Время кропотливой подготовки к новым боям летело незаметно. Окончательный срок наступления в 65-й армии стал известен 17 ноября. Трудно передать словами, с какой радостью встретили наши танкисты обращение военных советов Донского фронта и 65-й армии в связи с предстоящим контрнаступлением. В бригаде прошли митинги. Все воины были преисполнены наступательного порыва, все горели одним желанием: скорее нанести сокрушающий удар по заклятому врагу в районе Сталинграда. "Будем драться с фашистской нечистью до последнего дыхания, до последней капли крови, как коммунисты", - подчеркивали все выступающие. Многие бойцы и командиры тут же подавали заявления, в которых выражали свое желание пойти в бой членами Коммунистической партии и Ленинского комсомола.
      В этот день командарм П. И. Батов собрал офицеров управления армии, командиров и начальников политорганов соединений, командиров частей усиления и представителей соседних армий на скат Дружилинских высот недалеко от Дона, чтобы разыграть операцию. Промозглый степной ветер леденил лица, обдавал нас песчаной пылью. "Крыша" из маскировочной сети создавала лишь иллюзию солдатского уюта. Перед нами был макет местности, по которой через два дня нам предстояло наступать, а в нескольких десятках метров были установлены оптические приборы, чтобы при розыгрыше боевых действий каждый командир мог наяву увидеть за Доном свои реальные рубежи и направления.
      91-я отдельная танковая бригада готовилась действовать в боевых порядках 304-й стрелковой дивизии полковника С. П. Меркулова. К нашей общей радости, мы с комдивом хорошо понимали друг друга, основательно и быстро согласовали вопросы взаимодействия. Сразу после военной игры все командиры и политработники без промедления отбыли в свои соединения.
      Мне надо было особенно торопиться. Подгоняли сроки большой боевой работы. Чтобы не раскрыть противнику перегруппировку частей бригады, требовалось навести две переправы через Дон и, обойдя Мело-Клетскую, сосредоточиться в нескольких километрах от Клетской. Ночь на 18 ноября оказалась для нас крайне трудной. Переправы наводили своими силами. Ледостава еще не произошло. По Дону шло густое, замерзающее месиво. Многим танкистам и саперам эта ночь в ледяной купели запомнилась надолго. Времени в обрез, а надо не только успеть оборудовать две переправы в излучине реки, но и до рассвета перебросить технику, укрыть и замаскировать ее. Одной сноровки тут было мало, требовалось предельное напряжение сил командиров, политработников, всего личного состава.
      И вот настали долгожданные минуты. 19 ноября 1942 года залпы "катюш" открыли новый этап в великой исторической битве под Сталинградом.
      91-я танковая бригада наступала в составе ударной группировки войск 65-й армии на участке Клетская, Мело-Клетская в направлении Орехов, Крайний, Венцы. Успешно прорвав совместно с 304-й стрелковой дивизией оборону пехотной дивизии, наша бригада совершила обходный маневр в районе Венцы, хутор Перекопский.
      Этот маневр и удар по хутору Перекопский для врага были совершенно неожиданными. Когда мы ворвались на дивизионный командный пункт, там еще продолжали работать узел связи, радиостанции и телефоны, а сам командир дивизии сбежал, не успев даже прихватить свою генеральскую одежду.
      Отступая в панике, противник бросал технику, вооружение, раненых. В плен стали сдаваться целые подразделения и части.
      Первые пленные - группа человек 500 - 600 - нисколько не были опечалены своим новым положением. Среди них были и румынские солдаты. "Спасибо, спасибо. Руманешты - свои!" - радостно кричали они проезжавшим мимо танкистам. Как мы узнали, участь румынских войск в составе гитлеровской армии была незавидной. Фашисты оставили их, по существу, на истребление нашей артиллерии, а сами пытались отсидеться на второй линии обороны. Но это им не удалось. Карающий удар советских войск настиг гитлеровцев. Позиции врага были буквально стерты с лица земли нашей славной артиллерией. Танкисты и пехота довершили начатое дело.
