Земля в огне

      В его составе было немало кадровых командиров, политработников, бойцов, оказавшихся в окружении еще в начале войны. Во главе партизанских отрядов стояли такие заслуженные, ныне широко известные руководители, как И. А. Бородачев, И. И. Шитов, И. Е. Скубко, И. А. Артюхов, Л. Я. Иванов, Н. В. Таратуто, И. Ф. Федоров и другие. В соединении имелись сильные партийная и комсомольская организации. Оно было интернациональным, в его рядах воевали с врагом русские и украинцы, белорусы и латыши, польский и чехословацкий партизанские отряды.
      В боях за Овруч новую героическую страницу вписал в историю чехословацкий партизанский отряд под командованием Яна Налепки.
      Для Яна Налепки тот бой был последним. Очевидцы рассказывают, что он находился в первых рядах атакующих партизан. Всем была видна его стройная фигура в форме чехословацкого офицера. Командир шел вперед, не сгибаясь, бросая вызов врагу. С песней "Словацкие матери, у вас хорошие сыны" за ним снова и снова поднимались в атаку бойцы, пока не захватили вокзал - один из последних бастионов врага. Налепка продолжал командовать отрядом даже тогда, когда был ранен и истекал кровью. Его настигла смерть во время штурма вражеского укрепления. Пулеметная очередь скосила героя, когда бой за Овруч подходил к концу.
      Ныне славному сыну чехословацкого народа в древнем городе Житомирского Полесья Овруче воздвигнут памятник. На постаменте надпись: "Ян Налепка-Репкин, Герой Советского Союза, национальный герой Чехословакии".
      Отдавая должное памяти Яна Налепки, хочется доброе слово сказать и о его боевых соратниках - мужественных бойцах чехословацкого партизанского отряда. Интересна история его возникновения. В декабре 1942 года, когда партизанские соединения С. А. Ковпака и А. Н. Сабурова после тысячекилометрового рейда нашли убежище в южнополесских лесах и готовились к боям, наши партизаны в ходе одной из карательных операций фашистов неожиданно обнаружили друзей в тылу врага. Ими оказались словаки, насильно завербованные немцами в охранные части.
      Шел бой в районе партизанского аэродрома, и странное дело: артиллерия противника вела огонь по своим, снаряды перелетали через головы партизан и рвались в стане карателей. Позже наши партизаны узнали, что это словацкая артиллерия, саботируя приказ гитлеровцев, била по отряду эсэсовцев.
      Среди чехословацких солдат на Украине нашлось много людей, которые решили активно бороться с фашистами. В январе 1943 года к партизанам Сабурова перешло 24 солдата из гарнизона города Ельск, а в апреле и мае еще две группы словацких солдат и офицеров. Среди них был и начальник штаба 101-го словацкого полка капитан Ян Налепка. Его первые слова были: "Здравствуйте, великодушные браты!"
      Чехословацкие патриоты обрели на советской земле вторую родину. Они прошли многие сотни километров партизанскими тропами в едином строю с советскими народными мстителями, геройски сражаясь с оккупантами в глубоком тылу.
      ... События в полосе 1-го Украинского фронта во второй половине ноября 1943 года развивались стремительно. В то время как армии правого крыла добились некоторого успеха, на главном, житомирском направлении обстановка складывалась не в нашу пользу. Здесь враг сосредоточил сильную группировку в составе 8 танковых и моторизованных и 7 пехотных дивизий и продолжал теснить наши войска. В отдельные дни он вводил в бой до 300 - 400 танков.
      18 ноября противник нанес концентрический удар восточнее Житомира и через двое суток ценою огромных потерь овладел городом.
      Сдача Житомира явилась также следствием крупного недочета в действиях войск фронта в ходе их наступления. Увлекшись преследованием отходящего противника, они не уделили должного внимания закреплению достигнутых рубежей. В результате врагу удалось в районе Житомира прорвать оборону наших войск и, развивая контрудар вдоль шоссе на Киев, к 25 ноября продвинуться на 40 - 60 км. Лишь сманеврировав силами и средствами с менее угрожаемых направлений, фронту удалось приостановить дальнейшее продвижение врага.
      В наиболее напряженный период оборонительного сражения большую роль в отражении вражеских контрударов сыграли своевременный маневр и массированное применение на угрожаемых направлениях танковых войск, артиллерии и авиации. Замысел гитлеровского командования прорваться к Киеву был сорван благодаря быстрой перегруппировке 3-й гвардейской танковой армии, отдельных танковых корпусов и бригад, их упорству и активности.
