Волхв-самозванец

Отправляю двух самых выносливых волкодлаков на разведку — не спешит ли помощь. Не к нам, понятное дело. Нам помощи ждать неоткуда. А сам принимаюсь подсчитывать наши потери. Три волкодлака погибли, еще с десяток получили серьезные ранения, но, если не будет заражения крови, они должны поправиться, хотя это и займет много времени. Чародеи наскоро заговаривают раны, останавливая кровотечение. Перевертыш заработал несколько несерьезных царапин: болезненных, подпортивших шкуру, но не опасных.

Противник понес более серьезные потери. Из двенадцати стрелков не выжил ни один. Трупов мечников насчитали девятнадцать, трое раненых, старательно пытающихся изобразить мертвецов, и двое пленных.

Пока приводили в порядок оружие, я с помощью чародеев нарубил трехметровых ветвей, которые мы прикрепили к седлам коней на манер индейских волокуш.

— Как неудачно вышло, — со вздохом произнес чародей — совсем молоденький парнишка с печальными глазами и шрамом через все лицо.

— Да. Придется разделиться. Не тянуть же раненых с собой.

Подошел перевертыш, успевший обратиться в человека.

— Что с пленниками делать?

— Связали?

— А то. Раздели и спеленали аки младенцев.

— Допросить бы надо. Но сперва погибших похоронить.

В клубах пыли на дороге показались посланные в разведку волки. Затормозив у самых моих ног, они, высунув языки и тяжело дыша, принялись рассказывать, перебивая один другого.

— Сбежал… не догнали… их там тьма…

— Давайте по порядку, — остановил я их. — Кто сбежал?

— Да один из этих, — кивок в сторону мечников. — Мы почти догнали, но… там целая армия.

— Чья армия?

— Да Кощеева же.

— Много?

— Тьма. Конца-краю не видно.

— Раненых на волокуши. Ты, ты, вон ты и вы двое — в сопровождение. Выберетесь из Кощеевых владений, уходите лесными тропами. Мы попробуем задержать войско. Все по коням.

Пока устраивали раненых, я с помощью чародеев приготовил несколько «сюрпризов» Кощееву воинству. На что-либо серьезное не хватило времени, но… это должно задержать их и заставить идти осторожнее, а значит, медленнее.

Собрав остатки своего отряда, я изложил план:

— Отходим на место предыдущего привала и готовим там небольшую ловушку. Потом я спрячусь в лесу, а остальные продолжают отступать. Оставляйте за собой завалы, ловушки, но не сильно задерживайтесь — и между вами и неприятелем должно быть достаточно большое расстояние. Упаси бог догнать себя. Предупредите заставы, пусть готовятся к защите.

— А ты?

— Я пропущу войско, а сам проберусь в замок и постараюсь устроить царевне побег. Если она там…

— Тебе одному нельзя, мы с тобой, — сказал Владигор.

— Потом разберемся, а пока нужно двигаться. Возможно, армия Кощея немного задержится, пока беглец будет рассказывать о том, что здесь произошло. Но думаю, это не надолго.

Вскочив на Урагана, я направил его по следам волокуш. Отряд двинулся следом.

Повешенные вдоль дороги стеклянными глазами проводили тех, кто нарушил их покой.

Едва отряд удалился от места побоища, как спугнутые нашим присутствием стервятники начали осторожно вылетать из лесной чащи. И лишь только последний человек скрылся за поворотам, как воронье черной тучей с нестерпимым карканьем накрыло все, происходившее на дороге от всевидящего ока небес.

Достигнув места предыдущей стоянки, я спрыгнул с коня и развил бурную деятельность. Так мало времени и так много нужно успеть! А тут еще страх дамокловым — мечом качается над самым темечком.

Пока волкодлаки с перевертышем валили придорожные деревья, создавая искусственный бурелом, я приготовил несколько самострелов: закрепил в кустах луки, приведенные в боевую готовность, так, чтобы они выстрелили, как только кто-то наступит на неприметную веточку на земле.