      В хуторе Перекопский гитлеровцы устроили лагерь для советских военнопленных. Мы их спасли от полного истребления. Это был настоящий лагерь смерти. Военнопленные содержались в больших ямах, огороженных колючей проволокой и слегка прикрытых жердями и бурьяном. Многие из военнопленных были раздеты почти догола, и это в ноябрьскую стужу. Мертвые лежали вместе с живыми. Леденил душу изможденный вид полузамерзших, отчаявшихся людей. Их было 75 человек, и многие из них давно не видели никакой пищи. Мы смотрели на них, и гнев к фашистским извергам переполнял наши сердца, еще больше крепла наша решимость сполна рассчитаться с врагом, отомстить ему за муки товарищей, попавших в беду.
      Танкисты оказали освобожденным необходимую помощь и вновь устремились на врага, который тем временем стал оказывать нашим войскам все возрастающее сопротивление.
      В течение последующих трех дней 91-я отдельная танковая бригада во взаимодействии с 304-й дивизией вела бои по овладению крупным опорным пунктом Ореховский, обрамленным с севера и юго-запада группой высот. Противник имел здесь двукратное превосходство в танках и самоходных орудиях против нашего соединения. С овладением этим опорным пунктом наша ударная группа завершила прорыв обороны врага на всю тактическую глубину. Но далось это очень нелегко. Потребовалась помощь соседних дивизий, которые сковали на флангах значительные силы гитлеровцев.
      С тех пор наша бригада начала действовать как подвижная группа 65-й армии. Зарождался и накапливался новый опыт применения танковых соединений, который, как мы увидим позднее, будет успешно использован в последующих операциях Красной Армии. Не задерживаясь у укрепленных пунктов, танковые и мотопехотные части таранили оборону врага, громили его тылы, подходящие резервы, перерезали коммуникации, облегчая этим самым действия стрелковых соединений, обеспечивая более высокий темп их продвижения.
      Примером могут служить бои, которые вело наше танковое соединение за рубеж Оськинский, Голубая, с целью отрезать пути отхода окруженного врага на юг и юго-восток к Сталинграду.
      Обстановка к тому времени была такова. На участке нашего наступления гитлеровцы оказывали упорное сопротивление, контратаковали нас сравнительно небольшими группами танков и пехоты. Вместе с тем мы наблюдали отход значительного количества вражеской техники в глубину обороны. С трех временных аэродромных площадок в районе Оськинского периодически поднимались немецкие самолеты. По всему чувствовалось, что в тылу гитлеровцев была паника.
      В этих условиях, когда явно вырисовывались намерения противника уйти из-под нашего удара, как командир танкового соединения, находившегося на острие наступающих войск 65-й армии, я принял решение преследовать гитлеровские части. Командир соседней 121-й отдельной танковой бригады подполковник М. В. Невжинский не разделял моей точки зрения, считая, что, поскольку задача дня выполнена, следует временно воздержаться от наступления на Оськинский, Голубая. Кроме того, ему хотелось заручиться надежной поддержкой артиллерии.
      Однако промедление было недопустимо. Нужно было решительно сбить прикрытие и преследовать противника, не давая ему опомниться. Я считал, что за активные действия начальство не станет корить нас, даже если мы не успеем получить приказ о дальнейшем наступлении.
      Итак, наши мнения, к сожалению, разошлись, но надо было действовать. 91-я отдельная устремилась по балкам, поросшим высоким кустарником, к населенному пункту Оськинский. В бой втянулись и батальоны 121-й танковой бригады. Выход наших танков в тыл противника оказался для него совершенно неожиданным. Оськинский был охвачен танковыми клиньями с севера и юго-запада. Гитлеровцы в панике уходили к Дону в направлении Песковатки, бросая технику, которая осталась без горючего, без боеприпасов. Вдоль дорог плелись раненые и больные гитлеровцы, закутанные в лохмотья, обезумевшие от страха, потерявшие всякую надежду на спасение. На обочинах стояли разбитые машины, из-под снега виднелись трупы замерзших лошадей, изуродованные топорами: немецкие солдаты вырубали мясо для своего питания.
      Прошло каких-нибудь полтора-два часа, и в наших руках оказался полевой аэродром с несколькими десятками исправных самолетов. Враг, очевидно, страшно боялся охватов и поспешил ретироваться.