      В использовании танковых войск в обороне в этот период по сравнению с предыдущими операциями появилось новое. Так, если в оборонительном сражении на Курской дуге танковые армии, составляя вторые эшелоны, а танковые корпуса - резервы фронтов, использовались первоначально для нанесения мощных контрударов, и только в ходе боев - для обороны второй полосы совместно с общевойсковыми армиями, то в обороне на киевском направлении они с самого начала применялись в составе первого эшелона войск фронта,
      Такое использование танковых войск на заключительном этапе Киевской операции было вызвано, во-первых, создавшейся обстановкой, стремлением советского командования прочно удержать киевский стратегический плацдарм для проведения последующих наступательных операций на Правобережье; во-вторых, отсутствием в составе фронта и общевойсковых армий достаточного количества отдельных танковых соединений и частей, которые можно было бы использовать для усиления стрелковых дивизий первого эшелона, нанесения контратак и быстрого выхода на обозначившиеся направления главных ударов противника, чтобы быстро их парировать.
      3-й гвардейской танковой армии пришлось, действуя в первом эшелоне фронта и совместно с 38-й армией, отражать контрудары противника на фастовском направлении и в районе Корнин, Брусилов. Позже отдельные соединения нашей танковой армии успешно действовали в полосе 60-й армии.
      Характерно также и то, что танковая армия была вынуждена перейти к обороне после развития стремительного наступления, как это было на фастовском направлении. Здесь танковые и механизированные соединения значительно оторвались от стрелковых дивизий 38-й армии и до их подхода самостоятельно вели оборонительные бои.
      Вместе с тем такое использование танковых войск в обороне не лишало их маневренных качеств. Напротив, именно благодаря своей высокой подвижности танковые и механизированные соединения быстро сосредоточивались на новых направлениях и во взаимодействии с артиллерией, в первую очередь противотанковой, создавали подвижный бронетанковый щит, о который раскалывались атаки вражеских танков.
      О таких маневренных действиях, которые были сопряжены не только с героизмом, но и с величайшим напряжением личного состава, особенно танковых экипажей, мне хотелось бы рассказать на примере 91-й отдельной танковой бригады. Несомненно, речь идет не о каких-то исключительных заслугах этой бригады. Таких соединений в армии было много. Наша танковая бригада была лишь маленькой частичкой той огромной силы, которая отстояла киевский плацдарм.
      Начиная с оборонительных боев в районе Фастова, бригаде пришлось действовать совместно с соединениями 50, 21 и 23-го стрелковых корпусов 38-й армии, а с 21 ноября, находясь в оперативном подчинении командующего 60-й армией, с ее соединениями первого эшелона и 1-м гвардейским кавалерийским корпусом.
      О периоде действий бригады в оперативном подчинении 60-й армии хотелось бы рассказать несколько подробнее. Во второй половине дня 21 ноября меня вызвал к телефону генерал-лейтенант П. С. Рыбалко. Выслушав короткий доклад о состоянии бригады и ее боевых делах, командарм намеком предупредил, что наше соединение намечено в ближайшее время перебросить на новое направление. Участок обороны, который мы занимали, надо передать частям К. С. Москаленко.
      - А вам, - не вполне определенно сказал П. С. Рыбалко, - нужно посматривать на Радомышль.
      - Но Радомышль за пределами полосы нашей армии, - пытался я уточнить.
      - Ориентируйтесь и готовьтесь, - подтвердил командарм. - Минута час бережет.
      Вскоре состоялся второй телефонный разговор, который несколько прояснил положение. Генерал Рыбалко дал понять, что бригада временно поступает в оперативное подчинение И. Д. Черняховского. Приказ об этом уже в пути и в самое кратчайшее время будет доставлен нам. Павел Семенович, наперед зная, что может последовать вопрос о возвращении бригады в лоно родной ей 3-й гвардейской танковой армии, заметил:
      - Скоро вернетесь к нам. На новом месте держите свою марку. Желаю успеха.
      Приказ долго ждать не пришлось. Как мы и предполагали, наше соединение передавалось в подчинение 60-й армии. Чтобы увеличить боевые возможности бригады, она пополнялась танками, численность которых была доведена до девяноста.