Чародеи тем временем тоже устроили одну своеобразную ловушку.

Они срезали несколько молодых побегов ясеня, воткнули их в землю и, шепча заговоры, принялись заряжать эти веточки силой. Как они пояснили, теперь в этом месте земля проснулась и стала ненасытной. Стоит ступить на нее, и она поглотит неосторожного.

Серьезного ущерба врагу наши старания не нанесут, но они на это и не рассчитаны. Главное — задержать его, лишить нападение фактора неожиданности и дать каравану с ранеными достигнуть безопасных мест.

— Все готово, — доложил волкодлак, потирая ушибленное плечо.

— Вот и хорошо. Отправляйтесь в путь.

— Сначала определись, кто пойдет с тобой?

— А кто-нибудь знает эти леса?

Воинство отрицательно покачало головой.

— В эти края и птицы-то стараются не залетать. Разве что стервятники какие…

— Ладно. Тогда со мной пойдет Владигор и… — На миг задумавшись, я все же остановил свой выбор на Яринте. — Вот он.

Выбранные мною волкодлаки сняли свою потрепанную одежду и приняли облик волков.

Попрощавшись с остальными, мы проводили их взглядом и начали углубляться в лес, где на каждом шагу таится смерть, где вода ядовита, по земле ползают лишь змеи, а воздух пропитан страхом и отчаянием.

Двигаясь предельно осторожно, проверяя каждый листик перед тем, как поставить ногу, стараясь не задевать ветвей, мы удалились от дороги и зарылись в листья.

Донеслось едва слышное, с заметной ноткой неудовольствия, ржание Урагана, тем выражавшего свое отношение к нашей разлуке.

Осталось только ждать.

Медленно текут минуты, вязкой патокой заливая вращающиеся шестеренки мозга. Исподволь, капля за каплей накапливается злость. Начинает раздражать попавший за шиворот листок… но я терплю. Тело нагревается, начинается обильное потоотделение, сопровождаемое нестерпимым зудом, словно сотни муравьев проложили свои охотничьи тропы по моему телу. Все равно терплю. Рядом сопят волки. А в промежутках между их вздохами мерзко скрипит веревкой раскачиваемый ветром висельник. Я сдерживаю тяжелый вздох, сжимаю зубы и продолжаю лежать не двигаясь. Порывом ветра доносится смрад гниющей плоти, и возникает непреодолимое желание чихнуть. Пытаюсь сдержаться: задерживаю дыхание и шевелю кончиком носа из стороны в сторону. Вроде бы немного помогает.

И в этот момент слышится топот копыт и в пределах видимости возникает разъезд Кощеева войска. Мелькая в редких просветах между деревьев, они приближаются к месту завала. Слышатся перепуганные голоса.

Наверное, им понравились «гостинцы», оставленные нами на месте сражения. То-то они осторожничают, как выпускница института благородных девиц, оставшаяся наедине с подвыпившим гусаром.

Тем не менее, погоняемые выкриками и руганью командира, они принимаются исследовать завал.

Хлестко бьет лук, и один из разведчиков с криком хватается за ногу. Стрела раздробила ему кость и разворотила плоть, войдя по самое оперение.

Его друзья не спешат на помощь, наоборот, они стараются держаться подальше от несчастного. Словно боясь заразиться его невезением.

— Сбросьте это бревно с дороги! Что вы топчетесь, как безголовые курицы? Тащите!

Бревно начинают оттаскивать.

Освобождается насильно согнутая ветвь, все веточки на которой я заботливо превратил в коротенькие, всего сантиметров по семь-восемь, но очень острые сучочки. Удар. Вопли ярости и боли.

— Куда, трусы?! — надрывается командир. — А ну назад!

Потеряв еще пару человек, разведчики сталкивают одно из деревьев с дороги.

Командир ругается и отвешивает затрещины направо и налево.

Протяжно воет раненный в живот мечник. Он судорожно сжимает обломок кола, который разворотил ему всю брюшину и застрял в позвоночнике.