      Вскоре в расположение нашей бригады прибыли заместитель командующего войсками Донского фронта генерал К. П. Трубников и комбриг 121 подполковник М. В. Невжинский. Кузьма Петрович приказал доложить обстановку и, расспросив о принятом мною ранее решении на преследование противника в направлении Оськинский, Голубая, о посланном в связи с этим донесении в штаб 65-й армии, одобрил инициативу. Генерал сказал в шутку, что вот, мол, бывают в боевой практике и такие случаи, когда и без артиллерии можно обойтись. И добавил уже серьезно: "Однако орешек взять вам удалось крепкий. Хорошо, что удачно обошлось. А обошлось так благодаря напористым действиям. Они были необходимы".
      В этом мы вновь убедились, когда получили приказ командарма П. И. Батова о переходе к преследованию противника по всему фронту с выброской вперед подвижных групп для перехвата путей отхода.
      91-я отдельная танковая бригада получила приказ совершить стремительный бросок в северо-восточном направлении навстречу левофланговым соединениям 65-й армии с целью ликвидации противника в районе Хмелевский, Зимовский, Сиротинская.
      У населенного пункта Зимовский бригада встретила подразделения 121-й отдельной танковой бригады, которая вела здесь тяжелые бои и понесла большие потери от противотанковых средств противника, укрепившегося на высотах. Бить врага в лоб, да еще днем, было бесполезно. Надо было искать другой выход в создавшейся обстановке.
      Во время согласования вопросов взаимодействия с командиром 121-й бригады подполковником М. В. Невжинским в бригаду прибыл представитель штаба 65-й армии. Он передал срочный приказ командующего армией генерала П. И. Батова незамедлительно наступать на Родионов, а в дальнейшем - на Вертячий и Песковатку.
      Вместе с Невжинским мы высказали соображения насчет того, что наступление в светлое время на такой укрепленный противником опорный пункт, как поселок Родионов, неизбежно приведет к неоправданным потерям в людях и технике. Предложили перенести наступление на ночь, обойти Родионов с запада, в последующем нанести удар по противнику, занимавшему Вертячий и Песковатку, с тыла, чтобы запереть прочнее кольцо окружения. Бригада при этом не ввязывалась в затяжные фронтальные бои за опорные пункты, значительно облегчалась переправа танков через Дон (по данным нашей разведки, в районе юго-западнее хутора Вертячий у противника имелись удобные переправы). Следовало учитывать и то, что день клонился к вечеру и у нас оставалось немного светлого времени, которое все равно пришлось бы использовать для подготовки наступления. Ночной бой, надо полагать, принес бы больший успех и трем стрелковым дивизиям, которым приказывалось атаковать Вертячий с севера, запада и юга. Нам надо было взаимодействовать со старыми друзьями - стрелками дивизии полковника С. П. Меркулова. У нас с ними имелся неплохой опыт боевых действий днем и ночью. Командиры хорошо знали и понимали друг друга.
      После непродолжительного, но довольно бурного обсуждения этого предложения план наших совместных ночных действий был принят. Однако, как это часто бывает на войне, случилось непредвиденное. С наступлением темноты внезапно разыгралась метель, которая, хотя и создавала благоприятные условия для скрытого маневра бригады в обход Родионова, вместе с тем значительно затрудняла ориентирование на незнакомой местности при движении вне дорог. Решили подобрать из числа местных жителей проводника, хорошо знающего этот район.
      Вскоре такой проводник нашелся. Его привели ко мне. Это был старый казак Иван Васильевич Орехов, довольно пожилой на вид человек, в ветхой телогрейке и подвязанных бечевкой опорках на ногах. Видимо, много пришлось ему пережить при немцах. Беды и лишения преждевременно состарили и согнули его. Мне даже жаль стало подвергать его новым испытаниям в такой мороз и метель. Но что поделаешь.
      Проводнику объяснили его задачу. И надо было видеть, как он повеселел, как был благодарен за оказанное ему доверие провести бригаду там, где меньше всего могут ожидать гитлеровцы. Чувствовалось, что в душе у этого человека долго кипела ненависть к фашистским оккупантам. Теперь пришел его черед рассчитаться с врагом за все.
      Я приказал хорошо одеть и накормить проводника, дать ему отдохнуть, чтобы к 23 часам он был готов. В качестве провожатых дал двух офицеров.