      Поздним вечером соединение выступило в направлении на Брусилов. Мне же с группой офицеров штаба было приказано прибыть на командный пункт 60-й армии в Радомышль. После короткой церемонии представления генерал-лейтенант И. Д. Черняховский потребовал доложить боевой состав бригады. Докладом моим командарм остался очень доволен. Бригада представляла немалую силу, тем более, что основная масса ее личного состава прошла через горнило многих испытаний, была хорошо закалена.
      Командарм, тщательно рассмотрев мою рабочую карту, указал довольно широкий, в несколько десятков километров, участок, на котором предстояло разместить части бригады. Он пояснил, что это вызвано жестокой необходимостью: надо было усилить танками оборону передовых частей, чтобы сдержать бешеный натиск противника, который, вновь овладев Житомиром, рвался к Киеву. И. Д. Черняховский обратил внимание на то, что нам придется выполнять очень тяжелую задачу.
      Командный пункт бригады был размещен в деревне Тор-чин. Мы обосновались в доме пожилого крестьянина В. Д. Войтенко. Четырнадцати или пятнадцатилетний сын его, не спросив отца, стал упрашивать заместителя командира бригады по политчасти полковника Н. А. Тимофеева и начальника штаба подполковника Т. Г. Ефимова зачислить его в состав соединения. Подросток был настойчив в просьбе и всем своим поведением старался убедить офицеров в том, что они не будут жалеть, приняв его к себе, он это докажет делом, например в разведке, а если разведку не доверят, то в любом другом, которое будет ему по плечу. В качестве веских доказательств парнишка выдвигал свое семилетнее образование, занятия в кружке Осоавиахима и то, что он чуть ли не снайпер и только по недоразумению не получил значок "Ворошиловский стрелок".
      Привели Войтенко-младшего ко мне на решение его "солдатской судьбы". Потолковали мы с ним "на равных" и, казалось, условились, что под ружье становиться рановато, нужно еще подрасти немного, подучиться, что никто не позволит нам, командирам, рисковать его жизнью и что наша святая обязанность защищать ее.
      В. Д. Войтенко, узнав о намерении сына и о нашем с ним разговоре, сердечно поблагодарил за "разъяснительную работу" и, очевидно, продолжил её на свой лад. Войтенко-младший ходил обиженный и молчаливый. Думалось, он усвоил те истины, которые и так и эдак внушали ему, но, как потом оказалось, лишь сделал вид, что усвоил. Наше отеческое отношение к нему он расценил как еще одну возможность убедить-таки офицеров в том, что без него нам не обойтись.
      Забегая вперед, скажу, что, когда бригада покинула район Торчина, Войтенко-младший убежал из дома, долго скитался по лесам и дорогам в поисках "хозяйства Якубовского". Чудом ему удалось найти, якобы по условному опознавательному знаку на бортах наших машин. У парнишки нашлись покровители из бригадного медсанвзвода, которые втихомолку приютили сына полка, поставив на все виды довольствия. Об этом я узнал только под Тернополем, когда проводил строевой смотр бригады. Пришлось узаконить пребывание в бригаде Войтенко-младшего. В рядах нашего соединения он прошел до победного мая сорок пятого, потом на многие годы связал свою жизнь со службой в армии. После войны он был водителем автомашины, окончил курсы политработников. В пятидесятых годах, будучи на тактических учениях под Радомышлем, я навестил В. Д. Войтенко, расспросил его о сыне. Старик с гордостью сказал, что сын уже лейтенант. Я попросил передать ему приглашение зайти в гости, когда тот будет во Львове, где я служил в штабе Прикарпатского военного округа. Встреча наша состоялась. Войтенко-младший представился мне тогда как секретарь комсомольского бюро автомобильного батальона.
      Трогательных историй с сыновьями полков в ту грозовую пору было немало, и в каждой из них ярко проявлялся патриотизм нашей молодежи.
      Наш командный пункт, разместившийся в домике В. Д. Войтенко, быстро обеспечил связь со штабами 60-й армии, а также соединениями В. К. Баранова и Н. Е. Чувакова, с которыми необходимо было взаимодействовать. Для успешного решения боевых задач в новых условиях надо было как можно оперативнее установить с новыми для нас стрелковыми соединениями и частями самые тесные контакты. А для этого требовалась немалая затрата сил и энергии офицеров штаба. Все они не спали уже вторые сутки. Не предвиделось отдыха и на третьи.