Меня начинает мутить, и я утыкаюсь лбом в прелые листья, пытаясь унять желудок. Боже мой, зачем так много боли и насилия?!

Слышу свист клинка и глухой удар, оборвавший стенания несчастного. Шум усиливается. Это до завала добрались передовые отряды войска Кощея. Ржут лошади, скрипит сбруя. Переговариваются предводители отрядов. Среди новоприбывших находится кто-то смекалистый.

Нашли веревки, которыми цепляют деревья и при помощи лошадей оттаскивают в сторону. Ветви с шипами сокрушают лишь воздух, стрелы идут в молоко.

Кто-то из молодых да резвых пытается обойти завал. Едва он углубляется в лес, как до нас доносится громкий вскрик, переходящий в быстро затихающий стон. Комок подступает к моему горлу, когда я понимаю, сколько опасности таится вокруг. Один неосторожный шаг…

Проходит еще полчаса, и завал разобран.

Орет командир, поет горн и колонна трогается. Пропустив вперед свежий отряд разведчиков. От прежних мало что осталось. Резко взяв в карьер, они влетают в заговоренный моими чародеями круг. Лошади теряют твердую опору под ногами и летят вверх тормашками. Их всадники вылетают из седел. Одним везет приземлиться за пределами круга, очерченного воткнутыми в землю прутиками. Они отделались ушибами и вывихами. Остальные оказываются в топи, с жадностью проглатывающей их тела.

Снова остановка и ругань.

Новые разведчики отправляются вперед. Но резвости у них заметно поубавилось.

Во мне просыпается сочувствие к ним. Но ведь это не мы решили напасть на них. Вернее, в какой-то степени, конечно, мы, ведь мы на их территории… но они первые начали. И уж конечно они, доведись им захватить город, не станут сдерживать себя. Они будут жечь, грабить, насиловать и убивать, убивать, убивать. Всех подряд. Мужчин, женщин, детей…

Ненавижу!

Но тем не менее мне больно слышать крики раненых.

Войско перестраивается в две колонны и выдвигается дальше, обходя ловушку, в ненасытной утробе которой все еще что-то шевелится.

Они идут час, идут два.

Их тьма.

За конниками движутся пешие воины, затем груженые подводы.

За обозом скачет элитный отряд воинов — личная охрана Кощея. Их черные плащи трепыхаются на ветру, словно крылья воронов. Шлемы с опущенными забралами украшены чеканкой и плюмажем из черных перьев. Мечи обнажены и взяты на изготовку.

Как так можно скакать? Да еще и не один час кряду…

Показалась карета Кощея. Домовой Прокоп довольно точно ее описал.

Сквозь плотные занавески на окнах рассмотреть ничего невозможно. Но он там. Я почувствовал это. Волна ненависти накрыла меня. Если бы не сознание, что мне важнее спасти Аленушку, чем наказать Кощея, я попытался бы достать его. Даже понимая, что всего на свете везения не хватит, чтобы выбраться живым. Ведь когда не остается надежды — приходится полагаться на авось.

Возничий остановил коней и указал на круг живой земли, сотворенный чародеями.

— Не проеду. Колесо может попасть в трясину.

Один из охранников резко рванул за удаляющимся обозом.

Карета оказалась значительно шире подвод и не могла проехать по обочине, не попав в ловушку. Ей мешали пни срубленных нами деревьев. Пригнали телегу и, выпрягши лошадей, столкнули в трясину. Земля чавкнула, и колеса погрузились.

— Властелин.

— Да? — Кощей даже не потрудился поинтересоваться причиной задержки.

— Не соизволили бы вы на время покинуть карету? Нужно провести ее по опасному месту.

— Опасному для кого?

— Для вашей жизни, господин.

— Болван! Я бессмертный! Кучер, трогай!

Кучер дернул вожжи, лошади рванули карету. Она с хрустом прокатилась по завязшей в топи телеге и покатила дальше.