      К ночному марш-броску готовились тщательно, хотя времени было мало. Изучали противника в районе предстоящих действий, местность, скрытые подступы к Вертячему и Песковатке. Были намечены маршрут и азимут движения. Необходимые данные уточняли у местных жителей. Бригада уже имела опыт ночных боев на резко пересеченной местности, с глубокими балками и оврагами. Все это вселяло уверенность в успешном исходе предстоящего боя.
      Наступило время выступления бригады, и вдруг доложили, что проводник заболел. Пришлось вызвать нашего врача, чтобы поставить его на ноги. Как оказалось, проводнику после долгого недоедания повредила обильная пища и чарка водки. Пока старика приводили в порядок, его жена плакала и причитала, что немцы-нехристи ограбили и сожгли все и вот до чего довели единственного кормильца. Когда старика выходили, она отерла слезы и твердо сказала: "Хоть ты старый да хворый - иди, помоги танкистам дать по зубам немцам-супостатам".
      В двадцатиградусный мороз и вьюгу бригада уходила к решающим боям.
      Чтобы не заморозить проводника, я усадил его в командирский танк, сам забрался на броню. Старик, правда, заколебался.
      - А если убьют наверху? - спросил он. - Как дальше-то?
      - Убьют меня - бригаду поведет мой заместитель. Заместителя убьют, тогда поведет начальник штаба, убьют начальника штаба - поведет комбат, убьют его - поведет другой комбат, - постарался я успокоить проводника. Но не беспокойся, дед, мы с тобой не о смерти должны думать, а о том, как лучше провести бригаду, похитрее обмануть и быстрее разгромить этих "нехристей", о которых говорила твоя жена.
      Проводник местность знал прекрасно, бригаду он вел точно, ориентируясь по самым незначительным приметам. Благодаря ему бригада успешно совершила марш-бросок. Недалеко от Вертячего мы тепло расстались с Иваном Васильевичем Ореховым, снабдив его продуктами и официально заверенной справкой о выполнении задания. Он всегда будет жить в наших сердцах как солдат, истинный патриот Родины. При расставании старик сказал:
      - Знайте, ребята, что душа у фашиста черная, как его оружие. Ни жалости, ни совести. Старуху мою замучили работой. Когда занемогла она, чистой воды из колодца набрать мне не дали. А с вами я - снова человек, снова Иван Васильевич Орехов. А то, было, как скотина, на шею номер хотели повесить. С вами я снова стал уважаемым нашим солдатом. Вы вернули мне дух боевой.
      Старик был в приподнятом настроении от сознания выполненного задания. Когда танкисты уходили в бой, он стоял на бугре, гордо подбоченясь, провожая взором наши машины, исчезающие в тумане заснеженной степи.
      Вертячий был основательно укреплен противником, особенно с северной стороны, где было много инженерных заграждений, местность хорошо простреливалась из пулеметов и противотанковых орудий. Северные подступы считались почти неприступными, отсюда враг и ожидал штурма. С юго-запада опорный пункт прикрывался Доном и не далеким от него узлом сопротивления в Песковатке. С этой стороны гитлеровцы менее всего ожидали удара. Но как раз здесь мы и наносили его вместе с 304-й стрелковой дивизией, тогда как другие наши соединения - 252-я и 27-я гвардейская стрелковые дивизии блокировали Вертячий с запада и севера. И вновь, как в Оськинском, опасаясь обхода, враг стал уползать из своего логова - разведка доложила об интенсивном движении немецких машин из Вертячего на восток.
      Боевые события развертывались стремительно. Обходя балками опорные пункты противника, наша танковая бригада вышла к Дону, переправилась на восточный берег реки, достигла Вертячего и Песковатки. Немцы, оказавшись отрезанными в районе Трехостровская, Родионов, Акимовский, бросали технику и спасались бегством.
      В опорном пункте Вертячий, взятом нашими частями без особых потерь, размещался раньше КП немецкой дивизии. В Песковатке к нашим услугам оказался КП армейского корпуса, размещенный в двух и трехэтажных бункерах, глубоко врытых в землю и имевших надежные перекрытия в 10 - 15 накатов бревен, которые не могла пробить даже тяжелая артиллерия. В числе трофеев мы насчитали 67 исправных танков. В наших руках были и 2 переправы через Дон, которые хорошо послужили войскам, наступавшим во втором эшелоне.