      Вернувшись поздно ночью 22 ноября в свой штаб с командного пункта соседей, я узнал, что в бригаде находится Черняховский. Минут 15 - 20 назад он прилег отдохнуть не раздеваясь, но приказал немедленно доложить ему, когда вернется комбриг. Будить генерала крайне не хотелось. Однако неотложные дела заставили.
      Несколько часов мы просидели за картой, беседуя о предстоящих боях, о людях бригады. Могучая фигура командарма дышала спокойствием и уверенностью, которые невольно передавались собеседнику. Иван Данилович подробно интересовался опытом и боевыми навыками офицеров штаба, командиров батальонов, расспросил о партийном и комсомольском ядре бригады, ее традициях. Командарм, очевидно, прикидывал, как все это может повлиять на выполнение задачи, полученной соединением.
      Точный в рассуждениях, немногословный, он подсказывал своими вопросами и будущую расстановку сил соединения, и программу работы, которую надо было завершить в оставшееся время, чтобы лучше мобилизовать личный состав.
      - Как видно, народ у вас хорошо обстрелянный. Традиции богатые. Мы крепко надеемся на бригаду, товарищ Якубовский. - Командарм сделал рукой утвердительный жест. - И техника у вас отличная.
      Генерал И. Д. Черняховский завел речь о преимуществах советского среднего танка Т-34, его превосходстве над немецкими танками, выявившемся уже в первые дни войны. В неоспоримых достоинствах нашей тридцатьчетверки мы хорошо убедились на деле, в боях под Сталинградом, на Курской дуге и в других сражениях. Эта боевая машина воплотила в себе лучшие качества предыдущих образцов, явилась таким оружием, которое на долгие годы определило пути развития не только отечественного, но и мирового танкостроения.
      Припоминается в связи с этим беседа о нашей боевой технике с Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым. Было это в конце апреля 1942 года в Казанских лагерях. Климент Ефремович выполнял ответственное задание партии и правительства по созданию резервных армий. А в лагеря прибыл, чтобы посмотреть двусторонние тактические учения, проверить ход формирования новых соединений. Создавалась в ту пору и наша 91-я отдельная танковая бригада.
      Климент Ефремович спросил, как молодые танкисты овладевают техникой, попросил высказать мнение о различных марках боевых машин. В частности, он спросил, какие образцы танков мне знакомы и на каких довелось воевать. Я ответил, что служил в частях, где на вооружении были легкие и средние танки Т-26, БТ, Т-37, Т-38, Т-60, Т-34 и тяжелый танк КВ. Самым маневренным, мощным и совершенным считают Т-34. В его пользу говорили многие качества. Длинноствольная пушка имела большую начальную скорость полета снаряда. На машине надежный, мощный и экономичный дизельный двигатель, который позволил намного увеличить запас хода. Танк быстрый, вездеходный, у него удачно выбраны форма корпуса, углы наклона броневых листов. Машина может таранить танки противника, неприхотлива в боевых условиях. Не случайно ее ставят выше любых отечественных и зарубежных образцов.
      В те дни мы с радостью узнали о присвоении Государственной премии творцам этого танка - М. И. Кошкину, А. А. Морозову и Н. А. Кучеренко.
      Что же касается тяжелого танка KB, то я сказал К. Е. Ворошилову, что он, по-видимому, недостаточно отработан и доставляет больше хлопот в боевой обстановке из-за неисправностей.
      Климент Ефремович подчеркнул, что KB для этого времени тоже неплохая машина и грозное оружие. Беда в том, что не все экипажи могут освоить ее за короткое время. Не всегда правильно она используется в бою - разрозненно, в низинных местах.
      Ворошилов обратил наше внимание на мастерское овладение боевой техникой, всеми ее образцами. Промышленность даст войскам танки Т-34 в достаточном количестве, но пока надо уметь воевать и другими видами танков. Каждый танкист должен стать подлинным хозяином техники, до предела выжимать ее возможности.
      Этот совет Климента Ефремовича мы настойчиво проводили в жизнь, помнили его постоянно, готовя бойцов к трудным испытаниям. Надо заметить, что в конце сорок третьего у нас на вооружении были в основном танки Т-34. Поэтому боевые возможности танковых частей, соединений и объединений резко возросли. Отличные качества этих машин дополнялись мужеством и мастерством наших воинов.