Отряды охраны двинулись следом. Пара минут — и дорога опустела. Лишь у кромки леса навалено несколько срубленных деревьев да два десятка трупов.

Переведя дух, я разрешил себе пошевелиться и только сейчас вспомнил, что мне хотелось чихнуть, что потная кожа нещадно свербит… но сейчас я чувствовал лишь боль в занемевших мышцах и полную опустошенность.

Рядом заворочались волки, выбираясь из-под кучи прелой листвы.

Нужно двигаться. Не время отдыхать.

Поскольку я остался без лошади, то придется воспользоваться своими двоими. Раз, два…

Эх, хорошо волкодлакам… у них четыре лапы.

Глава 18

СТОРОЖЕВОЙ ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ

Нравятся мне рыцари. Дыхнешь разок — готово. Пальчики оближешь: внутри сочная мякоть, а сверху хрустящая корочка.

Змей Горыныч

Я смотрел на Кощеев замок, и мое сердце наполнялось плохими предчувствиями.

— Какой он огромный! — запрокинув голову, произнес Яринт.

— Видали и покрупнее, — высокомерно обронил я. Забыв, правда, добавить, что не в этом мире…

Среди непроходимых лесов чернеет проплешина, в центре которой возвышается замок. Его основанием служит естественное скалистое плато с редкими следами деятельности человеческих рук, придавших и без того крутым склонам абсолютную неприступность. О том, чтобы взобраться наверх без специального альпинистского снаряжения, нечего и думать. Это полсотни метров отвесной скалы и метров восемьдесят крепостных стен. Остается официальный путь — через центральные (и, вполне может статься, единственные) ворота, к которым ведет вырубленный в скалах проход. Они так обманчиво доступны… Всего-то и нужно, что пройти двести метров по рукотворному каньону и постучать в обитые листами железа ворота. Вот только наличие вдоль дороги огромного количества скелетов с отметинами насильственной смерти наводит на мысль о своеобразном гостеприимстве обитателей замка, которого не хочется (и к чему бы это?) на себе испытать.

Попытаем удачу, а заодно и проведем испытание плаща-хамелеона, подаренного лешими. Это решение возникает не из-за отчаянной храбрости, а по причине отсутствия иного выбора.

— Значит, так. Я проникаю в замок, нахожу Аленуш… царевну Алену, освобождаю ее, и мы рвем отсюда когти.

— А что делать нам? — спросил Владигор. — Может, устроить небольшой шум? Отвлечь на себя стражников.

— Ну… — Я задумался. — Да нет. Не стоит. Они ведь не ожидают неожиданностей, правда? Вот и не будем понапрасну их настораживать… Просто ждите меня здесь и будьте готовы уходить, заметая следы.

— Хорошо.

— Пожелайте мне удачи.

— Желаем, — сказал Яринт.

— Удачи, — кивнул Владигор.

Я накинул капюшон плаща на голову и ящерицей юркнул к воротам. Полкилометра по открытой местности, тысяча шагов по укрытой пеплом и костями земле, просматриваемой из замка во всех направлениях. Так что двигался я скорее не как ящерица, а как таракан по светлым обоям среди бела дня, да еще и на коммунальной кухне.

Комок подкатил к горлу, плечи ссутулились в ожидании то ли окрика, то ли стрелы. А скалы как будто замерли. Можно подумать, что я не двигаюсь изо всех сил, а стою на месте. Чуть-чуть сбавь обороты — и, как в Зазеркалье, замок начнет удаляться.

Чем ближе я к нему приближаюсь, тем дальше отсюда мне хочется оказаться.

Добравшись до вырубленного в скале прохода, я вижу зияющий на его отвесной стене черный провал пещеры и заскакиваю в нее. Пока мне неимоверно везет — хотя бы в том, что никто не решил выйти прогуляться у замка, — тогда уж никакая маскировка не помогла бы.

