словам значения.- Паша здесь? Как настроение?
      -Мамка не приезжает!- пожаловался тот.- Ждет, когда привезут!-Больничные няньки прожужжали ему об этом все уши, и он попугаем повторял за ними.