      В тридцатьчетверке будто слились воедино крепость уральской брони и мудрость наших умельцев-танкостроителей, материализовались умение оружейных дел мастеров и мысль инженеров.
      Тридцатьчетверка как бы стала воплощением надежности и живучести боевой машины, запаса прочности, который называют русским, и нестареющей красоты. Пусть не удивляется читатель таким эпитетам и определениям. Это не простая восторженность человека, который несколько десятков лет прослужил в танковых войсках и потому, дескать, может преувеличенно говорить о достоинствах такого привычного для него вида оружия. Этот танк завоевал мировое признание.
      В исключительных качествах его я убедился не только в грозовые годы. Совсем недавно мне довелось побывать на Урале, на одном из заводов, который во время войны производил танки. В городе, где он находится, на одной из площадей был установлен как памятник танк Т-34. Боевая машина прошла сотни километров фронтовых, непроторенных дорог, сквозь шквал огня, прежде чем оказалась на высоком пьедестале, олицетворяя собой доблесть боевую и трудовую. Рассказывали, что танк "взошел" на пьедестал своим ходом и оставался на этой почетной стоянке более двадцати лет. Уральский город, богатый славой своих мастеровых людей, за эти годы расстраивался, реконструировался. По новому плану строительства потребовалось перенести памятник в другое место, на несколько десятков метров от прежнего.
      Как быть? Градостроители посоветовались с творцами боевых машин, инженерами и рабочими. Решили, что лучше всего будет, если тридцатьчетверка после реанимации - после того, как снова вдохнут жизнь в ее сердце-двигатель, - сама займет отведенное ей новое место. Рабочие-танкостроители немного "поколдовали" над ней, и машина поначалу неуверенно, словно просыпаясь после глубокого сна, а потом четко заработала. По специальному настилу ее перевели к новой стоянке. Своим же ходом!
      - Так танк же уральский, нашими руками сработан, - с гордостью говорили рабочие. - Просто он был, как бывалый солдат, в запасе...
      Тогда, в сорок третьем, в разговоре с генералом И. Д. Черняховским о боевых возможностях Т-34 мы, конечно, не могли и подумать о том, какая завидная будет судьба у этой легендарной машины, как чудодейственно преобразится этот танк теперь, спустя тридцать лет после войны.
      В ночной беседе время летело незаметно. Уже забрезжил рассвет, когда генерал И. Д. Черняховский предложил мне отдохнуть, сказав, что сам он еще пободрствует, свяжется по телефону с командирами корпусов. Командарма волновали нелегкие заботы, за ними он забывал о себе и, казалось, был неутомим.
      Эти короткие, глубоко памятные встречи с командующим 60-й армией дали мне возможность увидеть, узнать Ивана Даниловича Черняховского не только как полководца, но и как обаятельного человека, одного из тех, кого Советская власть подняла к большой жизни из самых глубин народа.
      В тринадцать лет Черняховский лишился родителей, умерших от сыпного тифа в 1919 году. Сироту-беспризорника вапнярские комсомольцы взяли под свою опеку, устроили подручным слесаря на железнодорожную станцию, приняли в свою семью. Работал он и проводником грузов на участке Вапнярка - Одесса, и шофером на Новороссийском цементном заводе. Рабочий класс, комсомол дали ему путевку в армейскую жизнь, которой он отдал половину прожитых лет, горячее сердце патриота.
      Те, кто учился с ним в Одесской пехотной, в Киевской артиллерийской школах, в академии, уже тогда знали Ивана Даниловича как человека большого дарования, способного, волевого командира, высокотребовательного к себе и товарищам. Его уважали и любили за душевную щедрость и верную дружбу, за твердый характер и страстную увлеченность доверенным ему делом.
      Великую Отечественную войну он начал командиром танковой дивизии, а в июле сорок второго стал уже во главе армии. Его имя часто встречали в приказах Верховного Главнокомандующего, где скупо, но очень емко говорилось о боевых заслугах войск, руководимых генералом Черняховским, Под его началом около двух недель действовала и 91-я отдельная Фастовская танковая бригада.
      Трудные условия боевых действий потребовали нескольких перегруппировок нашего соединения, многочисленных перебросок его частей на танкоопасные направления. Бригаде приходилось, как правило, с ходу развертываться на рубежах, а с подходом стрелковых частей во взаимодействии с ними отражать танковые атаки противника, контратаковать его.