В пещере царит темнота. Что-либо различить можно не дальше чем в десяти шагах от входа, дальше — густая темень. Лишь громкое журчание говорит о близости источника. Откидываю на спину капюшон и делаю несколько десятков шагов. Мрак нехотя пятится, отступая вглубь. У самых моих ног бежит, извиваясь среди сталагмитов, ручеек. Наклоняюсь, нюхаю воду. Странно. Обыкновенная родниковая вода. А я-то, грешным делом, подумал, что наткнулся на местные подземные коммуникации.

Скрежет. И резкое потемнение.

Сердце ныряет в пятки, на которых я проворно разворачиваюсь вокруг своей оси.

Огромное трехглавое существо медленно выползает из бокового лаза, отрезая мне выход из пещеры. На фоне льющегося снаружи света оно кажется черным, лишь на чешуйчатых боках играют тусклые блики.

Звенит, перекатываясь, цепь, которая тянется от ошейника, закрепленного на средней голове, до чернеющего в стене провала.

Делаю осторожный шаг назад, попадаю ногой в воду, которая ужасно холодна и обжигает не хуже раскаленного железа.

Существо делает «Фу-у-у», и в пещере сразу делается светло, что позволяет определить принадлежность огнедышащей рептилии к подвиду драконов сказочных — Змеям Горынычам.

Массивное тело, покрытое крупной, с ладонь, чешуей треугольной формы, длинные шеи в количестве трех — каждая заканчивается зубастой мордой. Острые клыки, каждый с руку взрослого мужчины, нависают над нижней челюстью, длинный раздвоенный язык непрерывно извивается, время от времени касаясь широкого розового носа. И как только он себе ничего не припалил! Во как дыхнул — что хороший огнемет.

— Тихо, — говорю я, пытаясь успокоить его. Откуда-то из подсознания выплыло правило поведения при встрече с диким животным. Нужно избегать резких движений — они этого не любят, зато негромкая, размеренная человеческая речь действует успокаивающе.

Змей приближается, сопя как паровоз и гремя цепью. Я делаю еще один шаг назад и оказываюсь по щиколотку в воде.

Правая голова змея подныривает под среднюю и говорит на ухо левой:

— Надоело жареное. Хочу сырого.

— А я хочу пить.

— И я, — присоединяется к беседе средняя голова. — А мясо сырое есть вредно.

— Ничего и не вредно, — возражает правая голова. Левая ничего не говорит. Но лучше бы она болтала без умолку, поскольку в таком случае ее пасть была бы занята более безопасным, с моей точки зрения, делом, чем упражнение в дыхании огнем.

Струя проходит совсем близко, обдав меня жаром.

Поспешно отступаю. Шаг, второй — и все: спина упирается в камень. Дальше отступать некуда — позади стена.

Но и Змей Горыныч остановился. Цепь натянулась и не пускает его дальше.

Съесть он меня не съест, а зажарит запросто.

В шахматах такое положение называется патовым. Но мне от этого почему-то не легче.

— Иди сюда, — зовет меня правая голова. — Кушать тебя буду.

— Мне и здесь неплохо, — отвечаю я, забравшись на выступающий из стены камень.

— И долго ты там сидеть собрался? — интересуется Горыныч.

— Не знаю.

Рептилия, обиженно сопя, гремит цепью и растягивается на полу, вытянув головы в моем направлении.

Левая голова с тоской смотрит на протекающий в десятке метров ручеек и жалобно вздыхает:

— Пить хочется.

— Ну так попей, — советую я.

— Нечего.

— А хозяин что, не поит?

— Почему же, поит, — отвечает средняя голова.

— Иногда, — добавляет левая.

И дружный вздох в три огнедышащих жерла. Отчего мое тело покрывается противным липким потом.

Понаблюдав некоторое время за танталовыми муками Змея Горыныча, я спрашиваю:

— И когда придет… хозяин?

— Не знаю.

— А как тебя поят?

— Водой.

— Я имею в виду, из какой-то посудины или спускают с цепи?

— Да кто ж меня с цепи-то спустит? Почитай годочков триста уж так сижу.

— А где корыто?