      Не задерживаясь, бригада продвигалась дальше на юго-восток, овладела Дмитриевкой, но была остановлена организованным огнем из района Пяти курганов.
      Бои на рубеже Пяти курганов, и особенно на Казачьем кургане, которые мы опять-таки вели совместно с частями 304-й стрелковой дивизии С. П. Меркулова и 173-й стрелковой дивизии В. С. Аскалепова, были исключительно упорными и напряженными.
      Высота Казачий курган являлась важным опорным пунктом в обороне врага, одной из его ключевых позиций. Командование фронта придавало ей большое значение. От захвата этой господствующей высоты во многом зависел успех разгрома окруженной вражеской группировки.
      Наши неоднократные попытки овладеть Казачьим курганом не увенчались успехом. В двадцатых числах декабря на позициях под этой высотой побывал командующий фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Здесь, на подступах к Царицыну, в годы гражданской войны, Константин Константинович воевал с белогвардейцами, здесь закалялся характер тогда еще молодого бойца. И вот теперь снова военная судьба привела его в эти овеянные легендарной славой места. Оценив расположение своих войск и противника, К. К. Рокоссовский заметил, что наши позиции явно неудобны. Гитлеровцы, занимая высокий гребень, имеют хороший обзор местности. Мы же лишены этого, ютимся по балкам. Надо во что бы то ни стало сбросить врага с кургана еще до начала наступления наших войск, имевших задачу ликвидации окруженной вражеской группировки.
      Командарм ответил, что пехотинцы Меркулова и Аскалепова вместе с танковой бригадой Якубовского готовятся к решающему штурму, чтобы замысел удался наверняка.
      Целую неделю 173-я стрелковая дивизия и 91-я отдельная танковая бригада вели почти не затихающие бои за несколько холмов и отрогов, чтобы приблизить свои позиции и наблюдательные пункты к гребню Казачьего кургана. Противник сопротивлялся остервенело, предпринимал отчаянные контратаки танками и пехотой, активно воздействуя на наши боевые порядки артиллерией и авиацией. Одной из причин его стойкого сопротивления было то, что он надеялся на скорый прорыв к котлу войск фельдмаршала Манштейна, которые помогли бы окруженной группировке вырваться из кольца или облегчить ее положение.
      Накануне решающего боя за Казачий курган я приказал скрытно сосредоточить танки бригады на левом фланге своих позиций, примерно в двухстах метрах от переднего края. А на правом мы всю ночь до рассвета имитировали движение боевых машин почти беспрерывными маневрами тягачей и нескольких небоеспособных танков, у которых были сняты глушители. Рокот моторов создавал видимость того, что наши бронированные силы готовятся к броску из этой самой скрытой балки. Хитрость удалась.
      Утром 28 декабря после короткого артналета, завершившегося залпом прославленных "катюш", началась мощная атака. Вслед за разрывами наших снарядов вперед, на высоту устремились танки, за каждым из которых, ведя огонь по досягаемым целям, двигалась пехота. Удар получился согласованным, дружным и развивался там, где его не очень-то ожидал противник.
      Азарт боевой работы захватил всех до единого: танкистов и артиллеристов, пехотинцев и саперов... Первые прокладывали путь, вторые расчищали и закрепляли его. Весьма интересно то, что за несколькими нашими танками по снегу буксировались на тросах специально изготовленные сани с низкой посадкой, сделанные так для того, чтобы они были возможно меньшей мишенью для врага. За размещенным впереди легким бронещитом находился минер, который "ревниво" оберегал от огня противника свой дорогой и очень опасный груз - множество полупудовых противотанковых мин.
      Как и почему появилась эта интересная "операция", рассказал в своей книге "... Специального назначения" один из бывших командиров 16-й отдельной инженерной бригады, ныне маршал инженерных войск В. К. Харченко. На предложение командования бригады тащить нашими танками их "саночки" я ответил, что добровольцев мы найдем, но не полагал, что танкисты окажутся в роли ямщиков.