      В тот период бригада вела бои на житомирском направлении, занимая оборону восточнее Брусилова, в районе Ястребенки и западнее Радомышля, на рубеже Каменный Брод, Кайтановка. Прочно удерживая этот рубеж, части бригады неоднократно выбивали противника из Корчевки, Бежева, Киселевки и других населенных пунктов, В конце ноября бригада оборонялась в районе Радомышля и в начале декабря сдала свой участок пришедшей на смену 129-й танковой бригаде полковника Н. В. Петрушина, с которым мы еще в середине тридцатых годов служили в одном артиллерийском полку знаменитой 27-й Омской дважды Краснознаменной имени итальянского пролетариата стрелковой дивизии. Полковник Петрушин, бывший командир батареи, теперь уверенно руководил танковым соединением. Он принял участок обороны в минимально короткое время. Вскоре наша бригада сосредоточилась под Васильковом на пополнение.
      Воздавая должное мужеству и стойкости танкистов, автоматчиков, артиллеристов - всех бойцов и командиров нашей бригады, с кем вместе пришлось оборонять дальние подступы к Киеву, хотелось бы обратить внимание на одну существенную деталь. Дело в том, что нашим воинам в те дни пришлось преодолеть своеобразный психологический барьера Он заключался в том, что многим из них, привыкшим к стремительным танковым атакам и рейдам под Сталинградом, Орлом, при выходе к Днепру и в ходе освобождения Киева и Фастова, пришлось столкнуться с решением новой, казалось бы, не свойственной тогда для танкистов боевой задачи - с обороной самостоятельного участка.
      Нашим танкистам и мотострелкам приходилось сменять в обороне стрелковые подразделения и части, иногда они действовали совместно с ними, но во всех случаях они доказали, что умеют не только наступать, но и, как под Фастовом и на житомирско-радомышленском направлении, мастерски обороняться. Причем как в наступлении, так и в обороне наши части в полной мере смогли использовать свои маневренные возможности.
      Без ложной скромности можно сказать, что танкисты бригады выполнили напутствие генерала П. С. Рыбалко "на новом месте держать свою марку", оправдали надежду командарма И. Д. Черняховского - продолжать славные боевые традиции. На житомирском направлении отличились все наши части, и особенно танковый батальон капитана С. Ф. Гусева. Я полностью согласен с той оценкой, что дали ему командиры частей из 121-й стрелковой дивизии, с которыми ему пришлось взаимодействовать. Так, например, командир 705-го стрелкового полка в своей докладной писал, что 25 ноября, после полудня, противник силою до батальона с восьмью танками, из которых три типа "тигр", перешел в контратаку на боевые порядки полка, оборонявшего рубеж у села Киселевка. Атака противника была яростной. Создалась угроза прорыва переднего края обороны. Танкисты батальона С. Ф. Гусева, входившие в состав противотанкового резерва, несмотря на сильный огонь, в течение двух часов успешно отражали атаки. В результате боя превосходящий в несколько раз противник вынужден был откатиться на исходные позиции, потеряв половину своих танков.
      А вот сообщение о боевых заслугах батальона С. Ф. Гусева командира 574-го стрелкового полка, с которым он взаимодействовал на следующий день. Тот докладывал, что противник двумя батальонами пехоты при поддержке роты танков, двенадцати самоходных пушек и бронемашин потеснил боевые порядки нашей пехоты. Но благодаря решительным действиям фастовцев, враг был отброшен и понес большие потери. Командир полка ходатайствовал о представлении к правительственным наградам капитана С. Ф. Гусева и всего личного состава танкового батальона.
      О том, что успешно воевала с врагом вся бригада в целом, говорит высокая оценка Военного совета 60-й армии, который писал генералу П. С. Рыбалко: "91-я Фастовская танковая бригада за время пребывания в составе 60-й армии... с честью выполнила задачу по обороне занимаемых рубежей... За отличные боевые действия по отражению контратак превосходящих сил противника, ликвидацию его успеха и проявленное упорство и стойкость в обороне Военный совет 60-й армии объявляет благодарность всему личному составу 91-й Фастовской бригады и выражает уверенность, что в последующих боевых действиях она также покажет образцы мужества, храбрости и самоотверженности в борьбе с немецкими захватчиками".