— Из которого поят, что ли?

— Оно самое.

— Там. — Левая голова лениво качнулась в сторону темного ответвления.

— Ладно. — Я добродушно махнул рукой. — Неси.

— Зачем?

— Напою.

— Ты?! — в один голос взревели все три головы.

— Я, — скромно отвечаю я. Рассчитывая выскочить из пещеры, пока дракон будет отсутствовать.

Бросившись за корытом, Змей Горыныч проходит поворот заносом, проехав часть пути на пятой точке и хлестанув хвостом по стене, отчего последняя брызнула фонтаном каменных осколков, и исчезает в боковом отроге пещеры.

Оттуда доносится топот лап, громыхание цепи и скрежет металла о камень.

Я не успеваю сделать и шага.

Выскочив из темноты с зажатым в зубах корытом, Змей Горыныч приближается ко мне, насколько позволяет цепь, и кладет драгоценную ношу на пол.

— Подтолкни ко мне, — прошу я.

Говорящая ящерица-переросток, словно послушный щенок, исполняет мое требование.

Корыто со страшным визгом скользит по камням и плюхается в воду, обдав меня водой.

Сделанное из тонкого металла, местами помятого мощными зубами, корыто имело весьма существенные габариты: три метра в длину и по полметра в ширину и высоту. А весит оно тоже немало, особенно полное.

Но негоже отступать волхву. Хотя и самозваному. Профессиональная честь не позволяет.

Притопив один угол корыта, я подождал, пока оно наполнилось почти на треть, затем принялся выталкивать из ручья. Ноги скользят по мокрым камням, руки цепенеют от прикосновения к холодному металлу, но корыто понемногу поддается моим усилиям.

С криком «ГРИНПИС нас не забудет!» я выпихнул, частично расплескав содержимое, змееву поилку из воды. Теперь по почти ровной поверхности толкать стало легче.

В паре метров от Змея Горыныча я опомнился.

— Отойди вон туда. — Я указал на светящийся круг выхода.

— Зачем? — спросила левая голова. Средняя промолчала, а правая пояснила:

— Боится он, чего тут непонятного?

Чешуйчатый парадокс послушно удалился к выходу и замер в нетерпеливом ожидании.

Я уперся в край корыта руками и приналег. Нехотя, с натужным визгом, металл заскользил по камню. Шаг, второй, третий…

И тут Змей Горыныч, расправив крылья, как пытающаяся взлететь курица, ринулся на меня.

С перепугу я неудачно дернулся и завалился на спину. Рванулся, пытаясь отползти за безопасную черту, но нога застряла между небольшим каменным выступом и корытом.

Несущийся со скоростью экспресса Горыныч — это зрелище не для слабонервных.

Забившись, словно заяц в капкане, я с ужасом следил за приближением огромного чешуйчатого монстра. Все произошло в мгновение ока, хотя мне и показалось, что раскручивается замедленное кино.

Взревев, Змей Горыныч разом опустил свои головы.

Раздалось довольное фырканье, и в мгновение ока корыто опустело. Лишь пар клубился.

Наступило мое время. На десерт, так сказать.

Одна из голов — какая конкретно не разберешь, уж очень они переплелись шеями, — приблизилась ко мне и раскрыла пасть.

Мое сердце испуганно дернулось в пятке и замерло. Решил съесть сырым…

Из пасти Змея, усеянной ужасными зубами, высунулся язык и провел по моей щеке.

«Обхватит языком и утянет целиком в глотку, — мелькнула оптимистическая мысль. — Может, даже жевать не станет. Как анаконда».

Но вместо этого язык провел по щеке еще раз, и голова отодвинулась.

— Спасибо, — пророкотал Змей Горыныч, обдав меня волной жара.

— П-п-пожал-луйста, — ответил я, стараясь не откусить язык сильно клацающими зубами.

Нога освободилась, хотелось бы верить, что от толчков Змея, а не от моей дрожи.

— Можно еще? — заискивающе попросила левая голова Горыныча, улыбнувшись во все зубы.