      Дело это было крайне рискованное не только для минеров, но и для танковых экипажей, для наступавших по соседству пехотинцев. Ведь несколько сот килограммов взрывчатки могли взорваться даже от осколка снаряда или мины. Но на риск мы пошли ради того, чтобы сразу же после овладения танками и пехотой выгодными рубежами саперы 16-й инженерной бригады специального назначения могли установить противотанковые минные поля на направлениях наиболее вероятных контратак гитлеровцев. А контратаки последовали вскоре же, как только на вершине кургана пламенем вспыхнул красный стяг.
      Командарм 65 генерал П. И. Батов рассказывал после штурма Казачьего кургана (памятной для нас высоты с отметкой 126,7), что вместе с командирами за боем с КП наблюдали гости армии - писатели Александр Корнейчук и Ванда Василевская. Автор "Фронта" и автор "Радуги" были, что называется, потрясены драматической картиной ожесточенной схватки и с восхищением говорили о непреоборимом наступательном духе защитников Сталинграда.
      К полудню 28 декабря наша бригада совместно с пехотой штурмом овладела Казачьим курганом, отбив все многочисленные контратаки противника. Отличившиеся в этом бою командир танка Т-34 лейтенант Гришин, командир танка KB лейтенант Цимарев, механик-водитель старший сержант Конев были удостоены ордена Красного Знамени. Всего было награждено 23 воина соединения.
      С гребня Казачьего кургана перед нами открылась широкая панорама. Впереди видны были населенные пункты Новоалексеевка. Новая Надежда, Карповка, вдали проектировались руины станции Котлубань, совхоза Питомник и еще десятков других, о которых мы до сих пор не знали. На самом деле хуторов и деревень было больше, чем на топокартах. Усомнились - не устарели ли последние? Нет, нынешнего года. Так, может быть, перед нами предместье города? В чем причина столь резкого расхождения местности с картой? Загадка разъяснилась просто. Немцы, скрываясь от губительного огня нашей артиллерии, от жгучих зимних ветров, всю свою транспортную технику, превращенную во временные жилые домики, разместили в балках. Туда затащили даже железнодорожные вагоны. Занесенные сверху снегом автомашины и вагоны издали выглядели как деревни. Кое-где в них еще курились трубы, но немцы, по всему было видно, уже покинули свои "кочевья", ушли за близлежащие высоты, чтобы, уцепившись за них, попытаться сдержать натиск советских частей. Враг научился хорошо обороняться и не сдавал позиций без борьбы.
      Тем временем советские войска все туже сжимали кольцо окружения вражеской группировки. Попытки немецкого командования деблокировать ее не привели к ожидаемым результатам. Ослабленная 6-я армия Паулюса, которой не хватало танков, тяжелого вооружения, боеприпасов, горючего, медикаментов, которая была обречена на голодную смерть, медленно, но верно теряла веру в спасение и стойкость в борьбе, уже не была способна без активной помощи извне прорваться из окружения. И тем не менее гитлеровское руководство фанатично требовало от 6-й армии держаться безоговорочно, до последнего патрона, сковать как можно больше сил Красной Армии, обещая новое деблокирующее наступление и снабжение всем необходимым по воздуху.
      В целях поддержки давшего утечку морального духа своих солдат и офицеров в сталинградском котле Гитлер и его подручные не скупились на повышения и награды для них, на повышение пенсий их семьям. К окруженным многотысячными партиями поступали ордена за храбрость в боях: Железные I и II степени, Рыцарские и Немецкие кресты, медали, значки "За участие в боях", сотни тысяч пропагандистских брошюр и устрашающие приказы о смертной казни за оставление позиций, за установление связи с противником, за непослушание. И немецкий солдат, в фанатичном идолопоклонении фюреру, слепо повиновался, хотя боеспособность его заметно упала.
      Исходя из гуманных соображений, не желая ненужного кровопролития, Верховное Главнокомандование Красной Армии 8 января 1943 года предъявило окруженным войскам ультиматум о капитуляции. В ультиматуме говорилось: "6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с 23 ноября 1942 г.
      Части Красной Армии окружили эту группу германских войск плотным кольцом. Все надежды на спасение ваших войск путем наступления германских войск с юга и юго-запада не оправдались. Спешившие вам на помощь германские войска разбиты Красной Армией, а остатки этих войск отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным, стремительным продвижением Красной Армии вынуждена часто менять аэродромы и летать в расположение окруженных издалека. К тому же германская транспортная авиация несет огромные потери в самолетах и экипажах от русской авиации. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной.