      Этот общий успех складывался из усилий всего большого коллектива нашего танкового соединения. Я уже не раз с чувством сердечной признательности называл имена заместителей командира бригады, офицеров штаба, многих командиров, политработников, сержантов и солдат, коммунистов и комсомольцев, чьи доблесть и воинское умение умножали боевую славу бригады. Десятки из них и тогда по праву заслужили не только добрый отзыв, но и правительственные награды.
      Обращаясь ныне к фронтовым документам, просматривая эти дорогие реликвии, я с гордостью вспоминаю боевых наших ветеранов. Кроме тех, кто уже упоминался, я хотел бы назвать и таких своих боевых товарищей, как майор И. Е. Дубежко - зампотех бригады, майор Н. Г. Абрамов - наш "оператор", капитан А. И. Герасимов, старшие лейтенанты А. Л. Назаров, М. В. Таянович - командиры рот средств боевого обеспечения, подполковник А. Н. Прокудин - начмед бригады - и его помощница капитан медслужбы Л. С. Дубровская. Каждый на своем участке беззаветно выполнял возложенные на него нелегкие обязанности, не жалел себя во имя победы.
      В числе ветеранов, которые добывали очередную нашу победу под Брусиловом и Радомышлем, я вновь хочу назвать полковника Н. А. Тимофеева. Он славно поработал в те дни, вдохновляя своим страстным партийным словом наших бойцов и командиров. К сожалению, это были последние дни пребывания его в 91-й отдельной танковой бригаде. Он получил тогда предписание Главпура убыть на учебу в Москву. На должность заместителя командира бригады по политчасти - начальника политотдела был назначен полковник А. В. Балахнин.
      В последних числах ноября мы расстались с Николаем Александровичем. Запомнились его прощальные слова: "Тяжело и грустно стало у меня на сердце, Иван Игнатьевич. Такое чувство, что я вдруг могу оказаться отрезанным от нашего дружного коллектива, с которым так сроднился и сросся, с которым многие месяцы делил и радости и горе. Очень не хотелось бы расставаться, покидать бригаду, когда она так воюет. Намерен вернуться".
      Однако вернуться Николаю Александровичу не удалось. После окончания учебы он получил назначение заместителем начальники штаба 6-й танковой армии по политчасти. Но и тогда Н. А. Тимофеев не забывал бригаду. Память о ней сохранил на многие годы, а уже после войны тепло рассказал о ее людях и боевом пути в книге "Звезды на броне".
      ...Несомненно, что действия бригады на житомирском направлении - это лишь небольшой эпизод на огромном фронте борьбы за киевский плацдарм. Здесь достойно показали себя все рода войск. Если наши танковые войска, артиллерия, авиация давали возможность командованию фронта быстро сосредоточивать усилия войск на угрожаемых направлениях, создавать оборону, прочную в противотанковом и противоартиллерийском отношении, затруднять маневр резервов противника, то советская пехота - эта труженица ратных полей - буквально вгрызалась в каждый рубеж, стойко защищая каждую пядь отвоеванной советской земли. Она, а вместе с ней инженерные и другие специальные войска, неутомимые работники тыловых частей и учреждений медицинских, ремонтных, транспортных, снабженческих - сделали все необходимое, чтобы выполнить приказ Родины по удержанию киевского плацдарма.
      Настойчивые попытки гитлеровских войск прорвать нашу оборону и развить удар на житомирско-киевском направлении не увенчались успехом. К 30 ноября фронт здесь временно стабилизировался на линии Черняхов, Слипчицы, Пилипповичи, южная окраина Радомышля, северная часть Раковичей, Строевка, восточная часть Ставище, Малый Карашин.
      В этот период командующий 1-м Украинским фронтом усиливает западное и юго-западное направления, сделав перегруппировку войск. Это укрепило прочность обороны. В частности, с выходом танковых корпусов в полосу обороны 60-й армии резко возросло сопротивление наших войск на правом крыле фронта против контрударной группировки противника.
      В декабре вражеское командование предприняло еще две попытки прорваться к Киеву. В период с 6 по 14 декабря крупная танковая группировка немецко-фашистских войск нанесла удар из района Черняхова на Малин, а с 19 по 22 декабря противник пытался прорваться к Малину из района Коростеня. Однако все надежды гитлеровского командования снова выйти к Днепру и захватить Киев оказались тщетными. К 24 декабря наступательные возможности противника иссякли. Он на всем фронте вынужден был перейти к обороне.