Еще тот видок. Жуть да и только. Отойдя в сторону, я сказал:

— Толкни.

Говорящая трехглавая рептилия осторожно подтолкнула корыто, придав ему ускорение не хуже чем у гоночного болида.

И снова я в роли тягловой лошадки.

После третьей выпитой бадьи Змей Горыныч, довольно фыркнув, констатировал:

— Все. Напился.

Я заблаговременно удалился в свой угол, куда рептилия при всем желании не достанет — цепь не пустит. Утолив жажду, Змей может вспомнить о второй насущной проблеме — голоде. А он, как известно, не тетка.

Змей Горыныч, гремя цепью, заполз в свою нору и принялся сам с собой шушукаться.

Я же положил гудящие руки на колени и принялся раздумывать над своим положением.

С минуты на минуту может появиться хозяин этого чешуйчатого цербера-переростка, и тогда мою вылазку в обитель врага можно считать досрочно оконченной в связи с провалом разведчика, то есть меня. Не очень радостная картина: вместо того чтобы помочь Аленке, освободив ее из плена Кощея, сам попал в ловушку, еще и друзей подвел. Мне не верится, что, если я не появлюсь в условленное время, волкодлаки так просто уйдут. Они наверняка попытаются пройти по моим следам, которые ведут прямиком в лапы Змея Горыныча.

От жалости к себе захотелось завыть на луну. Но она еще не взошла, и поэтому я ограничился покусыванием костяшек сжатой в кулак руки.

Змей Горыныч заворочался и окликнул меня:

— Эй, ты!

— Я, что ли?

— Ты, ты… Больше некому.

— Ну…

— Мы здесь подумали и решили… в общем, мы не свиньи неблагодарные… совестью обладаем… ты нам помог…

— И… — Я попытался подтолкнуть рептилию к сути вопроса.

— Ты можешь идти.

— Как?

— Ногами. Рожденным топать, летать не дано.

— Правда?

— Угу. Вот только…

— Что?

— Слово дай, что выполнишь одно наше поручение.

— Какое?

— Пообещай, что освободишь нас.

— А как?

— Если бы мы знали, — вздохнули головы Горыныча, — так неужели не освободились бы сами?

— Ладно. — Я встал на ноги и торжественно произнес: — Я, волхв Аркадий, клянусь освободить Змея Горыныча из-под Кощеева ига. Клятва может быть отменена только со смертью одного из участников договора.

— Спасибо, — прослезился Горыныч. — Я этого не забуду.

— Я могу идти?

— Конечно.

Змей отодвинулся поглубже в свою нору, освобождая мне проход.

Собравшись с духом, я направился к выходу, ожидая струи огня в спину и броска сминающей все на своем пути туши наперехват.

Но я вышел из пещеры, а Змей Горыныч не попытался перехватить меня. Он только бросил в спину:

— Помни, ты поклялся.

— Я вернусь, — успокоил я его.

Волоча ноги по пустынной дороге, я подумал, как хорошо, что я владею современным бюрократическим языком. Пусть и не в совершенстве, но все равно, самым изощренным местным крючкотворам до меня далеко.

Я пообещал Змею освободить его от ига Кощея, для чего достаточно опровергнуть аксиому о бессмертии некоего сказочного персонажа. Но я в любом случае собирался этим заняться. И если даже мне удастся освободить Аленушку из плена без смертоубийства, то для успокоения совести у меня остается второй пункт клятвы. Об освобождении от обязанностей по причине смерти одного из нас. Нет, я не собираюсь убивать Змея Горыныча, но и сам не собираюсь жить вечно. Не потому что не хочется, а потому, что все равно это невозможно. Сроки освобождения не оговорены… а там… может, и освобожу… все-таки он меня отпустил.

Глава 19

ДОЛГО ВЗБИРАТЬСЯ — БЫСТРО ПАДАТЬ

Рожденный ползать — летать не может.