      Положение ваших окруженных войск тяжелое. Они испытывают голод, болезни, холод. Суровая русская зима только начинается; сильные морозы, холодные ветры и метели еще впереди, а ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в тяжелых, антисанитарных условиях.
      Вы, как командующий, и все офицеры окруженных войск отлично понимаете, что у вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадежное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла.
      В условиях сложившейся для вас безвыходной обстановки во избежание напрасного кровопролития предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции:
      1. Всем германским окруженным войскам во главе с Вами и Вашим штабом прекратить сопротивление.
      2. Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии.
      Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные".
      Далее в ультиматуме указывалось, что ответ на него ожидается в 15 часов 00 минут по московскому времени 9 января 1943 года в письменном виде через представителя, лично назначенного Паулюсом, которому надлежит следовать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный станция Котлубаыь. Этот представитель будет встречен русскими командирами в полкилометре юго-восточнее разъезда 564 в 15 часов 00 минут 9 января. В случае отклонения предложения о капитуляции советские войска будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженной группировки и ответственность за ее уничтожение будет нести немецкое командование.
      Предложение о капитуляции было подписано представителем Ставки ВГК генералом Н. Н. Вороновым и командующим войсками Донского фронта генералом К. К. Рокоссовским.
      Как и в предыдущие дни, в котел забрасывались листовки, адресованные немецким солдатам, а после переданного ультиматума и лично Паулюсу. Под ними стояли подписи В. Ульбрихта, В. Бределя и некоторых других немецких коммунистов-антифашистов. В листовке, адресованной Паулюсу, бывший депутат германского рейхстага от Коммунистической партии Германии Вальтер Ульбрихт логически убеждал командующего 6-й армией в том, что его долг в интересах своего народа прекратить бесполезное сопротивление.
      Мы слушали тогда текст советского ультиматума, переданного также по радио, и хотели верить в благоразумие немецкого военного руководства. У меня до сих пор, словно на рельефной карте, встают перед глазами и разъезд Конный, где наша бригада воевала в трудные сентябрьские дни оборонительного сражения, и станция Котлубань, и безвестный разъезд 564, где также проходили нелегкие военные дороги моих боевых друзей-танкистов; сотни других населенных пунктов на подступах к Сталинграду, где в невероятных усилиях рождалась будущая великая победа, где была пролита кровь многих и многих советских героев-патриотов. Думалось, что немецкие военачальники вопреки гитлеровскому безумию, осознав чрезвычайную опасность, которая нависла над окруженными немецко-фашистскими войсками, отведут от них смертный приговор.
      Однако этого не случилось. Находясь в плену милитаристского угара, гитлеровское военное командование отклонило советское предложение о капитуляции, ввергнув в трагедию тысячи и тысячи своих солдат и офицеров.
      10 января 1943 года в кольце окружения разразилась огненная буря, которая сметала все живое. Советские войска начали мощный штурм.
      Утром 10 января и наша бригада начала атаку позиций окруженной вражеской группировки. Противник нес большие потери. На каждом шагу встречались изуродованные, обгоревшие трупы немцев, разрушенные блиндажи, искореженные орудия и минометы, разбитые повозки, горящие танки.
      12 января наша бригада была передана в распоряжение командующего 21-й армией, в составе которой мы штурмовали Карповку. Овладев ею, бригада снова была возвращена в родную, как ее называли танкисты, 65-ю армию.
      К утру следующего дня вся бригада сосредоточилась в хуторе Новоалексеевка. Едва я успел отдать необходимые распоряжения, как к нам прибыл заместитель командующего артиллерией армии полковник З. Т. Бабаскин. Это была приятная неожиданность. Захара Терентьевича я хорошо знал по Объединенной белорусской военной школе имени М. И. Калинина. Я был курсантом, а Бабаскин - заместителем командира батареи.
      - Иван Игнатьевич! Почему твоя бригада не в совхозе "Питомник"? обратился он ко мне.
      - Потому что всего лишь час назад прибыла из Карповки.