Бабочка — гусенице

Проникнуть в крепость оказалось делом несложным, но долговременным и мучительным. Причем мучительным не только физически, но и морально.

Два с половиной часа в сточной канаве — это вам не мелочь по карманам тырить. Нечистотами я надышался на десять лет вперед, а уж о внешнем виде и говорить не приходится.

Но тем не менее я уже в замке.

Облегченно перевожу дух.

И тут понимаю, что поторопился с празднованием удачного завершения первого этапа операции — проникновения в логово Кощея Бессмертного. Оказывается, в центре крепости возвышается замок поменьше, но от этого проникнуть в него будет отнюдь не легче. Он в дополнение к неприступным стенам окружен глубоким рвом.

— Н-да, — глубокомысленно произнес я, нырнув в канаву, чтобы там, под прикрытием огромных лопухов и устойчивого смрада, переждать, пока мимо промарширует патруль замковой стражи.

Решив, что вымазаться сильнее уже не смогу, я, увязая в склизкой «бяке», двинулся по направлению к центральному замку. Мимо казарм, мимо трактира с пристроенным к нему веселым заведением, откуда доносятся пьяный ор и женский визг. Кто-то опрокинул мне на голову чан вонючей мыльной воды. Ругнувшись мысленно, я двинулся дальше, мимо конюшен, прямиком ко рву.

Сточная канава закончилась, превратившись в небольшое, но довольно топкое болотце.

Осмотревшись, я установил три неприятные для себя вещи.

Во-первых, чтобы добраться до рва, нужно преодолеть метров десять совершенно открытого пространства.

Во-вторых, ров не наполнен водой, а просто усеян по дну и стенам острыми шипами, способными не только поранить или проткнуть тело, но и, судя по ржавым пятнам, наградить неосторожного заражением крови.

В-третьих, в замок можно проникнуть только через ворота, подъемный мост перед которыми поднят по стойке смирно, или через стену, имеется в виду поверху, а не сквозь. Ни одной лазейки для непрошеной мыши вроде меня.

«Приплыли», — решил я.

А небо тем временем начало заметно сереть, подул прохладный ветерок, и мой неокрепший после недавней болезни организм начал давать предупредительные сигналы. Мне срочно нужно перебираться в более теплые места…

Выбираюсь из канавы и заползаю за конюшни. Лошади фыркают, шуршат сеном и беспокойно переступают с ноги на ногу, постукивая подкованными копытами об утоптанную землю.

— Ага. Это то, что нужно.

Не раздеваясь, поспешно ныряю в огромную деревянную бадью, полную воды до краев. Извините, лошадки.

Вода за день не то чтобы очень, но все же нагрелась, поэтому я некоторое время полежал, давая грязи откиснуть. Затем тщательно вымылся и прополоскал вещи.

Теперь нужно обсохнуть и собраться с мыслями.

Не вылезая из воды, надел на себя одежду, снятую в процессе купания, нацепил пояс и мечи и выбрался из бадьи. Благо никого поблизости не видно. Какое-то неестественное запустение…

При помощи Троих-из-Тени забрался на крышу конюшни. Дальше, под прикрытием куч свежего сена, перебрался в открытое чердачное окно пристроенного к трактиру заведения.

— Уютно.

Гора грязного белья, куча развороченной мебели и много, много паутины.

Значит, эти места не очень часто посещаются.

То, что нужно.

Раздевшись, отжал и развесил одежду сохнуть, а сам забрался в кучу дурно пахнущего тряпья и тотчас отключился.

Не помню, что мне снилось и снилось ли что-либо. Но проснулся я к тому времени, когда на небе во всю силу распустились далекие цветки звезд под присмотром строгой луны.

Одежда не высохла, но по крайней мере с нее уже не текло в три ручья.

Одевшись, я выбрался на крышу конюшни, оттуда спрыгнул на землю, поддерживаемый под руки Троими-из-Тени.

Ночь укутала замок непроглядным покрывалом с зияющими кое-где прорехами, местоположение которых определяют патрули, несущие службу в ночное время.